Текст книги "Обвал"

Автор книги: Николай Камбулов

сообщить о нарушении

Текущая страница: 23 (всего у книги 24 страниц)

– Карл, этого не могло быть. – Марина отошла от окна, вся трепещущая от того, что мама Вульфа справилась с ее заданием. Так было обговорено накануне: если что случится с нею, Мариной, то фрау Вульф ответит сигналом появившемуся над виллой самолету. – Господин Карл, может, вам показалось?..

– О Гильда, еще не то было! – Старик эконом раскрыл глаза. – Что началось, через час, пожалуй… Все побережье русские разбомбили. Корабли наши пошли ко дну. Но и это еще не все… Русские, как я потом, вечером, услышал от господина Адема, бомбили по косе наши батареи… А фрау Вульф… пристрелил профессор Теодор. – Карл вновь опустил веки, из-под них, этих дряблых, пожелтевших век, выкатились слезинки. – О Гильда, меня они все бросили, никто не собирается вывозить отсюда. Вот и хочу, Гильда, навсегда уснуть на этом рыжем диване…

5

Марина вышла из домика для прислуги в тот момент, когда во дворе появился раненный в плечо капитан Нейман, которого она сразу узнала и хотела было скрыться за угол.

В это время к зданию виллы подъехала ободранная, помятая легковушка. Из машины вышли Теодор и его адъютант, полковник СД, стройный, подтянутый, будто явился ва парад. С крыльца спустился Адем при галстуке, с тростью, в руне. Марина решила подождать.

– Где Апель? – крикнул полковник Адему, но коммерсант отмахнулся:

– Это твое дело, а не мое.

Полковник с раздражением набросился на Неймана, еле стоявшего на нотах.

– Ты еще жив?! В подлодке тебе места не найдется!

– Так я же верой и правдой!.. – взмолился Нейман.

– Найдем другого, если потребуется.

– Я ранен…

– Уматывай, ты нам не нужен.

Откуда-то прибежал Апель с огромным портфелем в руке и, как скорострельная пушка, выпалил:

– Господин Адем, все готово, подлодка ждет, она уже всплыла!

– На каких условиях? – спросил Адем тоном делового человека.

– У кого есть что из ценностей, золото, кладите в мой портфель. А вы, господин Адем, можете не класть. Я подтвердил, что в швейцарских банках у вас есть капитал. Господа, время не ждет.

У Теодора при себе ничего не нашлось.

– Я тоже перевел в Швейцарию, – сказал он, обшарив карманы.

– Господа, я вношу за всех! – громко объявил Нейман. – Господа, не гоните. Моя судьба – ваша судьба. Сколько же можно ходить по земле бешеным!.. Вот мое золото! – Он сунул руку за пазуху. – Его хватит на всех нас…

У Марины мелькнула мысль: помешать побегу. У нее за голенищем зеленых резиновых сапог была ракетница, врученная ей в последнюю минуту Гансом Вульфом на всякий случай, с единственной ракетой. «Как только появятся наши самолеты, я должна просигналить им… Последняя ракета – это ж жизнь или смерть…»

– Ха-ха-ха! – вдруг страшно рассмеялся Нейман. – Моего золота хватит всем! – Он опустил руку за пазуху. – Дорога одна у нас, поехали в царствие…

Из-за пазухи Неймана вырвалось пламя, раздался оглушительный взрыв…

Марина инстинктивно упала на клумбу. Что-то тяжелое шлепнулось почти рядом, на крутом, поросшем кустарником скате, обращенном к роскошной веранде двухэтажной виллы, и Марина еще плотнее прижалась к земле…

* * *

Она долго таилась в пожухлых цветах клумбы. На участке виллы слышались стрельба, топот ног, крики. Кто-то взял ее за плечо, повернул вверх лицом:

– Мариночка! Капитан Сукуренко! Она сразу узнала майора Сучкова:

– Миленький… Иван Михайлович!..

– Лежи! Лежи! Десант высажен. И уже громит фашиста на Фрише-Нерунг. Выпей воды…

Марина приложилась губами к горлышку фляги, краем глаза увидела подошедшего Ганса Вульфа, заметила в его руке пухлый портфель Фукса и потом, увидя возле крыльца изуродованные трупы, спросила:

– Гансик, это ты их?

– Найн! Найн! Они сами себя… Закономерный конец.

К клумбе подъехал запыленный «виллис». Молоденький водитель с погонами ефрейтора, не выходя из машины, окликнул Сучкова:

– Товарищ майор, я от полковника Бокова. Он ждет вас на КП генерала Акимова.

– Знаю, знаю, – ответил Сучков. – Помоги женщине… В машину – и поехали, опаздывать нельзя.

– Да, опаздывать нельзя, – сказал Вульф. – Я вот немного опоздал… и маму не застал… Комрад Сучков, езжайте, я теперь знаю, что мне делать, Густав Крайцер научил. Прошу вас, езжайте, со своим горем я справлюсь сам…

– Гансик, твоя мама добрая, – тихо сказала Марина. – Я никогда ее не забуду! Гансик, дай я тебя обниму, как брата…

Сучков подал руку Вульфу:

– Ну, друг, ты верный товарищ! Значит, так, ты мне здорово помог. И значит, очень хорошо, когда мы вместе. До свидания, Гансик…

Они сели в «виллис», уместились на заднем сиденье. Водитель развернул машину и погнал ее на большой скорости.

– Нас самолет ждет. Но сначала в штаб фронта, – говорил Сучков на ухо Марине.

– А потом куда, товарищ майор?

Он совсем прижался губами к ее пылающему уху:

– Потом, мой капитан, в Берлин, значит…

ГЛАВА ШЕСТАЯ
КРАХ

1

В штаб Гитлера, размещавшийся в сорока пяти бетонных комнатах под серым зданием имперской канцелярии, профессор Теодор попал не сразу. Перед тем он побывал с письмом фрау Хилли у заместителя министра пропаганды, доктора политических наук, толстяка Фричи. Фричи, как показалось Теодору, без особого внимания отнесся к письму национал-социалистской функционерши, бегло прочитал и тут же сказал:

– Доктор Геббельс занят. Он на гороскопе. Подождите там, за дверью.

Едва Теодор оказался за дверью, в длиннющем коридоре, слабо освещенном мерцающими лампочками, как на него налетел белокурый лейтенант из личной охраны фюрера, в котором он сразу узнал Брюге, того, кто перед войной по дороге в «Волчью берлогу» завязал ему глаза, чтобы он не знал месторасположения восточной ставки Гитлера.

– Профессор, откуда? – с удивлением спросил Брюге.

– Из крепости Пиллау. Мне нужно к доктору Геббельсу. Вот по этому делу. – Теодор передал Брюге тревожные сообщения фрау Хилли: – В армии начался развал. Я бы хотел лично доложить фюреру. Требуется твердая рука…

– О да! – воскликнул Брюге. – Я сведу вас со своим шефом генералом Роттенхубером. Ждите здесь. Он скоро подойдет. Ах, черт побрал бы, пойдемте, я проведу вас в штаб фюрера!

Так Теодор оказался в другом длиннющем коридоре со множеством железных дверей и выходов во двор имперской канцелярии. Во дворе, среди садовых деревьев, на скамеечке, Брюге оставил Теодора, а сам побежал искать своего шефа. Однако через минуту в саду появились двое с лопатами на плечах. Один из них, низкорослый, с рыжей бороденкой, начал было рыть яму, но, заметя Теодора, крикнул:

– Эй, господин, уматывай отсюда!

– А может, сначала мы его обольем бензином, – сказал другой, пожилой, и замахнулся лопатой на Теодора: – Уходите!

Но Теодор не ушел. Начался сильный обстрел рейхсканцелярии, загорелись несколько деревьев, и двое в белых халатах поспешно скрылись за кирпичной стеной, продырявленной снарядами в нескольких местах. Теодор остался на месте, терпеливо ожидая появления начальника личной охраны фюрера генерала СС Ганса Роттенхубера: ему было интересно узнать, как теперь отнесется к нему начальник охраны. Ведь когда-то Роттенхубер, будучи рядовым полицейским, преследовал не только его, Теодора, но и вступал в открытую драку с самим Гитлером, вечно носившим при себе ременную плетку со свинцовым наконечником, – и однажды Гитлер сильно отхлестал верзилу Роттенхубера, посмевшего разогнать его сторонников, собравшихся на сборище в самой большой мюнхенской бирштубе. Сейчас, сидя на скамейке в саду, Теодор никак не мог понять, как это могло случиться, чтобы фюрер пригласил своего лютого противника Роттенхубера на должность начальника своей личной охраны…

Обстрел прекратился. Вскоре во дворе появился Роттенхубер с Гарри Менсхаузеном, который показался Теодору разбитным парнем, способным на любое дело, только прикажи. Роттенхубер, прежде чем что-то сказать Теодору, отослал Менсхаузена на пост часовым у входа в бункер фюрера и после этого задал вопрос:

– Для чего вам нужна аудиенция с фюрером?

– Я хочу получить для себя свободу действий в самой Германии. В армии наблюдается развал. Нужна твердая рука. – Он показал Роттенхуберу письмо Хилли, адресованное Геббельсу: Теодор знал, что Ганс Роттенхубер не только возглавляет личную охрану фюрера, но и является в имперской канцелярии тайным агентом СД, и от него ничего нельзя скрывать.

– У вас, господин профессор, – сказал Роттенхубер, – в этом деле рука набита. И я подскажу фюреру, чтобы он немедленно принял вас.

«Этот, бывший рядовым полицейским при Вильгельме, теперь подсказывает фюреру?! – с дрожью подумал Теодор о Роттенхубере. – Как бы он не попросил свободу действий! Что за личность в таком случае наш великий фюрер?» – Теодор съежился от этих мыслей.

Роттенхубер поднял на него испытывающий взгляд, сказал:

– Профессор, вам надо на периферию пробираться. В Бонн или в Мюнхен. Долгая служба рядом с фюрером дает мне основание дать вам ряд полезных советов… Объединяйте, вокруг себя эгоистов, жаждущих удовлетворения своих корыстных целей. Они такие люди, чаще всего бесподобные службисты, испытывают животный страх перед своим начальством и готовы ему служить, льстить, не щадя себя…

«Идиот! – подумал Теодор. – Полицейская дубинка! Куда ты лезешь со своими взглядами?! Ты болтун! И не более! О фюрер, в чьи руки ты вручил свою жизнь!»

Вновь начали рваться снаряды, и гарь заволокла весь двор. Они спустились в подземелье, прошли метров сорок по тускло освещенному коридору и остановились.

Роттенхубер строго измерил взглядом Теодора:

– Ждите, я доложу фюреру о вас. Но для этого мне нужно связаться с личным секретарем фюрера Гертрудой Юнге. Стойте, на этом месте, я пришлю за вами лейтенанта Брюге.

По всему коридору мерцали лампочки. Из комнаты в комнату тихо сновали высокопоставленные штабисты, наиболее приближенные к Гитлеру чиновники.

Быстро проскользнула по стене брюхатая тень доктора Фричи. Теодор обернулся, хотел остановить Фричи, но заместитель доктора Геббельса еще быстрее побежал, уронив какой-то листок, который, видно подхваченный потоком воздуха, кружа, опустился почти у ног Теодора. Он поднял листок и прочитал отпечатанный на машинке текст:

«Согласно завещанию ушедшего от нас фюрера, мы уполномочиваем генерала Крепса в следующем. Мы сообщаем вождю советского народа, что сегодня, в 15 часов 50 минут, добровольно ушел из жизни фюрер. На основании законного права фюрер всю власть в оставленном им завещании передал Деницу, мне и Борману. Я уполномочил Бормана установить связь с вождем советского народа. Эта связь необходима для мирных переговоров между державами, у которых наибольшие потери. Геббельс».

Теодор весь похолодел. «Проклятый Геббельс! Моего имени и этой бумаге нет!» Теодор чуть не закричал в приступа гнева, но тут появился перед ним лейтенант Брюге с техником гаража имперской канцелярии Карлом Шнейдером, и Теодор прикусил язык, подумал: «Как бы не влипнуть, похоже, здесь каждый грызет друг друга».

Теодор видел, что техник Шнейдер, только что подбежавший к лейтенанту Брюге, отвел охранника в сторонку, под самую бетонную стенку, и довольно раздраженно выпалил:

– Меня прямо нарасхват!.. Только что отправил две канистры бензина Еве Браун, как тут же звонок от Магды Геббельс: «Пришлите восемь канистр бензина». Что они, Брюге, вздумали облить бензином весь бункер, что ли?

– Шнейдер! – воскликнул Брюге и, оглянувшись на Теодора, сказал потише: – Их всех припекло огнем русской артиллерии. Некуда подаваться. – Он опять посмотрел на Теодора. – Я слышал, что фюрера уже нет в живых.

– Заткнись! – грубо одернул Шнейдер Брюге и тут же убежал в сторону выхода, ведущего во двор.

В коридоре появился одетый в форму гитлерюгенда моложавый, напыщенный Аксман и громко зачитал листовку, оказавшуюся в его руке:

– «Браво вам, берлинцы! Берлин остается немецким! Фюрер заявил это всему миру, и вы, берлинцы, заботитесь о том, чтобы его слово осталось истиной. Браво, берлинцы! Ваше поведение образцово! Дальше действуйте так же мужественно, так же упорно, без пощады и снисхождения, и тогда разобьются о вас штурмовые волны большевиков… Вы выстоите, берлинцы, подмога движется…»

Аксман, прочитав написанное в листовке, тут же ушел.

Теодор немного приободрился: «Фюрер жив! Жив! А этого Брюге надо убрать. Я это сделаю сам».

Прибежал тонкогубый Гарри Менсхаузен. Теодор подумал, что за ним, от Роттенхубера, но тот и не посмотрел на него, сразу обратился к Брюге:

– Намечается хорошая наживка. В бункер фюрера есть тайный вход. Дежурить будем на пару. Я все обдумал, согласен?

– У меня свой исход! – злобно ответил Брюге. – Я слышал, что уже создан совет по самоубийствам. Так я первым на это пойду.

– Дурак! Кому ты нужен?! Нас не тронут! – воскликнул Менсхаузен и, пристроившись к проходящей группе штабистов, скрылся с ними за поворотом коридора.

«Кошмар какой-то! – еще сильнее занервничал Теодор. – Однако надо действовать. Коль фюрер жив, за него надо стоять. Иначе Роттенхубер может меня поймать на крючок, как глупую рыбешку».

– Брюге, ты слышал, о чем говорил господин Аксман? – грозно надвинулся Теодор на белокурого Брюге. – Ты паникер, болтун! Я обязан принять меры…

– Вампиры! – весь передернулся Брюге и выхватил из кобуры пистолет. – Наш поход на Восток заканчивается созданием совета по самоубийствам. Уже раздают ампулы с ядом. Вот и завоевали мир! – Брюге мгновенно приставил дуло пистолета к своему виску, нажал на спуск, выстрелил, трепыхнулся, заспотыкался, заспотыкался и упал бездыханным под самой стеной.

2

Теодор точно не знал, где находятся апартаменты Гитлера, а те, у кого он спрашивал об этом, молча шарахались от него в разные стороны. Наконец он набрел на Роттенхубера, стоявшего под блеклой лампочкой вдвоем с Гертрудой Юнге, которая, увидя Теодора, нахмурилась:

– Профессор, вы заставляете ждать! Ганс, проводите его, я договорилась. Сейчас должен подойти Эрих Кемпка, личный шофер фюрера. Требуется две простыни и два одеяла.

– Есть! – отсалютовал Роттенхубер. – Профессор, следуйте за мной.

– Я ничего не понимаю! – было воспротивился Теодор. – Жив ли фюрер?.. Иначе я точно так же… – показал он на труп Брюге с окровавленной головой. – Я, господа, прибыл…

– Фюрер ждет вас, профессор, в своем бункере, – сказал Юнге. – Торопитесь, профессор.

По пути к «фюрербункеру» Теодор показал Роттенхуберу оброненную в коридоре доктором Фричи бумагу. Ганс покрутил ее в своих мясистых, толстых пальцах, сказал:

– Мой друг, во-первых, это черновик. А во-вторых, вы же посмотрите, профессор, здесь указывается: «Сегодня, в 15 часов 50 минут…» А сейчас, посмотрите на мои точные часы, и одиннадцати нет. Зря панику поднимаете, пошли!.. Фюрер гороскопами занимается. А позавчера господин Геббельс весь день читал фюреру главы из книги «История Фридриха Великого». Следуйте за мной!..

Гитлер долго не узнавал Теодора, вошедшего в его почти пустой подземный кабинет: из мебели одиночествовал раскрытый платяной шкаф, в котором виднелся парадный френч темно-серого цвета, второй, поношенный, френч держался на покатых плечах фюрера. К Теодору подбежали две собаки – высокая немецкая овчарка и черный маленький кобелек – обнюхали и ушли в соседнюю комнату.

Наконец Гитлер опознал Теодора, глаза его чуть округлились, и он сказал:

– О мой тайный министр, я тебя узнал! Что ты хочешь от меня?

– Мой фюрер! Я хочу получить от вас для себя свободу действий в самой Германии! Я имею большую практику наводить новый порядок!

Гитлер вдруг вскинул голову и, смахнув со лба челку, закричал:

– Чудо! Чудо! Президент Рузвельт умер! Президент Трумэн через пару дней пришлет нам телеграмму о совместных действиях против русских! Преданные мне войска Западного фронта по моему приказу идут на Берлин! Мы раздавим русских! По моему приказу доктор Геббельс поднял все старые гороскопы, предвещавшие хорошие перемены для Германии на апрель тысяча девятьсот сорок пятого года. Раздавим русских!..

– Мой фюрер! – вскрикнул Теодор возбужденно. – Я прибыл…

– Молчать! – оборвал его Гитлер. – Германская империя ждет от меня величайшего подвига. И я его совершу! Я и немецкий народ – это неразрывный сплав… Где Геббельс? – спросил он у секретарши Юнге, появившейся из другой комнаты. – Пусть он еще раз прочитает мне «Историю Фридриха Великого». Теодор, в период Семилетней войны с Россией король Фридрих Великий чуть не принял яд… Но вот умирает царица Елизавета. Ее наследник Петр III был другом и почитателем Фридриха. И Германия воспрянула! – Гитлер так энергично взмахнул руками, что френч упал с плеч, и из его нагрудного карманчика выпала ампула и откатилась по ковру к ногам Теодора.

«Это бред, бред! – со страхом думал о Гитлере бледный Теодор. – Однако ж все же вождь. – Он взглянул на ампулу, заполненную жидкостью янтарного цвета. – Вот случай показать свою преданность и заручиться…»

Теодор поднял ампулу.

– Мой фюрер! – воскликнул он. – Твое имя в сердце каждого немца! Я с величайшей радостью приму яд из этой ампулы…

Он открыл рот, но Гитлер приостановил слабым жестом.

– Мой Теодор, – еле слышно пролепетал фюрер, – пока рано…

«Мой бог, как трудно брать лидерство!» – с огорчением подумал Теодор.

Открылась дверь большой комнаты, и Теодор увидел, что там, в этой большой комнате, видно предназначенной для важных заседаний, полно высокопоставленных лиц, ему бросились в глаза Геббельс, Борман, Аксман, начальник госпиталя рейхсканцелярии профессор Хаазе и успевший каким-то образом проникнуть в эту комнату Роттенхубер.

Гитлер вдруг совсем обмяк, потускнел. Однако нашел в себе силы сказать:

– Цель остается та же – завоевание земель на востоке для германского народа. – И показал подошедшему к нему профессору Хаазе три ампулы: – В этих ампулах содержится смертельный яд.

Теодор ужаснулся: «Завоевание земель на востоке со смертельным ядом во рту! Какой бред!..»

Гитлер вдруг вскинул глаза на Теодора, произнес:

– Когда мы победим, кто спросит с нас о методе?..

«О нет! – тотчас же промелькнуло в мыслях Теодора. – Фюрер не собирается уходить из жизни… Крупп, Шахт, Стессен и другие владельцы концернов не позволят… Они уплатили ему миллиарды… Впрочем, зачем он им теперь нужен, раздавленный и почти одинокий. Будут искать другого, если сами уцелеют… А если уцелеют, то мне надо быть готовым показать им себя».

Гитлер вышел в большую комнату, дверь в которую тут же захлопнул напыщенный Аксман. Теодор решил переждать заседание важных лиц в саду, куда и отправился тотчас же. Через некоторое время – наверное, часа через три – Теодор увидел, как из запасного входа рейхсканцелярии во двор вынесли два трупа, завернутых в одеяла. Теодор напряг зрение: из одного одеяла виднелись ноги в ботинках. «Это ботинки фюрера, – определил Теодор. – Его, его ботинки! Итак, фюрера нет…» По торчащей из другого одеяла женской голове он узнал Еву Браун.

Оба трупа эсэсовцы опустили в небольшую яму без всяких почестей. Потом рейхслейтер Борман из канистры облил их бензином и бросил в яму зажженный факел. Из ямы пошел густой чад! Присутствующие на сожжении, за исключением Роттенхубера, отправились через запасной ход, в подземелье…

«Похоронили, как собаку», – отметил Теодор. Вскоре он почувствовал страшную усталость, свернулся калачиком и уснул здесь, под стеной…

3

Он проснулся днем. Возле него лежал Ганс Роттенхубер.

– Похоже, фюрера и огонь не берет, – как бы думая вслух, произнес Теодор и повернулся к генералу.

– Берет не берет, – отозвался Роттенхубер, – а скажу прямо: тела Гитлера и Евы Браун горели плохо. Я спустился вниз, чтобы распорядиться о доставке горючего. Когда поднялся наверх, трупы уже были присыпаны землей, и часовой Гарри Менсхаузен заявил мне, что невозможно было стоять на посту от невыносимого запаха, потому он и присыпал их.

Роттенхубер надолго замолчал – наверное, думал уже о другом. Потом оживился, заговорил о Менсхаузене:

– Меня поразила расчетливость Гарри… Он, пробравшись в кабинет Гитлера, снял с гитлеровского кителя, висевшего на стуле, золотой значок в надежде, что в Америке за эту реликвию дорого заплатят… Знаешь, мой друг, ты можешь рассчитывать на Гарри Менсхаузена… Я тебе подошлю его.

Роттенхубер подполз к стене и скрылся в проломе…

Еще чьи-то трупы обливали бензином, поджигали факелами и сбрасывали в другую яму. Кто-то подполз со стороны входа в подземелье. Теодор оглянулся – Гарри Менсхаузен с небольшим чемоданом в руке.

– Гарри, я профессор Теодор, кого жгут?

– Супругов Геббельсов, – ответил Гарри. – А ведь можно было бы дождаться американцев… Профессор, мне приказано провести тебя в отряд прорыва, к Роттенхуберу.

Они бросились в пролом, благополучно пересекли площадь и затем кубарем скатились не то в ложбину, не то в широкий ров, где копошились люди. Человек, оказавшийся под Теодором, ладонью ощупал его лицо, зашептал:

– Ты профессор Теодор. Не дрожи, я лейтенант Цааг. Слушай меня внимательно…

– Ну?!

– После Крыма, в январе, я попал к американцам, бежал из плена. А через месяц англичане схватили меня, Суть такая, господин профессор, и англичане, и американцы допрашивали меня в плену, говорили: готов ли я на их стороне выступить против Советского Союза? – Цааг сдернул с рядом лежащей женщины широкое клетчатое пальто: – Переодевайся, господин профессор!..

Гарри сначала вел их подземной трассой – бетонные потолки, бетонные стены, утрамбован пол. Теодор поинтересовался:

– Гарри, куда эта трасса ведет?

Менсхаузен направил луч карманного фонарика в лицо лейтенанту Цаагу, отпугнул:

– Отойди на десять шагов!

Цааг отошел, и Гарри сказал Теодору:

– Эта подземка ведет к недостроенному фюрербункеру, в рощу. Там есть небольшая взлетная площадка и дежурит самолет. Хотели доставить туда фюрера и вывезти его на самолете из Берлина в страну, которую он сам назовет… Но теперь уже поздно…

Из подземелья они вышли на поверхность неподалеку от недостроенного бункера – обширная роща по краям занялась огнем. Теодор сразу увидел сидевшего на штабеле кирпича Роттенхубера, бросился к нему…

К группе советских воинов медленно подходил офицер в немецкой форме с поднятыми руками. Он на русском языке громко произнес:

– Господин майор! Имею честь, при условии сохранения мне жизни, выдать вам живого профессора Теодора, Теодор находится вон в той пылающей роще…

– Фамилия?! – потребовал Сучков от лейтенанта.

– Лейтенант Цааг… Прошу учесть, я добровольно… выхожу из войны…

– Помолчи, значит! – воскликнул Сучков и, присмотревшись к офицеру, он узнал в нем лейтенанта Цаага – телохранителя Теодора.

«Так вот где мы с тобой повстречались, – подумал Сучков. – На Северном Кавказе тебе и в голову такая мысль, конечно, не приходила, убивал и грабил вместе со своим шефом Теодором?!»

Цаага допросили в отдельной комнате. Лейтенант ничего не скрывал, даже признался, что он был телохранителем у профессора Теодора, что Теодор имеет намерение пробиться с отрядом эсэсовцев генерала Роттенхубера на запад и что отряд будет биться насмерть.

После допроса Цаага поместили в отдельную комнату под строгую охрану.

За окном сеял дождь. Однако край неба, нависший над западной частью Берлина, уже светлел, проглядывало солнце.

– Едва ли они рискнут в дневное время. К тому же, чтобы прорваться к американцам, надо преодолеть десятки километров, занятых нашими войсками, – высказал свою мысль Сучков.

– А зачем это делать им! – возразила Марина. Она развернула карту на столе: – Миленький Иван Михайлович, посмотри, сразу за рощей идут кварталы домов. Гитлеровцы переоденутся и рассеются по домам, и их тогда труднее обнаружить. Надо немедленно действовать.

Огонь подступал все ближе к недостроенному бункеру. Роттенхубер нервничал… Нет, не оттого, что дым ел глаза и припекало уж чересчур, а оттого, что несколько эсэсовцев, в том числе и Теодор с Гарри Менсхаузеном, незаметно отпочковались, исчез Цааг, – видно, струсили идти на открытый прорыв. Злился он еще и оттого, что в точности не знал, есть ли в домах, расположенных западнее рощи, советские войска…

Прошелестела над рощей красная ракета, и Марина увидела: Сучков со своими ребятами уже окружает банду Теодора. «Миленький Иван Михайлович, за меня не тревожься, береги себя…» Она как-то читала письма-каракульки шестилетнего сынульки Сучкова… «Папа, убей Гитлера…», «Папочка, скорей кончай войну», «Папа, дедушка болеет, а мама работает и вяжет по ночам тебе варежки». «Сучков, Сучков, – думала Марина, – ты обязан вернуться с фронта. Ты очень нужен своему сынульке, жене и отцу. А у меня, миленький Иван Михайлович, ни матери, ни отца, ни мужа. Любушка моя, Андрюшенька Кравцов, погиб…»

Марина снова увидела в прогалине стелившегося дыма промелькнувшего Сучкова. «Лезет, лезет в огонь! – заволновалась она. – А сынулька ждет… О если бы у меня был сын!»

– Нас окружают! – вскричал Роттенхубер и ударил из автомата.

Марина бросилась под дерево, потом поползла навстречу орущей толпе гитлеровцев и, приподняв голову, увидела вскочившего на ноги Сучкова. Он швырнул гранату в эсэсовцев. Взрыв гранаты приземлил фашистов, но Роттенхубер успел полоснуть из автомата, и Сучков упал. Она во весь голос закричала:

– Палач Теодор, сдавайся! – И не стерпела, бросила гранату.

Через час все было закончено; оставшиеся в живых гитлеровцы подняли руки, и их тут же разоружили. Принесли раненного в руку майора Сучкова.

– Ты чего же мишенью торчала?! – сказал он и потянулся к Марине здоровой рукой, обнял. Плечи ее вздрогнули. – Ничего, ничего, Мариночка, жить будем… И гулять будем!..

Проглядывалось почти все истоптанное, окровавленное место схватки, возле недостроенного бункера возвышалась гора сложенного в беспорядке оружия – фаустпатроны, автоматы, гранаты… Поодаль от этого вороха – шагах в тридцати, наверное, – на луговинке сидели с понурыми головами пленные эсэсовцы.

Сучков обратил внимание на трехэтажный особняк с резными колоннами, с высоким фронтоном, на котором вылитый из металла орел-стервятник держал в когтях огромную свастику.

Рванул ветер, пламя перекинулось на фронтон особняка – серый хищник разжал когти, уронил двухметровую свастику, а затем и сам грохнулся на мраморную лестницу.