Текст книги "Дневники 1870-1911 гг."

Автор книги: Николай (Иван) Святитель Японский (Касаткин)

сообщить о нарушении

Текущая страница: 44 (всего у книги 47 страниц)

21 мая (3 июня) 1905. Суббота

Вчера и сегодня утром прослушал Богослужение диакона Фомы Такеока по-русски; оказывается, голос лучше, чем у всех других диаконов, легкий бас; и произношение хорошо; служить научился, так что может уже отправиться на место своей службы, на Сикоку.

70 пакетов и свертков чтения для наших военнопленных пришло из Бостона; Rev. Loomis, мой знакомый, выписал. 28 из них послал в Мацуяма, но едва ли понравится нашим – все из религиозной американской прессы.

22 мая (4 июня) 1905. Воскресенье

Иереи после Обедни служили благодарственный молебен о своей блестящей морской победе над русским флотом. Я стоял в алтаре,( молясь за бедное мое униженное Отечество. Хорошо, что с самого начала войны звон и трезвон в Соборе прекращен, еще горчее было бы слушать, как русские колокола торжествуют японские победы.

25 мая (7 июня) 1905. Среда

За праздничной Всенощной сегодня иереи выходили на Литию.

Тоска гложет душу. Копаешься все время с распределением и рассылкою книг по местам военнопленным и хоть этим отвлекаешься от горьких мыслей и чувств.

27 мая (9 июня) 1905. Пятница

Опять телеграмма – о судьбе моряков с броненосца «Бородино». Но и «Бородино» потоплено в битве, и все на нем погибли; таков и ответ.

28 мая (10 июня) 1905. Суббота

Какую прекрасную телеграмму прислал Государь адмиралу Рождественскому! Вчера приносили ее ко мне поправить русскую транскрипцию, сегодня Mr. Andre принес перевести на французский. Вот она:

«Адмирал Рождественский! Благодарю Вас и всех чинов, честно исполнявших свой долг в бою, за самоотвержение, с которым послужили России и Мне. Волею Всевышнего не суждено было увенчать успехом ваш подвиг, но вашим беззаветным мужеством Отечество всегда будет гордиться. Желаю вам скорее выздороветь, и да утешит Господь всех вас! Николай».

Поговорили мы с Mr. Andre о том, что до мира еще, вероятно, далеко и проч., и только что он вышел в одни двери, как в другие вошел о. Феодор Мидзуно с улыбкой на лице и «гогваем»* в руке: «мирзаключается», – говорит.

– А я думал, что вы с распиской за деньгами на дорогу в Си– мооса (о чем он недавно говорил), – молвил я и пошел набирать книги для отсылки пленным в Фукуока.

Желать мира я должен, несомненно, и я его желаю и молюсь за него. Но мир, такой постыдный для России, – иным он не может быть, – мир, при котором Россию обдерут как липку контрибуцией, тогда как она уже и без того крайне истощена войной (одна только нынешняя потеря флота в Цусимской битве, по собственному признанию русского Адмиралтейства, как значится в сегодняшней телеграмме в «Japan Mail», обошлась ей в 185 миллионов рублей), – такого мира как же пожелаешь для своего Отечества!..

29 мая (11 июня) 1905. Воскресенье

Не переставая приходится распивать горькую чашу. И как глотнешь, так невыносимо горько всегда, как вот теперь, воспринимать мысль о позорнейшем для Отечества мире. Мало-помалу, обыкновенно, вкус горечи смягчается. Но затем новый глоток. И так полтора года. Неудивительно, что чувствуешь себя иногда крайне усталым и изможденным.

31 мая (13 июня) 1905. Вторник

Нет нужды записывать каждый день. Все одна и та же канитель. Каждый день приходят письма то от пленных, то из России к пленным или о пленных. И вертишься как белка в колесе: то туда пишешь, то сюда пишешь. А тут священники, служащие у пленных, с неперестающими запросами и требованиями: масла, вина, свечей, икон, книг, иконописных материалов, крестиков и разного другого. Всех надо удовлетворить. И это – ежедневная сутолока. Миссийское дело совсем заброшено: перевод Богослужения остановлен, письма из Церквей не читаю; секретарь их прочитывает, и что нужно к исполнению, о том говорит мне, чтобы немедленно исполнить. <...>

9 (22) июня 1905. Четверг

Умер секретарь Миссии Сергий Нумабе, в прошлом году заболевший до невозможности служить и бывший на положении заштатного, на половинном жалованье – 18 ен 75 сен в месяц. Служил секретарем больше 20 лет, а прежде того несколько лет катехизатором. Родом из Сендая, дворянин, вполне честный – деньги Миссии могли быть поручаемы ему без опасения. Кроме того, мысленно я звал его моим громоотводом. Через его кисть проходили все мои письма к служащим Церкви и к христианам. Иной раз письмо от кого-нибудь рассердит ужасно, и продиктуешь ему ответ в самых жестких и сердитых выражениях; поклонится и уйдет, а чрез два-три часа приносит ответ в самых мягких и деликатных выражениях, но с соблюдением моих мыс-лей; между тем и у меня за это время уляжется гнев; и идет письмо, как подобает в японском духе, вежливое и приличное, хотя и строгое по содержанию. Редко-редко когда я заставлял его переписать письмо и сгустить краски. Зато уже иной раз если и сгустит по-своему, то приходится делать отбой: пожалуйста, перепиши и смягчи! Отличался также аккуратностью и точностью; всякое письмо непременно принесет прочитать, и если нужен ответ, попросит его и не забудет послать. Словом, хорошо послужил Церкви. Царство ему Небесное!

Воспитал себе и доброго преемника в нынешнем секретаре Давиде Фудзисава, отличающегося теми же японскими качествами – мягкость, вежливость, аккуратность, то есть строгой исполнительностью.

11 (24) июня 1905. Суббота

Между военнопленными много просящихся писать иконы, и по присылаемым опытам их рисованья видно, что они могут писать. Потому разосланы иконописный материал и инструменты: в Мацуяма офицеру Инглизу, в Сидзуока офицеру Рейнгардту, в Хаматера, Нарасино, Тоёхаси нижним чинам. Пусть себе с Богом занимаются! Один рисует, несколько десятков около него смотрят и развлекаются этим. Чем бы дитя ни тешилось, лишь бы не плакало. А может, и порядочные иконы напишут, – будут полезны японским церквам. В Нарасино иконописный материал на свой счет купили, в прочие места я покупал в счет пожертвований из России на нужды военнопленных. Это тоже нужда. <...>

13 (26) июня 1905. Понедельник

В Тоёхаси военнопленные предприняли построить в японской церкви там иконостас, что, вероятно, и успеют сделать. А в Сидзуока еще больше – хотят храм построить и оставить японским христианам в память по себе, но это едва ли выполнимо. <...>

14 (27) июня 1905. Вторник

Наши добрые христиане-военнопленные истинно оставят по себе незабвенный пример для японцев, как нужно, не жалея, жертвовать для Бога: постоянно приходят их пожертвования на Миссию и Церковь; и небольшие, никогда, однако, меньше ена, и довольно значительные, ен до 60 и больше. Даже жаль их; думается, на свои нужды тратили бы, ведь так бедны теперь сами, но нельзя сказать им этого, нельзя обидеть и стеснить свободное религиозное чувство.

Вот особенно замечательные коллективные пожертвования последнего времени: 1. Нижние чины, живущие в Тоофукудзи, в Фусими пожертвовали 100 ен на сооружение иконы Святителя Николая Чудотворца в серебряной ризе для того, чтобы поставить ее в храме в Кёото в память их. 2. Военнопленные порт-ар– турцы, живущие в 1-м дворе в Хаматера, собрали между собою и прислали мне 104 ен 40 сен на сооружение иконы Воскресения Христова для поставления в здешнем Соборе. 3. Военнопленные в Нарасино собрали и прислали 135 ен на сооружение иконы Спасителя для поставления тоже в здешнем Соборе, в память их пребывания в Нарасино, с подписью о сем на металлической дощечке на обороте иконы.

Сегодня в «Japan Daily Mail», в «Monthly Summary of Japanese Current Literature» есть следующее: «Оокаи Масами в журнале "Тайёо", в статье "Взятие Санкт-Петербурга", настаивает, чтобы японская армия шла и взяла Петербург для того, чтобы прямо с царем трактовать о мире. Поход этот дороговато обойдется, но можно экономить, можно заложить железные дороги» и под. Начинает и Англия вкушать плоды дружбы с Японией. Там же в «Тайёо» Кояма трактует, что «во всей Азии prestige Англии возрос от союза с Японией», и перечисляет разные другие благодеяния для Англии от этого союза.

15 (28) июня 1905. Среда

Краткий Молитвослов для рассылки всем военнопленным напечатан Миссиею и с сегодняшнего дня начинает рассылаться при следующем письме, тоже напечатанном и в нескольких экземплярах препровождаемом в места военнопленных:

«Почтенные и дорогие соотечественники!

В письмах, получаемых мною от многих из вас, чаще всего встречаются просьбы прислать Молитвенник и Евангелие. Меня всегда радуют такие просьбы, как показывающие благочестивое настроение просящих. Но, к сожалению, я далеко не всех мог удовлетворить: в миссийской библиотеке просимые книги истощились, из России их получается недостаточно. Чтобы не оставить благочестивых желаний и просьб без исполнения, я решился здесь напечатать Краткий Молитвослов и Евангелие. Молитвослов готов и ныне рассылается. Прошу всех господ офицеров и нижних чинов, между последними грамотных и еще не успевших сделаться таковыми, принять по экземпляру на благочестивое употребление и душевную пользу.

Токио. 15 (28) июня 1905.

Епископ Николай».

Напечатано 65000 экземпляров, что стоит 884 ен, то есть экземпляр Молитвослова стоит 1 сен 3 рин 6 моу, тогда как русский стоит 3 копейки, больше чем вдвое дороже нашего. Этого количества, однако, недостанет. Мы начали печатать прежде, чем стало известно точное число военнопленных ныне в Японии. Моряков после Цусимского сражения взято в плен 7281, в том числе 415 офицеров. Всех же наших пленных ныне 67 700 человек.

16 (29) июня 1905. Четверг

Отец Симеон Мии преусердно служит военнопленным, и его служение весьма полезно им. Постоянно в движении: поспевает отслужить и в Нагоя, у генералов, и в Тоёхаси заехать и совершить Богослужение, и Каназава, Сабае, Цуруга посетить и везде утешить Богослужением.

Для его здоровья это движение тоже весьма полезно: нервные припадки с ним не повторяются с тех пор, как он так деятельно стал служить у военнопленных.

Однако же его надо беречь и с ним осторожно обращаться – нервы его все еще не в порядке. В последние дни я ему на несколько его писем не ответил потому, что дела особенного не было, по которым бы они требовали ответа без промедления. И что же? Он до того расстроился этим, что стал близок к помешательству. «Простите меня, недостойного, по великой милости Вашей. Я день и ночь душевно мучусь. Мое сердце беспрестанно терзает сознание, что я за свое недостоинство лишился Вашей отеческой милости», и так далее, пишет он уже во второй раз, не дождавшись ответа на первое такого рода письмо, а ответ я ему послал почти мгновенно по прочтении его письма, испугавшись за него. Да мало того: вслед за этим вторым письмом послал сюда о. Аки– лу Хирота исключительно только затем, чтобы узнать, за что я сержусь, и умолить не сердиться. Я, конечно, и письмами, и ответами о. Акиле постарался всячески успокоить о. Симеона и в то же время зарубил себе на носу: отвечать о. Симеону на все его письма и беречь его благодушное настроение.

18 июня (1 июля) 1905. Суббота

Редко бывает такой тягостный день, как сегодня. Тоска и апатия неодолимые. Вечный гнет печальных известий давит душу до того, что она кричит и плачет неутешно. На войне мы всегда разбиты, а внутри-то России! Лучше бы не знать и не ведать того! Даже наше духовное ведомство, и то замутилось страшно. Нет просвета от бури и ненастья! А тут еще и нефигуральная непогодь и неперестающий дождь расстраивают нервы.

19 июня (2 июля) 1905. Воскресенье

<...> От военнопленных порт-артурцев 4-го двора в Хаматера получил 150 рублей с просьбою «на эти деньги соорудить икону св. Алексея для подарка от них о. Алексею Савабе, в благодарность за его ревностное служение у них». Тотчас же ответил им, что закажу икону в России и, когда будет доставлена сюда, передам ее о. Алексею. Истинно приятно, что о. Алексей стяжал такую любовь своею службою. Это уже не в первый раз свидетельствуют ему пленные свою любовь. Недавно порт-артурцы 2-го двора прислали мне прошение доставить им крест для поднесения о. Алексею и разрешить ему носить его на груди. Этим я ответил, что не имею права и власти сделать это, а пусть они, вер-нувшись в Россию, приобретут там крест и попросят Св. Синод разрешить им послать о. Алексею и разрешить также о. Алексею носить его. Св. Синод, конечно, разрешит.

От о. Алексея Савабе сегодня печальное известие, что там, в Хаматера, во 2-м дворе, случилось какое-то возмущение воен-нопленных, вследствие которого один из них застрелен, другой подстрелен. Бедные порт-артурские герои! И, вероятно, какое– нибудь недоразумение из-за плохого переводчика, не больше.

23 июня (6 июля) 1905. Четверг

С 2-х часов производился выпускной акт в Женской школе. Все было благоприлично и согласно с установленным порядком: чтение списков, раздача аттестатов кончившим курс, которых ныне 12, моя краткая речь им, чтение их речей, пение, слезы. Я в речи уподобил их «разумным девам, зажегшим светильники здесь, и внушал беречь их горящими, снабжать елеем, который есть добрые дела; если будет сие, то они будут счастливы в жизни, ибо всегда будут со светлой душой, а это и есть счастье: Царствие Божие внутри вас есть, и другим они будут доставлять счастье – всем будет тепло и светло вокруг их...». По окончании всего дал 6 ен на «симбокквай»* всем и, отказавшись от угощения, вернулся домой писать письма и делать рассылки разного к военнопленным.

24 июня (7 июля) 1905. Пятница

С 9 часов выпускной акт в Семинарии и Катехизаторской школе. В Семинарии 5 кончили курс и выходят в катехизаторы, если только лучшие из них не будут взяты в военную службу; из Катехизаторской школы двое кончили, и не жаль будет, если одного возьмут в солдаты. Тоже все было согласно с этикетом, начиная с вазы цветов на столе. В краткой речи выпускным, по поводу малого числа их, я им напомнил еврейскую пословицу «Если мало людей, будь сам за двоих», пусть трудятся, заменяя многих. Пусть смело выходят на поле своего делания: Бог видимо ободряет нас, храня Свою Церковь здесь целою и невреди-мою, несмотря на теперешние неблагоприятные обстоятельства; служащие Церкви у нас нисколько не уменьшаются, напротив, в нынешнем году их несколько более, чем было в это время в прошлом; христиане все твердо блюдут свою веру. Вы можете встретить на своем пути неразумных людей, которые вам скажут, что вы проповедуете веру, приходящую из неприятельской страны. Но вы твердо и ясно знаете, что вы идете проповедовать веру, пришедшую не из какого-либо земного царства, а с неба; вашему духовному слуху звучат слова: «Шедше в мир весь...» Сему велению повинуясь, вы идете на проповедь, и так далее. К концу акта прибыл о. Павел Савабе, в нынешнем году более бодрый, чем как был в это время в прошлом. По окончании все угощены были чаем и печеньем, и я в том числе. На «сообецуквай»* дал всем ученикам 6 ен.

На акте был и о. Борис Ямамура, утром прибывший в Токио; он первым из иереев прибыл. Ждал я в этом году на Соборе о. Якова Такая из Кагосима, много лет не бывшего в Токио; и он сам известил, что будет. Но письмо получилось от катехизатора Николая Иосида, что с о. Яковом приключился паралич – половина тела поражена. Весьма жаль! Дай Бог поправиться! Не очень он стар; а какая добрая, кроткая душа у него! <...>

25 июня (8 июля) 1905. Суббота

Целый день писал письма к военнопленным и священникам у них и рассылал разное по их требованиям.

В 3 часа пришли 12 выпускных воспитанниц, снабдил их иконами, видами Собора, наставлениями и угостил чаем.

29 июня (12 ИЮЛЯ) 1905. Среда.

Праздник Святых Апостолов Петра и Павла

Литургию и после нее молебен я совершал соборно с 6 иереями.

Между тенорами в правом хоре был и Rev. Jefferys, американский епископальный миссионер, всегда аккуратно приходящий петь Всенощную, а сегодня певший и Обедню. После службы он зашел ко мне, чтобы презентовать картину нашего Собора, обделанную, как японское «какемоно»*, и несколько номеров «Living Church» с интересными статьями. Тут же заговорил о том, что недавно писал в письме ко мне:

– Не позабочусь ли я о просвещении христианством китайских студентов, которых теперь множество в Токио и о религиозном образовании которых никто не заботится?

– Но у нас для этого людей нет, нам и для теперешних наших потребностей катехизаторов и священников мало, где же еще брать насебя новые обязанности?

– Я хотел бы заняться этим делом под вашим руководством.

– Пожалуйста, займитесь. Разве вы находите у китайских студентов благоприятную почву для сеяния Слова Божия?

– Нет. Сколько я знаю, они совсем не думают и не склонны думать о религиозных предметах.

– Так что же вам так хочется заняться ими?

– Никто не занимается ими, а мне хотелось бы под вашим ру-ководством (опять повторяет!). Не найдется ли у вас места для этого?

– То есть комнаты в доме для катехизации китайцам? Конечно,найдется, даже и людей можно найти для катехизации им, если они будут приходить сюда: П. Исикава, А. Кадзима, о. Роман Циба...

– Вот и отлично. Я попытаюсь.

Но, разумеется, ничего не выйдет. «Под вашим руководством». Кто-нибудь молодой на моем месте уши бы развесил. Чуть не в Православие просится. Но тщетны надежды на принятие истины всеми такими. На дешевое сочувствие у них душевных сил хватает, а смело и решительно переступить порог, отделяющий их от сознаваемой ими истины, нога не поднимается, гордости еще много у них, епископалов, мешающей им стряхнуть неправду и покориться истине.

Часа в три пришел Mr. Andre сдать три ящика с пожертвованиями Александро-Невской Лавры для военнопленных: книги и священные предметы. <...>

30 июня (13 июля) 1905. Четверг

Приведение в порядок статистических листов (кейкёохёо*) и выписка из них для Собора; чтение писем и прошений к Собору, которых ныне больше, чем было в прошлом году.

Между сим делом осмотр покрова и ящика, посылаемых купцом Минамидани Сеибеи губернатору Санкт-Петербурга господину Зиновьеву в память сына его Александра, убитого сыном Сеибеи'я в мае прошедшего года. Покров превосходно вышитый золотом: на белом поле два свирепых льва, кругом цветы. Ящик, в котором помещается покров, и во всю величину его, превосходно лакированный. На покрове надпись, шитая золотом, что он «в память Александра Зиновьева». При этом ящике с покровом – небольшой ящик с «макимоно»*, в котором должно быть описание обстоятельств. Приносил показать Минамидани-сын, убивший, но и сам имеющий рану от Зиновьева; пуля от его револьвера до сих пор в теле Минамидани и мешает ему ходить и двигаться скоро, больно тогда; она где-то в груди. Я советовал попросить кого-нибудь из наших перевести «макимоно», а я поправлю; все же послать к Зиновьеву-отцу чрез Французского Посланника. <...>

1 (14) июля 1905. Пятница

Утром в 7 часу Женская школа приходила прощаться: отправляются в Тоносава на каникулы, человек 25 учениц и учительниц.

Целый день выслушивание отчетов священников, пришедших на Собор. Выслушал только 6 человек. Батюшки с развитым красноречием плодят речи до пресыщения. Нового, однако, почти ничего не узнал <...>

2 (15) июля 1905. Суббота

Выслушивание остальных священников. Всех из провинции собралось ныне только 9 доселе, почти все – старики.

Военнопленные 5-го двора в Хаматера, порт-артурцы, прислали 110 ен пожертвования на Церковь. Бедные! Столько жертвуют для Бога, забывая свои нужды! Даже стеснительно принимать, жаль их, но как же и отказать? Вознагради их, Господи, душевным утешением!

После Всенощной была исповедь священников.

3 (16) июля 1905. Воскресенье

<...> Наказывает Бог Россию, то есть отступил от нее, потому что она отступила от Него. Что за дикое неистовство атеизма, злей^пей вражды на Православие и всякой умственной и нравственной мерзости теперь в русской литературе и в русской жизни! Адский мрак окутал Россию, и отчаяние берет, настанет ли когда просвет? Способны ли мы к исторической жизни? Без Бога, без нравственности, без патриотизма народ не может самостоятельно существовать. А в России, судя по ее мерзкой не только светской, но и духовной литературе, совсем гаснет вера в личного Бога, в бессмертие души; гнилой труп она по нравствен-ности, в грязного скота почти вся превратилась, не только над патриотизмом, но над всяким напоминанием о нем издевается.

Мерзкая, проклятая, оскотинившаяся, озверевшая интеллигенция в ад тянет и простой, грубый и невежественный народ. Бичуется ныне Россия. Опозорена, обесславлена, ограблена; но разве же это отрезвляет ее? Сатанический хохот радости этому из конца в конец раздается по ней. Коли собственному позору и гибели смеется, то уже не в когтях ли злого демона она вся? Неистовое безумие обуяло ее, и нет помогающего ей, потому что самое злое неистовство ее – против Бога, самое имя которого она топчет в грязь, богохульством дышат уста ее. Конечно, есть малый остаток добра, но он, видно, до того мал, что не о нем сказано: «Семя свято стояние ее...»[Ис. 6:13. Так святое семя будет корнем ее (Земли)...] Душа стонет, сердце разорваться готово. Единственное утешение, что смерть не за горами, не долго еще мытариться видом всех мерзостей, неистового безбожия и падения в пропасть проклятия Божия навлекаемого на себя моего Отечества.

4 (17) июля 1905. Понедельник

Ночью помер в университетском госпитале катехизатор Николай Явата, давно уже заболевший ужасною болезнью – суживанием глотки, почти совсем лишившей его возможности питаться.

Священники сегодня держат свой «найквай»*, предварительное пред Собором частное совещание.

Послал в Мацуяма одну тысячу ен из двух, пожертвованных американским благотворительным обществом; на белье, платье и прочие нужды наших больных в госпитале будет употреблена.

5 (18 июля) 1905. Вторник

С 8 часов было в Соборе отпевание катехизатора Николая Явата; четыре иерея со мной отпели его.

С 10 часов начался Собор наш. Всего 15 человек на нем заседало: 9 священников, собравшихся из провинции, 5 здешних и я. До 12 часов в Крестовой церкви ценили состояние Церкви, число служащих, решили кое-что о священниках. С 2 часов делали распределение катехизаторов, заседая в большой красной комнате наверху.

6 (19) июля 1905. Среда

Распределение катехизаторов прочитано, кое-что переменено. С 10 часов вошли в церковь, где распределение опять было прочитано и утверждено. Затем о. Иоанн Оно сказал поочередно сущность всех «икен»* – предложений, присланных Собору; ничто из них не было принято. К 12 часам соборные дела все кончились. Пропето было «Достойно», и я сделал отпуст. Речи никакой не говорил, только при открытии Собора сказал краткую речь. В рутину обратилось это дело, вдохновения не чувствуется, особенно при таком маленьком Соборе и при таких грустных обстоятельствах.

7 (20) июля 1905. Четверг

Послесоборные дела. Чтение корректуры Евангелия, печатаемого для военнопленных. Отпуск учеников Семинарии в Босиу на каникулы; 15 человек осталось и отправлены туда; при них повар и слуга; за их помещение там 10 ен в месяц.

9 (22) июля 1905. Суббота

Утром является о. Борис Ямамура и говорит:

– Ошиблись в распределении. И. Синовара и не думал проситься о переводе его из Мидзусава, а мы на частном собрании приняли, что он просился. Он обиделся, когда я уведомил его, что он переведен. Нельзя ли его оставить в Мидзусава?

– Посоветуйтесь со священниками, как это сделать.

Через час приходит он вместе с о. И. Оно, и приносят они целый лист надуманных перемен, уже не одного Синовара касающихся, а мноЬих. Я рассердился и не мог удержаться от горячего выговора им. Так-то они уважают Собор! Сами подрывают его силу и значение. Кто же после этого станет дорожить соборным определением и подчиняться ему, если священники так легкомысленно нарушают его? Только что утверждено в церкви, пред лицом Божьим, и когда часть заседавших уже разошлась, остальные переделывают утвержденное по-своему! И прочее. Синовара оставить на прежнем месте я позволил и еще одну перемену – тоже, все прочее не допустил.

И еще одно легкомыслие – в другом роде. Отец Иоанн Оно– младший, служащий у военнопленных в Хаматера, на днях написал мне, что у него недостает 1300 Азбук неграмотным. Я удивился, однако же послал это количество из вновь напечатанных экземпляров. Сегодня отправлен ящик, и сегодня же получено потом письмо от него, что «Азбуки всем есть из прежде посланных, что он прежде написал по ошибке, а если кто еще будет нуждаться, то он известит». Возись с этим народом!

10 (23) июля 1905. Воскресенье

Было бы хорошее воскресенье: и погода радостная, и в церкви христиан много; но свинцом лежит на душе опозорение России, и от этого все в свинцовом, тусклом и мутном виде.

До следующего воскресенья, 17 (30) июля 1905 г., вся неделя прошла в разборке книг, пришедших из России для военнопленных. Особенно много пришло творений св. Иоанна Златоустого, нового перевода Санкт-Петербургской Духовной Академии, все доселе вышедшие 10 томов, каждый в 15 экземплярах. Кроме сего дела, – ответы на кипы писем от военнопленных и из России о них же. Но сегодня, сверх всего этого, я болен. И к Обедне не ходил. Ночью простудил желудок, и ныне почти беспрерывная резь, невозможность заснуть, оттуда ослабелость и необходимость лежать и ныть. Несносно!

18 (31) июля 1905. Понедельник

Необходимость раздавать жалованье заставила не лежать, хоть и охать. А к позору присоединилась новая клякса на лицо России: Сахалин забирают японцы по частям; нигде, конечно, нет им сопротивления, по малочисленности нашей. Кладут японцы наше сокровище себе в карман; уже рассчитали, что одного каменного угля у них на Сахалине теперь на 500 миллионов; а пленных русских – чиновников с женами и детьми привозят сюда и сдают французским консулам, военных забирают в плен и расселяют по колониям русских военнопленных здесь. Впрочем, в Хиросаки открыли для сахалинцев новую колонию, поселили там офицеров; нижних же чинов, около 500 человек, прислали в Нарасино, поблизости от Токио.

Сейчас только что ушел от меня Петр Уцияма, наш учитель Семинарии, взятый в военную службу и ныне в качестве переводчика сопровождавший пленных сахалинцев в Нарасино.

Встреча лично для нас с ним приятная, так как я люблю его, как своего хорошего воспитанника; и я его напоил чаем и обласкал, но он не знает, какую боль причинил мне своими добродушными рассказами.

19 июля (1 августа) 1905. Вторник

Еще беда. Отца Алексея Савабе очень полюбили его нынешние прихожане – военнопленные порт-артурцы в Хаматера. И вдруг ныне ему – запрещение ходить к ним и служить у них! И решено это Военным министром, так что уже и поправить нельзя. Отчего? Нарушил какое-нибудь маленькое правило; кажется, хотел отослать ко мне прямо, не чрез контору, какое-то письмо военнопленных, так, по крайней мере, по его известию мне. Письмо, конечно, должно быть, самое невинное – о книгах или о пожертвованиях и под.

Но такова японская система. Здесь закон и правило царят, и этим сильна Япония; этим, между прочим, она ныне и Россию бьет. В России не закон, а «усмотрение», и оттого разброд и беспорядок. Всякий знает, что закон во всякое время может быть нарушен имеющим право «усмотрения», отчего и не имеющие сего права не хотят знать закона. В Японии не так. Исполняешь закон и правило, – будь покоен, никто тебе не помешает жить и делать свое дело; нарушил хоть бы маленький параграф установленного порядка, – долой с твоего места, вот как теперь и о. Алексей. Японию, несомненно, в этом отношении нужно поставить в образец России, хЛтя нельзя не заметить, что мертвая японская система значительно выиграла бы, если оживить ее несколько русским «усмотрением», не тем беспорядочным и самовольным усмотрением, границ не знающим, которое ныне царит в России, а ра-зумным и вникающим. Например, следовало бы усмотреть, что отставление о. Алексея от служения у военнопленных большое огорчение и неудобство им, а отставляется он из-за проступка самого микроскопического и не имеющего никакого значения.

22 июля (4 августа) 1905. Пятница

Запрещение от Военного министерства о. Алексею Савабе служить у военнопленных за нарушение одного из правил опубликовано по всем местам военнопленных, так что нельзя и надеяться, чтобы это запрещение было когда-нибудь снято. Жаль, военнопленные лишились одного из наиболее усердных иереев. Придется, вероятно, о. Романа Циба послать вместо него, хотя он может только читать ектений, не понимая смысла их, так как образования в Семинарии не получил, а вышел из причетников.

1 (14) августа 1905. Понедельник

Разослано по всем местам военнопленных мое печатное письмо к ним, уведомляющее, что всем им послано будет по крестику, нижним чинам – серебряные, господам офицерам – вызолоченные; прошу я, чтобы отовсюду известили меня о числе православных, имеющих получить крестики. Католики и протестанты, кто желает, тоже может получить крестик. А не желающие, равно евреи и магометане, получат деньгами стоимость крестика – 10 сен и шнурка к нему – 5 сен, чтобы выставили и число сих в приложенном листе.

Японцы уже забрали Сахалин. Военный губернатор Сахалина генерал-лейтенант Ляпунов взят в плен и с ним больше тысячи нашего войска. Поселяют воинов наших, перевезя в Японию, в Хиросаки и Нарасино, как выше сказано; гражданских чинов с женами и детьми сдают французским властям здесь для отправки в Россию. Дальше японцы принимаются за Камчатку, кз.ж6тся •

2 (15) августа 1905. Вторник

Подобно как о. Алексею Савабе, и о. Петру Ямагаке японское начальство запретило вход к военнопленным и, значит, служение у них. Из Военного министерства дано нам уведомление о сем. Какая причина, не известно; тоже, конечно, за нарушение какого-нибудь мизерного правила. Нечего делать! Послал о. Петру дорожные, чтобы он возвращался в Токио и отсюда домой, в Мориока, для служения своей Японской Церкви.

4 (17) августа 1905. Четверг

Рано утром из Кагосима катехизатор Николай Иосида уведомил телеграммой, что о. Яков Такая помер. Царство ему Небесное! Добрый был иерей. Тотчас же послана телеграмма о. Петру

Ямагаке в Кокура, чтобы он немедленно отправился погребсти о. Якова, а в Кагосима, что о. Петр прибудет для погребения. <...> В Кагосима еще телеграммой переведено 40 ен на расходы по погребению о. Якова.

Занятия все эти дни одни и те же – рассылка книг военнопленным и переписка с ними. Еще рассылка содержания служащим Церкви на 9 и 10 месяцы.

8 (21) августа 1905. Понедельник

Отец Петр Сибаяма из Нагоя прибыл, привез дочку в школу; долго рассказывал про военнопленных в Нагоя; между прочим рассказал, что генералы, живущие в Ниси Хонгвандзи, никогда не видятся с генералами, помещенными в Хигаси Хонгвандзи; видно, что Смирнов и Фок не согласны были в деле сдачи Порт– Артура японцам: Смирнов был против Стесселя и сдачи, а Фок за Стесселя.