Текст книги "Дневники 1870-1911 гг."

Автор книги: Николай (Иван) Святитель Японский (Касаткин)

сообщить о нарушении

Текущая страница: 40 (всего у книги 47 страниц)

23 июля (5 августа) 1904. Пятница

Отец Сергий Судзуки, служащий у наших военнопленных в Мацуяма, имеет при сем служении два неудобства:

1. При совершении им Богослужения должны присутствовать японский чиновник и переводчик – оба язычники; они тяготятся Богослужением, скучая при нем, и потому всегда торопят отца Сергия служить скорей; кроме того, им иногда некогда, – заняты другим, и отец Сергий, пришедший для Богослужения, должен долго ожидать их, иногда тщетно; например, недавно он три часа прождал переводчика и ушел, не дождавшись его, оставив больше ста русских пленных без Богослужения.

2. Отец Сергий совершает Богослужение в 8 помещениях пленных; помещения эти разбросаны по городу; в каждое он должен идти один, ища там способных между пленными петь и читать; в некоторых помещениях есть весьма искусные чтецы и певцы, а в иных нет. Следовало бы ему, избрав из русских хорошего чтеца и певца, иметь его при себе причетником, так чтоб этот причетник ходил с ним из одного помещения в другое, помогать при Богослужении. Но правила, составленные для пленных, не позволяют ни служить без переводчика, ни брать пленного из одного помещения в другое.

Сильно настаиваю я теперь, чтоб отец Павел Морита выхлопотал здесь в Военном Министерстве послабление по двум этим пунктам: резоны весьма ясные в пользу сего; но японцы – строгие блюстители установленного; не знаю, удастся ли отцу Павлу выхлопотать; сегодня он остался в Токио преимущественно для этого.

Вечером

Вышеозначенное не удалось. И виною этому, как оказывается, бестактность отца Сергия Судзуки, проявленная им при служении в Мацуяма. В Военном Министерстве сказали отцу Павлу: «Отправляйтесь и служите; если будете служить и вести себя как должно, то на месте можете получить нужные для вас послабления правил».

Чиновник же Канцелярии, заведующей военнопленными (Хоре дзёохоо-кёку*), ласково и участливо разговаривал с отцом Павлом, сообщил ему следующее: отец Сергий бестактными своими речами в одну й другую сторону очень раздражил там начальство, заведующее военнопленными; сим последним он говорит: «я сделал бы то – и то, или я служил бы тогда и тогда, да не позволяют», как бы жалуясь русским на свое начальство; а начальству часто говорит: «вы притесняете религию, вы гоните христианство, не понимая его».

Все это до того вооружило против него заведующих военно-пленными, что отсюда, из Токио, отправили чиновника удостовериться, действительно ли Судзуки совсем неудобный для служения там. Этот самый чиновник, разговаривавший с отцом Павлом, был оным ревизором. Он понял, вникнувши в дело, что Судзуки совсем не враг Отечества (кокузоку*), как обозвали его, а просто бестактный простодушный человек; дал ему наставление и вернулся в Токио, оставив его при своем служении.

Отец Павел Морита, разумеется, не будет таким бестактным – он умней и практичней отца Сергия. Он же может по-товарищески руководить в этом отношении отца Сергия, учась сам у него на первый раз совершению Богослужений и треб по-славянски. Дай Бог только, чтоб отец Павел воздержался от своего собственного недостатка – наклонности к интриге; больно любит он отводить чужую воду на свое поле.

Снабдил отца Павла свидетельством за печатью, что он «пра-вославный священник, посланный для совершения Богослужений и священнических треб у военнопленных в Маругаме и Химедзи», всеми священными предметами, необходимыми для Богослужений, начиная от антиминса до церковного полотенца, дорожными деньгами, – и завтра рано утром он отправится в путь. Усердное служение наших священников у военнопленных и хорошее обращение японцев с военнопленными вообще немало принесут пользы для Японской Православной Церкви и для сближения Японии с Россиею вообще: больше тысячи пленных, вернувшись, разойдутся в тысячи мест России и везде молвят доброе слово о японцах и Японской Православной Церкви.

Нужно надеяться, что с пленными японцами в России также обращаются хорошо, и они, вернувшись домой, молвят не менее доброе слово о России...

24 июля (6 августа) 1904. Суббота

<...> 73-летний старик, язычник из Цусима, застрахованным письмом пишет мне много и убедительно, что «нынешняя война между Россией и Японией дурное дело, противное воле Небесного Царя (Тентеи*), одинаково любящего всех людей как своих детей», и просит «постараться о скорейшем прекращении ее».

Какое высокое понятие о важности духовного сана и служении, но как-то не соответствует действительности! И как печально все это! Хотелось бы утешить доброго старика чем-либо, но чем же?

Опять пришлось позвать ушного врача, но на этот раз уже не прежнего обдиралу, по 10 ен за визит, а Оконоги, тоже славящегося своим искусством, 9 лет пробывшего в Германии и учившегося в Тюбингенском университете. Он славится также своим бескорыстием. Осмотрел, кое-что посоветовал, дал помпочку продувать уши, то есть по возможности приводить в действие косточки за барабанной перепонкой.

26 июля (8 августа) 1904. Понедельник

Делал список иконам, хранящимся в ризнице; почти все такие, которые нужно беречь, как образцовые для списывания.

Доктор Ясосима, сострадающий моему одиночеству за удалением всех русских по случаю войны, сегодня прислал мне шелковый круглый веер и корзину яблоков и дуль [груши]. Не знаю, чем отдаривать его; как завзятый буддист, христианских кни– жбк не берет, больше у меня нет ничего для подарков.

28 июля (10 августа) 1904. Среда

Утром письма в Россию, потом занятие в ризнице.

Отец Яков Мацуда пишет: «В Окаяма один христианин, военный, с начала войны вышел из Церкви. Теперь он на войне убит, и родные просят церковных молитв о нем. Можно ли молиться? » Отвечено: «Так как он сам исключил себя из членов Церкви, то церковные молитвы о нем неуместны. Но поелику родные просят, то пусть помолится». Господь с ним! Вероятно, по неразумению оставил Церковь, а не от зловерия.

1 (14) августа 1904. Воскресенье

Грустно начинается 69-й год моей жизни. Вдали канонада Порт-Артура, который, вероятно, долго не выдержит, еще дальше беспрерывные бои, результатом которых все больший и больший наплыв в Японию наших пленных.

В Токио уже составилось общество на акциях для эксплуатации в Маньчжурии и Корее, – так уверены японцы в завладении Маньчжурией и Кореей. И весь свет торжествует, что Россия разбита и посрамлена. Особенно дикою кажется радость протестантских миссионеров, которые молятся на Японию за то, что здесь не мешают им петь свой кошачий концерт разноголосицы проповеди, и проклинают Россию за недозволение им сего. Имбри, Бачелор и все эти Reverend'bi, обливающие ядом своей ненависти Россию, просто изумляют своим антихристианством. Наши настоящие враги – японцы – куда человечней этих проповедников Христа! Японцы только гордятся и бахвалятся нынешними своими победами и с видом превосходства и пренебрежения трактуют Россию, ненависти же не высказывают; а вот англичане и американцы, особенно все их Reverend'bi, по уши погружены в сатанический грех человеконенавидения.

2 (15) августа 1904. Понедельник

По сегодняшнему номеру «Japan Daily Mail», «русский флот, бывший в гавани Порт-Артура, вышел для сражения и японцами совсем разбит, владивостокская эскадра, состоящая из трех судов, в Цусимском проливе также разбита, и "Рюрик" потоплен, а два другие судна поврежденные убежали. Японцы при всем этом имели лишь пустячные (trifling) изъяны». Город ныне расцвечен флагами. Издатель «Mail» Captain Brinkley, захлебываясь восторгом, танцует качучу, припевая, что Порт-Артур при последнем издыхании, а Куропаткин подбирает фалды, собираясь бежать.

Впрочем, есть и очень доброе: 12 августа нового стиля наша Русская Императрица родила сына, значит, прямого наследника Императору. Благослови его Бог возрасти в благочестивого, истинно православного и мудрого, и крепкого Императора!

3 (16) августа 1904. Вторник

Нескончаемые подробности о разбитии Порт-Артурского флота и потоплении «Рюрика», с которого, впрочем, 600 человек из 760 спасены японцами. Brinkley долго еще будет смаковать эту необыкновенно сладкую для него и обильную жвачку.

Но так или иначе нас все бьют и бьют. Почему? Потому что к войне не были готовы. Но когда же мы были готовы при начале войны с кем бы то ни было? В 12-м году разве мы были готовы встретить Наполеона? Нисколько; мы заняты были тогда войною с Турциею. Пред Севастопольской войной были? Отнюдь нет. У неприятелей уже был паровой флот, а у нас парусные суда, у тех дальнобойное оружие, у нас старое вооружение, так что враги нас побивали издалека точно безоружных против них. – Даже к турецкой войне не вооружились как должно, иначе Плевненско– го позора не было бы. Вот и теперь то же, как по-писаному. Японцы вооружились до зубов, а мы смотрели на это во все глаза и не замечали, и никаких мер со своей стороны не принимали, – ну и платимся за свое ротозейство и свою феноменальную глупость.

4 (17) августа 1904. Среда

Несчастная эта война с мыслей не идет, ко всему примешивается и все портит; знать, патриотизм такое же естественное чувство человека, как сознание своего «я». Что будешь делать! Нужно терпеть это беспрерывное мучительное колотье.

6 (19) августа 1904. Пятница.

Праздник Преображения Господня

Никогда прежде не чувствовал себя так грустно и одиноко. В церкви вчера и сегодня почти никого. В газетах Россия окончательно побита и ограблена: «Маньчжурия возвращена Китаю, Порт-Артур и Дальний сделались японскими; японцы, кроме того, взяли себе Сахалин, Камчатку, Сибирь до Енисея; проведенная Россией Маньчжурская железная дорога, конечно, сделалась японскою; сверх всего этого японцы взяли с России контрибуции тысячу миллионов рублей да еще хвалятся, что это весьма скромно и умеренно».

Вот и утешайся тем, что ты русский! Быть может, в России нечто подобное проделывают и с Японией, но так как русских газет сюда не доходит, то приходится быть односторонним, что так же неприятно, как если бы сквозной ветер продувал одну сторону тела, не касаясь другой, при чем, как известно, возбуждаются ревматические боли, если ревматизм есть в теле.

7 (20) августа 1904. Суббота

В числе 600 спасенных японцами при потоплении крейсера «Рюрик» оказался судовой священник. Но, по сегодняшним газетам, его отписывают в Нагасаки для отправления в Россию, так как он в числе пленных не считается. Просил я Mr. Andre (бывшего сегодня у меня, чтоб передать вексель на 3290 ен 96 сен из Святейшего Синода на содержание Миссии, присланный чрез Французского Посланника) передать мою просьбу Французскому Посланнику, чтоб он походатайствовал у японского правительства оставить здесь священника с «Рюрика», не в виде пленного, а для удовлетворения нужд его же паствы, оставленной пленного в Японии. Очень желательно, чтоб это состоялось.

Последние три дня я занят был выборкою книг и брошюр из запасной библиотеки для отсылки пленным в Химедзи, где уже поселено много их и куда, вероятно, отправят спасенных с «Рюрика».

Всех русских военнопленных ныне к 15 августа нового стиля в Японии, – как сегодня в официальной газете извещается, – 1408, в том числе 53 офицера; из них: 1 полковник, 5 подполковников, 7 майоров, 10 капитанов, 15 поручиков, 15 прапорщиков (и 600 с крейсера «Рюрик»; да пишут еще, что человек 500 больных лежат в японских госпиталях в Маньчжурии, до того слабых, что их нельзя было переправить в Японию с прочими военнопленными).

Получено сегодня от отца Павла Морита весьма подробное письмо, в котором он описывает, как с отцом Сергием Судзуки посещал военнопленных в Мацуяма и как все хорошо, сердечно принимали их. Особенно трогательно описывает благочестие больных: все просят молитв, сами усердно молятся, дорожат священническим благословением, непременно целуют благословляющую руку. Лучшие места письма я велел напечатать для прочтения всем японским христианам. Офицеры спрашивают у священников: «Отчего у них (на рясах) нет наперсных крестов? » Это дало мне мысль: если они до конца хорошо исполнят свою службу у русских, выхлопотать им в награду наперсные кресты от Святейшего Синода.

8 (21) августа 1904. Воскресенье

Видно, что положение Миссии интересует многих между ино-странцами; несмотря на то, что к Богослужениям у нас ныне нет звона, иностранцы нередки при Богослужениях; так и сегодня два англичанина в отличной коляске приехали к Обедне и пробыли до конца службы; даже длинную проповедь отца Феодора Мидзуно всю прослушали, вероятно, ни слова не понимая.

9 (22) августа 1904. Понедельник

Составил список книг, отправляемых нашим военнопленным в Химедзи. И сюда пойдет немалое количество: 104 наименования книг и 1326 брошюр.

Отец Сергий Судзуки извещает о прибытии в Мацуяма 152 раненых с крейсера «Рюрик». Он встретил их при высадке на берег, «сказал им утешительное слово» и помолился с ними; «все они усердно молились и благодарили Бога и нас», пишет отец Сергий. Благословил он крестиками не имевших оных, но недостало для всех; просит отец Сергий еще 300 крестиков послать ему. По прочтении сего я тотчас же послал за шелковыми шнурками (за которые заплачено 15 ен 75 сен), а потом выдал 300 крестиков (которые, все серебряные, стоят 30 ен) и по приготовлении немедленно отправил к отцу Сергию.

11 (24) августа 1904. Среда

Получены 6-7 и 8 выпуски «Известий Братства Православной Церкви в Китае». Преосвященный Иннокентий действует отлично, все русские, служащие под его началом, одушевлены; жаль только, что литература в журнале очень плохая. Петербургское подворье Пекинской Миссии проповедует и служит на славу. И как все широко и разумно устроено! Сколько людей привлечено на служение миссийскому делу! Японская Миссия пред всем этим просто пигмей. А хорошо бы и нам завести подворье в Петербурге или Москве; только ни умения, ни людей на это.

12 (25) августа 1904. Четверг

Японские и английские газеты только и трубят о доброте японцев и о зверствах русских. Но вот и обратная сторона медали. В полученном сегодня 26 номере «Церковного Вестника» пишется:

«На глазах иностранных корреспондентов и военных агентов японцы скрепя сердце ухаживали за русскими ранеными и кормили их, но когда были уверены, что за ними не наблюдают, вымещали на них свою злобу, прокалывали грудь штыками, перерезали горло, разбивали ноги прикладами, а голову каменьями, издевались не только над живыми, но и над мертвыми. В деле при Вафангоу, например, видели, как японские кавалеристы кололи и рубили раненых; трупы были потом освидетельствованы и оказались покрытыми десятками ударов (на одном 28 ран), головы и лица рассечены, глаза выбиты и так далее, об этом русским генералом составлен протокол, подписанный фран-цузским, английским и испанским агентами. Был случай, что японцы, взявши в плен семь раненых, напоили их, накормили и дали курить, а потом (полагая, что европейский глаз уже не смотрит) вывели их поочередно из фанзы и перерезали горло. Подобных фактов, надлежаще удостоверенных, набралось масса...»

Из того же 26 номера «Церковного Вестника» видно, что Корейская Духовная Миссия лишилась своего прекрасного начальника: Архимандрит Хрисанф возведен в Епископа, наречен Чебоксарским и оставлен в России, к его собственному сожалению, как говорится в известии, так как он уже успел сродниться с миссионерским делом. Крайне прискорбно! Лишь только посеют что – и вырвут с корнем. А так было радостно, что вот у нас теперь и в Китае, и в Корее весьма ревностные и способные начальники Миссий и много надежд впереди...<...>

15 (28) августа 1904. Воскресенье.

Праздник Успения Пресвятой Богородицы

Двадцать четыре года тому назад в этот день я служил Литургию в Крестовой Церкви Высокопреосвященного Митрополита Исидора в Петербурге вместе с ним и после нее уехал из Петербурга сюда. Накануне хотел уехать, но Владыка удержал: «Зачем так торопиться? Завтра помолимся вместе, тогда и отправляйтесь». Сегодня вспомнил это и грустно и бедно молился, стоя в алтаре. Литургию совершали два священника, в церкви весьма мало было. <.„>

19 августа (1 сентября) 1904. Четверг

Мы с Накаем начали наше обычное дело перевода Богослужения. Считывали сегодня переписанное стариком Оогое за каникулы из Праздничной Минеи. Этому делу не мешало, но порядочно удручало убийственное расположение духа. С самого утра Давид, секретарь, испортил его пачкою писем, по которым требуется экстренная рассылка денег; всего больше 70 ен разослано сегодня экстренно. А тут еще неперестающие поражения русских в войне, и издевательства над сим англичан и японцев, и разное другое неприятное, – как тут соблюсти равновесие духа?

20 августа (2 сентября) 1904. Пятница

С 8 часов в Соборе отслужен молебен пред началом учения мною тремя иереями. – Выходя из Собора, я увидел вывешенные над воротами флаги с солнцем. «Что за причина?» – спрашиваю в комнате у слуги Никанора; он затрудняется ясно ответить, только промямлил: «Там, в Маньчжурии...» Я догадался, что это празднуется японцами разбитие их тремя армиями при Liaoyang'e нашего Куропаткина. Действительно, после видел все соседние дома, увешанные флагами. В школах распределение уроков сделано.

22 августа (4 сентября) 1904. Воскресенье

Выходя из церкви, увидел Варнаву Осозава, который только что перед каникулами кончил курс в Семинарии первым учеником и назначен был катехизатором в церковь Оосака, откуда уже и пришел хороший отзыв, что он хорошо служит.

– Что за причина?

– Потребовали для исполнения воинской повинности.

Весьма жаль! Один из надежных для Церкви молодых людей

был. Едва ли опять придется ему служить Церкви; говорит, что недели чрез две должен будет отправиться на поле военных действий – «обучится-де дорогой и на деле» военному искусству.

Добросовестно вернул недавно посланное ему содержание за 10-й месяц вместе с 9-м, которое – за 9-й – истратил на расплаты и на дорогу.

25 августа (7 сентября) 1904. Среда

Отец Тит Комацу пишет, что у него случилось несчастие: дорогой на ночлег антиминс и крест украли. Пишет красно: с вором-де дорогой сошелся и подружился, думая, что это добрый человек; легли спать в одной комнате, но в полночь хватился, – нет ни его, ни антиминса и требного креста.

Что-то хитро; должно быть, не так было; антиминса в дорогу отцу Титу не для чего было брать. Но как пропал у него этот священный, столь важный предмет, трудно догадаться, потому что отец Тит отличается наклонностью солгать. Во всяком случае, беда немалая и едва ли поправимая. В наказание не дам отцу Титу антиминса до следующего Собора; пусть это будет вроде запрещения служить Литургию. Для его прихода это не будет чувствительным лишением, так как он и без того по лености почти не служит Литургий. Плохой иерей, и чем дальше, тем плоше делается; только бродит, болтает и занимается своими семейными делами.

Принят опять на службу катехизатором Василий Окуяма, несколько месяцев тому назад в Сендае оставивший церковную службу, чтобы по найму преподавать русский язык военным; ученики его теперь ушли на войну, и он остался, как рак на мели, и стал проситься сюда. Конечно, я его не принял бы, если бы не было крайней необходимости послать в Бато, Кунасе, Янава и Мотеки, каковая Церковь остается до сих пор без катехизатора. Написал ему отправиться туда.

Принялись сегодня мы с Накаем за перевод Ирмология начиная с 1-й песни 1-го гласа. Давно чувствуется необходимость перевести подряд все ирмосы.

26 августа (8 сентября) 1904. Четверг

В Химедзи наших военнопленных 763 человека, в числе которых 66 больных.

Отец Павел Морита совершал у них Богослужение и сказал им две проповеди, о чем сегодня получено от него пространнейшее письмо с приложением его проповедей по-русски; в последних сказывается его характер – льстивый и дрянной: нужно было ему угодить японскому начальству чрез переводчика, имеющему сведения о том, что он говорит русским, и вот он долбит русским, что «они чрезмерно облагодетельствованы Его Величеством Японским Императором и потому должны быть бесконечно благодарны ему и Японии, вести себя хорошо, и прочее в этом роде». Зато упоминает, что переводчик весьма хвалил его проповеди. Нет, это не простосердечный отец Сергий Судзуки, который, как видно по его почти ежедневным кратким письмам, с искренним усердием и любовью исполняет свое служение у несчастных русских.

28 августа (10 сентября) 1904. Суббота

Раннюю Обедню пели семинаристы 7 и 6 курсов и наполовину так хорошо, что я истинно порадован был успехом преподавания двухголосного пения, начатого в прошлом году в это время. Почти свободно владеют голосами, так что многое пели не хуже, чем пели сами учителя пения во время каникул. Но многое и разнили, – значит, еще недостаточно научены. Поэтому я призвал регента Алексея Обара и сказал ему, чтоб и в этом году было еженедельно по три класса двухголосного пения у семинаристов и в Женской школе, значит, чтоб расписание семинарских уроков было несколько исправлено, так как в нем для двухголосного пения назначен был всего один класс.

И это последнее сделано было не совсем благовидно: как видно, для Ивасава и Сайкайси, нанятых еще для преподавания русского языка в военных школах, надо было, чтоб совместить обе службы, отнять у пения два класса, и они сделали это, а Иван Акимович Сенума, передавая мне расписание, молвил: «Обара говорит, что пение уже достаточно усвоили и одного класса довольно».

– Вы находите, что ученики двухголосное пение так хорошо усвоили, что теперь им достаточно одного класса в неделю? – спрашиваю я у Обара при начале классов пения.

Он сделал изумленный вид.

– Вы говорили господину Сенума, что довольно одного класса для одноголосного пения?

Он еще больше изумился, и улыбка заиграла на лице. Я замял разговор, так как было при учениках, собравшихся на класс. А сегодня положительно сказал ему, чтоб три класса двухголосного пения в неделю были. И это будет устроено.

Помер плотник Василий Окамото, много потрудившийся при постройке Собора и потом библиотеки; долго хворал в госпитале, где его посещали христиане, и под конец в своем доме, где его мать, недавно прибывшая из провинции, и отец жены, завзятые язычники, не допускали к нему никого из христиан, и когда скончался, похоронили его третьего дня по-язычески. Царство ему Небесное! Веры он не потерял, и мы о нем молиться будем.

29 августа (И сентября) 1904. Воскресенье, и день усекновения Святого Иоанна Предтечи

<...> В журнале господина Анезаки прочитал напечатанное по-английски сочинение нашего графа Льва Толстого о войне. Конечно, доказывает, что войны не должно быть, негодует на нынешнюю войну, поносит Россию. Утопия. Хочет основать весь строй жизни на религии, но у самой религии отнял основание, потому что на пантеизме так же невозможно построить религию, как на хребте океана выстроить дом, – хуже того: тут хоть плоть можно построить, а на воображаемом слепом нуле ровно ничего нельзя сделать.

31 августа (13 сентября) 1904. Вторник

Приходит отец Алексей Савабе и говорит:

– С просьбой: так как мой приход уменьшился, то помощи мне от него меньше, – прибавьте содержание.

– Что ваш приход уменьшился, в том не моя вина, а ваша, и я прибавить не могу; от Миссии вы получаете достаточно, даже для жены получаете (3 ен) и на молоко для нее (1 ен 55 сен). Постарайтесь быть более исправным священником, тогда ваш приход увеличится и помощь от него возрастет, – с тем отец Алексей и ушел. Прибавить ему значило бы награждать леность.

3 (16) сентября 1904. Пятница

156 переплетенных книг русских журналов восьми сортов, больше всего «Русского Вестника» и «Русской Старины», послано в Мацуяма нашим офицерам и за ними нижним чинам для чтения. Послано еще 30 Евангелий для вновь прибывших. Псалтырь и Новый Завет для одного, по просьбе отца Сергия Судзуки.

Японский доктор Ясосима, все утешающий меня в одиночестве, сегодня прислал мне в коробке группу искусственных цветов и ящик винограда; кроме того, сам посетил меня, причем я впервые увидел сего замечательно доброго и симпатичного человека; посетил меня потому, что лечит теперь Иова Накацука, старика, хранителя Собора, лежащего сильно больным здесь же, в малом каменном доме. Говорил Ясосима, что о том, как он утешает меня своими подарками, широко распространилось в обществе, и принц Арисугава, к которому он вхож, с видом симпатии говорил ему об этом.

4 (17) сентября 1904. Суббота

Был старик отец Павел Савабе, по просьбе отца Тита Комацу, – чтобы я простил ему потерю антиминса. Я сказал, что напрасно отец Тит беспокоил его, отца Савабе; поправить дело, по-видимому, нельзя, – антиминс не отыскивается, и отцу Титу придется быть некоторое время без этой важной принадлежности священ– нослужения в назидание, чтоб вперед был тщательный. Крест можно дать ему взамен потерянного. <...>

7 (20) сентября 1904. Вторник

Один из военнопленных офицеров в Мацуяма, Георгий Гаврилович Селецкий – сын отца протоиерея Гавриила в Одессе, командир забранного японцами в начале войны парохода Добровольского Флота «Екатеринослав», пишет ко мне, между прочим: «Присылка вами отца Сергия Судзуки и его служение, отличающееся таким благолепием, которое не встретишь везде и у нас в России, делает нас еще более религиозными, чем мы до сих пор были. Не знаю, особенность ли нашего положения или действительно выдающееся служение отца Сергия заставляет меня и многих других во время служения забывать все и помнить только о молитве. Чудная проповедь, сказанная отцом Сергием на слова "Да святится имя Твое", произвела на меня и многих других редкое впечатление и, я уверен, на всю мою жизнь останется у меня в памяти и всегда будет служить для меня путеводной звездой при моих скитаниях по земному шару. Хотя я всегда был религиозным, но служения отца Сергия сделали меня еще более осмысленно религиозным человеком... Многое я передумал за время моего заключения, и многие из моих взглядов изменились, а многое еще более укрепилось. Не могу умолчать о том глубоком уважении, которым пользуется отец Сергий. Дай Бог, чтоб хотя половина нашего русского духовенства пользовалась таким же уважением».

Очень приятно было прочитать эти строки. Достоинства отца Сергия, конечно, утрированы, но видно, что служение его приносит душевную пользу, а скромность и сердечность его привлекают к нему личные симпатии.

9 (22) сентября 1904. Четверг

Некто Накагава, писатель в газеты, написал и издал книжку «И-со Никорай» (герой-бонза Николай). Павел Накай принес мне эту книжку и просил принять автора, что я и сделал после обеда, успев до того прочитать свою биографию до решения ехать в Японию; совсем плохая сказка; да и откуда же им знать что, коли я не чувствую зуда чесать перед кем-либо свою физиогно– мию прошедшую или настоящую? Автор – молодой симпатичный человек; советовал я ему сделаться христианином и писать о Церкви.

Когда он сидел у меня вместе с Петром Исикава, с которым хорошо знаком и который передавал ему кое-что обо мне для его книжки, пришла жена Пантелеймона Сато, кандидата, оставившего службу в Семинарии, чтоб идти на войну в качестве переводчика, и там умершего, просить принять двух дочерей ее 14 и 11 лет на воспитание в Женскую школу; я тотчас же согласился; хотя отец ее, Моисей Тодороги, человек богатый, но в память службы Пантелеймона Сато Церкви и его сердечной преданности Церкви воспитаем его дочек на церковный счет. Всех детей от него осталось 5; остальных пусть воспитывает дед.

Секретарь Миссии Сергий Нумабе, почти 24 года служивший в сем качестве, ныне лежащий больным дома, в своем семействе, прислал дочь сказать, что ему делается все хуже и он просится в отставку. С глубоким сожалением приходится расстаться с ним. Был вполне честным секретарем, которому можно было поручать довольно большие суммы без всякого опасения. В исполнении других поручений также был вполне надежным человеком. К счастью, он воспитал себе хорошего преемника в теперешнем под секретаре Давиде Фудзисава. Поручил я Давиду: 1. отнести Сергию Нумабе 10 ен на лекарства; 2. сказать ему, что до конца года будет ему идти жалованье, как доселе, 37 ен 50 сен в месяц; 3. с будущего нового года он поступит на содержание заштатного, то есть на половину нынешнего жалованья, – семейство его обеспечено: три сына все на разных службах, три дочери замужем.

12 (25) сентября 1904. Воскресенье

Сегодня заметил в одном окне третьего этажа библиотеки разбитое камнем снаружи стекло. Кавамура – надзиратель библиотеки – повел полицейского офицера, начальника отряда, охраняющего Миссию, показать. Полицейский потом приходил сказать, что «по расследовании найдено, что стекло разбито нечаянно детьми из противоположного дома, которые часто шалят, бросаясь камнями; по всем вероятиям – мол, так». Я принял за правду, хотя на оную не похоже: камень брошен сильной рукой. Это, впрочем, со времени открытия войны первый изъян, нанесенный Миссии.

Три новые учителя Семинарии, в прошлом году сами кончившие здесь семинарский курс: Петр Уцияма, Василий Нобори и Кирилл Мори, – прилежно занимаются своим делом, и люди способные; получают жалования по 14 ен, при пище здесь, но трудятся несравненно более, чем катехизаторы, их товарищи, получающие столько же. Поэтому я сегодня прибавил им по 3 ен в месяц, по совету с начальствующим в Семинарии Иваном Акимовичем Сенума.

Но при сем сказал сему последнему, чтоб он оставил на будущее время свою методу просить каждому учителю прибавку жалованья, лишь только ему выйдет по расписанию лишний против прежнего урок. Как только хоть малость больше труда, сейчас же протягивают руку – заплати; слишком этим омате– рилизовывается и профанируется дело служения Церкви; а оно должно быть одушевлено и руководимо высшими, идеальными побуждениями. Церковь, конечно, служащих ей не оставляет, заботится о них, делает для них все, что можно; больших окладов и роскоши Церковь никогда не предлагает служащим ей, но и очень бедными их не оставляет. Итак, в расписании иной раз выйдет больше уроков, иной раз меньше, – пусть наставник или за него начальник Семинарии не требует тотчас же перемены в жалованье, тем более что в последнем случае уменьшение жалованья никогда и не просилось, а просится лишь прибавка, когда первое, и так далее. Иван Акимович согласился вперед поступать сообразно сему.

13 (26) сентября 1904. Понедельник

Посоветовавшись с Петром Исикава, принципалом Акилы Кадзима по редакции, прибавил и сему последнему 3 ен к 14, которые он получал доселе, так как он товарищ вышеозначенных трех учителей по выпуску из Семинарии и трудится не меньше их по своей части.