Текст книги "Собрание сочинений в 4 томах. Том 3"
Автор книги: Николай Погодин
сообщить о нарушении
Текущая страница: 21 (всего у книги 24 страниц)
Эпизод четвертый
Нью-Йорк. Кабинет Меллингена. Тонкие линии белого металла и стекло. Единственный низкий столик, кресла по числу присутствующих. Лето. Жарко. Окна раскрыты. Ветер. Эйнштейн, Притчард, Гордон, Меллинген. Все в белых рубашках с засученными рукавами, лишь Эйнштейн в старомодном пиджаке, в сандалиях, шляпа рядом на полу. Трость.
Меллинген(продолжает). Мой дорогой Ант, вы, кажется, грешите марксизмом. А по марксизму финансовые тузы только и делают, что сколачивают деньгу. И это абсолютно верно. И поэтому мне крайне невыгодно пробивать дорогу вашему гениальному открытию. Мой банк дает деньги фирмам оружия. Поймите! На кой черт мне ваше новое оружие, которое заменяет тысячи пушек? Но я беру на себя миссию говорить с президентом… Почему? Наверно, все же потому, что я человек, а не счетная машина.
Притчард. Вы очень сложный человек, Дизи.
Меллинген. Так или иначе, я с вами, господа. Меня потряс ваш одержимый венгр, этот Лео Сциллард[62]62
Сциллард, Лео (1898–1964) – известный физик современности. Во время второй мировой войны бежал из Венгрии в США; был одним из инициаторов создания атомной бомбы, опасаясь, что немцы сделают ее первыми. Он написал известное письмо к Рузвельту, подписанное Эйнштейном. Сциллард одним из первых понял, «какую огромную опасность для человека представляет собой это оружие».
[Закрыть]. Говорят, он блестящий физик. Он, кажется, у вас в первой пятерке. Могу добавить: и замечательный агитатор. Я теперь, как и он, считаю, что эту фантастическую бомбу можно сделать и надо делать. Но если мистер Эйнштейн не подпишет письма к президенту… Кто мне поверит? Время сказок прошло.
Притчард. Или пришло.
Эйнштейн. Дайте письмо.
Притчард(доля испуга). Вы его держите.
Эйнштейн(медленно читает, точно вдумываясь в скрытый смысл каждого слова). «Президенту Соединенных Штатов от Альберта Эйнштейна. Сэр. Некоторые новые работы Ферми и Сцилларда, сообщенные мне… (пауза) благодаря работам Жолио-Кюри и Ферми… (пауза) стало вероятным, что удается пустить в ход ядерную цепную реакцию… (Пауза). Я осведомлен о том, что Германия прекратила продажу урана…».
Пауза.
Меллинген. Если мистер Эйнштейн не подпишет, ничего не выйдет.
Эйнштейн(можно подумать, что он здесь наедине с собой). Энергия атома… Что это значит? Откуда она, эта энергия атома? Каков ее источник? У огня источник все то же солнце. А у нее? У нее другое происхождение… скрытое от человека самой природой за семью печатями, недоступное… Мы не только посягнули на эту тайну, мы хотим использовать ее для убийства… Вдумайтесь в эту фразу: «деление урана для создания оружия»… Господа, объясните мне, что мы делаем… я, кажется, плохо стал соображать…
Притчард. Это все понятно… мы посягаем на самое великое, что таила до сих пор природа. До расщепления ядра наука все же была свободна от того, что ей с ужасом предрекал Руссо. Он говорил: «Знайте раз и навсегда, что природа хотела оберечь нас от науки, подобно тому, как мать вырывает из рук своего ребенка опасное оружие. Все скрываемые ею от нас тайны являются злом…»
Эйнштейн. Руссо в данном случае – это катехизис. В природе нет ни добра, ни зла… Если бы мир не был разобщен, цепная реакция была бы для человечества величайшим благом и, конечно, ничуть не страшнее, чем изобретение спичек… Спички – это тоже страшно, когда они попадают в руки неразумных детей или поджигателей.
Гордон. Я не так эрудирован, как мой друг Антуан Притчард, поэтому цитат не будет. От себя я могу сказать, что Гитлер посягнет на любые тайны природы и ничто его не остановит от их применения для злодейства… Мы должны сделать все, чтобы атомные спички были у нас.
Притчард(до потрясения). Мы не хотим назвать имени той госпожи, которая стоит у нашего порога. Мы ее ненавидим. Она в самом деле отвратительна. Мы смертельно боимся, что она войдет в наши лаборатории, в наши дома, в наши души. Эта непрошеная гостья – политика… Но, кажется, она уже переступает порог… может быть, вошла. (Эйнштейну.) Вас она призвала сюда на Уолл-Стрит, нас она ставит перед вами на колени… Надо писать Рузвельту. Надо, учитель. Подумайте, что может произойти на свете, если вы не подпишете этого письма. Когда Гитлер первым взорвет такую бомбу, – а он-то уж ее взорвет, – как мы оправдаем тогда наше отвращение к политике? Исаак Ньютон, конечно, был счастливее нас в этом смысле, но я уверен в том, что, если бы Англии в то время угрожала гибель, он не стал бы колебаться. Архимед делал все, чтобы спасти свои Сиракузы…[63]63
«Архимед делал все, чтобы спасти свои Сиракузы…» – Архимед (ок. 287–212 гг. до н. э.) – величайший математик и механик Древней Греции, родом из Сиракуз. Вся научная деятельность Архимеда была связана с конкретными потребностями его родины. Он совмещал гениальные теоретические открытия с замечательными изобретениями в инженерной области.
[Закрыть] Да и Спиноза считал, что высшая добродетель в отличие от частной есть безопасность государства. Я согласен, что бомба чудовище. Дьявол. Все, что угодно. Пусть. Только бы это чудовище не оказалось в руках самых чудовищных мерзавцев, какие только были на земле. Я взываю к вашим чувствам. Пусть на этот раз чувства восторжествуют над принципами. Спасите наши души.
Эйнштейн. Прошло семь месяцев… Тогда мы были восхищены опытом Нильса Бора. Сейчас мы хотим предложить президенту… Я все-таки хочу понять, что мы делаем. (Читает.) «Одна-единственная бомба такого рода, будучи доставлена на корабле и взорвана в порту, может разрушить весь порт вместе с окружающей территорией…». Скажите, Притчард, вы, кажется, умеете предвидеть последствия эксперимента, вы уверены в том, что вместе с этой чудовищной адской машиной не разлетится на две половины земной шар?
Притчард(оторопел). Я не знаю… я не думал об этом. Вряд ли…
Эйнштейн(горькая усмешка). Вряд ли… Господа, вы не находите, что мы сошли с ума? Вы понимаете, что означает его «вряд ли»?
Меллинген(решительно и жестко). Я не намерен взрывать земной шар. Насколько я понял мысли Ферми и Лео Сцилларда, до этого дело не дойдет. Но смотрите сами. Получается так, что я заведую адом. Мне неприятно. В конце концов, вы пришли ко мне. Я отвечаю вам: без подписи Альберта Эйнштейна ничего не выйдет. Рузвельт обязательно спросит, что думает Эйнштейн? И если я ему скажу, что мистер Эйнштейн боится за судьбу земного шара, то Рузвельт вряд ли захочет продолжать этот разговор. Мистер Эйнштейн, вы меня ставите в ложное положение. Я отнюдь не кровожадное чудовище, а человек обыкновенный и, к сожалению, довольно мягкий.
Эйнштейн. Да-да… И я человек и тоже, к сожалению, довольно незащищенный. На меня можно повлиять. Положим, я подпишусь под этим письмом. Но не кажется ли вам странным само созвучие – Эйнштейн и бомба?
Притчард. Убийственный вопрос. Действительно, мы сходим с ума.
Гордон. Леонардо да Винчи, написавший «Тайную вечерю»[64]64
«Тайная вечеря» – одно из самых известных произведений Леонардо да Винчи.
[Закрыть], рассчитывал пробойную силу своих осадных машин.
Эйнштейн. Я знаю.
Притчард. Но Альберт Эйнштейн не должен подписывать это письмо. Мы заставляем его как бы освятить своим именем самое страшное из орудий уничтожения.
Гордон. Ты хуже, чем хамелеон. Тот приспосабливается. А ты что делаешь? В таких делах не щеголяют тонкостями наших настроений. И в неповторимых исторических условиях отходит на задний план обычная этика. Есть беспощадная логика вещей. Либо мы сделаем эту бомбу, либо – немцы. Все прочее – набор более или менее красивых слов.
Эйнштейн. Увы, увы, я не умею так ясно мыслить в неповторимых исторических условиях, как это делает наш молодой друг Гарри Гордон.
Притчард. Все горе в том, что вы оказались сейчас в Америке. Правительство Соединенных Штатов все равно обратится к вам.
Меллинген. Почему же это – горе? Ант, я тебя совсем не понимаю. Вчера ты говорил, что это – счастье. И я согласен. Теперь ты говоришь, что это – горе… Таких противоречий я не понимаю.
Гордон. И никто не поймет.
Притчард. Мы все ничего не знаем. Таков этот мир.
Гордон. Опять красивые слова. Это говорил Сократ[65]65
Сократ (ок. 469–399 гг. до н. э.) – древнегреческий философ-идеалист, учение которого знаменует поворот от материалистического натурализма к идеализму.
[Закрыть] за миллионы дней до нашего времени. Какого черта! Теперь историю ломают за одни сутки. Пора бы что-то знать.
Эйнштейн. Знать надо, это верно. Но знаем ли мы, что случится завтра с нашим новым оружием? Эту штуку в три дня не сконструируешь. А вдруг мы ее создадим уже после того, как фашизм будет побежден? Зачем тогда она?
Меллинген. Мистер Эйнштейн, можете мне поверить, что эта бомба будет уничтожена в тот самый день, когда мы разгромим фашистов. Франклин Рузвельт не тот президент, и Америка не та страна… Даже тень мысли не должна прийти вам в голову, что наш народ использует это новое оружие в каких-то низменных целях.
Эйнштейн. Народ… о да.
Меллинген. Я понимаю ваши сомнения. Вы дальновидны. И все же мне очень горько. Неужели вы можете допустить сомнение относительно чести и совести нашего президента? Вы пишете Франклину Рузвельту?
Эйнштейн молча подписывает документ, молча прощается со всеми и удаляется.
Эпизод пятый
Берег океана.
Притчард, Гордон, Фей, Анхилита.
Притчард и Гордон (отплясывают танец диких, поют).
Физики сошли с ума,
Физики сошли с ума,
Им до самого ядра
В дар природа отдана.
Физики кричат «ура».
Тра-ра-ра… ра-ра-ра-ра…
Гордон. Не так надо петь, Антуан. Надо петь, как наш Армстронг[66]66
Армстронг, Луи, Даниел (р. 1900–1971) – знаменитый американский трубач, композитор и джазовый певец.
[Закрыть] поет… по-негритянски… с хрипом.
Притчард(он пьянее Гордона). Я не могу быть негром. Я могу быть белым. Белому весело, черт подери всех.
Фей. Антуан, дорогой мой, я ни за что бы не подумала, что вы способны так…
Притчард. Как?
Фей. Веселиться.
Притчард(сентиментально). Но вы не знаете, почему физики сошли с ума… Девочки мои… бэби… как умеем говорить одни мы – настоящие американцы… Бэби, мы веселимся потому, что мы ликуем.
Фей. Аргумент не так уж убедителен… даже для бэби.
Притчард. Но что я вам могу сказать? Ничего не могу. Я должен ликовать с замкнутыми устами. (Гордону.) Давай, как Луис Армстронг.
Притчард и Гордон поют: «Физики сошли с ума…» и т. д.
Не получается. Я люблю губастого Луиса, но он неподражаем. Негр вообще неподражаем. И мы не должны подражать неграм. Я пытаюсь быть глубоким, и тоже не получается. Хочу напиться.
Фей(наливает). Пожалуйста.
Притчард(декламирует). Хочу и не хочу…
Гордон. Начинается. Продолжай.
Притчард. И буду продолжать. Могу и не могу. Веселюсь и тоскую. Примитивно? Старо? Достоевский?
Гордон. Достоевский – это не примитивно.
Притчард. А у меня бессмысленные противоречия ребенка. Но они делаются значительными, загадочными, непостижимыми.
Гордон. Сюрреалистическими.
Притчард. Сюрреалистическими, экзистенциональными, абстракционными, потому что ребенок окончил три университета… Зачем?
Фей. Антуан, вы, между прочим, немножко болтун.
Притчард(растягивается на земле). Я буду спать. Будите меня в тот момент, когда на горизонте появятся Адамсы с Эйнштейном. Я хочу сказать банальность. Кажется, четыре года… да, именно четыре года пролетело с тех пор, как мы на этом берегу напрасно ждали нашего Эйнштейна. Потом, когда мы его увидели… Я никогда не забуду, как он сказал: «У меня умерла моя жена и лучший друг…» Но как летит время! Куда оно летит? Куда? Никто не знает. А ведь оно летит куда-то.
Фей(Анхилите). Опять будем готовить сэндвичи для птиц?
Анхилита. Готовьте, Фей. Они приедут. Люди умирают однажды.
Фей. Вы… о чем?
Анхилита. Я о том, что жена мистера Эйнштейна могла умереть один раз.
Фей. Странно вы говорите… может быть, только со мной так. Не любите меня.
Анхилита. Вы ни в чем не виноваты. (Гордону.) Вы очень откровенно изучаете меня.
Гордон. Да, откровенно говоря, я хотел бы ухаживать за вами.
Анхилита. А что это такое – ухаживать?
Гордон. Это значит говорить приятные вещи, поцеловать ваши глаза… и не везет. Антуан, как всегда, впереди. Только вот не понимаю, зачем ему одновременно… Антуан, зачем?
Притчард. Я сплю. Говорите что хотите.
Анхилита(точно Антуана и нет рядом). «Одновременно»… Легко понять, о чем вы. «Одновременно» в прошлом. Теперь уже другое. Скажите, что случилось? Вы оба неподдельно счастливы. Антуан не притворяется. Я же его знаю.
Гордон. Влюблен.
Анхилита. Не увиливайте. Вы не влюблены и сошли с ума. А вы-то умеете сдерживаться.
Гордон. И я сошел с ума.
Фей(которая теперь подошла ближе к ним, а до сих пор не слушала). Они помалкивают. Но Адамсы утверждают, что физики затевают что-то сенсационное.
Гордон. В этой стране собрались величайшие ученые. Нильс Бор, Ферми, Сциллард – далее этих имен достаточно, чтобы создать академию всемирного значения. (Тише, как бы доверительно.) Но Антуан… это наша звезда первой величины. Антуан Притчард… Когда-нибудь весь мир узнает, какое предприятие вел Антуан Притчард. Я считаю, что теперь мы снова возвращаемся к жрецам. Сегодня говорят о жрецах науки несколько насмешливо, но скоро придется призадуматься… Жрецы науки сами становятся чудом. Они способны вызвать бурю и послать на землю гром. И Антуан, как всегда, впереди.
Фей. Как вы, господа, самодовольны.
Гордон. Мисс спрашивает, что случилось. Я отвечаю: мы празднуем день рождения чудесной физики… Мы счастливы… Чудесная физика уравняла ученых с высокопоставленным светом, управляющим судьбами Америки. Но величие людей, делающих чудесную физику, еще впереди.
Фей. Боже мой, как вы оба сегодня красноречивы. Просто вас пригласили работать на военную промышленность.
Гордон. Мисс, вы точны до совершенства. Я не шучу. (Антуану.) Жрец, спать не стоит. Раскиснешь, а день только начинается. Пойдем-ка выкупаемся, так будет лучше.
Притчард. Гарри, ты хорошо говорил. Какой ты чудный малый.
Гордон. Этому малому уже за сорок.
Притчард. Какая ерунда. Мы молоды, как волны океана. Пойдем.
Фей. Вы оба так переполнены самими собой, что не замечаете рядом живых существ.
Анхилита. Пусть выкупаются.
Притчард и Гордон уходят.
Я хочу с вами говорить.
Фей. Я знаю. Но это будет сложно… может быть, опасно.
Анхилита(глухо и безразлично). Нет… четыре года назад, когда мы были здесь, мне хотелось перекусить вам горло. Теперь ничего не хочется. Я так устала от сложных разговоров, от сложных поступков, что к черту все это. Он вам сказал то, что наши мамы называют предложением?
Фей. Нет. И, кажется, не собирается.
Анхилита. Потерпите – сделает.
Фей вскидывается, готовая к отпору.
Вы независимая, гордая, деньги… И все-таки он вам нравится. Любовь? Не знаю. Вы когда-то говорили – «любовь, как смерть». Словом, что-то беспокоящее. Он так устроен, что должен беспокоить. К своему природному обаянию он прибавляет деланное, потому что хочет нравиться всем…
Фей. Вы все-таки спросите, хочу я это слушать или нет.
Анхилита. Хотите.
Фей(до крика). Нет, я не хочу.
Анхилита. Значит, боитесь узнать правду, которую подозреваете.
Фей. А зачем вы пристаете ко мне с этой правдой? Чего вы добиваетесь? Хотите мне помочь? Не верю. (Вдруг просто, мягко, печально.) Анхилита, как это печально… Я выступаю в роли соперницы, мне в самом деле очень нужно узнать правду об этом человеке. Он умеет очаровать, повести за собой, и я начинаю сдавать.
Анхилита(недружелюбно). Браво, браво… Вы сказали самое главное. Да, он может повести за собой. Но куда? Никуда. Он до азбучности точно доказал мне, как прогнил наш западный мир, он, как проповедник, как пастор, разжигал во мне святую ненависть к богатым классам… Теперь он женится на обладательнице миллионов.
Фей. Может быть, мы все-таки пощадим Антуана Притчарда? Может быть, миллионы здесь ни при чем?
Анхилита. О, да-да-да. Я не точно выразилась. Его почти не интересуют ваши миллионы.
Фей. Почти…
Анхилита. У него всегда «почти». Он не возьмет у вас ни одного чека, но и не откажется от самых дорогих удовольствий. Он просто любит мир богатых классов.
Фей. Вы его презираете?
Анхилита. Теперь это прошло. Антуан недостоин презрения, потому что он… Нет-нет, я могу говорить о нем бесконечно… Потому что молилась…
Фей. Молитесь?
Анхилита. Да, молюсь… прошлому. И хватит о нем.
Входят Притчард и Гордон.
Притчард. До сих пор не приехали?
Фей. Едут… смотрите!
Притчард. Гарри, сюда! Девочки, где наше шампанское? Или не надо? Гарри, давай плясать. Пусть принимают нас как хотят… мне плевать. Пляши!
Гордон. Ты – мое высшее начальство. Пляшу.
Притчард и Гордон не так непосредственно, как вначале, поют, приплясывая, «Физики сошли с ума…». Входят Адамсы и Эйнштейн.
Эйнштейн(добродушен и внимателен). Еще… еще… Так, ребята… так. (После того как Притчард и Гордон перестали петь.) Милая песенка. Но я в ней оставил бы только «тра-ра-ра». Там есть настроение.
Чарльз. Здравствуйте, леди и джентльмены. Наконец мы все вместе.
Элла. Девочки, что с вами?
Фей. Минута раздумья. У каждого человека бывает минута раздумья.
Притчард(восторженность). Друзья мои, тогда я предлагаю выпить за раздумья. Все прекрасное, что создал человек, родилось в раздумьях
Эйнштейн. Раздумья? Да. Но если очень долго – начинает утомлять. Признаюсь, я не ждал найти у вас подобное веселье. Значит, случилось что-то очень радостное, если в наше время вы так хорошо настроены: Понимаю. Верней, догадываюсь. Вы молоды, и сам черт вам не брат. Я тоже был таким. Вы начинаете неслыханный эксперимент. Понимаю. Что там у вас нового, ребята?
Притчард. Сначала выпьем за человеческие раздумья, а потом мы вам расскажем о фантастических делах, которые начинаются где-то далеко в индейской пустыне.
Гордон(мгновенно трезвея). Антуан, ты ничего не расскажешь. И потом, какая пустыня? О чем ты говоришь? Мэтр, очень жаль, но мы вам ничего не расскажем.
Эйнштейн(оскорблен до потрясения). Мистер Гордон, вы серьезно говорили мне те странные вещи, которые я услыхал? Или это от вина и солнца?
Гордон. От вина и солнца я предостерегаю моего друга Антуана. А что вас удивило в моих словах?
Эйнштейн. Удивило… можно и так выразиться.
Чарльз. У вас секреты от Эйнштейна?! У вас…
Гордон. Да, секреты. Не наши личные, а государственные.
Чарльз. Мистер Эйнштейн, не стоит обращать внимания. Гарри всегда несколько резок. Так нельзя, Гарри.
Притчард. Не надо заострять. Гарри исходит из реального положения вещей. Я сам еще пока не могу привыкнуть.
Эйнштейн. Ладно. Не будем заострять… Я только хочу напомнить вам, Притчард… когда вы однажды назвали меня Моцартом физики, я подумал, как мне повезло, что со мною рядом никогда не было Сальери[67]67
Сальери, Антонио (1750–1825) – итальянский композитор, дирижер и педагог. Его учениками были Л. Бетховен, Ф. Шуберт, Ф. Лист. Молва приписала ему отравление Моцарта. А. С. Пушкин положил эту легенду в основу своей трагедии «Моцарт и Сальери».
[Закрыть]… (Поднимает бокал.) А теперь выпьем за раздумья. (С бокалом.) Многого, значит, мы не предусмотрели. Мы – дети, не политики. Так нам и надо. Если тайны от меня… в той отрасли, где я действительно что-то значу… тайны… то моя наука, моя дорогая физика – уже не дочь мне… а проститутка, за которой следит полиция.
Анхилита(в порыве). О чем вы говорите, мудрый человек? Вы Микеланджело[68]68
Микеланджело Буонарроти (1475–1564) – гениальный итальянский скульптор, архитектор и поэт, один из великих представителей художественной культуры эпохи Возрождения.
[Закрыть] современного мира!
Притчард. Анха, мы не любим этого. Надо помнить, что все ученые люди, а Эйнштейн больше всех человек.
Анхилита. Я не сама это придумала. Я повторяю ваши слова. (Эйнштейну.) Это Притчард мне говорил, что труд, который вы на себя взяли, можно сравнить с колоссальными масштабами Микеланджело.
Эйнштейн. Милая девушка. Мне всегда был неприятен культ моей личности… Колосс… гигант… пирамида. Это самое нелепое, что обо мне говорят.
Анхилита. И еще Антуан говорил, что за вашей теорией относительности стоит циклотрон, микромир, атомная энергия, космонавтика и телевидение, которое я очень люблю.
Гордон. Ого! Мэтр, вы слышите? Оказывается, Антуан еще и блистательный популяризатор.
Анхилита. А разве теория единого поля – это не колоссальная работа? Гравитационное поле и многое другое, чего мы, простые смертные, почти не представляем себе… Ну вот, они смеются.
Эйнштейн. Но вы же спорите со мной, не с ними. Их мы прогоним. Уходите, мальчики.
Анхилита. Я не боюсь их. Свою мысль я умею доводить до конца.
Гордон. Простите. Свою мысль или Притчарда?
Анхилита. Я сказала – свою мысль.
Притчард. Мысль… поскорее, мысль!
Анхилита. Вот океан… у берегов Америки… в час полдня, окрашенный прекрасной зыбью бриза… Зеленый океан.
Гордон. Стихи?
Анхилита. Стихи. Мы видим этот океан вблизи. До нас доходит его запах. Нам хорошо. Но каждый смертный должен знать, что океан у берегов Америки и у берегов Сибири в любой час, при тихом ветерке и страшном шторме, когда человеку хорошо и когда ему страшно, этот океан есть то самое, что он увидит в капле воды.
Притчард. Смотрите!.. Неплохо.
Анхилита. Капля воды и океан управляются единым законом вселенной от галактик до песчинки. Все это нам кажется простой истиной, но она еще никем не доказана. Доктор Эйнштейн, как же вы могли сравнивать свою науку с продажной девкой, если единственный человек в мире, взявшийся создать единую теорию, это вы?
Гордон. Ну, знаете… Я никого не знаю, кто решился бы так вопрошать.
Эйнштейн. Будут вопрошать. Еще при нашей жизни. Вы увидите. Наступают иные времена. Мальчики, вам будет страшно трудно сохранить чистой совесть перед простыми смертными.
Гордон. А что это значит?
Эйнштейн. Очень немного. Нужно радоваться и страдать вместе с людьми и быть честными в науке. Честными, и только. (Поднял камешек. Задумчиво.) Мир будет, а человека не будет. (Возмущенно.) И это теперь, когда человечество почти готово сделать неживое живым… (Бросил камешек. С горечью.) И живое – мертвым.
