Текст книги "Собрание сочинений в 4 томах. Том 3"
Автор книги: Николай Погодин
сообщить о нарушении
Текущая страница: 17 (всего у книги 24 страниц)
Действие второе
Картина первая
В большой комнате имеется все, что составляет обстановку в современной обеспеченной семье. Салазкин и Укропов.
Укропов. Братец, ты посмотрись в зеркало, на кого ты похож. Неужели самому не противно?
Салазкин. Диоген[40]40
Диоген из Синопа (404–323 гг. до н. э.) – древнегреческий философ, основатель кинической школы. Диоген критиковал сословные различия, проповедовал аскетизм. По рассказам, жил в бочке.
[Закрыть] сидел без штанов в бочке и поставил в тупик Александра Великого.
Укропов. Женя, дорогой, у тебя неправильное толкование древнего мира. Директор института говорит, что он тебя сократит, несмотря на твои способности. Ты компрометируешь коллектив. К нам ездят иностранные гости.
Салазкин. Увольняйте, мне плевать.
Укропов. Женя, ты нигде не удержишься. Я не возражаю против твоих волос. Пусть будет чудачество. Но ты с головы до ног какой-то пыльный. У тебя землистый цвет лица.
Салазкин. Умоюсь – будет белым.
Укропов. А ты умывайся… нормально… по утрам… с мыльцем. И перестань кобениться. Давай переоденемся. Говорят тебе, будут гости… Вот за руками ты следишь, мерзавец. Почему? За рожей – нет.
Салазкин. Руки создали Венеру Милосскую[41]41
Венера – древнеиталийская богиня весны, цветов, винограда. Позже отождествлялась с греческой богиней любви Афродитой. Изображалась в виде прекрасной женщины, воплощавшей в себе идеальную женскую красоту. Венера Милосская – одна из лучших скульптур, дошедших до нас из античного мира.
[Закрыть], транзистор, электронный микроскоп. А рожа? В крайнем случае это самореклама.
Укропов. Воображаю Венеру Милосскую с твоей рожей. Нет, за руками ты следишь потому, что любишь тонкие эксперименты. Словом, я зову Фису. (Зовет.) Фиса!
Входит Фиса.
Фиса. Что ему дать?
Укропов. Все!
Салазкин. Скажите толком, что вы задумали?
Фиса. Женечка, вы должны встретиться с Саней.
Салазкин. Я в этом не убежден.
Фиса. Но вы страдаете?
Салазкин. Страдаю.
Фиса. Почему же вам не встретиться?
Салазкин. Это есть повторение пройденного.
Фиса(садится). А что у вас пройдено, я не понимаю. Была бы драма… измены… обиды. А то… ходили… намечалось что-то. И расползлось.
Салазкин. Значит, ничего не намечалось, Фиса.
Укропов. Подозреваю, что он что-то напорол. Много оригинальных идей.
Фиса. Что вы напороли?
Салазкин. Ничего я не напорол. А может быть, и напорол.
Укропов. И опять Диогена начал изображать. Не умывается…
Фиса. Это он с горя… Мне его до ужаса жаль. Он хороший, постоянный… Любит он Саню. До могилы верным ей останется. Запомните мои слова.
Укропов. А если любит, то пусть проявит характер. Пусть откажется от своих дурных привычек.
Салазкин. Я должен не проявить характер, а отказаться от самого себя. Характер – это мои привычки. Мой характер – это я и есть.
Укропов. Но ты, как есть, неприемлем… ты это понимаешь? Надо поступать, как все. А ты корчишь из себя Диогена. Нельзя так, Женя. Ты пока не гений. Сделаешься гением – не умывайся, черт с тобой.
Салазкин. Егор, если человечество станет рассуждать, как ты, то через сто лет оно окончательно отупеет… а может быть, и раньше.
Укропов. Ты видишь, Фиса, что это за тип. Я хочу устроить его жизнь, а он издевается надо мной. Иногда мне хочется взять его за глотку и уничтожить.
Салазкин. Неугодных уничтожают.
Фиса. Мне надоела ваша дискуссия. Я позвоню Сане, чтобы она не приезжала. Дело не состоится.
Салазкин. Пусть приезжает. Но разве нельзя без дела?
Укропов. Ладно, без дела… Но ты приведи себя в порядок. Саня – женщина изящная.
Салазкин. Переодеваться? Подчиняюсь. Во что?
Фиса. У Егора есть новый – цвета морской волны – костюм. Не носит. Обузили.
Салазкин. «Цвета морской волны»… Как далеко ушло вперед человечество с тех пор, когда я покупал свой пиджак.
Укропов. Тебе бы всюду подпускать иронию. Рано отлучаешься от мира. Повторяю: сделай себе имя, потом чуди´.
Салазкин. Рано, Егор, рано. Все, что делается рано, всегда чревато большими опасностями.
Фиса. Ступайте переодевайтесь. Егор, ты помоги.
Салазкин. Идем. Однако…
Фиса. Что еще?
Салазкин. Как с размерами? Это же имеет какое-то значение.
Фиса. Брюки повыше надо. Егор поможет. Уходите. Саня появится сию минуту.
Укропов. Цени.
Салазкин. Ценю.
Оба уходят.
Фиса. Невозможный человек! Если бы не Егор – на порог бы не пустила. Приходится…
Звонок.
Неужели Саня? Голову с ними потеряешь.
Фиса уходит и возвращается с Саней.
Саня. Ты меня заинтриговала… Я – женщина. Что у вас готовится?
Фиса. Помоги накрыть на стол. Посуда в серванте. Сервиз. Чешский. Ставь на шесть персон.
Саня. Кто будет?
Фиса. Вавочка, Томаз.
Саня. А кто шестой?
Фиса. Физик.
Саня. Терпеть не могу физиков.
Фиса. А кого ты терпишь?
Саня. Главным образом себя. А физик, если он настоящий, только снисходит до остальных людей.
Фиса. А Женя? Он настоящий физик?
Саня. Что касается Салазкина, то он не будет настоящим физиком. Есть самовлюбленные красавцы. Обычно дураки. Есть самовлюбленные уроды. Обычно умницы. Он из умников. Но самовлюбленный, которому безразлично, что его окружает.
Фиса. Саня, я знаю совершенно точно, он без тебя страдает.
Саня. Да. Я тоже знаю. Он раз в неделю сообщает мне об этом по телефону.
Фиса уходит. Возвращается Укропов.
Укропов. Здравствуй, Веткина. Как поживаешь? Редко видимся. Замыкаешься.
Саня. Как поживаю?.. Предосудительно.
Укропов. А ты и в самом деле живешь неправильно. Одиночество украшает только царей.
Саня. Значит, я, по идее, царица…
Укропов. Острить умеешь, а о живом человеке не думаешь. Человек гибнет.
Саня. Человек… это что же за человек?
Входит Салазкин. Он в светло-дымчатом костюме, не по нем. Наглядевшись друг на друга, Саня и Салазкин начинают весело смеяться.
Укропов. Вот и хорошо. Вы посмейтесь. А мы с Фисой сейчас придем. (Уходит.)
Саня. Здравствуй, Женька.
Салазкин. Здравствуй, Санечка. Меня сюда позвали. Тебя тоже?
Саня. Тоже. Неужели они и обрядили?
Салазкин. Принудительно.
Саня. Сядь, а то что-нибудь сползет.
Салазкин. Я как в скафандре.
Саня. Чего они хотят?
Салазкин. Соединить нас вместе.
Саня. А ты считаешь – сие соединимо?
Салазкин. Нет. Мы принципиально разные системы. Но они говорят, что крайности сходятся, и тому подобную ерунду.
Саня. Они мне тоже говорят… страдаешь.
Салазкин. Это факт.
Саня. И любишь меня?
Салазкин. Я тобою жил.
Саня. Жил… А теперь как же?
Салазкин. Теперь пытаюсь отключиться.
Саня. Но мы же разные системы… От чего же отключаться?
Салазкин. Егор прав… я порю не то. Увы, я физик, а не лирик.
Саня. Какая глупость, Женька. Физик – это профессия, а лирик – это характер. Физики люди. Не надо из себя вымучивать что-то. Курчатов[42]42
Курчатов И. В. (1903–1960) – советский физик, академик; член Президиума Академии наук СССР.
[Закрыть] был очаровательнейшим человеком… Не знаю – лирик? Нет? Но человек. А Эйнштейн? Ты читал?
Салазкин(уныло). Читал.
Саня. Не мне исправлять тебя. Мне самой исправляться надо.
Салазкин. Саня, я действительно не могу тебя забыть.
Саня. А я тебя.
Салазкин. Смеешься. Неуместно. Оскорбительно.
Саня. Да, я не могу забыть, как ты меня разочаровал… Но не будем повторяться.
Салазкин. Скажи.
Саня. Говорила, а ты не понимал. Ты странный человек, Салазкин. А они ради чего стараются?
Салазкин. Они-то?.. Мещане. А мещане любят порядок. Посему я живу, как Диоген, и жить, как они, не желаю.
Саня. Прости, мой ненаглядный, ты урод. А Укропова не трогай. Не такой уж он мещанин, как ты думаешь.
Входят Фиса и Укропов.
Укропов. Чую, Укропова критикуете. Вот, Фиса, как соберутся вместе, так и начинают Укропова критиковать. Собой бы занимались. Фиса тоже говорит…
Саня. А что говорит Фиса?
Фиса. Я говорю то же, что Егор.
Салазкин. А Егор говорит то же, что говорит Фиса.
Фиса. Женя, вы уж меня не трогайте. Я к вам отношусь исключительно.
Салазкин. Исключительно дружелюбно или исключительно враждебно?
Фиса. Конечно, дружелюбно.
Салазкин. Не верю. Я неприятный тип.
Фиса. Женя, но почему?
Салазкин. Укропов устроил меня в институт, а я его критикую. Я слишком много говорю, а Укропов не любит, когда другие говорят. Он любит, когда он сам говорит.
Фиса. Не понимаю, Егор, как ты терпишь.
Салазкин. Вот видите, Фиса. Ко мне нельзя относиться дружелюбно.
Укропов. Он рос вне коллектива… все годы где-то сидел один. И вырос гнилым интеллигентом.
Салазкин. Не плачь, Егор, я догоню самостоятельно.
Укропов. А что? И правда. Мы тебя терпим за твои задатки. Ты мог бы вырасти в Курчатова, но ты не вырастешь. Саня, ты одна еще можешь спасти его…
Саня. Егор, я не хочу спасать Салазкина. И никакой он не интеллигент. Не гнилой, недоброкачественный. Интеллигенты – это люди! Пушкин был интеллигент. И в наше время. У нас… Главный конструктор космических машин… вот это интеллигент! А Женька что такое? Живому мыслящему существу с ним невозможно рядом жить. Он не ходит в театр, ничего не читает, кроме специальной литературы. Люди для него агрегаты с различными системами. Любовь – контакт при подходящих омических сопротивлениях. Влюбиться – значит подключиться. Отношения между людьми – это процессы обратной связи. Не правда, Женя?
Салазкин. Правда… только не совсем точно.
Саня. И вот вам агрегат. Человек, лишенный эмоций и эстетики. Ему вполне удобно, потому что он просто эгоист и страшно темный человек во всем, что не касается его специальности.
Фиса. Женя, почему вы не протестуете? Как можно улыбаться?
Салазкин. Вот в чем причина… А я не понимал. Теперь дошло.
Саня. Дошло. Прекрасно.
Салазкин. Неужели я произвожу такое отвратительное впечатление?
Укропов. Не удивляйся, Женя, производишь.
Салазкин. Саня, ты серьезно говорила?
Саня. Слишком серьезно.
Фиса. У нее слезы стояли в горле. Сам ты агрегат чугунный.
Салазкин. Это поразительно.
Входят Вавочка и Томаз.
Вавочка. Привет и прочее, мы все слыхали, Женька, ты урод. Как можно не любить искусства!
Укропов. Искусство – ладно. Оно обойдется без любви Салазкина. Но Саню он же любит. Он же…
Саня. А ты думаешь, что я без любви Салазкина не обойдусь?
Укропов. Вы ведете себя неправильно и, я даже сказал бы, зверски. Надо по-доброму.
Вавочка. А я в восторге от Сани с Женькой. Не получилось – и чудно. Хуже, когда потом не получается.
Салазкин. Это поразительно.
Вавочка. Томазу этот разговор не нравится.
Саня. Что Томаз! Мы знаем его характер… Но даже Каплин… Ваня… Женщине у нас все еще приходится бороться за свои права. Партия, общество, законы на ее стороне, и все равно…
Укропов. Пережитки…
Вавочка. Пережитки – это жизнь, а не слова. Я в восторге от Сани. Как мы поторопились… Я и Зина… (В порыве). Если бы удалось выразить все это!
Томаз. Что? Кому? Как выразить?
Вавочка. Никому… вообще. Я говорю о нашем искусстве.
Томаз. Почему тебя это волнует?
Вавочка. Потому что я не урод, как Женька, и люблю искусство.
Саня. Что с тобой, Вавка? Ты изменилась…
Вавочка. Внешне или внутренне?
Саня. Внутренне.
Вавочка. Поглупела или поумнела?
Саня. Какой-то второй план… Факт. Будто скрываешь что-то.
Томаз. Скрывает… главным образом от мужа.
Вавочка. Не скрипи зубами. Не боюсь.
Томаз. Я еще не скрипел.
Укропов(без надежды). Я верю, что Салазкин переменится. Салазкин, ты должен перемениться. Дай слово.
Саня. В чем?.. Ты чудак. Женя никогда не переменится.
Вавочка (Томазу). Это не ты. Ты даешь клятвы… а потом… Но я здесь торжественно заявляю: если я буду зарезанной, то это сделает Томаз.
Саня. Любите вы друг друга, детки… и, кажется, останетесь детками до гробовой доски. Есть неохота, жарко. Томаз, мы станцуем? Сто лет с тобой не танцевала.
Томаз. С тобой… Спрашиваешь!
Заводят музыку. Начинают танцевать.
Саня. Народ, я будущей весной еду за границу. Намечена поездка научных работников. Меня включили тоже.
Вавочка. Счастливая… мир повидать… Меня никогда не пошлют за границу.
Салазкин. Укропов, сними с меня свой галстук… он свою роль отыграл.
Укропов. Потерпи. А ты, Веткина, много о себе понимаешь. За границу едет… Ну и что особенного? Преданней Жени ты никого на свете не найдешь.
Саня. Я вообще никого не ищу…
Фиса. Смотрю – не понимаю. Какие-то вы верченые.
Вавочка. Фиса, у меня есть папа, генерал… но довольно остроумный. Он говорит, что мы живем, как разведчики на фронте. Разведчики – герои, но лавры победы достаются не им. Так и мы. Женя, давай раз в жизни потанцуем. Ты одет, как царь.
Салазкин. Пусть Укропов снимет галстук. Сам не умею… мне душно.
Укропов. Иди ты к черту… Нет у тебя к людям мягкого подхода.
Вавочка. Женя, бери меня за талию. Танцуем медленный. Ты будешь женщина. Иди за мной.
Танцуют.
А Лев Порошин… вы слыхали? Нашел какую-то фактическую неточность в теориях Эйнштейна. Без пяти минут доктор.
Саня. Слыхали, слыхали…
Вавочка. А Зина, между прочим, родила ребеночка… двухмесячный.
Фиса. Не плети. Родила двухмесячного?
Вавочка. Ничего я не плету. Ему сейчас два месяца. По-моему, они с Каплиным живут терпимо, хоть в письме что-то проскальзывает.
Саня. Проскальзывает… Если бы…
Фиса. Пойдем и мы танцевать, Егор… не куксись.
Укропов. Пойдем. Вот люди. И в университете с ними было одно мучение.
Вавочка. Не плачь, Егор, мы разведчики.
Укропов. Чего?
Вавочка. Будущего.
Танцуют. Салазкину трудно танцевать в чужом одеянии. Душит галстук, который он затянул. Сползают брюки.
Женя, не становись мне на ноги.
Салазкин. Прости. Я расстроен.
Танцуют.
Укропов. Каплин будет выдающимся советским ученым. А Зина будет вечно подавать надежды.
Саня. Плохо ты знаешь жизнь, Укропов… или закрываешь глаза.
Танцуют.
Вавочка. Что с тобой, Женя? Зачем ты выпячиваешь живот?
Салазкин. Брюки не по мне… они скользят.
Вавочка(перестает танцевать). Нельзя же так, Салазкин. Тебя никто любить не станет. Оделся, похож на человека, и нате вам. Уходи. Завяжи их как-нибудь. Срам, честное слово.
Фиса. Женя, садись… Прошу к столу. А то у меня горячее… перепреет.
Томаз. Прекрасные слова.
Все садятся за стол.
Укропов. Выпьем за отсутствующих. За Ивана Каплина и за его супругу Зину. Тем более что она теперь стала счастливой советской матерью.
Фиса. Правильно, Егор, за счастливое материнство.
Саня. Да, может быть, и счастливое, но не во всех случаях. У Егора все обтекаемо. Мать… значит, счастливая, раз она советская. Но Зина чуть не прибила Каплина. Как удержалась – не помнит. Письмо со мной в сумочке. Сейчас прочту… Вавочка, дай-ка сумочку.
Затемнение
Картина вторая
В комнате Зины и Каплина. Иван лежит на тахте вниз животом над своей растрепанной тетрадью. У него хорошее настроение. Он насвистывает «Голубую рапсодию» Гершвина. Входит Зина.
Иван. Зинок, можешь меня поздравить. Мишка приволок мне «Голубую рапсодию» Гершвина. Ты слышишь?
Зина. Голубую. Да, наверно. Прости.
Иван. Я, конечно, очень люблю добрую старую музыку, в особенности Баха. Но я все больше и больше начинаю проникаться современными звучаниями, если можно так выразиться. Я ждал эту рапсодию почти год. Мишка крутил мне голову. Прижимистый, подлец. Теперь она в моих руках. Играет Бостонский оркестр[43]43
«…Бостонский оркестр, который мы слышали с тобой в Москве в Зале имени Чайковского». – Первый концерт Бостонского симфонического оркестра США состоялся в Москве 9 августа 1956 года в Зале имени Чайковского.
[Закрыть], который мы слышали с тобой в Москве в Зале имени Чайковского. Ты должна помнить.
Зина. Иван, я сейчас ничего не помню. Ты страшный человек!
Иван. Я?.. Отчего же я такой?
Зина. У нас ребенок умирает… какая мне рапсодия. Будь она проклята… Ты забыл о сыне… Ты никого не любишь, кроме своих уравнений и рапсодий. Я – одна.
Иван. Зина, ты абсолютно неправа… Зинок.
Зина. Отойди!
Иван. Зина, возьми себя в руки.
Зина. Отойди, Иван.
Иван. Дети всегда болеют. Нельзя поэтому терять рассудка.
Зина. Дай чего-нибудь… воды, что ли.
Иван. Тебе самой надо лечиться.
Зина. Хорошо, потом поговорим. (Про себя.) Что же мне предпринять?
Иван. Собери консилиум. Так всегда делают.
Зина. Консилиум не поможет. Иван, я не вернусь сегодня. Ночую в больнице. Завтра тоже. Устрой мне отпуск за мой счет. Все. Я ушла. (Уходит.)
Иван. Возможно, я, действительно, того… Все горе в том, что он у нас один. Я у матери был шестым. Мы чересчур чувствительные… Дети должны болеть. Это необходимо. Что-то очень часто стала взрываться Зинаида…
Без стука входит Мишка.
Мишка. Здорово, Ваня.
Иван. Здорово, Миша.
Мишка. Пробовал?
Иван. Не дали.
Мишка. Кто?
Иван. Супруга.
Мишка. Почему?
Иван. Истерика.
Мишка. Понятно.
Иван. Рано мы женимся, Мишутка.
Мишка. Необходимо предварительно крепко погулять.
Иван. Дело не в этом. Я – плохой гуляка. Выбор делаем скоропалительно.
Мишка. Тоже аксиома.
Иван. Зина отличный человек, но слишком сложный… с максимальными требованиями.
Мишка. Со сложными – одна беда.
Иван. У тебя тоже сложно?
Мишка. Грызет.
Иван. За что?
Мишка. За то, что принимаю…
Иван. Понятно.
Мишка. А тебя за что?
Иван. Она не грызет.
Мишка. А как же?
Иван. Взрывается.
Мишка. Может быть, примем? Я сбегаю.
Иван. Даже неприятно… Сейчас такое мне показалось, что высказать боюсь. У нас плохо с мальчонкой. Дети должны болеть. Им это полезно на будущее. Ей кажется, что непременно умрет. И ты уже не должен ни о чем другом думать.
Мишка. Все они… Сбегать?
Иван. Ты понимаешь, Мишка, я ей вполне сочувствую. А она способная, аккуратная, точная… Мишка. Ну да, как все женщины.
Иван. Именно.
Мишка. Сбегать?
Иван. Пожалуй, да. А то неважно как-то на душе.
Мишка. Душа… она ведь!.. Я мгновенно. (Уходит.)
Иван запускает музыку. Идет «Голубая рапсодия» Гершвина. Иван ложится на тахту. То слушает и как бы видит музыку, то углубляется в тетрадь… Вдруг подымается на колени, не отводя глаз от тетради. Долгий вздох облегчения. Соскакивает с тахты и начинает беситься, как бесятся от радости. Стук в дверь. Открывает. Приносят телеграмму. Принимает. Читает. Широкая улыбка. Кому-то машет телеграммой, как платком, в знак приветствия.
Мишка(входя). Что с тобой, Ваня?
Иван(останавливает музыку). Слушать музыку и разговаривать – профанация. Не знаю, как совпало… а может быть, толчок дала и музыка… но я сейчас доконал-таки секрет закона соединений группы молекул, о которых мы не раз с тобой толковали.
Мишка. Доконал-таки! Но ты же гений, Ваня.
Иван. Если я поймал этот закон, то сейчас произошло огромное событие. Полтора года я пролежал вниз животом на этом топчане, полтора года думал об одном и том же.
Мишка. Ты – гений. Примем?
Иван. С души, как тень, что-то сползло. Мистика совпадений меня всегда потрясает.
Мишка. Ваня, тебя ничего никогда не потрясает.
Иван. Нет, потрясает. В эту самую минуту, когда я ходил на голове от восторга, пришла телеграмма от одной приятельницы из Москвы. «Иван непременно посмотри кинокартину «Первый брак». Разве не любопытно, Мишка? Первый брак. У тебя первый?
Мишка. Первый.
Иван. И у меня первый. У Вавочки тоже первый.
Мишка. Что за Вавочка?
Иван. Та, которая прислала телеграмму… Тут что-то есть. Эх, да что там… Жизнь не так уж драматична, как иногда под влиянием плохой минуты начинает нам казаться. Надо твердо стоять на ногах, Мишка.
Мишка. А что такое брак? Первый… второй. Какое дело! Кому интересно, на ком был женат Ньютон, Менделеев? Примем за открытие закона, который может стать законом Каплина. А быт, Иван, – я так считаю – это чушь.
Иван. Нет, Мишка, ты свиреп в суждениях. Свирепость означает односторонность. Быт – сила. Он входит в жизнь своей страшной первозданностью. Но опять-таки не надо огорчаться. Жизнь все же – рапсодия, ибо рапсодия есть народный мелос… и голубая. А там – как угодно. Ты смотри, а я не дочитал телеграммы. Вавочка телеграфирует, что она играет главную роль в картине «Первый брак». Никто не умрет… все будем живы и счастливы. Мишутка, за картину «Первый брак».
Затемнение
Картина третья
На Арбатской площади ночью, у кинотеатра. На стене плакат кинокартины «Первый брак» с лицами Вавочки и кого-то другого, похожего на Томаза. Идут Томаз и Саня.
Томаз. Последний троллейбус и последние пассажиры. Проводить до дому?
Саня. Мне здесь два шага.
Томаз. Постоим?
Саня. Постоим.
Подходит милиционер.
Милиционер(Томазу). Позвольте проверить часы.
Томаз. Четверть второго.
Милиционер. Не отстают. Благодарю. (Уходит.)
Томаз. Ему меня проверить надо.
Саня. Громко говоришь.
Томаз. Я злой, как тысяча собак.
Саня. Повторяю: она тебе мстит. Ты можешь приходить домой, как хочешь, а ей нельзя? Может быть, ей вовсе делать нечего, но она нарочно будет сидеть у подруги допоздна. Сам виноват. Терпи.
Томаз. Но сегодня она могла бы побыть со мной. У меня умер дядя Самсония. Я иду в ресторан, чтобы помянуть своего дорогого дядю, и единственный, кто откликнулся на мой призыв, оказалась ты. Так жить невозможно.
Саня. Возможно.
Томаз. Саня, невозможно.
Саня. Томаз, возможно.
Томаз. Скажи – как?
Саня. Мне рано вставать. Я работаю, как надо, дорогой мой, а вы об этом забываете, молодые люди. Ты способен уловить простую мысль? Мне государство доверяет одну из своих тайн. Я делаю единственную в мире деталь к единственному в мире аппарату. Но если бы я сделалась твоей женой, то ты не доверял бы мне ни на копейку.
Томаз. Нельзя сравнивать.
Саня. Можно. Иди домой. Она вернулась.
Томаз. Жена должна принадлежать своему мужу. Не хочешь – не выходи замуж.
Саня. Мы замуж будем выходить, но принадлежать – фигу. И то, что у вас происходит с Вавочкой – это как раз то самое… конец тех отношений, которые тебя устраивают. Конец, Томаз, конец.
Томаз. Возьму такси, поеду к приятелю. Если вы не сдаетесь – вас надо мучить. Пусть она плачет до рассвета.
Саня. Томаз, она не будет плакать до рассвета.
Томаз. Будет, знаю.
Саня. Ты посмотри назад. Оглянись… повыше.
Томаз(после длительного молчания). Это не она.
Саня. Она, Томаз, она.
Томаз. Я этого не переживу.
Саня. Переживешь.
Томаз. Кино… не переживу. Какую она фамилию носит? (Читает.) Маландина. В главной роли… и Коршунов. Великолепно. Когда она кушает торт за чаем, то она Чебукиани, когда она носит мои чулки, то она Чебукиани…
Саня. Ты мелочный… и противный…
Томаз. Это не мелочность. Это крик души. Ты покупала бы своему дорогому мужу модные туфли и чулки, кормила бы его тортом, а он бы тайно от тебя играл главные роли в картинах.
Саня. Ты окончательно смешон и жалок.
Томаз. Конечно, жалок. Не я красуюсь на рекламе, а она… и, конечно, с кинематографическим мужем… У меня стоят перед глазами кошмарные картины.
Подходит милиционер.
Милиционер. Крик – прямой путь в отделение. Я тебя никак не пойму. Ты, кажется, со своей женой играешь роль в новой картине?
Томаз. Да, старшина, играю… самую плачевную.
Милиционер. Картина пока не шла, не видал. На плакате твоя физиономия.
Томаз. Не моя.
Милиционер. Не будем скромничать. Много получил?
Саня. Он получил сполна, товарищ старшина. И даже больше, чего не ждал.
Милиционер. Что ж, можно поздравить. Только не шуми. (Уходит.)
Саня. Вот именно, Томаз, только не шуми.
Томаз(глядит на плакат). Неужели в этой комедии изображаюсь я? Сойдешь с ума.
Саня. Ты, Томаз. Я видела.
Томаз. И похоже?
Саня. Очень…
Томаз. Почему такие вещи допускаются?
Саня. Сатира. Мне пора.
Томаз. Я иногда могу не поручиться за себя.
Саня. Пора быть взрослым, Томаз.
Томаз. Чувство ревности присуще взрослым людям, кажется. Мой покойный дядя Самсония бегал за своей женой вокруг стола с ножиком, пока не упал. А ему тогда было семьдесят шесть лет.
Саня. Не делай глупостей, Томаз, не вздумай уходить от Вавочки. Я за столом не хотела прибавлять, у тебя и так было невеселое настроение. Теперь скажу. Сегодня получила письмо от Зины. Они расстались с Иваном.
Томаз. Как?!
Саня. Расстались. Возьми письмо, прочти…
Затемнение
Картина четвертая
В Новосибирске, где-то вблизи реки. Июнь. Перед вечером. Скамья. Деревья. На скамейке Зина. Напевает старую студенческую песню. Подходит цыганка. Села рядом.
Цыганка. Томишься, дамочка?
Зина(в ее старой манере, как в студенческие годы). Что дамочка – да. Что томлюсь – нет.
Цыганка. Ожидаешь кого?..
Зина. Ожидаю.
Цыганка. Милого-хорошего?
Зина. Хорошего – да. Милого – нет.
Цыганка. Умница.
Зина. Кажется, да. Теперь.
Цыганка. Ты задумала большое дело.
Зина. Гадать не буду. Но рубль ты можешь из меня выбить. Рубль… согласна?
Цыганка. Дай тебе бог счастья.
Зина. Вот именно, баба, счастья. Скажи-ка ты мне вот что… какой у меня характер? Вы, цыганки, до ужаса проницательные. А карты – это ведь так, на доверчивых.
Цыганка. А ты сама не знаешь, какой у тебя характер?
Зина. Знала, понимаешь ли… прежде… и не так давно.
Цыганка. Ты хитрая.
Зина. Не очень.
Цыганка. А по глазам… вот что я тебе скажу.
Зина. Скажи-скажи.
Цыганка. Молодые у тебя глаза.
Зина (внимательно). Считаешь?
Цыганка. Азартные.
Зина. Слава богу. (Перекрестилась.)
Цыганка. В бога веришь?
Зина. Нет.
Цыганка. А крестишься.
Зина. Привычка. Что еще скажешь?
Цыганка. Ждет тебя великолепное счастье.
Зина. Сверх рубля у меня ничего нет.
Цыганка. Серьезный у тебя характер.
Зина. Эх ты… не знаешь ты, что такое характер.
Цыганка. Не спорь. Я к чему? Я к тому, что ты на своем поставишь, задуманное совершишь… безоблыжно.
Зина. Безоблыжно совершу.
Цыганка. А что ж ты положила на уме?
Зина. С мужем сейчас разводиться буду.
Цыганка. Так-таки вот сейчас?
Зина. Сама сказала, что у меня глаза азартные.
Цыганка. Счастье ловишь?.. Лови-лови. Юркое оно, как говорится. Ты уловишь.
Зина(дает деньги). Возьми на прощание.
Цыганка. Кабы на картах, а то простой разговор… Не надо. Но поверь: свое счастье ты найдешь. Прощай.
Зина(про себя). «Прощай… И если навсегда, то навсегда прощай».
Цыганка. Что говоришь?
Зина. Это не тебе… ему… в мыслях.
Цыганка. А он как… не тронет?
Зина. Не тронет… переживет.
Цыганка. Культурный?
Зина. Очень.
Цыганка уходит. Идут Мишка и его жена Маруся.
Мишка. Привет, Зиночка! Ивана ждешь? Погряз Иван с головой в комплексных соединениях… Не пляшут его молекулы. Казалось нам с Ваней, что открыт новый закон, а вышло – отчаянно неправильное. Физик в наше время – самый несчастный человек в мире. Иван теперь не знает сна, не знает отдыха… У людей выходной, а он как прикованный сидит в лаборатории. Ты с моей супругой не знакома? Зовут Марусей. Непостижимо тихий человек… Пока не рассердилась. Потомственная сибирячка.
Маруся. Мише стоит выпить кружку пива, и делается болтуном. Я давно стремилась с вами познакомиться, у вас очаровательный супруг.
Зина. Спасибо. Он очаровательный. Но я люблю, когда меня рассматривают автономно.
Маруся. Я не понимаю…
Мишка. Не понимаешь, потому что сказала бестолочь… До свиданья, Зиночка. Знакомство состоялось, но…
Зина. Миша, это гадко, так говорить о жене.
Мишка. Пойдем, жена. Мне попадет от Зиночки.
Маруся. Вы там как хотите, а муж у вас очаровательный.
Зина. Маруся, я не спорю. Больше того – он душка.
Мишка. Пойдем, Маруся. С Зиночкой трудно разговаривать, если вдобавок что-то не по ней. Мы будем гулять здесь. Может быть, встретимся и что-нибудь придумаем.
Зина. Может быть, встретимся и придумаем.
Маруся и Мишка уходят. Появляется девушка в белом.
Девушка. Можно присесть?
Зина. Конечно.
Девушка. Я потому, что, может быть, помешаю.
Зина. Если помешаете, скажу «пора».
Девушка. Свидание?.. Но, возможно, муж?
Зина. Вы угадали, крошка.
Девушка. Завидно.
Зина. А здесь не угадали.
Девушка. Жаль… Так много неудачных… в особенности, когда молодые.
Зина. А что же делать? Выходить замуж после семидесяти лет?
Девушка. Шутите…
Зина. Пытаюсь.
Девушка. Я часто думаю, какое время… Космос! А в этом отношении как-то не совсем налажено.
Зина. Не совсем, дорогая, не совсем… Космос перестраивать не надо, а человека – надо. Вот видите?.. К нам идет человек… молодой… обаятельный… многосторонний. А его надо перестраивать…
Девушка. Откуда знаете?
Зина. А я давно с ним познакомилась.
Входит Иван.
Садись, Иван.
Иван. Но я хочу домой.
Зина. Домой – потом.
Иван. А что будет до этого?
Зина. Диалог.
Иван. Есть хочется.
Зина. Тоже потом.
Иван. Хорошо, я потерплю.
Зина. Твои молекулы не пляшут?
Иван. Пляшут, но не так, как хотелось бы.
Зина. Вот!
Зина. Тема диалога. Мир неустроен потому человечество не умеет его устроить, как ему хотелось бы.
Иван. Что «вот»? (чуть раздражаясь). Кому «хотелось бы»? Тебе хочется одного, мне – другого. Детский разговор.
Зина. Вот!
Иван. Опять «вот». Что ты хочешь мне сказать?
Зина. Ты потоскуй, Иван. Мне вспомнилась одна ночь. Ночь на полустанке. Когда мы ехали сюда, то от счастья и безумного веселья сели не в тот поезд. Садились мы в последнюю минуту, проводник не успел глянуть на билеты, и мы поехали прямым экспрессом во Владивосток! Не помню, почему, но нас высадили на глухом полустанке, где на минуту задержался скорый. Нам негде было притулиться. Близилась осень, ночи становились холодными. Мы вошли в старенькое помещение безлюдного полустанка, чемоданчики поставили на пол, а сами сели на широкую деревянную скамью с высокой решетчатой спинкой. Оба утомились, хмель проводов давно прошел, хотелось подремать… и ты уютно, тихо прилег мне на колени. Мне понравилось, и ты с безмятежностью уснул. Проспал до утра.
Молчание.
Иван. Что-то было в этом роде… Ну так что же?
Зина. Мне было жаль тебя будить, так как ты был моим любимым человеком, но мысли, мысли… они лезли, как змеи. Я думала тогда о нашем поколении, о том, какие мы с тобой… старалась извинить тебя и оправдать, конечно. А ты спал себе и спал… И вдруг мне почему-то стало невыносимо горько, и я заплакала. А ты все спал себе и спал… Теперь вот я развожусь с тобой.
Девушка(в ужасе). Вы безумные… на улице… во всеуслышание… Это дико!
Иван. Вы не волнуйтесь. Она шутит.
Зина. Да, девочка, я пошутила. Но теперь пора. Теперь уйдите.
Девушка. Неужели это так просто?!
Зина. Просто, девушка, кашу есть… но и то надо подуть на ложку, а то рот обожжешь. Теперь пора. Если можно – оставьте нас.
Девушка(Зине). Я не желаю вам успеха! Не желаю.
Зина. Правильно, миленькая. Успех тут вроде ни к чему.
Девушка уходит.
Иван. Зиночка, ты в самом деле говоришь не то.
Зина. То самое, Иван. По теме «Как хотелось бы». Мне тогда хотелось лежать у тебя на коленях, но ты… Словом, с тех пор ты так и спишь у меня на руках.
Иван. Можно было сказать.
Зина. Говорила.
Иван. Не слыхал.
Зина. Я говорила, ты не слыхал. Потом, когда я убедилась, что ты не слышишь, то я множество раз говорила наедине с собой, как говорю сейчас наедине с тобой. Были слезы, срывы, колебания… многое было. Теперь я запаслась хорошим настроением, выбрала светлый день…
Иван. Как это на тебя похоже!
Зина. Хочется еще пожить немножко, как жила до тебя.
Иван. Но почему же ты жила со мной… тянула?
Зина. Люди не верят в бога и крестятся. Почему? Привычка.
Иван. «Крестятся»… «привычка»… Ничего не понимаю. Ты серьезно? Решила прекратить?
Зина. Сказано точно. Да, я решила прекратить эксперимент. Мы не соединимы. Если у тебя молекулы, простые частицы, даже не одноклеточные, и те не соединяются… то люди-то, Иван! От молекул до человека миллиарды лет развития.
Иван. При чем тут миллиарды лет? Несешь какую– то чушь. Научили вас на нашу голову.
Зина. Иван, ты восхитительный экземпляр мужчины в смысле искренности. Курица, разумеется, не птица.
Иван. Я не сказал.
Зина. Что уж, «не сказал». Сказал. Но я сама не ставлю между нами знака равенства. Голова у тебя мощная. И вообще… не женщина первой полетела в космос. Я думаю, что будущие люди окажутся умнее нас и освободят женщину от занятий, которые ей не по силам. Но меня мучает моя личная коротенькая жизнь. Я не хочу в ней потерять свое достоинство. Вот вся моя программа. Еще год-два, и я сникну…
