Текст книги "Собрание сочинений в 4 томах. Том 3"
Автор книги: Николай Погодин
сообщить о нарушении
Текущая страница: 19 (всего у книги 24 страниц)
Зина. Теперь стоп. Шутки в сторону. Почему изменилось? Когда? Что случилось?
Саня. Я как-то его обругала. При людях… Вырвалось. Назвала уродом. Много всякого наговорила. И он приник. Не знаю что, но что-то его поразило. Он несколько раз спросил: «Неужели я произвожу такое отвратительное впечатление?» А потом, месяца через два, пришло от него первое письмо.
Зина. С покаянием?
Саня. Без… Просто умное письмо. О чувстве прекрасного.
Зина. Женька? Дальше.
Саня. А дальше обо мне. Но мне неловко…
Зина. И не рассказывай. Значит, чувство прекрасного относилось к тебе. Ему ты можешь верить. Такой уж это тип человека. Если вбил себе в голову, что он агрегат, то так и будет ходить агрегатом. Если не агрегат, то будет человеком – не нарадуешься. Салазкин не разный. Он цельная натура.
Саня. А я боюсь. И твой пример…
Зина. Мой пример – это одно. Твой пример – это другое. Женька тебя любит. Как сказал на выпускных экзаменах: «Я тобой живу», так и получилось. А кибернетическими выкрутасами увлекается не он один. Молодость.
Появляется Салазкин.
Салазкин. Меня все бросили. Укропов четвертует поросенка. Можно приютиться здесь?
Зина. Так что же у нас получается, Женя?
Салазкин. А я не знаю.
Зина. Не знаешь… Нет, знаешь. Открылся девушке в любви на выпускном и тянешь подряд два года. Довольно некрасиво.
Саня. Зина, что ты делаешь?
Зина. Что делаю? Говорю на языке народа.
Салазкин. Не нахожусь, что и ответить.
Зина. Опять не находишься. Когда же ты найдешься?
Саня. Зина, это ужасно.
Зина. А я что говорю. Конечно, ужасно.
Салазкин. Ты, Зина, вполне серьезно ставишь этот вопрос?
Зина. Ах, Женя, хотела бы я снова сделаться несерьезной… Но, увы, не сделаюсь.
Входит Фиса.
Фиса(Зине). Опять вас просят к телефону.
Зина. Благодарю. Лечу. (Уходит.)
Фиса. И что это за Зина?.. Авторитетная.
Салазкин. Бывают и такие.
Фиса. Бывают, вижу. (Уходит.)
Салазкин. Саня.
Саня. Что, Женя?
Салазкин. Так вот, Саня… вот так.
Саня. Вот так, Женя… Так вот.
Салазкин(с необыкновенной для него силой). Что я тебя люблю, ты знаешь. Я написал тебе об этом сорок писем… Может быть, больше, не считал. И никому ничего подобного я не говорил. И все мотивы моих писем, все их темы, вся музыка строк сводились к моим словам. Их всего три. «Я тобой живу». Ты, наверно, помнишь. Это случилось как раз на выпускных. Зина, как всегда, точна. Прошло два года. Слышишь? И опять я могу повторить те три слова. Но это – я. А ты?
Саня. Женя, а ты спросил меня тогда, назад два года, живу ли я тобой?
Салазкин. Не спросил.
Саня. Не спросил. И я считаю, что горе в том, что вы не спрашиваете. Иван у Зины ни о чем не спрашивал.
Салазкин. «Иван», «Иван»… Он – случай, а не общее явление. И меня он не трогает.
Саня. А меня трогает. Я не хочу встретиться с таким случаем.
Салазкин. Такого случая не будет. Я тобой живу. Но теперь я спрашиваю. Я так тебя люблю, что не могу представить себе, как можно взять эту руку, если рука… твоя рука ко мне не тянется. И только потому я так с тобой говорю, что знаю: ты живешь мною.
Саня. Женя, ты восхитителен. А еще что ты знаешь?
Салазкин. Еще я знаю, что ты живешь мною.
Саня. Слышу. А еще?
Салазкин. Ты живешь мною… мною… мною…
Появляется Укропов.
Укропов. Что ты кричишь? Ну кто так делает?
Салазкин. Я делаю, потому что я воюю за свое будущее.
Укропов. В будущем ты будешь жить при коммунизме.
Саня. Укропов неизменен.
Салазкин. Я хочу жить при коммунизме не один, а вдвоем.
Входит Зина.
Зина. Можете меня поздравить. Говорила со Львом Порошиным. С ходу предлагает работать у них над новой темой. Параллельно могу вести научную работу.
Укропов. Уж за твое-то будущее мы все спокойны.
Зина. А что у них? Переговоры зашли в тупик?
Укропов. Переговоры? У них? О чем?
Зина. О том, о чем переговариваются люди с тех пор, как научились говорить. И главным образом в их возрасте.
Укропов. Они? Не понимаю. Саня, кто Женьку называл уродом?
Саня. Я.
Укропов. А что теперь будет?
Саня. А теперь будет то, что я не буду называть его уродом.
Укропов. То-то я смотрю на Салазкина… не тот Салазкин.
Входит Фиса.
Фиса(Зине). Вас опять просили к телефону, но я сказала, что вы у нас в гостях и мы садимся за стол. А где же остальные?
Укропов. Куда-то скрылись.
Фиса. Что за новости! Сейчас найду. (Уходит.)
Саня. Не знаю, дорогой Укропов, тот ли наш Женя или не тот. Та ли Зина или не та. Наверно, все мы те. Но вы не понимаете, какие вы хорошие. Если бы вы знали, как я вас всех зауважала.
Укропов. Когда зауважала? До поездки на Запад или после?
Зина. Вот именно после… А Женю – исключительно. В превосходной степени.
Укропов. Очень интересно. Для того чтобы зауважать Женю, ей надо было посетить мир капитализма.
Саня. Не Женю одного, а всех вас, я сказала… в большом плане. Ты не мельчи. Нас увлекают западные книжки. Но жизнь на Западе вряд ли увлечет… словом, поездка поразительно ломает наши стандартные представления. А Женя… я его люблю. Может быть, давно, но он мешал мне понять и его и себя. И никакой он не урод. Он настоящий человек… умный, тонкий, излишне ироничный… тоже не беда. Ироничность и чуткость стоят рядом.
Появляется Фиса.
Фиса. Ишь ты, какую она ему рекламу делает. «Умный», «чуткий». Откуда ты все это узнала?
Саня. А он мне прислал сорок писем.
Фиса. Сорок. Надо же… Вот счастливая. А я как знала… и поросенок и шампанское. Пойдемте.
Укропов. Но где Вавка, где Томаз?
Фиса. Тише… Бредут сюда. Вообразите! Забрались в самые непроходимые колючие кусты… сидят и плачут… оба.
Зина. И Томаз плакал?
Фиса. И он… да как… ручьем. Молчите.
Появляются Вавочка и Томаз. Идут порознь. Головы опущены. Остановились. Пауза.
Укропов. Скажите, долго будет продолжаться эта мультипликация?
Тогда Вавочка приближается к Томазу и роняет голову ему на грудь.
Вавочка. Томаз, я никогда больше не назову тебя ничтожным.
Томаз. Вавочка, дорогая, неправда, назовешь… но все равно… все равно… Мы проживем вместе до семидесяти лет, как мой незабвенный дядя Самсония. Зина, ты смотришь на нас с симпатией. Скажи, почему ты смотришь на нас с симпатией?
Зина. А потому, Томаз, что жизнь все же рапсодия… и, как утверждают некоторые оптимисты, – голубая.
Занавес
Альберт Эйнштейн
Трагедия в девяти эпизодах, с прологом и эпилогом
Пьеса завершена Алексеем Волгарем
Действующие лица
Эйнштейн Альберт
Меллинген Дизи – финансист
Фей Роз-Мари – молодая богатая американка
Притчард Антуан – физик
Анхилита – мексиканка, его возлюбленная
ЧЕТА СРЕДНИХ АМЕРИКАНЦЕВ
Адамс Элла
Адамс Чарльз
Гордон Гарри – физик
Сенатор
Издатель
Байрон Дик
Эпштейн Чезаре – музыкант
Мисс Джойс – секретарь Меллингена
Джюли – лаборантка
Врач
Король шляп
Великосветский репортер
Дама средних лет
Дама в красном
Студент
Садовник
Гости, прислуга
Пролог
В Принстоне ночью возле коттеджа, где поселились Эйнштейны. В окнах нет света. Меллинген.
Меллинген(в раздумье). Мерсер-стрит… Абсолютно точно, Мерсер-стрит, сто двенадцать… Но эти милые сооружения невыносимо похожи друг на друга… И хоть бы где-нибудь светилось окно… И ни одной живой фигуры… Неужели в этом Принстоне[50]50
Принстон – провинциальный город в США близ Нью-Йорка, в котором находится Институт высших исследований. В нем А. Эйнштейн работал последние годы своей жизни над созданием «единой теории поля».
[Закрыть] живут, как в раю, и ложатся спать с курами?.. Печально… Что же делать?.. Нечего делать… Надо поворачивать оглобли… В конечном счете, во всем виноват один идиот. Я не буду называть его имени… Это просто позор – не разыскать в Принстоне Альберта Эйнштейна… О-о! Судьба начинает сдаваться… Сюда движется живой человек.
Входит студент.
Сэр…
Студент. Да.
Меллинген. Простите за беспокойство…
Студент. Пожалуйста, я не занят…
Меллинген. Не знаете ли вы, в каком из этих коттеджей поселился приехавший из Европы Альберт Эйнштейн?
Студент. Эйнштейн… А кто он такой?
Меллинген. Как вам сказать… Вы не видели последних номеров газет?
Студент. Я газет не читаю… У меня много других занятий.
Меллинген. Но тогда мне просто интересно, с кем я имею удовольствие беседовать?
Студент. Я студент богословского факультета.
Меллинген. И вы ничего не слыхали о таком ученом, как Альберт Эйнштейн?
Студент. Может быть, и слыхал, но забыл…
Меллинген. Плохо, сударь… Я, конечно, не имею права делать вам замечаний, но думаю, что сам господь бог будет вами недоволен.
Студент. Чтобы говорить о господе боге, надо иметь элементарное представление о нем.
Меллинген. Виноват, сэр.
Студент. Так-то… (Уходит.)
Меллинген. Нет, это был не человек… Это мистика.
Входит Чезаре.
Чезаре. Друг, чего вы хотите от этих святых?.. Может быть, он неделю не ел мяса. Вы хотите увидеть Эйнштейна. Я тоже.
Меллинген. И вы тоже не можете найти его дом?
Чезаре. Это проще всего. Вот этот дом и есть его дом.
Меллинген. Дорогой мой, вы же меня выручили.
Чезаре. Выручил… но что из этого? Я обошел дом вокруг ровно пятьдесят раз. Обойти его можно за минуту. Значит, я здесь хожу около часу. Там, с южной стороны, на втором этаже есть окно от потолка до пола, точнее сказать, сплошное стекло… И там дубы или что-то в этом роде вокруг газона… Я плохо разбираюсь в зелени. Но не в этом дело… Я спускался вниз по лужайке и мог видеть его за этой стеклянной стеной и понял, что там его кабинет… Он сидел откинувшись в старом кресле и дымил трубкой… И можете себе представить такую странную вещь… У него нет письменного стола, какой должен быть у профессора.
Меллинген. А что же там есть?
Чезаре. Понятия не имею… Какая-то старинная вещь на точеных ножках, которые стоят не прямо, а вот так… (Показал.) Иногда он с крышки этого стола брал какие-то бумажки, смотрел на них и клал обратно. Лампа светила справа, и мне хорошо было видно, как он вопросительно поднимает брови и зачем-то накручивает волосы на виске на указательный палец правой руки.
Меллинген. Я чувствую, что вы поэт, но все-таки подсматривать…
Чезаре. Не мог! Вы слышите… не мог… Из Нью-Йорка в третий раз я езжу в этот город. У меня нет машины… Хотя я и умею править. Я не поэт…
Меллинген. Это дела не меняет.
Чезаре. И каждый раз – провал.
Меллинген. У вас есть причина видеть Альберта Эйнштейна?
Чезаре. Никакой…
Меллинген. Понятно… Значит, больше чем причина.
Чезаре. А у вас?
Меллинген. Я хотел доставить себе удовольствие лично пригласить его к себе на прием… но без карты запутался на этих дорогах, заехал черт знает куда и, как видите, опоздал.
Чезаре. Вам хорошо, вы можете пригласить его на прием, а я не могу. Я что?.. Скрипач из джаза… Чезаре… А вы… простите… С кем имею счастье познакомиться?
Меллинген. Меллинген…
Чезаре. Как?.. Меллинген… Тот?
Меллинген. Если вы имеете в виду меня, то тот.
Чезаре. Ого… С вами шутить нельзя.
Меллинген. Наоборот. Я люблю шутку.
Чезаре. Я же в том смысле, что вы не шуточная личность.
Меллинген. Оставим мою личность… И решим, что же нам делать. Теперь все-таки нас двое, это уже как-никак почти корпорация. Скажите, он продолжает пребывать в своем кабинете?
Чезаре. Нет… Вдруг свет погас… потом чуть осветилось окно в углу справа от нас… Там, надо думать, его спальня.
Меллинген. Да… плохо. Скоро двенадцать… Ну что ж. Пожелаем доброй ночи мистеру Эйнштейну. Я оставлю в ящике для писем свою визитную карточку, и поедем в Нью-Йорк. По дороге завернем в мой клуб и немного выпьем с горя. Вы не возражаете, мистер Чезаре?
Дверь в коттедже медленно открылась. Кто-то в дверях.
Чезаре(в порыве). Мистер Эйнштейн!..
Кто-то. Не он, не он… Он давно спит.
Чезаре. Извините…
Кто-то. Я слышу голоса. Подумал, снова репортеры.
Чезаре. Нет-нет, мы не репортеры.
Кто-то. Послушайте, ребята, никто из вас не курит трубки?
Чезаре. Нет… А что случилось?
Кто-то. Несчастье… кончился табак.
Чезаре. У мистера Эйнштейна?
Кто-то. Да. У него.
Чезаре. Но он же спит.
Кто-то. У него бессонница… и, как назло, вышел табак.
Меллинген удаляется. Зашуршала машина.
Чезаре. Сейчас будет табак. Отличный.
Кто-то. Тронут. Благодарю. Я подожду.
Чезаре. Вы дворецкий?
Кто-то. Я?.. Нет. Увы. Один только раз в жизни я видел дворецкого. Это было в Англии. У лорда. Монумент! Я только гость в этом доме.
Чезаре. Какое горе… так и не довелось увидеть мистера Эйнштейна. Мне так хотелось с ним потолковать о жизни…
Кто-то. Но он лишь физик… При том теперь как будто полночь.
Чезаре. Да… понимаю.
Кто-то. А тот, что уехал, он тоже хотел потолковать о жизни?
Чезаре. Нет. Он видный житель Нью-Йорка… Может, слыхали? Дизи Меллинген… большое банковское дело. Мистер Меллинген приехал пригласить Эйнштейна на прием, который он устраивает в его честь. Но у него что-то случилось по дороге, и он опоздал… Он хочет оставить свою визитную карточку. Скажите мне, какой он…
Кто-то. Кто?
Чезаре. Эйнштейн…
Кто-то. Человек, я полагаю, как все… Курит трубку и сейчас страдает от своей забывчивости.
Чезаре. Табак у него будет. А это правда, будто он любит скрипку?
Кто-то. Любит.
Чезаре. И хорошо играет?
Кто-то. Так себе…
Чезаре. Я сам скрипач… играл в оркестре… сейчас работаю в солидном джазе… Рентабельно… Передайте мистеру Эйнштейну, что я мечтаю сыграть вместе с ним… Мы можем скрыться в храм… Я знаю старинный храм… Нигде не найдете такой акустики. Мы будем с ним играть, как кинонегры… Они запираются в каком-нибудь уединенном клубе и всю ночь играют только для себя… Этого никто не должен слышать. Там они играют, как святые. Я не могу устроить прием в честь великого человека, но этот подарок я ему сделаю. Скажите ему, что он останется доволен.
Кто-то. По-моему, он будет счастлив. А как он вас найдет?
Чезаре. Я сам его найду… Как только вернемся из турне по Европе.
Кто-то. Значит, это случится не так скоро… Жаль. А ваше имя?
Чезаре. Чезаре…
Кто-то. Итальянец.
Чезаре. Да. Приблизительно. Бежал от фашистов.
Появляется Меллинген.
Меллинген(передает пакет Чезаре). Достал… с трудом… Это не в Нью-Йорке… (К стоящему в дверях.) Прошу вас, сэр, принести мое извинение доктору Эйнштейну и передать эту карточку… Я и мои друзья будем бесконечно счастливы провести вместе с ним вечер, какой он выберет.
Кто-то. Безусловно выберет… Должен же он поблагодарить вас за табак… Ну что вы! Зачем так много? Хорошо. Благодарю. Доброй ночи, милые люди.
Чезаре. Доброй ночи. Возьмите адрес храма.
Кто-то. Спасибо.
Дверь так же медленно и тихо закрылась.
Чезаре. Клянусь, это был он!
Меллинген. Вы с ума сошли…
Чезаре. Клянусь, это был Эйнштейн… Он мог позволить себе эту шутку… Он – человек, а его мучают всякие идиоты.
Меллинген. Благодарю, но я готов сойти за идиота, раз мы здесь вместе с вами.
Чезаре. Он… он… в его голосе было много смеха… И потом я видел его голову… Голова библейского пророка… Я видел свет на его волосах… Голова светилась.
Меллинген. Мистер Чезаре, так или иначе – все прошло великолепно. Теперь он курит и посмеивается. А мы… ну, мы, пожалуй, походим на пару привидений. Если это был действительно он, то их было три. Жизнь всегда чуть нереальна. Иначе она была бы невыносимой. Вам в Нью-Йорк? Мне тоже. Поехали! (Обернувшись к дому.) Доброй ночи, мистер Эйнштейн.
Входит студент.
Студент(Меллингену). Сэр, вы продолжаете разыскивать дом Альберта Эйнштейна? Вот его дом.
Меллинген. Спасибо, молодой человек. Мы это знаем.
Студент. Но я еще хочу сказать вам два слова. Я узнал, кто он такой… Он великий человек. Мой друг математик сказал мне по телефону, что я настоящая дубина, если так ответил вам.
Меллинген. Счастлив за вас и за вашего друга. Прощайте.
Чезаре и Меллинген уходят.
Студент. Неужели в этом пустынном мире еще живут великие люди?.. О господи!
Эпизод первый
Зал, обитый розовым шелком. Много электрического света. Вечер. Праздничное общество богатых людей Америки. Провинциальный городок под Нью-Йорком. Появляется мисс Джойс. Она ставит на одинокий маленький столик сифон с водой. Прислуга разносит напитки. Сдержанный говор. Затем появляется Меллинген, хозяин этого дома.
Меллинген. Мисс Джойс, все, что он скажет, запишите… даже такие слова, которые могут показаться незначительными.
Мисс Джойс. Я так делаю всегда.
Меллинген. Не обижайтесь. (Шутливо.) Я осмелился вам напомнить об этом, потому что сегодня вы будете записывать гения.
Мисс Джойс. Стенограмма бесстрастна к уму и глупости. Когда будет играть трио?
Меллинген. Я скажу… Сначала мы дадим нашу королеву джаза… А на десерт – то, что я выбрал из Моцарта. Но где же он? Кто мне его представит?
Мисс Джойс. Мистер Эйнштейн исчез.
Меллинген. Не понимаю.
Мисс Джойс. До вашей виллы ему ехать из Принстона ровно семь минут. Он выехал из дома ровно двадцать пять минут тому назад. Я позвоню в полицию.
Меллинген. Не волнуйтесь, его не украли. С учеными всегда происходят недоразумения. Надо послать дворецкого на перекресток. Позовите Смита.
Мисс Джойс. Дворецкий тоже исчез.
Меллинген(весело. Он вообще жизнерадостен до эксцентричности). Вот это уже интересно. Подождем развязки. Смешно вмешивать в это дело полицию. Как давно я не был в моем милом городке. Начинаю забывать лица знакомых. Кто эта старая женщина?
Мисс Джойс. Это леди Розини, и она, как всегда, влюблена в вас.
Меллинген. Помню. Но между нами разница в тысячу лет.
Мисс Джойс. Она этого не знает.
Меллинген. А тот черноглазый мальчик?.. Я его впервые вижу.
Мисс Джойс. Тот мальчик делает шляпы. Он придумал новую ленту, и теперь он король шляп. Его предприятие выросло в пять раз. Сейчас он показывает девушкам, как танцуют чарльстон.
Меллинген. Что ни год, то новый танец. Я и не слыхал.
Мисс Джойс. Смотрите. Сейчас в зал входит самая счастливая пара этого сезона. У них была лучшая свадьба года. А тот красивый господин с горящими глазами, который как раз кланяется вам, – наш знаменитый ученый и друг Альберта Эйнштейна, доктор Притчард.
Меллинген. Ах, это Антуан… Я его знаю с детства.
Мисс Джойс. А вот и наш сенатор…
Меллинген(рад). Грубиян и забияка, как всякий свинопас с Дикого Запада. Рядом с ним как раз торговец свиными консервами со своей костлявой супругой.
Мисс Джойс. Любовница напротив. Смотрит на нас и прикрывается цветами. Прекрасна, как дьявол.
Меллинген. Вижу. Но дьявол все-таки прекрасней, когда он делается женщиной. У вас здесь весело. Дела идут – вот в чем суть. Мальчики делаются королями шляп, а свинопасы – сенаторами. Великая страна.
Мисс Джойс(прежним тоном гида). В углу с сигарой и пепел стряхивает на ковер…
Меллинген(в тон мисс Джойс)….ковру это не повредит.
Мисс Джойс…. мистический поэт. Представитель нашей художественной интеллигенции.
Сенатор подходит к Меллингену. Рукопожатие и хлопки по плечу.
Сенатор. Лучше сказать – художественной сволочи. Но, может быть, он славный малый, как всякий недоразвитый субъект.
Мисс Джойс. Напротив. Он очень развит.
Сенатор. Этого не может быть. Мужчина, если он нормально развит, стихов или романов сочинять не станет. Это дело недоносков.
Меллинген. Мисс Джойс, попросите сюда Притчарда.
Мисс Джойс уходит и немедленно возвращается с Притчардом.
Добрый день, док. Рад вас видеть. Садитесь. Говоря серьезно, это становится неприличным. Мистер Эйнштейн ставит меня в идиотское положение. Мне сказали, вы его личный друг?
Притчард. О нет… Он прислал мне отзыв о моих уравнениях, опубликованных в Париже. Мы переписываемся, и только. Дружба с ним была бы для меня высшим счастьем.
Меллинген. Может быть, и так. Но он ставит меня в идиотское положение. Мисс Джойс, выясните, куда же все-таки делся наш гость.
Мисс Джойс уходит..
Сенатор. Можно не возражать, если он набивает себе цену. Но, может быть, он ни во что не ставит этот прием?
Притчард. Я лично не знаком с великим физиком. И не знаю, как он держится в обществе.
Вбегает Фей. В руках туфли.
Фей(патетически). В этого человека можно влюбиться.
Меллинген. Ты сначала обуйся. И друзей надо узнавать.
Фей. Подожди, не мешай. (Окружающим.) Вы слышите? Альберт Эйнштейн, автор теории относительности, принял здешнего дворецкого Смита за хозяина этого дома. Они там долго и горячо беседуют, и оба в восторге. Я сняла туфли и ходила следом за ними. Безумно интересно. (Надевает туфли, Меллингену.) Здравствуй, Дизи, и не дуйся.
Меллинген. Здравствуй, детка. Дорогая, не надо делать все слишком по-американски. И не стоит раздувать недоразумения. Мы поставим великого ученого в неловкое положение.
Гости. Да-да…
– Не стоит раздувать.
– Не нужно его ставить в неловкое положение.
Сенатор. Видно, в приличный дом пришел впервые.
Фей. Он восхитителен, как ребенок… Так светятся глаза лишь у детей. Но ясность детских глаз – это отсутствие опыта, а глаза Эйнштейна – это неисчерпаемая мудрость. Я ошалела, когда он говорил Смиту о мирах. Оказывается, миры имеют свои биографии, свои лица, свой стиль… миры живут, как мы… как люди.
Меллинген. Фей, ты похорошела. Как идут дела любви? Пора бы замуж.
Фей. Ты, как всегда, неоригинален.
Меллинген. Трудно быть оригинальнее тебя…
Фей…. И я в него влюбилась.
Меллинген. Он, кажется, не так уж молод.
Фей. Люди, подобные Эйнштейну, не имеют возраста. Люди, подобные ему, вечно юны.
Вбегает великосветский репортер. В руке портативный микрофон.
Великосветский репортер. Черт знает что… Он не ученый! Такими ученые не бывают… Что о нем сказать… Мало того, что он не умеет отличить слуги от хозяина дома, он смахивает на обыкновенного коммивояжера.
Входит Эйнштейн. Молчание и любопытство всех. Ему страшно весело. Что-то его поразило. Оглядывается. Снимает очки, протирает. Снова осматривается. Пожимает плечами.
Эйнштейн(мягко и виновато). Господа… здравствуйте. Прошу извинить мою неосведомленность. Здешнего сотрудника я принял за хозяина этого дома. Господин Смит так дорого одет и великолепный собеседник.
Фей. Еще один анекдот прибавится о странном докторе Эйнштейне.
Эйнштейн. Разве?.. Впрочем, прибавится. Но как же нам исправить положение?
Фей(берет под руку Эйнштейна). Пойдемте, господин великий человек, знакомиться с хозяином. Он не так дорого одет, как его дворецкий, и неважный собеседник. Но он, скажу вам на ухо, он почти… или уже миллиардер. Этого пока никто точно не знает.
Эйнштейн. А вы?.. Простите. Вы дочь?
Фей. О нет! Не дочь и победнее. По сравнению с ним я нищая. Итак, беседуйте. Весь цивилизованный мир затаил дыхание и смотрит на вас двоих.
Меллинген. Благодарю, что вы приняли мое приглашение. Хотите виски, сода?
Эйнштейн. О да… конечно.
Воцаряется тишина. И сама собой возникает огромная пантомимическая сцена, когда на фоне толпы, горящей любопытством, ловящей каждое слово, муссирующей, неуемной, Эйнштейн беседует с Меллингеном.
Беседуя с вами… то есть там… с вашим дворецким… я страшно напрягался. И порядочно устал.
Меллинген. Поэтому теперь давайте поговорим без напряжения.
Эйнштейн(вдруг, заливаясь смехом). Я, наверно, скажу детскую фразу, но я ее скажу. Я впервые встречаю настоящего миллиардера. Мне хочется до вас дотронуться.
Меллинген(искренне весело). А мне – до вас. Знаете что? Давайте потрогаем друг друга.
Эйнштейн. Давайте.
Оба смеются.
Меллинген. Прощупаем друг друга.
Эйнштейн. Вот именно – прощупаем. Но вы действительно миллиардер? (В сторону Фей.) Эта девушка умеет пошутить.
Меллинген. Молодость… Все они у нас задорные. Я банкир. Но личное мое состояние не дошло до миллиарда. Мне делают рекламу.
Эйнштейн. Мне передавали, что вы – друг Франклина Рузвельта[51]51
Рузвельт, Франклин (1882–1945) – выдающийся государственный деятель, президент США с 1933 по 1945 год. В 1933 году правительство Рузвельта установило дипломатические отношения с СССР. После нападения на СССР гитлеровской Германии Рузвельт предложил Советскому Союзу помощь и сотрудничество. Он был сторонником сохранения и укрепления сотрудничества между СССР и США в послевоенное время.
[Закрыть].
Меллинген. Да, мы давно знаем друг друга. Мы оба старые демократы. Теперь, когда он сделался президентом, я иногда информирую его о большом бизнесе. Как вам понравилась Америка?
Эйнштейн. Я не впервые здесь… И могу искренне сказать, что я люблю Америку. Один мудрый медик из Лондона мне сказал, что после пятидесяти лет ничего не меняют. А мне пришлось искать новое местожительство. Я приехал сюда как на родину. Навсегда.
Меллинген. У Америки много теневых сторон.
Эйнштейн. Это всегда так. Древние говорили, что рядом с добром живет зло, с теплом – холод, с водою – суша, со светом – тьма. С ничем – что-то.
Меллинген(мягко и с интересом). А ничто существует?
Эйнштейн. Конечно, существует и ничто.
Меллинген. Вы в бога верите?
Эйнштейн. О да.
Меллинген. А что такое бог, по-вашему?
Эйнштейн. По-видимому, то, что разлито повсюду как источник разума. Даже в пустоте.
Меллинген. Какой же это бог… что-то не то.
Эйнштейн. Это бог Спинозы[52]52
Бог Спинозы. – Спиноза, Барух (Бенедикт) (1632–1677) – нидерландский философ-материалист. За религиозное свободомыслие был отлучен от еврейской церковной общины Амстердама. Спиноза считал, что существует лишь природа, являющаяся причиной самой себя, не нуждающаяся для своего бытия ни в чем другом. Как «природа творящая», она есть субстанция, или, как он ее называл, бог.
[Закрыть].
Сенатор(прислушиваясь в стороне). Все-таки верит в бога.
Меллинген. Спиноза?.. Знаю… тот еврей, которого его сородичи отлучили и прокляли.
Эйнштейн. Да-да… Удивительное проклятие. Оно полно бессилия. «Да будет он проклят днем и ночью. Да будет проклят, когда ложится и когда встает ото сна. Да будет проклят при выходе и входе»… Очень много всего. Когда много слов, то мало силы.
Меллинген(дружески). Смотрите, сэр, наши попы не лучше других. Они тоже могут рассердиться, когда узнают, что вы верите в какого-то бога Спинозы.
Эйнштейн. Это не вера, какую требуют они. Я не религиозен.
Меллинген. Тогда вы просто безбожник. Тем хуже… Но я тоже хотел задать вам детский вопрос. Как вы сделались гением?
Эйнштейн. Да, меня иногда называют чем-то в этом роде… Люди любят это слово. Лично мне оно непонятно.
Меллинген. Но почему? Разве ваша формула взаимосвязи материи и энергии не гениальна? Ведь она сделала современный мир тем, чем сделал его в свое время Прометей, когда дал людям огонь. Вы смеетесь. Я вас понимаю. Может быть, вы смеялись и тогда, когда открыли эту формулу. Скажите, как это произошло?
Эйнштейн. Но при чем тут гениальность? Я скромный земной человек, который пытался познать субстанцию вселенной. И кажется, из этой затеи у меня ничего не вышло… Я всегда оставляю больше вопросов без ответов, чем ответов на вопросы. Просто людям скучно жить, когда некого назвать гением.
Меллинген. Здорово!
Эйнштейн. Для того чтобы узнать что-то в этом мире, надо упорно думать об одном и том же этак лет пять-шесть. Но без эмоции не бывает искания истины.
Меллинген. О чем же можно думать так долго?
Эйнштейн. О той же пустоте хотя бы.
Меллинген. О пустоте… страшно… брр. С ума сойдешь!
Великосветский репортер. Как я об этом расскажу моим радиослушателям? Что скажут нормальные люди, если они услышат, что господин Эйнштейн шесть лет думал о пустоте?
Меллинген. А теперь я хочу узнать у вас: в чем главная проблема нашего времени?
Эйнштейн. Простите… А я хотел от вас узнать…
Меллинген. Пожалуйста…
Эйнштейн. Как можно заработать такую кучу денег одному человеку?
Меллинген. Этим делом занимался мой отец, а начал дед. Но и я прибавил кое-что.
Эйнштейн. Вы для меня чудо.
Меллинген. Может быть, чудовище?
Эйнштейн. Все, что превосходит наши скромные понятия, либо чудесно, либо чудовищно. Вы не сердитесь. Одно может перейти в другое.
Меллинген. Чудесное может стать чудовищным. Мне такая мысль в голову не приходила. С вами, сэр, надо быть начеку…
Входит Байрон. Сильно навеселе. Черная шляпа, трость. Гости шокированы. Молчание.
Байрон. Так что же здесь происходит? Ах, Эйнштейн? Прекрасно. А девочки? Девочек не предусмотрено. Блистательно, но невыносимо скучно. Чему же радоваться, не понимаю. (Удаляется.)
Меллинген(Эйнштейну). Не удивляйтесь. Нашу непосредственность принимают за несерьезность. Глубокая ошибка. Американцы – серьезный народ. И, говоря серьезно, эта страна – вообще чудо.
Эйнштейн. Я согласен. У меня самого ощущение чуда.
Меллинген. Приятно. Очень.
Эйнштейн. Когда я вошел в этот зал, меня сбил с ног розовый свет. Я снял очки – ощущение чуда не изменилось.
Меллинген. Я не понимаю, что вы сказали, мой друг?
Фей(гостям, вдохновенно). Вот наконец среди нас появился умный человек. Господин великий человек, вы еще и умный человек. Мы – мир розовых очков. Все мы – розовые от беспредметного удовольствия. У нас все самое розовое. У нас розовый президент, розовый бизнес и даже розовые доллары. (Сенатору.) Мистер сенатор, возьмите бокал и произнесите ваш спич. Вы давно хотите это сделать.
Сенатор. Милая моя, ты, кажется, подражаешь тому парню в черной шляпе. Отвратительная модель. Подонок.
Фей. Он не подонок.
Сенатор. А что же?
Фей. Характер.
Сенатор. Отщепенец.
Фей. Может быть, сэр. Но где же ваш спич?
Сенатор. Когда Фей говорит, я всегда перестаю что-нибудь понимать. Но я принимаю ее вызов. Я готов выпить за здоровье уважаемого джентльмена, который все время улыбается. Это по-американски… Я люблю, когда джентльмены улыбаются. Неулыбающиеся джентльмены меня приводят в ярость. Они – красные, черт их подери. Мне кажется, что этот джентльмен не красный. И это уже хорошо, хотя я понятия не имею, чем он знаменит и что делает. Я думаю, что этого вообще никто из нас не знает. Вполне возможно, что этот джентльмен и сам не знает, чем он знаменит.
Эйнштейн. Наконец сказана истинная правда… Иногда я сам так думаю.
Сенатор. Вот видите, я прав. (Хлопает по плечу Эйнштейна). Вы славный парень. Теперь скажите, какое отношение имеет ваша теория относительности к религии?
Эйнштейн. Я отвечу вам так, как ответил одному епископу: никакого.
Сенатор. Однако ваша та самая теория относительности, о которой так много пишут, она страдает… мне говорили.
Меллинген. Перестань, что ты смыслишь в теории относительности?
Сенатор. А ты?
Меллинген. Я окончил Колумбийский[53]53
Колумбийский университет – один из лучших университетов США; находится на Востоке США, на левом берегу реки Потомак.
[Закрыть] и то по праву, но знаю об Эйнштейне все, что должен знать каждый культурный человек. (Гостям.) Разрешите мне по этому поводу высказать свои мысли, хотя я только банкир.
Сенатор(доверительно, Эйнштейну). Мы любим выдавать себя за птиц высокого полета.
Меллинген(берет бокал). Леди и джентльмены, я с восторгом рекомендую вашему обществу Альберта Эйнштейна. На мой взгляд, он неподражаем и велик. Величие – страшная ноша, но он умеет ее нести со смехом, и это хорошо. Я недавно читал, что все сделанное им не может уместиться в рамки одного столетия… Да, представьте себе! Умы одного столетия, масштабы, методы, уровни не могут исчерпать его открытий. Мой ученый друг Антуан Притчард говорит, что теория относительности – это будущее господство человека в космосе и многое другое. Далее, мне известно, что он гигант, потому что стоит на вершинах страшных по своей смелости проблем… Он гениален потому, что верит в способность человека понять эти проблемы. И он переплыл океан для того, чтобы поселиться в этой стране. От вашего имени мне хочется заверить его, что он найдет здесь людей, способных понять его до конца.
Эйнштейн(берет бокал). Дамы и господа. (Пауза). Не знаю. Я ничего не знаю о том странном человеке, которого наш добрый хозяин называет гением… Такого человека в действительности не существует. Это я знаю. Поверьте мне. Моя личность так же проста, эгоистична и преисполнена амбиций, как всякая другая. Для меня слово «гений» звучит странно и, поверьте, смешно. Мне повезло. Природа дала мне хорошее чувство реальности и ответственности, но я всегда буду рисковать принять истину за ложь и ложь – за истину. Я не ищу истины в своем сознании. Я ее ищу там, куда может проникнуть мое сознание. Может быть, поэтому мне удалось кое-что понять в структуре мира. Вот и все.
