Текст книги "Быстроногий олень. Книга 1"
Автор книги: Николай Шундик
сообщить о нарушении
Текущая страница: 5 (всего у книги 19 страниц)
– Мастерские пусть здесь останутся, – не обращая внимания на иронию, – ответил Гэмаль. – Стадо тоже пусть остается. А вот несколько десятков племенных оленей ламутской породы вы все же должны продать нам. Через район договоримся, по-хорошему договоримся…
– Спасибо, ой спасибо тебе, Гэмаль, что мастерские оставляешь, что не все племенное стадо берешь себе, – с прежним ехидством отозвался Омкар. – А то я уже чуть было не заплакал: и сам от нас ушел, и хозяйство колхоза перетаскиваешь.
– Ты что это, шутишь или в самом деле только о себе думаешь?
Омкар, порывшись в карманах брюк, вытащил листок бумаги и протянул Гэмалю.
– На вот, прочти. Много думали мы сегодня на правлении, чем янрайцам помочь, чуть головы не лопнули. Больше не просите… Там и собаки есть, и олени тоже… Не знаю, сумеете ли вы и за это рассчитаться.
– Спасибо тебе, Омкар, – тихо отозвался Гэмаль, засовывая листок бумаги в карман гимнастерки.
– Давай по берегу походим, – вздохнул Омкар. – Помолчим, подумаем…
Мерно похрустывала галька под ногами Гэмаля и Омкара. Мимо них по черной воде плыли льдины. Высоко в небе прокурлыкали запоздалые журавли.
– Значит, твердо решили догнать нас? – негромко спросил Омкар.
– Конечно, за один год не догоним, а все же – догоним! – ответил Гэмаль.
– Что ж, догоняйте, – усмехнулся в темноте Омкар. – Только помните: ждать мы вас не будем!..
11
Домой янрайцы из Илирнэя вернулись поздней ночью, захватив с собой и Гивэя. Вельботы их были нагружены убитой нерпой. Радуясь большой удаче, охотники решили передохнуть всего несколько часов, а на рассвете снова выехать в море. Надо было использовать момент, пока льды с морским зверем находились в прибрежной полосе.
Чувствуя огромную усталость, Айгинто, едва раздевшись, повалился в постель.
«Надо поспать хоть два-три часа, – подумал он. – Где же Гивэй? Уже полночь, неужели пошел к школе, увидеть учительницу?»
Вскоре, однако, дверь отворилась, и на пороге показался Гивэй.
– А ну-ка быстрее спать ложись! – скомандовал Айгинто. – Чуть свет уйдем в море.
Гивэй быстрыми шагами подошел к брату и умоляющим тоном сказал:
– Прошу тебя, очень сильно прошу: дай исправить мотор… чего он на складе лежать будет?
– Ты что это… опять придумал какую-нибудь глупость? – Айгинто вскочил с кровати, рывком сбросив с себя одеяло. – Ложись сейчас же спать, через два часа в море!..
– Я знаю, что в море итти надо, – тем же тоном продолжал Гивэй, переступив с ноги на ногу. – Но пойми ты: исправленный мотор сильно поможет нам выполнить план на морского зверя.
– Замолчи! – вышел из себя Айгинто. – Вот полоумный, сам не спит и мне не дает. Мотор ты не починишь, а только больше испортишь… Спать ложись.
Гивэй минуту помолчал и вдруг, круто повернувшись, быстро вышел из комнаты.
Минут через пять он уже стоял у кровати Гэмаля с той же просьбой.
– Хороший ты парень, Гивэй, но иногда бываешь, как мальчик. Иди спать. Через два часа выезжать в море, – ответил парторг.
– Значит, по-твоему, я пустое говорю?
– Да, иногда в голове твоей ветер поднимается.
– И ты… такой же! – запальчиво воскликнул юноша. – Ну, хорошо! Я знаю, что делать!..
Гивэй выбежал на улицу.
«Если не выедет в море, придется поругать его», – подумал Гэмаль засыпая.
А Гивэй, стараясь быть никем не замеченным, подходил в это время к складу, где хранился испорченный руль-мотор.
«Я для них мальчик! Считают, что у меня совсем пустая голова», – обиженно думал юноша.
Воровато осмотревшись, он шагнул к двери склада, без труда открыл гвоздем замок, который не раз приходилось ему ремонтировать.
Знакомый запах машинного масла ободрил Гивэя. Он уверенно подошел к тому месту, где лежал неисправный мотор, заложенный разным хламом, зажег спичку.
– Вот он! – тихо промолвил юноша. – Ай, смешно будет смотреть, как раскроют рты Айгинто и Гэмаль, когда через несколько дней услышат гул этого мотора.
Вскоре, сгибаясь под тяжестью, он шагал к ближайшей охотничьей избушке, где решил тайно, по ночам, заняться ремонтом мотора.
В поселок Гивэй успел вернуться вовремя. Охотники только что поднялись на ноги, чтобы снова отправиться в море.
«Чаю бы кружку выпить!» – подумал Гивэй, но, вместо того чтобы итти к дому, направился к школе. Он чувствовал, что ему будет очень трудно выехать в море, не повидав Олю.
«Конечно, она спит, зачем ей так рано подыматься», – чутко прислушиваясь к сонному молчанию в школе, подумал юноша.
В предутренней тишине отчетливо доносились хриплые голоса еще не совсем освободившихся от сна охотников, лай разбуженных собак. Юноша постоял у школьной двери и, вздохнув, понуро зашагал к морскому берегу, где смутно виднелись тени суетящихся людей.
«Буду ей опять письма писать!» – решил он, и от этой мысли ему стало немного легче.
Три моторных байдары из моржовых шкур и один вельбот отчалили от берега. Гивэй сидел в байдаре, которой, управлял Пытто. Зябко ежась от свежего северного ветра, юноша смотрел на уходящее от него вместе с берегом здание школы и думал об Оле.
К восходу солнца янрайцы достигли обширных ледяных полей.
Утомленный Гивэй дремал, когда его разбудил громкий смех. Открыв глаза, он прислушался и догадался, что это Пытто, как всегда, подшучивал над Иляем.
– Был и такой случай. Поругался Иляй с женой, ушла она от него к соседям, – рассказывал Пытто. – Иляй разделся и лег спать. Вдруг слышит, кто-то сильно трясет ярангу. «Ага! Хоть и сердится, но ко мне вернулась», – подумал Иляй и закричал что было силы: «Зачем ярангу ломать? Заходи, ладно уж, я тебе все прощаю!» Но что такое? Почему жена не перестает трясти покрышку яранги? Высунул он голову из полога и закричал еще сильнее: «Перестань, глупая женщина, а то сильно поколочу!» Тут яранга так затряслась, что чуть полог не обрушился. Иляй рассердился, выскочил из яранги, как был, без штанов, и вдруг увидел… – Пытто сделал паузу. На розовощеком лице его отразился наигранный ужас. Охотники замерли, готовые в любую минуту разразиться хохотом… – И вдруг увидел, что это совсем не жена… а умка! Бросился Иляй с перепугу бежать через все стойбище. А на улице пурга начинается. Ко мне забежал Иляй. «Что с тобой, – спрашиваю, – кто штаны с тебя стащил?» – «Это не жена… умка», – кричит Иляй!..
Охотники дальше сдержаться не могли. Схватившись за животы, они сквозь хохот кричали:
– Вот так случай!
– О! Если бы Иляй бросился обнимать медведя!
Иляй, глядя куда-то в море, сердито сосал трубку. Такой случай с ним действительно был. «И зачем только я сел в одну байдару с этим проклятым насмешником Пытто», – думал он, стараясь показать, что смех охотников его совсем не трогает.
Охотники, наконец, умолкли, стали зорко всматриваться по сторонам в море.
– Моржовое лежбище! – послышался громкий голос Айгинто из соседней байдары. – Выключить моторы!
Все сразу пришли в возбуждение, дружно взялись за весла. Сон у Гивэя как рукой сняло. Он изо всех сил налегал на весло, зорко поглядывая, нет ли еще где поблизости другого лежбища. И вдруг юноша вскочил на ноги.
– Вон там, слева, еще одно лежбище! – указал он рукой.
Айгинто, не отрывая бинокля от глаз, всматривался в лежбище моржей, увиденное Гивэем. Во всей гибкой фигуре его чувствовалось что-то собранное, настороженное.
– Моя бригада пойдет ко второму лежбищу! – послышался голос Пытто.
– Нельзя! – громко возразил Айгинто. – Без меня нельзя, я сам!..
Гэмаль, находившийся в третьей байдаре, с изумлением оглянулся на председателя.
– Пытто прав! Надо разделиться! – сказал он, обращаясь к Айгинто.
Айгинто и не посмотрел на Гэмаля.
– Нельзя, без меня никому нельзя! – твердо отрезал он.
Гэмаль вспыхнул. Впервые он по-настоящему рассердился на Айгинто. «Смотри-ка ты, будто только он один здесь настоящий охотник!»
Первое лежбище между тем приближалось. Звери на ледяном поле чувствовали себя совершенно спокойно. Громадные, неуклюжие туши их, казалось, были навалены в одну сплошную черную кучу. Некоторые из моржей клали головы на тела своих соседей, медленно поводя квадратными клыкастыми мордами, устраивались поудобнее. Охотники знали, что моржи никого не боятся, кроме белых медведей, и потому шли на байдарах прямо к лежбищу.
– Так как же со вторым лежбищем? – спросил Гэмаль, стремясь скрыть крайнее раздражение.
– Я уже сказал, без меня нельзя! – с ожесточением отозвался Айгинто, сверкнув возбужденными глазами.
«Ну подожди же! Потом я с тобой поговорю как следует!» – мысленно погрозил Гэмаль, хотя ему нестерпимо хотелось сейчас же сказать председателю что-нибудь злое, резкое.
Охотники торопливо, но без суеты вытащили на ледяное поле байдары и вельбот и, рассыпавшись цепью, окружили со всех сторон моржовое лежбище. Загремели выстрелы, повторяемые стократным эхом в море. Охотники целились в моржей, в единственно уязвимое место их – чуть ниже затылка. Убитые моржи, поникнув окровавленной головой, замирали на месте, а живые как ни в чем не бывало продолжали греться на солнце.
Так длилось минут десять.
Но вот моржи, – наконец, почувствовали опасность и двинулись всей массой к воде. Айгинто выстрелил еще раз. Зверь с налитыми кровью глазами замедлил движение, складки его толстой кожи, покрытой белесыми жесткими волосками, упруго перекатывались при поворотах грузного туловища. Черные когти ластов царапали окровавленный лед. После четвертого выстрела голова зверя поникла, левый клык с черной щербинкой на конце застрял в трещине льда.
Айгинто бросился наперерез следующему моржу и убил его с первого выстрела.
И вдруг до него донесся чей-то взволнованный возглас:
– Моржи второго лежбища покидают лед!
Айгинто резко повернулся, возбужденное лицо его, покрытое мелкими росинками пота, перекосилось от ярости.
«Такая добыча ушла!» – пронеслось в его разгоряченной голове.
Выстрелы умолкли. На ледяном поле остались только мертвые моржи. Люди, все еще возбужденные охотничьим азартом, громко разговаривали, осматривали убитых моржей. Их было шестнадцать. Немалая удача. Но удача могла быть в этот день еще большей, если бы половина охотников уехала ко второму лежбищу. Об этом думал каждый охотник, украдкой поглядывая на Айгинто.
Председатель колхоза, чувствуя на себе осуждающие взгляды, отошел в дальний конец ледяного поля. О многом передумал он, пока стоял один: и о том, что скопившиеся в тундре песцы с поразительной быстротой поедают подкормку; и о том, что если не выбрасывать им мясо до самой зимы, то прикормленные песцы могут уйти и тогда все усилия, затраченные летом и осенью, пропадут даром; и о том, что если не выполнить план на морского зверя, то зимой можно остаться без приманки для песцов и лисиц. Ему вдруг вспомнилось, что по поселку в последние дни шел ропот: «Песцы прожорливы, как волки! Они сожрут все мясо и уйдут с наших участков, а зимой у нас не останется мяса даже для проходных, случайных песцов…»
– Эчилин… он, проклятый, смущает людей! – прошептал Айгинто. – А что, если именно так и получится?..
И вдруг Айгинто услышал сзади себя тихий, суровый голос парторга:
– Ну, председатель, поедем ко второму моржовому лежбищу. Веди нас!
Айгинто прикусил губу, встретился с пристальным взглядом Гэмаля.
– Ты думаешь, что только один есть у нас настоящий охотник: «Я сам! Без меня нельзя!» – передразнил Гэмаль председателя.
– Да, да, я сам! – вспыхнул Айгинто. – Я сам должен всюду быть, иначе ничего не получится! Вот поработал бы ты на моем месте, тогда узнал бы, почему я так говорю!..
– Я очень хорошо понимаю, почему ты так говоришь, – прежним тоном продолжал Гэмаль. – Ты не доверяешь людям, считаешь, что они хуже тебя. Но за это и они, бывает, сильно не любят тебя!
– Пусть жен своих любят, а меня любить не надо! Мне нужно, чтобы они план выполняли!
Айгинто хотел еще что-то сказать, но Гэмаль перебил его:
– Часто ты сам мешаешь им выполнять план.
– Я мешаю?.. – задохнулся Айгинто.
– Да, мешаешь! Не из-за тебя ли мы упустили сегодня второе лежбище?!
Айгинто болезненно поморщился.
– Выслушай же до конца! – голос у парторга стал еще суровее. – Подумай, что получилось бы, если бы твой брат Тэгрын приказал в бою своим товарищам: «Не троньте врагов слева, я сам буду бить их. Вот только дайте разобью врагов справа».
– Зачем о брате мне сейчас напоминаешь, а? – закричал Айгинто, сжимая кулаки. – Зачем до самого больного места руками касаешься? Кто тебе разрешил ото?
– Ну, если ты не понимаешь, зачем я это делаю, то тогда оставайся один!
Гэмаль круто повернулся и пошел прочь от председателя. Айгинто машинально протянул руки ему вслед, хотел остановить, но вместо этого крикнул:
– Ну и уходи!.. Не нужна мне ничья помощь!
Охотники грузили убитых моржей в байдары и вельбот молча, торопливо. Чтобы увезти всю добычу, нужно было сделать к ледяному полю три рейса. Янрайцы торопились.
Айгинто и Гэмаль не смотрели друг на друга. Председатель порой ловил на себе осуждающие взгляды охотников и еще больше мрачнел. Немного остыв, он понял, что Гэмаль был прав. Однако сразу признаться в своей ошибке Айгинто не мог.
– Зря упустили добычу… Могли бы и на другом поле штук десять моржей убить, – сделав невинное лицо, тихо произнес Гивэй.
Айгинто окинул брата уничтожающим взглядом, но промолчал.
– Не плохо, если бы еще один мотор работал, – тем же тоном продолжал Гивэй. – Тогда бы и четвертую байдару можно было нагрузить моржами.
К позднему вечеру за три рейса янрайцы перевезли в поселок всех убитых моржей. Напившись чаю, охотники сразу улеглись спать: завтра снова предстоял ранний выход в море.
Когда поселок затих, Гивэй, спрятав в нерпичий мешок необходимые инструменты и фонарь «летучая мышь», незаметно, как тень, выскользнул из своего дома.
Но перед тем, как уйти к землянке, где лежал разобранный уже им мотор, юноша крадучись подошел к школе, заглянул в окно к учительнице.
Оля сидела за столом над ученическими тетрадами. Затаив дыхание, Гивэй наблюдал за ее лицом. Девушка изредка шевелила губами, порой улыбалась.
Горящим взглядом смотрел Гивэй на девушку. «Вот бы она мне улыбнулась так!» – подумал он и вздохнул глубоко, шумно.
Положив в стопку последнюю проверенную тетрадь, Оля потянулась, встала и принялась разбирать постель.
Гивэй испуганно отпрянул в сторону. Неудержимая сила влекла его снова заглянуть в окно. Но юноша сжал руками виски и быстро побежал прочь от поселка к землянке, где ждала его работа.
12
Заснул Гивэй прямо на полу. С огромным трудом он заставил себя встать. Тусклый огонь фонаря едва освещал землянку. Оглядевшись, юноша вяло перебрал в руках некоторые части мотора. «А вдруг я еще хуже испорчу мотор?» – пришло ему в голову.
От этой мысли сон как рукой сняло. Гивэй засучил рукава, поправил фитиль, поставил фонарь ближе к себе.
Постепенно им овладело то приятное возбуждение, которое всегда приходило к нему, как только он прикасался к какой-нибудь машине. Движения стали более точными, стремительными.
– А может, все дело только в свечах? – спрашивал он себя. Взяв в руки свечи, Гивэй почистил оленьей стриженой шкурой матово поблескивающие цилиндрики, ввинтил их в гнезда. Намотав шнур на диск, юноша привычным, ловким движением дернул шнур. В моторе что-то щелкнуло, но зажигания не произошло. Намотав еще раз шнур на диск, Гивэй решительно дернул… Мотор бездействовал.
Так повторилось несколько раз. Терпеливый и выдержанный в работе, несмотря на свой горячий нрав, Гивэй чутко, как врач к сердцу больного, прислушивался к мотору. «Ничего, ничего, ты будешь работать, обязательно будешь работать», – шептал он, поглаживая замасленные бока машины.
Даже в минуты отчаянья, когда казалось, что никакие усилия не вызовут мотор к жизни, Гивэй не позволял себе грубого слова, не говоря уже о том, чтобы швырнуть куда-нибудь в угол магнето или ударить по нему ключом, как это сделал бы другой нашего месте. «Зачем машину обижать? Она хорошая, ее жалеть надо».
– А может, в проводах где-нибудь замыкание? – с глубокомысленным видом спрашивал он себя, приближая конец провода, идущего от магнето, к корпусу мотора и снова проворачивая диск: не прыгнет ли искра от провода к корпусу?.. Но искры не было. Мотор, несмотря на все усилия Гивэя, был мертв.
Выглянув на улицу, юноша понял по едва уловимым, признакам наступающего утра, что уже время спешить к выходу в море.
Три бессонных ночи провел Гивэй у мотора. Ранним утром он вместе со всеми уходил в море. Измученный, он дремал в байдаре. Охотники шутили над ним:
– Да ты совсем еще мальчик! Видно, трудно тебе рано вставать, зверя надо выслеживать, а тебя в сон бросает. Эх, шел бы лучше к своей мамаше, пусть бы спать тебя уложила.
Гивэй широко открывал слипавшиеся глаза, огромным усилием заставлял себя бодрствовать.
Но на этот раз, изнеможенный непосильным трудом и бессонными ночами, Гивэй уснул в байдаре как мертвый. К его несчастью, в той же байдаре находился брат.
– Как не стыдно! Называешься морской охотник! – закричал Айгинто, принимаясь тормошить парня. – Проснись, а то моржи тебя на дно утащат.
Гивэй продолжал спать. Айгинто сердито толкнул его в бок, закричал еще громче, но вдруг умолк на полуслове. Его поразил вид Гивэя: измученное, осунувшееся лицо, под глазами синие тени, запекшиеся губы.
«Не заболел ли? – с тревогой подумал председатель. – И почему руки его так вымазаны в машинном масле и все в ссадинах?»
Неожиданный прилив нежности к брату охватил Айгинто. Ему показалось, что только сейчас, вот в эту минуту, он понял, как глубоко любит его. Стыдясь своего чувства, он кашлянул, поправил неловко запрокинутую голову Гивэя, незаметно погладил ее.
И тут председатель вспомнил о своем втором брате Тэгрыне, невольно стал перебирать в памяти все, связанное с ним. «В беде он всегда помогал другим, не думая о себе. Где-то здесь, в этих местах, он спас и меня, когда я под лед провалился…»
Байдара мчалась по морской глади, оставляя после себя радужные пятна бензина. Гивэй по-прежнему крепко спал. Айгинто всмотрелся в его лицо и почему-то ясно представил больничную кровать и Тэгрына, лежащего на ней. С жалостью к смертельно усталому Гивэю в груди у него закипело второе чувство – лютой, испепеляющей душу ненависти к тем, кто, быть может, уже навсегда отнял старшего брата.
В поселок байдара вернулась лишь поздним вечером, и снова Гивэй, едва поужинав, отправился в землянку. В эту ночь он надеялся вызвать, наконец, мотор к жизни.
Заменив фонарь лампой, юноша вновь тщательно осмотрел все части двигателя, промыл их в керосине, смазал машинным маслом.
– Сегодня у него забьется сердце… – шептал юноша, думая о моторе, как о живом существе. – Сегодня все охотники Янрая узнают, что у них есть еще один руль-мотор. Ого! Гивэй такой человек… Секретарь сказал верно: Гивэй один за целую бригаду работать может!
Одна часть за другой входили на свое место. Вот уже и весь мотор собран. Вычищенный до зеркального блеска, он казался совсем новеньким, только что доставленным с завода.
Волнуясь, Гивэй с жадностью выкурил трубку, на минуту закрыл глаза, перед тем как завести мотор.
– Сейчас даст вспышку, сейчас заработает! – говорил он, крепко ухватившись за шнур, намотанный на дек.
Встав на ноги, Гивэй рванул шнур. Щелкнул импульсатор. Мотор чихнул, запахло едким дымом сгоревшего бензина. Гивэй жадно вдохнул знакомый запах дыма, лихорадочными движениями снова намотал шнур. Еще один рывок. Мотор снова чихнул и замер.
– Давай, давай! – закричал Гивэй. – Ты уже дышишь! Дыши, я очень, очень прошу тебя: глубже дыши!
Еще и еще раз дернул к себе шнур Гивей. Мотор чихнул еще несколько раз и снова безнадежно замер.
С чувством, похожим на отчаянье, Гивэй обхватил голову руками, тяжело задумался. В горле пересохло, нестерпимо хотелось пить. «Как же это? Неужели я с ним ничего не сделаю? А еще хотел самолет водить! Мальчик! Глупый мальчик, совсем дурак! Разве так за десять человек работают?»
Припав к чайнику, Гивэй напился холодной воды, с огромным трудом заставил себя успокоиться.
– А ну, еще раз попробую! – скрепя сердце решил он и снова принялся разбирать мотор.
Разбирал мотор он на этот раз вяло, без веры в успех. В усталой голове возникла смутная мысль: «Не обратиться ли к кому-нибудь за помощью?» Постепенно эта мысль стала отчетливой, вполне осознанной. «Но к кому я пойду за помощью?.. Пытто сильно ругать будет, да и сам-то он не больше моего понимает в моторе. Брату лучше не говорить – ничем не поможет, только рассердится… Разве к Оле сходить, с ней посоветоваться?..»
Гивэй даже разозлился на себя за эту мысль. «Это верно, что я беспонятливый морж. Чем Оля поможет мне? Что она – механик, инженер?»
Но навязчивая мысль не исчезала. И когда после повторного испытания мотор, как и прежде, остался безжизненным, Гивэй встал, наскоро вымыл руки и вышел из землянки.
Когда он подошел к школе, было еще совсем темно. Остановившись перед дверью, Гивэй перевел дыхание и вдруг забарабанил в дверь кулаками.
«Что я делаю? – почти с ужасом подумал он. – Надо уйти, надо сейчас же уйти… Ну чем мне поможет Оля?»
Но было уже поздно. За дверью послышались шаги, и в то же мгновение раздался тревожный голос девушки:
– Кто там?
– Оля, открой… Это я, я… Гивэй!
– Гивэй, – изумленно повторила Оля, не открывая двери. – Но что тебя привело ко мне среди ночи?.. Несчастье случилось, что ли?
– Оля, открой! Не бойся!.. Я хочу, чтобы ты помогла мне. Слышишь, Оля… Трудно мне, сильно трудно…
– Чтобы я помогла? – уже совсем другим тоном спросила Солнцева. – Ну иди, иди…
Солнцева зажгла лампу, пригласила юношу сесть. Всмотревшись в его запавшие глаза, она забеспокоилась:
– Что с тобой? Заболел, что ли?
Гивэй встал и начал быстро, путанно рассказывать, как ходил в район, как просился на фронт, о чем говорил с секретарем райкома, наконец как украдкой перетащил в землянку испорченный мотор и вот уже около недели без толку пытается починить его.
– Я чистил его, смазывал, продувал, разбирал, снова собирал, а он не дышит… совсем мертвый по-прежнему.
– Но как же я тебе помогу, Гивэй, если я в технике совсем ничего не понимаю? – спросила Солнцева.
– Вот и я так себе говорил, – снова загорелся юноша: «Зачем ты идешь к ней, Гивэй? – спрашивал я себя. – Она же не механик, она же не моторист, как поможет тебе?» А ноги, понимаешь, сами идут, и в голове разные мысли возникают. «Нет, думаю, сумеет Оля помочь. Может, что-нибудь посоветует, может, просто хорошее слово скажет, и я тогда сразу догадаюсь, чем болен мотор, почему сердце его не бьется».
– Ах ты, механик, механик! – тихо промолвила Оля и, подойдя близко к Гивэю, добавила:
– Хорошо сделал ты, что пришел ко мне. Пойдем сейчас вместе к Митенко, я думаю, он не рассердится, что пришли среди ночи, – сказала она, открывая дверь.
– К Петру Ивановичу? – радостно воскликнул Гивэй. – А верно! Ай, как правильно ты придумала, Оля. Ого!.. Петр Иванович такой человек, такой человек!
Старик Митенко приходу Гивэя, казалось, не удивился, но что с ним пришла учительница – это немного его озадачило.
– Помочь ему надо, Петр Иванович, – твердо попросила Оля. – Уже целую неделю он тайно, по ночам, с мотором в землянке возится…
– Так, так, значит тайно, – сказал старик, – трогая одним пальцем ус. – А вот интересно, почему тайно?
Гивэй почти вплотную подошел к Митенко.
– Айгинто не верит мне, Пытто не верит, и парторг Гэмаль тоже не верит! Говорят, что голова у меня, как у мальчика, что не сумею я мотор починить, боятся – совсем испорчу!..
– Да, дела, – вздохнул Петр Иванович и крепко задумался.
– Что ж, и вы мне не верите? – Гивэй с отчаяньем взглянул на Олю, как бы призывая ее на помощь.
– Помогите ему, Петр Иванович, – настойчиво повторила девушка. – Он заболеет, честное слово заболеет, если не починит мотора. Вы же видите, как он похудел, осунулся.
– Знаю его характер. Замков да ружей он еще мальчонкой поломал немало. Механик со стажем… – Митенко встал, принялся одеваться. – Пойдем на склад, там у меня новые свечи и запасное магнето припрятаны.
– Магнето! – воскликнул Гивэй. – Ай, если бы вставить новое магнето! Мотор сразу жить станет, дышать станет! Понимаешь, Оля, а?
– Иди, иди с Петром Ивановичем, – Оля мягко подтолкнула юношу в спину. – Я знаю, уверена, что мотор твой не только дышать, бегать будет. С такой настойчивостью мертвого воскресить можно.
К утру на море поднялся шторм. Янрайцы на промысел не выехали. На правлении было решено всем охотникам выйти в тундру на свои участки, проверить, в каком состоянии подкормки, и, если нужно, добавить мяса.
Гивэй на свой участок не пошел, надеясь для этого выкроить другое время, и снова принялся за мотор.
Вечером, сгибаясь под тяжестью мотора, Гивэй пробрался к складу, вошел под небольшой навес, укрепил мотор на специальной деревянной стойке.
– Ай, сколько людей сейчас сюда прибежит! Все рты свои разинут, – торжествующе промолвил он, наматывая на диск шнур.
И вот мотор взревел. Прижимая руки к груди, Гивэй прислушивался: а что, если вдруг заглохнет, замрет?
Но тут до слуха юноши донеслись странные звуки с улицы, похожие на похоронный женский плач.
– Что такое?.. Что случилось?
Забыв все, предчувствуя недоброе, Гивэй бросился в конец поселка, откуда доносился похоронный плач. Вскоре он увидел женщин. Они, по древнему обычаю, усевшись на корточках в кружок, прямо на улице, оплакивали покойника. Тонкое, щемящее сердце завывание плыло над поселком. Встревоженные собаки рвались с цепей. Чуть в стороне от женщин сидели беспорядочной группой мужчины. С суровыми, каменными лицами они покуривали трубки и вели речь о самых обыкновенных, будничных вещах. Так диктовал закон предков: женщины, у которых сердце слабее, должны оплакивать покойника, а мужчинам нужно стойко переносить горе, они должны показывать вид, что несчастье не сломило их.
Заметив посредине круга мать, Гивэй все понял: умер Тэгрын.
Страшно было Гивэю услышать слова, которые подтвердили бы его догадку. Часто оглядываясь на смутно видневшийся в вечернем сумраке круг женщин, ни на мгновенье не прекращавших свой жалобный плач, юноша медленно подошел к мужчинам и замер с немым вопросом в лице. Мужчины умолкли. Айгинто среди них не было. Время шло, а Гивэй все стоял на одном месте, напряженный, с тем же безмолвным вопросом в лице.
– Да, ты правильно думаешь, – вдруг прозвучал печальный голос старика Анкоче. – Пришла к нам тяжелая весть – Крылатый человек умер. – Анкоче поднял руку, словно о чем-то предупреждая юношу, и еще тише добавил: – Послушай меня: возьми мою трубку и скажи, крепок ли мой табак? Будь в горе настоящим мужчиной.
Женский похоронный плач все плыл и плыл в наступающей тьме. Где-то в другом конце поселка рокотал заведенный Гивэем мотор. Приняв от Анкоче трубку, Гивэй глубоко затянулся и еле слышно сказал:
– Крепкий, очень крепкий твой табак, Анкоче.
– Крепкое сердце у тебя, юноша, – так же тихо ответил Анкоче. – Если тебе хочется побыть одному, уйди от нас, уйди, как ушел твой брат Айгинто… Это ничего, так можно делать…
Гивэй повернулся я, сгорбившись, как старик, пошел куда-то во тьму, наугад.
– Да это мотор гудит! Неужели кто-нибудь из Илирнэя к нам в такую погоду едет? – донесся до него голос Пытто. Но Гивэю было сейчас не до мотора.
Долго шел он в темноте по морскому берегу, не слыша грохота прибоя, не чувствуя резкого северного ветра.
На высокой скале то вспыхивал, то потухал красный огонь маяка. Гивэй все шел и шел, спотыкаясь о камни, об осколки льдин, выброшенные морем на берег. Перед глазами его стояло веселое, радостное лицо Тэгрына, каким оно было, когда он получил разрешение отправиться на Большую Землю, на фронт.
И вдруг Гивэй столкнулся с Айгинто. Они сразу узнали друг друга, несмотря на темноту. Мгновение они постояли молча и затем крепко прижались лицом к лицу. Слезы обожгли щеки Гивэя. Он порывисто отстранился и тихо сказал:
– Пойду дальше.
Айгинто подождал, пока не утонула во мраке фигура брата, и медленно пошел в противоположную сторону.
Недалеко от поселка его окликнул Гэмаль. Они еще ни разу не встречались один на один с тех пор, как поругались в море.
– Пойдем к матери, – тихо промолвил Гэмаль, пытаясь в темноте заглянуть в лицо Айгинто. – Сильно плачет она.
Айгинто молча кивнул головой и, пройдя шагов пять, спросил:
– Чей мотор гудел? Что за гости к нам прибыли? Хорошо ли байдару в волну приняли?
– Никаких гостей нет, – ответил Гэмаль, – это гудел четвертый наш мотор, отремонтированный твоим братом.
Пораженный Айгинто остановился.
– Чего удивляешься? Говорю правду! – подтвердил парторг. – Мне Оля сказала, что по ночам, тайно, в охотничьей землянке Гивэй целую неделю его ремонтировал.
Гэмалю хотелось еще добавить, что вот, мол, какие мы допускаем ошибки, когда не верим в людей, но он промолчал.
– Да, Гивэй, однако, пойдет по тропе Тэгрына, – задумчиво промолвил Айгинто и ускорил шаги.
