Текст книги "Быстроногий олень. Книга 1"
Автор книги: Николай Шундик
сообщить о нарушении
Текущая страница: 18 (всего у книги 19 страниц)
21
Подойдя к зеркалу, Айгинто удивился:
– А верно люди говорят, что я похудел сильно. Ай, какой худой, какой некрасивый стал…
Но тут же забыв об этом, председатель быстро убрал со стола лишние бумаги, принялся писать в район рапорт о ходе выполнения пушного плана.
Ему было что сказать о своем колхозе районному руководству. До конца сезона охоты еще оставалось два месяца – февраль и март, – а до выполнения плана вместе с фронтовым заданием не хватало всего двадцати восьми песцов.
Устало потянувшись, Айгинто впервые за эту напряженную зиму почувствовал себя успокоенным, удовлетворенным. Тепло родного дома, в котором он последнее время бывал редко, разморило его. Айгинто временами даже поглядывал на мягкую, застланную пушистым одеялом кровать: не вздремнуть ли часок-другой? Но слать днем ему казалось зазорным.
Соблазн был все же велик. Айгинто встал, еще раз потянулся, аппетитно зевнул. В доме было тихо. Старушка мать ушла к соседям, Гивэй уехал на охотничий участок. Ничего не стоило прилечь на кровать и поспать хотя бы полчасика. Конфузливо улыбаясь, словно делая что-то невероятно постыдное, Айгинто нерешительно снял торбаза, прилег на кровать. Закрыв глаза, он представил себе лицо Тимлю. «Как она испугалась вчера, когда я застал ее в яранге одну и поцеловал. Странная она все же. Я думал, что рассержу ее, что она даже ругаться станет. А она просто испугалась и все… И ни чем, ни чем не ответила мне. Как будто я совсем чужой для нее; неужели так будет всегда?» Айгинто привстал с постели. Последняя мысль ему показалась просто дикой, и он поспешил прогнать ее прочь.
Представив себе Тимлю в роли хозяйки своего дома, Айгинто мечтательно улыбнулся.
И вдруг дверь отворилась и на пороге показался Рультын. Худощавое лицо его с темным пушком над верхней губой было необычайно возбужденным. Сконфуженный, что застал председателя днем на кровати, он невольно переступил с ноги на ногу, расстегнул меховую куртку, потрогал руками свои многочисленные нагрудные значки. Айгинто смутился не меньше Рультына.
– Может, я не вовремя пришел, может, ты заболел? – прокашливаясь, спросил бригадир-комсомолец.
Айгинто мгновение подумал и честно признался:
– Знаешь, сам удивляюсь, как такое получилось… Стыдно даже.
– Тогда новость слушай, важную новость! – повеселел Рультын. – Илирнэйцы план выполнили! Вчера… вместе с фронтовым заданием выполнили, и даже уже одного песца сверх плана поймали!
Айгинто, будто его кто ужалил, соскочил с кровати, схватил торбаза.
– Так чего же ты молчишь, чего тут про мое здоровье расспрашиваешь?! – почти закричал он, не попадая ногами в торбаза. – К Гэмалю скорей, потом к Петру Ивановичу!.. Разлегся тут, как морж на льдине, отдохнуть захотелось! – язвительно протянул он. – Сними вон в углу кухлянку, чего стоишь!
– Ты забыл, наверное: это не я, а ты на кровати разлегся, – усмехнулся Рультын.
– Без тебя это знаю… Конечно, я морж!.. О себе, не о тебе говорю! – поспешно натягивая на себя кухлянку, ответил Айгинто.
Исчезло, словно его и не было, минутное успокоение, удовлетворенность. Опять председатель колхоза лихорадочно заспешил, забывая о еде и сне.
– Тиркин, собери себе в дорогу еды дня на два, на три, осмотри еще раз все места охотничьи, надо определить, где песцов больше всего скопляется, – приказал он лучшему охотнику, забежав в его ярангу.
– Собери сумку, побольше мяса сушеного положи, – уже в свою очередь приказывал Тиркин жене.
– Ну вот, спасибо тебе, Тиркин, за то, что ты сразу понял меня, – облегченно вздохнул Айгинто и тут же стал думать уже о другом: «Одну бригаду надо за перевал послать, пожалуй, и вторую бригаду туда же, но кто будет проверять капканы на прежнем участке?.. А Тэюнэ! – вдруг обрадовался Айгинто. – Тэюнэ собирается женскую бригаду организовать. К ней пойду…»
Дома Тэюнэ не оказалось. Айгинто сказали, что она ушла к Тимлю.
– К Тимлю? – переспросил Айгинто и, не задумываясь, быстро направился к яранге Эчилина.
Затаив дыхание, Айгинто остановился перед самым пологом, прислушиваясь к голосам.
«Учительница тоже здесь», – узнал он по голосу Солнцеву.
Кроме Тимлю, Оли и Тэюнэ, в пологе больше никого не было. Лицо у Тимлю было растерянным, сконфуженным.
– Я никак не могу тебя понять, Тимлю! – сказала Оля, продолжая свой разговор с падчерицей Эчилина. – Ты же в школе училась, четыре класса окончила. Наверное, и пионеркой была…
– Нет, не была я пионеркой, – глядя на недошитую рукавицу, подавленно ответила Тимлю. – Эчилин не велел и в школу хотел не пускать, да его поругали. Давно это было. Лет десять назад.
– Ну, ладно, Эчилина я хорошо знаю. Но неужели ты думаешь так и прожить всю жизнь, с мыслью как бы не сделать что-нибудь такое, что не нравится Эчилину? Ты посмотри, как живет молодежь наша. Все учатся, ходят на собрания, в самодеятельности участвуют. А ты вот сидишь все время в яранге своей да рукавицы Эчилину шьешь. Что за жизнь это?
– Да, да! Оля хорошие слова говорит. Ты слушай, Тимлю, внимательно слушай слова эти, – вступила в разговор и Тэюнэ. – Я тоже сначала такой, как ты, была. Дома все сидела, Иляю чай кипятила. А потом не смогла так жить дальше. Слышу, все люди о чем-то новом говорят, о чем-то очень интересном говорят, вижу, лица у них веселые, глаза горячие! Завидно мне стало, ай как завидно! И вот решила я, что не буду больше в яранге своей, как глупая нерпа на льдине, сидеть. К настоящим людям побежала. В клуб, в школу побежала…
Тимлю – смотрела в раскрасневшееся, взволнованное лицо Тэюнэ и невольно сама заражалась ее волнением.
– Так ты слушаешь нас или нет? – вдруг донесся до Тюлю голос Оли.
Девушка вздрогнула, словно очнувшись от забытья, и все с тем же выражением растерянности посмотрела сначала на Олю, потом на Тэюнэ.
– Я слушаю. Слушаю и думаю, – быстро сказала она, тревожно поглядывая на чоыргын: не пришел ли Эчилин?
– Так вот, иди в мою бригаду, – не унималась Тэюнэ. – Многие женщины, у которых дети есть, и те ко мне в бригаду собираются. Девушки, кроме тебя, все до одной будут в бригаде моей. Одна ты пока собираешься по-прежнему в яранге сидеть.
– Не знаю… Еще раз спрошу у Эчилина… Вчера он говорил мне, что у меня дома всяких дел полно. Вот и Айгинто мне об охоте говорил… Но как я пойду, если Эчилин не хочет, чтобы я за мужское дело бралась? – Тимлю беспомощно развела руками. – Но я подумаю. Я хорошо подумаю. Вы приходите ко мне, почаще приходите, когда Эчилина дома не будет.
– Ты сама чаще в школу, в клуб приходи, – предложила Оля. – Там мы с тобой найдем такое место для разговора, что Эчилин не услышит нас.
– Хорошо, приходить буду, – пообещала Тимлю и тут же подумала: «А что, конечно туда к ним ходить буду. Попробую обмануть Эчилина…»
Не успели Тэюнэ и Оля выбраться из полога, как Айгинто и след простыл. Встретил он их на улице. И все же скрыть, что слыхал их разговор с Тимлю, не мог.
– Ай, спасибо вам! – засмеялся он. – Хорошие, очень хорошие слова вы ей говорили…
– А ты откуда знаешь? – изумилась Оля.
– У меня вот здесь, – Айгинто приложил руку к сердцу, – такое особое радио есть… все слышит!
Оля и Тэюнэ многозначительно переглянулись, затем рассмеялись.
– Вот что, Тэюнэ, – вдруг нахмурился Айгинто. – Собери сейчас же свою бригаду, пойду учить вас капканы ставить… Сам учить буду! – И тут же упрекнул себя: «Опять сам, как будто, кроме меня, некому пойти. Правильно меня Гэмаль ругает».
22
Когда оставалось поймать всего двенадцать песцов, чтобы снова догнать илирнэйцев, разразилась затяжная пурга. Люди отсиживались дома. Проходили сутки за сутками, а пурга не утихала.
– Давай-ка партгруппу вместе с правлением колхоза собирать, – сказал однажды Гэмаль председателю колхоза.
– Зачем это? Не думаешь ли ты на собрании партгруппы решение такое вынести, чтобы пурга остановилась, – мрачно отозвался Айгинто и, улыбнувшись, шутливо добавил: – Запиши в протокол, что пурге объявляется строгий выговор с занесением в личное дело…
– Разве ты не знаешь, сколько дней у нас пурга отняла? – строго спросил Гэмаль. – И потом откуда известно тебе, сколько дней она у нас еще отнимет? Много очень много полезных дней мы потеряли. Заранее подумать надо, что еще мы можем сделать, чтобы догнать потерянное время?
– Да, об этом подумать надо заранее.
Из дома в дом, из яранги в ярангу передавалась весть, что партгруппа и правление колхоза решили собраться для важного охотничьего разговора. Дошла эта весть и до старика Анкоче. Волнуется у старика охотничья кровь. Иногда ему кажется, что он помолодел на добрых двадцать–тридцать лет. Кажется, встал бы, натянул на ноги снегоступы и пошел бы, как в дни далекой молодости, с копьем прямо на медведя. Но нельзя, к сожалению, итти на медведя. Хорошо хоть, что ноги его, которые год назад совсем отказывались служить, теперь по поселку старика носят. Хорошо, что руки хоть посох как следует еще держат.
Тепло, светло в доме. Анкоче сидит в своем углу на белоснежной медвежьей шкуре, перевязывает оленьими жилами правилки для пушнины. Сын Рультын и его молодая жена Айнэ сидят за учебниками, выполняют домашнее задание.
– Рультын, поди-ка сюда! – просит Анкоче. – Сходи скорее к Митенко, скажи, чтобы ко мне зашел. Слыхал я, что все самые большие люди поселка сегодня для охотничьего разговора собираются. Совет, один очень важный дать хочу.
Ни слова не говоря, Рультын поспешно одевается. Он хорошо знает – раз отец зовет к себе Петра Ивановича для совета, значит действительно скажет что-то очень важное.
Рультын не ошибся. Поговорив с Митенко о дурной погоде, Анкоче протянул ему свою трубку и сказал:
– Помнишь, когда мы с тобой еще молодыми были, пурга однажды нас на капканах застала? Дня три-четыре мы тогда с тобой в палатке прожили.
– Это за перевалом, что ли? – спросил Петр Иванович, силясь вспомнить этот случай.
– Да, да! – подхватил Анкоче. – Так вот тогда заметили мы с тобой, что песцы в пургу особенно часто к приманкам ходят. Холод и голод гонит их в пургу к приманкам. Если забитые снегом капканы часто перезаряжать – много песцов поймать можно.
– Ай, какой хороший совет! – не выдержал Рультын, соскакивая со своего места. – Сейчас же к комсомольцам пойду, в пургу песцов ловить будем!
– Совет хороший, замечательный совет, – согласился Петр Иванович. – Только к комсомольцам итти рано. Сначала пойдешь со мной на собрание партгруппы. Сначала там все дело обсудим.
– Пошел бы и я с вами, да пурга сильная, свалит меня с ног, – тяжело вздохнул Анкоче.
Митенко проницательно посмотрел на своего друга, что-то обдумывая, и вдруг, повернувшись к Рультыну, сказал:
– А ну-ка иди, передай Гэмалю и Айгинто, что собрание хорошо бы устроить здесь, в твоем доме. Пусть придут слушать мудрый совет старого охотника.
Рультын шепнул жене, чтобы она прибрала в доме, и снова вышел на улицу, в бушующую пургу.
Айнэ сначала подошла к зеркалу, поправила свои браслеты, бусы, серьги, потом осмотрела критическим взглядом комнату.
«Стол надо поставить посредине, – решила она. – Где-то в ящике красный сатин у меня лежит. Накрою стол красным сатином, чтобы как в клубе было. Что ж мне еще сделать надо? Ах, да, для Анкоче особое место приготовить надо. Это же его совет партгруппа придет слушать… А потом надену-ка я свое самое лучшее красное платье из шелка!»
Не успела Айнэ переодеться, как дверь отворилась и в дом вошло сразу до десятка мужчин.
– О! Смотри-ка, что сделала Айнэ! – восхищенно воскликнул Гэмаль. – Красная скатерть на столе!
Изумленный Рультын посмотрел на свою разнаряженную жену и не – сдержал восхищения, оказал:
– Ну и жена у меня, ай, хорошая жена!..
– Ну, что ж, садитесь, люди, за наш красный стол, – легко поднялся на ноги Анкоче. – Садитесь, будем важный охотничий разговор вести.
Не скоро потух в тот вечер огонь в окнах дома Рультына. А наутро из яранги в ярангу, из дома в дом пошла весть: партгруппа вместе с правлением колхоза решила, что янрайцы должны ловить песцов в пургу.
Ловить песцов в пургу! Когда такое было, чтобы все до одного охотника выходили ловить песцов в пургу?! Трудно это, очень трудно! Считалось до сих пор, что это невозможно. Ну, что ж! Много уже в этом году писали о смелых охотниках, живущих в Янрае. Пусть еще одна новость по району пойдет, – новость о том, что янрайцы умеют ловить песцов и в пургу!
23
Но не все думали так в Янрае. Узнав, что надо собираться на капканы в пургу, Эчилин долго сидел ошеломленный и вдруг в ярости изломал на куски правилку, которую держал в руках. Пурге он был рад. «Наконец-то и отдохнуть можно», – думал он, блаженно вытягиваясь на шкурах в яранге. И вот оказалось, что пурга, не спасение, а еще более беспощадное испытание.
– Это что же такое получается! – почти закричал он, приводя в смятение свою падчерицу. – Они совсем лишились ума!..
Быстро собравшись, Эчилин вынырнул из тепла яранги в пургу, направляясь к Иляю.
Иляй в это время сидел в своем пологе и тоже ругался на чем свет стоит. Итти ловить песцов в пургу для него казалось безумием. И хуже всего было то, что не итти вместе со всеми он не мог.
«Что-то случилось такое для меня непонятное, что я не могу, как прежде, взять да и не пойти, – с досадой думал он, собираясь в дорогу. – Вон Тэюнэ, кажется, совсем сходит с ума. Пошла звать женщин, чтобы они тоже отправились с ней в пургу песцов ловить. Как же я буду дома сидеть, если даже жена моя уходит? Ох, и беда же мне с ней! И зачем только жена моя женщиной родилась? Если б мужчиной была – пусть бы шла тогда в пургу песцов ловить, а я и дома посидел бы».
И вдруг Иляй увидел, что в полог к нему забирается Эчилин.
Осмотрев полог, Эчилин пощипал волоски на своей бородке и сказал:
– Жена твоя, как видно, о каких-то посторонних делах думает. Хозяйством не занимается: стекло на лампе грязное, полог от снега плохо выбит, в шатре беспорядок. Не знаю, как ты терпишь…
Иляй досадливо поморщился.
– В пургу всегда так бывает. В твоей яранге сейчас не лучше. И потом ей некогда, она уходит…
– Как уходит? Куда уходит? К Гэмалю, так, что ли?
– Почему к Гэмалю? Зачем такое говоришь? – смутился Иляй.
Эчилин наклонился к Иляю и, словно поверяя глубокую тайну, – сказал вкрадчиво:
– А разве тебе неизвестно, что Тэюнэ и Гэмаль давно уже снюхались?
Круглое лицо Иляя постепенно наливалось кровью. Узенькие глазки его стали злыми, колючими.
– Не говори мне слов таких. Мне и без тебя волком выть хочется. И если ты знать хочешь – Гэмаль здесь ни при чем. Это она все время на сторону его становится, а он из-за этого в глаза мне смотреть стыдится. Вот я ее когда-нибудь схвачу за волосы, чтобы не позорила мужа своего!
– Приятно настоящего мужчину в гневе видать! – воскликнул Эчилин. – Но слепой ты, Иляй, как старуха. Не видишь, что Гэмаль только притворяется добрым. Он уже давно сделал так, чтобы жена твоя на тебя смотреть перестала. Я не однажды видел их летом на берегу морском, у маяка, где овраги, где много травы сухой. Если у тебя голова, а не горшок на плечах, ты понимать должен, почему они это место для своих встреч выбирали.
Судорожно глотая что-то, вдруг застрявшее в горле, Иляй хмуро слушал каждое слово Эчилина. До сих пор у него еще теплилась надежда, что жена забудет Гэмаля, что она рано или поздно как следует оценит его, Иляя, но вот Эчилин говорит такие слова, от которых темнеет в голове, а руки сжимаются в кулаки. И в самом деле, почему это он, Иляй, до сих пор верил Гэмалю? Почему он ни разу не подумал о том, что Тэюнэ и Гэмаль уже давно его обманывают?
Схватив Эчилина за шиворот кухлянки, Иляй близко наклонил к себе его холодное, бесстрастное лицо с тяжелыми челюстями.
– Скажи, ты правду говоришь, а? Это правда, что они там, у маяка?..
Эчилин мягко, но настойчиво отцепил от своего воротника руки Иляя и с видом оскорбленного человека, которого подозревают в клевете, сказал:
– Жалко, что я тогда не взял тебя за шиворот и не ткнул носом в то место, где они лежали.
– Я убью Тэюнэ! – мрачно заявил Иляй и, вдруг вскинув вверх одну ногу, начал торопливо подвязывать болтающиеся тесемки торбазов. Носок правого торбаза был порван, и из него торчала травяная стелька.
Эчилин презрительно усмехнулся:
– Голова у тебя, наверное, как этот торбаз, дырявая! Разве женщина что-нибудь понимает? Женщина, как песец, – увидит приманку и бежит прямо на капкан.
– Значит, по-твоему, не Тэюнэ, а Гэмаля убить надо? – полуиспуганно спросил Иляй.
– Что это ты говоришь такое? – с наигранным ужасом воскликнул Эчилин. – Разве можно человека убивать, да еще такого человека, как Гэмаль!..
– А что же мне делать?
– Терпеть, терпеть надо!
Сказал это Эчилин таким тоном, что лицо у Иляя снова побагровело.
– Да, да, терпеть надо, – повторил Эчилин. – Гэмаль начальник, парторг, значит гордиться тебе надо…
– Замолчи! – закричал Иляй. – Замолчи, а то я тебя сейчас убью!
– Не убьешь, – спокойно возразил Эчилин. – Это тебе не старая жизнь, когда человека, как собаку, убить можно было. Как раньше бывало? Накинет один человек на шею другого аркан в пургу, так и оставит, чтобы морозом прикончило. Так в старину было. А тебе, Иляй, терпеть надо. Да ты чего это так разозлился? Разве тебе Тэюнэ вдвоем с Гэмалем не хватит?
Этого Иляй уже не мог вынести.
– Я их убью! Обоих убью! Они еще узнают, как обманывать меня! – зарычал он и так заметался по пологу, что-то разыскивая, что едва не разрушил его.
– Ну, ну, ты потише слова такие говори, а то сейчас всем расскажу, – погрозился Эчилин, как бы стирая с лица рукой едва заметную ухмылку. – Разве можно человека убивать!
– Эй, Иляй! – послышался чей-то голос в шатре яранги, – быстрее собирайся, наша бригада через час на капканы уходит!
24
Охотники вышли в тундру, оставив собак дома. Пурга была такая, что ее не смогла бы одолеть ни одна упряжка. Но люди все же решили одолеть пургу. И хотя выбрали они всего один, притом самый близкий, участок, задача их была необычайно трудной. Стремительный ветер, словно взбешенный дерзостью людей, которые посмели с ним спорить, сбивал их с ног, обрушивал на них тучи вздыбленного снега. Охотники, сутулясь под своими ношами, в которых были палатки, примусы, чайники, недельный запас пищи, карабкались на сугробы, падали, снова подымались и упрямо двигались вперед, руководствуясь в своем необыкновенно тяжелом пути каким-то шестым чувством испытанных следопытов…
Гэмаль стал на колени возле приманки, сорвал зубами рукавицу с правой руки, пытаясь оголенной ладонью отогреть лицо. И вдруг порывом ветра рукавицу швырнуло куда-то в бушующий снег. Гэмаль вскочил на ноги, сделал прыжок, второй, споткнулся о заструги, упал, больно зашиб локоть.
– О, проклятая пурга! – выругался парторг и раскашлялся, захлебнувшись ветром.
Втянув руку внутрь кухлянки, Гэмаль снова подошел к приманке. Вытащив рывком забитый снегом капкан, он выхватил из чехла нож, попытался сделать лунку, но это было не так просто: лунку тут же забивало снегом. На какое-то мгновение мелькнула мысль, что перезаряжать капканы в пургу не хватит никаких сил. Но это только подстегнуло Гэмаля. Он тут же принялся орудовать обеими руками. Однако не помогло и это.
Словно обожженные, пальцы нестерпимо болели и не двигались.
«Как это? Неужели я не смогу перезарядить капканы? Что же тогда скажут другие?»
Всегда спокойный и выдержанный, сейчас Гэмаль был близок к отчаянию. А беспощадный ветер толкал его в грудь, бил в лицо колючим снегом, не позволял выкрикнуть в ответ пурге даже ругательства.
В бессильном бешенстве вскочил Гэмаль и стал разбрасывать ногой сугроб, который уже начал расти как раз там, где нужно было ставить капканы.
Задыхаясь, Гэмаль снова упал на колени, просунул лицо в головной вырез кухлянки. Минуты две он сидел неподвижно, пока не вспомнил о своем непобедимом оружии – спокойствии.
Конечно, он сейчас успокоится, он победит эту проклятую пургу. Вот пусть только сердце перестанет так часто биться, пусть горячий туман уйдет из головы.
Прошло еще несколько минут.
– А что, если сделать так! – вдруг воскликнул Гэмаль.
Парторг расстегнул на верхней кухлянке ремень и подпоясал им только нижнюю кухлянку. Повернувшись спиной к ветру, он втянул руки вместе с рукавами нижней кухлянки внутрь верхней, просунул в головной вырез лицо, сделав таким образом что-то наподобие крошечной меховой палатки.
«Ого! Пусть теперь помешает мне ветер перезарядить капканы! – торжествующе подумал он. – Правда, совсем темно и неудобно, ну да что поделаешь…»
Но это было еще не все. Гэмаль чувствовал, что голой рукой капкан ему все-таки не перезарядить. Спокойствие выручило и на этот раз. Он вспомнил, что кисет его сшит из пыжиковой шкуры. Не задумываясь, он быстро высыпал табак во внутренний карман кухлянки, а кисет вместо рукавицы надел на руку.
Когда капканы у первой приманки были, наконец, перезаряжены, Гэмаль облегченно вздохнул, встал на ноги.
Но и это было еще не все. Надо было проследить, как долго могли оставаться капканы не забитыми снегом. К своему огорчению, Гэмаль убедился, что если ничего не предпринять, то через десять минут капканы снова будут под снегом.
«Придется перетаскивать приманки вместе с капканами на те места, где не задерживается снег, – решил он. – Большая работа, но сделать так все же придется, иначе ничего не получится. Схожу в палатку, может у Айгинто есть запасные рукавицы».
Палатка находилась не более как в километре от первой приманки Гэмаля. Тяжело проваливаясь в снег, парторг шел, с трудом преодолевая встречный напор ветра.
И вдруг лицом к лицу столкнулся с Иляем.
– Ты чего здесь? – наклонился Гэмаль к уху Иляя, силясь перекричать шум пурги.
– Да вот заблудился, не могу свои капканы найти.
– Давай помогу! – предложил с готовностью Гэмаль.
– Нет, нет, я сам! Я сейчас хорошо вспомнил! – закричал Иляй и нерешительно отступил назад.
Гэмаль повернулся и пошел навстречу ветру.
Иляй судорожно обхватил кольца аркана, тяжело дыша, прошел несколько шагов вслед за Гэмалем, все еще не веря, что перед ним именно тот человек, которого он собирался убить. Спина Гэмаля слилась с тучей снега, мелькнула опять, потом еще раз и исчезла совсем. Облегченно вздохнув, Иляй отвернулся от ветра, вытер руками мокрое, залепленное снегом лицо и долго-долго стоял на месте, как бы не понимая, зачем он здесь и по какой причине в руках его оказался аркан.
– Ну прямо как мальчишка! – наконец сказал он и снова вздохнул облегченно. У него было такое ощущение, словно ему удалось избежать какого-то огромного несчастья.
«Надо аркан этот куда-нибудь выбросить, а то еще Эчилин увидит, догадается, людям расскажет, – подумал Иляй и тут же швырнул собранный в кольца аркан куда-то в пургу. – О, эта проклятая Тэюнэ! Взять бы ее за волосы и поколотить, как собаку. Так я и сделаю! Я ее проучу! Только сначала хорошо проверить надо – не врет ли Эчилин. А он мог наврать. Что я не знаю Эчилина, что ли? И почему это я так сразу поверил ему?.. Ай, ну просто как мальчишка поступаю!..»
В палатке Гэмаль застал одного Айгинто. Председатель сидел мрачный, покуривая трубку. Отряхнувшись от снега, Гэмаль присел на корточки.
– Гивэй, значит, еще не приходил? Он же с тобой в одну палатку просился.
– Нет еще, – угрюмо отозвался Айгинто.
– Нет ли у тебя рукавиц запасных? – спросил Гэмаль, показывая свою окоченевшую от холода руку. – Пургой вырвало, унесло… Еле перезарядил капканы.
– Тебе удалось перезарядить капканы, да еще без рукавицы? – изумленно спросил Айгинто и тут же засуетился, роясь в своем вещевом мешке.
– На вот, бери, – протянул он ему рукавицы. – Обо всем, я вижу, председатель колхоза заботиться должен…
– Примус разжег бы, чайку вскипятить, – устало сказал Гэмаль, надевая новые рукавицы. – А пальцы я все же подморозил, – добавил он, чувствуя боль, похожую на ожог.
Айгинто взялся за примус.
– Ни с чем вернулся в палатку, – хмуро сказал он. – Что только не делал с капканами, а перезарядить не смог. Все ругательные слова перебрал, какие только вспомнил, все равно не помогло.
В это время в палатку просунулся весь заснеженный Гивэй. Отряхнув с остервенением малахай от снега, он снова нахлобучил его на голову и, стараясь не смотреть в глаза ни Гэмалю, ни Айгинто, сказал:
– Ничего у нас не получится с охотой в пургу. Только зря измучаются да переморозятся люди…
Гэмаль крепко затянулся из трубки и подумал: «Медлить нельзя. Надо итти по всем палаткам, помогать охотникам. Иначе все сорвется».
– Я тоже не смог перезарядить капканы, – вздохнул Айгинто. – А вот Гэмаль перезарядил, да еще без одной рукавицы.
Гивэй недоверчиво посмотрел на Гэмаля.
– Как? Расскажи!
Гэмаль быстро докурил трубку, спрятал ее и сказал:
– Сейчас втроем пойдем учить людей, как перезаряжать в пургу капканы. Сначала у меня тоже ничего не получалось. Злой я был, сильно злой, а потом успокоился и все же придумал, что делать надо. Вот послушайте.
Айгинто и Гивэй жадно слушали каждое слово парторга.
– Пойдем теперь по палаткам, докажем охотникам, что песцов и в пургу ловить можно, – повеселел председатель.
Переходя от палатки к палатке, Айгинто и Гэмаль всюду находили охотников мрачными, унылыми.
– Неразумное старик Анкоче выдумал. А вы послушали его, в пургу людей повели, – простуженным голосом сказал в одной из палаток Нотат. Пожилому охотнику нездоровилось, но он никому не говорил об этом.
– А мы давно уже или умом мальчишек, или умом стариков полоумных живем, – злорадно подхватил Эчилин.
Айгинто хотел было ответить не менее резко, но Гэмаль дернул его за рукав.
– Да, пока плохо получается, – вздохнул парторг, – мы вот с Айгинто тоже были сердитые. Я так сильно рассердился, когда капканы перезаряжал, что кусать рукав кухлянки стал, снег ногами копать.
Охотники с любопытством и недоумением посмотрели на Гэмаля. То, что он честно и прямо рассказал о своем отчаянье, которое оказалось таким же, как и у них, понравилось многим: не ругается, не стыдит, силой своей не хвастается, честно сознался, что и ему тяжело.
– Плохо, друзья, нам не потому, что мы пурги испугались, – продолжал Гэмаль. – Беда в том, что пока пользы нет от того, что сидим мы здесь в пурге.
– Вот-вот, ты, Гэмаль, всегда умеешь сказать, о чем люди думают, – оживился Нотат. – Без толку мучаемся!
– А Гэмаль вот добился толку, теперь всех научит, как обмануть пургу! – выкрикнул из-за спины брата Гивэй. – Из собственной кухлянки он как бы палатку делает: на колени встанет, руки в рукава просунет и так внизу, под кухлянкой, перезаряжает капканы. Вот посмотрите, как получается!
Гивэй схватил лежавший в палатке капкан, упал на колени и в точности все проделал так, как только что рассказывал. Охотники повеселели. Некоторые из них и сами попытались тут же повторить опыт Гэмаля.
На следующий день от мрачного уныния, которым были охвачены янрайцы накануне, не осталось и следа. Теперь они уже могли справиться с метелью. К тому же старик Анкоче оказался глубоко прав. Голодные песцы, лишенные возможности охотиться в пургу за мышами, слепо шли на приманки. К вечеру не было охотника, который не вернулся бы в палатку без песца.
