Текст книги "Черный огонь. Славяне против варягов и черных волхвов"
Автор книги: Николай Бахрошин
сообщить о нарушении
Текущая страница: 37 (всего у книги 37 страниц)
Я, Якоб по прозвищу Скальд, старый воин, живущий давно, много ходивший по морским и речным дорогам, много спевший красивых драпп и фольков о подвигах и героях, свидетельствую, что это был честный бой. Ярлы Рагнар и Харальд были знаменитыми воинами, они стоили один другого. Я видел своими глазами, как сражались герои, и никогда не забуду этого. Никто не забудет из тех, кто видел!
Оба соперника были в крепких, многослойных кольчугах и шлемах. Наручи и поножи защищали руки и ноги. Из оружия у каждого был только меч, так было решено всеми.
Харальд выскочил на круг быстро, стремительно, играя мечом и телом, как капля, что дрожит после дождя на листе. Рагнар выходил неторопливо, опустив меч перед собой. По сравнению с Резвым огромный конунг казался медлительным. Но я знал, что это обманчивое впечатление. Змея тоже долго лежит неподвижно, прежде чем броситься на добычу стремительным, незаметным глазу броском. Из-под маски шлема с круглыми прорезями для глаз, закрывающей лицо сверху до кончика носа, я видел его спокойный, уверенный взгляд. Мой побратим конунг Рагнар – великий воин, однорукий, как Тюр Непобедимый, и такой же доблестный!
Схлестнулись они стремительно. Харальд первым наскочил на Рагнара, и мечи встретились со звонким лязгом. Резвый для пробы метил в голову, Однорукий отбил круговым движением. Резвый все так же быстро попытался рубануть того по коленке, но и тут наткнулся на подставленный меч. Самому пришлось отступить на шаг, отклоняясь от ответного удара.
Бойцы отскочили. Снова пошли по кругу, не отрывая пристальных глаз друг от друга. Резвый опять первый не выдержал, во второй раз набежал на соперника. Снова ударились друг о друга мечи, завели между собой железный спор, звонкий и сильный. Так молот в кузне нападает на наковальню, но не может испугать ее своим натиском. Обменявшись ударами, они опять отпрыгнули в стороны, перевести дух…
Да, эти противники умели сражаться. Без щита, за которым можно спрятаться от ударов, прикрыться в последний момент, любая малая ошибка бойца стоит ему пропущенного удара. Но ярлы не делали ошибок, они оба были искусными в ратном деле. Их мечи одновременно нападали и прикрывали своих хозяев. Воины, столпившиеся вокруг и переминающиеся от любопытства, приветствовали каждый удар подбадривающими криками…
Я, Якоб-скальд, клянусь милостью всех богов Асгарда, на это стоило посмотреть! Все уже сбились со счету, сколько раз они сходились и расходились, показывая мастерство обманных приемов. Уже броски Резвого стали не такими стремительными, уже он дышал тяжело и часто, громко всхрапывая сквозь сжатые зубы. Из-под кольчуги, прорубленной на левом плече могучим ударом, сочилась кровь, мелко капая на утоптанную землю. Шлем его, крепко задетый мечом Однорукого, криво сидел на голове, держась только на завязках, сильно врезавшихся в шею. Еще две раны были у него на бедрах, а на скуле болтался надорванный лоскут кожи, из-под которого также сочилась кровь.
Рагнар Однорукий тоже дышал тяжело и громко. И он пострадал в сече, быстрый Харальд оставил на нем свои кровавые метки. Но их было меньше. И он меньше устал. Дальновидный конунг, умный, как сам Один, Бог Мудрости, берег силы с самого начала, когда на каждые три движения Харальда отвечал одним. Я полагаю, Резвый слишком понадеялся на свою быстроту, забыв про силу противника…
Рагнар одолевал Харальда, это было видно всем опытным воинам. Наступал такой момент, когда победа должна была достаться одному из них. Теперь уже Рагнар наступал на Харальда, рубил мечом сильно, словно и не уставал совсем, словно рука у него из железа, а спина и живот – из камня. Могучий воин! Теперь Резвый больше пятился от него, по-прежнему быстро, но уже не так твердо переставляя ноги. Вилял по ратному полю, ускользая от ударов Рагнара. В его глазах по-прежнему горела ярость битвы, но многие видели, противник становится все сильнее, а он слабеет. «Да, Харальд был доблестным воином, надо будет сложить о нем драппу…» – подумал я, торопя события. Словно накаркал, как ворона-падальщица…
Я – старый, я живу под небом Мидгарда уже шестой десяток зим и, кажется, должен был привыкнуть к тому, что боги все решают по-своему, посмеиваясь над нашими замыслами… Никто не видел, откуда взялась на утоптанном поле эта ямка, что попалась под ноги конунгу Рагнару. Споткнувшись об нее, он упал от неожиданности на колени. Все так же продолжая отклоняться от свистящего меча Резвого, повалился на бок. Сам, наверное, забыл, что там обрубок вместо руки. Он не смог быстро оттолкнуться от земли коротким обрубком, перекатиться и снова вскочить на ноги, как умеют это даже молодые воины. Запнулся конунг, промедлил.
Задержки оказалось достаточно. Меч Харальда настиг его, молнией обрушился на его шею, вошел в узкую щель между шлемом и нагрудником кольчуги, смяв подбородок и брызнув во все стороны окровавленными зубами. Я отчетливо, слишком отчетливо видел, как огромный конунг плашмя завалился на спину… Лежа он показался еще огромнее, мой побратим-конунг, а голова, подрубленная мечом, выпрямилась наконец во всю длину шеи…
Харальд Резвый, остановившись над ним, забрызганный своей и чужой кровью поверх кольчуги, вздрагивал телом, изумленно смотрел на него и, казалось мне, сам еще не верил, что победил. Понимаю, ему трудно было поверить в такую удачу – одолеть в поединке самого Победителя Великана…
Да, говорили потом, боги, как всегда, все решили по-своему. Руны, что раскидывали мы с Рагнаром, обещали славную кровавую сечу, обещали удачу в набеге, но даже не намекнули тогда, кому именно она улыбнется… Они, боги, внушили неистовому Рагнару великие замыслы, но не дали времени осуществить их. Так часто бывает, знал я, потому что прожил долгую жизнь.
А может, думаю я теперь, колдуны-поличи, которых ненавидел Рагнар, достали его даже издали. Подкинули под ноги эту яму. Не иначе… Другие возражают на это, что колдуны были еще хитрее, они заранее подготовили смерть конунга, лишив его руки три зимы назад. Тоже похоже на правду… Кто знает…
В общем, потом много чего говорили и говорят до сих пор… Но именно так кончил свои дни на земле и ушел пировать в Асгард к Одину Рагнар Однорукий, Победитель Великана, великий морской конунг и ярл, владетель земли и воды Ранг-фиорда. Великой силы и великого ума был воин, одинаково дерзкий и замыслами, и поступками…
Я был свидетелем тому! Я видел все своими глазами!
17Проснувшись до света, Ратень собирался недолго.
А что ему собираться? Одежа на нем, двурогий волховской посох прислонен у двери, заплечную суму со снедью Сельга еще загодя с вечера собрала.
Вот и все сборы, постолы перемотал, суму накинул да и пошел себе…
Утром, еще толком не развиднелось, они вдвоем с Сельгой вышли за частокол села.
Родичи, конечно, все знали, куда и зачем он уходит. Но в тайные волховские дела не лезли, лишних вопросов не задавали. Понимали: раз уходит волхв, значит, это нужно богам. Значит, сами боги приказали ему пойти по Яви, найти неуловимых черных волхвов и истребить их в одиночку. Если бы боги по-другому решили, подмогу бы взял с собой. А раз так – значит, так. Он – волхв, ему виднее, как нужно. Да и остальным спокойнее в таком разе. Князь Кутря уж на что был бойкий, а уже добегался по лесам, вспоминали родичи на толковище. Известно, с черными волхвами свяжешься, сам не рад будешь! Ушли от их земель колдуны, и за то спасибо богам, а больше вроде и желать нечего. Понятно, не буди Лихо Одноглазое, оно и не вцепится кутним зубом в зад, не взгромоздится на шею…
– Дощи береги, грамоты берестяные, – сказал Ратень. – Ну, все, что я тебе оставил, словом. Вернусь – спрошу. С зельями осторожнее, там много всего…
– Сберегу… Ты вернись только!
– Вернусь. Я скоро, – пообещал он без особой уверенности.
Им ли притворяться между собой? И он и она одинаково чувствовали, что расстаются надолго. Далекий путь – искать среди необъятности Яви черных волхвов.
– Куда ты пойдешь? – спросила Сельга, прервав молчание.
Ратень неопределенно махнул рукой:
– Буду ходить, искать. Там видно будет…
Опять помолчали. Шли рядом, но не касались друг друга.
– Уходишь все-таки… – задумчиво сказала она.
Он не смотрел ей в глаза. «Почему он не смотрит в глаза?» – думала Сельга. Прячет взгляд, словно совершил непотребное, помочился на нарождающийся месяц или на Сырую Мать плюнул? Разве так расстаются?
А как? Как надо расставаться с любимым, чтоб не было больно в груди?
– Да, так и есть… – он наконец глянул прямо на нее. Глаза у него были спокойными и твердыми, как всегда. Но грустными в то же время, очень грустными. Эта великая грусть в его глазах резанула Сельгу по сердцу острым, холодным, как лед, ножом. Как же не хочется расставаться с ним, великие боги! «Милый, не уходи, не бросай меня!» – чуть не закричала она. Чудом удержала в груди пронзительный крик.
Наверное, он все-таки услышал, понял. Грустно, но твердо покачал головой.
В этот момент Сельга окончательно поняла – не удержать волхва. До последнего момента еще жила в ней надежда, что он передумает вдруг, останется еще хоть ненадолго. Теперь и надежды не оставалось.
Одного, родного, уже потеряла, и этого, желанного, не удержать подле себя. Будет то, чему суждено случиться, и никто не в силах изменить предначертанного. Никто из людей и, наверное, из богов. Дороги волхвов, понимающих про жизнь больше других, всегда ведут к одиночеству. Вот он и уходит один. Так суждено, и это случилось…
Тяжелая выпадет ему дорога, предчувствовала она, не скоро теперь вернется. Да и вернется ли? Она готова, согласна ждать сколько надо, лишь бы вернулся… Только не видит она впереди его возвращения, вот в чем горе. Найти найдет, предчувствовала она, задуманное исполнит, а дальше – туман.
– Просто я должен идти… – сказал он. – Ты как никто это знаешь. Не можешь не знать. Я должен…
Да будет так!
Они помолчали, глядя друг от друга в стороны.
– Не оставляй меня. Мне без тебя будет плохо, – жалобно попросила она, чувствуя, как глаза затуманиваются невольно. Щиплет их, точит соленая влага слез, затуманивая глаза.
– Я не могу, ты же знаешь…
– Я знаю… Вот здесь – знаю, – она коснулась рукой головы. – А здесь, – коснулась сердца, – не хочу знать. Не хочу, и все тут! – Сельга капризно притопнула ногой, словно малый ребенок, добивающийся своего у родителей. Всхлипнула даже, шмыгнула носом, как малая.
Ратень ей не ответил. А что он мог ей ответить? Они оба понимали, что слова сейчас не важны. Оба прячутся за словами, лишь бы рассеять молчаливую боль расставания. Все так…
* * *
Он ушел.
Высокий, статный, смотреть со спины – крепкий, как камень. По обычаю, волхв не оглядывался назад. Да он и не мог оглянуться. Боялся, оглянется, и сила-жива покинет его, выскочит из груди горячее от боли сердце и покатится обратно к Сельге, чтобы прыгнуть к ней в мягкие маленькие ладошки, успокоиться рядом с ее теплом. Все так…
Только отойдя от селения подальше, скрывшись от ее пронзительных, провожающих глаз за крутым взгорьем, Ратень смог наконец перевести дыхание. Когда никто не смотрел, можно было и ссутулить спину, безвольно наклонить голову к Сырой Матери…
Уходит, хотя больше всего хотел бы остаться… Уходит, потому что должен богам и духам, а такие долги никогда не прощаются. Кому, как не волхву, знать это…
* * *
Сельга, проводив его, еще долго стояла за частоколом просыпающего селенья. Смотрела, как неторопливо просыпается день. Вспоминала. Или все, или ничего, говорила она когда-то. Что ж, боги услышали ее похвальбу… Ничего не оставили… Одна осталась…
Когда-то, теперь казалось, очень давно она стояла вот так же рано-рано и думала, хвалилась себе, что все поняла про жизнь. Не иначе, боги, усмехнувшись, решили показать ей другое. Обратной стороной повернули все, заплели судьбу, как не придумаешь и в обнимку с корчагой крепкого пива…
И все-таки она поймет! Пусть не сейчас, потом, после, когда грусть потухнет, чувства улягутся, а мысли обретут прежнюю ясность. Она подумает и поймет, почему жизнь человеческая устроена именно так, и никак иначе…
Так предназначено ей судьбой, и так будет!
Эпилог
С утра море было спокойным, но к вечеру разыгралось. Белые барашки пены игриво разбежались по серым, еще мелким волнам до самого горизонта. Белокрылые чайки, заунывно кликая, стрелами понеслись над самой водой, показывая надвигающееся ненастье. Серое небо, казалось, придвинулось к морю еще теснее.
Заплескалось море, застучало в каменистые берега Ранг-фиорда. Вспениваясь и шипя, набегало на песчаную косу, ножом врезающуюся в глубину с берега. Там, за косой, выше по берегу, чернели обветренным деревом просторные корабельные сараи, в которых зимовали деревянные кони дружины фиорда. Разыгравшиеся волны словно старались дотянуться до них, позвать к себе, но сделать этого не могли…
Ничего, ничего, уже весна, скоро кончится время штормов и бурь, сильные руки гребцов выкатят деревянных братьев из-под нависающих крыш и тесных стен…
Якоб-скальд, сидя на прибрежном камне, подобрал голыш и кинул его, целясь по верхушкам волн. Но камень не скользнул, отталкиваясь от воды. Булькнул и сразу ушел на дно. Не получилось пустить камень вскользь… Как тогда волей богов не получились у конунга Рагнара его великие замыслы… Может быть, слишком великие для Серединного мира, где все испокон веков пребывает на своих местах, а боги надзирают за этим сверху… Нарушить равновесие, установленное богами, дорогого стоит…
– Да, именно так все и было… – задумчиво повторил скальд.
Только что он в очередной раз закончил рассказывать юным Рорику и Альву о событиях прошлого лета, что случились в земле Гардарике. Как их отец Рагнар, Победитель Великана, владетельный ярл и знаменитый на все времена морской конунг, одержал великую победу над князем Добружем, обрел славу, а затем погиб от руки Харальда Резвого, ушел в Асгард к Одину.
Мальчишки любили слушать об этом, часто просили повторить рассказ. Хотя не мальчишки уже… Старший, Рорик, совсем юноша с виду. И усы пробиваются тонким пухом под носом, и первая шерсть обметала подбородок. Рабыни фиорда уже узнали его пробуждающуюся мужскую силу, приняли в себя его первое семя, знал Якоб.
Двенадцатую зиму проводил за край земли Рорик, сын Рагнара, а статью выглядел еще старше. Якобу он напоминал даже не отца, а деда, конунга Рорика Гордого, в честь которого его и назвали. Словно, давши имя, определили и все остальное, неоднократно задумывался скальд… Ростом он будет пониже Рагнара, это уже сейчас видно. Но в плечах, наверное, шире. И руки большие, мосластые, тяжелые, как у деда. И голову держит так же надменно, лишний раз не наклонит шею, глазами стреляет… Именно за такую манеру его деда Рорика когда-то прозвали Гордым… Знатный вырастет воин, уже сейчас говорит так веско, словно камни кладет.
Вот Альв, второй сын Рагнара, тот помягче нравом, потише. Впрочем, он и моложе на три зимы. Еще непонятно, на кого он вырастет похожим, на высокого отца или широкоплечего деда. Одно уже видно, парень растет хитрым, как лис или как сам Локи-коварный… Этот в отца…
– А князь Добруж так и не объявился, значит, сгинул в лесах? – спросил Альв, желая продлить рассказ дядьки.
Как и обещал Рагнару, Якоб стал дядькой для его сыновей. Учил их всему, что знал, и следил, чтоб другие тоже учили. Альв, правда, часто старается увильнуть от воинских упражнений, а вот Рорик все терпит. Зато и двумя мечами бьется уже не хуже взрослого, опытного воина. Заработал в упражнениях свой первый шрам, прямо над левой бровью. Среди таких же малых, как он, Рорик уже получил первое, юношеское прозвище Неугомонный. И то сказать, все ратные упражнения, что задавали мальцам, он стремился повторить вдвое, а то и втрое большее число раз, чем другие. Неугомонный – хорошее прозвище, не стыдное даже взрослому воину…
– Не объявился. Получается – сгинул, – подтвердил Якоб.
– А конунг Харальд, значит, стал княжить в Юриче? – спросил Альв, хотя сам это знал. Он все старался потянуть время, чтоб дядька не вспомнил про ратные упражнения.
– Стал, да. Дружину Рагнара я увел, а он остался, – ответил Якоб. – Я знаю, слухи далеко летают даже без крыльев, он так и не возвращался из Гардарики. Значит, и сейчас там, вместе с ярлами Дюри Толстым и Энундом Большое Ухо. Те тоже еще не вернулись…
– Когда-нибудь я убью Харальда! – твердо сказал Рорик ломающимся голосом, где писклявые юношеские нотки перемешивались с начинающимся баском.
– За что? Он честно добыл свою победу в бою. Подарил моему побратиму Рагнару легкую и почетную смерть. Так рассудили боги…
– Все равно! – упрямо сказал мальчишка.
Якоб насмешливо покосился на него. Парни недавно закончили кидать в море тяжелые камни, намахивая плечи. Сидели теперь рядом на корточках, отдыхали. На гладких щеках еще горел тонкий юношеский румянец. У Рорика глаза серые, пристальные, как у отца, а вот брови и волосы, выбивающиеся из-под теплого колпака с бобровой опушкой, – темнее. Точно в деда. У малого Альва глаза с прозеленью, как море перед закатом. И хитрые… Главное, ловко так разговорил дядьку на воспоминания, Якоб и сам не заметил как..
– Когда молодой щенок скалит зубы на матерого волка – что делать тому? Убегать или сдаваться сразу? – ехидно спросил скальд-наставник.
– Я же не говорю, что это будет прямо сейчас. Но я убью Харальда и отомщу поличам за отца. Их я тоже всех перебью. Потом, попозже… – спокойно ответил Рорик.
Своим невозмутимым, рассудительным ответом он вдруг явственно напомнил Якобу Однорукого. Да, это сыновья и внуки из хорошей, чистой породы. Подрастут только, наберутся мужской силы и опыта настоящих сражений…
– Один, Отец Ратей, не велел держать зла на того, кто заслужил победу в бою на равном оружии, – напомнил Якоб.
– А я и не держу зла на храброго Харальда. Я знаю, он великий воин и конунг, заслуживший уважение ратников и одобрение богов. Я просто хочу закончить то, что начал отец. Сделаю ему приятное. Пусть он там, в Асгарде, порадуется за сыновей…
И снова знакомые, твердые интонации… Якоб мотнул головой, отгоняя воспоминания. Разговоры – это хорошо, воспоминания о былом всегда приятны для стариков, но, в конце концов, мальчишки сами попросили гонять их без пощады, чтоб быстрее сделать из них умелых воинов. Теперь пусть не стонут. Просил, правда, все больше Рорик…
– Ладно, хватит отдыхать, – сказал скальд, показывая, что раскусил их разговорную хитрость. Поднялся с камня и махнул рукой. – Сейчас бегите туда, к корабельным сараям, обогните их три раза и возвращайтесь назад.
– Бегать, бегать, дышать, дышать… – звонко, но совсем по-стариковски проворчал Альв, тоже поднимаясь.
– Еще копья и стрелы не кидали сегодня… – напомнил Рорик.
– Кто будет скулить, тому дам в руки камень потяжелее, с ним побежит. Когда вам придется рубиться от утра и до вечера, наступать или отступать строем, чувствуя, как немеют руки, а спина и колени трясутся от напряжения, сами поймете, как важно уметь чисто и глубоко дышать, – поучающе сказал скальд.
– Да ладно тебе, дядька Якоб, я ничего… – сказал Рорик.
– Я тоже ничего, – поспешил оправдаться Альв.
– Вот и бегите…
Рорик сорвался с места, побежал легко, быстро, на ходу скинул колпак, стянул с плеч теплый кафтан дорогого сукна, небрежно бросил их на прибрежные камни. Альв, поспешая за братом, тщетно старался догнать его. Этот не спешил расставаться с одежкой на сквозном ветру, отметил про себя скальд-дядька.
Якоб, стоя у кромки моря, смотрел им вслед. Да, уходят одни, приходят другие… Боги-ассы все-таки хорошо устроили этот мир, подарив мужчине и воину нескончаемую дорогу викинга…
