Текст книги "Черный огонь. Славяне против варягов и черных волхвов"
Автор книги: Николай Бахрошин
сообщить о нарушении
Текущая страница: 25 (всего у книги 37 страниц)
Весть про гибель единственного, выстраданного у богов сыночка Сванечки ударила бабу Шешню словно камнем по голове. Всплеснула руками, осела на землю там, где стояла, и заледенела враз. Так и сидела, уставив перед собой невидящие глаза и не откликаясь на зов. Бабы засуетились вокруг нее, сами запричитали, вызывая Шешню на слезу и плач, что облегчают первую, оглушающую безнадежность любого горя.
Известно, не то горе, когда старики умирают; когда малые умирают – вот где для родителей горькая обида. Не успевают малые понять жизнь, не могут отработать долг перед родом, так и уходят несмышленышами в светлым Ирий. А там не с них, с родителей спросят: почему, мол, не уберегли чадо…
Бабы на разные голоса выли вокруг Шешни, но нет, не откликалась та. Молчала, как деревянная. Так же молча дали отвести себя в избу. Покорно улеглась на лежанку и сном,! застыла. Сердобольная баба Тастя, вечная и непоседливая хлопотунья по чужим заботам, что ее не касаются, сами вызвалась остаться с ней ночевать, чтоб чего не случилось И случилось все-таки.
К рассвету задремала Тастя, как она рассказывала потом всем подряд, только на миг единый смежила веки, да и то неплотно. А когда открыла с утра, Шешню словно ветром из избы выдуло, одна пустая лежанка от нее осталась. Побежала тогда хлопотунья Тастя по селу, переполошила всех.
Родичи кинулись искать Шешню, но даже следа не нашли. Сгоряча решили, что ее выкрали талы, но вовремя спохватились. Зачем им ее красть? Тоже, нашли сокровище, отворотясь не наглядеться! Даже талагайцам такой подарок, как вздорная баба, не по зубам будет, изведет она их на корню одним характерам. Нет, решили, красть ее никто не будет, кому жизнь еще окончательно не опротивела.
Тогда где она?
Подумали, может, сама руки на себя наложила, обезумев от горя? Но опять не похоже. Если жизни себя лишать, если такая выпала судьба человеку, то полагается сложить себе погребальный костер, только огненная дорога ведет прямым ходом в Ирий. А где тогда огонь, спрашивается? Где хотя бы дым от него? Небось издалека бы увидели, дым не лыко – в мешке не скроешь, так говорят.
– Не ищите ее, не надо, – вдруг сказала всем Сельга.
– Как так? – удивился князь Кутря и все остальные вокруг него.
– Сама вернется.
– Да где она есть-то? Вот тоже нашла время запропаститься! – в сердцах сказал Зеленя-старейшина. – Может, хоть ты знаешь, где она?
– Знаю… Если не знаю, то догадываюсь. А вам она сама расскажет, когда вернется, – непонятно объяснила провидица.
Мужики разом потянулись чесать затылки…
12Я, Музга, сын бабы Орсы, дочери бабы Касы, чей род происходит от Великой волчицы Максы, зубы у которой острее и крепче железных ножей пришлых людей, а голова шире, чем у медведя. Великая волчица положила начало нашему роду, и, как она, я вырос великим охотником. Я – первый охотник среди нашего племени, и все знают об этом, а кто не знает – пусть у других спросит, ему расскажут. Когда я иду по следу, бог Ягила смотрит вниз со своей мягкой тучи и радуется моему проворству. Лес смолоду открыл мне многие тайны. И тайну следов, запутываемых зверем, и тайну засад, что готовят коварные хищники среди камней и ветвей, и тайну лежбищ, что обустраивают себе звери, выращивая детенышей. Великий лесной дух Вазила любит меня и оберегает. За это я всегда оставляю ему часть добычи, и он после этого бывает доволен мной.
Сейчас я расскажу, как я пришел в лес в это утро, чтобы взять мясо и накормить своих женщин и детей, и других женщин и детей тоже. Очень скоро я почувствовал, что в знакомом лесу ходит кто-то чужой. Сам дух Вазила, осторожный и чуткий, предупредил меня тихим, неслышным шепотом. А чужак оставил на земле и траве свои знаки, гам, где он шел и касался ветвей. Старый и слепой дед – и тот бы увидел такие ясные знаки. Не опасался чужак, шагал по лесу не сворачивая, как клыкастый кабан всегда проламывается напрямик, не разбирая дороги.
Я быстро понял, что пришел он один. Но зачем он пришел в наши угодья, куда раньше не забредали поличи, оказавшиеся коварными? Я спросил себя об этом и не смог ответить.
Теперь мы перенесли наши стойбища в тайные, неприметные места, поличам не найти их. Они, эти пришлые, не могут носить свои большие деревянные чумы, а наши кожаные дома привыкли двигаться вслед за дичью. Может, они ищут нас, чтобы отомстить за своих шаманов? Вот о чем я задумался и решил это вызнать.
Я – великий охотник. Болтливый Талга, долговязым Куси или даже богатырь Яши, известный силой живота и рук, наверно, позвали бы на подмогу. Но я – не они, мне не нужна помощь, чтобы выследить в лесу чужака. Я представил себе, как поймаю его, и свяжу, и приведу в стойбище на веревке, а он будет хныкать и просить отпустить его, Я даже посмеялся немного, беззвучно, про себя, как следует смеяться в осторожном лесу. Я представлял, как мы будем срезать с него кожу по лоскутам и спрашивать, зачем он пришел. А он будет кричать в голос, услаждая наши уши завывающей Песней Смерти. А потом мы медленно убьем его. И все соплеменники опять скажут – да, Музга великим охотник, самый великий, раз привел нам такую добычу…
Впрочем, от этих сладких мыслей я все равно не стал торопиться. Знал уже, что поличи не только коварные, по и сильные. Большой силой напали мы на деревянное стойбище их богов, убили большого и маленького шаманов, И где теперь наша большая сила? Третий, самый огромный шаман разъярился, схватил дерево, неподъемное человеку, и начал драться им, как взбесившийся от жары медведь. Где теперь Сати, Боляра, Огра, где маленький Тозья и горбун Лунзя? Нет их, умерли они там, у чужих богов, ушли охотиться в небесном лесу Ягилы. Даже богатырь Яши получил по голове бревном и долго полз потом по лесу, ничего не видя перед собой. До сих пор лежит в своем чуме могучий Яши, стонет от боли и страдает макушкой. Встанет он или нет, кто теперь знает?
Да, после этого нападения все наши воины стали сильно бояться поличей. Я подумал, тем более надо поймать одного из них, чтоб мы медленно убивали его и страх растаял в сердцах наших воинов вместе с его затихающими стонами…
Быстрыми шагами я побежал в сторону от следа, делая круг, чтоб не пропустить чужака. Петлять мне пришлось недолго, на третьем круге я напал на его свежий след и увидел, где можно устроить засаду на его пути.
Забежав вперед волчьим, неслышным шагом, я расположился со стороны против ветра, как если бы охотился на чуткого зверя. Приготовил лук, костяной топор и крепкий железный нож поличей. Положил рядом с собой кожаные веревки, чтобы связать чужака. Решил: сначала нужно будет ранить его стрелой, а потом уже связывать, так надежнее. Вдруг он такой же сильный, как их шаман? Нет, в сердце моем не было страха. Пусть он сильный, зато я хитрый, да, не зря мой род идет от волчицы Максы, которую боялись даже матерые медведи.
Вскоре, как я и думал, чужак вышел прямо на меня. Я увидел его наконец и сильно удивился этому. Потому что это оказалась баба. Большая баба, крупная и красивая, как матерая лосиха. Волосы у нее были длинные, светлые, спускались почти до широких, гостеприимных бедер. Рубаха тоже светлая, расшитая по краям красивым узором. Скулы узкие, зубы крепкие и длинные, и нос в три раза больше и длиннее, чем у меня, красивый нос. Через плечо она несла лук, на бедре колчан со стрелами, а за кожаный пояс заткнут рукоятью дорогой железный топор.
Топор у нее сразу заберу, решил я. Раньше я встречал ее в селениях поличей, все звали ее странным именем Шешня. Как только глупые поличи в одиночку отпустили в лес такую красавицу?
Нет, я не стал стрелять в бабу, как задумал раньше. Зачем стрелять и портить ее, решил я по-новому, лучше взять ее к себе в чум, и пусть она родит мне таких же крупных и сильных детей. А все вокруг будут удивляться и щелкать от зависти языками: ай, Музга, ай, великий охотник, какую бабу себе поймал! А я буду сидеть возле чума, смотреть, как она работаёт за двоих, и радоваться своей удаче. Спасибо тебе, лесной дух Вазила, что вывел ее на меня.
Взяв в одну руку топор, а в другую – веревку, я вышел ей навстречу из-за деревьев…
* * *
Ай-яй-яй, Ягила!
Я, Музга, великий охотник, висел вверх ногами на ветке, связанный своей же веревкой! И красавица-баба, бормоча, как злая старуха, раскладывала под моей головой костер.
Ой, как нехорошо получилось! Совсем нехорошо получилось. Я, Музга, великий охотник, умею разговаривать с бабами. У меня в чуме уже живут три, и ни одна еще не ложилась спать голодной. Я знаю, с ними, как и с собаками, нужно говорить твердо, приказывать громко и всегда держать под рукой длинную палку. Бабы уважают силу, а если человек слаб, они тут же принимаются смеяться над ним, как, например, смеялись над маленьким Тозьей. Вот и сейчас я вышел вперед и твердо приказал ей идти за мной. А она, вместо того чтобы наклонить глаза в знак женской покорности, вдруг набросилась на меня так быстро, что я не успел опомниться! Ее крепкие руки сгребли меня за одежду, ее твердые ноги пинали меня, ее большое тело упало сверху и повалило меня на землю, а потом длинные большие зубы вцепились в мой нос, и перед глазами от боли замелькали звезды, хотя был день вокруг…
Ай-яй, лесной дух Вазила, почему ты не предупредил меня о хищной бабе?! Волчица Макса, почему ты прежде не укусила ее бешеным зубом?!
Когда звезды перед глазами погасли, я обнаружил, что уже связан и вишу на ветке. Голова моя наливается тяжелой кровью, вытекающей струей из прокушенного носа, а она, эта красивая ведьма, без жалости колет меня острым ножом.
Да, Ягила, сначала я не хотел говорить с ней, храня достоинство воина и охотника. Но ее длинный нож колол больно, а потом она начала высекать огонь кремнями, грозилась поджечь хворост под моей головой. И мне стало страшно, как бывало только давным-давно в детстве. Да, я кричал от страха, потому что не мог не кричать!
Я ей все рассказал.
Прошлой осенью, перед тем, как Баба-земля укуталась в свою снежную шкуру, в одно из наших стойбищ приходили незнакомые люди. Ростом и силой они были такие же, как и поличи, говорили на одинаковом языке, и волосы у них были такие же русые, и глаза у многих отливали той же голубой водой. Рубахи и порты на них были черные, и повязки на голове, и рогатые посохи в руках – все как прогоревшие угли. Сначала они пришли, как друзья, эти черные люди, сказав, что они тоже поличи. И остались в стойбище. А потом перерезали всех мужчин, забрали детей и женщин и увели их с собой.
Маленький Тозья, который умер недавно, тогда не до конца умер, мы нашли его еще живым. Могучий шаман Кирга забрал его у гнилозубой Старухи-смерти из самой пасти. Минули дни, Тозья очнулся и рассказал обо всем. Но поздно рассказал. Снег уже лег на землю, мы не смогли найти по следам похитителей.
Всю долгую зиму мы растили в теплых чумах свою обиду. Большая обида выросла за долгую зиму, выше, чем поднимается дым от костра, шире, чем Лагья-река. А как иначе?
Весной, когда снова стало можно ходить по лесу далеко и плавать на челнах по реке, мы собрались мстить и опять начали их искать. Долго искали, пока не наткнулись в лесу на деревянное стойбище чужих богов. Те шаманы тоже ходили с рогатыми посохами и, наверно, были такими же жестокими и коварными. За это наши старейшины приговорили их к смерти и послали воинов…
Красивая баба Шешня слушала меня внимательно и даже перестала колоть ножом. Я, Музга, знаю, как разговаривать с бабами, чьи сердца всегда тают от пустых слов…
Я – великий охотник и воин, но я – не старейшина, иду туда, куда меня посылают, схитрил я. Поэтому она должна отпустить меня. Что еще она хочет узнать, прежде чем отпустит? Кто убил маленького шамана? Я не знаю, не видел, кто его убил. Я убил большого, ударив в затылок палицей. Я не только великий охотник, но и великий воин! В наших стойбищах много доблестных воинов, и я – среди самых доблестных, напомнил я ей на всякий случай.
Потом я увидел рядом, совсем близко, ее перевернутое, нисколько не красивое лицо с оскаленными, как у зверя, зубами. И глаза у нее были как у зверя, круглые, внимательные, не знающие к добыче жалости.
Ай-яй, Ягила, я снова испугался ее! Увидел прямо перед лицом тусклое лезвие ножа, почувствовал, как его хищное жало впивается в мою шею, острой болью рассекая мясо…
Это было последнее, что я почувствовал и увидел. Потом я умер…
Часть 2
КРАСНАЯ РЕКА
1Я, Рагнар Однорукий, ярл и морской конунг, сын ярла и морского конунга Рорика Гордого, расскажу, как наши деревянные кони побежали по морскому полю в восточную страну Гардарику, где лесные гарды разбросаны вдоль полноводных рек.
Великой силой пошли мы в набег к дикарям. Пятнадцать драконов выгибали крутые шеи среди плещущих волн, больше восьми сотен воинов с оружием и припасами несли они на своих крепких спинах, скользя по гребням гладко, как санки по ледяным горкам. Два легких ледунга было среди наших драконов, числом весел в шестнадцать и восемнадцать, три скайда – один на двадцать четыре весла, два других – на двадцать восемь весел. Остальные наши морские драконы были могучими драккарами, на каждом из которых число весел больше тридцати двух.
И боги выполнили, что обещали нам на гадании, послав удачливые руны Туре, Рейд и Рейд. Поход оказался веселым и легким, как и предсказывали вещие руны. Великан Эгир, властитель глубин, скользких рыб и холодных гадов, гостеприимно расстелил перед нами море, как на почетном конце стола расстилают перед дорогими гостями атласные и шелковые покровы. Попутный западный ветер Вестри провожал нас всю первую половину пути, исправно подталкивая паруса в спину.
Когда знакомые очертания земли финнов встали перед носами наших морских птиц, тянущихся гусиным строем одна за другой, мы пристали к берегу, чтобы пополнить запасы пресной воды.
Воины быстро выскакивали на белесый песок, и молодые дренги, к общему хохоту, сразу начали падать, вставать и снова валиться, как после многих чар крепкого пива или выдержанной ягодной браги. Опытные воины давно знают: после долгого плавания странно чувствовать под ногами твердый берег, который не качается и не рыскает на волне. Тело не сразу привыкает к этому, нужно переждать какое-то время, прежде чем шагать, как обычно.
Здесь я отдал приказ набрать воды в пересохшие бочки, но не нападать на финнов с мечом и огнем, а снова грузиться на корабли и повернуть их носы на юг.
Воины зароптали сначала. Всем хотелось рубить финнов и брать их добро. Агни Сильный, неистовый, как всегда, кричал громче всех и клялся, что готов плыть в одиночку на любой случайной доске, лишь бы быстрей добраться до хмельного пива, толстомясых красавиц и богатой добычи. Я видел, многие слушают и одобряют его слова.
Ярлы Дюри Толстый, Энунд Большое Ухо и Тунни Молотобоец тоже удивились моему решению.
– Конунг, зачем плыть еще куда-то, когда дымы от чужих деревень уже виднеются над верхушками прибрежных сосен? – недоуменно спросил меня Дюри Толстый, круглый, как хлебная лепешка, тяжелый, как два человека одновременно, но плотно сбитый и стремительный движениями.
Конечно, в таком объемистом животе, как он носит, помещается огромный дух, там найдется много место для храбрости, посмеивались между собой дружинники. Впрочем, тихо, чтобы их не услышал обидчивый ярл.
– Я не понимаю, Рагнар, неужели мы так и уйдем от их берегов, не обнажив мечи? Неужели позволим им думать, что они стали сильные, а мы ослабели? – поддержал его длинный ярл Энунд Большое Ухо, способный расслышать писк комара на дальнем болоте. Прижав к земле свои красные лопоухие уши, Энунд мог издалека определить сколько народа проходит стороной и куда они направляются.
– Однорукий, это неправильно, – сказал вслед за ними Тунни Молотобоец. – Наши дружины, проходя мимо, всегда нападали на финнов, а потом – на куршей… Или сначала на куршей, а потом – на финнов, эстов, ливов и других тоже, кто окажется рядом, – добавил он, немного подумав. – Почему сейчас ты решил по-другому?
Невысокий, крепкий, как прибрежный утес, Тунни был молод, но уже известен во фиордах силой рук и тонкостью кузнечной работы. Я тоже когда-то учился благородному железному ремеслу, забаве могучего Тора, Защитника Богов. Когда был при двух руках, мог легко сковать нож или выправить зазубренный меч. Но так искусно вытягивать хитрые цепочки из золотой проволоки, украшать причудливым узором серебряные подвески или терпеливо выплетать тонкие кольца непробиваемых, многослойных кольчуг, как это делает Молотобоец, я не умел никогда. Будь его ум столь же изощренным, как руки, стать бы ему великим конунгом, не раз думал я.
Воины тоже, вслед за своими ярлами, недовольно загудели. Столпившись вокруг, они внимательно слушали наш разговор.
Я понимал, что они все хотят напасть на финнов, размять кости сечей, взять рабов и добычу. Дни за днями болтаться по воле волн, питаться солониной и вонючей водой, не видя пива и женщин, надоедает даже при самом благоприятном ветре. Но я сумел рассудительным словом обуздать жадность ярлов и нетерпение воинов.
– Кто ходит только правильными путями, тот никогда не находит для себя новых дорог, – напомнил я то, что любил повторять мой отец, ярл Рорик Гордый. Теперь, становясь все старше, я тоже часто вспоминал их. – Можно ли сосчитать, сколько ратных дружин, направляющихся на восток и на юг, проходит мимо берегов финнов? А кто вспомнит, сколько добра остается на берегу после храбрецов, проходящих мимо? Что искать там теперь, кроме рыбных костей и смрада от былых пожарищ? Зачем тратить силу, собирая чужие объедки, когда впереди изобильные восточные земли?
Ярлы и их опытные кормчие, ведающие не только ветра, очертания берегов, скрытые течения и тайны приливов, но и причудливые изгибы жизни, а также бывалые хольды поняли меня сразу.
Не унимались только самые яростные, вроде Агни Сильного, которым было безразлично, с кем и за что сражаться. Бряцали оружием и отпрашивались у меня добежать хотя бы до ближайшей деревни, взять пива и привести женщин. Чтобы убедить этих, я повел разговор по-иному. Для начала еще раз напомнил, что путь наш лежит на восток, именно там боги посулили удачу. А в землях финнов они ничего нам не обещали. Кто настолько безумен, что готов спорить с самими ассами, презирая обещанное богами и стремясь схватить, что попадется?! Кто готов, пусть выйдет сначала меч на меч против своего конунга! Потому что я, конунг Рагнар, пойду туда, куда послали нас боги, не останавливаясь в пути, и остальных поведу за собой, пока жив.
Я говорил, а сам по очереди смотрел на каждого из недовольных. Видел уже, не найдется таких, кто будет сражаться за пиво и финских баб.
Я, впрочем, заранее знал, что не найдется. Конечно, я не боюсь поединщиков, правая рука, хвала однорукому Тюру, стала еще сильнее, с тех пор как умерла левая. Я, Рагнар, Победитель Великана, убил семнадцать доблестных воинов в поединках на равном оружии. И это – кроме врагов, которых в набегах убивал, не считая. Мне не нужно лишний раз доказывать свою доблесть, она воспета скальдами и известна всякому. Но лишняя сеча среди своих в викинге ни к чему.
Если конунгу приходится обнажать меч против его же дружинников – значит, он плохой конгунг. Опытный вождь должен знать твердо: когда ратники начинают проявлять непокорство, нельзя говорить со всеми вместе, потому что вместе все люди считают себя очень сильными. А нужно говорить с толпой словно с каждым в отдельности, как будто каждому поодиночке грозить вызовом, глядя глаза в глаза. Разделить толпу, а не превращать ее в единое стадо, сильное в своем тесном галопе, – вот в чем хитрость. К тому же никогда не лишне напомнить, на чьей стороне пребывают боги. Это против конунга и ярлов можно роптать, но кто о трех головах решится перед дальним походом сердить ассов дурными словами? Все это хитрая наука конунгов…
Набравши пресной воды, мы снова устремились в море. И боги дали знак, что я прав. Скоро волей Ньерди Бога-морехода ветер тоже сменился. Теперь южный Судри поспешил нашим парусам на подмогу, словно соревнуясь в ловкости со своим западным побратимом. Воинам опять редко приходилось брать в руки тяжелые весла. Они ели, спали, развалившись на смоленых досках наших деревянных коней, и восхищались, что их конунг видит дальше, чем остальные. Боги тоже подтверждают это своим вниманием. А морской конунг, к которому благоволят боги, приведет свою дружину к богатству и славе через любую пучину, это так…
Легким оказался морской переход, совсем легким. К берегу мы пристали у устья лесной реки, памятной мне еще по прошлому походу. Дальше, вверх по течению, нужно было подниматься на веслах. В предчувствии скорой добычи ратники охотно расселись по румам, дружно заплескали сосновыми веслами. Впереди начиналась восточная земля Гардарика…
* * *
Много дней шли мы на веслах по речной тропе. Иногда удавалось поймать ветер и поставить парус, но здесь, в этих дремучих лесных чащобах, привольным ветрам негде было разгуляться. Скоро воинам опять приходилось складывать паруса, убирать мачты и садиться на румы. Несколько раз мы проходили мимо разных селений, и воины снова просили меня напасть. Но я опять уговорил их не тратить силу на малое, когда впереди большое.
Наконец мы достигли угодий князя Добружа, одного из самых богатых и знатных в этих краях. Сидя в своем укрепленном гарде Юриче на берегу широкой Идень-реки, он собирал богатую дань со всех окрестных племен. Этот лесной князь, похожий фигурой на тонкокостного мальчишку, а на лице носивший почетные шрамы от многих сеч, был хитрый, жадный и умный. Я до сих пор помнил, как цепко ощупывали меня его серо-зеленые, похожие цветом на морскую волну глаза, когда мы встречались с ним три зимы назад. Он – опасный противник. Но тем почетнее будет победа!
Еще в ту далекую пору появился у меня замысел, про который я не говорил никому. Потом, долгими зимами, коротая время в тишине родного Ранг-фиорда, я успел обг думать его еще лучше, и нашел свою затею осуществимой. Именно за этим привел я сюда с берега фиордов великую силу. Именно она поможет мне стать самым первым и богатым среди всех морских конунгов, заглядывал я далеко вперед.
Впрочем, я и сейчас пока не рассказывал другим своих мыслей. Известно, рассказывать вперед содеянного далекие замыслы – значит привлекать к ним внимание злобных сил, которые обязательно постараются все испортить еще вначале. Только побратим Якоб-скальд, что держал сейчас кормовое весло на моем новом драккаре «Птица моря», почти такой же опытный и мудрый, как дядька Бьерн, знал о них и заранее усмехался в черную курчавую бороду.
* * *
– А может, ты думаешь, что видишь перед собой Одина Всеотца, а, Нафни Сорвиголова? Раз ты уже такой мертвый, что по тебе справили тризну на берегу реки? – весело спросил я Нафни Сорвиголову, молодого ратника Харальда Резвого.
Нафни, не отрываясь от куска вяленого мяса, замотал головой, не прекращая хрустящей работы зубов. Потом вцепился в корчагу с пивом, начал заливать в себя через край, журча, как падающий с горы ручей. Пиво обильно лилось ему в рот, двумя струями стекая на нагрудник кольчуги. Наконец он оторвался от корчаги и перевел дух. От обильных еды и питья шустрые голубые глаза гонца замерли и окостенели. С трудом переведя глаза на меня, Сорвиголова чуть прижмурился и звонко, вкусно рыгнул. Нутром поприветствовал божество пьянящего хмеля.
С удовольствием глядя на него, ярлы и хольды вокруг тоже засмеялись моим словам…
Еще вчера они постоянно теребили меня, спрашивая, чего мы ждем. Почему наша рать остановилась в этом тихом месте на песчаном плесе Илясы, притоке Иленя, как вкопанная, ограбив только несколько случайных деревень по пути, порубив тех, кто не сопротивлялся, и разбогатев лишь копченым, подгнившим мясом и кислым пивом, похожим на свиную бурду?
– Не слишком ли богатую добычу мы взяли, конунг? – наперебой ехидничали ярлы со своими старшими воинами. – Когда начнем грузить добычу, придется смотреть, как бы днища деревянных коней не проломились от тяжести!
Только Агни Сильный и такие же, как он, отчаянные выпивохи были довольны. Дорвавшись до хмельного, хлебали его в три горла разом и были согласны ждать. Похоже, если придется простоять дольше, Агни снова начнет видеть змей за каждым кустом…
На этот раз мне с трудом удавалось удерживать ярлов и их дружинников здесь, на границе угодий Добружа, как голодных волков, почуявших вкус свежатины, трудно удерживать от нападения. Понимая это, я неустанно и терпеливо объяснял им, что жду сообщения от Харальда Резвого, служащего у князя. Он не мог не услышать о нашем появлении. Здесь, в лесу, много незаметных глаз и ушей. Наверняка уже донесли князю о дружине свеонов. Значит, и Харальд узнал. А раз так, Резвый обязательно должен дать весточку о себе, даже если люди князя, опасаясь предательства, следят за его ратниками в оба глаза. Харальд умный, он придумает, как снестись со мной незаметно, был уверен я.
И вот наконец я дождался. Сорвиголова, еле живой от усталости, прибежал к нашему стану с приветом Харальда.
Ай да Резвый! Вон что выдумал, теперь восхищались ярлы, узнав от молодого воина, как все было.
Прослышав о том, что сыны фиордов опять появились неподалеку от его владений, хитрый князь отослал Харальда с его ратниками добрать с оличей недостачу дани. Дело было неспешное, могло подождать, хотя понятно, зачем князь отослал наемную дружину подальше. Мало того, отправил с ним десяток своих дружинников. Якобы на подмогу, а на самом деле следить, чтобы Харальд не сносился с нами. Князь хоть и взял с Резвого еще одну клятву в верности, но все равно до конца не верил ему, решил удалить его ратников подальше от гарда Юрича. Но и ссориться с Харальдом понапрасну ему не хотелось, это тоже понятно. Семь десятков опытных в сече, хорошо вооруженных воинов Резвого, способных к тому же быстро передвигаться по рекам на двух своих деревянных конях, были важной частью его разношерстого лесного войска.
Думаю, мы вместе с Харальдом еще посмеемся этому при нашей встрече. Хитрый князь, а перехитрил сам себя. Пока я искал путей, как мне тайно связаться с Харальдом, князь сам подсказал Резвому этот путь. А Харальд, почти такой же умный, как я, не замедлил воспользоваться подсказкой. Когда-нибудь он тоже станет великим конунгом, этот Резвый.
Повинуясь князю, он без спора ушел из Юрича и отправился на своих птицах вниз по реке Илень, в землю оличей. Сейчас, узнали мы от молодого Нафни, Харальд с ратниками тормошили оличей, всегда торгующихся во весь голос из-за каждой облезлой беличьей шкурки, а десяток отроков князя во главе с княжьим доверенным человеком Затенем помогали им и одновременно приглядывали за свеонами.
Только зря, конечно. Самое важное эти княжьи глаза все равно просмотрели. Вышло так, что по пути Сорвиголова решил пробежаться по плещущим веслам скайда «Волк», но не преуспел в этой мужественной забаве, соскользнул ногами, сорвался, ударился о весла и утонул. Его искали, ныряли за ним, но найти не смогли. Видимо, духи Илень-реки сразу забрали его себе, затянули утопленника в кипучие водовороты, решили все.
Чтобы проводить его как положено, а главное, чтоб никто из княжьих людей не усомнился в смерти Сорвиголовы, дружина Резвого даже пристала к берегу и справила тризну по утопшему воину, пустив по реке деревянный кораблик, на котором его дух якобы отправится во владения Одина. Я представляю, как будет хохотать Бог Ратей, увидев перед собой пустой кораблик и догадавшись о нашей затее…
Теперь этот утопленник сидел перед нами и жрал со стола все подряд без продыху. Семь дней и ночей Нафни пробирался по лесу к нашему становищу, почти не останавливаясь в своем быстром шаге, на ходу питаясь ягодами и кореньями. Проголодался, конечно, как волк в долгом зимнем беге.
А мы все смеялись выдумке Харальда, резвого не только ногами, но и умом. Находчивый ярл все-таки нашел способ тайно снестись со мной, отправив с известием воина, которого княжеские соглядатаи посчитали мертвым.
* * *
Разумеется, я, Рагнар Однорукий, знаменитый воин, конунг и ярл, не боялся княжьих ратников. Можно было взять Юрич простым наскоком, как предлагали нетерпеливые ярлы. Доблестный путь, но не умный. Его рать, да еще спрятанная за толстыми, высокими стенами, все-таки была грозной силой, многие храбрецы уйдут к Одину, прежде чем мы овладеем стенами и княжьей крепостью-кромлем, начнем разорять богатый гард, убивать мужчин и брать женщин. К тому же, узнав заранее о движении нашей дружины, хитрый Добруж может призвать на подмогу рати из племен своих данников. Я знаю, у него запасено достаточно богатств, чтобы соблазнить их на сечу. Все эти витичи, оличи и прочие дикари охотно пойдут воевать со свеонами, потому что мы сильные и они боятся нас. Тогда у князя станет много войска.
Нет, не правы ярлы, полагающиеся лишь на меч да бревно-таран. Буйный вепрь тоже несется по лесу, не разбирая дороги и не боясь никого, но хитрый медведь не встает у него на пути, заходит сбоку, опрокидывает и тогда убивает. В этих лесах нужно тоже воевать по-другому, не одной силой пробивать стены, хитростью просочиться в них, понял я уже давно, когда три зимы назад болтался на дне драккара с переломанными костями, спеленатый, как грудной ребенок. А теперь твердо знал, как нужно брать гнездо князя, не теряя своих людей. Каждый лишний доблестный меч еще понадобится мне в этом лесном краю, потому что задумал я дело великое.
Я, морской конунг Рагнар Однорукий, Победитель Великана, сам решил сесть на княжение в Юриче. Сам себя решил объявить князем и собирать с дикарей богатую дань, обильно пополняя свою сокровищницу в родном фиорде!
Я до сих пор помню, как впервые открыл мой замысел побратиму Якобу, долгой зимой греясь с ним у открытого огня очага.
– Да, это ты ловко придумал, Рагнар, – сказал, выслушав меня, Якоб, знающий про жизнь многое. – Я всегда знал, что твой ум смотрит много дальше полета стрелы… Только воины фиордов не захотят переселяться в этот лесной край, где деревья закрывают солнце и не слышен голос далекого моря. Сесть на трон лесного конунга можно, конечно. Чего тут хитрого? Взять Юрич приступом, прирезать князя и самому сесть на его место… Но как ты потом удержишь владения, не имея воинов?
– Зачем им переселяться? – ответил я. – Я тоже не собираюсь жить в Гардарике подолгу, прячась среди деревьев, как лесной тролль, и не чувствуя на губах вкуса соленых волн. Клянусь неутомимыми лажами Уля-асса, я уже все продумал. Можно держать в гарде Юриче крепкую дружину, которая будет собирать дань и менять дружинников, когда те устанут от леса. Наши деревянные кони быстро натопчут дорогу туда и обратно. А за службу ратники будут получать столько, сколько привозили бы из опасных набегов. Или еще больше, тамошние края богатые, хватит добра на всех. Кто из воинов откажется от легкой поживы? У нас, в земле фиордов, никто не платит дань ярлам, дети фиордов слишком свободны для этого, а здесь дикие привыкли платить. Вот и пусть платят мне, как раньше – своим князьям. Только мне они начнут платить больше, я думаю – сумею их убедить в том… Так, Якоб?
