Текст книги "Щупальца веры"

Автор книги: Николас Конде

сообщить о нарушении

Текущая страница: 6 (всего у книги 31 страниц)

Это был ее бокал, понял он, отхлебнув из него. Он будто источал ее запах; смесь краски с кончиков пальцев и аромат какого-то душистого вещества, может быть, ее губной помады или одной из тех эссенций, которые, по ее словам, она покупала в botánica. Ему понравился этот запах, и он немного подержал бокал у своих губ уже после того, как тот опустел.

Глава 10

После обеда Кэл увлек Криса игрой в «монополию». Они играли на полу в гостиной, заражая друг друга иллюзией быстрого обогащения. После того как квартира была заново покрашена, и вся мебель стояла на своих местах, они почувствовали себя снова дома. Кэл наслаждался игрой и действительно старался выиграть, но каждый бросок игральной кости лишь увеличивал принадлежащую Крису долю денег и отелей.

– Все это без толку, – наконец сдался Кэл, просматривая свою стопку карточек заложенной собственности. – Я просто стегаю сдохшую лошадь.

– Что, папочка? – Крис бросил на него испуганный взгляд.

Что встревожило мальчика? Упоминание о смерти? Мне следует быть осторожней. Невозможно угадать, что вызовет еще один кошмар.

– Это просто такое фигуральное выражение, Орех. Оно значит, что у меня нет никакой надежды выиграть, когда тебе сегодня так везет. Ты чемпион.

В качестве наказания за проигрыш Кэл согласился убрать на полу. Когда через несколько минут он отправился вслед за Крисом в спальню помочь мальчику надеть пижаму и уложить его в постель, он был удивлен и расстроен открывшейся его глазами сценой. Крис сидел посередине комнаты на ковре, скрестив ноги, лицом к окну. На подоконнике горела семицветная свеча.

Кэл подскочил к окну, задул свечу и с досадой обернулся к сыну.

– Кристофер, что, черт возьми, ты делаешь?

Крис оставался неподвижно сидеть на полу.

– Ничего. Я просто сидел… размышляя.

– О, и это все, что ты делал? – Кэл схватил свечу, с фитиля которой еще поднималась струйка дыма. – С каких это пор тебе разрешается пользоваться спичками? Ты же знаешь, как это опасно. Что происходит, Орех?

Крис даже не шевельнулся.

– Не сердись, папочка, – сказал он сонным, вялым голосом.

Он уже почти спит, понял Кэл. Утомленный после бурно проведенного дня в лагере, загипнотизированный глазеньем на свечу. Даже ругань не вызвала у него никакой реакции. Кэл подавил желание схватить и встряхнуть его как следует, чтобы он проснулся, и преподать ему жизненно важный урок безопасности. Он решил ограничиться устранением источника опасности, мораль он прочтет ему завтра.

Кэл протянул ему руку ладонью вверх.

– Просто отдай их мне, Орех. Немедленно.

– Что, папочка?

– Спички.

Крис посмотрел на него сонным взглядом. Он выглядел удивленным. Это было уже слишком. Кэл схватил его за руку и поднял на ноги.

– Я не собираюсь играть с тобой в игры насчет этого, Крис. Дай мне эти спички!

– Но у меня нет никаких спичек, – ответил Крис.

Кэл был изумлен спокойствием мальчика. Он бы предпочел всякие оправдания, хитрость и увертки. Но Крис продолжать играть роль с законченной наглостью опытного лгуна – это было куда серьезнее.

– Бога ради, Орех, – сказал Кэл, – не упорствуй. Свеча горела, и я могу поклясться, что я ее не зажигал. Последний раз, когда…

– Но это вот как было, папочка. Она горела, когда я вошел, поэтому я сел и стал смотреть…

Ну что можно с этим поделать? Обычным порядком военной дисциплины – полковник Кэл и рядовой Крис? Ну хорошо, молодой человек, мне наплевать, если для этого потребуется вся ночь, но ты… Он до сих пор ни разу не шлепал Криса. Лори однажды сделала это пару лет назад; она вышла из себя, когда Крис нарочно, в приступе злобы, залил чернилами один из ее гобеленов, но и тогда она корила себя за это и поклялась больше ни разу не ударить его. Это была ее клятва, но Кэл был намерен чтить ее. Мальчик нуждался больше в сочувствии, чем в наказании.

– Ну хорошо, Орех, пока оставим это. Ты нарушил правило, и я зол, как черт, на тебя за это. Но я хотел бы надеяться, что у тебя хватит ума никогда больше не делать этого. Ты можешь дать мне слово хотя бы насчет этого – больше никаких игр со спичками?

Крис надул губы и посмотрел в пол.

– Обещай мне, Орех! – с жаром потребовал Кэл, снова начиная терять выдержку.

– Я обещаю, – пробормотал Крис.

– Тогда живо в постель.

Крис медленно добрался до кровати и залез в нее, словно карабкался по северному склону пика Эйгер.

Кэл быстро справился с ежевечерним ритуалом. Подоткнуть одеяло, выключить лампу, поцеловать в щечку. Крис лежал неподвижно, повернувшись к стене. Усмиренный наказанием, подумал Кэл. Он колебался, не довести ли конфискацию до конца. Но Крис дал ему слово, и знак доверия может подкрепить этот договор. Кэл на цыпочках пересек комнату и поставил стеклянный подсвечник туда, где он прежде был – на подоконник около раковины.

Кэл немного посидел в гостиной, потягивая бренди. Эта ложь тревожила его: Крис прежде никогда не обманывал. Была ли эта перемена еще одним признаком глубинной борьбы с печальными реальностями? Или это обычная реакция для мальчика возраста Криса – прибегать к простейшей защите, будучи пойманным на нечестности?

Через несколько минут после одиннадцати он включил телевизор, до предела убавив громкость, так что мог время от времени посматривать на экран и при этом звук не мешал бы ему. Сегодня вечером Кэт собиралась появиться в ток-шоу Карсона, беседуя о культурах, и ему не хотелось пропускать эту передачу.

Но одиннадцатичасовые новости привлекли его внимание. На беззвучном экране появились изображения прошитых пулями детских тел, разбросанных внутри развороченного взрывом здания. Новый кадр. В саду, среди фруктовых деревьев мужчины и женщины, сбившись в кучу, плачут. Новый кадр. Ведущий программы сидит за своим столом, о чем-то рассказывая перед фотографией огромной баллистической ракеты, заснятой в полете. Это все – одна история? Или три разные?

Кэл подошел к телевизору, включил звук и услышал вторую половину сообщения о том, что «ядерная тревога третьей степени» была случайно объявлена сегодня во второй половине дня на военно-воздушной базе в Омахе; представитель ВВС заявил, что причиной этого «инцидента» послужила неисправность микросхемы компьютера, детали стоимостью сорок девять центов. Военно-воздушные силы не пожелали сообщить, насколько ракета была близка к тому, чтобы и в самом деле быть запущенной.

Кэл смотрел один сюжет за другим, каждый следующий еще более удручающий, чем предыдущий. Нет ничего лучше порции вечерних новостей, чтобы твои проблемы предстали перед тобой в их истинном масштабе. Он тревожился о том, чтобы вырастить сына правдивым. Но неисправность грошовой детали электронного оборудования может вскоре сделать все наилучшие планы лишенными всякого смысла.

– Вы слышали о последней ядерной тревоге? – спрашивал Джонни Карсон свою аудиторию. Он взглянул на доктора Северинсена, подмигнул, сделал шутовскую гримасу и снова повернулся лицом к телезрителям, ожидавшим продолжения анекдота.

– Расплавилась одна важная деталь в костюме для прыжков Долли Партон.

Аудитория покатилась со смеху, и Карсон загоготал вместе с ними.

Среди гостей Карсона была телевизионная актриса, певец, исполнявший песни в стиле «кантри», и молодой комик. Кэл почти никогда не смотрел телепередачи, построенные на обмене репликами ведущего и его гостей. Сам жанр таких передач он считал печальным свидетельством господства посредственности в современной жизни. На что могло надеяться общество, в котором миллионы людей готовы слушать болтовню знаменитостей шоу-бизнеса, вместо того чтобы обмениваться собственными мыслями? И все же Кэл питал слабость к Карсону, который был ярким и изобретательным, а его программа предоставляла редкую возможность психологам, представителям точных наук и писателям пообщаться с массовой аудиторией.

Кэт прибыла на передачу поздно, и Карсон представил ее с уважением и восхищением.

– Феномен – это одно из тех слов, которыми, как мне кажется, слишком часто пользуются, – сказал он, – но это действительно единственно возможный способ выразить кратко, кем является наша следующая гостья. Она изучала мир в течении пятидесяти лет, и я полагаю, что нет сомнения, что она одна из самых интересных и выдающихся женщин этой страны. Давайте поприветствуем ее – Кэтрин Клей.

Доктор Северинсен дал знак оркестру играть «Он держит весь мир в своих руках» – очевидно, специально для Кэт. И Кэт появилась на экране, сияя своей неотразимой улыбкой. Она прекрасно выглядела в одном из своих персидских одеяний, все в том же строгом стиле, но сшитом из ткани, простеганной сверкающими нитями.

Она поцеловала Джонни, заняла кресло рядом с ним, и вскоре он вовлек ее в разговор об одном из эпизодов, показанных в документальном фильме из серии «Культуры». Это был свадебный пир одного из племен, на котором она присутствовала во время экспедиции на остров Борнео. Главным блюдом на празднике была запеченная змея – по старинному брачному обычаю. Карсон отличался умением всюду находить темы для своих шуток, при этом, казалось, нисколько не мешая восприятию тех основных идей, которые хотел донести до своих слушателей его очередной собеседник. Затем вдруг направлял рассказ в неожиданное русло, и вся история поворачивалась забавной и часто не слишком пристойной стороной, что, вероятно, вряд ли допустили бы цензоры, если бы передача шла в более ранний час. На этот раз он начал вытворять свои штучки, когда Кэт объяснила происхождение этого обычая.

– Перед свадьбой все мужчины племени отправляются на охоту за змеей, в том числе и жених. Устраивается что-то вроде соревнования: кто поймает самую большую змею. Среди мужчин племени бытует старинное поверье, что если удастся поймать длинную змею – особенно если это сделает жених, – то это будет знаком, что брак окажется счастливым.

Джонни оставалось лишь вставить здесь пару слов.

– Да, мне кажется, я понимаю, в каком месте тут причинная связь, – произнес он с видом полнейшей невинности, чтобы привлечь внимание к двойному смыслу своей реплики.

– И они говорят, что чем она длиннее, – продолжала Кэт с самой простодушной интонацией, – тем счастливее будет брак.

После всего этого Карсону было достаточно лишь состроить одну из своих гримас, уставившись на Кэт вытаращенными глазами, чтобы аудитория снова покатилась со смеху. Когда первая волна хохота затихла, он спросил Кэт, не знает ли она случайно, какой была рекордная длина.

– Рекорд мне неизвестен, – ответила она, – но когда я была там, жених вернулся с сорокафутовой змеей.

– Каким, наверное, счастливым должен был быть этот брак, – сказал Джонни, и последовавший за этим взрыв хохота продолжался почти минуту.

Все это глупо и банально, подумал Кэл, но все равно смеялся. Кэт ничего не сделала, чтобы переломить такое легкомысленное отношение к теме, и смеялась вместе с остальными. Ее подход к таким ситуациям состоял в том, чтобы принимать шутки как способ доведения своих мыслей до аудитории.

– А знаешь, Джонни, любопытно, что твоя шутка попала прямо в цель. Та ассоциация, которая у нас возникла, – это именно то, что было на уме у древних людей, от которых берет начало этот обычай. Съедение змеи гарантирует успешный брак в точности потому, что змея здесь является символом плодовитости, символом секса как такового. Ты просто вдумайся, что символизирует змей в райском саду…

Итак, под конец ей удалось протащить свой тезис о том, что обычаи первобытных людей являются вовсе не столь нелепыми, как кажется на первый взгляд. Все люди братья. Сам Карсон, казалось, прекрасно провел время, а не просто отрабатывал свой хлеб в качестве интервьюера. Он явно восхищался ею.

– Что заставляет тебя действовать, Кэт? – спросил он. – Я имею в виду, что большинство людей в твоем возрасте сидят себе во Флориде, попивая свой стаканчик.

– Я обязана продолжать свою работу, – убежденно и серьезно ответила Кэт, – потому что я участвую в сумасшедшей гонке со временем. Первобытные люди во всем мире вымирают, Джонни, – и индейцы Амазонки и африканские племена, и те, что живут на отдаленных островах Тихого океана, – и скоро они исчезнут, все до одного. И я считаю, что это будет трагедия для всех нас, если вся их мудрость умрет вместе с ними.

– Это очень интересная постановка вопроса, – заметил Джонни. – Мы привыкли думать, что они знают меньше нас. Но ты говоришь об их мудрости… как если бы они знали о чем-то намного больше, чем об этом известно нам.

Кэт кивнула.

– Мы так торопимся навстречу нашему самоуничтожению, никогда не останавливаясь, чтобы оглянуться назад, что мы утратили многие важные истины. Это одна из причин, по которой я всерьез считаю, что наш мир находится в опасности.

На лице Карсона на мгновение появилась растерянность, которая выглядела у него всегда как задумчивость.

– Но ведь в целом ты оптимистично настроена, Кэт, разве нет?

– О Джонни, дорогой, я стараюсь быть оптимисткой. Но теперь, мне кажется, так многое изменилось… Даже будущее уже перестало быть тем, чем оно было раньше.

Карсон рассмеялся и, точно зная, когда надо прервать разговор, объявил рекламную паузу.

Кэл выключил телевизор и начал готовиться ко сну. Неудивительно, что Кэт удачно выступила: она знала свой предмет и то, как привлечь к нему внимание, вплоть до того, чтобы придумать запоминающийся лозунг. Изучайте прошлое, потому что будущее уже не то, чем оно было прежде. Вспоминая ужасы, виденные им в программе новостей, Кэл вынужден был признать, что это очень Удачный подход, идеальный для сегодняшнего дня. У него была своя собственная ностальгия, тоска по более простому миру, но он не мог понять, что Кэт имела в виду, говоря об утерянных истинах древних. Было ли в этом нечто большее, чем рекламная уловка? Проблема была в том, что теперь люди будут покупать то, что она написала, по той же причине, по которой они покупают книги о диете и трактаты о лучших способах сделать то или иное. Ради ответов, объяснений, разгадок. Они будут читать о путешествиях Кэт в надежде отыскать способ снова сделать будущее тем, чем оно было прежде, – машиной, предназначенной для работы.

Но что, как и вправду думала Кэт, первобытные люди знали такое, что могло бы предложить какое-то решение, дать какую-то надежду повернуть вспять ужасную разрушительную инерцию ядерного века?

Глава 11

На следующей неделе Американская Этнографическая Ассоциация проводила свою ежегодную конференцию в «Уолдорф-отеле». Единственное заседание, на котором Кэл собирался присутствовать, должно было состояться в среду утром. Основным докладчиком был Питер Бичэм, знаменитый специалист по мифологии.

Кэл приехал рано и затерялся в многочисленной толпе пришедших выпить по рюмочке в фойе, примыкающем к Большой биллиардной. Он увидел там нескольких старых знакомых – Хью Кернера из Принстона, одного из учеников Кэт; толстяка Джильберта Хансекера, развлекавшего окружающих своей новой теорией о структуре японской семьи, – и стал бродить по залу, слушая сплетни коллег-этнографов. Он пересекал фойе, направляясь к бару за второй порцией водки с тоником, когда услышал за спиной голос, выделявшийся из общего шума и произнесший слово, сразу приковавшее его внимание.

– …а пуэрториканцы называют это Сантерия…

Сантерия? Тот самый культ, о котором упоминал полицейский?

Кэл обернулся, пытаясь отыскать глазами говорившего. В стоявшей неподалеку группе людей он увидел бледного и худощавого человека, о чем-то беседующего с тремя другими. Он был моложе Кэла, лет под тридцать, плотно сжатые губы и очки в золотой оправе с круглыми стеклами делали его похожим на священника.

– …и в Майами, конечно, среди кубинцев – они называют это lucumi. Во всем этом самое поразительно? то, что, похоже, это один и тот же культ. Тот, что мы изучали в Новом Орлеане, Обейа, не слишком отличается от остальных.

Один из прочих членов группы сделал жест в сторону говорившего, держа в руке сигарету.

– Джон, мне кажется, ты считаешь это настоящей религией.

– Конечно, – ответил говоривший. – Вуду и есть настоящая религия.

Вуду?

Кэл подошел к этой группе поближе и встал рядом с беседующими, слушая и стараясь прочесть имя говорившего на карточке участника конференции, прикрепленной у него на груди.

– Сколько существует разновидностей этой религии? – спросил другой собеседник, низкорослый пожилой человек с седыми кустистыми бровями.

– Трудно сказать, – ответил Джон. – Пожалуй, с полдюжины в Южной Америке, по крайней мере, насколько мне известно. Гаитянская ветвь называется водун, есть еще бразильская майомбе, шанго на острове Тринидад. Прямо сейчас я не мог бы назвать их все. Я собирался изучить это как следует, но столкнулся с некоторым сопротивлением у себя на факультете и… – Он пожал плечами.

Кэл мгновенно почувствовал симпатию к этому человеку, независимо от того, какой именно факультет так к нему отнесся; он прекрасно знал, как угнетающе может повлиять на исследования такое противодействие.

Человек, похожий на священника, продолжал свой рассказ:

– Если вы обратите внимание на то, какую роль сыграла в этом миграция невольников, и каким образом католические святые превратились в водуистских богов…

Официант в белой куртке прошел через фойе, ударяя в гонг и приглашая собравшихся на ланч. Группа, к разговорам которой прислушивался Кэл, рассеялась, и все двинулись в банкетный зал. Кэл на секунду замешкался, затем остановил человека, который с таким знанием дела рассказывал о Сантерии, и представился ему. Рассказчик оказался младшим сотрудником кафедры этнографии в Тулэнском университете, его звали Джон Винер, и с самоуничижительной улыбкой он охарактеризовал себя как «младотурка». Винер сразу понял, кто перед ним, как только услышал имя Кэла.

– Я очень рад познакомиться с вами, профессор Джемисон, – сказал Винер с уважением. – Я читал вашу работу в «Журнале этнологии» – ту, в которой вы описали племя зоко. Она производит сильное впечатление. Я надеюсь вскоре ознакомиться с этим исследованием, как только оно будет полностью опубликовано.

Кэл поблагодарил его, искренне тронутый вниманием к своей работе, и попросил уточнить, правильно ли он расслышал. Винер действительно сказал, что Сантерия имеет отношение к Вуду?

– Да это же одно и то же, – ответил Винер. – Сантерия является одной из разновидностей Вуду.

– Но ведь Вуду – африканская религия.

– Первоначально она была таковой, – ответил Винер, – но, как я понимаю, теперь она распространилась по всему миру.

– Я случайно услышал, как вы сказали, что ваш факультет тормозит работу в этом направлении, – продолжал расспросы Кэл. – Как вам удалось обо всем этом узнать?

– Это произошло случайно, – ответил Винер. – Я разговорился с пареньком-креолом, который работает на ксероксе в нашей комнате приема и отправления корреспонденции. Он как-то связан с культом Обейа – это разновидность Вуду, практикуемая в Новом Орлеане, – и тогда я начал его расспрашивать.

Два или три человека из группы, которая недавно окружала Винера, вернулись и позвали его, сказав, что они заняли для него место за столиком.

Кэл сказал:

– Мне бы хотелось еще поговорить с вами об этом.

Они договорились встретиться после ланча, и Винер отправился в банкетный зал и присоединился к своим друзьям. С минуту Кэл стоял, размышляя над тем, что он услышал от Винера.

Вуду.

Сантерия была на самом деле Вуду и практиковалась здесь, в Нью-Йорке.

– Сейчас я спешу, – сказал Винер после ланча, когда они вместе спускались в лифте. – Я обещал жене взять ее с собой на прогулку на катере вокруг Манхэттена.

– Большой круг, – заметил Кэл. Он сказал, что тоже был на этой экскурсии вместе с сыном. Наверно, все туристы ее совершают.

– Хиллари – архитектор, – объяснил Винер. – Она прежде никогда не была в Нью-Йорке и ей действительно хочется увидеть его. Я не могу опоздать, иначе Хиллари будет в ярости. Я вечно всюду опаздываю.

– Вы окажетесь на месте вовремя, – пообещал Кэл, сгорая от любопытства, что еще удалось узнать Винеру Вы можете с полдороги взять такси. Вы не могли бы подробнее рассказать мне о Сантерии?

– Я знаю не слишком много, – ответил Винер, когда они вышли из отеля и пешком двинулись на запад, – У меня не было возможности достаточно глубоко зарыться во все это.

– Что мне действительно хочется знать, так это каким образом африканская религия нашла последователей в Нью-Йорке или в Новом Орлеане среди людей, которые не являются по своему происхождению африканцами, – спросил Кэл.

– Это и в самом деле самая интересная часть загадки, – ответил Винер. – Я начал рассказывать об этом своим коллегам перед ланчем. Все это началось, когда, рабы завезли свою религию из Африки. Работорговцы, как вы знаете, люди цивилизованные, считали рабов просто стадом диких чернокожих скотов. Животными. Но истина состояла в том, что у племен с африканского побережья была невероятно сложная религия. Очень изощренная и утонченная. Сотни богов…

– Пантеизм, – сказал Кэл. – Как у греков.

– Что вы, по сравнению с африканцами греки выглядят Жалкими любителями. Вуду был куда более сложным культом. Во-первых, он гораздо древнее, возможно, это вообще самая древняя религия на Земле. И дело не только в том, что у них были все эти боги, а в том, что они обращались к ним непосредственно. Ну, вы знаете, вроде «пошли нам хороший урожай или победу в этой войне», и для каждого бога и каждой молитвы был особый ритуал и специальные заклинания, которые нужно произносить, когда ты обращаешься с просьбой. Это классическая религия первобытной культуры, только она глубже, чем все, о чем я до сих пор слышал. У них есть священные книги и скрижали, как в любой другой религии. Но в Вуду есть действительно все, что каждому хотелось бы в религии найти. Это попытка управлять судьбой, непосредственно общаясь с богами. Они верили и продолжают верить, что могут попросить богов непосредственно вмешаться в их судьбы.

– Что вы имеете в виду? Кто продолжает верить?

– Последователи этой религии, рассеянные по всему свету, – ответил Винер. – В этом-то и состоит вся необычность ситуации. Ничего в их вере не изменилось. Она столь же сильна, как и пять тысячелетий тому назад. Это настолько сильная штука, что независимо от того, как ее называют посторонние в том или ином месте, и какую бы страну вы не взяли, они всегда называют ее одним и тем же словом: «Религия». Единственная религия. Они игнорируют все другие вероисповедания. – Винер замолчал, глядя на Кэла. – Ну а вас-то почему это интересует?

У Кэла сначала мелькнула мысль рассказать об убийстве на складе, но он решил умолчать об этом.

– Мне просто любопытно, – ответил он. – Я видел одну из их маленьких лавочек. – Они продолжали идти вперед. – Что меня смущает, – сказал Кэл, – это то, что увиденные мной атрибуты этой религии – этой Сантерии, которая, как вы говорите, то же, что и Вуду, – вовсе не выглядят африканскими. Все религиозные символы, которые я видел, это святые. Христианские святые.

– Вы правы, это действительно любопытно, – сказал Винер, – Меня поначалу это тоже сбило с толку. – Кэл заметил, какое удовольствие доставляла Винеру возможность в чем-то просветить старшего и более известного в научном мире коллегу. – Когда рабов привезли из Африки, первое, что попытались сделать их владельцы, это уничтожить их религию. Почему? Да потому, что колонии принадлежали католическим странам. Луизиана, страны Карибского бассейна. Французская и испанская культуры. Но чего меньше всего хотелось рабам – это лишиться своей религии как раз тогда, когда они больше всего в ней нуждались. И тут, конечно, за дело берется церковь, пытаясь истребить все их верования и добиваясь этого весьма жестокими методами. Они приняли законы, запрещающие практиковать Вуду под угрозой смертной казни. И они буквально пытались вышибить дьявола – то, что они считали дьявольским, – из африканцев. Французы были почти так же решительны: они хлыстом загоняли рабов в церкви и пороли их до тех пор, пока те не принимали христианство.

– Что они в конце концов и сделали, – заметил Кэл.

– А вот и нет, – ответил Винер, – По внешним признакам они стали христианами, почитали святую Троицу и все такое прочее. Но на самом деле они продолжали исповедовать свою собственную религию. Полагаю, что было бы правильно сказать, что они замаскировали своих богов под христианских святых и поклонялись им как своим собственным.

Тут Кэл наконец понял, что же он видел в лавке.

– Вы имеете в виду, что каждый святой на самом деле представляет одного из вудуистских богов?

– Совершенно верно. Фактически Сантерия переводится как «почитание святых», – ответил Винер и нервно посмотрел на часы. – Скажите, вы уверены, что я все-таки успею на катер?

– У вас еще останется в запасе немного времени, – заверил его Кэл. – Итак, я хочу выяснить это до конца. Когда кто-то заходит в лавку, продающую предметы культа для Сантерии, и покупает фигурку святого, то она на самом деле является изображением одного из африканских богов?

– И да, и нет, – ответил Винер не слишком решительно. – Как я понимаю, статуэтка изображает обоих – и святого, и божество. Это форма религиозного синкретизма, две религии, соединившиеся в одну. Это официальная религия, и в то же время это Вуду. Клод – парень, работающий на факультетском ксероксе, – рассказал мне, что его мать ходит в церковь, молится, а выходя из церкви, набирает в маленький флакончик святой воды, чтобы использовать ее при чтении заговора, когда вернется домой.

– Заговора? Это звучит как какое-то колдовство.

– Но это не колдовство. Вовсе нет. Заговор в вудуизме – это не магическое заклинание, действующее само по себе, это своего рода молитва – обращенная к богу просьба, чтобы что-то случилось или не случилось. Смешайте вместе несколько трав со святой водой, и тогда, может быть, один из богов сделает так, что вы найдете работу, или что умрет ваш злейший враг.

Они стояли на углу 49-й улицы и Седьмой авеню, со всех сторон обтекаемые непрерывным потоком прохожих. Жар волнами поднимался от асфальта. Итальянец, продавец мороженого, предлагал свой товар из блестящего металлического ящика на колесах.

– Не хотите ли чего-нибудь холодного? – предложил Кэл, ища мелочь.

– Нет, спасибо, – ответил Винер. – Полагаю, мне и в самом деле пора поспешить. Когда Хиллари бывает сердита… – Он начал искать глазами такси, заметил свободную машину и помахал ей рукой.

– Вот ваш экипаж, – сказал Кэл, когда такси подъехало, и придержал дверцу открытой. – Большое спасибо, Джон, вы мне очень помогли.

Рука Кэла оставалась на дверце. Винер забрался в такси, и они обменялись обычными обещаниями когда-нибудь встретиться вновь. Кэл на минуту подумал, не спросить ли ему еще о некоторых вещах, которые он хотел бы знать: к кому еще может он обратиться с вопросами о Сантерии? какие книги ему следует об этом прочитать? – но Винер явно начинал нервничать, и Кэл захлопнул дверцу.

Такси отъехало, и Кэл постоял, глядя ему вслед, пока оно не скрылось за углом.

Это был знаменательный день для Криса, его первый «взрослый» ужин в ресторане.

Рики пригласила их в «Русскую чайную» познакомиться с ее женихом, Уэйном Миллменом. Он был юристом с Уолл-стрит, выглядевшим как все они: редеющие светлые волосы, небольшое брюшко, одетый с ног до головы в магазине братьев Брукс – серый костюм с жилеткой и черные туфли. Поначалу он показался Кэлу старомодным и консервативным – очки, которые он надел, чтобы прочесть меню, были в стиле «Бен Франклин» – половинки линз, а Кэл неизменно видел такие лишь у гораздо более пожилых людей, – но он непринужденно и легко держался с Крисом, и понемногу предубеждение Кэла растаяло. Когда они покончили с ужином и официант начал убирать со стола, чтобы принести десерт, Рики рассказала Кэлу, что она познакомилась с Уэйном, когда брала у него интервью для статьи о слиянии многих корпораций. Уэйн многозначительно посмотрел на нее, заказав бутылку шампанского.

– Продолжай, – сказал он. – Расскажи им.

Рики просияла.

– Сегодня у нас праздник. Мы назначили день свадьбы.

– Это здорово, – сказал Кэл, широко улыбнувшись. Он поцеловал Рики и пожал руку Уэйну.

– А я могу быть шафером? – спросил Крис без всякого смущения.

Кэлу стало неловко, но Уэйн и Рики рассмеялись. Уэйн извинился перед Крисом, что эта роль уже занята его братом, но Крис, казалось, был вполне удовлетворен, когда ему сказали, что он может быть в свите жениха и идти рядом с цветком в петлице.

– Через пять недель, считая с этой субботы, в «Сент-Реджисе», – сказала Рики. – Потом будут ужин и танцы.

– Вы собираетесь играть свадьбу в отеле? – спросил – А почему не в церкви? – Он не забыл благочестивых возражений семейства Ханауэр против его собственной женитьбы на Лори.

– Так будет проще, – ответила Рики, – устроить все в одном месте. Но, конечно, это будет религиозная церемония.

Разговор о религии напомнил Кэлу его беседу с Джоном Винером, и когда улеглось возбуждение, вызванное объявленной Рики новостью, и наступила пауза, Кэл спросил, не слышали ли они, что вудуизм широко практикуется в Нью-Йорке.

– Вудуизм? – Уэйн поставил на стол свою чашку кофе. – Это правда?

– Да, конечно, – сказала Рики. – Я слышала об этом. Один человек предложил в наш журнал статью о здешних последователях Вуду. Но эта тема нас не заинтересовала.

Крис оторвал взгляд от своего блюдца с шоколадным кремом.

– Вуду. Это когда втыкают булавки в кукол. Как в фильме «Живешь только дважды».

– Здесь есть кое-что, Орех. Это религия. – Он обернулся к Уэйну и Рики. – Я разговаривал сегодня на конференции с одним человеком. Он сказал, что это, возможно, самая древняя религия в мире. Я полагаю, что из этого может получиться хорошая тема для исследования.

Рики посмотрела на него широко открытыми глазами.

– Для твоего исследования?

– А почему вы заинтересовались этим? – спросил Уэйн.

– На самом деле это произошло случайно. Помнишь тот пожар на складе, Рики? – Кэл вкратце описал последовательность событий, приведшую его к разговору с Джоном Винером: как он увидел ритуальные предметы в руках у полицейских, узнал похожие предметы в botánica, позвонил полицейскому, который упомянул о Сантерии.

Рики сказала:

– Не понимаю, зачем тебе связываться с чем-то, имеющим отношение к уб… – Она осеклась, украдкой бросила взгляд на Криса и увидела, что он сосредоточенно копается в своем креме. – Тебе совершенно ни к чему с этим связываться, Кэл. Пусть фараоны сами расследуют.

– Рики, – ответил Кэл, – исследование культовой практики вовсе не означает, что я окажусь хоть как-то связанным со случаем на складе. Наоборот, когда я разговаривал с полицейским, я понял, что он вовсе не заинтересован в какой-то помощи со стороны. – Кэл замолчал. – Я почти уверен, честно говоря, что ему не хотелось обсуждать это дело – независимо от того, могу ли я чем-либо ему помочь.