Текст книги "Щупальца веры"

Автор книги: Николас Конде

сообщить о нарушении

Текущая страница: 25 (всего у книги 31 страниц)

Осталось одно животное. Тори повернулась к клетке.

Черный петух стоял боком, в центре, одним золотистым глазом уставившись прямо на Кэла. Его поразило, что птица не кукарекала – не издала ни единого звука с тех пор, как они пришли на кладбище. Это молчание было зловещим и пугающим.

Кэл слегка приоткрыл дверцу и медленно просунул руку внутрь. Петух не шевельнулся. Никакого крика или трепета, когда рука Кэла приблизилась к его шее. Он даже не моргнул своим золотистым глазом.

Кэл раскрыл пальцы, готовясь к захвату.

Внезапно голова петуха дернулась в сторону, и он клювом коснулся кончика одного из пальцев Кэла. В тот же самый момент Кэл почувствовал легкий укол, как будто это была игла, и рефлекторно вынул руку из клетки. Осматривая палец, он убедился, что крови не было. |

– Кэл, – сказала в тишине Тори. – Смотри!

Кэл отвел взгляд от пальца.

Петух сделал два шага по направлению к дверце, которая осталась открытой, после того как Кэл вынул руку. Птица шагнула в третий раз и остановилась около дверцы. Петух покрутил головой в одну и другую сторону, сверля по очереди Кэла и Тори глазами.

Он осторожно поднял одну ногу, шагнул к дверце и опустил голову, как бы готовясь выпрыгнуть из клетки.

– Хватай его! – пробормотала Тори. – Он улетит!

Кэл ничего не сказал, только покачал головой. Птица

не улетит. Это было так же очевидно, как то, что поведение петуха больше не было похоже на поведение домашнего животного: в том, как он выбирался из клетки, было нечто почти человеческое. Кэл знал, что петух отдал себя на заклание.

Освободившись, он прошагал по земле между Кэлом и Тори и сел.

Не было никаких особый инструкций, каким именно образом надо было убить эту птицу. В предписании было сказано только о том, что он должен был умереть последним, затем надо было вырезать сердце и, сжав его, капнуть семь капель крови прямо из сердца в чашу. Кэл читал в записях Кимбелла, что при ритуалах Вуду сантеро часто убивали петухов, откусывая им голову. «От меня нельзя этого требовать, – подумал он. – Должен быть какой-то предел».

Черная птица уселась на землю, теперь ее глаза были закрыты, странным образом создавалось впечатление, что она готова с изяществом принять смерть.

Кэл поднял правую руку над головой, в верхней точке на секунду сделал паузу, а затем вонзил нож в тело, покрытое черными перьями.

Птица закинула назад голову, бросив последний пристальный взгляд, из открытого клюва вырвался пронзительный резкий звук, похожий на глухой человеческий крик, может быть, на крик ребенка. Неземной крик пронесся эхом над всем кладбищем, отражаясь от плоских надгробий.

– Прекрати это! – крикнула Тори. – Прекрати!

И вдруг он пришел в бешенство. Демон проснулся в нем. Он снова и снова вонзал нож в птицу и продолжал кромсать кровавые перья еще долго после того, как крики затихли. До тех пор, пока голос отдавался в его голове.

– Кэл, хватит!

Перед ним на земле было кровавое месиво. Он на мгновение взглянул на него и больше не мог сдерживать тошноту. Пошатываясь, отбросил нож и зашел за угол усыпальницы, где его вырвало.

Он хотел остановиться, не продолжать, оставить это незаконченным и стоял, прислонившись к холодному мрамору, пока Тори не окликнула его:

– Кэл, они могут услышать крик… увидеть машину. Дорогой, если мы не поторопимся… то кто-нибудь может прийти сюда и помешать нам.

Нет, теперь это нельзя бросить. Единственный способ пережить все, что он уже наделал, – это верить, что все это не бесцельно.

Он вернулся назад в круг, образованный свечами, и опустился на колени рядом с Тори, которая уже рылась в тушке петуха, чтобы извлечь сердце. Она нашла его и вырезала.

Держа его над чашей, она сжимала его, как маленькую губку, до тех пор, пока семь капель крови не вытекли оттуда.

Она подняла чашу, минуту повертела ее и затем взглянула на Кэла. Он двинулся, чтобы забрать у нее чашу, но она выпила из нее первой, подавая ему пример.

Кэл смотрел в сторону. Он пожалел, что взял ее с собой. Он знал, что она с ним, чтобы помочь, но ему хотелось быть достаточно сильным, чтобы проделать все самому без посторонней помощи. Ему будет противно вспоминать, что она принимала в этом участие, что она запомнила его таким. Это было похоже на то, будто они вместе совершили преступление. Насколько это их связало, настолько может посеять семена подозрения и отвращения между ними.

– Кэл… ты должен это сделать!

Он почувствовал, как она чашей прикоснулась к его груди и взял чашу в руки. Закрыв глаза, сделал глоток.

Кровь трех существ, которых он принес в жертву. Теплая, слегка солоноватая, не очень-то отличающаяся от вкуса крови, когда он полизал порезанный палец. Он | попытался думать, что это так и есть.

Как того требовало заклинание, он осушил чашу, а затем разбил ее вдребезги о землю.

Все было закончено.

Он встал и взглянул на небо, чувствуя себя, как никогда в жизни, безнадежно и одиноко. Он осквернил себя, свой разум, свою душу ради каких-то странных богов, и теперь он ждал знака от них, что они видели его жертвоприношения и ответят ему. Но звезды над головой были такими же, какими они были тысячелетия, их свет содержал послания, недоступные пониманию людей.

– Нам лучше уйти, – сказала Тори. – Что мы должны сделать со всем этим? – Она посмотрела на следы ритуала.

В инструкции ничего не было сказано, но Кэл знал, что нужно было делать. Знал с тех пор, как в тот день в парке они с Крисом наткнулись на останки животных, принесенных в жертву.

– Оставить, – пробормотал он. – Их просто надо оставить здесь.

Книга третья
ASIENTO
(Одержимость)

Глава 37

Он чувствовал себя, как после приступа малярии или какой-нибудь другой тяжелой тропической лихорадки. Все, что происходило в течение последних недель, теперь, в ретроспективе, ему казалось просто галлюцинациями, убедительными, пока они длятся, но по прошествии времени и после выздоровления ему становилось ясно, чем они были на самом деле, – игрой его воображения.

Это заклинание действительно его вылечило. Это было вовсе не волшебство, подумал Кэл, но событие, которое заставило его осознать, с какой легкостью человек может поддаться на обман в тяжелый момент своей жизни. Даже на следующее утро после ритуала жертвоприношения он почувствовал, что его взгляд на вещи не изменился.

Тем не менее он продолжал испытывать к Тори смешанное чувство. Когда они почти на рассвете вернулись домой с кладбища, он сказал, что будет лучше, если она пойдет к себе домой. Ему нужно было побыть одному. Она подчинилась ему без возражений, и в течение последующих двух дней они не звонили друг другу. Кэлу показалось, что прекращение их отношений становится возможным. Он вспомнил, что как-то вычитал у Томаса Эдисона: «Никогда не делай одолжения своему другу – он может не простить тебе этого». Тори сделала для него все, что было возможно, но теперь она напоминала ему о событии, которое он хотел забыть. Его привязанность к ней, сексуальная свобода, которую он нашел в общении с ней, смягчили его неприязнь к ее вере. Смерть Лори и переживания по поводу психологического воздействия этого на Криса сделали его беззащитным, но именно Тори убедила его в силе своей религии. И где-то в глубине души он считал ее ответственной за то, что эта религия в такой степени вторглась в его жизнь. Если бы он не влюбился в нее, то, может быть, все, что он узнал, осталось бы для него лишь предметом научного исследования.

Разрыв продолжался уже три дня, когда перед сном Крис спросил:

– Почему здесь нет Тори? Что случилось, папа?

Он подыскивал, как бы помягче выразиться.

– Ну, Орех, иногда между людьми просто случаются разные размолвки. – Но пристальный изучающий взгляд мальчика вывел его из себя, и он отделался отговоркой: – Пора спать, Орех.

Несколькими минутами позже, находясь в гостиной, он услышал, как Крис тихо убаюкивает себя перед сном.

И ему тоже ее не хватало.

Он прождал всю ночь, боясь, что его решение будет омрачено плачем Криса или его собственными мыслями об их с Тори особой сексуальной совместимости.

На следующее утро он позвонил ей и попросил пообедать с ним.

Они встретились в маленьком бистро, находящемся в их квартале, который по вечерам был заполнен, но днем пустовал. Кэл заметил ее сразу, как только вошел. Она не смотрела в его сторону, и у него была возможность в течение минуты понаблюдать за ней со стороны: красивая женщина, которая непринужденно сидела в ресторане и ждала.

Со временем, понял Кэл, после того как он увидит ее в миллионе обычных ситуаций и мест, в которых мужчина видит свою жену, он сможет стереть странные и отвратительные воспоминания о той страшной ночи.

Когда он садился, они улыбнулись друг другу улыбкой радости, огорчения, и их руки встретились над столом.

Она первая отважилась заговорить:

– Я… я один или два раза склонялась к тому, чтобы сделать заклинание, которое вернуло бы тебя…

– О, пожалуйста, дорогая, пожалуйста. – Он готов был упасть на колени и умолять ее. – Я хочу быть с тобой, но невозможно больше…

– Я знаю, – сказала она, – И именно поэтому хочу, чтобы ты выслушал меня. – В ее голосе была настойчивость, требовавшая его внимания. – Я была склонна сделать это, но не поддалась искушению. Я сказала себе: это поддерживает. Это способ смотреть на вещи, к которому вы можете обратиться, когда вы в отчаянии. Я была в таком положении, когда начала…

«Я тоже», – подумал он.

Она продолжала:

– Но теперь я поняла, что хочу быть вместе с тобой, но так, чтобы у наших отношений была всего лишь одна основа, и этой основой не может быть колдовство, а то, что находится внутри тебя, то, что ты испытываешь ко мне. И вот я избавилась от всего – от шкатулки, чаши, камня, от всего. Я положила их в ящик, поехала за город и похоронила их. И сегодня утром ты позвонил. – Она еще крепче сжала его руки. – Я не говорю, что сразу же перестану верить, Кэл, но я больше никогда не буду исповедовать эту религию. Самое важное для меня – это ты. Только ты. И Крис. – Она сделала паузу, глубоко вдохнула и подняла глаза к потолку. – И я считаю, что если там, наверху, есть какие-то боги, то им непременно известно о божественности настоящей любви между мужчиной и женщиной, и они, подумав, простят мне все, что я сделала ради любви. – Она опустила глаза, в которых блестели слезы, и затем смущенно пожала плечами. – Ну вот, я сказала все.

Он попытался сказать что-то, что шло бы от сердца. Но потом просто поднес ее руки к губам.

Они заказали шампанское – «отпраздновать примирение», как он выразился, – и когда чокнулись, он сказал:

– За нас.

– За нас троих, – сказала она.

И тогда он понял, что снова стал верить – исповедовать самую важную веру. Веру в будущее– обычную жизнь с ее радостями, смехом, любовью и с каждодневными проблемами. И он понял, что ему хотелось, чтобы она всегда была частью всей этой жизни.

Когда он разлил все до последней капли, он уже больше не мог сдерживать слова:

– Выходи за меня замуж, Тори. Пожалуйста.

Она подняла глаза, наполненные слезами.

– О, Кэл! Я очень этого хочу. Но ты уверен?

– Настолько уверен, насколько возможно в этой жизни.

Они решили, что со свадьбой подождут несколько недель, чтобы Крис как-то привык к этому. Они поцеловались через стол и заговорили о своих будущих планах.

Они снова были вместе, и не было никакого напряжения.

Крис ликовал оттого, что Тори снова вошла в его жизнь. Огорченный тем, что, возможно, он был причиной ее короткого отсутствия, он вел себя почти идеально, был послушным, заботливым и любящим ребенком. Кэл воспользовался периодом необычайного послушания, чтобы избавиться от семицветной свечи. Он поискал ракушки, чтобы выбросить их тоже. Но их не было в сумке Криса, и нигде в комнате он не смог их найти. Крис таскал их с собой и, как это свойственно детям, должно быть, потерял. Он перерос их и уже не нуждался в амулете. Его привязанность к этим талисманам исчезла вместе со снами о Лори и о богах, вместе со всеми другими признаками нервного расстройства. Как будто все это было лишь реакцией на волнения Кэла.

И как только Кэл на самом деле начал беспокоиться, что его сын вел себя неестественно хорошо, как мальчик в один прекрасный вечер накричал на Тори за то, что она хотела уложить его спать и не дает ему досмотреть по телевизору длинный фильм.

– Я больше не люблю тебя, – закричал он, когда выходил из гостиной, – ты не моя мама, и я ненавижу тебя.

Когда Крис с шумом захлопнул дверь своей комнаты, Тори вернулась на кухню и прислонилась к раковине.

– О Боже, – сказала она. – Я думала, что он этого никогда не скажет.

– Ты рада этому?

– Конечно, рада. Наконец я знаю, что он принимает меня: он может рисковать мной.

Через несколько минут Крис жалобно просил Тори, чтобы она пришла и поцеловала его перед сном.

Семья, с радостью подумал Кэл. Теперь они были настоящей семьей.

Через несколько дней он снова заговорил о свадьбе, и на этот раз она захотела определить день. Они решили пожениться после Дня Благодарения. У Криса будут каникулы в школе, и они все вместе смогут куда-нибудь съездить. «Семейный медовый месяц», как выразился Кэл.

На следующий день, сидя в столовой факультета, Кэл услышал сплетню о Лоуренсе Крайгере. Это был довольно известный этнограф, преподающий в Амхерсте. Несколько недель назад Крайгер сбежал с одной своей студенткой и немедленно был уволен с работы: его невеста – внучка банкира, который завещал несколько миллионов долларов колледжу. В академических кругах шли слухи о том, что подыскивали замену на освободившееся место.

Эти слухи заинтересовали Кэла, потому что Крайгер специализировался по культурам народов Азии и южной части Тихого океана. Эта счастливая случайность была очень кстати. Его новая жизнь с Тори заслуживала нового начала, тихого убежища, в котором они отгородились бы от зловещего влияния, едва не погубившего их надежды.

Вечером он рассказал Тори об этой возможности, о красоте сельской местности в Массачусетсе, о прелестях спокойной сельской жизни с овощами с собственного огорода летом и живописными чередованиями времен года…

Она рассмеялась:

– Тебе не нужно все это так расхваливать, дорогой. Я тоже думала о том, чтобы уехать из города, – продать мои дома. Деньги, которые я получу вместе с теми, которые ты получишь по твоему судебному иску, обеспечат нам безмятежную жизнь куда бы мы не поехали. Ты можешь отдохнуть от твоей преподавательской работы и от работы над своей книгой. – Она поймала его хмурый взгляд. – Я имею в виду книгу про племя зоко.

Они объявили о продаже домов. Он написал в Амхерст. Как только Кэт вернется из Европы, где она начинает публикацию «Культур», он попросит ее, чтобы она послала рекомендательное письмо в Амхерст.

Когда агенты по недвижимости приехали, чтобы осмотреть владения Тори, перед тем как установить точные цены, они сообщили ей, что она может рассчитывать на миллион долларов за оба дома. Перспектива того, что возможно на некоторое время оторваться от преподавания, может быть, попутешествовать в районах Тихого океана, превратилась в более привлекательную идею. Если не так давно казалось, что судьба не благоволила ему, что теперь ему не на что было жаловаться. Внезапно все встало на свои места.

Он избегал думать о том, когда и как наступил перелом.

«Прекрасный покупатель» пришел осматривать дом.

Как-то к вечеру в первую неделю ноября Кэл приехал домой из университета и обнаружил Тори в саду вместе с молодым врачом по фамилии Вайнзенфельд. У доктора уже был один дом в другом квартале в Челси, где он жил с семьей, но так как его врачебная деятельность расширялась, то он рассматривал возможность покупки нового дома, чтобы перестроить первый этаж под кабинет и приемную. Тори мечтала именно о таком покупателе, чтобы старые квартиросъемщики Берксы имели возможность остаться.

После того как Тори представила Кэла, настал момент, когда доктор задумчиво начал ходить взад и вперед по саду, очевидно, обдумывая, начать разговор или нет. Тори шепнула Кэлу:

– Развесели его, пожалуйста, предложи ему выпить. Я скоро вернусь.

– Куда ты идешь?

– Я иду, чтобы привести в порядок лицо.

– Это заключительная часть сделки, – поддразнил Кэл. – Старый женский прием под названием «роковая женщина».

– Не совсем, – сказала она приглушенным голосом. Она показала пальцем на красное пятно, которое было у нее на щеке; оно было почти незаметно, и Кэл его бы не увидел, если бы она сама не обратила его внимание.

– Я ничего не могу поделать, но чувствую себя так неуютно. Так чешется, будто оно размером с футбольный мяч. Я пойду наложу на лицо немножко косметики и сразу вернусь.

И, разумеется, сразу же как только Тори ушла, доктор начал задавать вопросы о скидке за изношенность отопительной системы, о вентиляции и о других подобных вещах, полностью сбив Кэла с толку. Кэл пожимал плечами, признавая свою полную неосведомленность, и сказал в конце концов, что через пять минут вернется Тори и ответит на все его вопросы. Но доктор оказался неугомонным и нетерпеливым человеком, и когда он ушел, не высказав ничего определенного, Кэл почувствовал себя отчасти виноватым в том, что в решающий момент не смог сделать все необходимое.

Тори успокоила его, и ее уверенность оправдалась на следующей неделе, когда агенты по недвижимости прислали более двадцати потенциальных покупателей на оба дома. К воскресному вечеру большой дом, в котором жила Тори, был уже продан без всякого осмотра за 520 тысяч долларов, и ее беспокойство насчет Милли и Джека Берков оказался напрасным: они позвонили и сказали, что все равно намеревались переехать в район Санбелт и что она не должна волноваться, что их аренда каким-то образом задержит продажу дома.

Ни Кэл, ни Тори ни слова не говорили друг другу о том, как она переехала в этот квартал или сколько она заплатила за эти дома. Они тихо радовались удаче.

В понедельник, когда Кэл вернулся к себе в кабинет после ланча, позвонила Тори. Она назначила встречу на четыре часа с молодым биржевым брокером по фамилии Саутер и с его женой. Пара осмотрела дом в субботу и вернулась к обсуждению о покупке дома за 492 тысячи долларов.

– Это великолепно, – сказал ей Кэл. – Поздравляю тебя, дорогая.

– Поздравишь меня после того, как все будет подписано, – сказала она. – «Пока стакан не осушил, не говори, что не пролил», особенно когда имеешь дело с недвижимостью.

Стакан. На мгновение перед ним появился образ Тори, когда она пила свою долю крови. Он попытался отделаться от этого воспоминания и сконцентрировать свое внимание на том, что она говорила.

– Слушай, я хочу попросить тебя, чтобы ты встретился с Саутерами.

– О, тогда я должен отменить консультацию со студентами. Ты уверена, что мне тоже необходимо там быть? Я думаю, что твое мнение о них…

– Нет. Я имела в виду, что не смогу быть там. Я должна быть на приеме у врача и самое раннее, когда он может меня принять, это в половине четвертого. Я могу опоздать на встречу с Саутерами и не застать их.

– О, конечно, в этом случае…

Он стремился помочь ей и уменьшить ее беспокойство. К концу недели красное пятно на ее лице еще более воспалилось. Из маленькой точки, которая была у нее два дня тому назад, пятно выросло до размера десятицентовой монеты. Помимо физической боли, Тори испытывала также психологический дискомфорт. Их свадьба должна была состояться через три недели, и она не сможет выглядеть «прекрасной невестой» с этим пятном на лице.

– По-твоему, у меня аллергия к браку? – спросила она прошлой ночью, храбро превращая все в шутку. Но было очевидно, как глубоко она переживала, когда сказала, что, вероятно, зайдет в лавку botánica, чтобы купить мазь из трав. Она сказала, что пользовалась народными лекарствами в течение многих лет и всегда со здоровьем у нее все было в порядке.

Это, очевидно, означало нечто вроде испытания. Кэл умолял ее не возвращаться к старым привычкам, даже когда это касалось терапии. Она не стала возражать и согласилась пойти к дерматологу.

Точно в четыре Кэл был дома, чтобы встретить Саутеров. Они оказались неприятной скучной парой, и через полчаса уже было заметно их раздражение тем, что Тори не пригласила агента по недвижимости, чтобы обсудить сделку о продаже дома.

Кэл спрашивал себя, сколько времени он может терпеть, чтобы не испортить еще одну сделку.

Наконец в пять часов приехала Тори. После первого непринужденного приветствия и обсуждения контракта о продаже стало ясно, что ее визит к врачу успокоил все ее волнения. Через двадцать минут она уже пожимала им руки, поздравляя с заключенной сделкой.

Проводив Саутеров, она сбросила туфли и разлила вино в два бокала.

– Какое облегчение! – вздохнула она.

– А доктор, там тоже все прошло нормально?

– Гм. Доктор сказал, что это обычный фурункул. Он сказал, что надо поставить горячий компресс и через несколько дней все пройдет. Понятия не имею, какого черта я так беспокоилась. Я догадываюсь, может быть, из-за того, что я подумала… – Она сделала паузу, пожала плечами и отделалась смехом, не закончив то, что собиралась сказать. Он хотел знать.

– Что ты подумала?

– Это не важно, дорогой. Действительно не важно. Давай будем думать о приятных вещах.

И, подняв бокал, она выпила за их будущее.