Текст книги "Бархатный ангел (ЛП)"
Автор книги: Николь Фокс Николь
сообщить о нарушении
Текущая страница: 5 (всего у книги 21 страниц)
9
ИСААК
Я никогда в жизни так не хотел убить Максима.
Как бы мы ни начали, все всегда заканчивается здесь – в драке. С этим чертовым хвастуном посреди каждого спора.
Однако мне трудно сосредоточиться на моих аргументах, потому что сегодня она выглядит как чертова принцесса амазонок. Платье на ней женственное по цвету и композиции.
Но силуэт и лиф крепкие. Мощный.
Она похожа на каждую чертову фантазию, которая у меня была с тех пор, как я был мальчиком. Ее зеленые глаза вспыхивают гневом, когда она поднимается на ноги, ее светлые волосы мягко развеваются назад на легком ветру, проходящем через внутренний дворик.
Я тоже в бешенстве. Но это не мешает мне представить, как она склонилась над этим самым столом с поднятой в воздух попкой, мокрая и отчаянно хочет меня принять.
– Ты слушала мой разговор, – говорю я, задаваясь вопросом, сколько еще она слышала, сколько еще она собрала воедино.
– Мне пришлось. Я уже знаю, что не могу тебе доверять.
– Ты здесь, – коротко говорю я ей. – Что это говорит о твоём уровне доверия?
Сожаление мелькает на ее лице. – Я не должна быть. Я никогда не должна была звонить тебе.
Удар ниже пояса, но я позволяю ему скатиться со спины, когда встаю на ноги. Ей приходится немного вытягивать шею, чтобы компенсировать мой рост. Я обхожу стол и приближаюсь к ней.
Она делает крошечный шаг назад, но мы оба знаем, что она не собирается отступать.
Еще нет.
– Тогда зачем?
– Это сделал ты, – говорит она, пытаясь сформулировать свои обвинения. – Ты тот, кто убедился, что я бессильна, так что, когда мне понадобится помощь, мне не к кому будет обратиться, кроме тебя.
– Это то, что я сделал?
– Прекрати. Не обращайся со мной, как с ребенком или дурочкой. Я ни то, ни другое.
– Ты же понимаешь, что позвала меня, чтобы сбежать от Максима, – напоминаю я ей.
– Какова твоя логика? – возражает она. – Я сбежала от него, поэтому я не хочу слышать сообщение, которое он мне прислал? Ты не думаешь, что должен был предоставить мне выбор?
– Нет.
Ее зеленые глаза светятся немного ярче. Честно говоря, было бы чертовски легко схватить ее сейчас и прижать к моему телу.
Все, что я хочу сделать, это сорвать с нее это маленькое платье и трахнуть ее прямо сейчас, у стола, на полу, на травяных кроватях, у стены.
Везде, блять, где только можно.
– Я хочу услышать его сообщение.
– Почему?
– Потому что я имею на это право.
– Какие права у тебя есть, так это то, что я хочу дать тебе, – говорю я ей, зная, что это только еще больше разозлит ее. Но, черт возьми, я никогда не был примирителем.
Во всяком случае, я больше пироманьяк. По крайней мере, с ней.
И я готов поджечь весь гребаный мир, лишь бы увидеть отражение пламени в ее глазах.
– Я не могу поверить, что добровольно отдала себя обратно под твой каблук. Ты не что иное, как помешанный на контроле, который получает удовольствие от контроля над мной.
Я ничего не говорю. Это только еще больше ее злит.
– Ты даже не собираешься защищаться? – спрашивает она, толкая меня в грудь.
Я надеялся, что она прикоснется ко мне первой. Это дает мне оправдание, которое мне нужно, чтобы вернуть услугу.
Я хватаю ее за руку и прижимаю к своему телу. Ее щеки краснеют, когда я смотрю на нее сверху вниз, и наши носы почти соприкасаются.
– Мне, черт возьми, не нужно защищаться. Все, что я делаю, есть причина. Мне плевать, понимаешь ты эти причины или нет.
Она изо всех сил пытается вырваться из моей хватки, но она не может двигаться, пока я не отпущу ее.
– Отпусти меня.
Я холодно улыбаюсь. – Поэтому ты нарядился для меня? – Я спрашиваю. – Ты пыталась манипулировать мной, чтобы я рассказал тебе о сообщении Максима?
– Я только хотела, чтобы ты был со мной честен, – шипит она. – Я надеялась, что если я дам тебе время, ты мне скажешь.
– Просчитались, да? – Я рычу, ярость неуклонно растет во мне.
Я должен бросить ее прямо сейчас и трахать ее, пока она снова не забудет гребаное имя Максима. Я должен преподать ей урок о доверии, о надежде, о контроле.
– Это не единственная вещь, в которой я просчиталась, – огрызается она. – Я думала, ты порядочный человек.
Я фыркаю. – Нет, ты думала, что я был удобным контактным лицом.
Она немного замирает, ее глаза широко распахиваются. – Ч… что?
– Ты хочешь оставить нас обоих, не так ли? – Я спрашиваю. – Держать Максима и меня на крючке и взвешивать, какой из них будет лучшим вложением в долгосрочной перспективе.
Ее глаза мгновенно становятся туманными. Это так быстро, что мне нужно присмотреться, чтобы убедиться. Что-то в этом обвинении задело меня за живое.
– Думаешь… я тебя использую? – спрашивает она, всхлипывая, танцуя на краю ее голоса.
Я смотрю на ее тело. – Какой у тебя сексуальный вид. Ты одевалась так для Максима, когда тебе чего-то хотелось?
Слезы выпрыгивают на поверхность и бегут по ее щеке.
Я этого не ожидал. От неожиданности я опускаю ее руку. Ками немедленно отступает, когда на глаза наворачиваются слезы. Одно за другим, как ливень без предупреждения.
– Ты действительно бесчувственный мудак, – выдыхает она.
Потом она поворачивается и бежит.
Я смотрю, как она уходит, потому что все еще пытаюсь выяснить ее точный спусковой крючок. Наткнулся ли я на правду или на глубоко укоренившуюся неуверенность?
Я нажимаю кнопку, чтобы позвать официантов, но покидаю крышу до того, как они туда доберутся. Вместо этого я иду в бар и наливаю себе крепкий напиток.
Стакан почти пуст, когда входит Богдан. И он не один.
Взгляд моей матери задерживается на пустом стакане передо мной. Просто чтобы дать ей повод прикусить язык, я наливаю себе еще стакан.
– Как насчет того, чтобы еще и для твоего младшего брата? – спрашивает Богдан, садясь рядом со мной.
Мама обходит бар и садится напротив нас двоих. К моему удивлению, она берет бутылку виски и наливает Богдану, а затем наполняет себе стакан.
– Ты не пьешь, – говорю я.
– Пожалуй, я начну, – говорит она, отпивая виски. Ее лицо ничего не выдает, когда она пробует ликер. Не так сильно, как подергивание века.
Она Воробьева насквозь.
– Я так понимаю, ужин не удался? – спрашивает Богдан.
– Почему ты так думаешь?
– Ну, ты сидишь в баре и пьешь, – говорит он с легким смехом. – А сейчас 9:30.
Я делаю большой глоток собственного виски. – Она подслушала, как мы говорили о сообщении Максима.
– Чёрт возьми. Действительно?
Я киваю. – Она потребовала услышать это. Я сказал нет. Последовала неизбежная битва.
Богдан слегка бьет меня по руке. – Просто сосредоточься на примирительном сексе.
– Исаак, – серьезным тоном говорит мама, пресекая попытки Богдана не усугублять ситуацию, – тебе нужно познакомиться с ребенком.
Я вздыхаю, зная, что они пришли сюда вместе не просто так. Я смотрю на Богдана. – Ты на меня нападаешь, братишка?
– Что я говорил раньше? – он напоминает мне. – Я всегда на твоей стороне. Но, давай, собери: ей пять лет, и она оторвалась от всего привычного.
– Она напугана, Исаак, – добавляет мама. – Она продолжает спрашивать о своих тете и дяде. Она здесь уже почти двадцать четыре часа, а ты ее до сих пор даже не видел.
– Думаешь, я, черт возьми, не в курсе?
– Ты собираешься рассказать Ками? – спрашивает Богдан.
– Я скажу ей, когда буду готов. Пока она остается в темноте. Их комнаты находятся на противоположных концах дома, так что это даст мне немного времени.
Богдан выглядит немного неуверенно.
– Что?
– Ками не совсем из тех девушек, которые слушают или остаются в своем углу.
– Я могу справиться с ней.
Мама и Богдан обмениваются взглядами, которые мне определенно не нравятся. Но я решаю проигнорировать это и сосредоточиться на своем напитке. Горечь виски немного проясняет мои мысли.
Однако это не совсем помогает моей эрекции. Каждый раз, когда я немного успокаиваюсь, я вижу Камилу в этом сексуальном маленьком платьице, ее зеленые глаза сердито сверкают, ее губы надуты, и я снова кончаю.
– Знаешь, она похожа на тебя, – говорит Богдан. – У нее даже есть некоторые твои манеры.
– Да?
Мама улыбается. Сладко-горькое сожаление скапливается в уголках ее глаз. – Она прекрасный ребенок, Исаак. Сладкий и прекрасный. Она просто боится…
– То, что я увижу ее, ничего не изменит, – говорю я. – Возможно, я ее отец, но она понятия не имеет. Для нее я буду просто гигантом…
– Монстром? – предлагает Богдан.
Я смотрю на него. – Великан, которого она не знает, – заканчиваю я.
– На это нужно время, – говорит мама. – Но построение любых отношений требует времени. Ты должен начать прямо сейчас.
Я знаю, что она права. Они оба. Единственная проблема в том, что у меня есть ощущение, что Джо станет еще одной вещью, которую я не смогу контролировать.
Дети непредсказуемы. И они честны до такой степени, что взрослые забыли, как быть. У меня нет идеи стать отцом. Единственное, чем я когда-либо был, – это доном.
Почему-то я не думаю, что это поможет мне здесь.
– Бояться – это нормально, – говорит мама.
Как будто эта женщина меня совсем не знает. – Я не боюсь, – рявкаю я. – У меня просто есть другое дерьмо, с которым мне нужно разобраться в первую очередь. Камила – одна из них.
Богдан фыркает, пытаясь скрыть кашель. Я сердито смотрю на него, и он многозначительно смотрит на свой стакан с виски.
– Если ты пойдешь глубже, у тебя будет виски на носу, – протягиваю я.
Он одаривает меня застенчивой ухмылкой, когда поднимает взгляд.
– Думаешь, я не смогу ее уговорить? – Я нажимаю.
– Вообще-то да, – говорит он. – Я просто не думаю, что она будет этому рада.
– Когда я закончу, она будет.
Мама так громко вздыхает, что мы с Богданом одновременно поворачиваемся к ней. – Что-то не так? – Я спрашиваю.
– Вы оба, – говорит она, качая головой. – У тебя все неправильно.
– Я? – спрашивает Богдан, как будто его оскорбляет мысль о том, что его включили в мамино заключение. – Что я сделал?
– Камила не из твоих людей, Исаак. Она не коммерческая сделка, которой можно манипулировать, и не лейтенант, которым можно командовать. Она женщина со своими взглядами, убеждениями и чувствами. И пока ты не начнешь признавать их, ты никогда не сможешь приручить ее. Ты просто собираешься вбить клин между вами двумя. Продолжай в том же духе достаточно долго, и это расстояние станет слишком трудным для преодоления.
Я внимательно обдумываю ее слова. – Откуда ты знаешь?
Она делает еще глоток виски. – Это то, что случилось с твоим отцом и со мной.
Это немного жалит – осознание того, что я больше похож на своего отца, чем хочу признать. Каждый раз, когда я разделяю свою личность на части, я не принимаю во внимание, что все больше и больше меня строится на том, кем он был.
Или, по крайней мере, кем я его считал.
– Максим – настоящая проблема, и пока его Братва не вывезена, я не могу позволить себе роскошь выслушивать чужие мнения.
– Даже твоей жены? – спрашивает мама.
– Особенно не ее. Кроме того, – добавляю я, – на самом деле она мне не жена.
– Разве это не так?
Взгляд мамы стальной, когда она задает вопрос, которого я долгое время избегал сам: насколько реален мой брак с Камилой?
Это началось как не более чем политический инструмент, способ одержать верх и заставить Максима. Но где-то по пути все усложнилось.
И это не имеет ничего общего с моим двоюродным братом.
– Мне нужно немного поспать, – говорю я, допивая остатки виски.
– Ты мог бы пойти и увидеть ее сейчас, – предлагает мама. – Она спит. Никакого риска взаимодействия нет. Ты только посмотри на нее, Исаак.
Я рычу, когда встаю: – Не сегодня.
– Исаак…
– Хватит, – хрипло говорю я. – Я увижу ребенка, когда решу, что так будет лучше. А пока вы с Богданом можете за ней присматривать.
Богдан знает меня достаточно хорошо, чтобы держать рот на замке. Но мама либо не читала вывески, либо просто не хочет.
– Ты привел ее сюда, Исаак. Ты выкорчевал эту девушку и оторвал ее от всего, что ей безопасно и знакомо. Меньшее, что ты можешь сделать, это посмотреть ей в глаза и заверить ее, что все будет хорошо.
– Ага… и с чего ты взяла, что она мне поверит?
– Ты ее отец, – мягко говорит Мама.
Я молча иду к двери. Отказываясь говорить вслух, что я думаю…
Если я действительно отец, почему я не чувствую себя таковым?
10
КАМИЛА
На следующее утро я сижу у окна с книгой в руках, когда моя дверь распахивается. Я знаю, что это он, даже не поднимая глаз.
– Я хочу поговорить с сестрой, – говорю я, не отрывая взгляда от окна. – Я хочу поговорить с моей дочерью.
– Я думал, прошлой ночью мы уже установили, что этого не произойдет.
Я захлопываю книгу и бросаю ее на журнальный столик перед собой. Я встаю, совершенно не обращая внимания на мешковатые спортивные штаны и огромную рубашку, которые на мне.
Я устала пытаться выглядеть хорошо для него. В чем, черт возьми, смысл?
Он просто видит во мне злую суку-манипулятора, которая пытается получить свой кусок пирога и съесть его. Мне не нужно гребаное горе.
У меня была вся ночь, чтобы думать над своими ошибками. Я прочесала все маленькие сожаления, накопившиеся за эти годы; Я пыталась разгадать сложности своей психики.
И все, что делается, доводит меня до исступления, вызванного яростью.
– Ты не можешь этого сделать! – Я в отчаянии кричу.
– О, я думаю, ты убедишься, что я могу, – говорит он со всей уверенностью человека, который знает, что может заставить солнце отступить, если прикажет. – Легко.
Я хочу дать отпор, хотя знаю, что не выиграю. Я хочу наброситься, хотя и знаю, что не получу никакого удовлетворения от этой попытки.
Он сильнее меня. У него есть все карты, а у меня нет ни одной. Вдобавок ко всему, я пошла и призналась ему в этом, попросив его о помощи, когда я была наиболее уязвима.
Я была дурочкой и не уверена, что смогу перестать ею быть.
Потому что независимо от того, каким путем я прихожу к своим проблемам… Я каждый раз натыкаюсь на одно и то же чертово препятствие.
Я безнадежно влюблена в этого человека. Если бы я была более смелой женщиной, я бы даже употребила слово «любовь». Но так как я не могу произнести ни слова, не чувствуя, что компрометирую какую-то маленькую часть себя, я решаю еще немного цепляться за отрицание.
– Что мне нужно делать? – Я умоляю. – Поскольку с тобой не работает сострадание, возможно, сработает торг. Чего ты хочешь от меня?
– Послушание.
– Что угодно, только не это.
– Ты можешь, kiska. Тебе просто нужно согнуться.
– Я и так много согнулась, – огрызаюсь я. – А теперь пришло время тебе попробовать.
Он холодно улыбается. – Ты, должно быть, меня с кем-то путаешь.
– Ты ни разу не пошел на компромисс ни с кем за всю свою жизнь без любви?
– Без любви?
– Совершенно очевидно, что ты никогда в жизни никого не любил, Исаак. Если бы ты это сделал, ты бы понял, что любовь означает ставить чужие чувства выше своих собственных. Но ты на это не способен. Потому что ты живешь для себя и ни для кого другого. Как ты думаешь, почему я скрывала от тебя существование Джо даже после того, как познакомилась с тобой? Я пыталась защитить ее от тебя. Лучше бы у нее вообще не было отца, чем такого монстра, как ты.
Я достаю большие пушки, такие, от которых не оторвать. Но мне плевать. Что мне еще терять?
Лицо Исаака похоже на гром. Его естественное спокойствие существует только как угрожающая запоздалая мысль. Он делает шаг ко мне, его голубые глаза горят презрением.
– Ты никогда не собиралась рассказывать мне о ней, не так ли? – он бурлит.
Даже я не знаю на это ответа. Но я не заинтересована в том, чтобы быть честной сегодня. Мне интересно выпендриваться. Мне нужен выход для моего разочарования.
– Нет, не собиралась. Потому что я должна защищать свою дочь – несмотря ни на что.
– Защитить ее от меня?
– Да.
Темнота в его глазах отступает на мгновение. Я понятия не имею, что это может означать.
– Разве в тебе нет человечности? – шепчу я. – Почти шесть лет, а я почти ничего не пережила со своим ребенком.
– Теперь я должен сочувствовать тебе, не так ли?
Я прищуриваю на него глаза. – Тебе никогда не суждено было стать отцом, Исаак. Ты гнался за властью, а не за семьей. Но я? Я бы отдала каждую унцию власти, которая у меня есть, если бы это означало, что я могу обеспечить безопасность и счастье Джо.
– Это так? – спрашивает Исаак.
– Да, – говорю я без колебаний.
– А что, если бы я мог гарантировать это вам?
– Никто не может этого гарантировать. Даже ты.
– Отложи реальность на мгновение. Давай говорить гипотетически. Если бы я мог гарантировать это, ты бы отдала каждую унцию своей силы?
Я не сомневаюсь. – Конечно.
– А если я тогда попрошу тебя о послушании?
Я напрягаюсь, с опозданием понимая, к чему это ведет. Но если я отступлю сейчас, я взорву весь свой аргумент. И я действительно имею в виду то, что говорю: Джо – это все, что имеет значение.
– Я бы отдала это тебе.
– Даже если я попрошу тебя встать передо мной на колени?
Все мое тело вспыхивает жаром. Под желанием скрывается гнев, но я более решительна, чем когда-либо. Поэтому я иду вперед, не сводя с него глаз.
Затем опускаюсь на землю перед ним.
Он этого не ожидает. Удивление мелькает в его глазах, когда мои колени касаются пола. Я не спускаю с него глаз и сохраняю свою позицию.
– Что ты хочешь сейчас? – спрашиваю я хриплым шепотом.
Какое-то время он молча смотрит на меня. Я вижу невольное восхищение в его приподнятой губе. – Ты действительно это делаешь?
– Ты спросил меня, откажусь ли я от власти, чтобы убедиться, что моя дочь в безопасности, – говорю я. – Ну, вот я и доказываю, что буду. Вперед, продолжай. Скажи мне чего ты хочешь.
Я уже знаю, чего он хочет. Я на уровне глаз с его промежностью, и его эрекция хорошо видна с того места, где я стою на коленях. Я стараюсь не смотреть прямо на него, но это тяжело.
Глаза Исаака вспыхивают. Там определенно есть похоть, но вместе с ней есть что-то еще. Нежелание? Неопределенность? Сожеления? Я не могу точно сказать. Он мастер скрывать свои эмоции.
– Давай, – говорю я с вызовом. – Ты тот, кто хотел послушания. Разве у тебя нет готовой команды для меня, дон Воробьев?
– Я не уверен, что ты хочешь туда идти.
– Тогда я скажу тебе, чего ты хочешь? – Я насмехаюсь. – Мне прочитать твои мысли?
– Камила… – предупреждает он. В его голосе звучит рычание, от которого я так быстро промокаю, что моя интеллектуальная часть отключается, и просыпается мой животный мозг.
Я протягиваю руку и начинаю расстегивать его штаны. Через несколько секунд я спускаю их на его лодыжки. Его член огромный и набухший, упирающийся в мягкую ткань трусов-боксеров.
Мой рот наполняется слюной, и в тот момент, когда я дразню ткань вокруг его задницы, мои губы смыкаются вокруг кончика его члена.
– Это то? – Я шепчу с его членом во рту. – Это то, чего ты хочешь?
– Чёрт, – рычит он.
Я позволила своему языку обвести головку его члена. Я чувствую, как его тело напрягается с каждым ударом, поэтому продолжаю двигаться.
Понемногу я втягиваю его глубже. Я медленно сосу его, набирая обороты по мере того, как продолжаю. Я играю с его яйцами, сосу и поглаживая, сначала одной рукой, а потом обеими.
Я сопротивляюсь желанию прикоснуться к себе, хотя мне этого очень хочется. Мне нужен его член внутри меня, но я не позволю себе просить об этом.
Когда его член касается задней части моего горла, он рычит. Это гортанный, угрожающий звук, который я чувствую в своей киске.
Желание пульсирует во мне волнами, когда я практически давлюсь его членом. Я задыхаюсь от него, но дрожь удовольствия, грохочущая от него в меня и обратно, делает все это стоящим.
Он долго не протянет.
Он напрягается.
Стонет.
И когда он кончает, он кончает мне в горло.
Я заставляю себя удерживать позицию, пока он не закончит. Затем, когда в нем ничего не осталось, я с одышкой падаю на пол. Я хриплю воздух. Мои глаза не отрываются от члена Исаака.
Это чертовски красиво. Даже в состоянии полусумасшедшего гнева я могу это оценить.
Он выглядит огромным, как будто он все еще тверд и нуждается в большем удовлетворении. Я почти испытываю искушение отдать его ему, но это подорвет то, что я пытаюсь донести.
Он натягивает боксеры и штаны и снова застегивается. Выпуклость все еще есть, но теперь она немного менее заметна.
Я медленно встаю на ноги. Он не пытается мне помочь, и я этому рада. Я не знаю, что произойдет, если я позволю ему прикоснуться ко мне прямо сейчас.
Но когда тишина затягивается дольше, чем я ожидаю, я не могу не нарушить ее.
– Я доказала свою точку зрения? – Я говорю. – Я показала тебе, на что готова пойти ради своей дочери?
Тень мелькает на его лице и остается там. Он не говорит ни слова.
– Я хочу поговорить с ней.
Тень на его лице становится только темнее. – А я уже сказал «нет».
Я почти слишком зла, чтобы говорить. Я определенно слишком зла, чтобы думать о своем выборе слов. – Ладно, – рявкаю я. – Ты не даешь мне поговорить с моей сестрой или дочерью? Тогда я хочу поговорить с Максимом.
– Максимом? – рычит он.
Я сохраняю бесстрастное выражение лица. – Да все верно. Я хочу поговорить с ним. И ясно, что он хочет поговорить со мной.
– С какой целью?
Я пожимаю плечами. – Замкнутость, любопытство… называй это как хочешь. Он украл мою жизнь, как и ты. Я заслуживаю права посмотреть ему в лицо и спросить, почему.
Исаак на мгновение задумался. Я могу сказать, что он зол. Очень сильно. Но он не хочет доставлять мне удовольствие выставлять это на обозрение.
– Он долгое время был частью моей жизни, Исаак. Я согласилась выйти замуж за этого человека. Ты говоришь, что это была фальшивая его версия. Но я отказываюсь верить, что за все эти месяцы я видела только маску.
– Ты будешь сильно разочарована.
– Что ж, это послужит твоей цели, не так ли? – Я спрашиваю.
Я знаю, что он откажет мне. В этом вся суть запроса. Он откажет мне; он рассердится. Может быть, если мне повезет, он даже станет ревновать.
Я ищу именно это в его глазах, но его маска идеально сидит и отказывается сдвинуться с места.
– Что случилось, Исаак? – спрашиваю я со вкусом его семени на языке. – Не уверен в чем-то?
Он фыркает, но даже не удосуживается ответить. Он также не защищается, что чертовски раздражает меня.
Я приближаюсь к нему. – Так что ты скажешь?
Он не ускользает. – Думаю, ты уже знаешь ответ на этот вопрос.
– Чего ты так боишься? – Я требую. – По закону я твоя жена, помнишь? Так что, если ты не собираешься разводиться со мной, мы останемся вместе в обозримом будущем. Ты настолько напуган своим двоюродным братом, что не позволил мне ни разу с ним поговорить?
– Запуган? – Исаак усмехается. – Максимом? Ты ошибаешься, Камила.
– Тогда докажи, что я не права.
Его голубые глаза сверкают сталью. – Мне не нужно ничего доказывать.
– Если ты ожидаешь, что я буду слушать тебя и подчиняться тебе, тебе придется пойти на некоторые уступки. Иначе я стану самой трудной женой в истории Братвы. Ты будешь умолять меня о разводе.
Его лицо расплывается в улыбке, от которой у меня по спине бегут мурашки. Он делает шаг вперед, и я знаю, что зашла слишком далеко. И я настолько глупая, что даже не поняла этого… До сих пор.
– Я никогда ничего не прошу. Когда я закончу с тобой, ты узнаешь об этом.
Мы уже исполняли эту песню и танцевали раньше. Мы ссоримся, я его оскорбляю, обвиняю, обвиняю, а он все время сохраняет спокойствие, чтобы в последний момент нанести удар.
Удар, который неизбежно заставляет меня шататься от боли.
На этот раз ничем не отличается. Но я не позволю ему увидеть, как сильно он обжигает меня своими резкими словами. Я проталкиваюсь мимо него и направляюсь к двери.
– Куда ты идешь?
– На прогулку, – выплевываю я. – Я попросила об одной мелочи, а ты отказался. Нам больше нечего сказать друг другу.
Он не останавливает меня, когда я выбегаю, забирая с собой то, что осталось от моего достоинства.
Я иду к библиотеке, но тут же останавливаюсь, понимая, что я больше не в поместье. Я не знаю, где находится библиотека. На самом деле, я даже не знаю, есть ли она вообще.
Чувствуя себя подавленной и немного расстроенной, я выхожу в сад. Сады поместья были похожи на дом: пышно украшенные, наполненные жизнью, цветами и ароматами.
Сады этого особняка не менее впечатляющие, но, как и само здание, все душераздирающе современно. Такое аккуратное, такое брутальное, такое чужое.
Здесь негде спрятаться – ни от Исаака, ни от меня.
Так что я просто гуляю. Я едва замечаю цветы, каменные скульптуры, вообще все. Я просто смотрю, как одна нога идет впереди другой.
Я изо всех сил стараюсь не думать. На какое-то время мне это удается.
Пройдя какое-то время, я поворачиваюсь и снова смотрю на дом.
Сейчас я на дальней стороне, стараясь максимально увеличить расстояние между Исааком и мной.
Я понимаю, что этот дом такой же, как и он. Настолько злобно холодный, что почти больно смотреть. Но так красиво, что оторваться невозможно.
А я тут застряла.
С ним.
Как чертовски подходит.
Я уже собиралась отвернуться, когда замечаю, что кто-то идет через окно комнаты в западном крыле дома. Я делаю двойной дубль.
Это было похоже на ребенка.
Это был просто проблеск. Только маленький силуэт и копна темных волос.
Но чем больше я думаю об этом, тем более размытыми становятся детали.
Может быть…?
Нет. Я сразу отбрасываю эту мысль.
Это не Джо. Как это может быть? Она в безопасности дома с моей сестрой.
Исаак может быть монстром. Но он ни за что не стал бы скрывать от меня что-то столь огромное. Есть жестокое, а есть бесчеловечное. Исаак танцует на краю этих двоих; Я просто должна верить, что в нем осталось достаточно души, чтобы некоторые вещи оставались запретными. Причинение вреда моей дочери, безусловно, входит в этот список.
Я отворачиваюсь от окна и списываю все на плод своего воображения.
Я слишком долго была без Джо. Вполне естественно, что я начала галлюцинировать ее существование.
Я пойду дальше, говорю я себе.
Я просто продолжу идти.








