Текст книги "Бархатный ангел (ЛП)"

Автор книги: Николь Фокс Николь

сообщить о нарушении

Текущая страница: 15 (всего у книги 21 страниц)

Я улыбаюсь, точно зная, почему она хочет скрыть самые неприятные аспекты моей личности от своей сестры: потому что она хочет, чтобы я нравился Бри.

– Ты сотрешь это выражение со своего лица? – рявкает она.

– Какое выражение?

– Эта самодовольная чертова ухмылка.

Она пытается отвернуться от меня, но я зажимаю ее между собой и машиной. – Куда, по-твоему, ты идешь?

– Мы должны отвести Джо внутрь, – говорит она, заметно сглотнув.

– Ей удобно, – рычу я. – Это может подождать.

Затем опускаю губы к ее шее.

Ее тело обмякает в тот момент, когда я прикасаюсь к ней. Моя рука находит ее грудь, и я приподнимаю ее, а мои поцелуи оставляют жаркую дорожку вдоль ее шеи и линии подбородка.

– Исаак… – стонет она.

– Ты моя, Камила, – шепчу я ей, зажимая пальцами ее соски сквозь ткань платья.

Я на мгновение отстраняюсь, чтобы посмотреть в ее нефритово-зеленые глаза.

– Ты меня слышишь? Моя.

Ее губы воспалены, глаза затуманены желанием. – Я слышу тебя.

29
КАМИЛА

– Это так весело! – Джо визжит, бегая по саду.

Я попросила, чтобы наш завтрак был накрыт в одном из маленьких круглых уголков, разбросанных по всему саду. В этот конкретный встроенный каменный стол и скамейка, так что это было идеально.

Я ожидала, что мы с Джо немного побеседуем по душам за едой. Но она бросила один взгляд на наше окружение, сказала к черту завтрак и начала исследовать. Время от времени она убегает назад, чтобы перекусить беконом – новообретенным фаворитом с тех пор, как Исаак очаровал ее этим продуктом, – прежде чем вернуться в погоню за бабочкой, гусеницей или каким-нибудь особенно мрачным мраморным бюстом, увитым плющом.

А это значит, что я сижу здесь одна, размышляя о последних двадцати четырех часах и обо всем, что хотела бы вернуть.

Кроме того, вещи, которые я бы не взяла обратно. Например, в тот момент, когда я прервала «разговор» Исаака с той блондинкой и назвала себя его женой. Не думаю, что я бы что-то изменила в этом.

– Не возражаешь, если я присоединюсь к тебе? раздается внезапный голос.

– Никита, – удивленно говорю я. – Конечно, пожалуйста, садись.

Сегодня она безупречно одета, как обычно, в изумрудно-зеленые брюки, длинные и ниспадающие, а ее блузка представляет собой драпированное белое кондитерское изделие, почти доходящее ей до колен. Он изящный и идеально ей подходит.

Даже оттенок седины вокруг ее висков утончен и элегантен. Я могла бы прожить десять жизней и так и не понять, как имитировать ее вездесущую уравновешенность.

Она садится напротив меня как раз в тот момент, когда Джо снова подбегает к столу.

– Babushka! – кричит она, меняя траекторию и направляясь прямо к Никите.

– Ты будешь завтракать с нами?

– Я хотела бы. Ты не возражаешь?

– Нет, мне нравится.

Никита наклоняется и нежно целует Джо в лоб. Как бы я ни опасалась, что Джо адаптируется к жизни здесь, я не могу не смягчиться от того, как все к ней относятся. Как драгоценный предмет. Даже поцелуй Никиты наполнен нежностью.

Внезапно становится понятным, почему Джо так легко поселилась здесь с этими людьми.

Как же иначе, когда ты получаешь столько любви?

– Это твоя тарелка? – спрашивает ее Никита, указывая на недоеденный кусок тоста с маслом, который стоит рядом с подкладкой из свежих ягод.

– Ага. Я хожу и говорю.

Никита улыбается, и я понимаю, что никогда не слышал ее смеха.

Не настоящий, полный, раскованный смех. Как будто она потеряла способность.

– Ходишь и говоришь?

– Ага, – говорит Джо, откусывая от тоста. Она кладет клубнику в рот и убегает в сторону пруда. – Скоро вернусь! Я иду разговаривать с лягушками.

– Она авантюристка, – замечает Никита, когда Джо становится на колени у кромки воды.

– Вызывает тревогу, – хихикаю я, внимательно следя за происходящим. – Что бы ты хотела съесть?

– Просто кофе, будь так любезна. Мне нравится крепкий.

Я наливаю ей чашку, и она неуверенно делает маленький глоток, прежде чем вздохнуть и окинуть взглядом сады.

Я ем свой тост с авокадо и молча наблюдаю за Никитой. Я могу себе представить, какой она должна была быть в период своего расцвета. Красивая, утонченная, обаятельная. Она была бы достойной женой братвы. Женщина, которой гордился бы любой дон.

– Ты смотришь.

Я почти подпрыгиваю. По-видимому, у нее есть способность ее сына наблюдать за всем, даже когда кажется, что ее внимание сосредоточено на чем-то другом.

– Извини, – бормочу я.

– Вперед, давай.

– Мне жаль?

– Спроси меня о том, что ты хотела спросить.

Я краснею. – Мне просто было интересно, каково это для тебя. Например, войти в эту семью.

Она понимающе кивает мне. – Все началось с обещания. Я была очень рада выйти замуж за Виталия.

– Значит, он не похитил тебя тогда?

Я не пытаюсь шутить или обвинять, но это, безусловно, так.

Никита лишь понимающе улыбается мне. – Я могу понять, почему ты можешь думать, что именно так все доны Братвы находят своих жен. Но, боюсь, это скорее исключение, чем правило.

– Значит, я одна из немногих счастливчиков?

Никита игнорирует это. – Мой отец был бизнесменом в Санкт-Петербурге. Я жила там, пока мне не исполнилось семь лет. После смерти мамы он перевез нас сюда, в Америку. Как только мы приземлились, мой отец принялся за работу. Он установил контакты. В то время существовала лишь небольшая русская община, и она в основном контролировалась одним значимым именем.

– Воробьев, – догадываюсь я мгновенно.

Она кивает. – Его бизнес пострадал сам по себе. Потребовалась помощь Воробьевых, чтобы подбодрить его. Но это партнерство укрепило дружбу между моим отцом и Виталием.

– Ох. Значит, это была ситуация брака по договоренности?

– В каком-то смысле, – отвечает она. – Нас объединили в надежде, что что-то случится. Первая ночь, когда мы по-настоящему встретились, была на свадьбе Якова.

– Кто такой Яков?

– Старший брат Виталия.

– Отец Максима, – шепчу я.

Она снова кивает. – Я наблюдала за этого великолепием этого брака. Я смотрела, как Светлана идет по проходу в своем платье. Она была красива. И жених выглядел таким счастливым. Я была достаточно молода, чтобы поверить в сказку. Но на самом деле я стала жертвой красивой картинки. Я видела только красоту, богатство и безопасность женитьбы на Воробьевой Братве. Виталий был красив и харизматичен. Между этими вещами, как я могла не проглотить ложь?

– Он ухаживал за тобой? – Я спрашиваю. – Судя по тому, что Исаак рассказал мне о своем отце, я не могу этого точно представить.

– Не традиционным способом, – признается Никита. – Мужчины-братвы склонны ухаживать за своими женщинами по-разному.

– Случайное похищение, чтобы разжечь кровь? – Я шучу.

Она улыбается – открытой, искренней улыбкой, которая едва достигает ее глаз. – Я полагаю, что это связано с этим методом. – Я поднимаю брови, и она продолжает: – В том смысле, что у женщины действительно нет особого выбора, как только он решил, что она – та, которую он хочет.

– И Виталий решился на тебя?

– Я не говорю это с гордостью или эгоизмом, но когда я был молода, я была очень красива.

– Ты все еще прекрасна, – уверяю я ее. Легко сказать, потому что это правда.

– Ты добрая, – говорит она, но я могу сказать, что она не получает особого удовольствия от комплимента. Она прошла этап, когда ее внешность имеет для нее какое-либо значение. Мне вдруг приходит в голову, что, может быть, она даже обижается на это за то, что это привлекло внимание человека, который так резко изменил ход ее жизни.

– Через несколько месяцев у меня была собственная свадьба, – продолжает Никита. – Она была не такой величественной и большой, как у Якова. Как младший брат, это было уместно. Но на тот момент мне казалось, что это идеально. Я была так счастлива в тот день. Я была горда быть его женой.

Я киваю. – На какое-то время, да? Но он изменился.

Никита вздыхает. – Я не была для него человеком; Я была его собственностью. Он использовал меня, когда это было ему удобно, и вскоре после этого отказался от меня. Он развлекал своих шлюх в нашей постели и проявлял неуважение ко мне перед своими мужчинами, просто чтобы посмеяться.

Я вижу глубину ее унижения, запечатленную в каждой черточке ее лица. И впервые она кажется мне старой. Она выглядит пораженной всеми прожитыми годами. Шрамы так, как я могу видеть, и так, как я не могу.

– Я знала, что никогда не смогу оставить его. Если бы я попыталась, он бы меня убил. Поэтому я осталась и решила найти утешение в своих детях. Но… – Она замолкает и снова выдыхает. Еще один глубокий, кавернозный вздох, пронизанный затяжной болью, затяжной потерей. – Я была дурочкой, когда думала, что мои дети принадлежат мне. Как и я, они были его собственностью. Они всегда были. Я думала, что, по крайней мере, мне удастся сохранить одного. Богдан будет моим. Но нет… его тоже забрали.

– Ты делаешь вид, будто их у тебя украли и больше не вернули.

– Вот как это чувствовалось. Мы жили под одной крышей. Но действовали они по другим правилам. Они ответили своему отцу. Их учил он. У них были няни и репетиторы. Он был у них. Для чего я им был нужна?

– Любовь?

Она поднимает на меня глаза и улыбается. – Я боролась, Камила, – мягко говорит она. – Я едва знала, как любить себя. Как я могла любить их? Особенно, когда они так полностью принадлежали ему.

Я изо всех сил пытаюсь понять, что она пытается мне сказать. – Но ведь… ты любила их?

– О, Боже, да, – говорит она, и ее глаза расширяются, когда она понимает, что я неправильно поняла. – Конечно, я любил их. Я люблю их обоих. Они мои сыновья. Но мне никогда не приходилось формировать их, воспитывать или заботиться о них в трудные моменты их жизни. Меня держали на расстоянии.

– Почему?

– Потому что Виталий воспитывал лидеров. Дона, – объясняет она. – Он хотел отсеять в них любую мягкость. Он хотел убедиться, что я не развращу их своими слабостями.

– В чем заключаются твои слабости: сострадание, сочувствие, привязанность?

– Все вышеперечисленное.

– Тогда он оказал им медвежью услугу.

Она качает головой. – Он так и не понял чего-то: таких вещей из людей не вытравишь. Как бы ты ни старался. Природа иногда значит гораздо больше, чем воспитание. Виталий предполагал, что, поскольку его отношения были транзакционными, то же самое будет и с его сыновьями. Он никогда не предвидел этого.

– Какая часть?

– Связь моих сыновей друг с другом. Исаак защищал Богдана на каждом шагу. Это причина, по которой у него было какое-то подобие детства.

Я думаю о тех шрамах на предплечье Исаака, и чувствую, как мое сердце сжимается при виде десятилетнего мальчика, стоящего перед своим младшим братом, словно живой щит.

– Исаак дал отпор Виталию.

– Для Богдана, да. Он делал это снова и снова. Виталий понял, что если он нажмет, то проиграет битву. Но он решил сосредоточиться на том факте, что Исаак в таком юном возрасте был достаточно сильным и смелым, чтобы противостоять ему. Это предвещало хороший день, когда Исаак возьмет на себя управление.

– Нет никого сильнее Исаака, – мягко говорю я.

Никита улыбается. – Он хотел бы услышать, как ты это скажешь. Виталий бы тоже. Но не обманывайся его блестящими доспехами, Камила. Каждому человеку нужен кто-то, кто поможет ему нести его бремя. Даже я.

То, как меняется выражение ее лица, сразу меня сбивает с толку. Такое ощущение, что мы долго крутились вокруг чего-то скрытого, и я только сейчас понимаю, о чем она на самом деле пришла поговорить.

– Кого ты выбрала, чтобы помочь тебе нести свое бремя? – спрашиваю я, тщательно подбирая слова.

Она улыбается, как учитель, чей ценный ученик понимает урок. – Человека, который был добр ко мне.

Она говорит это по-всякому, но словами: у меня был роман. Наверное, с кем-то из близких Виталию, если предположить. Возможно, один из его лейтенантов.

Кто-то поклялся защищать его и его семью.

– Это было смело с твоей стороны, – говорю я без осуждения.

Никита пожимает плечами. – Не совсем. Я была в отчаянии. Ослепленная одиночеством и безнадежностью. Я хотела побега. Мне нужно было за что-то зацепиться. Жизнь не стоила того, чтобы жить, если это означало жить в тени Виталия.

– Ты была в него влюблена? – спрашиваю я, гадая, не перегнула ли я порог.

Но Никита, похоже, не против. – Очень, – мягко говорит она.

Даже сейчас я чувствую безотлагательность ее чувств. Интересно, сколько лет она держала эти вещи при себе. Как это должно быть тяжело. Как отчужденно.

– А Виталий когда-нибудь узнал?

– Нет. Он этого не узнал, и я унесла этот секрет с собой в могилу. До настоящего времени.

Я смотрю на нее в шоке. – Ты имеешь в виду, что я первая, кому ты рассказала?

– Да.

– Почему?

– Ты тоже посторонняя, как и я.

– Ты не поощряешь меня заводить роман, не так ли? – спрашиваю я, пытаясь и безуспешно пошутить.

– О, я знаю, что такого риска нет.

Я хмурюсь. – И почему так?

– Потому что ты любишь моего сына, – уверенно говорит Никита.

Я подумываю о том, чтобы отрицать это, но я не хочу портить этот разговор ложью. Есть что сказать о честности. Может строить мосты, сокращать расстояния. Заводить друзей.

Нас прерывают, когда одна из служанок входит в сад. – Мэм, – говорит она мне. – Ваша сестра и ее семья здесь.

Никита встает на ноги. – Я дам тебе немного уединения.

– Тебе не нужно уходить.

Она улыбается. – Это мило с твоей стороны, но я не хочу мешать твоему воссоединению. Я уверена, что встречусь с ними в другой раз.

С этими словами она берет свою чашку кофе и вылетает из сада по тропинке, ведущей в сторону от дома. Я поднимаюсь на ноги и оглядываюсь в поисках Джо, но на данный момент она вне поля зрения. Я слышу, как она топает через ближайшую изгородь.

Прежде чем я успеваю позвать ее, Бри сворачивает за угол.

Я стою в шоке, глядя на свою старшую сестру впервые за более чем два года. Мне требуется абсурдно много времени, чтобы вспомнить, как использовать слова.

– Бри!

– О, Ками! – она плачет.

Мы бросаемся в объятия друг друга в довольно хорошей имитации сцены из романтического фильма. Мы крепко обнимаем друг друга, пока я пытаюсь сдержать слезы, которые вот-вот зальют мои щеки.

Когда мы, наконец, расходимся, я понимаю, что Бри проиграла битву из-за собственных слез.

– Ты слишком чувствительная, – упрекаю я ее, вытирая слезы.

Она смеется. – Стать матерью делает это для тебя. Где Джо?

– Не волнуйся, она будет здесь. Она ушла исследовать сады.

– Круто! Здесь есть динозавры?

Я оборачиваюсь и вижу Джейка и мальчиков. Я подбегаю и обнимаю каждого, пораженная тем, как сильно выросли сыновья Бри за последние пару лет.

Это заставляет меня чувствовать себя старой. Заставляет меня вспомнить, сколько времени я провела вдали от них.

Бри качает головой. – Ками, это место… Это потрясающе!

Джейк смотрит на меня широко раскрытыми глазами. – «Удивительно» даже не начинает охватывать это. Это полноценная роскошь. Ты вела светскую жизнь, да?

Я бросаю на шурина раздраженный взгляд. – Я бы не стала так говорить. Но да, здесь определенно комфортно.

– ТЕТЯ БРИ!

Все подпрыгивают, когда в воздухе разносится этот восторженный визг. Джо бросается прямо к Бри и прыгает ей на руки. Я даже не могу найти в себе силы ревновать, потому что это такой радостный момент.

После того, как она обняла свою тетю, она обращает внимание на своего дядю и кузенов. Бри проскальзывает обратно ко мне, и мы беремся за руки, как в детстве.

– Это кажется довольно сюрреалистичным, не так ли? – замечает она.

Я киваю. – Ты понятия не имеешь.

– Это место действительно впечатляющее.

– Я знаю.

Бри смотрит на меня. – Вещи так же удивительны, как выглядят? – спрашивает она, ее тон меняется.

Я делаю глубокий вдох. – Все сложно.

– Хорошо, достаточно честно. Я думала, ты это скажешь. Скажи мне вот что: ты хочешь быть здесь?

Я кусаю нижнюю губу. – Вообще-то да. На данный момент, я думаю, да.

Она улыбается. – Это из-за него?

Я ничего не говорю, потому что знаю, что она все видит в моих глазах. Она медленно кивает и крепче сжимает мои плечи.

– Конечно, это сложно, – говорит она. – Любовь есть всегда.

30
ИСААК

– Сколько?

– Небольшой контингент. Всего семь человек.

– Как далеко от нашего убежища?

Богдан проверяет мониторы. – Пару миль.

– Чёрт, – стону я, ударяя кулаком по столу. – Это не единственное движение, которое мы наблюдаем. Два дня назад то же самое в нашей конспиративной квартире в Мейпл-Вэлли. А за несколько дней до этого то же самое в Cedar Hurst. Они связаны.

– Мы можем сдержать это.

– Меня не это беспокоит, – говорю я. – Он что-то замышляет.

– И мы тоже.

– Ублюдок организовал эту встречу с Камилой, потому что у него был туз в рукаве. Теперь он вынужден прибегнуть к запасному плану. Я знаю Максима, это приведет его в отчаяние. Отчаявшиеся люди совершают безрассудные поступки.

– И безрассудные люди совершают ошибки.

– Иногда, – твердо говорю я. – Иногда они довольствуются созданием гребаного хаоса.

– Тогда хорошо, что ты процветаешь благодаря хаосу, – отмечает Богдан.

В другой момент моей жизни я бы согласился с ним. Я до сих пор, в некоторых отношениях. Но сейчас все изменилось.

– Я больше не могу себе этого позволить, – тихо говорю я. – Мне нужно подумать о Джо.

Богдан внимательно смотрит на меня. – И Ками.

– Что ни говори об отце, в одном он был прав: сентиментальность делает тебя слабым.

Богдан поднимает брови. – Это старая отцовская мудрость, которую ты вспоминаешь прямо сейчас? Серьезно?

– Подумай об этом: у него не было слабостей. Ни одной, потому что он не позволял людям воздействовать на себя. Даже ты и я… мы были его сыновьями, но обращался ли он когда-нибудь с нами так, будто мы были чем-то большим, чем проекты?

– И этого ты хочешь для Джо?

– Я этого не говорил.

– Кажется, ты намекаешь на это.

Я закатываю глаза. – Не будь умником. Я просто говорю, что могу понять, почему он хотел бы сохранить свои отношения…

– Холодные и бесчувственные?

– Называй это как хочешь. Он был сильным из-за этого.

– И его все равно отравили и убили, – указывает Богдан. – Каким бы сильным он ни был, это его не спасло.

Я не могу с этим поспорить.

– Джо и Ками, они хороши для тебя, sobrat. Они придадут твоей жизни цель. У Отца никогда не было никого вне Братвы.

– Он бы сказал, что вне Братвы нет никакой цели.

– Потому что он никого не любил, и никто не любил его.

– Действительно? – спрашиваю я, подняв брови. – Даже ты?

– Я боялся его. И я уважал его… По крайней мере, уважал до того, как узнал, что он чертов лицемер, убивший собственного брата.

Я киваю. – Даже сейчас трудно уложить в голове. Он так много проповедовал верность.

– Я злюсь не поэтому.

Я хмурюсь. – Почему?

– Он убил своего брата Исаака, – тихо говорит Богдан. – Я никогда не смог бы убить тебя.

Я ухмыляюсь. – Я знаю это. Ты не был со мной ни в одном бою за всю свою жизнь.

Он не смеется. – Когда я думаю о человеке, который мог убить своего брата… – Он качает головой. – Это не тот человек, которого я мог бы когда-либо уважать. Это не тот мужчина, которого я мог бы когда-либо полюбить.

– Ты лучше меня, Богдан.

Его очередь ухмыляться. – Едва ли. Но так как я не хочу спорить, давай просто скажем, что я лучше.

Я смеюсь, и на этот раз он присоединяется к нам. Это укрепляет связь между нами как братьями, когда мы делаем что-то настолько простое, как смеемся вместе и кладем мою руку ему на плечо. Братва сильнее из-за этого. Из-за нас. Как мог отец этого не видеть?

Впервые за всю свою жизнь я чувствую жалость к человеку, который меня создал.

И я чувствую облегчение от того, что ему не удалось уничтожить последний вздох человечности, оставшийся во мне.

Я должен поблагодарить за это Богдана. Маму тоже.

И, конечно же, моя жену и дочь.

– Нам все еще нужно убить Максима, – говорю я, возвращая разговор в нужное русло.

Богдан кивает. – Определенно.

– Следи за всем этим движением, – говорю я Богдану. – Сообщи мне, если будет нарушение. И проинформируй все наши убежища. Удвой мужчин там. Если произойдет нападение, я не хочу, чтобы они были застигнуты врасплох.

– Понял, босс.

Я хлопаю его по плечу и направляюсь к двери.

– Пора познакомиться с семьей, а? – он насмехается. В тоне Богдана снова появилась озорная искра, когда он поворачивается на своем сиденье, чтобы оглянуться на меня через плечо.

Я закатываю глаза. – Это семья Джо.

– С юридической точки зрения, это делает их твоими. Хочешь произвести на них впечатление?

Я смотрю на него в ответ. – С каких это пор я пытался произвести на кого-то впечатление?

– Все бывает в первый раз.

– Не с этим.

Я уже собираюсь уйти, когда он снова останавливает меня. – Исаак.

– Что? – рявкаю я, снова разворачиваясь.

– Это правда так оденешься?

Я захлопываю дверь, но это все еще не заглушает его смех. Я направляюсь прямо в сады, гадая, каким будет следующий час.

Я прошел через все ситуации в книге. Но почему-то этот кажется немного чуждым.

Первыми меня замечают дети. Джо подбегает ко мне и хватает за руку. Она раскачивается, как шимпанзе, и подталкивает меня к взрослым, которые сидят вокруг стола для пикника с напитками в руках.

– Тетя Бри, тетя Бри! – Джо визжит. – Это Исаак. Он друг мамы. Он учит меня русскому языку.

– Он сейчас? – спрашивает Бри, поднимаясь на ноги и протягивая мне руку.

Бри немного ниже и полнее Джо и выглядит старше. Отчасти потому, что голубые джинсы с высокой талией и свободная блузка усиливают все аспекты ее материнского настроения.

Но она привлекательна сама по себе, и у нее определенно есть сходство с Камилой. Какая-то кривоватость в ее улыбке. Я узнаю вспышку в ее глазах.

Муж, напротив, высокий и долговязый. Он выглядит как карикатура на мультяшного персонажа с круглыми очками и неловким рукопожатием.

Но что-то в нем кажется болезненно искренним. Я решаю, что он мне уже нравится.

– Приятно наконец познакомиться с тобой, Исаак, – осторожно говорит Бри.

– И мне. – Я киваю, садясь рядом с Камилой.

Бри следит за каждым моим движением. Ее глаза метались между мной и Камилой, улавливая все, от мельчайших прикосновений до самых мимолетных взглядов.

Я чувствую, как нервничает Камила. Ее обычный огонь был подавлен напряжением момента.

– Это потрясающее место, – говорит Джейк.

Я внутренне вздыхаю из-за светской беседы, но заставляю себя пройти через это ради Ками. – Спасибо.

Видимо, мой односложный ответ ставит его в тупик, потому что он обращается за помощью к жене.

– Итак, Исаак… мы не знаем, чем именно ты зарабатываешь на жизнь.

Камила напрягается рядом со мной. Мне приходится сдерживать смех. – То и это, правда, – неопределенно говорю я. – Это, вероятно, утомило бы вас.

Бри широко улыбается. – Нисколько. Мне это интересно.

– Ну, у меня есть несколько предприятий в Штатах и за границей.

– Какие предприятия?

– Не волнуйся, они все легальны. Ну, большинство из них.

На мгновение она выглядит сбитой с толку. Как будто она не знает, смеяться или нет. Джейк принимает решение за нее, слегка фыркая.

– Так ты учишь Джо русскому языку? – говорит он, не так уж незаметно меняя тему.

– Она попросила выучить. Поэтому я учу ее.

– Знаешь, неразумно начинать что-то, если ты не собираешься это закончить.

– Бри, – предупреждает Камила.

Она приятно улыбается. – Просто говорю. Я прочитала это в книге для родителей некоторое время назад.

– Бри, – снова говорит Камила тем же тоном, явно пытаясь разрядить ситуацию, пока она не обострилась. – Знаешь, я помню, как Джо говорила, что хочет показать нам бархатцы на другой стороне сада.

Джейк тут же встает на ноги. – Пойдем проверим их. Она умирает от желания показать нам окрестности.

Бри бросает на Камиллу строгий взгляд, но позволяет кроткому мужу утащить себя. Они направляются к детям. Камила остается со мной.

– Ну, это было неловко, – сразу говорю я.

Она резко выдыхает. – Ты не можешь приложить больше усилий?

Я поднимаю брови. – Я уже это сделал.

– Как?

– В первую очередь, появился.

Она сужает глаза. – Серьезно?

– Чего ты хочешь от меня? – Я спрашиваю. – Я не веду светских бесед.

– Ну, срочные новости: именно так люди начинают разговор в реальном мире.

– Звучит чертовски скучно.

Она смотрит на меня, и в этот момент огонь снова вспыхивает. Я склоняюсь к этому, потому что мне нравится ее раздражать.

– Ты не была бы счастлива там, – говорю я ей. – На самом деле, ты была бы чертовски несчастна.

– Где?

– В так называемом «реальном» мире.

– Может быть, это то, чего я хочу, – огрызается она.

Я недоверчиво поднимаю брови. – Быть несчастной?

– Чтобы было скучно, – шипит она. – Чтобы жить нормальной жизнью. Иметь нормальные, приземленные, скучные проблемы, как и у всех.

Я закатываю глаза. – Прости, что не верю тебе.

Она не клюет. – Ты можешь приложить больше усилий, – вместо этого снова говорит она.

– С какой целью?

– Чтобы завоевать мою сестру, – бушует она. – Чтобы ты ей понравился!

Я пожимаю плечами. – Мне не нужно, чтобы меня любили.

– Черт возьми, Исаак. Я хочу, чтобы ты ей нравился. Я хочу, чтобы ты им всем нравился.

В тот момент, когда слова срываются с ее губ, она сильно краснеет. Я смотрю, как цвет распространяется по ее лицу, озаряя ее глаза и заставляя мой член оживать.

Учитывая обстоятельства, это довольно неудобно.

– Знаешь что? – сердито говорит она. – Неважно. Вернись к своей захватывающей, хаотичной, опасной жизни. Я, наверное, надоела тебе прямо сейчас.

Прежде чем я успеваю ответить, она уходит.

Я откидываюсь назад и вздыхаю. Если это то, что люди в реальном мире подразумевают под семейной драмой, я мог бы обойтись без этого. Но я предполагаю, что они могли бы счесть убийство, предательство и интриги немного более важными.

Каждому свое.

Однако я должен признать: видя, как Джо играет со своими кузенами, мне становится немного легче. Мальчикам с ней хорошо. Тот, кто постарше, безусловно, более защитный. То, как молодой человек проявляет привязанность, чертовски раздражает Джо. Он также постоянно оглядывается на меня, как будто не может понять, настоящий я или нет.

– Это должно быть странно для тебя.

Я поворачиваюсь к Бри, материализовавшейся у меня за плечом, и полуулыбаюсь.

– Какая часть?

– Встреча с нами, – объясняет она.

Я ожидаю, что она сядет напротив меня, но вместо этого она садится прямо рядом со мной.

Она даже не держит большую дистанцию между нами.

– Я бы не сказал, что это было странно.

– Значит, нежелательно?

– Ты пытаешься втянуть меня в неприятности?

Она улыбается. – Я пытаюсь тебя понять, мистер Воробьев.

– Боюсь, ты будешь разочарована.

– Почему, потому что тут особо нечего выяснять?

– Потому что единственный способ, которым кто-то вычислит меня, – это если я позволю им.

Камила заметила нас двоих, сидящих здесь. Она довольно далеко, и все же я чувствую, как тревога скатывается с нее. Но это не удивительно. Девушка слишком много думает.

Бри, по-видимому, заметила то же самое.

– Вероятно, она пытается придумать хитрый способ подойти сюда и прервать этот разговор.

Я ухмыляюсь. – Я не уверен, беспокоится ли она о тебе или обо мне.

Бри бросает на меня взгляд. – Она мне все рассказывает, знаешь ли.

– Не все.

Должен признать, взгляд у нее очень впечатляющий. Полностью лишен страха. Я не могу не восхищаться ею.

Затем она вздыхает. – Ну, я не могу сказать, что не понимаю, – говорит она, главным образом себе.

Я хмурюсь. – Что именно ты понимаешь?

– Почему ей удалось ввязаться во всю эту… ситуацию, – говорит Бри, бросая на меня косой взгляд. – Есть что-то в уверенности. Добавь это к красивому лицу, и любой женщине будет трудно устоять.

Я улыбаюсь. – Ты пристаешь ко мне, Бри? – Я спрашиваю. – Потому что я польщен, но я не думаю, что это уместно перед детьми.

Она почти улыбается. – Камила никогда не влюблялась в самых красивых парней, – резко говорит она. – Для нее это никогда не было об этом.

– А ты авторитет в отношении Камилы, не так ли?

– Я ее старшая сестра, – говорит Бри с той же уверенностью, что и я.

– Я знаю ее всю жизнь. Я поматерила ее через большую часть этого. И когда какой-то мудак погрузил ее в мир, к которому она не была готова… Я была тем, кого она выбрала для воспитания своего ребенка.

Так так так. Старшая сестра дерется грязно.

За это она мне нравится больше.

– Люди меняются, Бри. Может быть, Камила уже не тот человек, которого ты помнишь.

– На самом деле она точно такая же, – говорит мне Бри. – Вот что меня беспокоит.

Я поднимаю брови, ожидая грядущей угрозы. Я не привык получать их от такой крохотной фигуры, как женщина, сидящая рядом со мной, но в одном Богдан был прав: все бывает в первый раз.

– Она не падает легко, Исаак, – продолжает Бри. – Но она с тобой.

Я внимательно слушаю, не желая отводить взгляда от стройной фигуры вдалеке, чьи взгляды то и дело скользят по мне каждые несколько секунд.

– Так что, если ты причинишь ей какой-либо вред, я заставлю тебя заплатить за это.

Я отвожу взгляд от изгиба задницы Камилы и снова смотрю на Бри. – Ты мне угрожаешь? – с удовольствием спрашиваю я.

– Возможно, ты чувствуешь искушение рассмеяться прямо сейчас. Давай, если хочешь. Это не делает угрозу менее реальной. Я заставлю тебя заплатить, если ты причинишь ей боль.

– И как ты собираешься это сделать? – мягко спрашиваю я.

– С этой частью я еще не разобралась, – откровенно говорит она. – Я просто знаю, что сделаю это.

Я улыбаюсь. – Знаешь что? Я верю тебе.

– Она не знает, как я беспокоюсь о ней. О Джо. Я держу свои чувства при себе, потому что она уже достаточно натерпелась. И впервые за долгое время она действительно кажется… спокойнее. Счастливее. И она этого заслуживает.

– Я слышу тебя.

– Ты? – она спрашивает. – Потому что для нее это не игра.

– Для меня это тоже не игра.

Бри кивает. – Тогда ладно.

– Ты даешь мне свою печать одобрения сейчас? – спрашиваю я, пытаясь подавить улыбку.

Она фыркает. – Отнюдь нет.

– Это нормально. Мне нравится вызов.

– Да, держу пари.

– Ага, – говорю я, резко кивая, – определенно флиртуешь со мной.

Она фыркает от смеха, когда из-за угла появляется Богдан с бесцветным лицом. Мое выражение мгновенно меняется.

– Прошу прощения, Бри.

Прежде чем она успевает ответить, я подхожу к Богдану.

– Плохие новости? – Я спрашиваю.

Он в смятении качает головой. – Это нехорошо, Исаак. Совсем не хорошо.