Текст книги "Бархатный дьявол (ЛП)"

Автор книги: Николь Фокс Николь

сообщить о нарушении

Текущая страница: 9 (всего у книги 21 страниц)

18
КАМИЛА

Моя первая и единственная мысль… Он знает.

Он знает о Джо.

Он солгал о том, что предоставил мне право на частную жизнь, и все это время подслушивал.

О Боже.

О Боже.

О Боже.

Глаза Исаака полыхают гневом. Сталь такая горячая, что синеет.

Он делает шаг ко мне, и, вопреки своей воле, я снова прижимаюсь к стене, позволяя ему прижать меня к ней.

– С кем ты только что разговаривала?

Мое сердце стучит в груди. Что я ему отвечу? Должна ли я лгать, зная, что он, возможно, уже знает правду?

Или я должна придерживаться своей истории и заставить его выбить ее из меня?

Я предпочитаю не делать ни того, ни другого.

– Отстань от меня!

Я пытаюсь оттолкнуть его назад, но его руки врезаются в стену по обе стороны от моей головы, запирая меня внутри.

– Не играй со мной, блядь, Камила.

– Ты думаешь, я играю с тобой? – Я требую. – Я просто застряла в середине, помнишь? Между тобой и Алексом.

– Максим.

– Он для меня Алекс! – Я практически кричу ему в лицо. – Он для тебя всего лишь Максим.

Его глаза сужаются до щелочек. – Ты думаешь, я лгу. Я не видела и не разговаривала с ним с тех пор, как ты украл день нашей свадьбы, – напоминаю я ему. – Твое слово против его, а я от него ни слова не слышала.

– Ты уверена в этом?

Я моргаю. – Что?

– Ты уверена, что не слышала от него ни слова? – ядовито произносит он.

– Конечно, нет. Что, черт возьми, это должно означать? Что ты спрашиваешь у меня?

– Я спрашиваю, не он ли это сейчас разговаривал по телефону, Камила?

И тут же тревога вырывается из моих легких. Радость расцветает на своем месте.

Он не знает.

Джо как раз показывала мне свои школьные картины в конце разговора.

– Посмотри, мама, – воскликнула она, гордо сияя.

– О, моя дорогая, это прекрасно. Что это за розовая штука сверху?

– Это наша крыша, мама, – объяснила Джо. – И ты, и я. Мы живем в белом доме с розовой крышей.

– Мы?

– Да, и у нас тоже есть собака.

– Звучит потрясающе. У него есть имя?

– Еще нет. Я жду, пока ты не придешь жить с нами. Тогда мы сможем дать ему имя вместе.

Я была вынуждена бороться со слезами. Мечта о воссоединении с дочерью почти исчезла. Одному Богу известно, сбудется ли это когда-нибудь.

Мы закончили разговор, как обычно. – Я скучаю по тебе, мама.

– Я тебя люблю. Я люблю тебя так, так сильно.

Даже сейчас я снова плачу. Но ярость Исаака, пылающую прямо перед моим лицом, трудно игнорировать. Я снова сосредотачиваюсь на нем.

– Думаешь, я связалась с Алекс?

– Не так ли?

– Нет.

Он мне не верит. Нет, он мне не доверяет. Мне плевать на это, но, несмотря ни на что, меня это волнует.

– Я разговаривала с сестрой, – говорю я ему. – И ее мальчики, и… и ее дочь.

Он ничего не говорит. Как будто он взвешивает мои слова и находит их недостаточными.

– Я не знаю, почему ты так себя ведешь, – говорю я. – Прошлой ночью…

– Что прошлой ночью? – рявкает он.

– Мы действительно разговаривали друг с другом, – говорю я. – Я не понимаю, что принесло это изменение.

– Я не потерплю, чтобы мной манипулировали.

Я поднимаю брови. – Ты, блять, серьезно? Ты действительно собираешься стоять там и утверждать, что это я тобой манипулирую?

Он имеет наглость смотреть мне прямо в глаза без малейшего чувства вины или раскаяния.

– Ты был тем, кто организовал нелепое «свидание», чтобы заставить меня дать тебе информацию о твоем двоюродном брате, – указываю я. – Или это все было в моем воображении?

– Помочь мне уничтожить Максима – в твоих же интересах.

– О, вот так ты крутишься? – Я усмехаюсь.

– Это не вращение, – рычит он. – Это чертова правда. Он опасен.

– А ты нет? – Я смеюсь невесело. – Да, да, забыла: ты обычный рыцарь в сияющих доспехах.

– Все дело в перспективе.

– Что, черт возьми, это должно означать?

– Мусор одного человека – сокровище другого человека. Злодей одной женщины – герой другой женщины.

– Ты претендуешь на мое место?

– Я просто указываю, что две вещи могут быть истинными одновременно.

– Твоя логика более чем ошибочна и более чем отвратительна.

– Все ошибочно. Даже логика. Ты знаешь почему? Потому что люди все интерпретируют, а люди, которые интерпретируют, в корне ошибочны.

– Мы снова обсуждаем философию? – Я спрашиваю. – Если честно, я не думаю, что смогу взломать его сегодня.

– Тогда отложим это карандашом на потом? – спрашивает он снисходительно.

Я хочу кричать. Я не понимаю, как он может вести себя так, как будто он тот, кто занимает высокие моральные позиции, когда я буквально его пленница.

– Не могу поверить, что когда-то думала, что ты очаровательный.

Слова выскальзывают из моего рта прежде, чем я успеваю их остановить. Его глаза мгновенно расширяются, но борьба в его выражении не отступает. Отнюдь не.

Он что-то хочет от меня.

А он еще не получил.

– Ты считаешь меня очаровательным, не так ли?

– Мысль, – повторяю я с жаром. – Я использовала прошедшее время, что означает, что я определенно больше не придерживаюсь такого мнения о тебе. И просто к твоему сведению, это то, что я думала шесть лет назад, до того, как узнала, кто ты такой. Кем ты был на самом деле.

– А кто это? – он спрашивает. Он не сдвинулся с места, где стоял всего в нескольких дюймах от меня, все еще держа руки по обе стороны от моего лица. Он не переставал ухмыляться этой чертовой ухмылкой. Он не перестал быть целиком и полностью Исааком Воробьевым.

– Честно говоря, – говорю я, – ты самый дерзкий, самый высокомерный мужчина, которого я когда-либо встречала в своей гребаной жизни.

– Ты так говоришь, как будто это что-то плохое.

– Да

– Тебе нужно стать лучшим лжецом.

– Я не лгу.

Его ухмылка становится только ярче. – Да, kiska, ты.

– Не притворяйся, будто читаешь мои мысли.

– Мне не нужно, – соглашается он. – Я могу читать твое лицо. Твое тело.

Я сразу напрягаюсь. – Я не знаю, чего ты хочешь от меня, – тихо говорю я. – Я не знаю, чего ты надеялся добиться, похитив меня и принудив к этому фиктивному браку. Но у меня нет сил помочь. А даже если бы и знала, я бы не тратила его на тебя.

– Это говорит верность? – шипит Исаак. – Или любовь?

– А тебе какое дело?

– Назовем это профессиональным любопытством.

– Тебе нужно научиться лучше лгать, – говорю я, наслаждаясь ощущением того, что бросаю его собственные слова ему в лицо. – Знаешь, как ты звучишь? Ревнивый бойфренд.

Он фыркает. – Я никогда не ревновал Максима. За всю мою гребаную жизнь. Как ты думаешь, почему он так старается забрать то, что принадлежит мне?

– Значит, это все? – Я спрашиваю. – Соревнование по измерению члена?

Исаак пожимает плечами. – Называй это как хочешь. Суть в том, что я, черт возьми, выиграю.

– Ну вот опять», – говорю я. – Победить. Ну и шутка. Это не гребаная игра, Исаак, и я не гребаная пешка или приз. Я не заслуживаю быть вовлеченным в это.

– И все же ты. Отрицание не служит никакой другой цели, кроме того, чтобы убить тебя раньше.

– Это угроза?

– Это предупреждение.

– Разве это не одно и то же?

– Я уже говорил тебе однажды, Камила, – говорит Исаак, прижимаясь ко мне. – Я опасный человек. В этом нет ни малейшего сомнения. Но я не опасен для тебя. Нет, если ты будешь делать, как я говорю.

Моя кожа покалывает. Однако причиной этого является страх или волнение? Что касается Исаака, я не знаю. Я не знаю с самого начала.

Я качаю головой. – Разве ты не понимаешь? – мягко говорю я. – Ты представляешь для меня наибольшую опасность.

На его лице отражается замешательство, но я не пытаюсь объяснить. Между нами слишком много недосказанного. Я уже чувствую напряжение всех разговоров, которые нам еще предстоит разделить.

– Как это?

– Ты тот, кто забрал мою свободу.

– Максим планировал то же самое.

– Он спросил меня, Исаак. Ты никогда этого не делал.

– Нет, – рычит он. – Я никогда не прошу того, чего хочу.

– Конечно, нет. Потому что, если ты спросишь, всегда есть вероятность, что тебе откажут.

– Ты не должна связываться с Максимом, – говорит он вместо того, чтобы спорить дальше. Его голос низкий со смертельной командой. – Никогда.

– Я заслуживаю права на какое-то закрытие.

– Я могу дать тебе все, что тебе нужно.

– Ты думаешь, что напоил меня и поужинав, я забуду, что у меня есть жених? Настоящий жених?

Его глаза опасно сверкают. И при этом виде я чувствую поток силы, который я чувствовала или имела раньше.

Он ревнует.

Завидует тому, что я могу чувствовать к его двоюродному брату.

Завидует чему-то, что не может заявить как свое силой.

– Он тебе не чертов жених, – рычит он.

– Я слышала твою версию событий. Я заслуживаю права услышать его версию.

Его челюсть образует твердую квадратную линию. Вена на его лбу хаотично подергивается.

Здесь я дергаю за опасную нить, но я нахожусь на пике его реакции. Мне нравится видеть, как он проигрывает. И да, маленькая, мелкая часть меня наслаждается тем фактом, что он сходит с ума от мысли, что я требую поговорить с другим мужчиной.

– Моя версия – единственная, которая имеет значение.

– Ты ревнуешь, – снова обвиняю я. – Просто ревнивый школьный хулиган.

Я хочу больше его ярости. Больше его зависти. Я вижу по его лицу, что он вот-вот скажет именно это, но тут же останавливается.

Мгновенно ярость исчезает за его ледяными голубыми глазами. Его плечи расправляются. Его челюсть разжимается.

И я сожалею о своем решении подтолкнуть его. Потому что по сравнению с его яростью… Что бы ни случилось дальше, будет намного, намного хуже.

– Я уже говорил тебе, – спокойно говорит он. – Я не завидую Максиму. У меня нет причин быть. Хочешь знать, почему?

Я игнорирую риторический вопрос, поскольку он смотрит на меня, как хищник, преследующий свою добычу.

– Потому что я могу заставить тебя забыть его имя ровно за двадцать секунд.

– И как ты предлагаешь это сделать? – Я говорю. Это должно быть насмешкой, но мой голос срывается как раз в неподходящий момент. В этой трещине Исаак видит все, что ищет.

И он прыгает на него, как на смертельный удар.

Его губы опускаются на мои. Его грудь прижимает меня к стене, а руки скользят по моим запястьям и прижимают их к бокам.

У меня кружится голова, и я почти чувствую, как аргументы вылетают из моей головы один за другим, как костяшки домино.

Его губы раздвигают мои, и я чувствую его горячее дыхание за мгновение до того, как хватаю его язык.

Мой стон словно застрял между сердцем и горлом.

Поцелуй обжигает. Но это такой мягкий, ноющий ожог, которого вы жаждете после нескольких часов, проведенных на улице на морозе.

Это такой ожог, который согревает вас изнутри и напоминает вам, что надежда подобна растопке. Достаточно небольшой искры, чтобы разгореться бушующее пламя.

Я не готова к тому, что поцелуй закончится, когда это произойдет. Поэтому, когда Исаак отрывается, мои губы следуют за ним.

Его голубые глаза напряжены, но самодовольство в них предупреждает меня, что он точно знает, какую победу я ему отдала.

– Как его зовут?

Я хмурюсь. О чем он говорит?

Исаак улыбается. Это медленная, высокомерная полуухмылка, которую я до сих пор помню с нашей первой встречи. Шесть лет спустя жар, который он посылает между моими бедрами, остается точно таким же.

– Камила, – твердо повторяет он. – Как его зовут?

– Я не… я… – я пытаюсь схватиться за нитки нашего разговора, как раз перед тем, как он поцеловал меня. Но мой мозг не будет сотрудничать. Мои губы дрожат.

Он кивает, довольный. Затем он наклоняется вперед, прикасается губами к моему уху и шепчет: – Я же говорил, что могу заставить тебя забыть об этом.

Он отпускает меня и отступает назад. Холодный воздух вновь устремляется между нами.

Он просачивается под мою кожу. Вонзается в мои кости. Заставляет меня снова жаждать его огня.

– Я же говорил тебе, Камила: я тебя знаю. Никогда не забуду.

Затем он выходит из комнаты. Я остаюсь там, прислонившись к стене, обмякший и задыхающийся.

Мои губы дрожат. Мои ноги слабы. И голова раскалывается от разочарования.

Потому что не в первый раз я подводила себя.

И он тому причина.

В этом принципиальная разница между мной и всеми героинями, о которых я читала и которыми восхищаюсь.

Они принимают только героев.

Я не могу сопротивляться злодею.

19
ИСААК

В своем кабинете я роюсь в ящике стола и нахожу ее папку. У меня есть дерьмо, чтобы сделать. Сделать планы.

Но даже обещания мести недостаточно, чтобы направить мои мысли в более ясное русло.

Я открываю папку и вижу лицо Камиллы. Фотография увеличена и зерниста, из чего видно, что она снята со значительного расстояния с помощью мощного телеобъектива.

Максим обленился перед свадьбой. В течение почти шести лет он делал все возможное, чтобы держать наших шпионов в страхе, насколько это было возможно. Может быть, он думал, что кольцо на пальце Ками защитит его.

Если да, то он ошибся.

Я узнал в конце концов. Узнал, что он делает и почему. А потом я ждал, и ждал, и ждал, пока не пришло время действовать.

Пока я ждал, мои шпионы собирали информацию. Эти фотографии, например. Я просматриваю их. Она нашла работу в библиотеке в Челси. В этом она толкает тележку, набитую книгами. Ее задница выглядит чертовски восхитительно в этой узкой черной юбке-карандаш.

В другом она просматривает полки в поисках чего-то. Ее лицо повернуто вверх, и хотя виден только ее профиль, в нем заключена безмятежность, которую я не видел с тех пор, как привел ее в поместье.

Ее светлые волосы собраны в небрежный пучок на затылке. Свободные пряди вьются по обеим сторонам ее лица. На ней легкий белый свитер, зеленая вязаная юбка ниже колен, бежевые ботильоны на скромном каблуке.

Я снова переворачиваю. Последняя она одна. Она сидит у окна маленького кафе примерно в пятнадцати минутах от библиотеки. Одна рука сжимает чашку кофе, а другая держит книгу.

Что-то выскакивает у меня. Что-то, чего я никогда раньше не замечал. Я хмурюсь, наклоняюсь, присматриваюсь. И тут я вижу название книги, которую она читает: «Война и мир».

Толстой. Русский автор. Я отчетливо помню, как упоминал о той ночи, когда мы встретились.

Это заставляет меня задаться вопросом: был ли я в ее голове последние шесть лет?

Если так, то ее лицо ничего не выдает. Она потерялась в книге. Губы сжаты в тонкой сосредоточенности, светлые волосы снова волнами падают на ее лицо.

Самый крошечный намек на декольте – это глазурь на члене. Достаточно, чтобы вся кровь в моем теле устремилась к моему члену.

Я сильно пульсирую под столом. И я сразу понимаю, что это не та эрекция, от которой я могу просто отказаться.

Оно требует освобождения.

Все, что для этого потребовалось, – это фотография маленькой kiske.

Я расстегиваю штаны, высвобождаюсь и обхватываю член рукой. Я до сих пор чувствую ее на своих губах. Я чувствую ее вкус на своем языке. Как чертова корица.

Я начинаю двигать своим членом, хотя это даже близко не похоже на то, каково это быть внутри нее. Быть с ней. Это не более чем быстрое решение, как наложение повязки на пулевое ранение.

И все же я удивлен тем, как быстро наступает оргазм. Это дико, пронзает меня, как молния.

Но когда его нет, я жажду Ками еще больше, чем раньше.

Разочарованный, я хватаю пару салфеток и вытираюсь. Только я застегнул молнию, как Богдан врывается в мой кабинет без единого стука.

– Я не говорил, что ты можешь войти, – рычу я.

– Я вообще не знал, что ты здесь, – без извинений отвечает Богдан. – Что ты… – он замолкает, заметив открытую папку на моем столе.

– Для чего это?

Я сразу закрываю папку. – Не твоя проблема.

– Я что-то помешал? – с понимающей улыбкой спрашивает Богдан.

Я кладу папку обратно в запертый ящик и бросаю на него убийственный взгляд, которому научился у нашего отца. – Сядь, черт возьми, и скажи мне, зачем ты сюда пришел.

Все еще ухмыляясь, как чокнутый, Богдан садится напротив меня. – Мы только что видели Максима.

Я сразу же подхожу. – Кто его видел?

– Даниил. Его видели в Западном Лондоне, когда он посещал свой пентхаус. Притащил с собой кучу дерьмовой охраны. Все хорошо вооружены.

– Значит, он боится.

– Или злится.

– Он все еще там?

– Вошёл и вышел, – отвечает Богдан. – Он был наверху самое большее час.

Я хмурюсь. – Что означает, что он пошел туда, чтобы что-то забрать.

– Мои источники наблюдают за квартирой уже несколько дней. Я подозреваю, что он планировал переселить Камилу в пентхаус после их свадьбы.

Я мрачно смеюсь. – Да что ж, у него это не сработало, не так ли?

– Ты хочешь слить информацию о том, что ты женился на Камилле?

– Нет, – твердо отвечаю я. – Давай оставим это на потом.

Богдан кивает. – Светлана в городе. Мы тоже хотим видеть ее?

Я считаю это моментом. Я не считаю женщину опасной. Но это потому, что я никак не могу отличить Светлану Воробьеву от женщины-затворницы, которую раньше называл своей тетей.

Я полагаю, она все еще моя тетя, хотя бы по имени.

Так же, как Максим остается моим двоюродным братом.

И мы все знаем, как много это значит – ни хрена.

– Посади на нее Кирилла.

– Я дам ему знать. Надеюсь, мы сможем установить хвост, прежде чем она снова уйдет в подполье.

– Итак… – говорит Богдан, откидываясь на спинку стула и закидывая ноги на мой стол. – Как жена?

Я прищуриваю на него глаза.

Он улыбается и продолжает: – Я предполагаю, что именно поэтому ты взбесился, верно? Чтобы выпустить пар? Могу ли я предложить семейное консультирование?

– Где Мать? – резко спрашиваю я.

– В саду или в библиотеке, я не знаю. Я не слежу за ней.

– Тебе следует.

– Не моя работа.

– Это как раз твоя работа.

– С каких пор?

– С тех пор, как я стал тем, кто решает, какая у тебя работа.

Он ворчит, но не спорит. Он мой брат и мой ближайший наперсник.

Но даже Богдан знает, как это дерьмо работает.

– Кроме того, – добавляю я, – не притворяйся, что ухаживать за ней – это бремя. Вы двое близки.

Богдан кивает. Он колеблется на мгновение, как будто не уверен, хочет ли он сказать следующее. Затем более мягким голосом он говорит: – Знаешь, она тоже хочет связаться с тобой. Если бы ты позволил ей.

Я качаю головой. – Она меня не видит.

– Что это значит?

– Когда она смотрит на меня, я знаю, что она видит папу.

– И это плохо?

Я стреляю в него взглядом. – Их брак был…

– Успешным.

– Так ты бы это назвал?

– Она была хорошей женой братвы. Папа никогда не жаловался.

– Он, может быть, и уважал ее, – говорю я, – но никогда не любил ее. Он не мог любить ничего, кроме Братвы.

– Мама знает, что ты не такой, как он.

– Я точно такой же, как он, – рычу я. Я закатываю рукав и размахиваю покрытой шрамами рукой. – Он убедился в этом.

– Ты такой, каким выбираешь быть, брат, – тихо говорит Богдан.

– Что ж, я выбираю быть доном.

– Это не делает тебя слабым, если ты выберешь что-то еще.

– Я почти уверен, что наш отец не согласился бы. У человека в короне не может быть слабых мест в доспехах – даже если ты помнишь, он повторял это снова и снова.

Он вздыхает, как будто я не понимаю его сути. – Конечно, я помню. Не думай, что я не знаю, поэтому ты позволил Камилле исчезнуть под защитой свидетелей.

– Прошу прощения?

– Ты хотел, чтобы она была в безопасности. Но ты также хотел, чтобы она исчезла с твоего радара. Чтобы ты мог вернуться к тому, чтобы не иметь слабостей.

Я злюсь, но у меня нет выхода. Поэтому я сижу на своем месте и сердито смотрю на ухмыляющегося брата.

– Что? – спрашивает Богдан, когда я не перестаю смотреть на него.

Я пожимаю плечами и выдыхаю свой нерастраченный гнев. – Иногда я забываю, насколько ты проницателен.

– Не забывай, красавчик.

Я смеюсь. – Лучшие двое братьев Воробьевых.

Он показывает мне палец, но мгновение спустя тот же серьезный взгляд возвращается на его лицо. – Я просто говорю, ты можешь быть и тем, и другим, понимаешь? – он говорит. – Ты можешь быть хорошим мужем и хорошим доном. Одно не должно идти за счет другого.

– Разве это не так?

– Нет. Конечно, нет.

Я пренебрежительно машу рукой. – Это все равно не имеет значения. Титул мужа здесь не имеет никакого значения. Это была силовая игра, способ подколоть Максима. Очередной сюжет о мести. Это нереально. Брак ненастоящий.

Богдан фыркает на это. – Не хотелось бы тебя разочаровывать, sobrat, но что бы ни было между тобой и Камилой… в этом нет ничего фальшивого.

Я хмурюсь. – Что ты знаешь об этом?

– Как ты так метко заметил, я чрезвычайно проницателен. Между вами существует определенная связь, и она не односторонняя.

Я обдумываю это на мгновение. Учитывая то, как Камила отреагировала на мой поцелуй наверху, я не могу притворяться, что еще не знаю, что он говорит правду.

Но то, что у нее могут быть чувства ко мне, не означает, что у нее нет чувств и к Максиму.

Две вещи могут быть правдой одновременно.

– Где Влад? – спрашиваю я, меняя направление.

– Внизу, следит за хвостами, – отвечает Богдан. – А что?

– Я хочу, чтобы завтра он проводил Камилу из поместья, – говорю я ему. – Эдит присоединится к ней.

– Куда она идет?

– Поход по магазинам, – говорю я. – Вся одежда, которая у нее есть, – это то, что я выбрал для нее. Она возмущается тем, что я контролирую ее жизнь.

– Значит, ты пытаешься предложить мир.

Я фыркаю. – Поверьте мне, шоппинг не поможет. Она не из тех женщин, которые будут довольствоваться дорогой одеждой или изысканными ужинами.

Богдан смотрит на меня понимающе. – Ты ведь знаешь, почему она тебя так привлекает, верно?

– Влечение исчезнет. Так всегда бывает.

– Чтобы это изменить, достаточно одной женщины.

– Она не та, – категорично говорю я. – Женщины нет.

– Ты должен выйти замуж в какой-то момент. Тебе понадобятся дети.

– Почему? – Я требую. – Если мы говорим о преемниках, ты мой.

Богдан кладет руку на сердце. – Старший брат, ты мне льстишь.

– Перестань ценить это.

Богдан усмехается. – Я не подхожу для твоего места, Исаак. Ты знаешь.

– Я тоже так не думал.

– Бред сивой кобылы. Если кто и рожден для этой жизни, так это ты.

– Звучит как гребаное оскорбление.

Богдан смеется. – Только частично.

– Если я женюсь, я женюсь на женщине, которая может взять на себя роль жены братвы, – твердо говорю я. – А Камила не такая.

– Нет? – спрашивает Богдан. – У нее определенно есть огонь для этого».

Значит, он заметил. Я тоже. Однако вслух я говорю: – Это не одно и то же. Она нормальная девушка, которая вела нормальную жизнь…

– До шести лет назад, – перебивает Богдан. – До того, как она встретила тебя.

– Да, и она ненавидит каждую минуту этого. Она ненавидит меня за те жертвы, на которые она была вынуждена пойти, потому что я решил, что должен поговорить с ней той ночью.

– Знаешь, любовь и ненависть не так уж далеки друг от друга.

Я прищуриваю на него глаза. – Почему ты так активно агитируешь за это?

Богдан пожимает плечами. – Ты ожил за последние несколько недель. Не секрет, почему.

– Это потому, что я как никогда близок к тому, чтобы расправиться с ублюдком, убившим нашего отца, – твердо говорю я. – Ничего больше.

Богдан поднимает брови, явно не веря, но спорить со мной не собирается.

Что, как я уверен, он знает, только раздражает меня еще больше.

– Просто скажи Владу, чтобы завтра сопровождал ее, – строго говорю я. – И взять с собой полную команду. Я не хочу, чтобы кто-нибудь добрался до Камиллы. Насколько нам известно, Максим тоже следит за нами.

– Никто к ней не приблизиться, – уверяет меня Богдан. – Только один вопрос.

– Что?

– Почему я не сопровождаю Камилу в этом походе по магазинам?

Я встаю и иду к двери. – Потому что, – говорю я, пытаясь подавить ухмылку, – ты слишком много говоришь.