Текст книги "Бархатный дьявол (ЛП)"

Автор книги: Николь Фокс Николь

сообщить о нарушении

Текущая страница: 11 (всего у книги 21 страниц)

К черту всю ложь, пока не останется только огонь, которым я не могу перестать зацикливаться.

Я трахаю ее так сильно и быстро, как только могу. Капает пот, дыхание смешивается, стоны смешиваются. – Черт… – кричит она, когда я трахаю ее до третьего оргазма.

В тот момент, когда я чувствую, как она дергается на моем члене, я отпускаю себя, наполняя ее собой. Как только я закончу, я отступлю назад, чтобы полюбоваться тем, что я сделал.

Она до сих пор скомканная на лестнице, разложенная как подарок.

Ее глаза мигают, возвращаясь в настоящий момент. Ее грудь вздымается и опускается в судорожных вдохах.

Затем я слышу вздох.

Камила вскакивает, практически сталкивая меня с себя. – Мне очень жаль, сэр, – хнычет одна из горничных, Имельда. Она оборачивается, чтобы дать нам уединение. – Я… я просто… собиралась убраться… я не имела в виду… – Камила целеустремленно пытается одернуть юбку на место. Ее щеки пылают от смущения из-за того, что ее обнаружили.

– Все в порядке, Имельда, – быстро говорю я, убираясь прочь. – Не волнуйся.

Имельда отступает обратно в коридор. Получив момент, Камила проносится мимо меня, направляясь прямо к двери. Она даже не смотрит на меня, когда уходит.

Но как раз перед тем, как она исчезает из виду, я вижу это: пять маленьких синяков на ее бедре, любезно предоставленных кончиками моих пальцев.

Я отметил ее как мою.

23
КАМИЛА

– Идиот. Идиот. Идиот.

Я расхаживаю взад-вперед, бросая в воздух разочарованные удары и пытаясь понять, как я позволил своим чувствам покинуть меня, когда я больше всего в них нуждалась.

Он загнал меня в угол, да. Но я оторвалась от этого. Я как наркоман, который не может сказать нет.

Я должна чувствовать себя оскорбленной.

А я должна?

Нет. Вовсе нет.

Потому что он не сделал мне ничего такого, чего бы я не приняла, не хотела.

Практически не просила.

Я забираюсь на диван перед камином и подтягиваю ноги. Я закрываю лицо руками и раскачиваюсь взад-вперед.

Я не только полностью отказался от своих принципов, но мой позор был выставлен напоказ горничной. Готова поспорить, что новость о нашей маленькой сексуальной авантюре разлетится по всему дому ровно через три минуты.

– Что со мной не так? – Я дышу в пустую комнату.

Я хватаю круглую подушку за спиной и швыряю ее в пространство. Он ударяется о решетку камина и беззвучно падает на ковер.

– Простите, мисс Камила?

Я оборачиваюсь и вижу Эдит, стоящую в дверях моей спальни. Она смотрит на меня с беспокойством.

– Эдит, – говорю я, краснея. – Я не видела тебя там.

Она осторожно входит в комнату и с тихим щелчком закрывает дверь.

– Вы в порядке, мэм?

Я вздыхаю. – Не могла бы ты называть меня просто Камила?

– Я могу попробовать, – неуверенно говорит она. – Но это не кажется удобным.

– Ты обращаешься со всеми заключенными твоего босса, как с почетными гостями в этом доме?

Я вздрагиваю, как только злобные слова слетают с моих губ. Это было ненужно. Эдит не сделала ничего плохого.

Но я ничего не могу с собой поделать. Я расстроена, одинока и чувствую себя слишком уязвимой. Исаак воспользовался моей самой большой слабостью, которой, кстати, оказался он сам.

– Ну, вы первая, мисс Камила, – говорит Эдит.

С моих губ срывается смех. – Первый гость или первая заключенная?

– И то, и другое, я полагаю, – говорит она после секундного раздумья.

Я снова вздыхаю. – Садись, пожалуйста.

Она поднимает брови. – Мадам…

– Продолжай, – говорю я ей, указывая на пустое место рядом со мной на диване.

– Не заставляй меня становиться суровой.

Она немного колеблется, но в конце концов садится, хотя и сидит на краю подушки, словно в любую секунду может выбежать из комнаты.

– Я здесь уже больше недели, – говорю я. – А я почти ничего о тебе не знаю.

Она удивленно улыбается мне. Она как бы говорит: – Я горничная; почему вас это вообще волнует? Мне особо нечего знать, мисс Кэм… – Она замолкает под моим пристальным взглядом. – Камила, – поправляет она приглушенным тоном. – Просто Камила.

– Вот что: я попрошу тебя сделать мне одолжение, – говорю я с дружелюбной улыбкой. – Я не ожидаю, что ты сделаешь это привычкой. Но пока, только ради этого разговора… не могла бы ты притвориться, что мы друзья?

Я говорю это, как будто это шутка. И это – отчасти. Мол, может быть, два процента шучу.

Но остальные девяносто восемь процентов очень, очень серьезны.

Большую часть шести лет я была призраком под защитой правительства Соединенных Штатов. Мало друзей, мало моментов человеческого общения.

Даже сейчас, кто у меня есть? Исаак?

Мы больше ссоримся, чем разговариваем.

И между нами существует отчетливая динамика силы. Он что-то скрывает от меня; Я что-то скрываю от него. Какими бы жестоко честными мы ни были иногда, всегда есть что-то, что мы скрываем друг от друга.

Потому что уязвимость – это высший признак слабости. По крайней мере, в мире дона.

Что оставляет меня с Эдит. Потому что мне очень нужен кто-то, с кем можно поговорить.

И у меня заканчиваются варианты.

Она выглядит ошеломленной просьбой. Но, к ее чести, она сглатывает, выпрямляется и улыбается мне. – Я могу это сделать, – говорит она.

Я дарю ей благодарную улыбку. – Музыка для моих ушей. Как ты получила эту работу?

– Мой брат работает на мастера Исаака, – говорит она мне. – На одном из заводов. Я только что закончила среднюю школу, и мне нужна была достойная работа с некоторой гибкостью. Я учусь в университете.

– Это потрясающе, Эдит.

– У меня есть еще около года.

– А потом?

– Тогда я сдам свое уведомление здесь и найду работу в рекламе или продажах. Что-то корпоративное и интересное. Где-нибудь я смогу носить силовые костюмы и отдавать приказы мужчинам.

Я смеюсь. – Не такая уж ты и кроткая, не так ли?

Она пожимает плечами, но застенчиво улыбается. – У всех нас есть свои роли. Я здесь не для того, чтобы поднимать волну. Я здесь, чтобы не поднимать голову и закончить университет. Я благодарна мастеру Исааку за то, что он дал мне эту работу.

Я откидываюсь назад. – Он хороший начальник?

– Я знаю, это не совсем то, что ты хочешь услышать… но да, это он.

– И он тебе нравится?

Она тут же напрягается, как будто я задала ей навязчивый вопрос. С другой стороны, учитывая, что я спрашиваю ее о ее боссе, а технически я его жена, я полагаю, что задавать этот вопрос навязчиво.

– Извини. Ты не обязана отвечать на этот вопрос, если не хочешь.

– Нет, нет, все в порядке, – быстро говорит она, как будто ее окно честности закрывается. – Все нормально. Он мне нравится. Иногда он определенно пугает…

Я ухмыляюсь, соглашаясь. – Расскажи мне об этом.

– Но для такого могущественного человека, как он, он также может быть довольно добрым.

Добрый. Вот это слово я никак не ожидала услышать в отношении Исаака Воробьева. Тот факт, что это исходит от домашнего слуги, делает его еще более впечатляющим.

– Этот семестр был действительно беспокойным. Я отставала от своих заданий и работала над тем, чтобы попытаться сократить свои студенческие кредиты. Я все время была в стрессе. Мало кто из работодателей даже заметит. – Она поднимает глаза и смотрит на меня. – Но он сделал. И когда я сказал ему, он просто слушал. Он был сочувствующим. Потом я вернулась к работе, и все. Примерно через неделю мне позвонили из банка по поводу моего студенческого кредита. Он полностью заплатил.

– Вау…

Эдит кивает. – Он и из моей зарплаты не вычитает. Это была одна из самых приятных вещей, которые кто-либо когда-либо делал для меня.

– Это… это хорошая история, – неловко бормочу я.

Она улыбается. – Это не только я. Он заботится обо всех своих сотрудниках. Я думаю, это одна из причин, по которой его люди так преданы ему.

Я смотрю на огонь, впитывая всю эту информацию. Я вдруг пожалела, что вообще завела этот разговор. Мне не нужна причина, чтобы любить Исаака. На самом деле, как раз наоборот. Тот факт, что меня безумно тянет к нему, уже достаточно плох. Я искала вещи, чтобы презирать.

– Я знаю, как ты сюда попала, – осторожно говорит Эдит. – Я не пытаюсь принизить твой опыт. Или сделать его легким. Но…

– Ты на его стороне? – Я спрашиваю.

Она краснеет. – Нет, конечно нет. Я просто… Некоторые вещи не такие черно-белые, как все это. Исаак Воробьев может и не быть героем. Но я не думаю, что он и злодей.

– Может быть, он не твой злодей, Эдит, – мрачно говорю я ей. – Но он мой.

Она поджимает губы. Я знаю, что она не согласна со мной. Она слишком вежлива, чтобы так говорить.

Мы оба какое-то время смотрим в камин. – Я… я была без ума от него, когда только начала здесь работать, – внезапно признается она.

Я поднимаю брови, забавляясь тем, что она вообще сделала такое признание. Она выглядит слегка шокированной собственной бравадой.

– Я не могу тебя винить, – говорю я, главным образом для того, чтобы успокоить ее. – Он очень красивый. На самом деле раздражающе красив.

Она хихикает. – Каждая горничная, которая начинает здесь работать, в какой-то момент фантазировала о нем. Поверь мне; Я слышала.

Я не могу не смеяться. – Должно быть интересно.

– Но ты знаешь что? Он никогда раньше не приводил женщин ни в один из своих домов, – говорит мне Эдит. – Даже на ужин.

Я замираю. – Я должна быть польщена?

– Нет, – быстро говорит она. – Я просто подумала, что ты должна знать.

Затем я вижу это в ее глазах: момент честности прошел.

Она встает и поднимает подушку, которую я бросил ранее. – Мне действительно нужно вернуться к работе. Я должна привести в порядок комод в кабинете.

Я рассеянно киваю. – Спасибо, Эдит. За то, что… поговорила со мной.

Она улыбается, сама картина вежливости. – Конечно, мисс Камила.

И вот так мы возвращаемся к своим ролям.

Она горничная.

Я пойманная жена.

У нее есть выход уйти отсюда однажды. Но что касается меня? Конца не видно.

24
КАМИЛА

Эдит выскользнула из комнаты, оставив меня размышлять о собственной изоляции.

Я так долго была одинока, что привыгк к этому чувству. Но с Исааком… Я не чувствую себя такой пустой внутри. И эта часть всего этого испытания пугает меня так же, как и смущает.

Я встаю на ноги и начинаю ходить. Но на этот раз я иду медленно. Я думаю, вместо ярости.

Но больше всего я скучаю по Джо.

Я была так близка к тому, чтобы жить с ней. Опять же, если Исаак прав насчет всего, что замышлял Максим, возможно, эта жизнь существовала только в моей голове.

Мысль о том, что Алекс на самом деле Максим Воробьев… до сих пор не кажется реальной. Больше похоже на удобный предлог для Исаака, чтобы снова ворваться в мою жизнь и взять ее под свой контроль.

А в самом деле, какая у него была бы другая причина, если бы не Алекс, то есть Максим?

Мы провели вместе одну ночь. Сколько таких ночей у него было со сколькими разными женщинами?

Мои мысли становятся все более бешеными и менее организованными. Мне нужно выбраться из собственной головы, прежде чем я сойду с ума.

Я смотрю на часы и решаю позвонить Бри немного раньше. Плюхнувшись на кровать, я набираю ее номер. В моей комнате нет возможности для видеозвонков, но я возьму то, что смогу. В данный момент я не готов выйти из своей комнаты и встретиться с кем-либо лицом к лицу.

Брр. Брр. Брр– Звонок на линии разрывает, будто кто-то перерезал телефонные кабели. – Странно, – выдыхаю я. Нахмурившись, я набираю ее номер и пробую еще раз.

Брр. Брр. Брр– Повторяется то же самое. И я начинаю удивляться.

– Он бы не… – Тут я вспоминаю нашу последнюю ссору в этой комнате. Прямо перед тем, как он прижал меня к стене и украл у меня яростный поцелуй.

Он обвинил меня в том, что я связалась с Алексом.

Я знаю это внезапно и уверенно, даже не спрашивая. Он блокирует линию. Недостаточно держать меня как пленницу в его доме. Теперь он полностью отрезает меня от остального мира.

Как раз тогда, когда Эдит почти убедила меня, что в Исааке есть нечто большее, чем жестокий, властный дон… Он дает мне еще одну причину бороться с ним.

Я бросаю телефон на тумбочку и выбегаю из комнаты.

Неужели всего лишь мгновение назад я действительно чувствовала себя виноватой? За то, что скрывала существование Джо от Исаака?

Мне нужно напомнить себе, чтобы я не была таким чертовски драгоценным в этих вещах.

Он был безжалостен с самого начала. Так почему бы мне не быть такой же?

В конце концов, я обязана защищать свою дочь. От него столько же, сколько от кого бы то ни было. Насколько я понимаю, он всего лишь донор спермы. Его чувства – если он вообще способен их испытывать – не имеют значения.

Я мчусь так быстро, что чуть не врезаюсь в одну из служанок. К счастью, это не та, кто застала нас с Исааком на лестнице.

– Мисс Кам…

– Где Исаак? – Я требую.

Она выглядит пораженной. – Я, эм, думаю, он в своем кабинете, мэм.

Меняю направление и спускаюсь вниз.

– Мисс Камила, он на совещании!

– Плевать, – говорю я, машу рукой в воздухе, не утруждая себя оборачиваться.

Я мчусь по дому, но на втором этаже разворачиваюсь и внезапно понимаю, что понятия не имею, где находится кабинет Исаака.

Потом я замечаю Богдана через дорогу. Опираясь на интуицию, я отхожу назад, чтобы убедиться, что он меня не видит, прежде чем следовать за ним через весь дом.

Как я и надеялась, он ведет меня прямо в кабинет Исаака. Он входит, и я мчусь за ним, отказываясь ждать или стучать. Меня не волнует, если это неудобное время.

Он может выделить для этого время.

– Ты бас… – Прежде чем я успеваю произнести слово целиком, чья-то рука зажимает мне рот.

Исаак сидит за своим массивным столом. Лахлан стоит на правом боку.

Другой мужчина, которого я не узнаю, прислоняется к стене в углу. Он мрачный и задумчивый, и выглядит слегка удивленным тем фактом, что я испортила их маленькую вечеринку.

– Эй, давай успокоимся, – говорит мне в ухо голос. Богдан, я понимаю с опозданием.

Исаак смотрит на меня фирменным смертельным взглядом, но он так спокоен, что это нервирует.

– Дайте мне секунду, – говорит он своему динамику. Кажется, он с кем-то на телефонной конференции.

Исаак нажимает кнопку, и зеленый свет начинает мигать желтым. Он поднимает на меня взгляд и кивает. Богдан осторожно отпускает меня.

– Камила, – холодно говорит Исаак, – что-то не так?

– Ты перерезал телефонную линию в моей комнате. Я не могу позвонить.

Его глаза сузились. – Поэтому ты вломилась сюда?

Я чувствую, как все трое людей Исаака смотрят на меня, но я не позволяю этому себя запугать. Они могут быть большими, страшными ублюдками. Но ни один из них не мать.

Никто из них не знает, каково это быть разлученным со своим ребенком.

– Да, – огрызаюсь я, – поэтому я и вломилась сюда. И если ты не позволишь мне позвонить в моей комнате, я воспользуюсь твоей линией здесь.

– Она воспользуется, – язвительно отвечает он.

– Думаю, тогда я подожду, пока ты закончишь. – Я замечаю, как Исаак переглядывается с Богданом.

– Возможно, тебе все равно стоит быть здесь ради этого, – говорит мне Исаак.

Я замираю. Мое сердцебиение замедляется. Мне не нравится его тон или выражение его глаз. – С кем ты разговариваешь?

– Это твой рыцарь в сияющих доспехах.

– Алекс?

– Максим, – резко поправляет он.

Хочу ли я быть здесь ради этого?

Мне требуется всего секунда, чтобы решить: да, да, я знаю.

Мне нужно услышать его голос. Мне нужно услышать, как он признает, кто он такой. Мне нужна правда из его уст.

– Я хочу поговорить с ним.

Глаза Исаака становятся еще холоднее. – О нет, kiska, ты не можешь с ним говорить. Ты можешь сидеть здесь и быть хорошей девочкой с закрытым ртом. Или я закрою его для тебя.

– Абсолютно нет, – бурчу я.

– Я не ожидал меньшего. – Затем он дает еще один четкий кивок.

Я слышу звук скотча. – Нет! – Я начинаю плакать.

Но уже слишком поздно. Лента наклеена на мой рот. Прежде чем я успеваю это сделать, Богдан заламывает мои руки за спину и держит их там.

Исаак ждет, пока уляжется шумиха, с таким же бесстрастным лицом, как всегда. – Давайте покончим с этим, хорошо?

Затем он снова нажимает ту же кнопку. Свет становится зеленым.

И добрый голос, обещавший мне мир, доносится из динамика.

– Исаак? Я звонил тебе не для того, чтобы меня, блядь, отложили.

Я чувствую, как сжимается горло. Так что это правда. Алекс действительно Максим.

Все, что я думала, что знала, было ложью.

25
ИСААК

Ее шок медленно проходит. Гнев просачивается на свое место.

Когда все это закончится, она набросится на меня с когтями и оскаленными зубами.

Я с нетерпением жду этого.

– Успокойся, Макси, – говорю я, используя прозвище, которое он носил, когда мы были детьми. – Теперь я здесь.

Я не могу оторвать глаз от Камиллы. Богдан держит ее руки за спиной. Он держит ее на другом конце комнаты, вероятно, чтобы не дать ей сделать что-нибудь глупое и опрометчивое.

Но я вижу выражение ее лица – голос Максима что-то с ней сделал. Черт, она даже больше не борется.

Я не уверен, как я к этому отношусь. Она застыла от гнева и обиды?

Она борется с предательством?

Или есть нечто большее, чем это?

– Мое ближайшее окружение отговаривало меня от этого звонка, – сухо говорит Максим. – Я тот, кто настоял.

– Скучал по мне?

Я практически вижу, как он скрипит зубами. – Да пошел ты, кузен.

– Аналогично.

– Как ты узнала? – спрашивает он, сразу переходя к делу.

– Как ты думаешь? Я занимаюсь этим чертовски долго.

– И я тоже.

– Тебя не учили руководить.

– Я, черт возьми, рожден, чтобы руководить.

Я закатываю глаза. – Ты изнеженный маменькин сынок с головой, полной лжи, – говорю я. – Ты не дон.

– Ты забрал слишком много того, что принадлежит мне. В этом нет никакой лжи.

– Я должен поверить, что ты издеваешься надо мной прямо сейчас, – усмехаюсь я. – Камила никогда не была твоей. Она была моей с самого начала.

Это вызывает у нее реакцию. Она яростно вздрагивает. Но она не пытается бежать. И она не будет. Она хочет услышать этот разговор. Она так сильно хочет помирить мужчину, которого, как она думала, знала, с мудаком по телефону.

Ему больше не за чем прятаться. Она видит нефильтрованного Максима.

– Она никогда не говорила о тебе, ты знаешь? – шипит Максим, отчаянно пытаясь разозлить меня. – Полтора года я был в ее жизни, и она ни разу, блядь, не упомянула тебя.

Каким-то образом ему удалось поднять мои перья. Но не так, как он намеревался.

Он думает, меня волнует, что Камила ни разу не упомянула меня? Нет. Ни в малейшей степени. Я чертовски хорошо знаю, что зарылся глубоко в ее подсознание с того момента, как сел за ее стол шесть лет назад.

Хотя меня волнует, сколько времени он провел с ней. Количество времени, которое он украл.

– Думаешь, это что-то значит?

– Конечно.

Я холодно смеюсь. – Тебе никогда не приходило в голову, что она не упомянула меня, потому что пыталась сохранить память об одной чистой вещи в своей жизни?

Камила издает сдавленный горловой звук. Ее глаза широко раскрыты и беспокойны. Ярость? Страх? Смесь того и другого, возможно.

– Это чертовски дерьмо. Ты никогда ничего для нее не значил.

– Но ты взял ее не поэтому, не так ли? – Я напоминаю ему. – Ты взял ее, потому что думал, что она что-то для меня значит.

– И я был прав.

– Нет, ты чертов идиот. Ночь, когда ты увидел нас вместе, была первой ночью, когда мы встретились.

– Это фигня.

– Зачем мне лгать?

– Зачем тогда прикладывать все усилия, чтобы вернуть ее? – требует Максим. – Если бы она была не более чем случайной шлюхой?

– Потому что я хочу кое-что доказать, кузен. Что бы ты ни взял у меня, я могу забрать обратно. Мне наплевать на это или нет.

Я смотрю Камиле в глаза, когда говорю. Она смотрит прямо в ответ. Дрожит, но не хочет отвести взгляд. По краям клейкой ленты я вижу, как крепко сжата ее челюсть.

Маленькая kiska сейчас такая же смелая, как никогда раньше. Но я могу разузнать боль под этим фасадом.

Я просто не ожидал, что это заставит меня чувствовать себя настолько чертовски виноватым, что я хотел преподать ей урок не меньше, чем Максим. Две мятежные маленькие птички, один камень. И все же, даже когда все разворачивается именно так, как я предсказывал, я чувствую, как сжимается моя грудь.

– Где ты ее держишь?

Сосредоточься, Исаак. Чертов фокус. Мне нужно перестать смотреть на нее.

– Ты действительно ожидаешь, что я отвечу на этот вопрос?

– Я хочу поговорить с ней.

– Я уверен, что да. Почему ты думаешь, что она хочет поговорить с тобой?

Глаза Камилы широко раскрыты, но лента остается неизменной. Она хочет поговорить с ним?

Мой член все еще покрыт остатками ее оргазма. Я до сих пор чувствую ее запах на себе. И я уверен, что если бы я сократил расстояние между нами, то почувствовал бы свой запах на ней.

Мне хочется сказать то же самое Максиму. Было бы чертовски приятно услышать его яростный рев.

Но я не могу заставить себя предать Камилу таким образом.

Слабость – вот и все. Еще одна чертова слабость. Мой отец, наверное, сейчас переворачивается в гробу.

– Я ее чертов жених, – рычит Максим. – Она согласилась выйти за меня замуж.

– Потому что ты был ее пропуском на свободу из тюрьмы, – огрызаюсь я. – Не потому, что она любила тебя.

– Это она тебе сказала?

Его голос слегка ломается. Это привлекает мое внимание. Он проявляет беспокойство?

Все это время я предполагал, что Максим преследовал Ками, потому что хотел украсть у меня что-то ценное. Неужели у этого ублюдка хватило наглости влюбиться в нее в процессе?

– Именно это она мне и сказала, – решительно говорю я.

Камила издает еще один горловой звук. Она вырывается из рук Богдана и бросается вперед. Но мой брат слишком быстр. Он хватает ее и тянет обратно под свой контроль.

Я хмурюсь. Что такого в том, что я только что сказал, что ее так чертовски расстроило?

Я качаю головой и выхожу из себя. Я рассчитывал, что этот разговор станет для Максима головокружением, а не для меня.

– Ты чертов лжец, – рычит он.

– Ты думал, что она из тех женщин, которые будут довольны дорогой одеждой, изысканными обедами и апартаментами в пентхаусе? – Я рычу. – Ты дал ей роскошь, но это не то, чего она хотела.

Гнев сейчас накапливается, поэтому я меньше думаю о том, что говорю. Слова выплескиваются из меня, и я не думаю о последствиях их произнесения.

– Возможно, ты был с ней все эти месяцы, но так и не удосужился познакомиться с ней поближе. Ты давал ей пустые жесты; ты пытался купить ее любовь. Стоит ли удивляться, что это не сработало?

В комнате стало странно тихо. Я поднимаю глаза и инстинктивно нахожу глаза Ками.

Она больше не выглядит сердитой. Она выглядит… ошеломленной. Видимо, она недооценила, насколько я уделяю ей внимание.

Блять.

– Ты все еще утверждаешь, что не испытываешь к ней настоящих чувств, кузен? – злобно спрашивает Максим. – Ты забываешь, что я знаю тебя всю свою жизнь. Тебе никогда не было дела до женщин. Я обращаю внимание на своих врагов. И ко всему, на что они положили глаз.

– Думаешь, ты единственный, кто внимательно наблюдает за своими врагами?

– Значит, я твой враг, кузен? – насмехается Максим.

– В тот день, когда ты решил убить моего отца, ты стал им.

– Ты говоришь о моих преступлениях, даже не признавая, что их мотивировало, – говорит он, его голос хрипит от гнева. – Я всего лишь исправил ошибку, которая была совершена много лет назад.

– Мой отец не убивал Якова.

– Если ты в это веришь, то ты заблуждаешься.

Я умеряю свое нетерпение. – Ходить с тобой по кругу становится утомительно, Макси. Мне неинтересно копаться в древней семейной истории по телефону.

– Семья – интересный выбор слов, – говорит он. – Нравится нам это или нет, но это именно то, что мы есть. А Воробьевы братвы не дерутся на расстоянии, как дети. Пришло время встретиться лицом к лицу и поговорить по-мужски.

И вот оно. Он добивался этого весь разговор. Он предполагает, что незаметно подвел меня к такому выводу, но я знаю Максима. Я всегда мог предсказать его следующий шаг.

– Я могу с этим согласиться, – холодно говорю я. – Только ты и я. Без оружия. И никаких мужчин. Мы приходим одни.

– Исаак… – перебивает Богдан, но я поднимаю руку. Он тут же замолкает, но я могу сказать, что он недоволен этим соглашением.

– Сделано.

– Я свяжусь с тобой и сообщу детали встречи в ближайшее время.

Линия обрывается через секунду.

Но я все еще напряжен. Все еще бушует внутри. Разговор ускользнул от меня на мгновение так, как мне не нравилось. Это моя собственная гребаная вина.

– Босс? – неуверенно говорит Влад.

– Дайте мне комнату. Оставь девушку.

Богдан тут же опускает руки. Он вышел первым, за ним Лахлан и Влад.

Я замечаю, что Лахлан слегка улыбается Камиле, уходя. Но она слишком занята, глядя на меня, ее глаза горят.

Когда дверь закрывается, она испуганно подпрыгивает, как будто ее вырвали из транса. Затем она хватает угол ленты и срывает ее изо рта. Шипя от боли, она швыряет скотч на пол.

Я ожидаю, что она немедленно начнет злиться на меня, но это не так. Она просто смотрит на меня ясными глазами. Тщательными.

– Что дает тебе право говорить за меня? – тихо спрашивает она. – Что дает тебе, черт возьми, право предполагать, что ты знаешь мои мысли?

– Потому что я знаю.

Она качает головой. – Ты меня не знаешь.

Я обхожу стол и медленно иду к ней. – Неправильно, kiska. Ты бы хотела, чтобы я этого не делал, потому что это было бы менее угрожающе для тебя. Тебе жаль, что я не знаю каждую маленькую щель твоего разума. Каждое слово твоей мысли. Каждый образ твоей мечты. Но я знаю тебя, нравится тебе это или нет. Внутри и снаружи. Сверху вниз. Ты моя. Ты знаешь это. И это тебя очень, очень сильно пугает.

Она стоит на месте в центре турецкого ковра, хотя и дрожит. – Почему я должна бояться?

– Потому что ты влюбляешься в меня, – хриплю я. – И ты изо всех сил пытаешься сопротивляться этому.

Ее руки сжимаются в кулаки. Даже сейчас она думает, что сможет дать отпор. Думает, что у нее есть шанс на победу.

Почему это так чертовски сексуально?

– Ты думаешь что знаешь меня? – она говорит. – Докажите это. Скажи мне что-нибудь настоящее. Расскажи мне что-нибудь, чего никто не знает, даже Максим.

Я выгибаю бровь. Это был не совсем тот поступок, которого я ожидал от нее. Но я никогда не отказывался от вызова.

Я делаю еще один шаг ближе. Теперь, на расстоянии вытянутой руки от нее, я говорю: – Так много вещей на выбор. У тебя есть секрет, которым ты не поделились ни с кем, включая твоего драгоценного жениха. Ты разочарована своим выбором, потому что придерживаешься нереалистичных стандартов. И больше всего тебе чертовски нравится драться со мной. Ты не можешь получить достаточно этого. Это так тебя заводит, что готов поспорить на что угодно, что ты сейчас мокрая.

Ее глаза становятся шире с каждым откровением, которым я ее поражаю.

Ее кулаки разжимаются. Ее глаза расширяются.

– Это три, kiska. Мне продолжать?

– Ты слишком много думаешь о себе.

– Думаю, тебе следует опасаться лгать мне, – напоминаю я ей. – Ты знаешь, что случилось, когда ты в последний раз пыталась. Мое семя, вероятно, стекает по твоему бедру, пока мы говорим.

Она вздрагивает и отворачивается от меня, чтобы скрыть свое смущение. – Почему ты не дал мне поговорить с ним? – она отклоняется.

– Говорить с этим мудаком – пустая трата времени.

– Не тебе решать это за меня.

– Я решаю все в этом чертовом доме.

Она выпрямляет челюсть и снова смотрит на меня. Я ловлю волнение в ее глазах.

Я был прав: ей это нравится. Так же, как и мне.

– Поэтому моя телефонная линия была заблокирована?

Мне требуется мгновение, чтобы понять, о чем она говорит. Потом я вспоминаю – это единственная причина, по которой она ворвалась сюда.

– Онн заблокирована, потому что я решил, что дал тебе слишком много свободы.

Ее глаза пылают. – Ты, черт возьми, серьезно?

Ее руки снова скрещены на груди. Я чертовски люблю, когда она так делает. Это просто заставляет меня хотеть развернуть ее. Разорвать ей руки и безжалостно трахнуть ее на ближайшей поверхности, которую я смогу найти.

Господи, мне уже тяжело.

– Я хочу поговорить с сестрой. Она будет ждать моего звонка.

– Это так? – говорю я безразлично и неверяще.

– Я не связываюсь с Максимом, – шипит она.

– Так ты сказала.

– Я не вру. Не об этом.

Я киваю. – Очень хорошо. Хочешь поговорить с сестрой?

– Я рада, что ты слушал.

– Тогда ты можешь сделать это здесь. Пока я смотрю.

Она хмурится. – Ты будешь подслушивать?

– Возьми это или оставь.

– Ты даже не можешь дать мне несколько минут наедине с моей сестрой? Ты действительно должен контролировать каждый гребаный аспект моего…

– Если ты вообще хочешь избежать звонка…

– Нет! – она сразу отказывается. – Нет. Я… я хочу позвонить.

Ее немедленное представление меня любопытно теперь. Есть ли в отношениях с ее сестрой нечто большее, чем я расшифровал сначала? Это как-то связано с секретом, который она скрывает?

Есть только один способ выяснить.

– Отлично, – говорю я, возвращаясь к своему столу. – Тогда решено. Дайте мне ее номер.

Она моргает, глядя на меня, внезапно нервничая. Нет, это больше, чем просто нервы.

Там тоже страх.

– Что-то не так? – невинно спрашиваю я.

Она качает головой, но это неубедительно. – Просто моя сестра может что-то заподозрить, если ты решишь нас подслушать.

– Это зависит от тебя. Если ты сыграешь свою роль, дорогой Брианне не придется беспокоиться о тебе.

Она стискивает зубы. – Ты мудак.

Я не могу не ухмыльнуться. А в голове я думаю: «К черту Лахлана за то, что он прав».

Я встретил свою пару.