Текст книги "Бархатный дьявол (ЛП)"

Автор книги: Николь Фокс Николь

сообщить о нарушении

Текущая страница: 13 (всего у книги 21 страниц)

28
КАМИЛА

– Скажи мне, что тебя беспокоит.

– Ты не поймешь, – говорю я Исааку. Я отчаянно нуждаюсь в его тепле и в то же время боюсь, что слишком сильно на него полагаюсь.

– Испытай меня.

Он стоит рядом со мной. Даже не осознавая этого, мы притянулись друг к другу так, что оказались всего в нескольких дюймах друг от друга. Я должна чувствовать себя некомфортно, верно? Я должна хотеть охранять свое личное пространство, как охраняю свои секреты.

Но он так приятно пахнет. И он выглядит таким солидным.

Он полная противоположность тому, что я чувствую в данный момент. Которая слаба, уязвима и совершенно не уверена, как я оказалась в таком положении.

– Я хотела быть Джо Марч, – слышу я свой собственный голос. – И каким-то образом я оказалась Ребеккой.

Он моргает.

– Я же говорила тебе, – говорю я со вздохом, – ты не поймешь.

– Чего я не понимаю, так это почему ты думаешь, что ты хоть немного похожа на Ребекку. Когда ты Джо Марч насквозь.

Я хмурюсь, ожидая кульминации, изучая выражение его лица, чтобы определить, смеется ли он надо мной.

Это не приходит. В его глазах нет ничего, кроме чистой искренности. Это сбивает с толку, не говоря уже о разоружении.

– Что ты знаешь о Джо Марч? – Я заикаюсь.

Он ухмыляется. – Думаю, примерно столько же, сколько и ты, учитывая, что я тоже читал книгу.

Мой рот открывается. Я смотрю на него с недоверием. – Ты не имеешь ввиду. Ты не упомянул об этом тогда. Я сказала, что это моя любимая, а ты сказал…

– Потому что я не читал его тогда. Я прочитал ее после.

Моя челюсть все еще отвисла. – Ты читал это для меня?

Он пожимает плечами. – Я хотел посмотреть, из-за чего весь этот шум.

– И?

– Хорошая книга, – соглашается он.

– Серьезный вопрос: когда Бет умерла, ты плакал?

Он закатывает глаза. – Я никогда в жизни не плакал.

– Даже в младенчестве?

Он бросает на меня нетерпеливый взгляд. Я не могу не смеяться. Дело в том, что я не могу представить Исаака младенцем. Я даже не могу представить его маленьким мальчиком. Он из тех людей, которые чувствуют себя так, будто спустились с неба, полностью выросли и полностью владеют собой в любое время.

Интересно, бывают ли моменты, когда он чувствует себя уязвимым? Потерянным. Одиноким, как и я.

– Так вот что привело тебя сюда дуться? – он спрашивает. – Ты боишься, что не подражаешь вымышленной героине, на которую равняешься?

Я делаю глубокий вдох. – Я чувствую, что теряю себя, Исаак. Я больше не знаю, кто я.

Это большое признание. Я понимаю, что ставлю себя в уязвимое положение, говоря ему это вслух. Но мне нужно с кем-то поговорить. И есть в нем что-то, что заставляет меня чувствовать себя в безопасности.

Это, конечно, нелепая идея, учитывая, где я нахожусь и зачем меня сюда вообще занесло. Но я всегда знала, что нет ничего рационального в том, чтобы испытывать чувства к кому-то.

Любовь приходит, когда вы меньше всего этого ожидаете, и никогда не так, как вы думали.

Он проводит рукой по волосам. Он выглядит мягким, таким, который требует пробежки. Я когда-нибудь делала это? Просто провела пальцами по его волосам?

Это жесты другого рода интимности. Это жест привязанности, совершенно другая и опасная территория, на которую можно рискнуть.

Я не могу рисковать.

– У всех нас бывают такие моменты, – наконец говорит Исаак.

– А ты? – Я спрашиваю. – Ты когда-нибудь чувствовал себя так?

– Ты будешь удивлена.

Что-то он мне недоговаривает. Какая-то тайна скрывается за его глазами.

Но что еще нового? Вместо того, чтобы обижаться на этот факт, я чувствую потребность утешить его.

Я не знаю, почему это так. Может быть, это мать во мне, которую я была вынуждена подавлять в течение последних пяти лет. Может быть, я просто не могу видеть Исаака с этим странным печальным взглядом в глазах.

Или, может быть, мне просто нужен предлог, чтобы прикоснуться к нему.

Я приближаюсь. Моя рука задевает его руку. – Ты собираешься рассказать мне, что тебя беспокоит сейчас?

Он бросает на меня лишь косой взгляд. – Меня ничего не беспокоит.

Я сужаю глаза. – Правильно, конечно, я забыла. Ожидается, что я открою тебе свою душу, но ты задумчивый таинственный человек, чью броню никто не может пробить.

Он ухмыляется. – Звучит правильно.

Я закатываю глаза. – Я бы послала тебе куда подальше, но сегодня я не в настроении для драки.

– Это впервые.

Я бросаю на него взгляд, и он отвечает безупречной улыбкой. Но он рассеян.

Обычно, когда он смотрит на меня, кажется, что остального мира не существует. Есть только я и он.

Но на этот раз, даже несмотря на то, что он здесь, со мной, он смотрит мимо меня.

– Ты на меня пялишься.

Я мгновенно краснею.

– Пытаешься меня понять? – он спрашивает.

– Знаешь, признание того, что тебя что-то беспокоит, не делает тебя слабым.

Его ухмылка сменяется чем-то другим. Что-то более непостижимое. – Я просто… кое-что узнал.

– Ох?

– Немного семейной драмы, – говорит он, – которую моя мать решила раздуть без всякой видимой причины, кроме как трахнуть меня с головой.

Я уже знаю, что он не собирается рассказывать мне, что это за откровение. Так что не ленюсь спрашивать. – Может быть, она хотела очистить свою совесть? – говорю я вместо этого.

Он сердито усмехается. – Она хранила тайну годами. Она умышленно скрывала от меня правду. Я называю это предательством.

Мое сердце слегка сжимается. Этот разговор бьет болезненно близко к дому. Он действительно говорит о своей матери, или это ловушка, предназначенная для меня?

Он узнал о Джо? Это прелюдия к обвинению?

Я должна успокоиться. Если я не буду осторожна, я выдам свой секрет.

Исаак, возможно, не тот злодей, каким я его когда-то считала. Но значит ли это, что я хочу, чтобы он участвовал в жизни Джо? Я не знаю ответа на этот вопрос. И пока я этого не сделаю, я держу свою тайну близко к сердцу и подальше от мужчин, которые все еще используют меня в качестве опоры в своих силовых играх.

– А может, она просто пыталась кого-то защитить? – Я предлагаю.

Он не то чтобы вздрагивает. – Мне плевать на ее причины. Если ты заботишься о ком-то, ты честен с ним.

Это предложение приземляется между нами, как бомба замедленного действия, готовая взорваться.

Но я имела в виду то, что сказала ему ранее: я не хочу драться сегодня.

– Это улица с двусторонним движением, понимаешь?

– В смысле?

– Ты был так же честен со своей матерью?

– Это другое.

– Почему? – Я требую. – Потому что она женщина, а ты мужчина?

– Потому что я дон. Я тот, кто принимает решения, и я тот, кто должен жить с ними. Секреты, которые я храню, состоят в том, чтобы…

– Защищать семью? – Я заканчиваю за него. – Значит, ты просто лицемер.

Его челюсть плотно сжимается. – Я…

– Вот как это звучит для меня. Я имею в виду, ты ожидаешь абсолютной честности от всех остальных, но ты не чувствуешь, что должен им то же самое. Почему? Ты просто думаешь, что ты выше правил?

Его глаза падают на меня, как темные грозовые тучи перед тем, как грянет гром. Я задела нерв.

– Я не такой, как он…

– Что? – спрашиваю я, пытаясь уловить его низкие слова.

Он качает головой, как будто выходит из состояния. – Ничего. Неважно.

– Скажи мне.

Исаак вздыхает. Он поднимает руку и щиплет переносицу. Я впервые вижу, как он это делает, и это заставляет меня остановиться.

К сожалению, он замечает мою реакцию. – В чем дело?

– Я… Ничего.

Но это еще не все. Этот жест… точно такой же, как у Джо. Она начала, когда ей было около двух лет. И я это хорошо помню, потому что это казалось таким взрослым делом.

Бри и я смеялись над этим, и я, конечно, сожалела о том, что не была там, чтобы увидеть это лично. Считайте это еще одним моментом, который я пережила только виртуально.

Это выглядит так неправильно видеть в другом лице, в другом месте. А может быть, это совсем не так? Может быть, это точно.

У Джо есть отец, и он прямо здесь, передо мной. Вот только он понятия не имеет, что у него есть пятилетняя дочь, которая похожа на него, улыбается, как он, и щиплет переносицу. Как и он.

– Камила?

Я качаю головой, но, к ужасу, чувствую, как слезы наворачиваются на глаза. Это касается не только меня. Я тоже плачу за все потерянные годы Исаака.

– Ты плачешь?

Я резко отворачиваюсь от него, но он не собирается отпускать меня. – Не обращай на меня внимание.

– Вряд-ли получится.

– Исаак, пожалуйста…

– Камила, – отвечает он, подстраиваясь под мой твердый тон.

Он обходит меня и становится прямо передо мной. Его тень заслоняет солнце, но мне не нужно тепло, когда он рядом со мной.

Иисус. Я должна перестать думать о нем так. Как будто он кто угодно, только не человек, который украл меня и заставил выйти за него замуж.

– Это из-за телефонной линии в твоей комнате? – спрашивает Исаак. – Потому что я имел в виду то, что сказал ранее. Я ее восстановлю.

Я смотрю на него. – Да?

– Да

– Исаак, мы оба знаем, что мы не на сто процентов честны друг с другом. И я в порядке с этим. Но… может быть, мы можем попытаться быть честными друг с другом хотя бы в одном вопросе?

Не знаю, что заставило меня пойти туда, но я не жалею об этом, когда говорила.

– Я могу это сделать.

– Ты первый, – говорю я, сразу чувствуя себя неловко.

Он не спорит. – Хорошо. Ты влюблена в Максима?

Мои глаза устремляются к нему. Я ожидала какого-то кривого поворота, но определенно не этого. Этот вопрос не дает ему спать по ночам? Или это мимолетный вопрос, ответ на который ему на самом деле не важен?

– Я думала, что люблю его, – тихо говорю я. – Но даже тогда, когда он был Алексом, я не любила его так, как положено любить мужчину, за которого согласилась выйти замуж.

– А как ты должна любить мужчину, за которого соглашаешься выйти замуж?

– Полностью. Однозначно. Страстно.

– Похоже, много работы.

Я фыркаю от смеха, но это помогает мне расслабиться. Это придает мне достаточно уверенности, чтобы задать ему вопрос, который в последнее время не дает мне спать по ночам.

– Мой ход.

– Давай, – говорит Исаак.

– Почему ты подошел к моему столику в тот вечер? – Я спрашиваю. – Почему ты почувствовал необходимость прервать мое свидание?

Он протягивает руку и гладит меня по щеке тыльной стороной ладони. Это так странно нежно, что я чуть не потеряла сознание. Я имею в виду – моя голова слабеет, а колени превращаются в желе. Мне приходится крепче сжимать сильное предплечье Исаака, чтобы оставаться в вертикальном положении.

– Потому что я не мог видеть тебя с другим мужчиной, когда было ясно, что ты предназначена для меня.

И просто так, я таю. Единственный способ удержаться от того, чтобы окончательно не развалиться… Это поцеловать его.

Так я и делаю. Я обнимаю его и прижимаюсь губами к его губам. Проходит секунда, прежде чем его руки опускаются на мои бедра, притягивая меня к своему телу, так что я могу почувствовать его эрекцию на своем бедре.

Здесь нет никаких сознательных мыслей, потому что следующее, что я помню, это то, что я вцепляюсь в его рубашку, рву ее до тех пор, пока пуговицы не расстегнутся. Он возвращает услугу.

В мгновение ока мы оба голые.

Светлый день. И несмотря на относительно уединенную часть сада, в котором мы находимся, это все же очень общее пространство. Инцидент в библиотеке все еще свеж в моей памяти, но смущение, вызванное обнаружением, почти полностью исчезло.

Он обхватывает меня за талию и прижимает к стволу одного из широких лиственных деревьев, стоящих на страже сада. Кора царапает мне спину, но дискомфорт каким-то образом сменяется удовольствием.

Рука Исаака сжимает мою грудь, тянет соски и перекатывает их между пальцами, снова и снова вызывая у меня резкие вздохи.

Ему не нужно больше ничего делать, чтобы я была готова к нему, но его пальцы все равно скользят в мою влагу. Я кричу, отчаянно нуждаясь в кайфе, который может дать мне только он.

Он спросил меня в библиотеке, заставляет ли Максим кончить так же, как он.

И честный ответ – нет. Максим никогда не заставлял меня кончать. Он был слишком эгоистичен в постели, слишком не обращал внимания на мои нужды. Я провела восемнадцать месяцев, делая вид, что это не имеет значения.

Но теперь, когда тело Исаака прижимается ко мне, его рука лежит на моей груди, а его пальцы внутри меня, я знаю, чем бы я пожертвовала, выйдя замуж за Максима.

Как я была наивна. Как глупа.

Исаак крепко сжимает меня пальцами, срывая с моих губ стон, который в любой другой день заставил бы меня покраснеть. Но сейчас мне нужно освобождение и все удобства, которые с ним связаны. Поэтому я сжимаю свою киску вокруг его пальцев и готовлюсь к натиску.

Когда я вся дрожу, он вытаскивает из меня пальцы и слизывает их. Это возвращает меня к той ночи, когда мы встретились, когда он сделал то же самое посреди ресторана.

Я была очарована им тогда. Его очарование. Его внешность. Его пуленепробиваемая уверенность. Это было высокое знание того, что такой мужчина, как он, может когда-либо хотеть такую обычную женщину.

Он мог иметь кого угодно.

И он выбрал меня.

– Исаак, – выдыхаю я. – Трахни меня… Пожалуйста, Боже, просто трахни меня.

Его глаза вспыхивают, и секунду спустя я чувствую, как его член касается моих губ. Он водит кончиком вверх и вниз, заставляя меня дрожать от предвкушения.

Затем он выстраивается и двигает бедрами вперед. Я крепко сжимаю его плечи, когда он врезается в меня. Моя спина царапает кору дерева при каждом шлепке его бедер, но я приветствую каждое великолепное ощущение. Каждое прикосновение боли, каждая дрожь удовольствия. Каждая поразительная боль, которая вьется в мое сердце.

Это может быть ошибкой, но я начинаю думать, что Исаак Воробьев – это ошибка, которую стоит совершить.

Наши глаза встречаются. Нелегко смотреть мужчине в глаза, когда занимаешься сексом. Чувствовать себя такой беззащитной, такой уязвимой, такой полностью в его власти.

Но я не смогла бы отвести от него взгляд, даже если бы попыталась.

Так что я не знаю. Даже когда оргазм пробегает по моему телу, медленное жжение, которого я не ожидаю.

Даже когда он ладонями мою задницу, проталкивая себя глубже внутрь меня, прежде чем он позволяет себе выйти.

Даже когда он вырывается из меня, и я чувствую, как он стекает по моим бедрам.

Затем, наконец, мы расходимся, потные и тяжело дышащие. Однако я все еще не могу отвести взгляд, как и не могу унять бешеный стук между ног.

Потому что есть одна вещь, которую я знаю сейчас наверняка. Что-то, о чем я раньше только подозревала: когда дело доходит до Исаака Воробьева, я в полной заднице.

29
ИСААК

В тот момент, когда она спускается с высоты, ее смущение просачивается обратно. Она избегает моего взгляда, но только потому, что пытается скрыть румянец на щеках.

Этого достаточно, чтобы сделать меня снова твердым.

– Э-э, ты видел мою э-э… – Она все еще дышит так тяжело, что едва может выговорить слова. – Нижнее белье.

– Вон там.

Я мог бы поднять их сам, но я хочу увидеть, как она наклоняется. Она не разочаровывает. В тот момент, когда я сталкиваюсь с ее идеальной, дерзкой маленькой попкой, мой член начинает пульсировать.

Она быстро надевает трусики. Потом она возится со своей одеждой, пока я смотрю. Я знаю, что не облегчаю ей задачу, глядя на нее.

Но это только часть удовольствия.

И, честно говоря, мне нужен чертов момент.

После… всего.

Она расчесывает волосы пальцами и поворачивается ко мне. Я только удосужился натянуть боксеры и штаны. Моя рубашка все еще свернута в моей руке, слегка влажная от спермы, которую я вытер с ее бедер.

Ее глаза задерживаются на моем животе, и я вижу в них явное желание.

– Можешь потрогать, если хочешь.

Румянец, который ей удалось заставить подчиниться, вспыхивает в полную силу.

– Я… я не…

– Пялилась? – Я спрашиваю. – Я думаю, да.

Она даже не может этого отрицать. Она нервно смеется, но все еще пытается прийти в себя. Я сажусь под дерево, возле которого только что трахнул ее.

– Ты, э-э, не заходишь внутрь? – осторожно спрашивает она.

– Нет.

– Ох. – Она кажется озадаченной. После каждого сексуального контакта, который у нас когда-либо был, происходит какое-то дерьмо. Борьба. Взрыв.

Относительный мир между нами теперь кажется… странным. Как будто она ждет, когда упадет другой ботинок.

– Почему бы тебе не сесть? – Я предлагаю. – Ты выглядишь немного неуверенно.

Она какое-то время колеблется, прежде чем сесть рядом со мной. Возможно, ближе, чем ей хотелось бы. Или, возможно, недостаточно близко.

– Ты в порядке? – Я спрашиваю. – Ты выглядишь немного нервной.

– Не нервной, – быстро говорит она. – Я просто… я только что кое-что поняла.

Она одаривает меня застенчивой улыбкой, которая возбуждает мое любопытство. – Что?

– У нас никогда не было секса в постели, не так ли?

Я фыркаю от смеха. – Нет, наверное, нет. Но день еще только начинается.

Она качает головой. – Стоп.

– Стоп что?

– Ведем себя так, как будто мы должны это делать.

– Почему бы и нет?

– Потому что… ну, я не знаю. Это не верно.

– Кто сказал?

– Я, – оправдывается она. – Я имею в виду, я твоя пленница.

Я закатываю глаза. – Ты можете сделать лучше, чем это.

– Что касается оправданий, я бы сказала, что это чертовски хорошее оправдание.

– Это временно, – говорю я ей. – Только до тех пор, пока я не смогу взять Максима под контроль. Это для твоего же блага, Камила.

– Я ненавижу, когда люди так говорят. Особенно мужчины.

– В данном случае это правда. Если я отпущу тебя, он придет только за тобой. И тогда ты не будешь получишь Алекса. Ты получишь Максима Воробьева.

– С чего ты взял, что он притворялся?

– Потому что я его знаю. Он – определение этого гребаного слова.

Она почти улыбается. Почти. – Знаешь, во многих отношениях вы двое очень похожи.

Я поднимаю брови. – Я думал, ты сегодня не в настроении драться?

Она ухмыляется. – Я не пытаюсь тебя оскорбить…

– Слишком поздно. Я совсем не похож на этого придурка.

– Он твой двоюродный брат.

– Мы не можем выбирать, с кем мы связаны.

– Нет, но ты можешь поладить с ним.

– Звучит как куча психиатрической чуши.

– А кто сейчас оскорбляет? – шутит она. – Можешь ли ты перестать защищаться и выслушать меня в течение пяти секунд?

– Нет.

– Исаак.

– Как часто ты разговариваешь с родителями? – спрашиваю я, меняя ситуацию.

Она тут же сужает глаза. – Ты мудак.

Я смеюсь. – Добавьте его в список. Ответь на вопрос.

Она стискивает зубы. – Хорошо, отлично. Признаюсь, у меня не самые близкие отношения с родителями. Но и у меня с ними не плохие отношения. Мы просто… не сходимся во взглядах.

– Звучит знакомо.

– Это не одно и то же.

– Я согласен, это не так. Ты понимаешь, что речь идет не о философских различиях во мнениях? Он считает, что мой отец убил его. И в отместку он убил моего.

Она кусает губу. – Это совершенно другой уровень, – признается она, выглядя крайне неловко. – Но ты должен признать, что твои реакции были точно такими же. Глаз за глаз.

– Отец за отца, – болезненно повторяю я.

Я знаю, что лгу, утверждая, что Максим только думает, что мой отец убил его.

Когда на самом деле, теперь я знаю, что он прав. Но признаться в этом вслух – даже Ками – кажется предательством.

И черт его за это. Этот хитрый ублюдок позаботился о том, чтобы внушить мне верность так глубоко, что я не могу остановиться, даже когда знаю, что он этого не заслуживает.

– Какую историю он тебе рассказал? – спрашиваю я, главным образом, чтобы отвлечься. – Максим, я имею в виду. О себе.

– Он сказал мне, что он бизнесмен.

– Технически верно, я полагаю.

– Он сказал мне, что унаследовал несколько предприятий от своего отца и расширил их с тех пор, как вступил во владение. Он сказал, что у него есть недвижимость по всему миру. Он играл на бирже. Он был богат, он был могущественным, бла, бла, бла. У меня не было оснований полагать, что он не тот, за кого себя выдает. Думаю, я идиотка.

– Откуда ты могла знать?

– Когда я вступила в программу защиты свидетелей, Эрик сказал мне быть осторожной.

Он сказал, что Братва опасна, а их методы нетрадиционны. Тогда я не знала, что он имел в виду.

– Значит, вы с Эриком сблизились?

Она кивает. – В каком-то смысле он был для меня фигурой отца. В тот первый год я просто безостановочно плакала у него на плече.

– Почему?

Она немного вздрагивает, как будто мой вопрос напомнил ей о чем-то.

– Просто… травма от того, что мне пришлось оставить свою жизнь в Штатах. Оставив сестру и ее семью. В первый год я чувствовала себя очень изолированной. Я имею в виду, я никогда не переставала чувствовать себя изолированной. Я просто привыкла к этому.

– Думаю, ты созрела, когда появился Максим.

Ее глаза метнулись ко мне и обратно, в них вспыхнуло легкое неповиновение. – Я не фрукт. Я ни к чему не созрела.

Мне приходится очень стараться, чтобы подавить улыбку. – Если ты так говоришь.

– Я просто… Он был таким настойчивым и в чем-то… напомнил мне тебя.

Сразу же после того, как слова сорвались с ее губ, я знаю, что она сожалеет о них.

Черт, я не думаю, что она даже думала об этом до того, как это вышло. Она выглядит такой же шокированной, как и я.

– Ты дала ему шанс, потому что он напомнил тебе обо мне? – Я нажимаю.

Она выглядит совершенно убитой. – Нет, нет, нет, я… это… я не это имела в виду.

– Значит, оговорка по Фрейду?

Она смотрит на меня. – Забудь, что я это сказала.

– Вряд ли.

Она стонет и закрывает лицо руками. Я же, наоборот, ухмыляюсь от уха до уха. Маленькая kiska провела каждый вздох с тех пор, как я снова застал ее, отрицающую, что наша совместная ночь шесть лет назад что-то для нее значила.

Но теперь это чертовски ясно: я сгорел в ее воспоминаниях, в ее уме, в ее сердце. Она не может избавиться от меня, как бы она ни старалась.

– Сотри это самодовольное выражение со своего лица. Я просто имела в виду, что он тоже был уверенным и настойчивым, – говорит она. – Все это означает, что вы оба привилегированные белые люди, которые не привыкли слышать слово «нет».

– Мне сказать ему это в следующий раз, когда мы поговорим?

– Исаак… – предупреждает она.

Мой член напрягается в штанах. Если бы она только знала, как сильно она меня раздражает своими сверкающими зелеными глазами. Как львица на охоте.

– Ладно, – усмехаюсь я. – Мы будем придерживаться повестки дня.

– Так ты собираешься на встречу?

– Да. Мы уже определились со временем и местом.

– Подожди, когда это происходит?

– Этим вечером.

– Этим вечером? Это… быстро.

– Ни один из нас не хочет давать другому возможность планировать.

– И ты идешь один?

– Как и он.

Она смотрит вперед, на пруд с карпами, окаймленный пышными раскидистыми лозами плюща.

– Могу ли я попросить тебя об одолжении?

– Конечно.

– Могу я пойти с тобой?

Я замираю. – Что?

– Я хочу пойти с тобой, когда ты встретишься с Максимом сегодня вечером.

– Почему?

– Я… мне нужно его увидеть. Поговорить с ним.

И именно так я чувствую, как существующий мир между нами рушится. Она работала над этой просьбой всю эту чёртову беседу?

Я вспоминаю, прочесывая каждое предложение, каждый ответ. Это была часовая манипуляция. И я попался на крючок, леску и грузило, как чертов дурак.

– Исаак?

Я взрываюсь с места и вскакиваю на ноги. Ками просто моргает, явно пораженная моей реакцией. Я бросаю грязную рубашку на землю и поворачиваюсь к ней лицом.

– Послушай, – говорит она, – я знаю, как ты к нему относишься, но…

– Но что? – Я требую. – Но что, Ками? Тебе нужно поговорить с ним? Тебе нужно быть с ним?

Она отшатывается. – Ты понимаешь, что с тех пор, как ты рассказал мне, кто он на самом деле, я не сказала ему ни слова? Он мне ни слова не сказал?

– Как давно ты планировала спросить меня об этом?

Ее брови сведены вместе. – Планировалщ? Я не…

– Не ври мне, черт возьми, – рычу я. – Ты и так на тонком льду.

– Не говори со мной, как с ребенком.

– Ты ребенок, если думаешь, что разговор с Максимом что-то решит.

– И ты придурок, если считаешь, что мне не нужно закрытие.

– Закрытие? – Повторяю, ошеломленный. – Это то, о чем ты утверждаешь? Черт возьми, по крайней мере, приложи немного усилий к своей лжи.

Я подталкиваю ее к спору, которого она хотела избежать, но мне плевать. У нас это сейчас выходит. Однажды и на всегда.

– Я утверждаю это, потому что это правда. Не то чтобы я должна тебе объяснять.

– Почему бы мне не поверить, что это просто предлог, чтобы воссоединиться с ним?

– Что, если это так? – требует она. Она вскакивает на ноги. – Что, если ты злодей, а он хороший парень, а? Что, если ты тот, кто полон дерьма, а он был честен с самого начала?

– Что, если и в самом деле, – бормочу я опасно. Я сужаю глаза. – Скажи мне: весь тот спектакль, который ты только что устроила… было ли это просто способом манипулировать мной?

Она хмурится в замешательстве. – Какой спектакль?

– О, ты знаешь, – протягиваю я. – Перемотай на пятнадцать минут назад, когда ты умоляла меня трахнуть тебя, пока ты не кончила на мой член.

Ее глаза расширяются от шока. Но это быстро сменяется гневом. Горячий, жгучий гнев, такой глубокий, что костяшки пальцев белеют, когда она сжимает руки в кулаки.

– Ты засранец, – выплевывает она, ее эмоции превращают слова в рыдание. – Ты чертов мудак.

– О, повзрослей, Камила, – говорю я, вонзая нож. – Теперь все это имеет смысл.

Ее гнев корчится на ее лице. Я жду пощечины. Я готов к этому. Но вместо этого я получаю… Слезы?

Это не правильно. Маленькая kiska такая хорошая актриса? Или я недооценил вещи?

– Скажи мне, что ты шутишь. Ты действительно думаешь, что единственная причина, по которой я только что переспала с тобой, – это заставить тебя согласиться на это?

Я отвечаю на вопрос молчанием.

Она качает головой, сдерживая яростный всхлип. Ее зеленые глаза стали цвета мха. Они замаскированы пеленой слез, которые только сейчас начинают падать.

Она кусает губу и поворачивается ко мне спиной. Затем она начинает штурмовать поместье.

И хотя я хочу пойти за ней… Я остаюсь как вкопанный