Текст книги "Бархатный дьявол (ЛП)"

Автор книги: Николь Фокс Николь

сообщить о нарушении

Текущая страница: 5 (всего у книги 21 страниц)

9
КАМИЛА

– Ты собиралась выйти за него замуж сегодня.

Слова продолжают звучать в моих ушах. С каждым повторением все громче и громче, пока я не перестаю слышать свои гребаные мысли. Пока моя паника не станет такой большой, что не будет места для дыхания.

– О Боже, – выдыхаю я, поворачиваясь к окну и хлопая по кнопке, чтобы оно открылось. Меня тошнит.

Они не сдвигается с места.

– О Боже, я… я не могу дышать.

Он произносит мое имя. Но мне кажется, что он далеко от меня.

– Как мне открыть это чертово окно?!

Ты собиралась сегодня выйти за него замуж… Я отчаянно мечусь. Кнопки нажимаю, глаза не фокусируются, руки не работают, а нехватка кислорода – кинжал в груди.

Как-то что-то связывает. Окно опускается. Не до конца.

Только маленькая трещинка наверху. Но достаточно того, что сладкий британский воздух просачивается через верх.

Достаточно, чтобы дать мне некоторое пространство.

Достаточно, чтобы дать мне некоторое представление.

– Камила.

Я больше не привыкла слышать свое настоящее имя. Я была Эмили Кунис так долго, что начала чувствовать, кто я есть на самом деле. Или, по крайней мере, кем я действительно хотела быть.

Так почему же это не звучит странно, когда он это говорит?

Когда я, наконец, сделала полный вдох, я украдкой смотрю на Исаака, вцепившись в боковые стороны сиденья для поддержки. Он холодно смотрит на меня со стаканом виски в руке.

– Ты ошибаешься, – говорю я наконец. Я вытираю слюну с губ. – Ошибаешься во всем. Моего жениха зовут Алекс Ройстон.

От жалости в глазах Исаака мне хочется кричать. – Это его псевдоним. Личность, которую он создал, чтобы заманить тебя в свою ловушку. Его настоящее имя Максим Воробьев. Он мой двоюродный брат. Его отец был старшим братом моего отца.

Это логично, если рассуждать логически. Но не вычисляет. Не совсем.

– Алекс…

– Максим, – тут же поправляет он.

Я резко останавливаюсь, пытаясь сглотнуть желчь в задней части горла. – Он… он лгал мне все это время?

– С самого начала.

– Не понимаю, – слабо возражаю я. – Почему? Какой смысл был искать меня, делать мне предложение, жениться на мне?

– Смысл? – спрашивает Исаак, его взгляд скользит по моему лицу. – Суть была в том, чтобы отомстить мне.

Мой рот приоткрывается.

– Мой двоюродный брат считает, что я украл его жизнь, – продолжает он. – Жениться на тебе было его способом забрать кое-что у меня.

Несмотря на пелену шока и неверия, с которыми я все еще борюсь, это поражает самое сердце моей гордости.

– Я не твоя, – яростно рявкаю я. – Я никогда ею не была.

Один угол рта приподнят. Однако, прежде чем он успевает ответить, оконная перегородка плавно опускается, открывая взору водителя в костюме на переднем сиденье. – Мы здесь, сэр.

Исаак кивает. – Спасибо, Свен.

Он выходит из машины и захлопывает дверь, оставляя меня в тишине на несколько безумных ударов сердца, пока мой разум пытается осознать, что мой мир перевернулся с ног на голову.

Секундой позже – задолго до того, как я буду готова, прежде чем я приму хотя бы малейший кусочек того, что со мной происходит, – моя дверь распахивается. И он рядом. Все шесть футов, сколько бы он ни был.

Шесть лет легко проклинать имя Исаака Воробьева. Чтобы он был плохим парнем. Злодей, который разрушил мою жизнь.

Сейчас сложнее. Когда эти пронзительные голубые глаза пронзают меня, я чувствую то же дикое чувство, что и в самый первый раз, когда он посмотрел на меня.

Я напоминаю себе, чего мне стоила уступка ему шесть лет назад.

Исаак протягивает руку. Я съеживаюсь, но потом понимаю, что он всего лишь отстегивает меня от ремня безопасности. Его плечо касается моей груди, а рука касается моего бедра, когда он освобождает меня. В каждой точке соприкосновения мое тело сгорает от напряжения.

Такого никогда не чувствовалось, когда Алекс, я имею в виду Максима; Я, возможно, никогда не привыкну к этому – тронул меня. По правде говоря, я никогда не чувствовала себя так, когда кто-то прикасался ко мне.

Кто угодно, только не Исаак.

Когда я освобождаюсь, он моментально отступает. Как прикосновение, которое обожгло меня, вместо этого ударило его током. – Следуй за мной.

Выбрасываю ноги из машины. Исаак уже уходит. Мои каблуки с хрустом ударились о гравийную землю. Используя дверцу машины в качестве рычага, я выпрямляюсь. Ходить никогда не было так сложно.

Я делаю глубокий вдох, чтобы успокоиться. Соберись, Ками, ругаю я себя.

Ты сейчас в логове льва. Единственному, кому ты можешь доверять, это ты.

Как только я достаточно уверена, что не упаду, я поднимаю глаза… И тут же забываю всю свою ободряющую речь.

Несмотря на мою решимость поддерживать фасад достойной отстраненности, мои глаза расширяются, когда я смотрю на великолепный трехэтажный особняк, перед которым стою.

Главный фасад искусно вырезан из обветренного серого мрамора – по крайней мере, те его части, которые я могу видеть. Большая его часть покрыта множеством перекрещивающихся плющей. Лианы поднимаются по шпалерам, прикрепленным к стенам, вьются по кованым балконам, а затем каскадом падают вниз, словно живые водопады.

Дымоходы украшают потолок. Ворон сидит на губе самого высокого из них.

Увидев меня, громко каркает.

– Немного мелодраматично, тебе не кажется? – бормочу я.

Я обращаю внимание в том направлении, куда пошел Исаак. Мощеная дорожка ведет прямо к остроконечному крыльцу и арочному дверному проему с фамильным гербом, выгравированным на камне над входом.

– Господи, – выдыхаю я.

– Видишь, не так уж и плохо?

Я вздрагиваю от удивления, когда понимаю, что брат Исаака стоит рядом со мной.

– Похоже на сцену прямо из «Аббатства Даунтон», – добавляет он.

Я закатываю глаза. – То было аббатство. Это поместье.

Богдан смотрит на меня. – Картошка, по-та-то. Он большой, это моя точка зрения.

Я на грани смеха, когда подавляю инстинкт. Он не мой друг.

Никто из этих людей не является.

Это может быть красивая тюрьма. Красиво, на самом деле. Но это не значит, что он все равно не будет держать меня в плену.

– Лучше поторопись, – говорит Богдан, подталкивая меня вперед. – Похоже, идет дождь.

Я обращаю свой взор к мрачному серому небу. Надвигаются серые облака, почти достаточно низко, чтобы задеть вершины дымоходов.

Глубоко вздохнув, я иду по мощеной дорожке через великолепную арку. Богдан придерживает для меня дверь и проводит внутрь.

Здесь так же красиво, как и снаружи. Средневековые гобелены висят над грубыми каменными стенами, а пол повсюду покрыт роскошными толстыми коврами. Коврики, которые выглядят слишком дорого, чтобы на них наступить, независимо от того, новая обувь или нет.

Я слышу голоса и поворачиваюсь, чтобы увидеть Исаака, стоящего в нише и разговаривающего с мужчиной почти такого же роста, как он.

Все русские высокие? А может быть, это просто русские, с которыми мне не повезло соприкоснуться.

Исаак, да.

Богдан, да.

Але – Нет. Максим. Говорю себе под нос три раза быстро: «Максим, Максим, Максим». Это все еще кажется странным и неуклюжим во рту.

Он сказал мне, что он американец с инвестиционными интересами в Великобритании.

Но если Исаак прав, то мой жених был таким же русским, как и все остальные.

Видимо, у меня тип: чужой и смертельный.

Раздавшийся смех шокирует даже меня. Все поворачиваются и смотрят, как будто у меня только что выросла еще одна голова.

– Камила?

Я качаю головой и закрываю лицо ладонями. Если я сейчас не перестану смеяться, я начну плакать.

– Камила.

Я глотаю отчаянный смех. Я смотрю вверх, ища выход.

Но я вижу только Исаака.

Он смотрит на меня с выражением, близким к сочувствию, но не совсем. Честно говоря, я не думаю, что он способен на такие эмоции. Жаль, да.

Ярость, конечно. Но сочувствие?

Это потребовало бы, чтобы он был человеком.

– Почему бы тебе не подняться в свою комнату и не отдохнуть? – Богдан бормочет с моей стороны.

Я поднимаю брови. – Моя комната?

Он кивает. – Конечно. Эдит тебя покажет.

Богдан отходит в сторону, чтобы показать молодую женщину в темно-синей униформе горничной с белым фартуком. Она тоже блондинка, но ее волосы скорее медовые, чем золотые.

– Добро пожаловать в поместье Пембрук, миссис Воробьева, – говорит она с совершенно невозмутимым лицом и очень британским акцентом.

– С кем ты разговариваешь? – раздраженно рявкаю я.

Она выглядит такой пораженной, что я на самом деле чувствую себя немного виноватой за то, что была такой грубой.

– Пожалуйста, простите меня, мадам. Я не хотела обидеть.

– Эдит, – прерывает Исаак спокойным, но резким голосом, – почему бы тебе просто не проводить нашу гостью в ее комнату?

Она благодарно кивает ему и поворачивается к полувинтовой лестнице, ведущей на второй этаж. – Вот сюда, если хотите.

Я бы отказалась следовать за ними, если бы не тот факт, что я хочу, чтобы они перестали пялиться на меня. Поэтому я направляюсь к лестнице вслед за горничной.

Мы достигаем лестничной площадки, которая выходит на лабиринт роскошных коридоров с ковровым покрытием. На стенах портреты. Все мужчины и женщины в них до ужаса похожи на Исаака и, с содроганием замечаю, на моего жениха.

Эдит идет по крайнему левому коридору, шаркает на полпути и указывает на комнату. – Вот вы здесь, мадам, – говорит она, придерживая передо мной дверь.

Я вхожу в комнату в оцепенении.

Почему я должна ожидать чего-то меньшего, чем великолепие? После величия входа и фойе, казалось бы, шок прошел, но от комнаты все равно захватывает дух.

В этом разница между богатством и богатством.

Это колоссальная круглая комната. Стены обшиты панелями в викторианском стиле, каждый край четкий и окрашен в темно-зеленый цвет морской волны, который, кажется, плывет перед моими глазами. Камин вырезан из чистейшего белого мрамора.

Перед ним стоит пара кожаных кресел с раскладывающимися спинками, а над ним каминная полка, заставленная книгами с позолоченными краями. Глядя на все сверху, мантия представляет собой раскинувшийся масляный ландшафт болот.

Пасмурно, угрюмо, мечтательно. Почти наверняка прижизненное достижение какого-нибудь известного мастера-художника, чье имя я никогда не могла произнести.

У кровати балдахин, задрапированный прозрачным тюлем, хотя портьеры подвязаны золотой веревкой, открывающей вышитое одеяло и достаточное количество подушек, чтобы использовать новую каждую ночь в течение нескольких месяцев подряд.

Прямо напротив камина стена снова ломается, открывая пару окон и балкон Джульетты. Он выходит во двор за поместьем, такой зеленый, что у меня начинает пульсировать в глазах.

– Ну… трахни меня, – выдыхаю я.

Я вздрагиваю, как только слова вылетают из моего рта. Это место может подойти для леди, но, видимо, мои манеры не совсем подходят. Я виновато смотрю на Эдит.

Она застенчиво улыбается мне. – Довольно милая комната, не правда ли, мисс Камила?

Я хмурюсь. – Ками в порядке.

Ей сразу становится не по себе от этого. – Ну, у вас есть собственная ванная комната прямо там, – говорит она мне, указывая на кремовую дверь в другом конце комнаты. – И в вашем гардеробе есть скромный выбор одежды, которую вы можешь носить на данный момент. Мы подготовим для вас новые вещи, как только вы будете готовы, а пока я взяла на себя смелость подобрать для вас платье на сегодняшний вечер.

Я сразу же прекращаю таращиться и поворачиваюсь к ней лицом. – Прости, сегодня вечером?

Она заламывает руки перед собой. – О да, мадам. На ужин.

– Ужин? – Возможно, я звучу как идиотка, но я хочу убедиться, что правильно расслышала. Потому что она не сказала «ужин», как будто это было просто время дня, когда вы едите.

Она сказала «ужин», как будто это было свидание.

– Конечно, сегодня вечером вы ужинаете с мистером Исааком.

Я злюсь и не скрываю этого.

– Конечно, нет! – говорю я со всей непреклонностью, на которую способна. – Ты можешь спуститься и сказать ему, что принуждение меня выйти за него замуж не означает, что я собираюсь подыгрывать этому безумному фарсу, который он здесь затеял. Он женился на заключенной, а не на сообщнице.

Я подхожу к одному из кресел и плюхаюсь вниз, все еще в свадебном платье.

– Он может пойти на хуй, – добавляю я. – И да, ты тоже можешь передать эту часть сообщения.

Эдит стоит на месте, ожидая кульминации. Но это не шутка. А если и есть, то очень, очень несмешно.

Когда я даже не моргаю, она приходит в себя, пятится из комнаты и с кротким щелчком закрывает дверь.

Как только она уходит, я сбрасываю эти чертовски неудобные каблуки и подгибаю ноги под себя.

В очаге потрескивает небольшой огонь. Ровно столько, чтобы отбрасывать сияние тепла на фоне надвигающегося лондонского мрака. За моим окном сгущаются тучи, и как раз по сигналу, как и сказал Богдан, дождь начинает целовать стекло.

Мои глаза блуждают по комнате. Теперь, когда шок от общей картины прошел, меня поражают маленькие детали. Точеные лошади скачут вверх и вниз по столбикам кроватей. Изысканная оборка абажура. Блеск письменного стола.

Но это книги, к которым я возвращаюсь снова и снова. Я не могу помочь себе. Это зависимость, которую я не могу бросить на всю жизнь, независимо от того, где я нахожусь, как и почему.

Итак, несмотря на миллион и еще одну вещь, на которой я должна сосредоточиться, я подхожу к очагу и осматриваю коллекцию.

– Анна Каренина – первое название, на которое я останавливаюсь.

Конечно, Исаак говорил мне, что Толстой был одним из его любимых авторов.

Я провожу пальцем по другим. Мэнсфилд Парк. Любовник леди Чаттерлей. Великий Гэтсби. Влюбленная женщина.

Мой палец зацепился за одну из них – или, может быть, зацепился за меня, я не совсем уверена. Я задыхаюсь, вытаскивая ее и открывая первое издание «Маленьких женщин» в твердом переплете.

С головокружением я снова падаю в кресло, открываю книгу и снова погружаюсь в мир, в который попадала снова, и снова, и снова на протяжении всей своей жизни.

И на какое-то время я могу забыть.

10
КАМИЛА

Я тяжело всхлипываю, когда дверь открывается без предупреждения и входит Исаак.

Он встает передо мной, небрежно прислонившись к каминной полке, и ухмыляется, от чего мои яичники дрожат.

– Извини, что прерываю вас двоих, – растягивает он.

Я захлопываю книгу и кладу ее рядом с собой.

– Эдит сказала, что в ответ на мое приглашение на ужин ты сказала несколько слов, – добавляет он.

У него такая манера наблюдать за мной. Как будто он замечает каждое мое движение.

Запоминание. Видеть во мне то, что никто другой никогда не видел и никогда не увидит.

– Это ты бы назвал «приглашением»? – возражаю я. – Опять же, я думаю, ты назвал это похищение «свадьбой», так что, возможно, ты просто не знаешь, что означают эти слова.

– Ты недовольна платьем?

Я прищуриваю на него глаза. – Я тебе кажусь мелкой, пустоголовой куклой?

– Приношу свои извинения, – говорит он, хотя в его тоне нет ничего даже отдаленно извиняющегося. – Я просто хотел убедиться, что тебе комфортно.

– Комфортный? – недоверчиво повторяю я. – Ты честно…

– Это не обязательно должно быть сражение, Камила.

– Знаешь что? Я думаю, что да. Я думаю, что это именно то, что будет.

Он вздыхает, как будто я веду себя неразумно. – Я ожидаю, что ты присоединишься ко мне за ужином сегодня вечером, – наконец говорит он.

– Тогда ты будешь разочарован.

Я решаю не смотреть прямо в эти незабудки-голубые глаза. У них есть способ гипнотизировать меня, даже когда я настороже.

– То, что ты приводишь меня в красивый дом и даешь мне красивую комнату и красивую одежду, не меняет того факта, что я здесь против своей воли.

– Иногда все не так черно-бело, как все это.

– Что имеется в виду?

– Это значит, что я действовал в твоих интересах.

Я закрываю глаза и потираю переносицу. – Ты меня разыгрываешь.

– Я не шучу, kiska

Его непоколебимое спокойствие не только тревожит, но и невероятно расстраивает. Я в нескольких секундах от того, чтобы вырвать себе волосы с корнем.

Я вскакиваю со своего места. Маленькие женщины с грохотом падают на пол, но мне плевать.

– Ты, – выдыхаю я, тыча в него пальцем, – используешь меня. Ты используешь меня точно так же, как твой кузен использовал меня, то есть якобы. Это означает, что я была и остаюсь лишь пешкой между двумя влиятельными людьми с таким большим эго, что они думают, что имеют право уничтожать жизни, не задумываясь.

Он ничего не говорит. Синева в его глазах кружится, как инопланетные океаны.

– Ты знаешь, сколько я потеряла? – спрашиваю я, чувствуя, как эмоции засоряют несколько красноречивую речь, которую я тренировала в своей голове почти шесть лет. – Знаешь, скольким мне пришлось пожертвовать, потому что ты решил прервать мое свидание той ночью?

Он моргает. Он дышит. Он не отвечает.

– И даже после всего, что произошло, и мне пришлось перевернуть всю свою жизнь и начать сначала… даже тогда ты все еще вовлечен. Алекс, Максим, кто бы он ни был… Он решил, что я важна для тебя, и взял меня. Из-за тебя. Шесть лет! – Я кричу. Мой голос повышается на октаву. – Из-за тебя я потеряла шесть лет жизни.

Затем, наконец, он говорит. – Я знаю.

Я хмурюсь.

– Я все это знаю, Камила. Вот почему я остановил свадьбу. Вот почему я здесь. Вот почему ты здесь. Я хотел спасти тебя от того, чтобы ты потеряла остаток своей жизни из-за человека, который просто использовал тебя.

– Делая что? – возражаю я. – Заменить его собой и сделать то же самое?

– Я не такой, как Максим.

– Ты прямо как Максим, – огрызаюсь я. – По крайней мере, у него хватило порядочности попросить меня выйти за него замуж.

По его лицу скользит тень. Это рябь гнева, смешанная с чем-то еще, что я не могу вовремя уловить.

– Я никогда не умел притворяться, – говорит он.

– Это твое оправдание?

– Я не оправдываюсь, – отвечает он. – Просто объяснения.

Он делает шаг ко мне.

Мой непосредственный инстинкт – отодвинуться, но я не хочу доставлять ему удовольствие.

Что говорят о хулиганах? Они слабы, когда сталкиваются с силой. Я не уверена, что это правило работает здесь, но я все равно придерживаюсь его.

– Ты хочешь дать мне объяснения? – Я спрашиваю. – Тогда скажи мне, почему я вообще здесь.

Он поднимает брови. – Поужинай со мной, и, может быть, я тебе расскажу.

Я скрещиваю руки на груди. – Ха! Вот слово, которое ты не привык слышать: нет.

Его глаза так быстро холодеют, что я почти задыхаюсь. Это как прыгнуть в замерзшее озеро, малейшая перемена в его выражении лица высасывает воздух из моих легких.

Затем он движется. Он на мне в одно мгновение. Бедра соприкасаются с моими. Его лицо заполняет мое поле зрения. Меня поглощает его запах – тот самый прохладный, мускусный одеколон, который я шесть лет пытался забыть, но так и не смогла.

– Не принимай это за партнерство, kiska, – рычит он мне в лицо. – Это компромисс. То есть либо ты даешь, либо я беру. В любом случае, я получаю то, что принадлежит мне. Это единственный способ, которым ты когда-либо заработаешь свою свободу.

У меня перехватывает дыхание. Все, чего я хочу, это отшатнуться, убежать от его яростного лица.

Но я не могу.

Потому что я чертовски хорошо знаю, что он серьезно относится к каждому слову, которое говорит.

– Значит, если я поужинаю с тобой, – сглатываю, – ты меня отпустишь?

Он смягчается, откидывается назад и кивает. – В конце концов.

– Когда?

– Ты будешь здесь столько, сколько потребуется, чтобы устранить угрозу, которую представляет Максим.

– Что это значит?

– Это тебя не касается.

Я качаю головой. – Типичный.

– Что такое?

– Ты. Такие, как ты, – огрызаюсь я. – Ты используешь, командуешь и таскаешь людей, как тебе удобно. Ты ожидаешь, что мы будем в твоём распоряжении, но я? Я исключена из решений, причин, планирования.

– Это Братва.

– Угу, и?

– И если ты хочешь занять место за столом, ты должна заслужить место за столом.

– Я не хочу сидеть ни за одним столом, за которым ты сидишь, – возражаю я, как ребенок.

– Тогда довольствуйся тем, что тебе говорят, – говорит он. – Я ожидаю увидеть тебя за ужином в восемь. Не заставляй меня тащить тебя вниз.

Мне хочется сказать ему, чтобы он снова пошел на хуй, когда он поворачивается, чтобы уйти, но подавляю желание. Я могу говорить о большой игре, но я не заблуждаюсь. Я знаю, что у меня здесь нет силы и ресурсов. Если есть хотя бы шанс, что он меня отпустит, я должна сотрудничать. Но это не значит, что я должна лечь навзничь и поблагодарить его за то, что он ходил по мне.

– Исаак.

Он останавливается на пороге и оглядывается через плечо.

У меня снова перехватывает дыхание, и в десятый раз с тех пор, как он повернулся в холле, чтобы открыться мне, я хочу, чтобы он не был таким греховно привлекательным. Было бы намного легче ненавидеть его, если бы он выглядел как злодей.

– Да?

– Я могу сотрудничать, – говорю я ему. – Но я кое-что хочу.

Он ждет. Дышит. Оставляет меня болтаться в тишине.

– Я хочу делать видеозвонки каждый день, – заканчиваю я. – И я хочу уединения, когда я это делаю.

Он медленно поворачивается ко мне. – И кому это ты звонишь?

– Это мое дело.

– Ты обнаружишь, что все, что происходит в этом доме, – мое дело, – произносит он.

Глубоко вздохнув, я позволила ему выговориться. По крайней мере, частичная правда. – Моя сестра, – говорю я. – Я просто хочу поговорить с моей сестрой.

– Та, кто убедила тебя пойти на свидание с придурком?

Мои брови мгновенно поднимаются. – Ты помнишь?

– Я все помню, Камила.

Я вздрагиваю. У него есть манера говорить вещи, которые, кажется, значат гораздо больше, чем то, как они влияют на то, что происходит здесь и сейчас. Как будто в каждом слове есть вес и важность. Это всегда держит меня в напряжении.

– Очень хорошо, – вздыхает он. – Ты можешь получить свой ежедневный телефонный звонок.

– Без присмотра?

– Пока ты не докажешь, что не заслуживаешь этой привилегии. Но ты должна знать, что если я узнаю, что ты пытаешься связаться с кем-то, кроме своей сестры, будут последствия.

Вот оно снова. Еще одно слово, которое означает гораздо больше, чем должно.

Последствия. Это заставляет меня думать о кнутах и цепях.

– Увидимся в восемь.

Затем он выбегает, и я остаюсь совсем одна в этом великолепном замке с привидениями. Я, может быть, одержала небольшую победу в этом сражении, но я не сомневаюсь, что Исаак Воробьев намерен выиграть войну.