Текст книги "Бархатный дьявол (ЛП)"

Автор книги: Николь Фокс Николь

сообщить о нарушении

Текущая страница: 17 (всего у книги 21 страниц)

Я кладу ладонь ей на грудь и прижимаю к спине. Закинув одну ногу через плечо, я нахожу новый угол и сильно вонзаюсь в нее.

Ее глаза широко распахиваются, а рот образует идеальное О, когда я агрессивно трахаю ее, не давая ей ни минуты отдыха. Она так измотана от первого оргазма, что второй принимает ее молча.

Я смотрю, как ее глаза закатываются. Мурашки покрывают все ее тело.

Затем я кончаю с ревом, выплескивая все внутри нее.

После того, как я спускаюсь на землю, я падаю с нее. Моя грудь вздымается от напряжения.

Я смотрю на Камиллу. В ее глазах выражение недоверия. Мягкой реализации. Осознание чего, я не уверен, но чего-то. Что-то значительное.

Однако она его не отдает. Она просто приподнимается и нежно целует меня в щеку.

Интересно, знает ли она, сколько себя отдает мне этим поцелуем?

36
КАМИЛА

Еще до того, как я открываю глаза, я чувствую его вес вокруг себя. Его тело прижимается к моему.

Я моргаю, открываю глаза, и первое, что я вижу, это мое белое платье, брошенное на темно-синее кресло в другом конце комнаты. Пятна от зеленой травы портят ткань.

Я даже замечаю небольшой разрыв по краю. Я определенно не заметила этого прошлой ночью. Но опять же, прошлой ночью я мало что могла заметить.

Успокаивающая боль пробегает вверх и вниз по моему телу. Я чувствую необходимость немного пошевелиться, но рука Исаака лежит у меня на бедре, и я не хочу ее двигать.

Вместо этого я смотрю на его руку. Он такой большой и мужской. Такой сильный. Моя киска беспорядочно пульсирует, и я почти смеюсь над своим телом.

После прошлой ночи я полагала, что мои желания будут удовлетворены. Но, видимо, все, что мне было нужно, это хорошо выспаться, и мы вернулись к тому, с чего начали в этом отделе. Исаак шевелится рядом со мной, и его рука скользит вверх по моему бедру. Пульсация между моих бедер только усиливается.

Чувствуя себя оторванной от реальности, я ухожу как можно тише и немного приподнимаюсь. Окна плотно закрыты, но одна сторона занавески отодвинута, открывая лужицу солнечного света на ковровом покрытии.

Войти вчера в этот замок было как во сне. Но теперь я не могу отделаться от мысли, что это немного перекошено с моим мозгом. Заставил меня упасть в кроличью нору, из которой я не могу выбраться.

Я должна напомнить себе правду: я не принцесса, живущая фантазией с прекрасным принцем. Это не реально.

Моя реальность такова, что я мать. У меня есть маленькая девочка, которую воспитывает моя сестра, потому что я сделала невозможное, чтобы защитить ее, а не со мной.

Но какое мне теперь оправдание?

И какое у меня оправдание, что я не рассказала Исааку о Джо?

Мы спали вместе несколько раз с тех пор, как я был в его доме. И прошлой ночью я инициировала все это. Я была тем, кто наклонился. Я была тем, кто поцеловала его. Я была тем, кто ездил на нем, пока не кончила.

Я принимала все решения и каждый раз выбирала его. Прошлой ночью под звездами наши проблемы казались незначительными. Миниатюрные, на самом деле.

Я была просто девушкой.

И он был всего лишь мальчиком.

Нет. Не мальчик. Это слово совершенно не подходит Исааку. Ничего мальчишеского в нем нет. Он мужчина во всех смыслах этого слова.

А прошлой ночью он был моим.

Но все это было лишь красивой иллюзией. Как могут два человека принадлежать друг другу, когда между ними столько секретов?

Как я могу принадлежать Исааку, если я сижу в его постели только потому, что он хочет прилепить ее к своему двоюродному брату?

Моя голова тяжелеет от всех причин, по которым это никогда не сработает между нами. И, в конце концов, единственные чувства, которые ясно бросаются в глаза, – это чувства, которые я испытываю к своей дочери.

Она на первом месте. Всегда.

– Утро.

Я начинаю удивляться, когда поворачиваюсь к Исааку. – Ты проснулся.

– Я не спал, – поправляет он. – Наблюдал за тобой.

– Ох.

Румянец мгновенно заливает мое лицо. Он не удосуживается притвориться, что не видит этого. Он ласкает мою щеку. Боже, я бы хотела, чтобы это было не так хорошо.

– Иди сюда, – говорит он, его тон переходит в рычание.

Его руки обнимают меня сзади и притягивают к себе.

Сразу же я чувствую длину его члена между своими ягодицами.

Он чувствует меня сзади, позволяя своим рукам бродить по моей груди, моим изгибам, теплу моего центра. Все это время он засовывает свой член между моей задницей и осыпает легкими поцелуями мое плечо и руку.

Есть что-то особенное в утреннем сексе. То, как ваша кожа чувствует себя, как будто она ожила после ночи отдыха. То, как онн чувствует себя очень чувствительной к каждому касанию.

Я стону, а он еще даже не во мне. Тревоги, которые были минуту назад, все еще существуют. Но теперь, когда он прикасается ко мне, они кажутся менее важными. Я позволяю себе этот момент передышки. Я позволяю себе наслаждаться, потому что знаю, что это не может продолжаться долго.

Замок растворится во вчерашней памяти и унесет с собой это временное перемирие. Мы слишком разные, Исаак и я. Мы принадлежим к разным мирам.

И, может быть, поэтому я откладывала рассказ ему о Джо. Потому что я знаю, что если я это сделаю, то это будет потому, что я уверена, что хочу, чтобы его мир был моим.

И сейчас я не уверена. Даже не близко.

Он дразнит меня своим членом, трется кончиком о мое отверстие, чуть-чуть входит, прежде чем снова выйти. В какой-то момент я подпираю его задницей, надеясь, что он проскользнет внутрь.

Но, как обычно, я ничего не могу сделать, пока он мне не позволит.

Как всегда, он главный.

Он превращает меня в дрожащую смесь гормонов и только потом толкается внутрь меня. Медленно, с такой чрезмерной осторожностью, что я чувствую его целиком, когда он погружается глубоко внутрь меня.

Он кладет руку мне под голову, так что я опираюсь на его согнутый локоть, и медленно трахает меня, подготавливая мое тело к оргазму, на создание которого он потратил время.

Как только мои пальцы ног начинают сгибаться, а мои стоны становятся быстрее и отчаяннее, он вырывается из меня и переворачивает меня на грудь.

Когда моя голова прижата к подушке, он снова входит в меня сзади. На этот раз он не станет нежным. Он знает, что я рядом.

Поэтому он врезается в меня, сжимая мою задницу, его дыхание становится все более и более затрудненным. Сейчас мы почти синхронизированы, но он может контролировать себя намного лучше, чем я. Я всегда помогала, когда он так мной владел.

Он ждет, пока я кончу, и в тот момент, когда я кончаю на его члене, он вытаскивает и переворачивает меня обратно, так что я смотрю на него снизу вверх.

Он выпрямляется и балансирует на коленях надо мной, его рука обхватывает его массивный член. Он качает взад-вперед, глядя мне в лицо.

Я инстинктивно знаю, чего он хочет, и с удивлением понимаю, что я тоже этого хочу. Поэтому я подтягиваюсь и балансирую на локтях, пока он подносит свой член к моему рту.

Я немного сосу его, облизывая его яйца и проводя языком вверх и вниз по его члену, прежде чем его тело начинает трястись в конвульсиях. Я замечаю крошечную точку предэякулята на его кончике, широко открываю рот и поглощаю его, как только он извергается.

Я чувствую, как он скользит по моему горлу и обволакивает мой язык.

И когда я снова отстраняюсь, его член полностью израсходован. Я снова падаю на подушку, а Исаак скатывается и опускается на матрас рядом со мной.

Мы лежим в тишине, каждый греется в лучах собственных оргазмов. Ни один мужчина никогда не заставлял меня кончать бесконечно, как он. Не то чтобы я когда-нибудь признаюсь ему в этом.

У него уже гораздо больше власти надо мной, чем мне хотелось бы признать.

Проблема в том, что я подозреваю, что он уже это знает. И если это правда, то я действительно облажалась.

– О чем ты думала?

Я поворачиваю голову в сторону и встречаюсь с его голубыми глазами. Мне нравится, как они меняют оттенки в зависимости от времени суток, от настроения. Сейчас они нежно-голубого цвета. Как небо сразу после грозы.

– Прямо сейчас?

– Нет, раньше.

– Ох. Ни о чем.

– Камила.

Я дрожу. Когда Исаак произносит мое имя таким образом, это вызывает у меня легкий трепет, который я не могу объяснить.

– Скажи мне, – настаивает он. – Я слушаю.

Я кусаю нижнюю губу. – Я просто… скучала по своей сестре.

Этот тоненький ворчливый голосок у меня в голове пытается убедить меня, что рассказать Исааку – правильно. У Джо есть отец. Независимо от его репутации, имею ли я право удерживать его от нее?

– И ее дети, – добавляю я.

Я немного сжимаюсь внутри, когда произношу слова, которые полностью исключают Джо из уравнения. Я просто так напугана. Я так долго держала ее в секрете, что мне кажется неправильным говорить о ней сейчас.

– Ты часто виделась с ними за последние шесть лет?

– Несколько раз, – признаюсь я. – Но это было только потому, что это устроил Эрик.

– Агент?

– Бывший агент, – поправляю я. – Агентство заменило его.

– Верно.

– Эндрю поручили заняться моим делом около полутора лет назад, и… он не был так заинтересован в том, чтобы делать для меня лишнюю милю.

– Значит, ты не видела свою сестру и ее семью уже полтора года?

– Ага. Это была пытка.

Возможно, я слишком много выдаю, когда говорю, но Исаак смотрит на меня с выражением, граничащим с подозрением. Я не знаю, как продолжить этот разговор, не выглядя так, будто я пытаюсь что-то скрыть.

– Мы всегда были очень близки, – поспешно объясняю я. – Иногда она больше похожа на мою мать, чем на сестру.

– Полагаю, я могу понять. Иногда Богдан чувствуется моим ребенком.

Он шутит, и я благодарна за снятие напряжения. Но отвлечение, в котором я нуждаюсь, приходит, когда он стягивает одеяло со своего тела. Он встает с кровати и берет стакан воды с тумбочки. Пока он пьет, я восхищаюсь им.

Он как будто высечен из камня. Его углы резкие и сильные, его торс пульсирует прессом, и даже его руки кажутся согнутыми, даже если это не так.

И, конечно же, его член.

Его массивный, красивый, работоспособный член заставлял меня кончать больше раз, чем я могу сейчас сосчитать. Он только что трахнул меня до полусмерти, и каким-то образом ему все еще удается смотреть жестко.

Я имею в виду, это должен быть талант, верно? Иногда правду говорят:

Бог действительно дает обеими руками.

– Нравится то, что ты видишь?

Я краснею, когда он зовет меня за то, что я пялилась. – Прости, – бормочу я, уткнувшись лицом в подушку.

Он хихикает себе под нос. Я слышу, как он обходит кровать рядом со мной. Я многозначительно прячу голову под подушку, надеясь, что он просто оставит меня наедине с моим смущением.

Нет такой удачи.

Он срывает подушку с моей головы, и я вынуждена повернуться и посмотреть на него. Тот факт, что он все еще голый, невероятно отвлекает, но мне удается не отводить глаз от его шеи.

Он наклоняется и хватается за край кровати обеими руками. – Ты можешь воспользоваться этой линией, – говорит он мне, указывая на телефон на прикроватной тумбочке рядом со мной. – Это безопасно.

Я сижу, даже не заботясь о том, что простыни падают с моего тела, как вода.

Его глаза останавливаются прямо на моей груди, и, в отличие от меня, он, кажется, ничуть не смущается, что его замечают. На самом деле, он выглядит так, как будто это его Богом данное право смотреть.

Я бы сказала ему об этом, но я слишком взволнованна возможностью, которую он мне предлагает.

– Я могу позвонить сестре?

– Сколько хочешь, – говорит он. – Я даже подслушивать не буду.

– Куда ты идешь? – спрашиваю я, моя рука уже тянется к телефону.

– В душ, – говорит он мне. – Я, наверное, задержусь там на какое-то время.

Прежде чем я успеваю сказать еще хоть слово, он наклоняется и ловит мои губы своими. Это глубокий собственнический поцелуй, который он заканчивает, прикусив мою нижнюю губу.

Это не так сильно, чтобы пустить кровь, но достаточно, чтобы немного ужалить.

Хотя отсутствие, которое следует, когда он отстраняется, жалит сильнее.

Я смотрю, как он входит в ванную на другом конце своей гигантской комнаты.

Он с тихим хлопком закрывает дверь, и через несколько секунд я слышу, как включается душ.

Уверенная, что он меня не услышит, я звоню Брианне. Требуется несколько гудков, но Брианна наконец берет трубку. Однако ее голос звучит размыто и приглушенно.

– Привет?

– Бри, это я.

– Ками? – она хрипит.

И тут я вспомнила разницу во времени. Я чувствую себя полной дурочкой, но я достаточно эгоистична, чтобы не повесить трубку.

– Бри, мне очень жаль. Ты спишь, что ли?

– Ну, я была, – говорит она, немного шепча. Я слышу движение на другом конце, а затем щелчок двери. – Хорошо. Я сейчас в гостиной.

– Который сейчас час?

– Почти пять утра.

– Черт, я идиотка.

– Не беспокойся об этом. Я ждала, чтобы услышать тебя. Ты в порядке, верно?

– Я, – торопливо говорю я ей. – Все в порядке. Я просто… я обрадовалась звонку тебе и забыла, что в Шотландии на четыре часа вперед.

– Эм, Шотландия?

– Да, я сейчас в Шотландии.

– С… Исааком Воробьевым?

Она произносит его имя, как будто он незнакомец. Но ведь это именно то, чем он является для нее. Что заставляет меня понять, что он больше не чужой для меня.

И это осознание кажется… каким-то преобразующим, каким-то образом, который я не могу объяснить.

– Да, с Исааком.

На другой линии долгая пауза. Я хочу нарушить тишину, но мое сердце сильно колотится, и я даже не знаю почему.

– Ками… что происходит? – спрашивает она, и я точно знаю, что она имеет в виду.

– Я переспала с ним прошлой ночью, Бри, – признаюсь я, понизив голос, чтобы вдвойне обезопаситься. – И сегодня утром. И… ни один из этих раз не был первым.

– Ну… – говорит она, оставляя слово висеть в воздухе навечно. – Черт.

С моих губ срывается взрыв почти истерического смеха. Абсурд моей жизни. Я не могу смириться с этим. Я едва могу начать оборачивать это в своей голове.

– Ками, ты влюбляешься в него?

– Это… было бы безумием, не так ли?

– Неважно, так это или нет, – говорит она. – Ты влюбляешься в него?

– Я… о, Бри, я не знаю.

– Ты спала с ним. Больше чем единожды.

– Да.

– Ты хочешь снова переспать с ним?

Боже, помоги мне.

– Да.

– Черт.

– Прекрати говорить это.

– Я не знаю, как еще выразить себя.

В моей груди бушует паника, и я не знаю, как сказать Бри, что сейчас она мне нужна больше, чем когда-либо. Но я подавляю эту потребность. Что мне на самом деле нужно, так это перестать так полагаться на нее. Она уже воспитывает для меня мою дочь.

Я уже слишком многого от нее потребовала.

– Он хорошо к тебе относится? – говорит она вдруг.

– Что?

– Сосредоточься, любовь моя, – говорит Бри голосом своей няни. – Он хорошо к тебе относится? Он добр к тебе? Он заставляет тебя чувствовать себя теплой и липкой внутри?

Я молчу так долго, что Бри проверяет, не потеряла ли она меня.

– Ками… ты там?

– Я здесь.

– Ты собираешься ответить на вопрос?

– Бри, я не могу… я не могу сказать это вслух.

– Ну… фууу… выдумка.

Я почти смеюсь. – Хорошее спасение.

– Ками, дорогая?

– Да.

– Если ты имеешь в виду то, что говоришь… тогда тебе нужно рассказать ему о Джо.

И вот оно. То, что мне нужно услышать, но я не хочу сталкиваться с этим. Большой секрет между мной и Исааком. Правду, которую я хочу защитить любой ценой.

Мне не нужно, чтобы Бри говорила это, чтобы знать, что я должна делать. Но помогает все равно.

– Ты должна рассказать ему о Джо, Ками, – повторяет Бри, не получая от меня ответа.

Я делаю глубокий вдох. – Я знаю.

37
ИСААК

– Богдан.

Линия потрескивает в течение секунды, прежде чем она очищается. Иногда в некоторых комнатах в замке связь становится немного неровной.

– Как дела? – он спрашивает.

– Все прошло… лучше, чем я думал. – Хотя я больше говорю обо всем, что последовало за похоронами Лахлана, чем о самих похоронах.

– Ты сказал его родителям, что они все равно получат его зарплату?

– Сначала они отказались, – говорю я ему. – Но они хорошие люди. Но гасподин Мерфи понял, что я не сдвинусь с места, и согласился. Им нужны деньги.

– Я рад, что они будут обеспечены.

– Мне начинает казаться, что ты собираешься сказать мне что-то, что мне не понравится, – говорю я.

Секунда молчания подтверждает мои подозрения.

– Мы вернемся к этому через секунду, – говорит Богдан. – Как проходит медовый месяц?

Я хмурюсь. – Это не медовый месяц.

– Где новая невеста?

Я закатываю глаза. – В библиотеке. Она там все утро.

– Хм.

– Что?

– Я имею в виду, что она предпочитает проводить все свое время с кучей скучных книг, а не с тобой. Я думаю, тебе нужно улучшить свою игру.

– Богдан, перестань отклоняться.

Он вздыхает. – Почему мы не можем просто поговорить? Знаешь, брат к брату.

– Мы можем сделать это после того, как поговорим о делах.

Даже говоря это, я напоминаю себе об отце. Его никогда не интересовал ни один разговор, не касающийся Воробьевой братвы.

Братва была его жизнью. Он убедился, что я чувствую то же самое.

У меня никогда не было другого выбора. Мой путь был определен для меня с той минуты, как я вышел из детской и вошел в тренировочную комнату, которую отец построил специально для меня.

Странно испытывать две противоположные эмоции одновременно. Я обижен на своего отца, но я все еще уважаю дона, которым он был. Я презираю его лицемерие, но я все еще придерживаюсь ценностей лояльности, которые он привил мне.

Я ненавижу человека, который меня создал.

И все же я люблю его за это.

– Хорошо, – говорит Богдан. – У нас может быть небольшая проблема.

– Продолжай.

– Я не думаю, что это будет большой проблемой или чем-то еще, но… ты должен знать, что копы разыскивают Камиллу. Идет обыск.

Это не так плохо, как я себе представляю, но это и не совсем приятная новость.

Теперь мне нужно не только присматривать за Максимом; Я тоже должен беспокоиться о копах.

– Интерпол проинформирован, – добавляет он, поморщившись.

– Интерпол? – Я повторяю. – Ты, должно быть, чертовски издеваешься надо мной.

– Человек, настаивающий на поиске, – Эрик Келлер. Я думаю, что он агент Камиллы.

– Бывший агент, – говорю я ему, повторяя ее слова.

– Хм. Так почему он так сильно давит?

Я шагаю по похожему на пещеру коридору. – Потому что они двое близки. Он вернул ее на первые пару лет программы защиты свидетелей.

– Он может доставить больше хлопот, чем нам нужно.

Я знаю, что он имеет в виду. Я также знаю, что Камила никогда не простит меня, если что-то случится с Эриком. – Оставь его пока. Это может просто сдуться.

– Сомневаюсь, sobrat. Британские полицейские также были проинформированы. На данный момент они держат поиск в тайне. Но ходят слухи, что они могут обнародовать это, если в ближайшие несколько недель не появятся новые зацепки.

– Они не выложат это на всеобщее обозрение, – уверенно говорю я. – Это будет цирк. Не говоря уже о том, что это будет маяком для всех, у кого есть планы на Камиллу.

– У нас есть информатор внутри, – указывает Богдан.

– Я начинаю задаваться вопросом, знает ли и Максим.

Богдан некоторое время молчит. – Думаешь, это возможно?

– Я думал о сроках некоторых вещей. Не говоря уже о том, как Максим вообще нашел Камилу. Само собой разумеется, что у него тоже мог быть кто-то внутри. Кто-то рядом с ней.

– Подожди, ты кого-то имеешь в виду?

Я мрачно киваю. – Эрик.

– Фууууу, – выдыхает Богдан. – Черт побери. Возможно, ты прав. Это слишком удобно.

– У них нестандартные отношения, – говорю я, пожимая плечами. – Но у меня нет доказательств. Не более чем предчувствие.

– Если он один из людей Максима, у нас не будет другого выбора, кроме как убрать его.

– Я знаю, – отвечаю я. – Но пока Эрика Келлера трогать нельзя. Я разберусь с ним, когда понадобится.

Я собираюсь спросить Богдана о новых данных о Максиме и его передвижениях, когда слышу шум за спиной. Я оборачиваюсь и вижу Камилу, стоящую на пороге моей спальни.

У нее в руках три книги, но ее глаза широко раскрыты и внезапно полны паники.

Чёрт.

Она что-то подслушала. Вопрос… сколько?

– Богдан, – говорю я, не сводя глаз с Камилы. – Я должен идти.

– Попался. Я позвоню с другим отчетом ночью.

Я вешаю трубку и поворачиваюсь к Камиле, которая, кажется, как вкопанная. Она может только смотреть на меня, ее глаза хаотично сверкают, как будто она не уверена, ей следует быть разочарованной или сердитой.

– О чем был этот звонок? – она спрашивает. Страх очевиден в ее тоне.

– Просто бизнес.

– Очевидно, это дело касается меня, – обвиняет она. – И Эрика.

Боже. Пиздец. Чёрт возьми.

– В разговоре было нечто большее, чем то, что ты только что услышала, – говорю я, делая шаг к ней.

Она вздрагивает от замороженного состояния и роняет книги на ближайшую поверхность, которую только может найти. Когда я приближаюсь к ней, она отскакивает.

– Действительно? Потому что это звучало так, будто ты был готов нанести удар по Эрику, – говорит она.

Я проклинаю собственную беспечность. Этот разговор с Богданом я должен был вести в одном из частных кабинетов при запертой двери. – Это было не так.

– Почему Эрик представляет для тебя такую угрозу? – она спрашивает.

Ее брови немного сдвинуты вместе, когда она собирает кусочки вместе. Ей нужно всего пару секунд. Она слишком умна для своего же блага. – Он ищет меня, не так ли?

Я закрываю глаза в гримасе и киваю. – Да.

– Он меня найдет?

– Он, безусловно, привлек много людей.

– Что ты имеешь в виду?

– Интерпол и британская полиция.

Ее глаза расширяются. – Меня все ищут?

– Похоже на то.

– И ты думаешь, что убийство Эрика устранит угрозу того, что кто-нибудь найдет меня? – недоверчиво спрашивает она.

– Нет, конечно нет. Мы с Богданом обсуждали совсем другую возможность.

– Какую?

Я хочу рассказать ей о своих подозрениях. Но только вчера она рассказала мне, какое утешение приносили ей отношения с Эриком в годы изгнания. Неужели я собираюсь подорвать ее доверие к мужчине из-за необоснованного подозрения, которое еще предстоит доказать?

– Это не имеет значения.

– Ты подозреваешь, что Эрик собирается усложнить тебе жизнь, и твой план состоит в том, чтобы… убить его?

Она звучит совершенно отвратительно, но в основном это делается для того, чтобы скрыть опустошение.

– Камила…

– Так устроены дела в Братве? Вы убиваете людей по своему желанию просто потому, что их неудобно иметь рядом?

– Это сложный мир, Камила.

– А ты полный ублюдок. Что дает тебе право играть в Бога?

– Никто мне ничего не дал, черт возьми, – огрызаюсь я. – Я взял право.

Ее глаза становятся холодными. Я чувствую, что перемирие, на построение которого мы потратили дни, рушится вокруг нас. Конечно, это было неизбежно. У нас никогда не было прочного фундамента.

Все, что у нас есть, это секреты за секретами.

Камила качает головой. Ее руки дрожат. Маленькая мечта, в которой мы жили, угасает, и на ее место приходит холодная, суровая реальность.

– Максим, наверное, тоже меня ищет, не так ли?

Мои руки сжимаются в кулаки. – Да.

– Должно быть, тебе ужасно трудно держать меня в тайне, вне досягаемости всех.

Я сужаю глаза. – Камила…

– Каков твой план? – спрашивает она вызывающим тоном.

Сейчас она напрашивается на бой, и, учитывая мое нынешнее настроение, я готов дать ей бой. Я продвигаюсь вперед, но на этот раз она стоит на своем.

– Зачем мне рассказывать тебе о моем плане?

– Потому что я в центре всего этого, – говорит она. – Ты похитил меня, потому что хотел получить информацию о Максиме. Но он мне ничего не дал. Мне нечего тебе сказать существенного. Так почему ты держишь меня рядом?

– Чтобы убедиться, что он не сможет добраться до тебя.

– Какая разница, если он это сделает? – настаивает она. – Какое тебе дело?

Я не знаю, что она ожидает, что я скажу здесь. Сделать ей смелое признание в любви? Сказать ей, насколько она важна для меня? Сказать ей, что я не могу жить без нее?

Я не тот человек.

И даже если бы я смог заставить себя произнести эти слова, они не были бы правдой.

Я могу жить без нее. Я родился из амбиций моего отца и его безжалостной жестокости. Я родился, чтобы возглавить Братву, и это то, что я буду делать, независимо от того, рядом со мной Камила или нет.

Но я также начинаю понимать, что отпустить ее будет гораздо труднее, чем должно быть.

– Исаак! – говорит она, ее голос быстро повышается. – Ответь на гребаный вопрос. Почему ты держишь меня здесь? Какие у тебя планы на меня?

– Мои планы – мое дело.

Она делает шаг передо мной, как будто боится, что я выйду из комнаты.

– Все это того стоит? – спрашивает она, выражение ее лица меняется с горького на умоляющее. – Какой цели все это служит?

– Цель? – язвительно повторяю я. – Это моя жизнь.

– Так что измени это, – говорит она, как будто это самый простой выбор в мире. – Ты можешь уйти от всего этого. Тебе не обязательно быть доном Братвы. Ты не должен жить своей жизнью, основанной на мести.

Я качаю головой. – Ты не знаешь, о чем спрашиваешь. Думаешь, мне стоит оставить Максима на произвол судьбы? Отменить розыск и позволить ему делать все, что он хочет, без последствий?

– Да, – горячо говорит она. – Да, именно это, я думаю, тебе следует сделать.

Она протягивает руку и берет меня обеими руками. Ее глаза ясны и полны отчаяния.

– Тебе не обязательно быть таким, как твой отец, Исаак. Я знаю, что быть безжалостным и неумолимым доном тебя учили быть. Но… теперь ты сам себе мужчина. Ты можешь выбрать быть другим.

Она просит меня быть кем-то другим. Кто-то другой. Она хочет, чтобы я превратился в одного из героев книг, которые она постоянно читает.

И чего я ожидаю? Она не из моего мира. Она не понимает, что значит быть Братвой. Как она может? То, что мы хотим, находится на расстоянии световых лет.

Она хочет тишины и покоя. Ей нужна предсказуемость обыденного. Ей хочется скучно и стабильно. Она хочет читать книги, удержаться на хорошей работе и воссоединиться со своей сестрой.

Мне? Я хочу крови своих врагов. Меньшего не хватит.

– А что, если я не другой? – бесстрастно спрашиваю я.

– Ты не твой отец.

– Вот именно, – рычу я. – Я мой отец. Он не был любящим, добрым или понимающим. Он не был сострадательным или терпеливым. Но он научил меня быть сильным. Быть под контролем.

– Ты знаешь, что такое контроль? – говорит Камила ужесточенным тоном. Ты никогда не знаешь, есть ли люди в твоей жизни, потому что они хотят быть, или потому, что они вынуждены быть.

– Это не сказка, маленькая девочка, – рычу я. – Это не гребаная книга. Реальная жизнь – это совсем другой зверь. И мне плевать на то, что хотят другие люди. Их желания, их мнения, их мысли ничего не значат для меня.

– Включая мою?

– В том числе и твою, – тут же рявкаю я, не оставляя ни секунды тишины между вопросом и ответом.

Она отступает назад, как будто я ударил ее. Ее глаза полны боли, когда она пытается понять, кто я. С тем, что она значит для меня. Или, точнее, то, что она не имеет в виду.

– Ты никогда не отпустишь меня, да?

– Так ты хочешь вернуться к нему? Я усмехаюсь. – Нет.

Ее глаза затуманиваются. – Ты действительно думаешь, что я сделаю это, если получу обратно свою свободу? Думаешь, я побегу обратно к Максиму?

– Ну, ты просто защищала меня, чтобы я отказался от своих планов, где бы это ни было, – указываю я. – Это верный жест. Я мог бы даже зайти так далеко, чтобы сказать, что это любящий жест.

Гнев и боль горят в ее глазах, и впервые я вижу искру ненависти, вспыхивающую на ее лице. Она похожа на потерянную и сломанную сирену, которую довели до края.

– Ублюдок, – кипит она. Я впечатлен тем, что ее голос не дрожит. Даже не немного. – После всего… после всего… ты все еще думаешь, что я манипулирую тобой, чтобы ты позволил мне вернуться к Максиму?

– Всего? – Я жестоко смеюсь, исключительно для того, чтобы покрутить нож посильнее. – Это было всего лишь несколько бессмысленных трахов, Камила.

Ее челюсть отвисает, щеки краснеют, нижняя губа дрожит. Этот жест настолько невинен, настолько честен, что он застает меня врасплох.

– Тебе, может быть, – наконец говорит она, не предлагая больше ничего.

Она поворачивается и идет к старинному столу, на который положила свои книги.

Она поднимает их одну за другой медленными, отрывистыми движениями.

Я хочу остановить ее. Позовать ее. Сказать ей, что я не привык отступать или сдаваться. Я привык бороться. Это единственная причина, по которой я не могу остановить свою погоню за Максимом. Вот почему я не могу успокоиться, пока не узнаю, что мой кузен больше не представляет угрозы.

Я больше сын своего отца, чем когда-либо хотел признать.

Но теперь я столкнулся с вопиющей правдой. Я стал человеком, которого презирал, потому что это то, что нужно для успешного управления Братвой.

Это причина того, что мой дядя потерпел неудачу. Он был добрее, возможно, даже лучше. Но он был слаб, а слабости нельзя допустить в этой жизни. Его надо гасить раньше, как это сделал Яков Воробьев.

Собрав все свои книги в руках, она оборачивается и смотрит на меня через плечо. Она хотела что-то сказать, но в последнюю секунду передумала.

Ее зеленые глаза покраснели от разочарования. Безнадежность сменила волнение, которое процветало в прошлые дни.

Все прошло.

Может быть, это и к лучшему.