Текст книги "Бархатный дьявол (ЛП)"

Автор книги: Николь Фокс Николь

сообщить о нарушении

Текущая страница: 6 (всего у книги 21 страниц)

11
ИСААК

– Должны быть какие-то его следы.

Богдан отрывается от экрана. – Боюсь, что нет. Он ушел под воду вскоре после того, как рассеялась пыль.

– Сколько его людей мы получили?

– Пятнадцать, – отвечает Богдан. – Остальные бежали вместе с ним. И с его ресурсами здесь, его будет трудно найти, если он не хочет, чтобы его нашли.

– Все эти ресурсы не защитили его от нас, – фыркаю я.

– Верно. У нас был элемент неожиданности, а Максим был дерзким. Но он знает, что мы сейчас здесь.

Я откидываюсь на спинку кресла и обдумываю ситуацию. Что-то меня в нем чертовски раздражает, и я не могу понять, что именно. Мы планировали эту миссию в течение многих лет. У меня было время обдумать каждый угол, каждую стратегию.

И мой план отлично сработал. Или почти идеально. Я получил девушку. Уничтожены личные силы Максима. Отправил его бежать по чертовым холмам.

Единственное, что могло бы быть лучше, если бы прямо сейчас у меня была его голова на блюдечке с голубой каемочкой.

Но не эта неудача беспокоит меня. Он сейчас в бегах. Скоро я выкопаю крысу из укрытия и покончу с его жалкой жизнью.

Нет, я злюсь на то, сколько времени ушло на то, чтобы зайти так далеко. Восемнадцать месяцев они были помолвлены. Это восемнадцать месяцев прикосновений к ней. Целовать ее. Взять то, что никогда не было его.

От этого дерьма я краснею.

– Ты в порядке, sobrat? – спрашивает Богдан, закрывая экран и отодвигая ноутбук.

– Я хочу, чтобы все были в состоянии повышенной готовности, – говорю я вместо того, чтобы ответить на его вопрос. – Ублюдок знает, что она у меня сейчас. Он попытается вернуть ее.

– Это действительно испортит ваш медовый месяц.

Я бросаю ручку ему в голову. Он пригибается и смеется, зная, что он единственный, кому может сойти с рук, если он скажет мне такие вещи.

– Знаешь, она очень красивая, – добавляет он, откидываясь на спинку стула.

– Ты уже это говорил.

– Думаешь, Максим знает?

– Знает что?

– Что у тебя с Камилой была только одна ночь вместе. Всего один разговор.

– Мне плевать, что он знает. Он сильно просчитался.

– О, я ничего не знаю об этом.

Я прищуриваюсь на Богдана. Я люблю маленького щеночка, но иногда он может быть утомительным. – Что ты имеешь в виду?

– Я просто говорю, что он был прав, предположив, что она что-то для тебя значит. В противном случае, зачем нам проходить через все эти неприятности, чтобы вернуть ее?

– Я не хотел, чтобы он думал, что выиграл.

– И это единственная причина.

Я смотрю на него. – Да.

– Если ты так говоришь.

– Не заставляй меня отправить тебя обратно в Нью-Йорк.

– Пожалуйста, – усмехается он, закатывая глаза. – Ты бы слишком скучал по мне.

– Но, по крайней мере, я смогу получить немного тишины и покоя.

Богдан усмехается, но выражение его лица сглаживается, когда он смотрит на кучу бумаг на столе между нами. – Знаешь, тебе не обязательно проходить через все это самому. У нас есть бухгалтер.

– Я никому не доверяю свои деньги, кроме себя.

Богдан качает головой. – Папа тоже так делал.

Тень нашего отца висит над моей головой с того момента, как он сделал свой последний вздох. В жизни он позаботился о том, чтобы запечатлеть свое присутствие в самых складках моей кожи. Что бы я ни делал, я не могу избавиться от его голоса в моей голове. Я смотрю на шрамы на правой руке и вспоминаю его.

– У меня должны были быть такие же шрамы, – вдруг говорит Богдан, заметив, куда направлен мой взгляд.

– Что?

– Ты думаешь, что я не знаю, но я знаю, – говорит он. – Он никогда не резал меня – потому что ты стоял передо мной. Ты помешал ему преподать мне уроки, которые он преподал тебе.

Моя челюсть неловко сгибается. – Когда дядя Яков умер, я знал, что однажды стану доном. Так что мне нужно было учиться. Тебе это было не нужно.

– Конечно, я все это знаю. Но я знаю, как сильно ты защищал меня от него.

– Ты чувствуешь ко мне сентиментальность, братишка?

Богдан улыбается. – Не сегодня.

Я встаю и иду к двери. Я чувствую беспокойство и нетерпение, сидя здесь. Мне нужно шагать, двигаться, чувствовать, что я что-то делаю.

Богдан тянется к ноутбуку, чтобы возобновить охоту на моего кузена-предателя.

– Прежде чем ты уйдешь, – кричит он мне вслед, не отрывая взгляда от экрана, – ты должен знать, что сегодня утром звонила мама.

– Ты сказал ей, что мы в Лондоне?

– Мне пришлось.

Я киваю. – Я позвоню ей позже.

– Тебе лучше, иначе придется адски расплачиваться. Даже большие, могущественные доны должны слушаться своих матерей.

Я ворчу и показываю ему палец.

– Отправляешься ужинать со своей новой невестой? – спрашивает он, качая бровями.

Я закатываю глаза. – Мне нужна информация от нее.

– Если это твоя история, – улыбается он. – Ты должен сказать маме, что у нее есть невестка.

– Она не знает.

– Я думаю, ты можешь запутаться в значении этого слова, брат.

– Меня ничего не смущает, – рычу я. – Все это фейк. Бред сивой кобылы. Аранжировка, не более того.

– Ммм. Как скажете, сэр.

– Ты невыносим. Ты знаешь, что это правильно?

Он широко улыбается. – Лучше всех.

12
ИСААК

Некоторое время я хожу по территории и размышляю, несмотря на дождь. Или, возможно, из-за этого. Я всегда предпочитаю Нью-Йорк, но есть что-то в унылости Лондона, которая мне подходит.

Когда приближается восемь, я захожу в свои личные покои, принимаю душ и переодеваюсь в белую рубашку на пуговицах и накрахмаленные черные брюки. Я застегиваю рукава до локтя и иду в столовую.

Я на пять минут раньше, но она уже там, когда я прихожу. Я замираю в дверях.

– Я так понимаю, тебе не понравилось платье?

На лице Ками нет макияжа, а ее волосы напоминают крысиное гнездо на макушке. Она одета в рваные джинсы, белую футболку без логотипа и пару пушистых розовых шлепанцев, за которые я даже не понял, что заплатил.

Она отворачивается от того места, где стоит у окна. – При других обстоятельствах все было бы в порядке, – говорит она. Ее глаза сверкают вызовом. – Но я не люблю, когда меня заставляют что-то делать.

Мой первый инстинкт – разозлиться. Но сразу же понимаю, что это неверный шаг.

Вероятно, она планировала это маленькое восстание с того момента, как я вышел из ее комнаты.

Она хочет, чтобы я разозлился, чтобы увидеть, как далеко она может меня завести.

– Посидим? – Я грациозно указываю на стол.

Она бесцеремонно плюхается на стул напротив меня и заправляет волосы за уши.

Понятно, что она изо всех сил старалась выглядеть как можно непривлекательнее, но усилия смехотворны.

Она по-прежнему самая красивая женщина, которую я когда-либо видел.

– Ты прекрасно выглядишь.

Она хмурится. – Ты слишком одет, – говорит она, глядя на мою белую пуговицу.

– Вино?

– Нет, спасибо, – резко говорит она.

Я все равно наливаю ей стакан. Мгновение спустя горничные вкатывают тележку с едой и начинают открывать серебряные блюдца. Одно за другим раскрываются блюда, и комната наполняется пикантными ароматами.

– Угощайся, – говорю я ей. Ее лицо горит от голода, хотя она и старается не протягивать мне руку.

Она пожимает плечами, как будто ей все равно. Затем она берет кусок баррамунди на гриле и поливает его соусом из сладкого чили. Я замечаю, как ее глаза пару раз мелькают в сторону вина, но ей удается сопротивляться.

Если это ее «сотрудничество», нам есть над чем поработать.

– У нас в поместье есть библиотека, – говорю я ей. – Ты можешь использовать ее, когда захочешь.

Она кивает.

– И сады занимают около акра. Так что там есть на что посмотреть.

Еще один кивок.

– Что-то не так?

Ее глаза останавливаются на моих. Меня встречает зеленый огонь. – О, ты имеешь в виду, кроме того факта, что я пленница этого ужасного дома и этого долбанного брака?

– Можешь уйти, – говорю я. – Только до тех пор, пока тебя сопровождаю я или мои люди.

– Тюремщики.

– Телохранители, – поправляюсь я.

– Ты ожидаешь, что я буду благодарна за то, что мне разрешено просматривать твои дурацкие книги и твои дурацкие сады? – язвительно спрашивает она. – Мне что, ползать у твоих ног и говорить: – Спасибо, господин Исаак; ты такой доброжелательный!? Что ж, извини, я не впечатлена.

– Позволь мне прояснить: мне плевать, впечатлена ты или нет.

Она вздрагивает в ответ на мой тон, но ей удается поддерживать пылающий огонь.

– Что ты сделал с Эриком?

– Маршал?

– Да, – практически шипит она на меня. – Маршал. – Я подавляю улыбку. – Он в порядке. Мы не причинили ему вреда.

– Мне понадобятся доказательства этого.

– В какой-то момент тебе придется доверять мне.

– Ты мечтаешь, если думаешь, что я когда-нибудь снова буду доверять другому мужчине всю свою жизнь.

Я склоняю голову набок. – Кажется, ты доверяешь Эрику.

– Эрик другой.

– Как же так?

– Он отец, которого у меня никогда не было, – выпаливает она. Сразу же после того, как она это сказала, сожаление омывает ее лицо, придавая ей мгновенный цвет. – Или, я имею в виду… я не это имела в виду.

– Что ты имела в виду?

Она смотрит на свою тарелку. – У меня есть отец, – говорит она. – И он был рядом всю мою жизнь. Он просто…

– Не такой отец тебе нужен, – говорю я, помогая ей.

Кажется, это звучит правильно. Она смотрит на меня и кивает.

– Конечно. Ага.

– Я кое-что об этом знаю.

– Кто бы мог подумать, что у тебя проблемы с отцом? – саркастически бурчит она.

Я закатываю рукав и размахиваю шрамами перед ее лицом. – Это были некоторые из его подарков мне.

Сразу испаряется дерзость. – Боже мой! – она задыхается. – Он… он сделал это с тобой?

Я пожимаю плечами и опускаю руку. – Он учил меня.

– Учить тебя чему? – недоверчиво спрашивает она. – Как быть чертовым психопатом?

– Учили меня, как быть лидером, которым я должен был быть, – объясняю я. – И это сработало. Я усвоил уроки. Я никогда не забывал.

– Как ты мог? – усмехается она. – Когда они укореняются в твоей буквальной плоти.

Я мрачно улыбаюсь ее возмущению. Кажется, она немного трезвеет. – Теперь он мертв. Так что это уже не имеет большого значения. – Я указываю подбородком в ее полный бокал вина.

– Ты должна пить. Это Domaine Leroy Aux Brulees 1993 года.

– Я должна знать, что это значит?

– Это значит, что ты должна выпить.

Она скрещивает руки и откидывается на спинку стула. – Нет.

– Ты всегда такая упрямая?

– Только когда замешаны мои принципы.

– А у тебя их много, да?

– Каждый человек должен.

– Ты, должно быть, очень веселишься на вечеринках.

Ее глаза сужаются в щелочки. – Ты заставил меня поужинать с тобой, чтобы всю ночь осыпать меня оскорблениями?

– Я не понимал, что я делаю.

– Пожалуйста, ты всегда знаешь, что делаешь.

Мне приходится сопротивляться желанию рассмеяться. Она такая же острая, какой я ее помню. Такая же едкая. Такая же смешная.

Были моменты за последние шесть лет, когда мне удавалось убедить себя, что я идеализировал нашу совместную ночь. Я был очарован незнакомой женщиной, и прежде чем мое любопытство было должным образом удовлетворено, она была украдена.

Конечно, имеет смысл, что я думал о ней с тех пор.

У меня никогда не было возможности вытащить ее из своей системы.

– Перестань так на меня смотреть.

Я поднимаю брови. – Как?

– Как будто ты представляешь, как я выгляжу голой.

Я улыбаюсь. Ничего не могу поделать. Она больше развлекает меня, чем когда-либо.

– Мне не нужно ничего воображать, – напоминаю я ей. – Я видел тебя голой.

Румянец сразу. И он такой же яростный, как и ее взгляд, когда она решает, что ей есть на что злиться. Она пинает стол, чтобы отодвинуть стул. Столовые приборы сердито гремят.

– Я больше не голодна.

– Садись, – говорю я ей спокойно.

– Почему ты меня не заставляешь? Так как это то, чем ты, кажется, увлекаешься.

Я делаю глоток вина и долго дышу. Она испытывает мое терпение, мое самообладание. Она не выиграет, конечно. Но часть меня наслаждается вызовом, который она бросает.

Ставя стакан, я складываю руки на столе и смотрю Ками прямо в глаза.

– Садись на свое гребаное место, или по щелчку пальцев я соберу сюда дюжину мужчин, чтобы посадить тебя там навсегда.

Она напрягается и таращится на мгновение. Интересно, насколько я серьезен. Моя угроза висит в воздухе, именно такая зловещая, как я и предполагал. Она не знает, что на самом деле это пустая угроза – по крайней мере, вроде того.

По правде говоря, если дело дойдет до драки, я усажу ее на задницу и приковаю к этому стулу своими собственными руками. Я никогда не позволю своим людям тронуть ее.

Ками смотрит мне в глаза. И то, что она там видит, подтверждает это. Я человек слова.

И она видит.

Хорошая маленькая kiska.

– Это поместье было куплено на кровавые деньги? – тихо спрашивает она.

Я возобновляю прием пищи. Ягненок сегодня просто чудо. – Нет.

– Но ты, наверное, все равно не скажешь мне правду, не так ли?

– Возможно нет.

– В ту ночь, когда мы встретились, ты сказал мне, что опасен. Я должна была тебе поверить.

Я стараюсь, чтобы сожаление в ее голосе не коснулось меня. – Ты мне поверила, – говорю я ей. – Ты просто слишком сильно хотела меня, чтобы волноваться.

Она открывает рот, словно собираясь возразить, но вместо этого снова переключает внимание на свою тарелку.

Ее плечи отведены назад, как будто она изо всех сил старается сохранить самообладание и голову. Густая прядь ее волос вырвалась из небрежного пучка и ниспадала ей на спину. Я представляю, как снова собираю это богатство волос между пальцами. Собираю вместе, чтобы я мог управлять ею сзади.

Я делал это раньше.

Но память сейчас несколько потускнела.

Я был бы не против освежиться.

– Пообещай мне, что не причинишь Эрику вреда, – говорит она, возвращая разговор к началу.

– Я не причинил Эрику вреда, – эхом повторяю я.

– И ты мне не лжешь.

– Нет.

Она глубоко вздыхает. – Знаешь, долгое время он был моим единственным другом. И когда агентство узнало об этом, они заменили его.

– Тебе не понравился твой новый агент?

– Агент Эндрю Вентворт, – жестоко изображает она, ее тон наполнен презрением. – Он придурок.

Я фыркаю от смеха. – Я приму это как нет.

– Я плакала неделю, когда они заменили Эрика, – мягко говорит она. У меня такое чувство, что она куда-то идет с этим. – Я видела его, может быть, раз в пару месяцев после того, как меня перевели в Англию, если что. И раньше я страстно желала его визитов, потому что это означало, что я могла сесть лицом к лицу с настоящим человеком и поговорить по-настоящему. Я могла быть собой. Я могла сказать правду. Я могла выплеснуть ярость и заплакать. А он сидел и слушал. Он говорил мне, как несправедливо, что моя жизнь рухнула из-за того, что я попал в войну, которая не имеет ко мне никакого отношения.

Ее голос дрожит. Она сжимает в кулаке салфетку на коленях.

И впервые сегодня я хмурюсь.

– Я никогда не хотел, чтобы это случилось, ты же знаешь.

– Той ночью ты можешь заявить о своей невиновности, – говорит она. – А как насчет сегодняшнего утра, когда ты украл остаток моего будущего, женившись на мне?

Я не собираюсь объяснять свои рассуждения. И я не собираюсь просить прощения.

– Ты бы предпочла, чтобы я позволил тебе выйти замуж за моего кузена?

– Все, что у меня есть, – это твое слово против его, – говорит она. – И давай посмотрим правде в глаза: мне вообще нельзя разговаривать с ним, не так ли?

– Хочешь поговорить с Максимом?

– Я хочу поговорить с Алексом! – плачет она в отчаянии. – Это человек, за которого я согласилась выйти замуж.

– Он фантастика, – рычу я. – Его, блядь, не существует. «Алекс Ройстон» – не более чем мираж, который исчезнет в тот момент, когда ты распишешся на пунктирной линии.

– Опять же, – говорит она, повышая голос, – это твоя история. Все, что я слышу, это твоя версия вещей. У меня не было возможности узнать чье-либо мнение.

– И ты не будешь, так что перестань спрашивать. Если ты думаешь, что я подпущу Максима к тебе…

– Это не твое чертово дело! – яростно прерывает она.

Если она боится меня, то чертовски блестяще скрывает это. Эти зеленые глаза – чистый огонь.

Как будто она чертовски создана для меня.

– У меня есть право решать, с кем я хочу поговорить и куда я хочу пойти, – добавляет она. – У меня есть право решать, за кого я хочу выйти замуж.

Я немного наклоняюсь к ней. – И ты хочешь выйти за него замуж, да?

– Он обещал мне безопасность, – огрызается она. – И безопасность. Шанс для меня вернуться домой и, наконец, увидеть… – Она замолкает на полуслове, ее щеки снова краснеют.

– Наконец-то увидеть кого?

– Мою семью, – говорит она, ее голос колеблется на грани краха. – Моя сестра, мои племянники. Я не видела их много лет! Я не видела, как они растут. Я не была там, чтобы… чтобы уложить их в постель… – С ее губ срывается всхлип, и она от стыда отводит от меня свои дикие заплаканные глаза.

– Камила…

– Не надо! – она говорит. – Не делай этого. Не произноси мое имя так, как будто ты меня знаешь.

– Я тебя знаю.

– Один разговор не делает нас друзьями, Исаак, – шипит она. – И то, что мы женаты, не делает нас мужем и женой.

Одинокая слеза вырывается на свободу и стекает по ее щеке. И эта слеза… Черт.

Вид этой одинокой слезы что-то делает со мной. Что-то совершенно неожиданное.

Меня это чертовски бесит.

Неужели она не понимает, от чего я ее спас? Неужели она не понимает, что я только что вернул ей жизнь?

– Ты расстроена, – холодно говорю я. – Поднимись наверх и отдохни.

– Перестань командовать мной. Ты забрал у меня достаточно, даже не пытаясь украсть мою свободную волю.

– Это то, что, по-твоему, я сделал?

– Не так ли?

Эти зеленые глаза блестят в свете люстр, висящих над головой.

– Я не свободна, да? – она говорит.

– Хочешь свободы? – Я спрашиваю. – Отлично. Я дам тебе свободу.

Затем я выбегаю из столовой, оставляя Камиллу с недоеденной едой.

13
КАМИЛА

– Я не понимаю.

– Ты и я оба, – вздыхаю я.

Бри так долго смотрит на меня, что я на секунду задаюсь вопросом, не замер ли экран.

– Ты с ним. Онн его?

– Она его.

– Ну, трахни меня боком.

Я должна улыбаться при этом. Бри перестала ругаться, когда у нее родился Питер, тринадцать лет назад. Но если когда-нибудь и будет время вернуться к этому, то это будет прямо сейчас.

– Значит, дом, в котором ты сейчас находишься, принадлежит ему?

– Бри, сосредоточься.

– Извини. Я просто пытаюсь обдумать это.

– Ты и я оба.

– Перестань так говорить, – огрызается она.

– Извини.

– Нет, нет, прости, – быстро говорит она. – Я просто… ошеломленна. И волновалась. Ками, это похищение.

– Технически да.

– И юридически, морально, духовно, психологически… я могла бы продолжать.

– Я понимаю. Но Бри, он не причинил мне вреда.

– Еще! – визжит она. – Еще!

– В том-то и дело, – говорю я. – Не думаю, что он собирается.

Она останавливается и бросает на меня странный взгляд. – Ками…

– Что?

– Ничего. Я просто пытаюсь кое-что выяснить.

– Я бы хотела, чтобы ты этого не делала.

– Ками, у тебя все еще нет чувств к этому мужчине, не так ли? – выпаливает она.

В итоге у меня получается блестящее впечатление от золотой рыбки. Губы бесполезно хлопают, не произнося ни слова.

– Это… это нелепый вопрос.

– Это? – она спрашивает. – Потому что тебе потребовалось около десяти световых лет, чтобы ответить на очень простой вопрос с очень очевидным ответом.

– Он ответственен за все плохое, что произошло в моей жизни за последние шесть лет, – напоминаю я ей.

– Ммм, – соглашается она. – Но он также отвечает за Джо.

И бинго, она попала в самую точку. Это невозможная реальность моей жизни прямо сейчас. Исаак Воробьев – причина, по которой мой мир рухнул шесть лет назад.

Но он также – без его ведома – подарил мне самую большую радость в моей жизни.

Джо Феррара.

Моя дочь.

– Ты сказала ему? – тихо спрашивает Бри.

Я откидываюсь на спинку стула и тру лицо. – Конечно, нет. И я не планирую.

– Ммм…

– Знаешь, мне бы очень хотелось, чтобы ты перестала говорить «Ммм».

– Что не так с «Ммм»?

– Нет ничего плохого в «Ммм». Что не так, так это твой тон.

– Нет тона. – Она невинно убирает выбившуюся прядь волос с лица.

– Я бы хотела, чтобы ты просто сказала это.

– Я думала, что уже сделала.

– У меня нет чувств к этому человеку. Никогда не было.

Бри хмурится. – Ну, «никогда» – сильно сказано…

– Бри! – Я щелкаю. – Однажды вечером у меня был с ним разговор.

– И ты тоже спала с ним в ту же ночь.

Я закрываю глаза и закрываю лицо руками. – Блять.

Бри смеется. – Ты не обязана этого делать, Ками. Не со мной. Я была рада, что ты, наконец, решила прервать заклинание засухи. Я просто хочу, чтобы ты выбрала другого мужчину.

– Ты и я…

– Ками!

Я ухмыляюсь. – Извини.

– Где ты, собственно?

– Я не могу тебе этого сказать.

– Почему нет? – требует она.

– Во-первых, я на самом деле не знаю. Во-вторых, я не хочу злить его и лишать себя шансов выбраться отсюда.

– Думаешь, это вероятно?

– Думаю, он сдержит свое слово, – признаюсь я.

– Хорошо, ну, вау.

Я вздыхаю. – Что?

– Он тебе нравится, – выдыхает она. – А если не «нравится», то у тебя точно есть такое… сдержанное уважение к этому человеку.

– На самом деле он мне не лгал.

– У него не было возможности! – Бри указывает. – Ты знаешь его сколько, всего пару часов, если связать вместе все время, что действительно провели вместе?

– Знаю, знаю, ты права, – говорю я с поражением. – Конечно, ты права. Но в этом я руководствуюсь своими инстинктами. Может быть, если я буду сотрудничать, у меня будет больше шансов увидеть Джо. Может быть, у меня будет шанс стать для нее настоящей матерью.

– Эй, прекрати это прямо сейчас. Ты ее мать.

Я вытираю угрожающие слезы в уголке глаза. – Только по названию. Но давай посмотрим правде в глаза, ты для нее больше мать, чем я. Это ты укладываешь ее в постель, моешь ей волосы и держишь ее, когда она болеет или грустит.

– О, милая… – Но она замолкает. Ей нечего сказать, потому что она знает, что это правда. Это все правда. А Бри слишком честна, чтобы покровительствовать мне, притворяясь иначе.

– Я не ожидала такого поворота событий, – говорю я ей. – И я пытаюсь разобраться. Для меня и для Джо. Как ты сказала, он ее отец. Не знаю, как долго я смогу скрывать ее от него.

– Тебя беспокоит, как он может отреагировать?

– Честно говоря, я даже не думала о том, как он может отреагировать. У меня достаточно поводов для беспокойства.

– Как Алекс, которого на самом деле зовут не Алекс?

– Среди прочего, да. Может быть, это просто карма.

– Что заставляет тебя так говорить? – спрашивает Бри.

– Я солгала ему о своем имени. Почему он не должен был солгать мне о своем?

– Да ладно, Ками, это смешно, и ты это знаешь. Ты солгала, чтобы защитить себя, свою личность и свою дочь. Он солгал, чтобы заставить тебя влюбиться в него. Эти две вещи несопоставимы.

Когда она начинает говорить своим строгим голосом мамы, трудно не согласиться.

– Может быть, – шепчу я. – Почему мне кажется, что я в нужной компании?

– Потому что ты всегда была слишком строгая к себе. Всегда.

Я делаю глубокий вдох. – Ага. Может быть.

– Он знает, что ты говоришь со мной? – спрашивает Бри.

– Да.

– А ты уверена, что он не прослушивает линию, не подслушивает или что-то в этом роде?

– Он сказал мне, что у меня будет полная конфиденциальность.

– Ах, я забыла: ты ему доверяешь.

– Я бы не стала заходить так далеко, – поправляюсь я. – Я верила ему в одном. Это не значит, что я ему доверяю.

– Хорошо. Так ты уверена, что не хочешь, чтобы я с кем-нибудь связывалась? Даже Эрик?

– Нет. Если ты расскажешь ему, он потребует больше подробностей о том, где я. Он также будет обязан привлечь к этому ведомство. Я не хочу, чтобы он пострадал, ища меня. Он близок к отставке, и он заслуживает спокой.

– Он беспокоится о тебе, Ками. Мы все такие.

– Пусть беспокоится, – говорю я. – Достаточно знать, что он в безопасности.

– Ты уверена в этом?

– Да. На данный момент. Позволь мне просто посмотреть, как это работает.

Бри кусает губу. – Хорошо. Если ты уверена. – Она колеблется, затем добавляет: – Кам, могу я тебя кое о чем спросить?

– Давай.

– Как ты думаешь, он когда-нибудь будет участвовать в жизни Джо?

Это тяжёлый вопрос. – На данный момент я, честно говоря, не знаю. Вот что я пытаюсь выяснить. Вместе со всем остальным.

– А как же Алекс?

– Максим, – автоматически поправляю я, хотя в голове я все еще думаю о нем как об Алексе. – Я не уверена, что поверю, пока не увижу его во плоти, не поговорю с ним лицом к лицу.

– Тебе следует. Тебе понадобятся доказательства. Не говоря уже о закрытии.

Я хмурюсь. – Ты же не думаешь, что Исаак стал бы лгать?

– Насчет того, что Алекс – Максим? – Бри усмехается. – Он преступный гений. Братва Дон и все такое. Я думаю, он способен на все. Было бы глупо предполагать обратное.

Я подавляю дрожь, бегущую по моей спине, ради Бри. – Джо еще не вернулась?

– Мне очень жаль, дорогая. Она все еще на своей игре. Если бы я знала, что ты позвонишь, я бы перенесла.

– Нет, нет, – быстро говорю я. – Я не хочу, чтобы ты перестраивала ее жизнь вокруг меня. Я хочу, чтобы она повеселилась. Быть ребенком. Именно поэтому я оставила ее с тобой.

– Видишь? – Бри говорит с грустной улыбкой. – Лучшая мать в мире.

– Спорно, – вздыхаю я. – Весьма спорно. Но все равно спасибо, что сказала. Я должна идти.

– Хорошо, еще один вопрос, прежде чем ты это сделаешь: он тебя по-прежнему так же привлекает, как и тогда?

Я невольно сглатываю. Предоставьте старшей сестре задавать нелицеприятные вопросы.

– И имей в виду, я знаю, когда ты лжешь, Камила Мари.

О-о. Суровый голос мамы плюс мое второе имя. Она настроена серьезно.

– Да, – стону я, закрывая лицо руками. – Может быть, и больше, если честно.

– Чертов ад.

– Я рада, что моя жизнь превратила тебя в сквернословящего моряка, которым ты всегда была в глубине души.

– Насколько привлекателен этот мужчина?

Ее глаза убегают, и я слышу щелканье клавиатуры. – Подожди, ты его сейчас гуглишь?

– Конечно. Хм… много Исааков, но ни один из них не кажется правильным. Если только он не работает судебным бухгалтером в свободное время.

– Точно нет. – Мысль об Исааке Воробьеве в кабинке, мягко говоря, смехотворна. – Я не думаю, что он ищет славы в общественном масштабе.

– У тебя есть фотография, на которой он лежит?

– С какой стати у меня должна быть фотография, где он лежит?

Бри краснеет. – Извини, я на секунду зашла к пятнадцатилетней девочки. Думаю, неважно, как он выглядит. Лишь бы ты была в безопасности.

– Безопасность – это громко сказано. По словам Исаака, здесь с ним мне безопаснее. Я уверена, что Эрик не согласился бы, как и Максим.

– А по-твоему?

Я медлю, потом неохотно киваю. – Думаю, здесь безопасно.

Бри кивает. – Хорошо. Позвонишь еще?

– Как можно чаще, – говорю я ей. – Но не волнуйся, если ты ничего обо мне не услышишь, ладно?

– Эм, не уверена, что смогу это сделать, но я попробую, – говорит она, поджимая губы. – По крайней мере, ты страдаешь в стиле.

Я оглядываюсь на королевский кабинет, в котором сижу. – Без шуток. Это место нереальное. Маленькие благословения, я думаю.

– Береги себя, Ками.

– Я буду. Я тебя люблю. Присмотри за моей девочкой.

Бри подмигивает мне. Затем ее изображение исчезает. Я оставляю ее данные в скайпе, чтобы завтра снова позвонить ей. Даже если Исаак проверит меня, все, что он увидит, это то, что я позвонила своей сестре, как и обещала.

Когда я выхожу из кабинета, Эдит отрывается от стены коридора, сцепив руки перед собой. Должно быть, она ждала меня.

Я подпрыгиваю и чуть ли не кричу. – Ради бога! Как долго ты там стоишь?

– Пятнадцать минут, мадам. Мистер Исаак проинструктировал меня, что мне велели не беспокоить вас, пока вы разговариваете по телефону.

– Верно. Извини, я не хотела кричать; ты меня просто напугала. Спасибо за ожидание, но в следующий раз просто… постучи или что-то в этом роде.

– Да мадам.

Я нахожу момент, чтобы посмотреть на нее. Она миниатюрная блондинка с теплыми серыми глазами и вездесущей улыбкой. Я не знаю, был ли мой разум отравлен Креном из мультфильмов о семейке Аддамс, когда я была ребенком, или что-то в этом роде, но я всегда считала, что домашние слуги будут суровыми и отталкивающими. Эдит совсем не такая. Она яркий луч солнца среди всего английского мрака.

– Чего ты меня ждала? – спрашиваю я.

– Ну, может, нам стоит отвести вас в вашу комнату, – предлагает она.

Я оглядываю зал. Моя комната через две двери. Буквальный прыжок, прыжок и прыжок с того места, где мы сейчас стоим.

– Могу я спросить, почему?

– Вы должны быть внизу через полчаса, мадам. Сегодня вечером вы с мистером Исааком будете ужинать в поместье.

Моя кровь стынет сразу. – Это так?

Эдит спешит открыть мне дверь в мою спальню. Я захожу внутрь и сбрасываю шлепанцы, но мой взгляд останавливается прямо на красивом нефритово-зеленом вечернем платье, которое лежит на моей кровати.

– Мистер Исаак сам выбрал его для вас, – комментирует Эдит прежде, чем я успеваю спросить.

– Он сделал это сейчас? – Меня совершенно не впечатляет его высокомерие, если не его вкус в одежде. – Ну, это на самом деле довольно красиво. Но я не буду носить это сегодня вечером.

Эдит моргает в замешательстве. – Мэм?

– Не волнуйся, – пренебрежительно говорю я. – Я спущусь в назначенный час. Мы же не хотим заставлять мистера Исаака ждать, не так ли?

Она вздрагивает от моего резкого тона и нервно смотрит на платье на кровати. Я чувствую, что она не слишком склонна к конфликтам.

– Если не возражаете, могу я спросить, что еще вы имели в виду? – вежливо говорит она.

– Прежде всего, «мэм» нужно уйти, – мягко говорю я. – Просто Камила достаточно. Или Ками. Какое бы ты ни предпочла. А во-вторых, мне совершенно комфортно в том, что на мне сейчас.

Ее взгляд скользит по моим джинсам и футболке, и она бледнеет. – Ты… ты наденешь это сегодня на ужин?

– Я.

– Но…

– Спасибо за помощь, Эдит, – твердо говорю я. – Сегодня ты свободна. – Я подмигиваю ей и похлопываю по предплечью. – Не волнуйся. Я могу справиться с ним.

Она выглядит бледной, трясущейся и довольно скептически выходящей из моей комнаты. Мне не нравится ставить такую возлюбленную, как она, в неловкое положение. Но будь я проклята, если позволю Исааку, черт возьми, Воробьеву превратить меня в свою маленькую фарфоровую куклу.

Это мой первый шаг к тому, чтобы взять ситуацию под контроль.

Улыбаясь про себя, я иду в ванную, а затем сажусь перед зеркалом. Я умываю лицо холодной водой и вытираю полотенцем.

Тогда я абсолютно ничего больше не делаю.

Я даже не провожу расческой по волосам. Я просто держу их свободно на плечах и возвращаюсь в спальню. Пушистые шлепанцы подойдут, решаю я.

Я выхожу. В конце коридора висит огромное зеркало. Я останавливаюсь и на секунду рассматриваю свой внешний вид.

Разорванные на куски синие джинсы мом? Есть.

Розовые шлепанцы, которые выглядят так, будто я чучело кролика Энерджайзера? Есть.

Волосы, как будто я только что сделала сальто назад в аэродинамической трубе, ни пятнышка макияжа на лице, а в глазах очень тщательно проработанное «Исаак Воробьев, съешь свое сердце»? Есть. Есть и есть.