Текст книги "Секс и деньги. Сборник романов (ЛП)"

Автор книги: Ник Келман

Соавторы: Мил Миллингтон,Роберт Крейг,Марк Дэпин
сообщить о нарушении

Текущая страница: 8 (всего у книги 69 страниц)

Фильмы категории «X» иногда обрезают, чтобы получить продукцию класса «R», поэтому фильмы, которые рекламировались в «Пикчер», могли иметь и «полные версии» – но их не было, и все об этом знали. Единственным местом в Австралии, где продавались фильмы класса «X», было АПО, занимавшееся их почтовой рассылкой. (На самом деле они широко представлены в любом секс-шопе. Полиция редко использует закон, по которому пришлось бы закрыть целую индустрию видеопроката.)

С изданиями «Пипл» и «Пикчер» работало несколько крупных рекламодателей. Рекламные купоны, публикуемые в еженедельных журналах, давали фантастический эффект, читатели с радостью заказывали товары по почте наложенным платежом. Даже такие невероятные украшения, как фарфоровые кошки, всегда находили своего покупателя. Однако больше всего читателей интересовали видеофильмы категории «X», поэтому спустя некоторое время «Пипл» стали походить на каталог порнографического видео, своеобразный «онанизм почтой», о котором постоянно предупреждал Пэкер.

На пике продаж рекламы порнографического видео у журналов было порядка двух десятков клиентов, каждый из которых имел целую страницу с изображениями обложек кассет. Этот рынок быстро насыщался дешевым продуктом. Крупные игроки выжимали все, что могли, урезая стоимость кассет до девяти долларов девяноста пяти центов, обещая выслать две кассеты бесплатно при оплате стоимости почтовых услуг в целях создания списков потенциальных покупателей. Тем не менее к началу девяностых эта индустрия все еще жила и развивалась. Обилие рекламы видеокассет свело на нет все претензии «Пипл» на нечто возвышенное. Постоянный рост продаж «Пикчер» поставил под вопрос коммерческие способности Нейлора.

Брэд считал, что Нейлор тормозит развитие журнала, мешает ему достичь своего максимума. Нейлор боялся, что подход Брэда отодвинет издание на задние ряды газетных киосков, в компанию «Азиатских девочек».

В конце концов именно Нейлор сделал журналы маргинальными и отталкивающими. Он злился на АПО и на Брэда. На обложке одного из номеров «Пипл» появилась женщина в украшенном драгоценными камнями ошейнике с подписью «Гав! Еще больше диких зверей внутри!». Эта обложка вошла в историю как «обложка с ошейником». Когда в Северной Аделаиде на витринах газетных магазинов появился плакат с рекламой «Пипл» с собачьим ошейником», члены организации под названием «Женщины против необузданного сексизма» разбили стеклянную входную дверь одного из магазинов и пригрозили выбить стекла в пяти других магазинах, если реклама не будет снята. Сотни возмущенных людей оккупировали холл здания АПО на Парк-стрит, там тоже не обошлось без битых стекол.

Протестующие считали, что обложка оскорбляла лучшие чувства женщин, что издатели видели в них только объекты полового подчинения и манекены для ношения ошейников и цепей. Странная фотография возле статьи «Пьяный слон щупает девушек» сделала журнал еще ближе к природе. На обложке были и другие надписи: «Бывший полицейский выдает секреты пыток» или «Убийцы записали на видео жестокую казнь», благодаря им издание приобрело сильный садистский оттенок. В выпуске было семнадцать страниц рекламы надувных кукол («Надуй ее, одень ее, пригласи ее на вечеринку или одолжи ее приятелю. Она не будет жаловаться, у нее никогда не болит голова»), пристяжных членов («Твой подкачал? Попробуй наш!»), подозрительных журналов, распространявшихся только по подписке («Милые шестнадцать лет», «Школьницы», «Молодежный секс») и жесткой порнографии всех сортов.

После ошейниковых демонстраций все легкие порнографические журналы были обязаны представлять на одобрение каждую страницу. Злосчастный выпуск «Пипл» был отнесен ко второй категории, – это означало, что он мог продаваться только в секс-шопах, однако к тому моменту большая часть тиража уже разошлась.

Пэкер был зол на Нейлора, обвинил его в коммерческой неграмотности, неспособности предугадать последствия своих действий. Нейлора не спасло даже то, что обложку в свое время одобрил Уолш. На ежегодных собраниях акционеров АПО неоднократно всплывал вопрос, как вообще могли напечатать «обложку с ошейником». На компанию сыпались бесчисленные нападки феминисток и ортодоксальных христианских организаций – редкое и необычайно мощное сочетание. Дэвид Нейлор, который так сопротивлялся появлению обнаженных женщин в своих журналах, быстро стал самым непопулярным порнографистом Австралии.

Работая в «Пикчер», я специализировался на забавных рассказах о животных. Однажды в лифте Брэд повернулся ко мне и сказал, что ему очень понравился мой рассказ про хомяка и хорька, в котором я пародировал свои ссоры с Ди по поводу финансовых консультантов. После этого я рассказал Ди о своем триумфе в журнале и о том как редактор настаивает, чтобы я работал на них. Естественно, это должно было означать, что я победил в нашем споре. Не нужно верить во что-то, чтобы уметь делать это. Не важно, сколько раз на семинаре вы встанете и скажете: «Я писатель» – от этого вы не станете лучше писать. Просто нужно уметь это делать. Ди считала иначе. Она объясняла мой успех тем, что я был такой же тупоголовой, фаллоцентричной и непробиваемой обезьяной, как наши читатели.

Поэтому я выбрал работу заместителя главного редактора журнала «Вуманс дэй» – так я по крайней мере мог чувствовать себя защищенным от обвинений в принадлежности к трудолюбивым, верящим в гороскопы и поклоняющимся знаменитостям домохозяйкам.

Тем не менее Брэд не поставил на мне крест. Он попросил придумать персонаж и работать над еженедельной, посвященной ему колонкой. Моя колонка называлась «Глист» и изображала жизнь животных глазами ленточного червя. Продолжительность ее существования не превысила среднюю продолжительность жизни главного персонажа.

Мне всегда хотелось получить работу в «Австралийском финансовом обозрении», поскольку Ди сказала, что я совершенно не разбираюсь в бизнесе и у меня никогда не получилось бы стать хорошим журналистом в деловом издании. Мне казалось, что я знал о бизнесе все: покупай подешевле, продавай подороже и ври, ври, ври. «АФО» было ежедневной желтой газетой и украшалось черно-белыми фотографиями мужчин в черных костюмах, врущих обо всем подряд.

В конце 1994 года прошел слух, что «Обозрение» планирует начать выпуск цветного ежемесячного приложения, и Мэгги Олбек предложила главному редактору мою кандидатуру в качестве главного помощника. Мне жалко было оставлять банально-сюрреалистичный мир «Вуманс дэй», где царили сексуальные паразиты и предатели-любовники, свадьбы и разводы, безумство диет и хитрость коварных жиров, но я хотел перейти в «Фейрфакс ньюспейперс». «Фейрфакс» выпускал «Сиднейский утренний вестник» в Сиднее и «Эйдж» в Мельбурне, журналисты ценились очень высоко за свою независимость и мастерство. Большинство австралийских журналистов стремилось попасть в «Фейрфакс». Они были дружны между собой, их начальники были вежливы и милы, а газеты раскупались представителями среднего класса, а это означало, что друзья журналиста могли прочесть его статью и похвалить его работу.

Раньше мне доводилось бывать в здании «Фейрфакс мэгэзинс» – неэстетичной индустриальной многоэтажке на углу Джонс-стрит и Бродвея. Учась в университете, я проходил недельную практику в «Сиднейском утреннем вестнике». Там мне было лучше, чем в АПО, а тамошние сотрудники смотрели на жизнь более уверенно.

Газеты печатались в том же здании, где и писались. Когда работал печатный станок, нижние этажи Дрожали. Каждый журналист любит наблюдать, как печатается его газета, вдыхать запах влажных чернил, видеть, как многократно повторяется его имя – МаркДэпин, МаркДэпин, МаркДэпин, МаркДэпин, – как будто именно оно и было главной новостью, за которую платили читатели. Близость больших заводов к нашему зданию на Джонс-стрит создавала ощущение, что и мы творили нечто важное, основательное, нечто, что украсит мир, а не просто вбивали слова в компьютер и сохраняли их в виде файлов.

Здание было переполнено типографскими служащими, они сновали на кухне, в коридорах, на лестничных клетках и на чердаке, носили грязные синие спецовки и постоянно дремали. То ли в типографии был переизбыток кадров, то ли печать была такой сложной работой, а может быть, ее следовало выполнять во сне? При взгляде на спящих печатников у остальных служащих возникало ощущение собственной бурной деятельности. Журналисты выпивали в баре близлежащей гостиницы «Австралийский отель», а типографские служащие напивались в грязных и мрачных рюмочных – возможно, прямо во время смены.

Здание «Фейрфакс» совершенно не подходило для штаб-квартиры журнала, посвященного роскошной жизни. Редактором нового издания стал Уильям Фрейзер, бывший заместитель редактора «Гуд уикенд» – цветного приложения к «Сиднейскому утреннему вестнику» и «Эйдж». Уильям был крупным стильным гомосексуалистом. Он ходил в прекрасном, великолепно сидящем костюме, умел носить сорочку как модель, а узел его галстука всегда был завязан с особой тщательностью. Фрейзер принял меня на работу по рекомендации Мэгги, и я вселился в маленький, темный кабинет, расположенный вдали от шумящих и суетящихся газетных отделов. Арт-директором у Фрейзера был Джеймс де Ври, он превратил первые выпуски журнала в обязательный элемент кофейного столика всех руководящих работников. Де Ври использовал только обработанные иллюстрации и художественную фотографию: черно-белую с жирными черными линиями, цветные снимки, сделанные через фильтр, студийную съемку со светотенью.

«Австралийское финансовое обозрение» имело оригинальную идею. Тогда мне это не казалось чем-то особенным, я просто не понимал, как редко в журналистике встречается хоть какая-нибудь идея. Факт, что у журнала есть вдохновляющая идея, поднимал его над остальными изданиями, словно Статую Свободы над лилипутами. Тщеславие Фрейзера требовало, чтобы каждая страница журнала была непосредственно связана с главным делом жизни всех его читателей – деньгами. Никто не покупал «Австралийское финансовое обозрение» ради удовольствия, его покупали потому, что оно было про деньги, а читатели их любили, хотели их все больше и больше и надеялись, что благодаря журналу смогут придумать, как можно заработать при помощи своих денег.

Если журнал писал о еде, то это было изучение пищевого бизнеса, об искусстве – описание техники проведения выставки. В конечном счете все сводилось к финансам. В «Обозрении» публиковались истории о деловых людях, бизнесмены рассказывали о своем богатстве: сколько они заработали, как они разбогатели и что сделали со своими деньгами. Чаще всего эти статьи были безвкусной попыткой подсмотреть чужую жизнь, иллюстрированной темными, причудливыми фотографиями, на которых люди казались необычно высокими. Но иногда встречались неплохие произведения.

Формула Фрейзера могла бы дать жизнь бестолковой, пустой газетенке, посвященной туго набитому бумажнику, плотному брюху и радостям сокращения сотрудников, но его личность оказалась ярче. Фрейзер был эстетом. Он любил живопись, оперу, архитектуру и литературу. Он не интересовался машинами, поэтому их в новом журнале не было. Он восхищался садовым искусством, поэтому вставил в журнал милый своему сердцу, но совершенно нечитабельный раздел о садах и парках.

Когда в марте 1995 года журнал начинал печататься, то стал первым полноформатным цветным приложением в Австралии. Английские газеты печатали цветные приложения уже много лет, но их местные версии были крохотными запоздалыми раздумьями о собственных рекламных возможностях. За год до этого предпринималась попытка издания старомодного приложения, но журнал получился неинтересным, промежутки между выпусками становились все больше и больше, и в конце концов от него пришлось отказаться.

Фрейзер яростно боролся за то, чтобы его журнал издавался на матовой бумаге большого формата. Позиции Уильяма были не очень сильны, но его поддерживал Джон Александр, которого уволили с должности главного редактора «Сиднейского угреннего вестника» и прочили на место главного редактора «Австралийского финансового обозрения». Александр с пониманием относился ко вкусам Фрейзера. Он посещал оперу, собирал картины и вел образ жизни, соответствовавший стилю «Обозрения». При поддержке Александра предложение Фрейзера было принято.

Подобно Александру и Фрейзеру «Австралийское финансовое обозрение» стало весьма утонченным, более утонченным, чем большинство его читателей. Восемьдесят процентов читательской аудитории составляли мужчины, поэтому «Обозрение» было таким же мужским журналом, как «Пикчер». В 1995 году не существовало качественных мужских изданий, и мужчины покупали журналы, только если желали присмотреть новую машину, новый мотоцикл, новую лодку или хотели подрочить.

«Австралийское финансовое обозрение» продавалось с газетой каждую последнюю пятницу месяца, поэтому читателям не приходилось принимать решение, купить его или нет. Одноименная газета имела самую молодую аудиторию из всех газет – заветная мечта всех рекламных агентств. Ее покупали молодые варвары рекламы и маркетинга, пьющие и колющиеся банкиры и финансисты и горластые брокеры. Газета была им нужна, чтоб быть в курсе последних новостей их индустрии. Они читали и «Дэйли телеграф», но большинство исследований раз за разом подтверждало, что самым любимым их чтением оставались комиксы «Алекс» из «Австралийского финансового обозрения», а на втором месте была колонка слухов с тринадцатой страницы «Дэйли телеграф».

Исследование читательской аудитории журнала показало, что большинство читателей пили пиво «ВБ», любили ходить на концерты в пабах и следили за новостями регбийной лиги. А мы давали им журнал, посвященный утонченной культуре, значимости общественных зданий и истории вопроса интеллектуальной собственности. Мы относились к ним как к знатокам европейской культуры, а они кочевали с рюкзаками на плечах из баров Эрлс-Корт в обоссанные палатки мюнхенского пивного фестиваля и обратно. Мы говорили с ними на языке, которого они не понимали, о вещах, которыми они не интересовались. Мы предоставляли им другое видение самих себя, показывали, кем они могли бы стать, – и им нравилось, возможно, потому что это их успокаивало.

Я не уверен, читали ли они наш журнал. Они были читателями в значении слова, которым пользуются социологи, то есть видели журнал и могли его узнать. Обычно репортажи «Обозрения» (в том числе и мои) были слишком длинными. Три тысячи слов – большая журнальная статья, пять тысяч – глава из книги. Дизайн де Ври сделал журнал привлекательным издалека, хотя и «слепым» вблизи, но читать его было сложно по другой причине: австралийские журналисты не умеют писать.

Сотрудники «Австралийского финансового обозрения» писали в журнал ради возможности увидеть свои работы в полном варианте, отпечатанными на матовой бумаге. В журнале был один великолепный автор, еще несколько хороших, остальные писали с явным напряжением человека, который потеет, как в лихорадке, над каждым словом. Они требовали самого внимательного отношения от помощников редактора.

Уникальный талант Фрейзера – его коммерчески практичная эстетика, способность продать себя как человека изысканных манер аудитории без вкуса – лучше всего проявлялся в области моды. Он знал, как одеваться, и разбирался в одежде. Его окружали сотрудники в мятых рубашках, брюках из синтетики и современных галстуках, среди них он, несомненно, был эталоном элегантности. Кроме того, Фрейзер мог объяснить любому, чем его модные страницы помогут читателю. Мы публиковали сравнительные исследования простых белых рубашек ценой от пятидесяти до трехсот пятидесяти долларов, проверяли, насколько они удобны, оценивали их качество и покрой. Это была услуга, которую мы предлагали читателям. Каждый год они покупали по пять – шесть новых белых рубашек, и им не на что было опереться в своем выборе. Позднее мы исследовали хлопчатобумажные брюки, морские свитера и броуги – все то, что Фрейзер считал неотъемлемой частью любого гардероба.

Журналисты писали о разработке одежды, значении ее деталей, о том, как определить стиль по манжетам, воротничкам и складкам. Мы никогда не использовали стандартные модные фотографии, где модели-мужчины похотливо надувают губки, глядя на других моделей. Для Фрейзера было важно по возможности не показывать лицо модели. Он считал, что, глядя на супермодель в мини-юбке, женщина думает: «Я бы это надела», тогда как читатель-мужчина, глядя на привлекательного мужчину в костюме, начинает переживать: «Смотри-ка ты, у всех этих моделей волос больше, чем у меня», или «Этот парень сильно смахивает на гомика», и при этом совершенно не обращает внимания на одежду.

Многие материалы были до смешного скучны, но это никого не огорчало. Ведь читатель не должен был покупать журнал. Он был создан специально для рекламы. «Обстановка», которую создавало содержание статей, идеально подходила для крупных рекламодателей, потому что ее основой были морские пейзажи с роскошными яхтами, жизнь богатых людей, классические полотна, жизнь богатых людей, прекрасные сады, жизнь богатых людей, редкие фотоснимки и жизнь богатых людей. Попытка Фрейзера публиковать рассказы богатых людей принесла меньший успех, чем революционное решение «Пикчер» посвятить значительную часть творчеству читателей, однако он пошел и на это.

Вскоре после появления журнала «Австралийское финансовое обозрение» издательство «Фейрфакс» переехало в «новое здание». Здание на Джонс-стрит всегда было «старым зданием», даже притом, что его не с чем было сравнивать, а «новое здание» выглядит совершенно новым и по сей день. Каждый компьютер был заботливо упакован и перевезен в район Дарлинг-Харбор, где в небоскребе «Ай-би-эм» на пересечении Сассекс и Маркет-Стрит издательство заняло восемь последних этажей.

Это было просто великолепное место с видом на гавань и Голубые горы. Типографские служащие переехали в Чалору, далеко на запад, и «Фейрфакс» избавился от своего последнего пролетарского элемента. В старой столовой продавали жареное мясо с тремя видами овощей, в новом кафе предлагались разные сорта пасты, и там никто никогда не спал.

«Обозрение» стало невероятно популярной, богато украшенной витриной для часов «Тэг хоэ», чемоданов «Луи Виттон» и бриллиантов «Эрджил». Журнал греб деньги для «Фейрфакс» и в лучший свой период добавил к тиражу основной газеты десять тысяч экземпляров.

Ди переехала в маленький дом и стала жить одна. Я нашел место в Балмане у Брайана – отца ребенка ее сестры. Большинство ночей он проводил в Интернете, чем в те дни занимались только самые умные люди, даже если они скачивали оттуда порнуху. Мы жили в симпатичном старом домике с окнами на доки, но мебель была только в наших спальнях. Комнаты внизу оставались пустыми, поэтому я превратил одну из них в спортивный зал. Мы жили настоящей холостяцкой жизнью. Брайан выбрасывал все пищевые отходы на задний двор, мотивируя свои действия тем, что мусор был биодеградируемый. Никто не убирал в спальнях.

Мы с Ди пытались сохранить наши отношения, но это было очень непросто. Нам следовало расстаться, когда мы разъехались по разным пригородам, но никто не хотел сдаваться, это означало бы признание правоты другого. Мы ссорились так же, как раньше, и ни на что большее у нас не хватало сил. Похоть была задушена ночным бельем, у нас не осталось никакой взаимной симпатии. Каждый был полностью уверен в собственной правоте, а во всех проблемах винил кого угодно, только не себя.

Наши пути разошлись. Она нашла успокоение в своем саду, я – в пабе. Коллектив моего журнала – все, кроме редактора – постепенно стал дружной компанией приятелей, постоянно шлявшихся по кабакам. Новый арт-директор, штатный автор, временный помощник редактора и журналист – все вместе проводили ночи в пабе «Сент-Эльмо», у которого имелось единственное преимущество – близость к месту работы. Он располагался в тридцати секундах ходьбы от Дарлинг-Парк.

«Сент-Эльмо» был пустым, бездушным пабом, задуманным, вероятно, как тематический бар, но тема со временем забылась. Над ним располагался ресторан дамского белья. (Интересно, что это такое?) В зале стояли бильярдные столы. Журналисты «Сиднейского утреннего вестника» редко появлялись в «Сент-Эльмо», потому что он был непростительно беспонтовым, нелепо гнетущим заведением. Там часто собирались наши компьютерщики, художники и помощники редактора. Часто сотрудники «Фейрфакса» делали весь дневной и вечерний сбор. Ди не любила «Сент-Эльмо», она вообще не любила пабы, а мне было комфортно в компании друзей, пинбольного автомата, музыкального ящика, стойки бара и сидений, обитых кожей.

Крис женился на женщине, с которой он ушел в те выходные, когда я бросил Джо. Мы встретились в девять утра перед его свадьбой в гостинице «Пирмонт бридж отель». Сидя за столиками с видом на Дарлинг-Харбор, мы с Ди выпили утреннее пиво. Она выпила достаточно, чтобы сказать:

– Если ты на мне не женишься, я тебя брошу.

Я выпил достаточно, чтобы ответить на это:

– Замечательно. Давай останемся хорошими друзьями. – Я обнял ее и ушел. Мне с ней было больно, и я не мог позволить себе мучиться дальше.

За годы, проведенные вместе, мы успели поссориться из-за автоответчиков; архаизмов в литературе; астрологии; белых носков; Билла Клинтона; бойцов Английского торгового союза; взаимодействия; возможности объективной истины; восточной пищи; времени, которое она тратила на сборы; времени подъема по выходным; выпивки; графического дизайна; детской неприкрытой зависти; Джоан Уэллей-Килмер; длины ее волос; длины моих волос; долгов; друзей, которые стараются вам что-нибудь продать; друзей-расистов; ее словарного запаса; Жана-Поля Сартра; жертв изнасилований; жира; журнала «Тайм»; завещаний; значения пьесы Тома Стоппарда «Аркадия»; Иисуса; инструктора по нырянию, который осматривал ее тело; использования стандартных фраз в диалогах; йоги; кафе; кемпингов; Китая; книг-самоучителей; количества сахара в манговом коктейле; кофе; краткости в журналистике; лекарств; лозунгов, используемых Африканским национальным конгрессом для борьбы против политики апартеида; мастурбации; мебели; молодежи; морального релятивизма; ораторов; насилия; необходимости поддерживать связь с бывшими сослуживцами; ношения пижамы; органического хлеба; ответственности; ответственности Папы Римского за холокост; отдыха в холодных странах; отрыжки; отношений с бывшими любовниками; панк-рока; переработки вторсырья; песен; покупки овощей, которые никто не собирался есть; покупок в кредит; посещений церкви; правил поведения в боулинг-клубах; придорожной парковки; продажи вещей друзьям; проекта «Голод»; проституток; потери моего обручального кольца; рабочей обстановки; «Ред хот чили пепперз»; религиозных убеждений; рецепта приготовления горячих чипсов; роли Франции в мировой культуре; садов и садового искусства; саентологии; сна в ночное время; совместных банковских счетов; сочувствия; справедливости; стариков; стоимости прохладительных напитков в магазинах здоровой пищи; страны – изобретательницы футбола; существования внутреннего мира человека; существования палисандрового дерева; существования рабочего класса; телевидения; того, был ли я похож на ее бывшего приятеля Стивена; того, был ли я похож на ее отца; того, могут ли женщины носить рубашки с длинным рукавом поверх рабочих брюк; того, откуда выходила мода – из домов высокой моды или с улиц; того, кто – читатель или автор – привносит значение в текст; того, почему она не писала художественную литературу; того, почему я не мог стать таким же, как ее бывший сосед по комнате Дэррен; того, почему я постоянно проверял почту; того, почему я предпочитал определенные торговые марки в одежде; токсинов; тона, каким я разговаривал со своей матерью; травяного чая; туристов; уважения к начальству; учебных званий; финансовых консультантов; цели приобретения второго экземпляра одной и той же книги; честности; Элен Демиденко; этики капитализма; эффективности альтернативной медицины; «Ю-ту».

Мы провели много героических баталий по поводу потаенных мелочей, проливали кровь во имя преходящих вещей и пустяков, изматывали сами себя банальными обвинениями, отчаянной злобой и непониманием. Большинство конфликтов происходило по моей вине.

Приближалось Рождество 1995 года, и я решил на праздники поехать в Великобританию. Я отправился через Непал и в одиночку, без проводника, предпринял путешествие по Гималаям, во время которого написал Ди безумное, эгоистичное письмо и. высказал ей все, чего не хотел высказывать.

Глава 6,

в которой «Ральф» получает свое имя

Вернувшись из Великобритании, я полтора года проработал внештатным автором и преподавателем журналистики. Я писал длинные серьезные статьи для «Эйч-кью» и «Гуд уикенд». Для журнала «Десктоп», я сделал обзор проблем средств массовой информации, а в 1996 году – обзор мужских журналов. Я взял интервью у Фила Абрахама, Брэда Боксалла и Джека Маркса, и вместе мы пришли к выводу, что в Австралии просто не было места для не порнографического мужского издания. Австралийские мужчины покупали журналы только для того, чтобы посмеяться или подрочить, третьего было не дано.

Все изменилось в 1997 году. Более-менее серьезные австралийские издатели стали искать способы запустить новый модный мужской журнал или купить права на уже имевшиеся названия. Боксалл работал над новым журналом для АПО, а Джек отвечал за подбор персонала. В Австралию стали приходить невероятно успешные мужские журналы из Великобритании. Первым из них был «Лоудид»,

[4]

основанный в 1994 году Джеймсом Брауном, бывшим журналистом «Нью мюзикал экспресс».

«Лоудид» Брауна был хаотичным отражением точки зрения одного человека. Он стал рупором поколения, не желавшего расставаться с кубиками и вырастать из детской площадки. По всем параметрам его аудиторией должны были оказаться представители моего сословия: дети из низов среднего класса, делавшие пугающе серьезные карьеры, искавшие успокоения в общих воспоминаниях о Джордже Весте, Джонни Роттене и Докторе Кто; мои одноклассники – мальчишки, умевшие читать и писать; мои единомышленники – парни, никогда не перестававшие верить, что брюки «Ста-Преет» и рубашки Фрэда Перри – это круто. В журнале писали обо всем, что было важно для нас: о выпивке, наркотиках, чипсах с сыром и луком, старых фильмах и былых временах, когда можно было запросто собраться и посмеяться с друзьями. После этого все мужские журналы старались печатать то, о чем «мужчины разговаривают в пабах», но ни один из них не смог превзойти остроумие и сообразительность «Лоудид». Сначала журнал, как и все школьники, не был чересчур озабочен проблемой отношений с женщинами. На его обложке запросто мог появиться Майкл Кейн в образе птицы.

Многие в Австралии хотели выпускать свой вариант «Лоудид», но они не понимали, в чем была его суть. Я знал, что журнал, которому в последующем было суждено стать «Ральфом», находился на стадии подготовки. Брэд пригласил меня в кабинет без окон на Парк-стрит, где трудился Джеф Седдон, и оставил нас поговорить, чем я мог помочь в издании журнала. Я пролистал несколько станиц секретных материалов. Казалось, что все рассказы были исключительно о машинах. Я решил, что не смогу ничего для них сделать. У проекта было рабочее название «Вспышка», он был очень похож на слегка переработанную версию «Стрит мэшин» с бесплатными приложениями в виде наклеек на бампер с голыми девицами.

«Вспышка» стала очень своеобразным модным мужским журналом, в ней было чересчур много дорог, обзоров мотоциклов и репортажей с гонок газонокосилок, что вполне соответствовало образу Седдона. Он любил серфинг, был расслабленным, приземленным, общительным парнем со смеющимися глазами, жил в маленьком домике на окраине города и раньше издавал свой собственный журнал про мотоциклы. Вместе с Брэдом и Батлером-Уайтом Седдон посетил семинар Джеймса Брауна из «Лоудид». Оттуда они вынесли ценную идею, что футбол выполнял роль клея, который держал аудиторию журнала, и решили, что для Австралии автомобили были тем же, чем для Великобритании – футбол. Молодые австралийцы отдавали всю любовь своим «фордам» или «шевроле» и их ходовым испытаниям. Сражение «форда» против «хольдена» было чем-то вроде матча «Манчестер Юнайтед» – «Ливерпуль».

У нас состоялась стандартная и неловкая встреча «редактор – сотрудник», после которой Седдон сказал, что сейчас не может мне ничего предложить, но если что-нибудь придумает, то обязательно даст мне знать.

Я встречался с разными женщинами, обходился с ними совершенно ужасно, после чего какое-то время проводил в одиночестве. Вместе с Брайаном мы переехали в квартиру на Луиза-роуд в Бёрчгроуве. Казалось, что я жил на самой прекрасной улице самого прекрасного пригорода в самой прекрасной стране мира (хотя мне не давала покоя мысль, что на противоположной стороне улицы жилось бы еще лучше). Из окна спальни было видно, как яхты скользят по водной глади сиднейской гавани. Спокойствие действовало на меня гипнотически, буря умиротворяла. Я снова стал заниматься боксом с Коном и три раза в неделю делал по двенадцать трехминутных раундов, чаще всего на тренажере, а когда приходилось пропускать утренние тренировки, я тосковал по нагрузкам и ярости схватки.

К концу года я был полностью захвачен мыслью о том, что мы с Ди расстались по моей вине, что это я не оставил нам ни малейшего шанса. Ди перестала разговаривать со мной, поэтому до всего этого пришлось додумываться самому. У меня появилась непонятная озабоченность ее материальным положением в старости. Однажды я даже позвонил ей и посоветовал сделать взнос в пенсионный фонд, потом спросил, не хочет ли она снова со мной встречаться, а Ди рассмеялась, как может смеяться только очень жестокая женщина, когда видит, как у душевнобольного на улице спадают штаны.

Я решил стать новым человеком и вернуть ее.

Совершенно очевидно, что новым человеком на старом месте не станешь, поэтому я оправился в Шри-Ланку и на Мальдивы, чтобы привести свои мысли в порядок. Там я бросил курить и прочел «Портрет леди» Генри Джеймса, который почему-то считал любимой книгой Ди. Я отправил ей три письма, в которых рассказывал, как мне нравились «Портрет леди» и слоны (Ди любила животных, а слоны оказались единственными представителями фауны, которых в Шри-Ланке было в достатке). Я совершенно искренне стремился к переменам, мечтая стать тем, кого она всегда хотела видеть рядом с собой, тогда мы оба были бы счастливы.