Текст книги "Секс и деньги. Сборник романов (ЛП)"

Автор книги: Ник Келман

Соавторы: Мил Миллингтон,Роберт Крейг,Марк Дэпин
сообщить о нарушении

Текущая страница: 46 (всего у книги 69 страниц)

В социобиологии много такого, чем я мог бы вам наскучить. Например, я мог бы рассказать о предположении, что с возрастом женщины – но не мужчины – теряют свою привлекательность лишь потому, что именно женщины с возрастом теряют способность вынашивать ребенка. Или что стабильность более старых по возрасту мужчин скорее обеспечит их потомством, чем компенсирует их подорванное здоровье. Или что коррекция красоты – это, по существу, не абстрактные эстетические решения, а скорее целенаправленные усилия затушевать природную индивидуальность. Или что только последние тридцать с небольшим лет (и только в развитых странах) естественный отбор был более благосклонен к тем женщинам, которые способны заставить мужчин заботиться об их защите и поддержке, нежели к другим. И может, вам покажется скучным тот факт, что чем чаще мужчины достигают оргазма, тем они себя лучше проявляют на вступительных экзаменах в MENSA

[4]

. Да, я мог бы рассказать вам о множестве скучных вещей, типа гена альтруизма, R-селекции или бритве Оккама. Но я не буду. Вместо этого я скажу вам лишь одно.

Уже давно известно, что по генетическому коду млекопитающие особи мужского пола отличаются от млекопитающих особей женского пола примерно на половину процента.

Но лишь недавно открыли, что человек отличается по генетическому коду от мыши не более чем на один процент.

Что привело к следующему предположению: когда будут вычислены геномы человека и высших приматов, у мужчин, скорее всего, окажется больше общих генов с самцами горилл, чем с женщинами.

Примерно за год до развода, в феврале, мы были в Верхнем Ист-Сайде. Была суббота, мы отправились в галерею классического греческого искусства на Мэдисон. В галерее выставлялась скульптура лошади гомеровского периода, и кое-кто решил, что мне она могла быть интересна. Да, мне она понравилась, но я сделал вид, что нет. Тогда я уже не хотел, чтобы ты знала обо всем, чем я владел, и менее всего – о двухдюймовой железной лошади, которая стоила дороже маленького дома, но спрятать которую было бы гораздо проще.

Там, где мы переходили 72-ю улицу, двое мужчин чистили машину для резки асфальта. Она представляла собой огромное металлическое колесо с тупыми титановыми зубцами и собственным механизмом передвижения. Мужчины стояли лицом к пешеходному переходу и поливали машину из шланга, из-за колеса им не было видно самого перехода. Было холодно, вода, собираясь в лужи, замерзала. Когда мы проходили мимо механизма, несколько брызг попало на твою норку. Ты обогнула машину и сказала рабочим:

– Эй, а ну-ка, взгляните, – и указала на мокрое пятно на твоем пальто. – Немного поосторожней, ладно?

Ты хотела предостеречь их, хотела объяснить им, что следующий человек может оказаться не таким понятливым, как ты.

Я попросил тебя оставить их в покое.

Почему, когда мы были детьми, мы искали в словарях неприличные слова? Неужели мы думали, что слова могут рассказать нам о том, как выглядят сущности, которые они обозначают?

«Закалка укрепляет мальчика, показывает, есть ли у него то, что требуется для преуспевания». Ты знаешь, что эта мысль весьма полезна, но ты никогда не задумываешься над тем, что конкретно требуется для преуспевания или откуда это берется. Ты никогда не задумываешься над тем фактом, что это – в конечном итоге – все, чего он действительно будет хотеть.

Тебе звонит друг. Он моложе тебя. Не намного, конечно, но все же. Он, как и ты, холост. Он рассказывает тебе о модели, с которой сейчас встречается, о восемнадцатилетней модели, с которой его познакомил один его друг. Он и сам когда-то, еще учась в колледже, был моделью. Он рассказывает тебе о ней совсем немного – насколько она забавна, как хочет «заниматься всем этим», – а ты только и приговариваешь: «Ох-хо-хо, да», потому что все это ты уже слышал, ты уже был там, где был он, потому что он рассказывает тебе о городе, который ты знаешь как свои пять пальцев. Затем он говорит, что она уехала всего на месяц, но, уезжая, заставила его дать клятву, что он перезвонит ей, когда она вернется.

– Дать клятву! – повторяет он.

Как бы то ни было, он понимает, что это уже смахивает на хвастовство. И он прав. Это понятно даже тебе.

– Ты серьезно? – спрашиваешь ты. – Дать клятву?! Так и сказала? Повезло тебе, мать твою!

Ты ревнуешь. Вокруг очень много восемнадцатилетних, но по этой ее просьбе тебе ясно, что он натолкнулся на лучший их тип, на тип, все еще любящий пиццу, тип, собирающий плюшевых игрушек, тип клятвенных обещаний.

– Знаю, знаю, – говорит он, смеясь. – Но, дружище, мне как-то не по себе из-за этого.

Ты советуешь ему не беспокоиться, в этом нет ничего плохого. Ты знаешь, что он пока не вполне тебя понимает. Но поймет. А когда это произойдет, то он осознает, что это не только то, что ему нужно, но и то, чего он заслуживает, и он перестанет переживать из-за этого.

Повесив трубку, ты не можешь прекратить думать о том, что девушка эта, должно быть, тоже еще не понимает, насколько необходимо требовать клятвы такого рода. Она, должно быть, считает, что ей повезло, раз такой парень, как твой друг, с его деньгами, внешностью, опытом, общается с ней. Она, должно быть, считает, что ему не может быть интересен кто-то ее возраста, кто-то такой неопытный, такой юный. Она, должно быть, считает, что у него есть более интересные занятия, есть более важные дела, о которых он думает. Ей, должно быть, интересно знать, что такого она может ему дать, чего у него еще нет.

Повесив трубку, ты знаешь, что она не может даже предположить, что у нее есть то, чем он и сам некогда обладал, но сейчас потерял. И это тебе известно наверняка, потому что, хотя бы предположив такую возможность, она бы никогда не сказала именно этих слов.

И еще. Если бы она не сказала именно этих слов, то твой друг никогда бы ею не заинтересовался. Если бы она не сказала именно этих слов, ей бы действительно нечего было ему предложить.

*

Царь Агамемнон! полезнее было бы, если бы прежде

Так поступили мы оба, когда, в огорчении нашем,

Гложущей душу враждой воспылали за пленную деву!

О! почто Артемида сей девы стрелой не пронзила

В день, как ее между пленниц избрал я, Лирнесс разоривши:

Столько ахейских героев земли не глодало б зубами,

Пав под руками враждебных, когда я упорствовал в гневе!

Гектор и Трои сыны веселятся о том, а данаи

Долго, я думаю, будут раздор наш погибельный помнить.

Но совершившее прежде оставим в прискорбии нашем,

Гордое сердце в груди укротим, как велит неизбежность.

Ныне я гнев оставляю решительно; я не намерен

Сердца крушить враждой бесконечною.

Ахиллес, Илиада 19:56

*

Вы с друзьями отмечаете успешное окончание сделки. Вы переходите из бара в бар, подсовывая деньги вышибалам. Повсюду жарко, полно народа и накурено. Повсюду громкая музыка, крики и модные интерьеры. Повсюду много хорошеньких девушек в мини-юбках и майках с открытыми спинами или топах с открытыми животами, но самые хорошенькие из них всегда те, кто обслуживает вас, – барменши, официантки, танцовщицы.

Спустя какое-то время, уже после того, как все вы выпили больше чем по чуть-чуть, уже после того, как большинство из вас отправилось по домам, один из твоих друзей говорит:

– Эй, мы ведь совсем близко от моего нового жилища, не хотите ли, парни, взглянуть на него?

Звучит заманчиво, и вот вы уже поднимаетесь к нему.

Дверь открывает его девушка. С девушками такого типа встречались только двое из вас, да и то пару раз. Она не рассержена. Должно быть, он предупредил ее, что будет поздно, а она просто решила его дождаться.

– Привет, ребята! – здоровается она приятным голосом.

На ней голубые джинсы и футболка, она босиком. Это не совсем парадная одежда, но и не затрапезная. Она абсолютно не накрашена, волосы убраны в «конский хвост». Выглядит она тем не менее прелестно, хотя не так чтобы очень – из-за освещения. Оно в его квартире и не приглушенное, и не неоновое.

– Какая-то ты толстая, – говорит он, заходя внутрь.

Но вы игнорируете и его самого, и его комментарий, так как расходитесь посмотреть его жилище, общий вид, кухню, домашний кинотеатр. Вы прекрасно понимаете, что он просто рисуется.

Предпочитая находиться рядом с людьми, разговаривающими с ними на одном языке, большинство бывших военнослужащих поселяются в пределах десяти миль от военной базы. Мы можем использовать эту информацию, чтобы вывести показатель уровня разводов среди бывших военнослужащих путем изучения показателей разводов в странах, где располагаются военные базы.

Когда мы делаем эти подсчеты, то обнаруживается, что показатель этот приблизительно равен среднестатистическому показателю уровня разводов в данном государстве. Это заставляет нас задуматься не над тем, почему уровень разводов для мобилизованных военнослужащих примерно равен среднегосударственному, а над тем, почему уровень разводов среди штатского населения такой же высокий, как среди бывших военных.

Ты сказала это, когда твои руки давно перестали пахнуть молотым кофе или рубленым чесноком. Ты сказала это, когда мы вернулись из поездки в горы.

По небольшой железной дороге мы поднялись в деревню, в которой, как ты когда-то слышала, все местные жители покупают сундуки. Совсем маленькое местечко, где всего-то десять или около того домов, где уровень снега достигает скосов крыш. Но когда там были мы, снега не было. Стоял теплый летний день, и прямо на улице было выставлено множество деревянных сундуков. Прекрасные сундуки, вручную разрисованные фольклорными мотивами, изображающими северных оленей и фигурки людей в традиционных нарядах, сундуки, вручную разрисованные красным, зеленым и белым. Мы купили половину выставленного товара. Ты подумывала об открытии магазина.

Позже, когда мы садились в поезд, когда начался закат, ты сказала:

– Это то, что ты хочешь, совершенно ничем не испорченное место.

А возможно, это были не горы. Возможно, это был берег, а столяры были рыболовами. Возможно, сундуки были рыболовными снастями, вывешенными на просушку. Возможно, ты даже не думала об открытии магазина. Но сказала ты именно это. И было это именно тогда, когда ты это сказала.

«Одиссея» неизбежна после «Илиады». И совсем не удивительно, что хитрый Одиссей выживает, в то время как сильный Ахиллес – нет.

Поэтому мы поддерживаем их – наших детей, – когда следим за ними на соревнованиях по плаванию, вдыхая пропитанный запахом хлорки, влагой и туманом воздух, боясь, что пока мы покупаем содовую в автомате или пробираемся на свои места, мы просмотрим, как они превзойдут собственное лучшее время в этом виде соревнований, хотя по-прежнему придут последними. А когда они стоят, дрожа в обмотанном вокруг тела полотенце, с сырыми, взъерошенными после шапочки волосами, и смотрят, как победители получают медали, мы говорим им:

– Не переживай, ты улучшила свое лучшее время, правда ведь? Ты должна гордиться собой. Ведь ты выложилась на всю катушку!

А они отвечают:

– Да, я знаю, знаю.

Потому что действительно знают. Они знают, что неважно, если они быстрые, а важно только если они быстрее всех. Они знают, что достоинства являются достоинствами только в сравнении. Они знают, что если они быстрые, но кто-то другой еще быстрее, значит, они медленные. Они знают, что если они быстрые, но кто-то другой еще быстрей, они придут последними. Они проигравшие. Они знают, что если бы они были быстрее всех, а не просто быстрыми, мы бы сказали «Так держать! Ты победила! Это было здорово!» и поехали с ними на ужин по этому поводу, где стоял бы смех и гомон и где был бы кто-нибудь из их друзей или даже целая команда.

А если они не знают этого, если они не участвовали в соревнованиях по плаванию или в научных играх в шары или в битвах отрядов, если они тем или иным образом не соперничали с самого начала, то наша задача научить их этому.

Поэтому они никогда не дадут нам того, что дают те молоденькие девочки, которых мы трахаем. Потому что они – наши дочери, а не кто-нибудь еще. Недостаточно того, что они красивы. Недостаточно того, что они любят веселиться. Недостаточно того, что они живы, за исключением тех случаев, когда они действительно с трудом выжили.

Вот почему мы чувствуем себя несостоявшимися как родители, если видим, что нашим детям нечего доказывать. Вот почему, когда они вместо «я хочу стать профессиональным серфингистом» говорят просто «я хочу заниматься серфингом», даже самые понимающие из нас – иногда даже те, у кого достаточно денег, чтобы не беспокоиться, как наши дети будут зарабатывать на жизнь, – смотрят на них и задумываются, лишь на мгновение, как это получившееся от нас существо может быть так на нас не похоже, так далеко от нас, задумываются, лишь на мгновение, наши ли это дети вообще.

Вот почему, если мы хороши как родители, мы начинаем учить их плавать как можно раньше. Мы учим их ради их же блага. Мы учим их, хотя и знаем, что благо – это держать голову над водой, в которой мы тонем.

Однако далеко не все вампиры – мужчины. В сущности, после Влада-Закалывателя самой классической моделью легенды о вампире является венгерская графиня Эржебет Батори, жившая в шестнадцатом веке. Она верила, что человеческая кровь сохраняет кожу в состоянии «юного совершенства». Поэтому в ее будуар приводили крестьян, убивали их и выпускали из их тел кровь. Затем, пока кровь оставалась еще свежей и теплой (ведь со временем она сворачивается), графиня принимала из этой крови ванну. Прежде чем ее привлекли к суду и казнили, с этой целью она убила шестьсот тринадцать человек.

Однако убитыми были не только крестьяне. По словам графини, единственная кровь, которая была способна сотворить подобное чудо, – кровь молоденьких девушек.

В твоей жизни есть одно событие, о котором ты никогда ни с кем не говорил, хотя каждый о нем знает, хотя то и дело ты все еще слышишь, как люди сплетничают о нем, люди достаточно новые в компании, которые даже не задумываются, на свое ли место они припарковали машины, но уже начинают сплетничать о главном менеджере, заглянувшем в их офис.

Ты никогда не обсуждал это событие ни с кем, хотя это случилось – когда же? – десять, пятнадцать лет назад? Раньше? Позже? По сути, никто даже не пытался говорить с тобой об этом с той ночи, когда твоя жена узнала правду и спросила:

– Хочешь поговорить об этом?

А ты ответил:

– Нет.

И она сказала:

– Хорошо, дай мне знать, если захочешь.

Иногда ты задумываешься, что случится, если ты позвонишь ей сейчас в Орегон или Гонконг или куда-то еще, где она сейчас живет, и скажешь:

– О’кей. Сейчас. Сейчас я хочу поговорить об этом.

Ты задумываешься над этим, когда не можешь перестать думать о том событии. Когда на улице поздно, а ты один. Когда остальные пассажиры в самолете спят, жалюзи опущены, и единственный звук вокруг – это слабый шум двигателей, слабый, потому что это очень дорогой самолет, и ты перестаешь думать об этом лишь потому, что стюардесса тихо спрашивает:

– Принести еще?

Ты задумываешься над этим, когда по случаю прекрасного вечера – а ты так давно не ходил пешком! – ты отпускаешь водителя после обеда, сказав ему, что собираешься пройти тридцать четыре квартала до дома. Когда ты почти сразу же при погружении ранишь руку о коралл и вынужден из-за этого подняться, а на борту – только ты, капитан и его помощник, а все остальные еще остаются под водой, и помощник подходит к тебе с бинтом, в то время как ты пристально разглядываешь в воде риф – он всего-то в десяти-двадцати футах, – и говорит тебе:

– Жаль, что вы не можете увидеть его, он прекрас…

Ты задумываешься над этим, когда вспоминаешь, как он произнес:

– Я собираюсь отвоевать это у тебя.

Человек, которого ты знал много лет, человек, с которым вы стояли у истоков этой чертовой компании, человек, без которого ты не смог бы все это провернуть, человек, знавший, как надавить на этих турков именно таким способом, которым на них следовало надавить, чтобы снизить до предела экспортную пошлину, человек, который смог удерживать форт те пять месяцев, когда болела Джиллиан, человек, который осознавал, что основная выгода вовсе не в том, в чем думали все остальные, включая консультантов.

Ты задумываешься над этим, когда вспоминаешь, как ты ответил:

– Отлично, но ты проиграешь, я уже на борту.

А он сказал:

– Ну что ж, посмотрим.

И он устроил действительно хорошую битву, откопав какого-то действительно крупного адвоката с бомбейским акцентом, но он, как бы то ни было, проиграл. Потому что единственным важным фактом было то, что судья – строгая и надменная сука с глазами цвета синевато-серого неба – хотела войти в совет директоров компании, раскрученной парнем как раз вроде тебя, и именно тебе она и благоволила.

Ты задумываешься над этим, когда вспоминаешь о том, что после оглашения решения судьи он действительно встал и заорал:

– Проклятье! Ты чертова сучка!

И он действительно опрокинул стол, его действительно пришлось скрутить по рукам трем судебным приставам, поскольку он был одним из самых крупных мужчин, которых ты когда-либо видел. Все это в конечном счете не имело значения.

Ты задумываешься над этим, когда вспоминаешь, как нескоро до тебя дошло это из новостей. Как ты не знал об этом более пяти дней, и когда узнал, первое, о чем ты подумал: «Интересно, где он достал оружие?» Как, узнав, хотя тебе и было плохо, ты отказался от чувства вины. Как до сих пор ты говоришь сам себе, что сделал все правильно, что ты снова поступил бы так же, если бы это было необходимо. Как до сих пор ты говоришь себе, что ты – не плохой человек, а всего лишь человек, который смотрит на вещи трезво.

Ты задумываешься над этим, когда размышляешь, что никогда ни с кем не говорил об этом, потому что единственный человек, с кем ты мог об этом поговорить, единственный человек, с кем тебе даже не нужно было бы говорить об этом, – это единственный человек, с кем ты сейчас не можешь поговорить, даже если очень захочешь.

Но все же то, что Ахиллес в конце концов вступил в сражение, было местью его товарищу Патроклу.

Но все же в конечном счете убил его не прославленный Гектор, а трусливый Парис.

Ты гулял по людным улицам Каира, ел финики по одной штуке из горсти, приценивался к коврам. Ты путешествовал по Андам верхом на лошади и заезжал в деревню на ланч из жареной морской свинки,

papas fritas

[5]

и лимонада. На закате открытый джип медленно вез тебя в мужской монастырь в горах. Ты вышел с деловой встречи в Токио и шагнул в свой лимузин.

Во всех этих местах оказывалась пара молоденьких девушек, на которых одежды было гораздо меньше, чем следовало бы. Во всех этих местах ты оборачивался им вслед. Во всех этих местах ты отрывал от них взгляд и сталкивался глазами с другими мужчинами. И во всех этих местах вы улыбались друг другу с абсолютным пониманием. Во всех этих местах было то, что ты бы мог разделить с другими мужчинами.

В «Илиаде» во время состязания на колесницах Эвмей ничего не говорит о своем невезенье, Ахиллес по собственной воле сжаливается над ним. Однако в «Энеиде» аналог Эвмея жалуется, что его обделила фортуна, но при этом завоевывает приз и посему его получает.

Также в «Илиаде» Менелай говорит, что сам проследит за мошенничеством Антилоха, и Антилох, боясь Менелая, сразу же отдает ему нечестно выигранный приз. Однако в «Энеиде», когда противник аналога Антилоха жалуется на мошенничество, противнику этому дают специальный утешительный приз, что позволяет аналогу Антилоха оставить себе нечестно выигранный приз.

Раньше, когда у нас была только одна машина, ты высаживала меня возле моей работы по пути на свою. И каждый день ты целовала меня на прощанье на одном и том же светофоре, не доезжая до здания моего офиса. Ты знала, что нельзя поцеловать меня, когда я выйду из машины. Кто-нибудь может это увидеть.

Самое раннее известное нам употребление слова

cunt

в современном виде датируется 1230 г. н. э. Именно в этом году оно появляется в сборнике Экволла «Названия улиц Лондона» как часть названия

Grope Cunt Lane

– переулок Ощупывания пизды. Нетрудно догадаться, каким ремеслом занимались в этом переулке.

Тем не менее происхождение этого слова остается загадкой. До Экволла его использовали только в средневековой латыни в форме

kunte,

что навело некоторых ученых на мысль, что оно пришло в этот язык из древнескандинавского, так как по форме оно имеет сходство именно с древнескандинавским наречием. Однако эквивалента этому слову в древнескандинавском языке не существует.

Поэтому гораздо более вероятным кажется то, что слово это является скандинавской версией латинского слова

cunnus,

означающего «женский репродуктивный орган» (латинское слово

vagina,

которое мы заимствовали как эвфемизм нецензурного слова

cunnus,

в действительности обозначает «футляр для оружия»).

Происхождение этого слова не вызывает ни сомнений, ни особого интереса. Оно взяло начало от греческого

kuo,

имеющего то же значение.

Однако – раз уж мы добрались до этого – вызывает интерес придуманный Гомером термин

kunopis

или «песьеликая». Он применял этот термин только в отношении женщин, в частности Елены. Но вообще Гомер применял его и в отношении к другим женщинам, как богиням, так и простым смертным, и из более позднего его употребления становится ясно, что данный термин использовался для обозначения бесстыдного, предосудительного, лживого поведения. Касательно употребления этого слова особо интересно то, что в его состав входит женский род слова «собака» —

kuon.

То есть термин

kunopis

был игрой слов. Дословно он обозначал «с собачьим лицом», но вызывал у слушателей ассоциации с женским репродуктивным органом. Как писатель, Гомер не смог бы подобрать более подходящего слова.

Но он не мог предугадать, что через столько веков после его смерти – ибо его работа стала хорошо известна и на более современном греческом, а затем и на латыни – эта необычная придуманная им ассоциация продолжит свое существование. Поэтому даже после того, как слово

kuo

превратилось в латинское

cunnus,

а слово

kuon

– в

canis,

даже после того, как оно перестало быть игрой слов, латинские авторы все еще называли женщин «песьеликими».

И раз уж мы понимаем это, то мы можем разрешить другую предполагаемую этимологическую загадку. Происхождение слова

cunning

, «коварство, хитрость».

Опять-таки, предполагается, что слово это имеет нордические корни, в данном случае – корень англосаксонского глагола

to know

, «знать» —

kunnan

, и опять-таки это кажется маловероятным. В конце концов, лисица ничего не знает, но ее коварство от этого незнания не уменьшается.

Итак, что же мы обнаружим, если присмотримся более внимательно? В древнеанглийском языке

cunning

означало «иметь секс с кем-то». Первое зарегистрированное использование слова

cunning

в английском языке датируется 1325 г. в «Пословицах и поговорках», где оно использовалось в эпиграмме «Равны между собой пизда и хитрость…». Если мы присмотримся более внимательно, то вновь обнаружим, что наиболее вероятным источником происхождения слова

cunning

является

cunnus.

И так ли уж действительно трудно представить, что слова

cunt

и

cunning

– слова, появившиеся в английском в то время, когда каждый мог стать грамотным благодаря чтению античной литературы на латыни, – имеют сходное происхождение? Так ли уж это надумано, чтобы не верить, что оба слова, одно из которых обозначает женские гениталии, а другое – коварство, хитрость, искусность во лжи, в корне произошли от слова

kuo

и его гомеровских ассоциаций?

Возможно, это было бы менее вероятным, если бы не тот факт, что именно во время появления обоих этих слов, именно в то время, когда письменная латынь сменяется письменным английским, слово

dog,

«собака», ассоциируется с трусостью и непригодностью (1325 г. н. э., «Львиное сердце»). Возможно, это было бы менее вероятным, если бы мы не имели доказательства того, что в тринадцатом и начале четырнадцатого столетий нашей эры слово «собака» имело тот же смысл, что вложил в него Гомер, а то и приобрело этот смысл благодаря Гомеру.

И возможно, это было бы менее вероятным, если бы не факт, что сегодня мы по-прежнему используем слово «собака» для обозначения «отвратительной женщины» и «чего-то, что оказалось ниже ожиданий», если бы не факт, что мы по-прежнему используем слово «сука», когда, не находя других слов, мы имеем в виду

cunning cunt,

«хитрая пизда».

И возможно, это было бы менее вероятным, если бы не факт, что слово «киска» (альтернатива слову «пизда») не только придумано женщинами, но и придумано на заре женского движения за право голоса. Возможно, это было бы менее вероятным, если бы не факт, что многим женщинам не нравится слово «пизда», если бы не факт, что многие женщины предпочитают слово «киска», но, похоже, даже сами не понимают почему. Возможно, это было бы менее вероятным, если бы не факт, что спустя три тысячи лет – лет без права голоса – для обозначения самих себя женщины используют слово «кошка», а не «собака».

Среди твоих друзей есть одна женщина. Ты знаешь ее много лет. Долгое время она была твоим врагом – она была в отделе разработки, ты в отделе маркетинга. Иногда ты приходил домой, и жене хватало одного взгляда, чтобы понять: «эта чертова сука» опять что-то сотворила.

Но затем вы оба оставили эту работу и каждый начал свой бизнес, и вы практически забыли друг о друге, пока случайно не столкнулись в барселонском ресторане «Четыре кошки».

Ты сидел в одиночестве за столиком на балконе, или мезонине, или как они там это называют в Каталонии, смотрел вниз и видел, как она вошла. Ты видел, где она села. К тому времени, как ты разделался со своим томатным супом, к ней никто не присоединился, поэтому между блюдами ты спустился вниз, подошел к ее столику и сказал:

– Это случайное стечение обстоятельств.

Но, как оказалось, это было не совсем так. После того как она подозрительно тебя оглядела и вы разделались с формальностями о здоровье, семейном положении и детях, вы обнаружили, что оба находитесь здесь для того, чтобы объявить предполагаемую цену одной и той же компании, компании, которая каждому из вас обещала эксклюзивность. И она сказала «сукин сын», а ты сказал «твою мать», и ты попросил принести остаток твоего заказа за ее столик, и ты вспомнил, что она привлекала тебя, хотя к этому времени она должна была быть по меньшей мере лет на пятнадцать старше той девушки, с которой ты трахался за ночь до отлета из Нью-Йорка, ты вспомнил, что на самом деле она привлекала тебя все эти годы, но тебе не хотелось признаться, что это могло бы быть чем-то большим, чем «трахом из ненависти».

И вы разговаривали, и сравнивали раны, и извинялись друг перед другом, оба говорили, что не понимали тогда, откуда берутся проблемы другого, но что сейчас поняли, потому что каждый столкнулся с проблемами всех отделов. И что вы бы не прочь распить вместе бутылочку-другую вина, хотя ты пил виски, а она – водку.

И вы не стали обмениваться визитками, потому что все эти годы знали, как найти друг друга, стоило только захотеть. Вы вышли из ресторана к вашим машинам, а так как свежий ночной воздух ударил в голову каждому из вас, разговор снова приобрел соответствующую ситуации формальность, и теперь, когда вы уже прощались, ты спросил:

– И где же ты остановилась?

Назвав отель, она посмотрела на тебя и произнесла:

– Что?.. Что?!

И ты ухмыльнулся:

– Идиоты! Они порекомендовали мне тоже место. Я остановился там же!

А она сказала:

– Ты меня разыгрываешь!

И оба вы рассмеялись, как раз тогда, когда ты должен был сказать: «Удачи! Может, встретимся как-нибудь в городе».

А когда вы прекратили смеяться, то почему-то посмотрели друг на друга, как пара школьников на пороге дома. И повисла пауза. И почему-то ты наклонился, чтобы поцеловать ее, а она не остановила тебя, но и не ответила на поцелуй, и тут же губы ее начали сжиматься, тут же она отступила назад и покачала головой:

– Нет, нет – это плохая идея.

И ты даже не расстроился, ты просто снова выпрямился, пожал плечами и произнес:

– Да, ты права.

И вы попрощались, и, подходя к своей машине, ты сказал:

– Удачи! Может, встретимся как-нибудь в городе.

А она ответила:

– Может быть. И тебе тоже удачи!

Но затем, прежде чем каждый из вас сел в свою машину, она заметила:

– Знаешь, мы могли бы воспользоваться одной машиной.

И ты ответил ей:

– Да, думаю, ты права.

А затем вы посмотрели друг на друга в ожидании того, кто в чью машину перейдет, но в конце концов отпустила водителя она. По дороге в отель никто из вас не произнес ни слова, вы сказали все, что можно было сказать, только потом.

Но когда вы трахались, было все как-то не так. Ты кончил слишком быстро, а в том, что она испытала оргазм, ты вообще не был уверен. Она все еще была в прекрасной форме, ее кожа по большей части все еще была гладкой, но ты думал только об ее возрасте, когда увидел ее руку на своем члене. И было все как-то не так не из-за недостатка мастерства, когда она, взяв в рот твой член, смотрела на тебя, а он при этом был глубоко в ее глотке, и она ласкала тот небольшой участок сразу за твоими яйцами, и длинные дорожки слюны стекали из ее рта на твой член. Это было потому, что вы оба достали презервативы, но ты надел свой, а не тот, что был в маленькой металлической коробочке в ее сумке. Это было потому, что, когда ты вышел из нее сзади и попытался перевернуть ее на спину, она снова придвинула свои бедра к твоим рукам и сказала:

– Не останавливайся.

Это было потому, что она думала, что это она трахает тебя, а ты думал, что ты трахаешь ее.

После того как она вернулась в свой номер спать, ты не видел ее и ничего о ней не слышал, пока через несколько месяцев, подчинившись случайному порыву, не позвонил в ее офис, не поиграл с ней пару недель в телефонные салки, и в конце концов вы пообедали с ней в Верхнем Ист-Сайде. Поначалу никто из вас не был уверен, почему другой пришел, но поскольку ты позвонил первым, то как только представилась возможность, сострил по поводу вашего «неудачного слияния», и после этого вы оба знали, почему вы здесь. И внезапно появилось много тем для разговора, и обед получился действительно приятным, а закончился он тем, что ты принял ее приглашение «привести кого-нибудь» в ее только что отремонтированный пентхаус на Саут-Бич на День труда.

И тот уикенд получился веселым, потому что, как только вы пришли, девушка, которую ты привел с собой, заявила, что хочет сразу же надеть свой новый купальник, но тебе не хотелось идти на пляж, а хотелось сначала выпить. Поэтому хозяйка сказала, что ее бойфренд будет не против показать твоей подружке дорогу. И вы отправили их обоих, а как только за ними закрылась дверь, ты посмотрел на нее, приподняв одну бровь, и спросил: