Текст книги "Смертельный огонь"

Автор книги: Ник Кайм

сообщить о нарушении

Текущая страница: 13 (всего у книги 25 страниц)

Глава 33
Скверна

Гранд-крейсер «Саван жнеца», мостик

Мимо «Савана жнеца» пролетел труп со сломанным хребтом, раскрытыми ребрами и вытекающим в пустоту нутром. Погибший «Некротор» казался крохотным рядом с гигантским боевым кораблем типа «Мститель», чья тень полностью накрывала останки легкого крейсера.

– Весь экипаж? – раздался влажный, хриплый голос. В лаконичном ответе чувствовалась едва сдерживаемая злость:

– Выживших нет.

Малиг Лестигон судорожно выдохнул, булькая кровью.

Гололит показывал зернистое и серое изображение мертвого корабля.

– Ближе.

Изображение на мгновение покрылось помехами и приблизилось, показывая больше деталей. Куски броневой обшивки, часть экзоскелета, целые палубы, вырванные из корабля и теперь летящие в вакууме сами по себе, черные от огня.

– Ближе.

Ящики с боеприпасами, вырванные из рам взрывозащитные двери, тела…

– Ближе.

Расколотая броня, разбитые шлемы, треснувшая линза. Лица, искаженные болью и злобой, оторванные конечности, налитые кровью глаза, покрытая инеем кожа.

Смерть.

Десятки тысяч жертв пустоты, участников великой чистки.

– Лорд Лестигон…

Богатый урожай, жатва черепов…

– Командор!

Лестигон все слышал, но не сводил взгляда с жуткой картины, которую создал на мостике «Савана жнеца».

– Большой корабль был… – сказал он, – что уничтожил «Некротор».

– Судя по плотности плазменных следов, крейсер или боевая баржа, – заметил капитан корабля. – Похоже… они его атаковали.

– Жадные щенки. – Лестигон издал влажный смешок ракового больного. – Вражеский корабль был поврежден, и они попытались взять его на абордаж. А затем он справился с повреждениями.

Перед глазами Лестигона встала сцена их нетерпеливого, энергичного абордажа. Затем он представил себе, как орудия большого корабля возвращаются в рабочее состояние и сеют разрушение.

– Значит, Хурук не соврал…

Последний отчет с «Некротора» пришел с вражеского корабля. В нем заявлялись поразительные вещи, но они совпадали с обещаниями, которые дал ему Проповедник в их последнем разговоре.

Он говорил о примархе. Неубиваемом примархе, который теперь был уязвим и лежал в саркофаге на борту корабля. Они не знали, куда корабль летит. Они не представляли, зачем он взял такой груз.

Лестигон не любил союзы. Он был пуристом и воплощал в себе все, что это качество подразумевало, но Проповедник доказал, что может быть полезен. Ему даже отводилась важная роль, если слухи с «Некротора» подтвердятся.

– Святилище, значит?

– Да, повелитель, – ответил капитан.

Все еще не удостаивая смертного взглядом, Лестигон обратился к нему.

– Тщеславие Хурука стоило нам корабля, но может дать нам нечто куда более ценное, – размышлял он вслух.

Хурук был старшим офицером на «Некроторе» и командиром большой банды, которую Лестигон подобрал с полей Истваана V. Она состояла в основном из брошенных на планете собак, но Хурук подавал некоторые надежды.

Жаль, что он умер.

К счастью, умер он не зря.

Лестигон улыбнулся и наконец-то отвел взгляд от гололита.

– Вызови Проповедника.

Капитан коротко поклонился и уже хотел передать приказ одному из членов экипажа, когда Лестигон добавил:

– И если ты, Рак, еще раз обратишься ко мне просто по званию, я познакомлю тебя со своим мечом.

Капитан побледнел, а его руки начали трястись, но он тут же унял дрожь.

– Так точно, повелитель. Этого больше не повторится.

Лестигон отвернулся, и с его обожженных радиацией губ сорвался влажный вздох:

– Да.

Боль была постоянным спутником Малига Лестигона с самого рождения.

В младенчестве он заразился истощающей оспой, которая убила бы его, если б не выносливость и желание жить. Будучи неофитом, он потерял несколько пальцев на тренировке и едва не лишился руки, но не позволил этой незначительной травме ему помешать. В армии Мортариона его ждало еще больше боли. В битве против галаспарских орд взрывчатка вырвала у него часть живота и едва не отняла левую ногу, но он, хромая, покинул поле боя. На полях смерти Истваана V выстрел волкита оплавил кожу на половине лица, отчего она теперь выглядела как растаявший воск. Ожоги от радиации, фосфекс, попадание в открытый космос – Лестигон снес все. И выжил.

Уж если кто и был неубиваемым, так это он.

Несмотря на многочисленные повреждения, Малиг Лестигон отказался от аугментики, веря в возможности барбарского организма. Его отказ звучал сипло: во время чистки Истваана III он случайно вдохнул пары прометия и обжег гортань.

Новая битва – новый шрам. Он знал, что это верно для большинства воинов. Но его звезда не спешила восходить; он поднимался по карьерной лестнице благодаря тупой исполнительности и периодической гибели вышестоящих, но сам он свои скромные успехи объяснял одним.

Он умел выживать.

Однако здесь и сейчас появился шанс стать чем-то большим. Оставить след в истории.

«Я стану первым легионером, который убьет примарха».

Мысль о том, что одного из сынов Императора можно убить, витала в воздухе с тех пор, как Фулгрим обезглавил Ферруса Мануса. До этого поворотного момента незыблемо верили, что примархи бессмертны.

Расправа не завершилась после того, как Фулгрим забрал голову Горгона. Обезумевшие воины из восставших армий бросились на Ферруса Мануса, как шакалы. Некоторые пытались взять какой-нибудь трофей, другие просто рубили тело в странном, первобытном оцепенении, которое было самым близким подобием страха, доступным легионеру. Но смертельный удар нанес именно Фулгрим.

Ходили слухи, что череп Ферруса Мануса находился у Хоруса, который восхвалял фениксийца, называя повергателем примарха.

Теперь же у Лестигона был шанс завоевать для себя такой же титул.

Мысль быстро подняла ему настроение. Приз был почти в руках, и он едва не исходил слюной. Даже если Вулкан на самом деле представлял собой труп, Лестигон просто заберет его голову и заявит, что отрезал ее у живого сына Императора.

Лестигон не отличался тщеславием и лишь хотел, чтобы его знамя олицетворяло собой символ победы вместо скопища скверны.

Пока же и его замаранная бело-зеленая броня, покрытая залатанными трещинами от мечей, черными пятнами от лазеров и вмятинами от болтерных снарядов, едва ли могла сойти за доспех победителя.

«Я боевой конь», – думал он, сидя на троне над Раком и прочими членами экипажа. Его побитый шлем с почти выломанной вокс-решеткой лежал рядом и словно наблюдал за смертными, которые занимались своими ничтожными делами. Поскольку Лестигон был командором, ему полагался гребень на шлем, но он отказался от украшения, сочтя его ненужным и зная, что враги отстрелят его при первой же возможности. Зато он носил плащ, который, впрочем, давно изорвался и побурел от грязи, въевшейся за более чем сотню битв.

У его кукри было щербатое лезвие, но тупеть ему Лестигон не давал. Двуствольный болт-пистолет лежал в грубой на вид кобуре, но оружие никогда не заклинивало и, несмотря на потрепанный вид, содержалось в полном порядке.

«Я ничто, пытающееся стать чем-то».

Гололит корабля только что отобразил творца этой цели.

Квор Галлек неритмично мигал, пока мастер авгура не настроил поток, после чего облаченный в рясу Несущий Слово четко вырисовался на мостике.

– Проповедник, ты вообще носишь броню, или она для тебя слишком тяжелая?

Лестигон даже не попытался скрыть презрение.

Квор Галлек даже не попытался на него ответить.

– Они попытаются опять, – проговорил он слегка искаженным из-за помех голосом. – Это единственное, что им остается, – бросить вызов Гибельному шторму и отправиться с Вулканом в варп.

– Ты же утверждал, что нестабильность, которую ты породил, выведет их корабль из строя и отправит мне прямо в руки. Но вместо этого мы смотрим на развалины моего собственного корабля.

Квор Галлек сделал все возможное, чтобы скрыть раздражение от непочтительного обращения к нему Лестигона, словно к подчиненному.

– Она должна была, но я недооценил их стойкость.

– И что теперь?

– Я позволю им войти в шторм глубже – так глубоко, что, когда нерожденные опустошат их корабль, им останется лишь плыть по течению.

Лестигон откинулся на спинку трона и провел закованными в металл пальцами по своему шлему, добавив к многочисленным царапинам еще несколько.

– Твои фанатики слишком полагаются на этих демонов. Насколько ты уверен, что они рабы твоей воли?

– Нас связывают пакты. Нерушимые пакты.

– Готов поспорить, Вороны, Змии и Железный Десятый думали так же, пока на них не начали падать первые бомбы и ножи не вонзились им в спины. Пакты всегда нарушаются. Но у нас с тобой, проповедник, есть взаимопонимание. – Лестигон улыбнулся без малейшего намека на искренность. – Я тебе доверяю. Поэтому ты должен проследить за всем сам.

Квор Галлек замялся, застигнутый словами Лестигона врасплох, но быстро взял себя в руки, и на его лицо наползло выражение неподдельного удовольствия.

– Будет исполнено.

– А шторм? Нам его нечего опасаться, верно, проповедник? – Лестигон подался вперед, словно пытаясь запугать гололитическую версию Квора Галлека и заставить его говорить правду.

– Я проведу нас.

– А примарх, если он действительно на борту…

– Он на борту.

– Если он на борту, – продолжил Лестигон, – его голова моя.

– Мне не нужен труп, кузен, – только осколок камня, который будет торчать из его тела.

Лестигон улыбнулся. Он уже не раз слышал упоминания о наконечнике копья, который Квор Галлек называл фульгуритом, молниевым камнем. Если верить Несущему Слово, в камне заключалась сила, которая сумела убить Вулкана. Лестигон подумывал предать Квора Галлека и заполучить оба трофея – как он выяснил, после первого раза предательство легко входило в привычку, – но темный апостол и его связи с варпом были ему нужны, чтобы в будущем выбраться из шторма.

А потому они заключили сделку. Пакт.

– Ты получишь свой камень, а потом я отправлю пылающий остов корабля в эфир, и наши пути разойдутся.

– Я с нетерпением жду этого момента, – ответил Проповедник, поклонился, и гололитический канал закрылся.

«Да, – подумал Лестигон, – в наши дни предательство дается легко».

Между тем на борту «Монархии» угас свет от гололита, и Квор Галлек оказался в темноте.

Рядом слышалось тяжелое, возбужденное дыхание Дегата.

– Он попытается предать нас, – сказал мастер-сержант.

– Можно не сомневаться, – прошипел Квор Галлек. – Именно поэтому, убив Нарека, ты должен оборвать жизнь и Малига Лестигона. – Он повернулся к Дегату, который сейчас представлял собой бугрящийся мышцами силуэт. – Тебя это устраивает, брат?

– Устраивает, – ответил Дегат, удовлетворенно вдохнув.

– Сколько преданных душ на борту этого корабля?

– Больше двух сотен.

– Они ведь закаленные воины?

– Я их тренировал, так что да.

– Лестигон поспешил. Он потерял контроль над своими людьми, и те поплатились жизнями в огне Змиев. Но мы будем действовать разумно и выбирать время правильно. Ты знал, что, когда демон проходит по варпу, он оставляет след, по которому его можно отыскать?

Можешь представить его в виде дороги сквозь Море Душ, эфемерной, но устойчивой для тех, кто знает нужные клятвы.

– Довольно загадок, проповедник, – буркнул Дегат. – Как ты собираешься использовать моих людей?

– Я собираюсь повести их по этой дороге, – ответил Квор Галлек, доставая что-то из складок рясы, – невероятно острый клинок длиной чуть больше пальца. Он не был одним из знаменитых осколков Эреба, не разрезал материум. У него были другие задачи.

– Если колдун использует атам, чтобы творить магию и проклинать, то каково же орудие хирургеона?

Квор Галлек повернул клинок, осматривая со всех сторон, и миниатюрные зубья на серебряном лезвии, такие тонкие, что были почти незаметны невооруженным глазом, заблестели на свету.

– Скальпель! – прорычал Дегат с неизменной агрессией, не позволявшей определить его настроение.

– Скальпель, – согласился Квор Галлек, вспоминая, как крался по полю боя, чтобы отрезать у Горгона палец, из которого и выковал этот нож.

Ни крови, ни кости в пальце не было – только сверхъестественный металл, утративший, впрочем, всю силу, едва дух покинул тело. Асирнот передал свой дар Железным Рукам, но и Квор Галлек заполучил свою часть. Чешуей одного дракона он разрежет плоть другого и заберет то, что лежит внутри.

– Они набросились на него, как шакалы, Дегат, – едва слышно проговорил Квор Галлек, погружаясь в воспоминания. Он не скрывал отвращения к поступку, несмотря на награду, что в результате получил. – В его смерти не было ничего величественного. Мне кажется, они поступали так из страха, из страха кромсали его на части, словно надеялись, что его душа перестанет быть угрозой, если разрушить тело, оставив лишь голые кости.

– Мне все равно, проповедник. Просто скажи мне, что запланировал.

Квор Галлек на мгновение злобно уставился на него, словно на него нашло безумие, о котором он только что рассказывал, но быстро взял себя в руки.

– Мы поступим так, как хочет Лестигон. Затем возьмем причитающуюся нам награду, вырезав фульгурит из плоти Вулкана. А когда Гвардия Смерти приблизится для атаки, я заточу их внутри шторма и оставлю гнить.

Глава 34
Чудеса

Боевая баржа «Харибда», стратегиум

Зитос ответил на взгляд Коло Адиссиана с решительным видом. Он знал, что выбора нет.

– Она должна попробовать еще раз, капитан.

– Это ее убьет.

Адиссиан выглядел изможденным: все силы его молодости иссякли, когда он увидел Цирцею после отмененного варп-перехода. Арикк Гуллеро рассказал Зитосу, как Адиссиану пришлось выломать дверь в санкторум, чтобы остановить крики Цирцеи.

– Хехт верит, что есть способ.

Адиссиан нахмурился и покосился на серого легионера, стоящего в тенях в углу стратегиума. Слабо освещенная комната, примыкавшая к мостику, была заполнена звездными атласами и картосхемами, по которым капитан планировал многоэтапный полет «Харибды» сквозь шторм. Чтобы рассчитывать на успех, следовало совершать короткие и тщательно просчитанные варп-переходы по разведанным маршрутам. Их путешествие едва началось, но уже звучали разговоры о возвращении.

– Со всем уважением, я сомневаюсь, что есть такой способ, который не убьет моего навигатора и, возможно, вашего библиария заодно.

Стоящий неподалеку Ушаманн тоже пострадал – не так сильно, как Цирцея, но выглядел он измученным. Во время конклава Зитос не обратил внимания на его состояние, но теперь видел, что решимость библиария медленно ослабевает.

Хехт шагнул под свет единственной лампы.

– Вы должны хотеть вступить в шторм, – просто сказал он.

– И все? – недоверчиво спросил Адиссиан. – Это ваше тайное знание?

– Капитан, ты забываешься, – предупредил Зитос.

Адиссиан поднял руку:

– Прошу прощения, нервы меня подводят. Но поймите, когда я вытаскивал Цирцею из новатума, она билась в припадке. Если мы так скоро отправим ее назад… Я боюсь за нее.

– Не дай ей этого увидеть, – сказал Хехт. – В варпе воля решает все. Все твои слабости будут видны как на ладони, и обитатели Моря Душ не замедлят ими воспользоваться.

Адиссиан замотал головой:

– Я летал в варпе. Я даже видел, как он сводит людей с ума, но с Цирцеей произошло что-то совсем необычное. Она говорила о бесконечной ночи. О пропавшем свете. Что это вообще значит?

– Это значит, что на галактику опустилась завеса, закрыв весь свет и заглушив все голоса, кроме тех, чьи обладатели застряли в шторме. Эти обладатели – души, и кричат они от боли.

Адиссиан невесело рассмеялся:

– И вы хотите, чтобы я отправился в такое место?

– Мы не хотим, капитан, – сказал Зитос. – Мы приказываем, а твое дело – подчиниться.

Адиссиан придержал язык и, аккуратно подобрав слова, обратился к Хехту:

– В таком случае объясните, что надо делать?

– Представь завесу в виде тонкой черной ткани, – сказал Хехт. – Любой свет, который подходит к ней с большого расстояния, будь то Астрономикон или психический отпечаток астропата, поглощается. Исчезает. Но тонкий луч может справиться там, где не справится колонна. Он может пробиться сквозь крохотные дефекты в ткани, осветить путь сквозь завесу и в конечном итоге – то, что лежит за ней. Если нам удастся увидеть, что лежит впереди, мы отыщем путь. А когда пройдем по нему достаточно далеко, станет видна и цель нашего путешествия.

– В древности моряки фонарями освещали путь в черной ночи, – сказал Адиссиан. – Но откуда у нас возьмется свет, который сможет пробиться сквозь эту бурю?

– На Соте был маяк, освещавший Макрагг, – ответил Зитос. – Благодаря ему мы и добрались до Ультра-мара.

– Тихая гавань, – сказал Хехт. – Твердая суша.

– У нас нет ни того ни другого, – заметил Адиссиан.

– Что делали твои моряки, если видели риф? – спросил Хехт.

– Убирали паруса, чтобы снизить скорость корабля, и с помощью фонарей определяли, где находятся камни.

– Вот только в Гибельном шторме камни – это искаженные крики проклятых душ и жутких созданий, ими порожденных. Чистые эмоции, обретшие форму.

Зитос взглянул на Ушаманна, библиарий внимательно слушал и не собирался ничего добавлять. Однако он задал вопрос, вертевшийся на языке Зитоса:

– Откуда ты это знаешь? Подобные знания… опасны.

Хехт ответил на вопросительный взгляд Ушаманна:

– Любое знание опасно, если его неправильно применять, – сказал он, как будто этого было достаточно. – Все эмоции, с которыми вы вступаете в варп: страх, ненависть, зависть… Все они усиливаются в нем в тысячи, в десятки тысяч раз.

Адиссиан невольно вспомнил о Мелиссе – о том, как думал, что она навсегда ушла из его жизни, но потом увидел девочку-беженку…

– Вы должны держать свои эмоции под контролем, или они поглотят вас. Всех, – продолжал Хехт. – Вам доводилось видеть демонов или сражаться с ними? Я говорю не про тех, кто селится в человеческих телах и медленно пожирает их изнутри, а о настоящих нерожденных.

Зитос вспомнил существо, с которым сражался вместе со своими братьями и Ультрамаринами на Макрагге: как этот монстр в теле Ксенута Сула жаждал освободиться, как растягивал плоть и подвергал носителя мутациям.

– Освободившиеся, – произнес он, не сразу это осознав.

Все взгляды обратились на него. Хехт прищурился.

– Одержимые тела – лишь жалкое подобие того, с чем мы можем столкнуться в Гибельном шторме. Ваша ярость и ненависть, ваши страхи, каждая завистливая мысль и каждый злой умысел – все, что составляет вашу сущность, вернется к вам материализованное, извращенное, жаждущее поглотить своего создателя. Лишь надежда проведет нас сквозь шторм, – закончил Хехт, повторяя недавние слова Ушаманна, – и готовность к встрече со своей судьбой.

– Нельзя требовать от смертного экипажа, чтобы они не боялись, – сказал Зитос.

– В таком случае держитесь рядом с ними или свяжите их. Слабость нас погубит. Но не думайте, что мы с вами неуязвимы. Сомневаюсь, что вы ни разу не поступали бесчестно, не руководствовались злостью и не стремились к несправедливой мести.

У Зитоса не успели пройти ссадины, оставшиеся после драки с Нумеоном. Он хотел убить его – во всяком случае, где-то в глубине души. И его уязвленная гордость, когда пришлось уступить звание погребального командира…

– Вулкан научил нас выдержке и дал нам Прометеево кредо, – сказал Зитос. – Они помогут нам преодолеть эти темные времена.

Хехт развел руками:

– Тогда мне больше нечего вам сказать.

Ушаманн склонил голову, прежде чем уйти.

– Я прослежу, чтобы мы с навигатором были готовы.

Адиссиан смотрел ему вслед, все еще не убежденный.

– Надежда? – переспросил он. – Откуда у нас надежда?

– От Нумеона, – сказал Зитос, словно это все объясняло. – Нумеон дал нам надежду. Попробуй еще раз, капитан. Цирцея должна вступить в шторм и придерживаться курса.

– А если она в процессе погибнет?

Зитос помрачнел, но решимости не утратил:

– Тогда надежды действительно не останется.

Легионеры покинули стратегиум, оставив Адиссиана наедине с его мыслями. Он несколько секунд смотрел на карты, пытаясь представить вариант событий, который не оканчивался бы неудачей и гибелью. Затем активировал личный вокс-канал с новатумом.

– Они хотят, чтобы я отправилась туда снова, да? – спросила Цирцея, не дожидаясь вопроса.

– Да.

– Ты видел ее еще раз?

– Нет, пока нет. Я был на мостике.

– Держи ее подальше отсюда, Коло. Пожалуйста.

– Обещаю, – ответил он, изо всех сил стараясь, чтобы голос не дрожал. Боль воспоминаний была сильна как никогда – как будто свежую рану выставили на воздух.

– Ей нельзя быть здесь, когда я вернусь.

– Я знаю, Цирцея… Ты не обязана это делать.

– Нет, обязана.

Она закрыла канал, и Адиссиан, оставшись в тишине полутемного стратегиума, опустил голову.

Гарго отвел их в кузницы.

Они сидели вокруг верстака в одном из оружейных залов с высокими стеллажами, заставленными плодами его трудов. Пахло пеплом и дымом, а тусклый свет отбрасывал глубокие тени. Одну стену освещало дрожащее пламя за окошком, которое отделяло их от самих кузниц.

– Итак, брат, – начал Нумеон, – каково твое экспертное мнение?

Гарго, все это время чесавший белую щетину на подбородке, остановился и принялся изучать печать.

– Это молот, – ответил он. – Ручник, если быть точным. – Он взвесил инструмент на руке и даже ударил плоской головой по открытой ладони. – Крепкий. Думаю, я мог бы им ковать.

– И все?

Гарго покачал головой:

– Это просто молот.

– И символ, знак самого Владыки Змиев, – добавил Нумеон, на что Гарго ответил кивком, затем взял протянутую печать и передал ее Зонну.

Технодесантник аккуратно положил ее на верстак, выпустил механодендриты из гаптических гнезд в латных перчатках, и те стали детально изучать молот.

– Никаких странных металлов, – определил он. – Конструкция… стандартная, и это несколько необычно, учитывая, что когда-то молот был частью брони примарха.

– Тогда как ты объяснишь то, что я с его помощью сделал?

Зонн ответил капитану холодным взглядом:

– Я не могу этого объяснить. С логической точки зрения это невозможно. У молота нет ни силового поля, ни каких-либо источников энергии, кроме его обладателя. Однако ты разрушил им доспех-катафракт, словно у тебя был громовой молот.

– Или даже нечто более мощное.

Зонн кивнул, отчего сервоприводы в шее опять зажужжали:

– Да, пожалуй.

Нумеон прикрыл рот рукой и задумчиво опустил взгляд, глубоко вдохнул и опять посмотрел на братьев.

– Когда меня спас Тиэль со своими Отмеченными Красным, он сказал, что они уловили сигнал от какого-то устройства в молоте. Можешь найти тому подтверждение?

Зонн поднял молот и отдал его Нумеону.

– В нем нет ничего не доступного нашим глазам.

– Но глаза не всегда могут показать нам всю правду, разве нет?

– Да, ибо правда заключается в том, что это чудо, брат-капитан, – сказал Гарго, и в его глазах засветился огонь веры.

Нумеон тут же почувствовал себя неловко. Он верил в Вулкана, в возвращение примарха и в то, что Ноктюрн сыграет в этом свою роль, но Гарго воспринимал его как какого-то мессию, как живой символ, который выведет их из шторма и вернет в пламя.

Он встал и повесил печать на пояс.

– Больше мы здесь ничего не узнаем. Сделайте для корабля все что можете. Я не хочу, чтобы «Харибда» распалась на части, если мы опять неожиданно выпадем из варпа.

Зонн кивнул. Гарго почтительно поклонился:

– Вулкан жив, капитан.

Нумеон хотел ответить, но не нашел подходящих слов. Поэтому он просто молча кивнул.

Он направился в святилище, где не был с тех пор, как «Харибду» атаковали.

Внутри обнаружился Вар’кир, внимательно смотрящий в пламя жаровни.

– Сколько времени прошло? – тихо спросил Нумеон.

Капеллан пару секунд помолчал, прежде чем ответить.

– С того момента, как я в последний раз заглядывал в огонь, – отозвался он, поворачиваясь к капитану, – или с того момента, как я начал свое бдение?

– Первое. И второе. Что ты видишь? – Нумеон опустился на колени рядом с ним.

– То же, что и раньше. Огонь, а за ним… только угли.

– Почему ты вернулся, Вар’кир?

– Я надеялся, что-нибудь изменится.

– И это случилось. Мы изменились. Все мы. К нам вернулась надежда.

– Нет, брат. Это слепая вера.

Нумеон нахмурился:

– А есть другая?

Вар’кир поднялся.

– Гарго смотрит на тебя и видит переродившегося примарха. Не представляю, как тебе должно быть неловко, Артелл.

Нумеон слегка склонил голову, подтверждая подозрения Вар’кира.

– Я слышал разговоры о чудесах, и возможно, мы действительно ухватились за нить судьбы, которая может вывести нас к Ноктюрну. Но в огне я ничего не вижу. Я пришел сюда не в надежде на чудо, Артелл. Я пришел сюда, что оплакать Вулкана. Он мертв.

Нумеон нахмурился:

– Как это возможно, что из всех нас только ты до сих пор сомневаешься? Кровь Вулкана, ты же наш капеллан!

– Именно поэтому я не спешу верить. Я должен мыслить трезво, пока другие увлекаются возвышенными идеями, чтобы сохранить наш дух и наши цели. Мы рискуем забыть, кто мы такие, и кто напомнит нам, если не я?

– Тогда зачем так яростно сражаться? Почему ты хочешь, чтобы мы вернулись?

– Потому что место Вулкана – на Ноктюрне. В горе, в земле. Я хочу, чтобы наш отец обрел покой, брат. Вот и все.

– Я тоже хочу обрести покой, Вар’кир. Я не знаю покоя с тех дней перед Иствааном V.

Вар’кир положил руку Нумеону на лоб, и капитан закрыл глаза, почувствовав прикосновение черного металла.

– Загладь свою вину перед Зитосом. Может, наши взгляды и отличаются, но мы оба хотим, чтобы «Харибда» преодолела шторм и добралась до Ноктюрна. Клянусь, что все для этого сделаю, но не проси меня верить, что Вулкан может воскреснуть. Я не могу.

Вар’кир уронил руку.

Когда Нумеон открыл глаза, капеллан уже исчез.