Текст книги "Ожидание койота... Стервятник (ЛП)"

Автор книги: Ник Картер

Соавторы: Тони Хиллерман
сообщить о нарушении

Текущая страница: 13 (всего у книги 20 страниц)

   «Что вы имеете в виду?» – спросил Чи.

   «О, забудь об этом», – сказала она. И, к его изумлению, Джанет Пит снова обняла его, на этот раз даже сильнее.

   Глава 24

   ЛИАФОРН все утро просидел в своем офисе. Немного после десяти он откинулся на спинку стула и провел долгое время, просто наслаждаясь этой сценой – его входящая корзина была пуста, его выходная корзина была полной, но аккуратной, поверхность стола была голой. Видна древесина. поверхность ничего не загромождает, кроме шариковой ручки.

   Он взял ручку, бросил ее в верхний ящик и снова посмотрел на стол. Даже лучше.

   Затем он снова работал над убийством Неза. Он выудил Gallup Independent из корзины для мусора, куда он приземлился во время этого приступа уборки. Он перечитал историю признания Эши Пинто и его обвинения алкоголя. Лиафорн соглашался с каждым словом. Пинто назвал это смертью в бутылке. Точно. Смерть, горе и горе. В статье говорилось, что судья Дауни отложил вынесение приговора в ожидании медицинского и психиатрического обследования Пинто. Худший закон, допустимый в рамках схемы

  Это была бы жизнь в тюрьме. Дауни, вероятно, дал бы ему меньше. Но неважно, жизнь или десять лет. В рассказе говорилось, что ему было «около восьмидесяти».

   Удовлетворение чистотой стола пошло на убыль. Липхорн подумал о офицере Джиме Чи. Облажался, но интересный молодой человек. Умный, как он наладил связи, чтобы связать все. Но из него никогда не получится хорошего администратора. Никогда. Ни командный игрок, но правоохранительные органы этого часто не требовали. Может, он лучше работал бы в уголовных расследованиях. Как Лиафорн. Он улыбнулся этой мысли. Неважно, где облажаться, если у вас время от времени возникали творческие мысли. Он поговорит об этом с капитаном Ларго. Ларго знал Чи лучше, чем он сам.

   Он обдумывал все, что касалось дел Делберта Неза.

   Его мать сказала бы, что Койот ждал Неза. Невезение. В том числе и для Редда. Казалось, он всего лишь хотел приличной платы за свои навыки лингвиста. И он закончил свою игру, убив не того человека по неправильной причине.

   Как бы то ни было, Койот съел Редда. Они нашли старую машину Бронко в канаве и доставили его в больницу, еще одного мертвого по прибытии.

   Он повернулся к своей карте и вытащил несколько булавок, вдохновленных этим делом. На этот раз они не особо помогли.

   Даже булавка для профессора Бурбонетта. Вопрос о ее мотивах. Он улыбнулся себе, думая об этом. Эмма всегда обвиняла его в слишком циничном поведении. На этот раз она была права, как часто бывало. Он проверил Бурбонетт. Он позвонил старому другу из отдела антропологии в штате Аризона. Знал ли он кого-нибудь в Северной Аризоне, кто знал бы Бурбонетт, мифолога, занимающегося американскими исследованиями? Может ли этот человек определить, как она относилась к своей новой книге? Она могла. Рукопись была отправлена ​​в издательство. Он должна выйти в начале следующего года. Вот и все. Он получит копию. Он хотел бы это прочитать.

   В ту ночь они говорили о мифологии, возвращаясь из Торгового поста Шорт-Маунтин. Она немного поговорила и немного поспала, а когда проснулась, то была полна разговоров. Она расспрашивала его о его собственных знаниях мифа навахо и о том, где он его узнал. А потом они охватили природу воображения. Как работает человеческий интеллект. Разница между разумом и мозгом. Поездка была приятной. Она также говорила о времени, которое она провела в Камбодже и Таиланде, собирая мифы об анимизме и работая с шаманами, которые выбирают точное место, где должны храниться кости одного из важнейших предков, чтобы обеспечить хорошее семейное благополучие.

   Из своего окна Липхорн мог видеть четыре полуприцепа со скотом в колонне, катящейся к остановке у племенных амбаров через 3-й маршрут навахо. Это был домашний скот для племенной ярмарки. Он поморщился. Ярмарка была ежегодной проблемой для каждого полицейского резервации. Тогда это тоже означало, что приближается зима. В этом году он боялся зимы.

   Он пойдет на обед. В одиночестве. Подобрал кепку, надел. Снял снова. Взял трубку. Набранная информация.

   Она ответила на звонок после второго звонка.

   «Здравствуйте.»

   «Это Джо Липхорн, – сказал он. „Как поживаете?“

   «Очень хорошо», – сказала она. «Вы здесь, во Флаге?»

   «Window Rock», – сказал он. «Мой кабинет.»

   "Ой? Кстати, я узнал, что ты меня проверил. О моей книге ".

   «Я скептически относился к вашим мотивам, – сказал Лиафорн. „Это один из моих недостатков. Цинизм. Эмма ссорилась со мной из-за этого “.

   «Что ж, я думаю, это разумно. Для полицейского.

   «Профессор Бурбонетт, я думаю, что собираюсь в Китай», – сказал Лиафорн. «Не хочешь поехать с нами?»

   ########### ТОНИ ХИЛЛЕРМАН – бывший президент Общества таинственных писателей Америки, он получил награды Эдгара и Великого магистра. Среди других его наград – Премия Центра американских индейцев, Премия Silver Spur за лучший роман, действие которого происходит на Западе, и Премия Особого друга племени навахо. Среди его многочисленных романов – «В поисках луны», «Священные клоуны», «Ожидание койота», «Говорящий бог», «Вор времени» и «Танцевальный зал мертвых». Он также является автором книги «Великое ограбление банка в Таосе». Он живет со своей женой Мари в Альбукерке, Нью-Мексико. =========================== =========================== ===========================

  Ник Картер

  Убийца: Кодовое имя Стервятник

  Посвящается людям секретных служб Соединенных Штатов Америки

  1

  Я облизнул пересохшие губы толстым языком и прищурилcz, глядя на солнце над головой. Во рту был привкус старой бумаги, а в ушах тупое, но настойчивое жужжание.

  Невозможно было точно узнать, сколько времени я пролежал без сознания на краю маленького тощего тернового куста. Когда я впервые пришел в себя, я не мог вспомнить, где я был и как я туда попал. Затем я увидел искривленную, блестящую громаду обломков, маленький самолет Муни, который упал, как раненый ястреб, с безоблачного неба. Полусломанные полосы металла – остатки сильного удара – поднимались всего в тридцати ярдах над коричневой травой вельда, и тонкие струйки дыма все еще тянулись к небу. Теперь я вспомнил, как меня выбросило из самолета, когда он ударился о землю, а затем я уполз подальше от бушующего пламени. По положению солнца я понял, что с утреннего крушения прошло несколько часов.

  С трудом и с большой болью я сел в сидячую позу, чувствуя горячую белую глину на моих бедрах сквозь порванные брюки цвета хаки. Рубашка из кустарника, которую я носила, прилипала ко мне на спине, и запах моего собственного тела заполнял мои ноздри. Подняв руку, чтобы прикрыть глаза от солнечного света, я посмотрел на высокую львиную траву, которая, казалось, бесконечно тянулась во все стороны, прерываемая лишь редкой зеленью одинокой акации-зонтика. Не было никаких признаков цивилизации, только бескрайнее море травы и деревьев.

  Над головой бесшумно двигался стервятник, кружась и делая пируэт. Отбрасывая тень на землю передо мной, птица навязчиво висела, наблюдая. Жужжание в ушах стало теперь более отчетливым, и мне пришло в голову, что это было вовсе не в моей голове. Звук исходил от места аварии. Это был звук мух.

  Я сосредоточился на обломках. Затем стервятник и рой мух напомнили мне, что Алексис Саломос был со мной в этом самолете – он пилотировал его, когда возникла проблема. Я прищурился, но не увидел его поблизости от места крушения.

  Слабо вставая, я обнаружил, что мои ноги затекли. Все тело болело, но сломанных костей вроде не было. Длинный порез на левом предплечье уже заживал, кровь засохла. Я мрачно посмотрел на тлеющие обломки. Мне нужно было найти Алексиса, чтобы узнать, выжил ли он.

  Жужжание мух стало громче, когда я приблизился к корпусу самолета. Я наклонился и заглянул в кабину, но своего друга не заметил. У меня тошнота в животе. Затем, когда я шел вокруг передней части обломка, мимо обугленного пропеллера и смятого куска фюзеляжа, я внезапно остановился.

  Тело Алексис лежало гротескной кровавой грудой ярдов в десяти от них. Его тоже выбросило, но не раньше, чем его разбил самолет. Передняя часть его головы и лицо были выдавлены от удара о лобовое стекло самолета, и казалось, что его шея была сломана. Его одежда была разорвана в клочья, и он был залит засохшей кровью. Большие коричневые мухи покрывали его тело, заползая во все багровые щели. Я начал отворачиваться, меня немного тошнило, когда я увидел движение в высокой траве позади трупа. Пятнистая гиена медленно приближалась, осознавая мое присутствие, но слишком голодная, чтобы заботиться о ней. В то время как его появление все еще фиксировалось в моем мозгу, гиена преодолела небольшое расстояние между собой и телом и схватила обнаженную плоть на боку Алексиса Саломоса, оторвав кусок.

  «Отойди, черт тебя побери!» – крикнул я зверю. Я поднял палку обгоревшего дерева и швырнул ее в гиену. Животное поползло по траве, неся кусок окровавленной пасти. Через мгновение его уже не было.

  Я снова посмотрел на искореженное тело. У меня даже не было лопаты, чтобы закопать его, поэтому мне пришлось оставить его на уничтожение мусорщикам в течение суток.

  Что ж, я ничего не мог поделать. Алексис Саломос был так же мертв с погребением или без него. В конце концов они его догнали и убили, и меня тоже почти достали. По крайней мере, до этого момента я как-то выжил. Но самое большое испытание моей удачи могло быть впереди, потому что я полагал, что нахожусь примерно на полпути между Солсбери и Булавайо, в самой глубокой части страны родезийских кустов.

  Я обошел обломки, пока они снова не скрыли труп. Незадолго до того, как саботированный Муни начал слюнивать и кашлять на высоте пяти тысяч футов, Саломос упомянул, что скоро мы будем проезжать мимо крошечной деревни. Из того, что он сказал, я подсчитал, что деревня все еще находится в пятидесяти-семидесяти пяти милях к юго-западу. Без воды и оружия мои шансы попасть туда были очень малы. Люгер и нож в ножнах, которые я обычно носил с собой, остались в моем отеле в Солсбери. Ни один из них не мог быть спрятан под моей майкой, и, в любом случае, я не предвидел необходимости в них во время этой конкретной поездки на самолете в Булавайо. Я был в отпуске и отдыхал.

  Улар работал с AX – сверхсекретным разведывательным агентством Америки – и просто сопровождал старого друга из Афин, которого я случайно встретил в Солсбери. Теперь этот друг был мертв, и дикая история, которую он мне рассказал, стала правдоподобной.

  Я подошел к соседнему кургану термитов, куче твердой белой глины высотой с мою голову со множеством дымоходов, служивших входами. Я тяжело прислонился к нему, уставился на дальнюю линию лихорадочных деревьев и попытался не обращать внимания на жужжание мух по другую сторону обломков. Всего три дня назад я встретил Алексис Саломос в небольшом ресторане недалеко от Мемориального парка пионеров в Солсбери. Я сидел на террасе и смотрел на город, когда Саломос внезапно оказался возле моего стола.

  «Ник? Ник Картер?» – сказал он, и на его красивом смуглом лице появилась медленная улыбка. Это был кудрявый мужчина с квадратной челюстью и кудрявым волосами лет сорока, чьи глаза пристально смотрели на вас с яркой яркостью, как будто он мог видеть секреты в вашей голове. Он был редактором газеты в Афинах.

  «Алексис», – сказал я, поднимаясь, чтобы протянуть руку. Он взял его обеими руками и энергично встряхнул, улыбка стала еще шире, чем я. «Что, черт возьми, ты делаешь в Африке?»

  Улыбка исчезла, и я впервые понял, что он выглядел не так, как я его запомнила. Он помог мне разыскать человека из КГБ, который несколько лет назад в Афинах украл документы, важные для Запада. Похоже, с тех пор он значительно постарел. Его лицо потеряло здоровый вид, особенно вокруг глаз.

  «Вы не возражаете, если я присоединюсь к вам?» он спросил.

  «Я обижусь, если ты этого не сделаешь», – ответил я. «Пожалуйста, присаживайтесь. Официант!» К столу подошел молодой человек в белом фартуке, и мы оба заказали британский эль. Мы болтали, пока не подали напитки и не ушел официант, а затем Саломос задумался.

  «С тобой все в порядке, Алексис?» – наконец спросил я.

  Он улыбнулся мне, но улыбка была тонкой и натянутой. «У меня были проблемы, Ник».

  «Что-нибудь я могу сделать?»

  Он пожал квадратными плечами. «Я сомневаюсь, что можно что-нибудь сделать». Он хорошо говорил по-английски, но с заметным акцентом. Он сделал большой глоток эля.

  «Вы хотите рассказать мне об этом?» Я спросил. «Или это слишком личное?»

  Он горько рассмеялся. «О, это личное, друг мой. Можно сказать, это очень личное». Его глаза встретились с моими. «Кто-то пытается меня убить».

  Я смотрел на его лицо. «Вы уверены?»

  Кривая улыбка. «Насколько я должен быть уверен? В Афинах выстрел из винтовки разбивает окно и проходит мимо моей головы на несколько дюймов. Так что я понимаю намек. Я беру отпуск, чтобы навестить своего кузена здесь, в Солсбери. Он торговец-импортер, который эмигрировал сюда десять лет назад. Я думал, что буду здесь в безопасности какое-то время. Затем, два дня назад черный „мерседес“ чуть не сбил меня на главном бульваре. Водитель, который подъехал к обочине, выглядел в точности как человек, которого я видел раньше в Афинах. "

  «Вы знаете, кто этот мужчина?»

  «Нет», – сказал Саломос, медленно покачивая головой. «Я недавно видел, как он идет из Аполлон-билдинг, когда немного шпионил там». Он остановился и посмотрел на свой эль. «Вы когда-нибудь слышали о линиях Аполлона?»

  «Нефтяная танкерная компания, не так ли?»

  «Это верно, мой друг. Самая большая в мире линия танкеров, принадлежащая моему соотечественнику Никкору Минуркосу».

  «О да. Я знаю Минуркоса. Бывшего моряка-миллиардера. Отшельника; в наши дни его никто не видит».

  «Верно снова», – сказал Саломос. "Минуркос ушел из общественной жизни почти десять лет назад, будучи еще относительно молодым человеком. Считается, что он почти все время проводит в своем пентхаусе в здании Аполлона недалеко от площади Конституции, где он ведет свой бизнес. Личные контакты устанавливаются в основном близкими партнерами Минуркосу. Почти никто никогда не получает с ним личной аудиенции ".

  «Очень богатые люди, кажется, очень дорожат своей конфиденциальностью», – сказал я, потягивая эль. «Но какое отношение Минурк имеет к покушениям на вашу жизнь?»

  Саломос глубоко вздохнул и медленно выдохнул. «Около шести месяцев назад поведение Монурко стало меняться. Это было особенно интересно мне и, конечно же, другим редакторам газет, потому что любая информация о Минуркосе волнует и важна для читателей Афинской Олимпиады. обратите внимание, когда Минурк, который всегда оставался вне политики, начал делать публичные заявления против правящей хунты в Афинах. Внезапно он объявил, что лидеры среди полковников были слабыми и социалистическими. Он заявил, что они предали „революцию“ 21 апреля 1967 года. и подразумевал, что Греции будет лучше с восстановлением Константина II или какой-либо другой монархии. Он сослался на опасность левых, таких как Папандреу, и предположил, что в греческом правительстве должна произойти еще одна „встряска“.

  «Что ж, – сказал я, – этот человек имеет право внезапно заинтересоваться политикой после стольких лет. Может, ему надоело тратить свои деньги».

  "Похоже, дело идет еще дальше. Такой человек, как Минуркос, может купить много друзей. Генералы и полковники заходят

  в пентхаус и обратно, но они не будут говорить о визитах к прессе. Ходят слухи, что Минурк финансирует частную армию в специально построенном лагере на севере Греции и в одном лагере на Миконосе, острове в Эгейском море.

  Наконец, есть недавнее исчезновение полковника Деметриуса Расиона. Газета, в которой доминируют Минуркос, приходит к выводу, что он утонул во время плавания на лодке в Пирее, но его тело так и не было найдено. Никкор Минуркос сейчас начинает большую кампанию по замене Расиона человеком своего по собственному выбору, фашист по имени Деспо Адельфия. Хунта не хочет Адельфию, но ее новые и благородные лидеры боятся Минурка и его друзей в штабе генералов ».

  «Интересная ситуация, – признал я, – но вы думаете, что Минуркос начинает кампанию террора с идеями кровавого переворота?»

  «Возможно. Но есть и другие возможности. Есть новые лица, которых никто из журналистов не видел перед тем, как приходить и уходить из пентхауса на вершине Аполлона; сам Минуркос все еще скрывается. Однако я заметил, что одно из новых Faces принадлежит американцу греческого происхождения по имени Адриан Ставрос ".

  Мои глаза слегка прищурились, глядя на Саломоса. «Ставрос в Афинах?» – медленно пробормотал я. «Составлять компанию Минуркосу?»

  «Похоже так. Если только ...»

  «Если только что?»

  «Что ж. Поскольку недавние высказывания Минуркоса были настолько несвойственны, возможно, он сам не был их источником».

  «Захват Ставросом империи Минуркос?»

  «Возможно, против воли Минуркоса», – предположил Саломос. "Возможно, уже произошел небольшой переворот, скрытый. Поскольку Минурк очень скрытный и всегда ведет дела через подчиненных, его можно было бы убить или захватить и действовать под его именем, и потратить его огромные суммы денег, чтобы никто не взял Заметьте на время. Сразу после того, как я высказал такую ​​теорию в своей редакционной статье, первое покушение было совершено на мою жизнь в Афинах ».

  В его глазах вернулось тревожное выражение. Я вспомнил файл AX об Адриане Ставросе и понял, что он способен на такой маневр. Ставрос в студенческие годы провел демонстрации с плакатами в Йельском университете. Затем он стал участником радикального взрыва офиса ЦРУ, а позже совершил покушение на жизнь сенатора. Он избежал тисков ФБР и ЦРУ и похоронил себя где-то в Бразилии, где дошел до серьезного преступления, такого как контрабанда и убийства. Поскольку улик против него в Штатах было немного, США не пытались вернуть его. Но в Бразилии за ним следили.

  «А человек, который пытался сбить вас здесь, в Солсбери?» Я спросил. «Вы видели, как он выходил из пентхауса в Аполлон-билдинг?»

  «Да, Ник, – сказал Саломос. Он отхлебнул остаток эля и посмотрел через увитую гибискусом балюстраду вниз по холму в сторону города. „Я в отчаянии. Друг моего двоюродного брата, который живет за городом за пределами Булавайо, попросил меня ненадолго навестить его, пока это не пройдет. Я принял его приглашение. В аэропорту меня ждет арендованный самолет. Я буду летать на нем, так как я лицензированный пилот, и буду наслаждаться поездкой. То есть, если я смогу забыть о… “Повисло короткое молчание, затем он посмотрел на меня. „Ник, я был бы очень признателен, если бы ты сопровождал меня в Булавайо“.

  Я знал, что Алексис Саломос не спросит, не отчаялся ли он от страха. И у меня все еще оставалось несколько дней отпуска, прежде чем я получил еще одно задание от Дэвида Хока, загадочного директора AX.

  «Я всегда хотел увидеть Булавайо, – сказал я.

  На лице Алексис появилось облегчение. «Спасибо, Ник».

  Два дня спустя мы поднялись в воздух. Саломос был опытным пилотом, и казалось, что полет над дикой Родезией пройдет без приключений и будет приятно. Саломос летел низко, чтобы мы могли замечать редких диких животных и интересные топографические особенности зарослей. Полет, казалось, поднял настроение Саломосу, и он был очень похож на себя прежнего. Но в середине утра, примерно на полпути к Булавайо, безмятежность утра превратилась в кошмар.

  Маленький двухместный самолет Муни закашлялся. Сначала Саломоса не волновало, но потом стало еще хуже. Он задушил маленький мотор, но это только усложнило дело. Мы потеряли высоту и начали широкий круговой поворот.

  Саломос выругался по-гречески, затем его лицо побледнело. Он изучил панель и взглянул на меня. «Указатель уровня топлива показывает полный», – крикнул он, перекрикивая рвущийся двигатель. «Сегодня утром он не сдвинулся с исходного положения». Он стукнул по стеклу, прикрывавшему датчик, но ничего не произошло. Игла осталась на букве F.

  «У нас закончился бензин», – недоверчиво сказал я. Это плохие новости для любого самолета, особенно маленького.

  «Не совсем, но мы быстро убегаем», – сказал Саломос, переводя «Муни» на временное крутое планирование и борясь с управлением. «Этот самолет был подорван, Ник. Датчик застыл на месте, но баки были почти пустыми, когда мы взлетали.

  Это должно было быть сделано специально ".

  «Господи, – пробормотал я. „Сможете ли вы посадить его?“

  «Здесь нет аэродрома», – сказал он, стараясь не дать самолету врезаться в штопор. «Но нам придется попытаться приземлиться на открытом вельде – если я смогу сохранить его в соответствии с планом планирования».

  «Что-нибудь я могу сделать?»

  «Да. Молитесь». Алексис взглянула на меня. «Мне очень жаль, Ник».

  «Неважно, – сказал я. „Просто сними эту штуку“. Я даже не спрашивал о желобах. Времени не было. Мы плыли по крутому спуску к травянистому вельду.

  Двигатель снова закашлялся и зашипел, а затем заглох навсегда, когда мы увидели, как земля устремилась к нам. Я решил, что все кончено. Казалось, не было никакого разумного ожидания пережить это.

  Пятьсот футов Мы устремились вниз, как птица со сломанным крылом. Три сотни. Деревья акации скользнули под ними. Сто. Лицо Саломоса застыло от напряжения, и его руки были скованы от попыток управления. Потом было движение травы и терновника с головокружительной скоростью, крыло было разорвано веткой искореженного дерева, и самолет в последний момент слегка задрал нос и скользнул вбок. Удар отбросил нас к передней части самолета. Раздалось скрежетание и скрип металла и громкий треск стекла, и наши тела бились в маленькой каюте. Затем наступила финальная аварийная остановка: моя дверь распахнулась, и мое тело пролетело с ног до головы по траве до хрустящего удара о твердую землю.

  Больше ничего не помню, кроме. мучительно ползать по траве, инстинктивно отталкиваясь от самолета, а потом взрыв со звуком потрескивающего пламени где-то позади меня.

  Два

  Я попытался выбросить из головы воспоминания о катастрофе, тяжело опираясь на твердую глину высокого термитника. Но было труднее избавиться от выражения лица Алексиса Саломоса, как оно выглядело в Солсбери, когда я сказал, что полетит с ним в Булавайо.

  За сверкающим металлическим корпусом разбитого самолета все еще доносилось настойчивое жужжание мух, но я старался не слушать. Я снова сфокусировался на далекой линии лихорадочных деревьев на травянистом горизонте. Где-то я узнал, что деревья лихорадки иногда сообщают о присутствии воды. Но эти деревья были не в том направлении, в котором я должен был идти, чтобы добраться до деревни.

  В каком-то смысле я чувствовал ответственность за трагическую смерть Саломоса. Он доверил мне свою помощь, а я была неспособна сделать это, когда он нуждался во мне. Он ожидал от меня совета, а я не предвидел опасности маленького самолета. Кроме того, я чувствовал себя виноватым, потому что не поверил полностью его невероятной истории. Однако его окровавленный труп был явным доказательством того, что по крайней мере часть его теории была верной. Кто-то хотел его смерти. Был ли этот человек кем-то, кто жил в пентхаусе над офисами Apollo в Афинах, все еще оставалось под вопросом.

  Краем глаза я уловил движение и повернулся к одному из выходов на дымоход термитника. Маленькая ярко-зеленая змея выскользнула из щели недалеко от моей левой руки и, казалось, пристально посмотрела на меня. Я отпрыгнул. Я не знал, что змеи поселились в термитниках. Это была зеленая мамба, одна из трех ступенчатых змей в мире. В случае укуса жертва сможет пройти около трех шагов между собой и рептилией, прежде чем ее яд убьет его. Мамба, которая на данный момент находилась вне пределов досягаемости, проскользнула в соседнюю трубу.

  Я споткнулась о обломки, когда мой пульс замедлился. Я на мгновение огляделся и обнаружил на земле острый кусок металла длиной около фута. Один конец был очень острым. Отодрав кусок деревянного каркаса, частично обугленный, от секции фюзеляжа, я разбил его на два куска равной длины и расщепил широкий конец осколка, привязав палки своим носовым платком, чтобы получилась ручка для своего самодельного ножа. . Я засунул грубое оружие за пояс и, не оглядываясь на обломки, направился к деревьям.

  Было сложно просто гулять по сельской местности. Высокая трава и колючие кусты тянули мою одежду и терзали мою плоть, хватая меня и сдерживая. Птица-носорог завизжала на меня из ближайшей акации. Я обнаружил, что подсчитываю шансы на выживание. Есть сотня способов умереть, и ни один из них не является приятным. В этой траве человек может наткнуться на льва, прежде чем он его увидит. Но обычно больше всего неприятностей вызывают маленькие существа: змеи размером не больше человеческого пальца, скорпионы и клещи, зарывающиеся глубоко под кожу. Если вы найдете воду и выпьете ее, вы можете заразиться печеночными двуустками и другими паразитами, которые поедают человека изнутри. И если вы избежите этого, вы все равно можете подвергнуться нападению комаров, переносчиков желтой лихорадки и малярии.

  Когда я наконец добрался до деревьев, я нашел только остатки водопоя. Место высохло. В центре была густая черная грязь, и

  отпечатки копыт и лап многих животных по периметру участка.

  Я прислонился к зеленому стволу ближайшего дерева и отдыхал в тени. Я зря потратил свое время и силы, приехав сюда. Направление к ближайшей деревне, которую Саломос упомянул в самолете, было под девяносто градусов к курсу, который привел меня сюда. Прогулка под палящим солнцем еще больше ослабила меня. Мой рот был как дубленая кожа. Я вспомнил термос с холодной водой, который Саломос принес в самолет. Я видел его раздавленный цилиндр среди обломков; его содержимое сгорело в огне. Я постарался не думать о тропическом солнце над головой или о жажде в горле и пошел.

  Должно быть, пару часов спустя я осознал, что без отдыха не смогу идти дальше. Мои ноги дрожали от слабости, и я втягивал воздух в легкие длинными хриплыми вдохами. Я увидел мертвый пень, часть его в редкой тени соседнего тернового куста, всего в нескольких ярдах впереди. Я тяжело рухнул на землю и прислонился к пню. Уже сам процесс сидения, облегчение от физических нагрузок при ходьбе приносил удовлетворение.

  Мои веки закрылись, и я проигнорировал боль в теле. Я пытался забыть о мелких мышцах бедер и об укусах насекомых на лице и руках. Мне нужен был отдых, и я собирался его получить. К черту все остальное.

  Из куста раздался звук.

  Мои веки приоткрылись. Я ошибся? Я вгляделся в высокую траву, но ничего не увидел. Должно быть, это было мое воображение. Я снова закрыл глаза, но звук повторился.

  На этот раз мои глаза открылись быстрее. В этом не было никаких сомнений; это был звук человеческого голоса. Я напряг уши и услышал, как сломалась веточка.

  «Это было что-то!» – пробормотал я.

  Затем звук стал более постоянным и отчетливым. Двое мужчин разговаривали на каком-то диалекте кустарника, которого я никогда не слышал.

  «Здравствуйте!» Я кричал из последних сил. «Здесь!»

  В другой момент я увидел, как их головы двигались ко мне над травой. Черные головы и рубашки цвета хаки. Когда они увидели меня, их голоса стали громче, и один из них указал.

  Я немного расслабился. Я был ближе к цивилизации, чем думал. Где-то поблизости должна быть деревня или хотя бы дорога. Мужчины выходили из травы и смотрели на меня. Они были высокими, стройными и мрачными.

  «Привет, – сказал я. „У вас есть вода?“

  Мужчины посмотрели друг на друга, затем снова на меня. Они подошли и встали надо мной. Я не пытался встать. «Вода», – сказал я.

  Они оба были одеты в очень убогую западную одежду и носили самодельные сандалии. Более высокий из двоих указал на мои ноги, и через мгновение он наклонился и развязал мой ботинок. Прежде чем я успел спросить, что он делает, он снял это и показал своему товарищу. У того, кто держал мой ботинок для осмотра, был большой широкий шрам, пересекающий лицо по диагонали. Другой носил маленькое зеркало в растянутой мочке правого уха. У обоих на поясах были ножи-мачете – панги.

  Высокий заговорил с другим, и я понял, что он говорит на суахили. «Mzuri sana», – сказал он, улыбаясь, имея в виду мои туфли. Он продолжил на суахили. «Это мой счастливый день».

  «Послушай меня», – слабо начал я.

  Они проигнорировали меня. Высокий мужчина согнул и развязал мой второй ботинок. Я попытался отдернуть ногу, но он злобно посмотрел на меня и выдернул из-под нее вторую туфлю. Он скинул свои потрепанные сандалии и натянул мои туфли на ноги, не утруждая себя завязать шнурки. «Савасава!» – сказал он своему товарищу, полностью игнорируя меня.

  Я внезапно понял, что эти люди не собирались быть моими спасителями. И мне пришло в голову, что я мог бы быть хуже, чем до их прибытия, если бы я рассчитывал на выживание.

  «Обувь подошла хорошо». Это был самый высокий.

  Другой не наслаждался ситуацией. «Как вы думаете, что это ваши туфли? Разве мы не пришли к нему вместе?»

  «Это я первый увидел его», – сказал высокий. «Вы можете получить его брюки. Если у него есть сумка, мы поделимся ее содержимым».

  «Неправильно, что ты забираешь туфли себе», – пробормотал украшенный зеркалом.

  Высокий мужчина повернулся ко мне. «Снимите штаны», – приказал он, все еще на суахили. Его глаза были желтыми с красными прожилками, и на каждой щеке были тонкие шрамы, которые сначала не были заметны из-за большого шрама.

  Моя рука лежала на рукоятке импровизированного ножа, скрывая его от их взгляда. Казалось, что придется использовать. Тот с растянутой мочкой уха снимал с пояса пангу. В их намерениях не было сомнений. Они не могли лишить белого человека всего, что у него было, а затем оставить его в живых.

  «Хорошо, я сниму штаны», – сказал я. Я набрался сил, но не хотел этого показывать. «Но я должен встать на ноги». Я протянул левую руку к высокому.

  Некоторое время он презрительно смотрел на нее, а затем схватил

   грубо поднял предплечье и рывком поднял меня на ноги. В тот момент, когда я оторвался от земли, я вытащил свой металлический нож с пояса и сильно вонзил его в середину африканца.

  В его глазах появилось удивление, когда острый как бритва металл скользнул сквозь плоть и мускулы. Его правая рука автоматически взялась за ручку панги, но это было его последнее добровольное действие. Он проворчал уродливый звук и скользнул в пыль у моих ног.