Текст книги "Пшеничное зерно. Распятый дьявол"

Автор книги: Нгуги Ва Тхионго

сообщить о нарушении

Текущая страница: 21 (всего у книги 30 страниц)

Вангари сидела молча, раздираемая приливами отваги и отвращения. Ей хотелось встать и обрушить на весь этот сброд тяжкие обвинения и всю свою ненависть. Однако она сдерживалась, дав себе слово досмотреть конкурс до конца, чтобы собрать как можно больше улик для илморогской полиции. Время от времени она зажимала ладонями уши, чтобы хоть минуту-другую передохнуть – не слышать самодовольных излияний бандитов, их громких оваций.

Внезапно у Вангари возникло такое чувство, будто она снова трясется в матату Мвауры и Мвирери ва Мукираи мерным голосом, убаюкивая слушателей, повествует о человеке, который, отправляясь в далекую страну, роздал своим слугам свои таланты – одному пять, другому два, третьему один…

Получивший пять талантов употребил их в дело и приобрел другие пять талантов; точно так же и получивший два таланта приобрел другие два; получивший же один талант пошел и закопал его в землю. По долгом времени приходит господин рабов тех и требует у них отчета. И подойдя, получивший… талантов…

КОНКУРСНОЕ ВЫСТУПЛЕНИЕ ГИТУТУ ВА ГАТААНГУРУ

Ниже приводятся высказывания Гитуту ва Гатаангуру по поводу современного воровства. У Гитуту было такое брюхо, что, если бы не подтяжки, оно бы волочилось по земле. Казалось, его живот вобрал в себя все четыре конечности и много еще чего, в том числе шею. Руки и ноги походили на короткие обрубки, голова усохла и была величиной с кулак.

В тот день на нем был темный костюм и белая сорочка с кружевами, черный галстук-бабочка прилеплен к подбородку, трость отделана чистым золотом. Гитуту одной рукой поглаживал живот, другой вертел трость. Говорил он с одышкой, словно тащил тяжеленную ношу.

Вот текст его выступления.

– Зовут меня Гитуту ва Гатаангуру, раз уж на то пошло. Это мое истинное имя, а на европейский, точнее, на христианский лад я прозываюсь Шитленд Нэрроу Истмэс. Когда европейцы слышат его, они почему-то тушуются, смотрят на меня как-то странно. Одни качают головой, другие начинают хохотать, ибо при всей своей учености ничего подобного не слыхали. Я вам больше скажу: белые меня даже побаиваются.

Перехожу ко второму вопросу. Я человек семейный. У меня жена и пятеро детей – три мальчика и две девочки. Старший сын учился в нескольких африканских университетах и сейчас продолжает образование за границей. Второй только что поступил на первый курс. Третий мальчик и дочери еще ходят в школу. Я дам им превосходное образование, которого сам лишен, потому что моему отцу не хватало умения жить. Школы, в которых учатся младшие дети, самые дорогие – туда раньше принимали одних белых. По сей день все учителя там – европейцы.

Далее. Помимо законной супруги, с которой мы венчались в церкви при миссии Тхогото, у меня есть две любовницы. Как говорится, у кого отложено про запас, тот никогда не голодает.

Кое-кто из вас, наверно, пялит глаза на мой животик. Видя, что он свешивается, что я задыхаюсь, вы, должно быть, недоумеваете, как этот Гитуту, сын Гатаангуру, справляется с женой и еще двумя подружками? Я отвечу скептикам вопросом на вопрос: почему вы забыли наши поговорки? Когда танцор выходит в круг, только он знает, что и как будет танцевать. Слон носит свои бивни и не жалуется на их тяжесть. И еще: если кто в наши дни отказывается от денег, значит, он безумен и ему уже помочь нельзя.

Теперь адрес. Мой дом здесь, на Золотых Холмах Илморога. В нем живут мои жена и дети. Это вроде как мой штаб. Но у меня еще много других домов в Найроби, Накуру и Момбасе. Я не люблю останавливаться в гостиницах, когда разъезжаю по своим контрабандным делам. Приятно провести ночь в собственном доме. Пока что речь идет о домах, про которые жена знает. Но есть еще несколько потайных берлог в Найроби – для моих сладких девочек.

Теперь о машинах. По делам я разъезжаю в "мерседесе" с личным шофером. Для частных поездок у меня есть "пежо" и "рендж-ровер". Жена пользуется "тойотой-кариной". Это ее корзинка на колесах – возить покупки с базара. Есть у меня грузовики и тракторы, их я тоже использую в своем бизнесе. Ах да, чуть не забыл! Одной своей подружке я подарил на рождество "тойоту-короллу", а другой к дню рождения – "датсун". Современная любовь несовместима со скаредностью!

Итак, друзья, сами видите, господь ко мне благоволит, и моя фортуна щедра. Не удивительно, что я прославляю современное воровство!

Передо мной ровные и широкие авеню, на моем пути ни колючек, ни валунов. Семь потов спускать не приходится. Видите, у меня и рук почти что не осталось – им же делать нечего. А живот от чрезмерной работы все растет.

Завтракаю я яйцами и хлебом с маслом, запиваю молоком. Около десяти утра уминаю пару фунтов вареной баранины. В двенадцать – четыре фунта говядины, вымоченной в вине и поджаренной на углях.

Запиваю холодным пивом. В шесть поклюю курятинки, чтобы не пить виски на пустой желудок, и потом до самого ужина ни крошки!

Я верю в господа. Как мудра притча, поведанная нам распорядителем! Как разумны хозяйские наставления слугам! Жни там, где не сеял; ешь то, что не полито и каплей твоего пота; пей воду, принесенную другими! Прячься от дождя в хижинах, к постройке которых ты не прикладывал рук; носи одежды, сотканные и выкроенные не тобой. Поверите ли, друзья, с того дня, как я начал следовать этим заповедям, дела мои сразу пошли на лад.

Мой отец был присяжным в единственном суде, где в колониальные времена разрешалось заседать черным, – в туземном трибунале Руува-ини, округ Ичичири. За годы службы он научился обходить закон, склонять его в ту или иную сторону – к своей выгоде, конечно. Отец присваивал чужую землю. По тем временам ни один черный не мог тягаться с ним. Дело в том, что все члены туземных трибуналов, от Куры и Киамбу до Муранги и Ньери, были его закадычные друзья. Они часто пили в нашем доме пиво, отец резал в их честь лучших баранов, а пару раз даже закалывал быков! Они во всем помогали отцу, и в итоге тот нахватал столько чужой земли, что стал настоящим плантатором. Взял себе несколько жен. Старик был упрям, заносчив, высокомерен. Если ему нравилась случайная встречная, несущая связку хвороста или возвращающаяся с поля, он посылал за ней: "Приведите ко мне дочь такого-то". В конце концов он наплодил такое количество детей, что даже его обширных владений стало не хватать на всех. Я унаследовал от отца всего три вещи: грамотность, мудрые советы и рекомендательные письма его европейских дружков.

Учился я в Маарамбе, закончил только начальную школу. Потом два года учительствовал. После этого поступил писцом и переводчиком в Верховный суд в Найроби. Верная поговорка – козленок идет по стопам козла. Я занялся тем же промыслом, что и отец.

Когда было объявлено чрезвычайное положение, я уже выступал на процессах. Мой отец был одним из тех, кто сотрудничал с англичанами, – служил осведомителем, выявлял сочувствующих партизанам. Я никак не мог решить, что мне выгоднее, на чью сторону встать. Был, как говорится, ни жарок, ни холоден. Так я держался посередине, отсиживался в суде, переводил на процессах.

Когда настала независимость, я все еще был судебным толкачом, кое-как перебивался на скудное жалованье. Я не спешил – надо было выяснить, в какую сторону земля вертится, куда ветер дует. Занялся мелкой коммерцией, открыл лавчонку и гостиницу. Но доходов они не приносили. Я тогда еще не освоил священные заповеди нашего людоедского общества.

Тут пришли мне на память прощальные слова отца, сказанные им перед смертью, наступившей от обжорства. Он призвал меня к себе и изрек: "Ты поступил мудро, открыв лавку и гостиницу. Вспомни поговорки: "Пастух на одном месте не задерживается. В пути никто не делится взятой из дома пищей". Для человека семейного жалованье – это ничто. Однако мелкое предпринимательство не для нас, черных, нам не хватает на него терпения. Послушай отцовского совета – надо учиться у бывалых людей, перенимать их опыт. Есть только один путь для зрелого мужчины – это воровство. Подражай белым – не ошибешься! Белый человек из всех занятий на первое место ставит разбой. Он пришел в эту страну, держа в левой руке Библию, а в правой – ружье. Он отнял у народа самые плодородные земли, забрал коров и коз под видом налогов, отобрал у крестьян плоды их труда.

Как, по-твоему, разбогатели Гроген и Деламер?[26]26
  Гроген и Деламер – крупнейшие английские плантаторы в колониальной Кении, лидеры экстремистски настроенных белых поселенцев в 20-е гг.


[Закрыть] Скорее я отрекусь от родной матери, чем поверю, что их достояние полито собственным потом. Кто из нас может сравниться богатством с белыми, хоть и поднят теперь кенийский флаг? Наследства я тебе не оставляю. Однако я учил тебя в школе, а теперь открыл свои сокровенные мысли. Вот отзывы белых, на которых я работал и которые остались мною довольны. Я их друг, а они – мои друзья. Если попадешь в беду, обратись к любому из тех, кто поставил свою подпись на этих письмах. Скажи, что ты сын Гатаангуру и нуждаешься в помощи.

Вспомнив эти отцовские слова, я задумался: "Кто когда-нибудь нажил богатство своим потом? Кто разбогател на свое жалованье? Отец приобрел имущество благодаря хитроумию и оборотистости. Гроген и Дела-мер тоже разжились не на жалованье, миллионерами сделала их ловкость и предприимчивость. Пусть же хитрость станет моим ангелом-хранителем. А в жалкой деревенской лавчонке, где товару-то всего два спичечных коробка, две пачки сигарет, мешок сахара, мешок соли, да пакетики чая по двадцать пять центов за штуку, да бочка с растительным маслом, капитал не сколотить! Хитрость, возьми меня за руку и веди вперед – днем и ночью!

Я потому вспомнил последние слова отца, что с наступлением независимости предприимчивые кенийцы начали скупать те земли, за которые сражались партизаны из отрядов мау-мау. Те, кто пуще огня боялся ухуру, теперь успокоились и обрадовались – никто их не спрашивал, на чьей они были стороне, когда шла битва за свободу. Теперь это было неважно, только успевай наваливаться и хватать, что под руку попало. Одно только имело значение – неотразимость денег. Их не зарабатывали, проливая пот; хитроумие куда прибыльнее, чем тяжкий труд.

Я оставил службу, пал на колени и взмолился истово:

 
Хитрость, укажи мне путь,
Верным гидом вечно будь
И во сне, и наяву,
А иначе я помру
Без еды и без питья,
Без одежды и жилья!
 

С тех пор я шел только вперед – ни шагу назад; ни разу ни о чем не пожалел. Вначале у меня не было ни гроша. Но, подмечая, куда покатилась страна с тех пор, как взмыл ввысь наш флаг, я не терял надежды; на мой век чужого добра хватит, авось проживу безбедно, грабя других. Я тщательно все продумал и лаже сложил песню, выражавшую мой новый взгляд на вещи;

 
В Кении теперь все повое —
Торопись жить на готовое!
Скучно мне от старых баек —
Не сошьешь из них фуфаек!
Пахнут свежими духами
Те, кто шевелит мозгами.
Мне папаша дал урок:
Хитрость – счастия залог!
 

Оглядевшись по сторонам, я увидел, что все прямо помешались на земле. У всех к ней зверский аппетит разыгрался. Я задал себе такую задачку: голод, помноженный на жажду, – чему это равняется? И быстро подсчитал в уме: равняется – народное бедствие.

А народное бедствие – богатство хитроумных.

Ха-ха! Дурак затевает тяжбу, и она тянется, пока он не разорится. Пасечник, не собравший вовремя мед, рискует лишиться улья. Сказать – значит сделать, таков нынче мой девиз.

И вот в одно прекрасное утро, прихватив рекомендательные письма, оставленные отцом, я отправился в дом европейца, получившего прозвище Бородатый Гатеру. Его так прозвали потому, что во времена чрезвычайного положения он таскал людей за бороды, отрывал их вместе с кожей. Гатеру командовал карательным отрядом по истреблению мау-мау, где служил и мой папаша. Тогда-то он и дал ему рекомендательное письмо, в котором говорилось о папашиной отваге и верности англичанам. "У него только кожа черная, а душой и сердцем он европеец", – так заканчивалось письмо. Я сказал Гатеру, что мне очень нужна земля. Услыхав, что я сын Гатаангуру, Гатеру не потребовал никаких письменных рекомендаций и гарантий. У него как раз было намечено к продаже сто акров недалеко от Найроби. Он обещал уступить этот участок мне – по сто шиллингов за акр. Тогда земля была дешевая, не то что теперь. Всего с меня причиталось десять тысяч. Мы условились о дне, когда я принесу ему наличные или же банковский чек на условленную сумму.

От Гатеру я пошел к приятелю, работавшему в банке, и сказал, что мне нужна ссуда в десять тысяч. Тот рассмеялся – его позабавил мой озабоченный вид. Всего десять тысяч? Я подтвердил, и опять его разобрал смех. Велел ни о чем не беспокоиться. Он только что сам вкусил плодов ухуру: получил пост начальника управления. В его обязанности входило предоставлять ссуды начинающим африканским бизнесменам и вообще содействовать укреплению стабильности африканского среднего класса. Узнав об этом, я возликовал, сердце забилось в предвкушении сладостных перспектив. "Но запомни, – предупредил он, – в этом мире ничего не делается даром. Ты мне – я тебе! – вот современный лозунг новой Кении. Я устрою тебе ссуду в пятнадцать тысяч шиллингов, из них десять тысяч твои, а пять – мои. Если тебя такие условия не устраивают, вот бог, а вот порог!"

Я чуть не задохнулся от гнева. Что?! Даст мне пятнадцать тысяч, при этом пять из них прикарманит, а мне потом расплачиваться! Ему доход, а мне сплошной убыток. Но внезапно гнев прошел, и я расхохотался. Все ясно: у нас с ним одинаковые взгляды на жизнь! Богатство создается не руками, а умом, хитростью. Система свободного предпринимательства позволяет воровать у народа плоды независимости. "Ботинок по ноге, – ответил я приятелю, – и носка не надо!"

Через неделю у меня было десять тысяч в кармане и еще пятнадцать тысяч долгу. Я помчался к своему европейскому благодетелю. Мы пересчитали деньги, он смахнул их в ящик стола и повез меня на свою ферму. О господи, бесплодная пустошь, ни одного строения! Лишь пырей да валуны…

И все же через неделю, завершив формальности, я получил купчую на сто акров камней. Все это время я не забывал про свою арифметику: голод, помноженный на жажду, равен народному бедствию, а бедствие – источник обогащения хитрого стяжателя. То, что отнимается у масс, достается немногим. По зернышку можно натаскать мешок; пусть другие околевают с голодухи – главное, что ты будешь сыт!

До моей глухомани тоже докатилась пресловутая "тяга к земле". Я поделил свои сто акров на пятьдесят делянок по два акра каждая. Потом объявил, что покупать их имеют право только местные жители. Как говорится, сын хуторянина первый проходит обряд посвящения в мужчины! В одни руки продавался только один участок. Зачем мне, Гитуту ва Гатаангуру, плодить конкурентов! За неделю все было распродано. Я загнал каждую десятину по цепе в пять тысяч, себе ни одного надела не оставил. К чему мне два акра валунов и колючек?

В кармане весело позвякивало: двести пятьдесят тысяч шиллингов! Вернув в банк ссуду и покрыв прочие накладные расходы, я получил двести двадцать тысяч чистой прибыли. Все дело заняло меньше месяца!

Слава обо мне распространилась, как пожар в саванне. Про меня говорили, что я хозяин своего слова; будто я отвоевываю землю у помещиков и раздаю ее бедным чуть ли не даром; что из любви к народу я себе лично ни одного надела не оставил. Все пели мне хвалу: сын Гатаангуру полон сыновней любви к простому народу! Видите, чего можно добиться хитростью? Никто и не вспомнил, что мой отец был в карательном отряде с Гатеру, что сам я участвовал в процессах над бойцами мау-мау, где их приговаривали к смерти.

Я хорошо усвоил урок. До того как напялить тогу хитрости, у меня за душой не было ни цента; проходив же в ней всего месяц, я сколотил капитал в несколько сот тысяч шиллингов, и меня чтили больше любого из героев, проливавших кровь за свою страну, а ведь я не пролил не только крови, по даже капельки пота.

Возникает вопрос. Земля была не моя, и деньги, которые я за нее уплатил, тоже не мои. Я не вложил в участок ни средств, ни труда – ровным счетом ничего! Откуда же взялись двести двадцать тысяч шиллингов прибыли? Из кармана простых людей, потому что на самом деле это их земля, да и деньги, полученные мною в банке, тоже в конечном счете народные! Я был только посредником, передавая капитал из рук в руки, я лишь решил задачу: сложил, умножил и полученный ответ прикарманил.

Значит, мой талант как раз и состоит в том, чтобы жонглировать цифрами, перемножать их и класть в карман готовый ответ. Я основал несколько акционерных обществ по приобретению земель в Рифт-Вэлли. Делалось это так: я отправлялся в долину и подыскивал участок площадью примерно в тысячу акров, договаривался с хозяином о цене, возвращался к себе домой, объявлял по всей округе, что продается такой-то участок и для его покупки создается акционерное общество, желающие могут стать держателями акций.

Помню одну ферму в Субукии. С нее началось мое подлинное преуспеяние. Тысяча акров, огромное стадо коров. Хозяин – бур из Южной Африки, который поклялся, что не останется в Кении, если черные придут к власти. Он торопился завершить дела и убраться восвояси, пока здесь не начались беспорядки, как в Конго. Поэтому он запросил за ферму недорого. Меня с ним свел Гатеру. Я уплатил по двести пятьдесят шиллингов за акр – всего двести пятьдесят тысяч. Как уже повелось, я поделил землю на две равные части. Первые пятьсот акров предназначались для акционерного общества. Вторые пятьсот акров я раздробил на наделы так, что на продажу предлагалось 250 делянок. Каждая акция стоила пять тысяч шиллингов. Таким образом, взносы акционеров составили один миллион двести пятьдесят тысяч шиллингов. Уплатив буру положенные ему четверть миллиона, я заработал ровно миллион, который сразу положил на свой счет в банке. Крестьяне, получив землю, радовались как дети. Они умоляли меня возглавить акционерное общество, но я отказался, посоветовав им выбрать кого-нибудь из своих, человека честного и до денег не жадного. Моя забота – добывать для тружеников землю.

Молва обо мне разлетелась по холмам, долинам, перевалила через горные кряжи. Счет в банке рос как на дрожжах. Со временем у тех самых горлопанов, которые меня прославляли, я откупил пастбища для скота и множество ферм, где выращивают кофе, чай, пшеницу.

Сейчас я вступаю в долю с итальянцами, которые намерены скупить всю землю в Меру и Эмбу, чтобы выращивать рис и сахарный тростник. Но я не оставил также доходного бизнеса по спекуляции земельными участками.

Теперь позвольте изложить вам две продуктивные идеи. Первая заключается в том, что необходимо еще больше увеличить спрос на землю. Цена на участки тогда резко подскочит, начнется голод, и помещики будут торговать землей в цветочных горшках, чтобы люди могли хоть одно зернышко в них посадить и подвесить горшок к стропилам своей лачуги!

Друзья, когда мы этого достигнем, деньги потекут к нам рекой! Представьте себе – все население с мисками, плошками, корзинами выстроилось в очередь, чтобы купить горстку землицы!..

Вторая идея, которую я намерен воплотить в жизнь, – это введение исключительной монополии на воздух. Мы, магнаты, должны завладеть им безраздельно, запечатать в консервные банки и продавать крестьянам и рабочим. Так уже торгуют водой и древесным углем. Представьте, какие это принесет доходы! Но еще лучше бы научиться дозировать воздух, ввозить его из-за границы – "импортный воздух" – и торговать им по особым ценам, в то время как наш, кенийский, воздух мог бы стать предметом экспорта. За границей, где такая превосходная техника, его бы расфасовывали по бутылкам, а потом отправляли опять к нам с этикетками: "Сделано в США", "Сделано в Западной Европе", "Сделано в Японии" – и так далее. И яркую рекламу можно было бы повсюду расклеить: "Дышите заграничным воздухом!"

Люди, поразмышляйте над моими предложениями. Если рабочие и крестьяне затеют беспорядки и нашей армии будет не по силам с ними совладать, мы просто-напросто лишим их воздуха и в два счета поставим на колени! Если студенты расшумятся – то же самое. Пусть только народ посмеет выразить недовольство – мы его тут же придушим! Пусть те, кого мы грабим, лишая последнего, посмеют только пикнуть – мы повернем кран, и они сразу заткнутся, поднимут лапки кверху и будут умолять: "Пожалуйста, обирайте нас, обкрадывайте без жалости…"

Такими словами, задыхаясь от усталости, Гитуту ва Гатаангуру закончил свое выступление. Капли пота стекали с его лба на пол. В довершение всего он возопил: "Я король воров!" – и рухнул в изнеможении.

Распорядитель и двое помощников стали обмахивать его платками, пока он не пришел в себя. Почти половина зала, повскакав со своих мест, устроила первому претенденту на корону долгую овацию.

– Ну и ну! – шепнула Вангари Мутури. – Зря они, однако, думают, что мы все забыли.

– Им кажется, что мы дети: дай нам конфетку – и мы заткнемся.

– А конфеты из нашего же кармана, – добавила Вангари.

Мваура, заметив, что Вангари и Мутури шепчутся, всполошился: "Почему Мутури спросил меня про "Ангелов ада"? Что ему обо мне известно? Кто он такой? Да и Вангари тоже?.."

Гитуту ва Гатаангуру, поддерживаемый двумя провожатыми, вернулся тем временем за свой столик, продолжая вопить:

– Я король королей в королевстве обмана! Мои боги и господа, видите, как я употребил свои таланты!..

…И слуга, получивший… талантов…

КОНКУРСНОЕ ВЫСТУПЛЕНИЕ КИХАХУ ВА ГАТХИКИ

Кихаху оказался рослым худощавым господином с длиннющими ногами, руками, пальцами, шеей и хищным, щелеобразным ртом. Голова его по форме напоминала шишку. Все повадки свидетельствовали о предельной изворотливости.

На нем были брюки в черную и серую полоску, черный фрак, белая манишка и темный галстук. Со сцены он походил на двухметрового жука-богомола или комара.

Откашлявшись, Кихаху заговорил:

– Не стану особенно распространяться. Лакомство, если его много, превращается в отраву. Хорошего понемножку. Мой девиз: меньше слов, больше дела! Мои же дела красноречиво свидетельствуют о том, какой я мастер в деле воровства. Я служу прекрасной иллюстрацией того, о чем здесь говорилось: худоба не беда, о геройстве судят не по размеру ляжек. Воистину я петух, который громче всех кричит на заре. Я лев, от рыка которого трясутся слоны. Я орел, разгоняющий в небе ястребов. Я ураганный ветер, я молния, затмевающая солнце. Я оглушительный гром. Днем я – солнце, а ночью – месяц, король звезд. Я король королей современного грабежа и разбоя. Отдайте же мне золотую корону, настало время возвестить о начале моего царствования.

Все это говорится не ради хвастовства, ведь у нас сегодня что-то вроде семинара по обмену опытом. Мой рассказ о себе прозвучит как гимн и побудит наших заморских гостей сделать меня своим главным доверенным лицом, старшим сторожевым псом, наипервейшим их пророком и представителем. Выслушайте меня и подивитесь моей истории.

Делишки, что обстряпывал досточтимый Гитуту ва Гатаангуру, – это детские забавы. Для меня аферы с земельными участками, займами и закладными, дутыми акционерными обществами были всего лишь азами в освоении искусства воровства. Это пройденный этап, утехи любителя, хитрости новичков.

Зовут меня Кихаху ва Гатхика, а английское мое имя – Лорд Гэбриел Бладвелл-Стюард-Джонс. Что до семейного положения, то у меня всего две жены. На первой я женился еще до того, как нажил состояние.

А вторая стала моей, когда я разбогател. Я с ней познакомился на коктейле. Все вы знаете, что старые духи портятся и для новых танцев не годятся, тем более для вечеринок, где все говорят не по-нашему. Если женщина отстала от моды, она может погубить твое будущее. Вторая жена знает английский, и у нее нет другого дела, как блистать на коктейлях в самых дорогих платьях и бриллиантах.

Детей у меня порядочно. Все болтают по-английски, словно родились в Лондоне. А кикуйю и суахили они так корежат, что со смеху можно обмочиться. Потеха, да и только! Так говорят по-нашему миссионеры, едва приехав из Рима. Но меня это устраивает, зачем моим детям учить никому не нужную тарабарщину?

Теперь о моих подружках. Я за школьницами не гоняюсь. От них одни неприятности да дурные болезни. Мне нравятся чужие жены. Обладание ими дает восхитительное ощущение победы. Это ведь тоже своего рода кража. Особенно мне везет с дамами из буржуазных семей. Они не сопротивляются, ни на что не претендуют. Одно им только и нужно. Мужья их забросили, торчат по ночам в кабаках со своими девками. Вот они и скучают, пухнут от безделья. Им тоже подавай разнообразие, они жаждут перемен, все твердят поговорку насчет семечек в тыкве. Ничего, мол, нас на всех хватит, чего скупиться! Я их окрестил "всегда готовы". И расходов с ними почти никаких. Одна из них, впрочем, ради меня от мужа ушла, я тогда, помню, ох как возгордился – все равно что вернулся с войны победителем. Пришлось, понятно, чем-то ее вознаградить: купил ей за полтора миллиона шиллингов десять акров земли в Тигони, рядом с Лимуру… А своей жене я пригрозил: если поймаю ее слоняющейся на перекрестке, в бараний рог согну!

Машины у меня всякие были, я их меняю как сорочки. Конечно, с "мерседесом" ничто не может сравниться, но когда он мне надоедает, я покупаю "ситроен", или "даймлер", или "рендж-ровер". Обеим женам и старшим детям купил игрушки – "тойоту", "датсун", "пежо". Пусть забавляются – мне не жалко.

Мои хобби: ежедневно пересчитываю барыши, в субботу и воскресенье играю в гольф и, конечно же, все свободное время провожу с моими "всегда готовы".

Я часто сравниваю свою нынешнюю жизнь с той, что я вел до того, как ступил на поприще воровства.

Да это все равно что сравнивать сон со смертью. Давным-давно, еще до ухуру, я не выпускал из рук мел и тряпку, учил детей грамоте в начальной школе Руува-ини. Что за жуткое прозябание! Вместо супа хлебал угали[27]27
  Угали – национальное блюдо из манной крупы.


[Закрыть] с солью и овощами на десять центов. Весь день кашлял оттого, что мел крошился и я дышал этой пылью. На лекарства, чтобы унять боль в груди, не было денег…

Но тут ко мне впорхнула птица удачи. Словно озарение на меня снизошло – однажды я распахнул окно классной комнаты, выглянул наружу и увидел: все мои сверстники заняты тем, что срывают сочные плоды с дерева ухуру. Чей-то голос зашептал мне: "Кихаху, сын Гатхики, что ты стоишь как истукан с забитым меловой пылью носом, в то время как другие уписывают за обе щеки плоды свободы? Чего ты ждешь? Этак тебе ничего не достанется, даже крошек после обжор-чемпионов".

В один миг с моих глаз упали шоры, и я все увидел в подлинном свете. И тогда я, сын Гатхики, вышвырнул мел в окно, собрал вещички и распрощался с учительством. Это был поворотный момент моей жизни. Я тоже хотел вкусить плодов ухуру.

Однако, если торопиться, батат на части разлетится. Я без разбору накинулся на первый же подвернувшийся плод, как невеста из сказки, выбиравшая жениха с завязанными глазами. Плод сильно горчил. Я сорвал гнилое яблоко.

Расскажу вам подробнее о моей оплошности. Ведь мы собрались не для того только, чтобы хвастаться своими подвигами, но и ошибками делиться. Еще учительствуя, я осознал, что в народе всего сильнее тяга к знаниям. Но образование доступно только избранным, и с его помощью они закабаляют массы. Грея руки на жажде просвещения, многие полуграмотные люди пооткрывали частные школы и в два счета заработали себе на "мерседес". Помещения лепили из глины, учителей находили на свалке, вместо парт ставили деревянные ящики, писали на клочках бумаги, и доход такие, с позволения сказать, школы давали огромный. Вот и я, сын Гатхики, решил подвизаться на этом поприще и набить карман звонкой монетой. Легче всего, подумал я, открыть детский сад, это потребует ничтожных затрат. Отправился в банк и, заложив свою крошечную ферму, получил под нее ссуду. Потом подыскал подходящий домишко в Найроби; подвернулась молодая африканка, провалившаяся на экзаменах в средней школе. Я нанял ее приглядывать за детьми, играть с ними, поить их молоком, разучивать песни. После этого поместил в газете такое объявление:

Новый детский сад «Черная краса»

для детей преуспевающих кенийцев.

Владелец, директор, учителя – кенийцы.

Все говорят на суахили!

Разучиваются кенийские народные песни и танцы.

У меренная плата, превосходные условия.

Милости просим!

Приводите своих детишек!

Sisi Kwa Sisi, Tujenge Kenya Taifa Letu[28]28
  Вместе будем строить новую Кению (суахили).


[Закрыть].

И что же? Хоть бы одного ребенка я дождался, пусть бы уродца какого привели! Я так расстроился, что с трудом сдерживал слезы. Столько денег потратил, теперь банк пустит мою ферму с молотка. Что же мне делать, чем горю помочь? Видно, не разобрался я в плодах ухуру, стал впопыхах трясти не то дерево. Надо попытать счастья снова, извлечь уроки из поражения.

Я стал присматриваться к тому, что происходит в стране. Выяснилось, что ни один зажиточный кениец, купив имение, не нанимает управляющим кенийца. Все берут на службу только европейцев. То же самое и в промышленности. Новые черные хозяева принимают директорами и бухгалтерами только европейцев или индийцев. И говорят друг с другом исключительно по-английски.

Все это я, как говорится, намотал себе на ус: вот в чем секрет успеха современной кенийской буржуазии! И прежде чем банк потребовал вернуть ссуду, произвел коренные перемены в своем детском саду. Дал ему новое имя: "Современные подготовительные классы", подыскал белую женщину на место директрисы. Дряхлая старушенция, подслеповатая, глухая, спит на ходу, зато белая! Она милостиво согласилась дремать на жалованье.

Потом я отправился в дорогие столичные магазины, купил детские манекены из пластмассы и обрядил их в нарядные костюмчики, напялил на них рыжие парики, вставил в них электрические моторчики, а к ногам приделал колесики. Стоило включить ток, и манекены двигались как живые. Я выставил их в витрине на всеобщее обозрение и дал в газету новое объявление:

Современные подготовительные классы.

Опытная европейская директриса.

Раньше принимались только белые дети.

Теперь допускаются также избранные кенийцы.

Прежние стандарты сохранены.

Занятия проводятся на английском языке.

Прием ограничен.

Звоните и приезжайте на автомобилях!

Никакой расовой дискриминации, только имущественный ценз!

Плата высокая!

И от родителей ни днем ни ночью не стало отбоя. Спешили зарезервировать места для своих чад. Всякий раз, когда звонил телефон, я будил свою белую старуху, и она брала трубку. Однако большинство родителей приезжали лично, чтобы воочию убедиться в достоинствах моего заведения. Увидев европейскую даму и поглазев на манекены в витрине, они вносили плату за несколько месяцев вперед – другие подробности их не интересовали.