Текст книги "Земля Серебряных Яблок"

Автор книги: Нэнси Фармер

сообщить о нарушении

Текущая страница: 4 (всего у книги 26 страниц)

Глава 7
Тайна Джайлза

Джек брел по тропке следом за матерью. Его бил озноб, точно в лихорадке. Он отчетливо помнил, как рука его ударила Пегу по губам и как девочка отлетела в сторону. Ладонь ныла, напоминая, сколько силы он вложил в этот удар.

– Зачем ты это сделал? – тихо спросила мать.

Джек сам не знал, откуда взялась эта слепая ярость.

Просто было так здорово снова увидеть Торгиль. Он-то думал, этого никогда не случится, ни в этой жизни, ни на Небесах. Такие девочки, как Торгиль, на Небеса не попадают – их даже близко не подпустят. И тут Пега все испортила, встала между ним и его видением.

– Наверное, я завидую, – признался Джек.

– Пеге? – потрясенно откликнулась мать.

Она хотела позаботиться о пострадавшей, но Бард только отмахнулся. «Пега поправится куда быстрее этого мальчишки», – заверил он.

Джек внутренне сжался.

– Я знаю, что завидовать дурно, – объяснил он. – Но она так чудесно поет, и Барду она по душе. Нет, я не жалею, что освободил ее, – поспешно заверил Джек, – но я думал… думал, она куда-нибудь денется.

– Пега тебя обожает, – проговорила мать. – Всем рассказывает, какой ты замечательный.

– Ну, теперь уже не будет.

Они пошли дальше молча. Тропа уводила с утеса на луга, утопающие в цветах – в калужницах, ноготках и маргаритках. Джек с матерью перешли вброд заросший папоротниками ручей. Высоко в небе перекликались жаворонки.

Не доходя до фермы, мать остановилась.

– Дай я объясню тебе, в чем дело. Со времен обряда «огня бедствия» Люси словно умом тронулась. Нет, с другими людьми она ведет себя вполне нормально. Сама ест, разговаривает; но… она всерьез поверила, будто она – настоящая принцесса.

– В Скандинавии с ней так же было, – напомнил Джек.

Мать задержала взгляд на ферме. Из отверстия в крыше поднималась струйка дыма.

– Люси всегда была с причудами. И Джайлз тоже.

Джек видел, как непросто ей порицать мужа.

– Но Джайлз осознает разницу между правдой и выдумкой, – продолжала мать. – А Люси – нет. Она помыкает нами, точно своими слугами. Не позволяет отцу до нее дотрагиваться, говорит, он грубый крестьянин. Ему от этого больно.

– Я его обидел, – откликнулся Джек. – С чего ты взяла, что он опять не вышвырнет меня за порог?

– Твой отец сожалеет о сделанном. Он в этом не признается, но если ты попросишь прощения, он его даст.

– Только сперва выпорет.

– Пожалуй, что и так, – вздохнула мать. И не без ехидства добавила: – Ну да ты всегда сможешь принести свою боль Господу.

Джек даже опешил. Отец вечно твердил о том, сколь душеполезны страдания: дескать, должно приносить Господу свою боль. И мать никогда ни словом ему не возразила. Похоже, у нее свои мысли на этот счет.

«И почему я вечно оказываюсь виноват?» – сетовал про себя Джек, шагая дальше.

Но в глубине души он знал: он заслужил хорошую порку за то, что ударил Пегу. Да что на него такое нашло?

Вот уже много месяцев Джек не был дома, и теперь его до глубины души потрясла перемена, происшедшая с отцом. Джайлз ссутулился, словно на плечи его легло тяжкое бремя. Лицо его потемнело. Скорчившись на табуретке у очага, он выстругивал что-то из дерева. В это время дня отцу дома быть не полагалось. Весной на ферме в четырех стенах рассиживаться некогда.

– Дрянь какая! – вознегодовала Люси, швыряя неумело вырезанную фигурку в огонь. – Олаву Однобровому ты в подметки не годишься. Не годишься, не годишься, не годишься! Вот он мне красивые игрушки делал.

Девочка была по-прежнему одета в белое йольское платье, все изгвазданное в саже, а на шее у нее сверкало ожерелье из серебряных листьев.

– Отец? – окликнул Джек, сглотнув. Джайлз Хромоног поднял глаза. – Отец, я пришел попросить прощения.

– Давно пора, – отозвался тот.

Джек сдержал порыв гнева.

– С моей стороны было дурно спрятать деньги: нечестно и бессовестно. Я приму от твоей руки любое наказание.

– И ты его заслужил.

Джайлз пошарил в куче растопки и вытащил длинную березовую розгу. Джек призвал на помощь всю свою храбрость. Бил отец от души и считал, что меньше шести ударов – это пустяки, детские игрушки.

– Ты гадко себя вел, – самодовольно объявила Люси, вытирая руки о запачканное йольское платьице. – С удовольствием полюбуюсь, как тебя побьют.

Джек мысленно дал себе зарок отобрать серебряное ожерелье, как только останется с сестренкой наедине. Отец ухватил Джека за волосы и занес розгу. Мальчуган сжал зубы.

Но вместо того чтобы нанести первый удар, Джайлз Хромоног отшвырнул розгу прочь и рухнул на колени.

– Не могу! Не могу! – вскричал он и залился слезами.

Джек пришел в ужас. Он в жизни не видел отца в таком состоянии.

– Да ладно, пап, все в порядке, – неуверенно проговорил он.

– Я не должен был лгать, – плакал отец. – Во всем виноват я. Люси – это моя вина. Это все грех гордыни.

– Ты приляг, Джайлз, – увещевала мать, опустившись на колени рядом с ним. – Кажется, у тебя жар… да-да, я уж вижу. Ступай на чердак. Я сделаю тебе целебное питье.

Джек с матерью довели отца до приставной лестницы. Он медленно, с трудом поднялся наверх; Джек поддерживал его сзади, чтобы Джайлз не сорвался. Больной, все еще рыдая, рухнул на постель, и мать сварила ему снотворного из латука и ивовой коры. Очень скоро отец погрузился в сон – одному Господу ведомо какой.

Джек присел у огня, слишком потрясенный увиденным, чтобы вступать в разговоры. О чем таком солгал отец? Что за грех он совершил?

– Я не давала ему разрешения идти спать, – надула розовые губки Люси, накручивая на пальчик локон. – Я велю моим рыцарям его выпороть.

Холодея от ужаса, Джек глядел на сестру. Люси сошла с ума, и отец, по всей видимости, тоже. А после того как он, Джек, нынче утром повел себя с Пегой, впору усомниться, не утратил ли рассудок и он заодно с прочими.

День выдался долгим и унылым. Прибежал мальчишка с соседней фермы, помочь по хозяйству. Черномордых овец почти всех выгнали на пастбище, осталась лишь пара молочных овцематок. Они все пытались прорваться сквозь ограду (мальчики как раз ее чинили) к бобам и гороху. А когда затея не удалась, они по чистой злобности принялись гоняться за бедной Ромашкой, пока та не рухнула наземь от усталости. Джеку пришлось запереть ее в хлеву.

Овцы могут запрыгнуть на каменную стену выше человеческого роста, грациозно замереть наверху, сдвинув все четыре ноги вместе, и приземлиться по другую сторону. А вот забор для них – надежная преграда; он слишком узок, чтобы удержать равновесие. Джек удовлетворенно наблюдал, как овцы пытались перескочить его – и раз за разом терпели неудачу.

Настойчивые попытки Люси ему приказывать Джек оставлял без внимания. Он не верил, что девочка действительно лишилась рассудка. Она же не Полоумный Том, отец мельника, которого приходится к дереву привязывать, чтобы он не повредил себе ненароком. Люси просто-напросто скрылась, спряталась, как прежде, когда королева Фрит держала ее в плену. Джек надеялся, что терпением и настойчивостью ее удастся призвать назад.

«Можно попробовать прозрение, – думал он. – Я же нашел Торгиль. Что, если попытаться отыскать Люси?»

Но это же совсем другое. Торгиль жила в том же самом мире, что и он. А в каких нездешних пределах заплутала Люси?

Незадолго до заката на ферму явился Бард вместе с Пегой.

– Сейчас мы разберемся, в чем дело, – заверил Бард мать.

Он, нахмурившись, оглядел Люси в ее замызганном платьице и отца, что, сгорбившись, сидел у огня.

– Джек, хватит пялиться, – буркнул старик. – Пега решила простить тебя.

Джек в ужасе осознал, что рот у девочки распух, а на губе – царапина.

– Я… я не хотел тебя ударить. Мне страшно стыдно, – пробормотал он.

– Да ладно, меня куда сильнее били. Десятки раз, – похвасталась Пега.

– Ну, это… – Джек не нашелся с ответом. – Чего ж в том хорошего-то.

– Однако ж я вовсе не уверен, что тебя прощаю, – продолжал между тем Бард. – Гадко и недостойно бить того, кто тебе до плеча не доходит.

Джек покаянно промолчал. А что тут скажешь?

– Но я весь день размышлял о вашей семье. Похоже, что со времен обряда добывания огня у вас все идет наперекосяк.

В комнате повисло напряженное молчание. Последние долгие лучи солнца, перечеркнувшие порог, постепенно угасали и меркли, а огонь в очаге, напротив, разгорался все ярче. Стоял погожий, безветренный весенний вечер. В ветвях яблони у сарая пел-заливался соловей.

– Той ночью на воле разгуливали темные силы, – промолвил Бард. – Дверь между жизнью и Смертью оставалась открытой; было очень важно, чтобы пламя перешло в руки невинного дитя. К сожалению, Люси оказалась запятнана виной. – Бард пристально воззрился на девочку. Та безмятежно выдержала его взгляд; участливая забота Барда оставляла ее совершенно равнодушной. – Поначалу я подумал, что от проникшего в мир зла пострадала только Люси, но похоже, что она передала заразу дальше. Мне следовало догадаться, когда Джайлз попытался купить Пегу.

– Это я во всем виноват! Это все грех гордыни! – простонал отец, раскачиваясь взад и вперед.

Бард ожег его негодующим взглядом.

– О тебе, Алдита, я тоже тревожился, – промолвил старик. – Муж запретил тебе видеться с Джеком, но любящая мать улучила бы случай послать ему весточку-другую. А ты словно бы замкнула на замок свое сердце.

– Нет же, клянусь, что нет! – воскликнула мать. – Просто в доме времена настали трудные.

– Жестокость тебе чужда, – продолжал Бард, – однако ты позвала Джека назад, зная, что Джайлз, скорее всего, его выпорет. Нынче утром, когда я увидел, что Джек сделал с Пегой, я был готов превратить его в жабу – если не во что-нибудь похуже. О чем ты вообще думал, парень? Ты же мог ей челюсть сломать!

– Я… я вообще не думал, – отозвался Джек.

Ему отчаянно хотелось заползти под какой-нибудь камень и никогда больше не показываться на свет божий.

– Я уже занес было посох, но Пега поймала меня за руку. «Это на него непохоже, – запротестовала девочка. – Он сам не знает, что делает». И я осознал, что Пега права. Если бы не она, парень, ты бы сейчас по болоту шлепал.

– Спасибо тебе, Пега, – пристыженно вымолвил Джек.

– Это самое меньшее, что я могу сделать для человека, который вернул мне свободу, – объявила Пега. – Притом меня бивали мастера не чета тебе. Тебе до них еще расти и расти.

Джек так и не понял, оскорбление это было или комплимент.

– В ходе обряда Люси коснулось зло. Зло распространилось на Джайлза, а потом на Алдиту. И последним затронуло Джека, – объяснил Бард. – Это все равно что лихорадка, подтачивающая жизненную силу. Чего доброго, теперь заразится вся деревня.

Снаружи уже совсем стемнело, с западных холмов повеял знобкий ветерок. Мать встала закрыть дверь. Заплясали блики от огня, все тени удлинились, гигантскими фигурами легли на пол и задвигались по стенам.

– А почему мне ужинать не несут? – возмутилась Люси.

На серебряных листьях ожерелья холодно мерцали отсветы. В очаге пылало теплое желтое пламя, а вот синеватый блеск украшения наводил на мысль о ледниках и замерзших озерах.

– Мы поедим попозже, – отозвалась мать.

– А я хочу сейчас! – завопила Люси. – Я – принцесса, мне не пристало ждать! Пусть эта лягушка-рабыня пошевеливается!

Пега вскочила с места, сжав кулачки.

– А ну, возьми назад свои слова! Я не рабыня!

– Лягушка, лягушка, лягушка! – дразнилась Люси.

Пега кинулась было на нее, но Бард преградил ей путь.

– Вот так оно и начинается! – воскликнул старик, воздевая посох.

Горячая волна обдала Джеку лицо, Пега рухнула на пол. В воздухе зашумело, как будто что-то пролетело над домом на гигантских крыльях. Бард опустил посох – и ощущение развеялось.

– Вот так зараза и распространяется, – объяснил старик. – Сперва бросает в жар, затем накатывает ярость. Необходимо изгнать ее, прежде чем недуг сожрет нас всех. И первым делом следует избавиться от этого ожерелья.

– Нет! – завизжала Люси. – Оно мое! Мое! Мне его подарила моя настоящая мать! Никто из вас его и пальцем не тронет, понятно?

Тут с девочкой приключилась самая настоящая истерика, и отец поспешно встал между нею и остальными.

– Я не позволю ее обижать, – заявил он.

– Джайлз, дурень ты непроходимый, мы же ей помочь пытаемся! – возразил Бард. – В ходе обряда «огня бедствия» Люси оказалась уязвима именно из-за ожерелья. Его необходимо снять.

Мать, Джек и Пега встали рядом со стариком. Джек чувствовал, что и сам вот-вот впадет в истерику. Чего доброго, им придется силой обуздывать отца, а исход такой борьбы отнюдь не предрешен. Джайлз, конечно, хром, но долгие годы тяжкой работы на ферме закалили и укрепили его мускулы. Он же несгибаем и крепок, как старый дуб, и притом упрямее черномордого барана.

– Это не Люси, это я во всем виноват, – промолвил Джайлз Хромоног. – Все потому, что много лет назад я солгал – да, я знал, что поступаю дурно, но меня одолел грех гордыни. Я поддался искушению, я не выдержал испытания. А теперь пришла пора расплачиваться за грехи.

Бард опустился на скамью и протер глаза.

– Какую-то бессмыслицу ты несешь – прямо даже хуже, чем обычно. Держу пари, у половины деревни головы болят именно из-за тебя.

Пугающее напряжение постепенно развеивалось. Джек с Пегой устроились у ног Барда, и Джек мысленно возблагодарил судьбу, что до драки дела не дошло.

– Ну давай, Джайлз, выкладывай, что там была за ложь, – велел старик, потирая лоб. – Учитывая, что о своих грехах ты нам все уши прожужжал, этот должен быть просто-таки из ряда вон.

Глава 8
Потерянное дитя

– Люси было только два дня от роду, – начал отец, – и Алдита слегла с молочной лихорадкой. И малютку кормить не могла. По счастью, жена кожевника только что разрешилась от бремени. Я уложил Люси в корзинку и понес ее на сыромятню, что за ореховой рощицей.

Джек знал, где это, – а кто не знал? Кожевник умер два года назад, а до того вонь с его двора можно было учуять, сыромятни еще не видя. Люди приносили ему шкуры; мастер вымачивал их в огромном зольном чане. Когда же вся шерсть выпадала, он выскребал кожи, погружал их в отвар из коры, чтобы они побурели, втирал в них кашицу из гнилых плодов, любых, какие только удавалось выпросить у фермеров, и, наконец, обмазывал свиным и куриным пометом. Сказать, что во дворе разило как на задворках ада, – значит не сказать ничего.

Но Джек понимал: отнести туда Люси было вопросом жизни и смерти. Он смутно припоминал, что малышка и впрямь на время куда-то делась. В ту пору он гораздо больше волновался из-за болезни матери.

– Жена кожевника, благослови ее Господь, кормила Люси до тех пор, пока Алдита не поправилась, – продолжал между тем Джайлз. – И вот я пошел забрать дитя домой, а по пути назад вижу, что вся земля в рощице усыпана спелыми орехами. Такую удачу грех упустить. В это время года дикие свиньи обычно подъедают их все подчистую. Так вот, укрепил я корзинку с Люси в ветвях бузины на опушке леса. Надежно спрятал, стало быть. А она и спит себе, как ангелочек. Помню, я еще подумал, дочурка-то вся в меня удалась – ну прямо как две капли воды.

Джек, Бард и мать разом выпрямились. Пега, незнакомая с семьей настолько близко, завороженно слушала отца. Остальные-то хорошо знали, что Люси на Джайлза Хромонога нисколечки не похожа. Чудо, да и только! Девочка уродилась золотокудрой и синеглазой – хорошенькая, точно солнечный лучик в темной чаще.

– Я думал, ей ничего не угрожает, – простонал отец. – Думал, никто до нее не доберется. Набрал мешок орехов, возвращаюсь – а в бузине что-то как зашуршит. Я мешок бросил и бегом к корзинке. Тут раздался пронзительный вопль, аж уши заложило – хуже волчьего воя. И из бузины отовсюду повыпрыгивали… не знаю, как и назвать – твари какие-то.

С виду – люди не люди, этакие малорослые уродцы, все пятнистые да крапчатые, точно травяной ковер в лесу. Шныряют вокруг, в глазах так и зарябило: то покажутся, то сольются с листьями, то снова появятся. Разбегаются во все стороны, как пауки, и друг другу из рук в руки передают какой-то сверток… смотрю – а это Люси!

Отец сложился вдвое, едва не уткнувшись лицом в колени.

«Тошнит его, что ли?» – подумал Джек.

Мальчугана и самого едва не замутило при мысли о том, как крохотного младенца швыряют вверх-вниз. Мать побелела как полотно.

– И что же было дальше? – осведомился Бард.

Джайлз Хромоног выпрямился, лицо его исказилось от боли.

– Я кинулся вдогонку за этими тварями, а они петляют туда-сюда, перебрасывая малютку друг другу. Улепетывают во всю прыть между деревьев к холмам, прочь от деревни. Ныряют под ветви настолько низкие, что мне и не продраться, протискиваются сквозь щели настолько узкие, что мне оставалось только идти в обход. Я проклинал свою хромоту. Куда мне, с моей ногой, за ними угнаться-то! Очень скоро я безнадежно отстал, а твари убегали все дальше и дальше, вот уже только смутным пятнышком вдали маячат, а вот и совсем исчезли. А я все гнался за ними да гнался, обещал им что угодно, лишь бы они вернули мне мое дитя. Но ответа мне не было. А в лесу следов – без счету, и не счесть ручейков и долин. Я обшаривал их одну за другой, пока не сгустились сумерки. И наконец вернулся к бузине. Рухнул на колени и принялся молить Господа о милости если не ко мне, то хотя бы к Алдите. И вот молюсь я и слышу чудесный, заливистый звук – будто счастливое дитя воркует. Залез я на дерево, к корзинке, и что же? – лежит там, завернутая в одеяльце, девочка, краше которой я в жизни не видывал. Я сразу понял: мне ее сам Господь послал, – закончил Джайлз Хромоног.

Глаза его сияли от счастья. Но по мере того как шли мгновения, а тишины никто не нарушил, упоение схлынуло, и лицо его вытянулось.

– Ну, то есть я надеюсь, что Господь, – неуверенно пробормотал Джайлз.

Чары разом развеялись.

– Ты хочешь сказать, что Люси – не моя дочь? – охнула мать.

– А я тебе что говорила! – довольно подтвердила Люси. Из всех присутствующих она одна нимало не ужаснулась. Девочка по-кошачьи потянулась и изящно зевнула. – Папа всегда уверял, что я принцесса.

– Почему ты не сказал мне правды? – пронзительно закричала мать. – Я бы растила эту твою Люси как родную дочь, но я обыскала бы лес и нашла свою детку. Вся деревня мне бы помогла.

– Ну, ох, тебе ж нездоровилось… Ты много дней вообще не в себе была.

– К тому времени я уже пришла в себя! Мне уже тогда померещилось, что дитя выглядит совсем иначе, да только я ж малютку видела совсем недолго. Ох, Джайлз, как ты мог?

– Я поддался искушению, я не выдержал испытания, – глухо проговорил отец. – Я впал в грех. Думаешь, я не бичевал себя за эту слабость?

– Будь так добр, перестань уже приносить свою боль Господу, сколько можно-то! – устало промолвил Бард. – У нас тут серьезная беда, и твой обман усугубил ее еще более.

Бард подошел к Люси и заглянул девочке в глаза. Мать, не дыша, опустилась на скамью. Джеку казалось, будто он в страшном сне. То есть Люси теперь ему не сестра? Как так может быть? Но приходилось признать, что она порою и впрямь ведет себя странно.

– Кто же она такая, господин? – спросил мальчик Барда.

– В высшей степени интересный вопрос, – отозвался старик. – Мне доводилось видеть подменышей, – (Отец застонал; мать затаила дыхание.) – Но таких – никогда. Подменыши, бедняжки, в нашем мире чувствуют себя неуютно.

– А вдруг подменыш – это я? – внезапно спросила Пега. Джек вскинул глаза: лицо девочки исказилось от муки. Половину этого лица затемняло родимое пятно, а вторая половина побледнела от страха. – Мне порою кажется, что так и есть. У жены вождя хранится зеркало из полированной бронзы, и я в него однажды заглянула.

– Нет, милая, – мягко отвечал Бард. – Подменышам до смерти страшно, потому что их силой выдернули из их родного мира. Они впадают в слепую ярость и пронзительно визжат, сводя с ума тех, кто рядом. Однако ж подменыши сами не знают, что делают, потому что чужих переживаний им не понять. Ты, дитя мое, не такова.

Пега выдохнула с таким явным облегчением, что у Джека даже сердце защемило.

– А вот Люси вроде бы способна любить, – неуверенно предположил Бард, – и однако ж ее чувства непостоянны, как солнечный блик на поверхности ручья.

– Она любит меня, – решительно объявил Джайлз.

– Когда ей это удобно.

– Ну, словом, Люси – не подменыш, и дело с концом. Ее все просто обожают, – подвел итог отец.

– А это потому, что я принцесса, – подтвердила Люси, играя со своими прелестными золотыми локонами.

– Мне нужно хорошенько все обдумать, – промолвил Бард, не обращая внимания на очаровательную улыбку Люси. – Жалко портить такой чудесный весенний вечер напрасными тревогами.

И старик извлек из котомки промасленный сверток, внутри которого обнаружились четыре превосходные копченые форели, некогда пойманные Пегой. Мать загодя испекла ячменные лепешки и сготовила целый горшок пюре из пастернака с маслом.

Пега помогла накрыть на стол. Она взялась за работу так же непринужденно и весело, как и в доме Барда. Мать тепло поблагодарила гостью.

«Я ж тоже помогал, – подумал Джек. – Я весь день чинил ограды и гонялся за черномордыми овцами. Но до меня никому дела нет и не было. Господи милосердный, да я разнылся точно плаксивый трехлетка. Небось это все та самая зараза, о которой говорил Бард, дает о себе знать».

И мальчуган заставил себя глядеть на мир приветливее.

Бард поразвлек слушателей историей про ледяной остров, на котором он некогда прожил целую неделю. Он выдержал настоящую битву с тролльим медведем – хищник обосновался на том же плавучем острове – и сбросил зверюгу в море.

Мысли Джека то и дело возвращались к Люси. Она всегда была непохожа на них всех, эта златокудрая красавица. И дело не только во внешности. Она двигалась так, что поневоле залюбуешься. Улыбнется – и тотчас забываешь, как эта негодница себя вела за минуту до того. Даже Джек, отнюдь не разделяющий слепое обожание отца, обнаруживал, что смеется без всякого повода, глядя на Люси в те моменты, когда та мила и ласкова.

Бард с Пегой остались на ночь, за что Джек был им бесконечно признателен. Под одной крышей с отцом мальчуган чувствовал себя до крайности неуютно. Постелей на всех не хватило, так что Барду, разумеется, досталось самое лучшее. А Джеку с Пегой пришлось довольствоваться тощей охапкой соломы. Люси, как то и подобает потерявшейся принцессе, изволила почивать на ворохе мягких овчин.

Джек проснулся еще до рассвета, замерзший и злой. Бард уже сидел у огня. Он поманил ученика к себе, как если бы накануне ровным счетом ничего не произошло.

– Я вот все размышляю о твоей сестре, – проговорил старик, вороша угли посохом.

– Выходит, она мне и не сестра вовсе, – вздохнул Джек.

В каком-то смысле Люси для него умерла, хотя на самом-то деле девочка мирно спала себе на чердаке.

– Кровные узы тут ни при чем, парень. Всю свою жизнь ты о ней заботился и ее любил, так что в твоем сердце она все равно остается тебе сестрой. Но меня занимает другое: что она сама чувствует.

Утренний хор птиц набирал силу – посвист зарянок, воркотня вьюрков, заливистые трели дроздов. А громче всего в садах и лесах перекликались вороны, словно убеждаясь, что товарки благополучно пережили ночь. Вот Торгиль поняла бы, о чем они толкуют. Впрочем, их пустопорожняя болтовня девочку только раздражала.

– Я видел Торгиль, господин, – выпалил Джек. – Когда упражнялся в прозрении.

– У тебя получилось? Молодчина!

На душе у Джека потеплело от похвалы. Он рассказал, как разглядывал пташку на камышинке и как внезапно оказалось, что в клюве у нее кузнечик.

– Так бывает, когда видение оживает, – объяснил Бард. – Ты увидел птицу такой, какой ее когда-то нарисовал художник-римлянин.

– А еще на камышинке блик играл, я обернулся посмотреть, откуда это свет падает, и увидел костер на взморье. Торгиль дралась с каким-то незнакомым мальчишкой.

– Знакомая картина, – кивнул Бард. – А скажи мне, море лежало от них к востоку или к западу?

Джека внезапно захлестнула тоска, видение обрело четкость. Он снова смотрел на серо-зеленое море, раскинувшееся позади костра. Над водой до самого горизонта клубилась пелена тумана, и над ней вставало солнце. А значит… значит…

– Море лежит к востоку!

Бард кивнул. И Джек сразу все понял. Викинги снова переплыли море. Что они затевают? Неужели в эту самую минуту Торгиль плывет вдоль берега с отрядом берсерков?

– Мы поговорим об этом позже. – Бард предостерегающе поднес палец к губам.

С чердака послышался капризный голос Люси; отец смиренно оправдывался. Пега резко села; из ее клочковатых волос во все стороны полетела солома. Девочка тут же принялась за дело: собрала постели, расставила чашки, положила кочергу в огонь – согреть сидр. Джек ценил ее трудолюбие, но порою неиссякаемая энергия Пеги начинала его утомлять. Перед самым приходом матери Пега поставила на огонь железный котелок, купленный на серебро Джека, и уже кипятила воду для овсянки. Отец с Люси на руках неуклюже спустился по приставной лестнице.

– Где мой сидр? – потребовала девочка. – Умираю, пить хочу. И чтоб в овсянку побольше меда добавили!

– Я тебе помогу, – поспешно предложил Джек, прежде чем Пега стукнет Люси кочергой по лбу.

Мальчуган достал кожаный мех и наполнил чашки. А мать принялась за стряпню.

– Мне нужно повидать брата Айдена, – объявила она, не поднимая глаз от работы.

– Конечно, – кротко согласился отец.

– Отличная мысль! – поддержал Бард. – У меня к нему тоже вопрос-другой есть. Я почти уверен, что знаю, кто такие эти существа из ореховой рощицы, но хотелось бы услышать, что думает на этот счет брат Айден.

– Я хочу выяснить, где они живут. – Мать мешала овсянку, по-прежнему не поднимая глаз. – Я хочу, чтобы ты отыскал их, Джайлз, и вернул нашу дочь домой. Сейчас же, немедленно, – и даже не думай завернуть по пути выпить элю с кузнецом. Ты меня слышишь?

Все потрясенно уставились на мать: так нечасто случалось ей отдавать приказы. Люди даже и не вспоминали, что она – ведунья, владеет разной мелкой магией и способна управлять животными с помощью одного только голоса. А сейчас вот именно таким голосом мать и заговорила. Никто не дерзнул ей возразить, даже Бард словно язык прикусил. Джек чувствовал, как воздух неуловимо вибрирует.

– Джайлз, ты меня слышишь? – повторила мать.

– Да, родная, – отозвался отец.

Вибрация разом стихла. Все облегченно выдохнули и вновь взялись за дела.