Текст книги "Земля Серебряных Яблок"

Автор книги: Нэнси Фармер

сообщить о нарушении

Текущая страница: 15 (всего у книги 26 страниц)

Глава 28
Святой Колумба

Все сидели за столом и попивали сидр. Сидр слегка отдавал уксусом, но Джеку это нравилось: ведь сидр был даром Срединного мира, а не Земли Серебряных Яблок. Сидр подарили те самые деревья, что спали всю зиму, а потом мальчишки и мужчины разбудили их криками: «Waes hael!» Мелко нарезанные яблоки бродили в бочках с самой обычной водой. Однако их продержали там чуть дольше, чем нужно, и сидр получился кисловатым. Этим-то несовершенством, свидетельством времени и перемены, Джек и наслаждался от души.

Бука задумчиво созерцал блуждающие огни; Пега играла в «детские пряталки» с Орешинкой: закрывала лицо руками и восклицала: «Ку-ку!» Малышка была вне себя от восторга: прыгала вверх-вниз, точно вылупок несмышленый, и радостно «глипчала», стоило Пеге отвести ладони от лица.

«Господи милосердный, как же я к ней привыкну-то?» – размышлял про себя Джек.

Оборотившись к Буке, Джек спросил, что послужило причиной такой непримиримой вражды между хобгоблинами и эльфами.

– Эльфы нас ненавидят, потому что у нас есть души, – объяснил король.

И Бука пересказал своими словами историю брата Айдена о войне на Небесах и о том, как Господь изгнал ангелов, не примкнувших ни к той, ни к другой стороне. Джек завороженно слушал.

– Долгие годы мы жили с эльфами в мире, – рассказывал Бука. – Или, скорее, эльфы не обращали внимания на нас, а мы держались подальше от эльфов. Они проложили Полую дорогу, чтобы не сталкиваться с Владыкой Леса. Он ведь не прочь заманить в ловушку неосторожного эльфа, которому вздумалось поохотиться в его владениях. А затем в один прекрасный день на ладьях приплыли пикты – и, не успев высадиться, принялись рубить деревья. Владыка Леса страшно отомстил им. Он попросил брата, Старика-с-Луны, наслать безумие на пиктских женщин. И тогда одни бросились с утесов, а другие утопились в море. А мужчины нашли убежище под землей – и там, в потаенных пещерах, повстречали эльфов.

– Пикты были просто потрясены, – продолжал король. – Или, правильнее сказать, покорены и очарованы: а это куда серьезнее. Большинство их, впрочем, вышли из-под земли и выторговали себе жен у ирландцев, приплывших из-за моря. Но часть осталась в пещерных убежищах.

– Это были древние, – отозвался Джек.

– Они поклоняются эльфам, словно богам, и приводят им рабов.

Джек с Торгиль озадаченно переглянулись. Джек хорошо помнил тот невольничий рынок, где давным-давно скандинавы попытались продать его и Люси. Не позабыл он и низкорослых людей, что появились из лесу, точно тени. Тела их были раскрашены вьющимися лозами, что словно извивались при каждом движении, а голоса шелестели и шуршали, как ветер в хвое. Их вождь положил глаз на Люси, но Олав Однобровый защитил девочку.

– Я думала, они едят своих пленников, – промолвила Торгиль.

– Когда-то так оно и было, – кивнул Бука. – А теперь рабов, неподходящих для службы у эльфов, приносят в жертву Владыке Леса. Древние ищут его дружбы, но они обманываются. Его ненависть неутолима. Рабов отводят в чащу леса в ночь новолуния. И что там с ними случается, я предпочту не описывать.

– Сдается мне, я знаю, – прошептала Торгиль, побелев как мел.

– А вот кому печеного яблочка? – воскликнула Мамуся.

Хобгоблины жадно протянули миски. Мамуся вылавливала курящиеся плоды, сбрызнутые медом, а помощник щедро поливал их сверху сливками. Теплое, пряное благоухание разом взбодрило Джека после удручающего рассказа про пиктов. В числе рабов, купленных у викингов, был один угрюмый монах. Джек гадал про себя, что за судьба его постигла.

А хобгоблины между тем принялись состязаться, кто засунет за щеку больше яблок. Победитель справился с десятью: щеки у хобгоблинов на диво далеко растягиваются. Орешинку пришлось постучать по спине после неудачной попытки им подражать.

«Бог ты мой, даже я думаю о ней как о вылупке», – осознал Джек.

Он попытался подманить девочку печеным яблоком. Малышка тут же испуганно кинулась к миссис Опенок, и мальчик опечалился – и почувствовал что-то вроде ревности.

– Вслед за пиктами пришли кельты, бритты, римляне и саксы, – продолжал между тем Бука, швыряя яблочные огрызки через плечо. – В жизни не видел ничего подобного римской армии! Она захлестнула холмы, с лязгом, топотом и ором. Римляне рубили деревья, пролагали дороги, возводили стены. Если Владыка Леса кое-кого и сцапал, так на смену им шли все новые и новые. Владыке осталось лишь несколько нетронутых участков леса, и он изрядно ослабел. Он ведь черпает свою силу в деревьях…

– А теперь начнется хорошее, – перебил Немезида. – Мы дошли до прибытия святого Колумбы.

– Мои сколько-то-там-прадеды его застали, – похвалился король. – Он прибыл из-за моря, из Ирландии.

– На крохотном корабле, – добавил Немезида. Глаза его моргали в усыпляющем ритме. История о святом Колумбе явно пришлась ему по душе. – Волны должны были бы разбить его в щепы, но лодочка скользила по морю безмятежно, точно чайка. Колумба заговорил с пиктами о странных вещах – о «милосердии» и «жалости». Пикты весело расхохотались и попытались убить его, но Колумба дунул на пучок соломы и взметнул его в воздух.

– Да он был бардом! – закричал Джек. – Так барды сводят людей с ума.

– Что бы он там ни проделал, пикты перепугались до смерти. Они рухнули на колени и принялись молить его об этом новшестве под названием «милосердие». И вот Колумба сбрызнул их головы водой, и все они стали кротки как ягнята. А мои сколько-то-там-прародители, спрятавшись под плащами из шкуры скрытношерстных овец, внимательно слушали проповеди святого, – подвел итог Бука. – В ту пору, так же как и сейчас, хобгоблинов в домах грязевиков не привечали. Поэтому хобгоблины ходили за святым Колумбой от деревни к деревне, оставаясь незамеченными. А однажды темной ночью мой сколько-то-там-прадед набрался храбрости – и подошел к его окну. «Грязевик, скажи, будь так добр, – прошептал он, – что за магию ты использовал против пиктов», – «Идите сюда, к огню, чтобы я мог вас видеть», – пригласил Колумба. Мой сколько-то-там-прадед робко прокрался в дверь, ожидая, что его, как всегда, побьют камнями. Но Колумба лишь рассмеялся. «Экий ты необычный», – отметил он. А затем угостил моего сколько-то-там-прадеда сидром и задал ему немало вопросов про милосердие и про жалость. Ответы моего сколько-то-там-прадеда поразили святого до глубины души. «Вижу, ты меня слушал», – одобрительно отметил Колумба. Мой сколько-то-там-прадед признался, что и впрямь подслушивал у окон. В конце концов Колумба созвал хобгоблинов – и окрестил их всем скопом. Хобгоблины выстроились по берегам Лох-Несса, и святой Колумба окунал их в воду одного за другим. Семь дней и семь ночей трудился он не покладая рук. В какой-то момент из глубины всплыл келпи и сожрал пару-тройку хобгоблинов, но святой Колумба прогнал чудовище.

– Келпи! Вот кого ненавижу! – встрял Немезида. – Они чего только не делают, чтобы до нас добраться, – по деревьям лазают, в землю зарываются, с утесов прыгают! Мне от одной мысли о них плохо делается!

Немезида побледнел как полотно и дрожал крупной дрожью. Мамуся и жена Немезиды подступили с обеих сторон к расстроенному хобгоблину и принялись утешать его и поглаживать, пока тот не пришел в себя.

– Немезида лишился родителей, а также всех теток и дядьев на пикнике у Лох-Несского озера, – шепнул Бука Джеку. – Мы все стараемся не упоминать тварей на букву «к» в его присутствии. Финал же нашей истории таков: святой Колумба заверил наших предков, что теперь у них у всех есть души – в наилучшем виде. С тех самых пор эльфы и стали нашими заклятыми врагами.

Глава 29
Предательство

Джек свернулся калачиком в своей спальной выемке. Была глубокая ночь, хотя какая, в сущности, разница? Там, где не светит солнце, очень скоро перестаешь ощущать разницу между ночами и днями. Повсюду вокруг, где спала хобгоблинская молодежь, слышались разнообразные звуки: попискивание, пощелкивание, шепоты и постанывание.

Проем спальной пещеры внезапно осветился. Ко входу слетел одинокий блуждающий огонек. Странно: что он тут позабыл, посреди ночи-то? Джек повернулся к нему спиной, сонно отслеживая движение теней на стене рядом. Блуждающие огни и минуты не могли провести в неподвижности – равно как и тени. Внезапно чьи-то руки выдернули Джека из выемки. Что-то легло ему на глаза и заткнуло рот. Мальчуган брыкался и отбивался, но противник был слишком силен.

Джек почувствовал, как его куда-то стремительно тащат: примерно то же проделывали с ним хобгоблины-подростки в ходе утренней разминки, вот только ликующих воплей не слышалось. Двигался похититель – уж кто бы он ни был – совершенно бесшумно. В голове у Джека разом прояснилось. Вялость как рукой сняло.

Кто его захватил? Явно не дракон. Никакого жара-то не ощущается. И явно не тролль. Потому что не холодный на ощупь. Может, келпи? Нет, келпи мокрые. Остаются виверны, гиппогрифы, мантикоры, василиски, гидры, кракены и пиктские звери, о которых Джек почти ничего не знал. А что, если это – накер? Джеку тут же вспомнилась отвратительная туша: точно гигантский клещ, насосавшийся крови. А с боков свешиваются лапы-щупальца, одни цепляются за камни, другие расползаются по земляному полу, источая липкую слизь.

Джек принялся вырываться изо всех сил, да только без толку. Раздалось тихое шипение; и руки его и ноги скрутили еще крепче.

«Подожду, пока оно остановится, – решил мальчуган. – А вот тогда подеремся».

Он заставил себя мыслить здраво. Ну какой же это накер? Он же не скользкий и не склизкий.

В ушах у Джека звенело, в висках стучало, но, как ни странно, страха он не испытывал. Напротив, накатило облегчение: после стольких дней бессобытийного однообразия наконец-то что-то происходит! Мальчуган отлично понимал радость Торгиль, разбудившую мальстрем.

Джека резко тряхнуло; стремительный бег прервался, и похититель выпустил пленника. Повсюду вокруг маячили смутные тени. Мальчуган ринулся в нападение. Боднул одного из недругов головой в живот – тот с визгом упал. Джек проворно развернулся, рванул второго за ноги, швырнув его наземь; быстро как молния ухватил кого-то за руку и принялся раскручивать противника, сшибая им все новых нападающих. Но врагов было слишком много. Они навалились на Джека всем скопом и опрокинули его наземь.

– Поганки пакостные! Эти двое друг друга стоят! – проворчал знакомый голос.

Боевое безумие в сознании Джека разом развеялось. Он лежал на месиве из раздавленных грибов, а на руках и ногах его восседали хобгоблины: их нечеткие очертания расплывались в темноте. Над головой подрагивала пара тусклых блуждающих огней – едва-едва рассеивая мрак.

– Ну что, доволен, грязевик? Из-за тебя Опенок с ужином расстался.

В смутном свете над Джеком воздвиглась мрачная фигура Немезиды. Рядом кто-то кашлял и отплевывался. По-видимому, удар в живот достался мистеру Опенку.

– Если нападаешь посреди ночи, так жди неприятностей, – парировал Джек.

– Да с тех самых пор, как его королевская дурость пригласил вас в гости, у нас, почитай, сплошные неприятности, – отрезал Немезида.

Он дал знак, и хобгоблины позволили Джеку сесть, но выпустить не выпустили.

– Добрая вышла битва, – раздался откуда-то неподалеку голос Торгиль. – А из тебя получился бы недурной берсерк.

Девочку тоже обездвижили и стерегли так же бдительно, как и его самого.

– Спасибо, – поблагодарил Джек.

– Ну да и я в долгу не осталась, – похвалилась воительница. – Двум мелким пакостникам врезала на славу и еще одного покалечила.

Рядом сидела Пега.

– С тобой все в порядке? – окликнул ее Джек.

– Да – насколько можно ждать после этакой встряски.

Немезида презрительно фыркнул.

– И поделом тебе – за то, что свела с ума нашего короля.

– Ничего подобного! – запальчиво возразила Пега. – Это он за мной бегает, не я за ним!

– Ох, да видал я, как ты сюсюкаешь, да жеманишься, да прельщаешь дурня, так что тот напрочь забывает о своем долге. Ты, кто как не ты, попросила короля отдать нашу Орешинку и разбить сердце Опенкам. Так вот, я этого не допущу.

– Если ты задумал убить нас, дай нам по крайней мере умереть с оружием в руках! – крикнула Торгиль.

– Убить? – Немезида возмущенно запрыгал вверх-вниз. – Мы что тебе, грязевики? У нас, между прочим, есть души, и мы о них должным образом заботимся, спасибочки. Мы просто уберем вас отсюда.

– В Срединный мир? – спросил Джек.

Хобгоблины рассмеялись – или, по крайней мере, принялись издавать звуки, свидетельствующие о том, что им весело. На слух Джека – как будто кто-то хрящом подавился.

– Еще чего, – отозвался Немезида, переводя дух и быстро-быстро моргая. – Мы дадим вам ровно то, о чем вы просили, – мы пошлем вас в Эльфландию.

– В Эльфландию? – эхом повторил Джек, не смея поверить своему счастью.

– Почему нет? – пожал плечами Немезида. – Я пытался уломать Буку отправить вас туда безотлагательно. Но госпожа Искушение совершенно вскружила ему голову.

– Да не искушала я его! – запротестовала Пега.

Немезида снова подал какой-то знак. Хобгоблины выпустили пленников, проворно отпрыгнули подальше от Торгиль, вскарабкались на камни и расселись там – смутными призраками в полумраке. Мистер Опенок, по-прежнему держась за живот, встал рядом с Немезидой.

– Слушай, прости, что я тебя ударил, – извинился Джек. Он не держал зла на меланхолического хобгоблина: ведь тот всего-то-навсего хотел уберечь ребенка, которого привык считать своим. – Ты бы подождал немного, мы бы с тобой все миром обсудили.

Немезида подошел к Джеку вплотную – глаза в глаза. Взгляд его был темен.

– А что бы изменилось? Потерять Орешинку через год для него ничуть не менее больно, чем сейчас.

– Но что за будущее ждет девочку здесь? – не отступался Джек. – Она не предназначена к тому, чтобы провести полжизни под землей. А что с ней станется, когда она вырастет? Однажды она увидит свое отражение в заводи и поймет, что не такая, как вы.

– А мы ей скажем, что для нас никакой разницы нет и мы все равно ее любим! – заверил мистер Опенок.

Джек не нашелся с ответом. Орешинка так к нему и не привыкла и, стоило Джеку подойти, убегала прочь. Чего доброго, мамы она тоже испугается.

– Спорить не о чем. Орешинка никуда не пойдет, – решительно отрезала Немезида. – Как бы то ни было, она до смерти боится эльфов.

– Неужто они такие плохие?

– Хуже некуда! – Мистер Опенок втянул голову в плечи, словно прячась от холода. – Вам-то этого не увидеть. Грязевики ничего не видят – из-за эльфийских чар. Все вокруг кажется дивным и прекрасным, да только ложь оно все.

– Тогда почему, если вы так ненавидите эльфов, вы живете по соседству с ними? – осведомился Джек. – Вы же их презираете. Эльфы воруют ваших детей. Бука рассказывал, у вас ни одной семьи не найдется, что не потеряла бы малыша, а то и двух. Сдается мне, если живешь рядом со стаей голодных волков, то остается либо перебить их всех до единого, либо перебраться в иные места.

Хобгоблины отводили взгляды. Кое-кто смущенно затоптался на месте.

«Какой-то подозрительный у них вид», – подумал Джек.

Или виноватый? В смутном полумраке – поди разбери.

Наконец Немезида откашлялся.

– Мы малодушны, – признал он. – Сперва нас привлекла эльфийская музыка, а потом, по мере того как шло время – или, точнее, не шло, – мы вкусили бессмертия. Да понимаю, все понимаю! – Немезида отмахнулся от возражений мистера Опенка. – Наши побуждения были чисты. Кому хочется видеть, как стареют и умирают его родители? Но дурную сделку мы заключили.

– Тогда отчего бы уже не пойти до конца: переселяйтесь в Эльфландию, да и все дела! – предложила Пега, стряхивая с платья грибные споры.

– И жить вместе с этими лжецами? – завопил мистер Опенок.

– Да вы, сдается мне, и сами себе врать горазды, без всяких там эльфов, – парировала Пега.

– Нет, – медленно проговорил Немезида. – Опенок прав. Обманные чары Эльфландии могучи и пагубны. Их власти подчинена вся Земля Серебряных Яблок, но в сердце страны они всего сильнее. Здесь, по крайней мере, мы не вовсе отвратились от внешнего мира. Мы не утратили способности испытывать радость и горе, а вот Эльфландия прогнила насквозь. Это – жизнь, подобная смерти.

– Клопы клятые! – в сердцах ругнулась Пега. – Вижу, мастера вы пугать!

– Ладно, пошли, – промолвил Немезида.

Тени, маячившие на краю света и тьмы, подступили ближе. Джек уже изготовился к новым неприятностям, но хобгоблины всего лишь повели его за собою, слегка подгоняя. Их оказалось куда больше, чем мальчугану мерещилось поначалу. Хобгоблины выходили из темноты и толпились позади пленников. Длинные пальцы так и порхали по Джековой спине.

В свете двух блуждающих огней видеть можно было лишь на несколько шагов впереди. Величественные колонны вздымались ввысь – и тонули во мраке позади. Из-под ног поднимался густой запах раздавленных грибов, и где-то справа журчала невидимая река.

Наконец путь вывел к кромке озера, над темными глубинами которого протянулся уступ из прозрачного хрусталя. И Джек внезапно осознал, что задумали хобгоблины.

– Вы хотите утопить нас в водовороте! – закричал он.

– И снова вы приписываете нам свои собственные пороки, – покачал головой Немезида. – Это – путь в Эльфландию. И нечего тут строить мне кислые рожи! Вы сами о том просили – так получайте!

– Мы даже оружие вам вернем, – подхватил мистер Опенок.

Он распаковал увесистый сверток и вручил Торгиль ее нож, а Джеку – посох. Мальчуган с восторгом снова ощутил под пальцами гладкое, темное дерево. Он нетерпеливо позвал жизненную силу – но ответом ему было лишь слабое эхо.

– Торгиль, прислушайся к охранной руне – что ты слышишь? – спросил Джек.

Воительница поднесла руку к шее – и нахмурилась.

– Ничего не слышу… ох, нет, неправда. Что-то там есть. Как будто птенец пытается выбраться из яйца.

– Этого я и боялся, – проговорил Джек. – Что-то ставит здесь преграду жизненной силе.

Он неприязненно оглядел темные воды. Слабое мерцание блуждающих огоньков почти не разгоняло тьмы над озером.

– Хватит ныть, – проворчал Немезида. – Надо покончить с делом до того, как проснется Бука. Льнянка и Мотыль, разбудите водоворот!

Двое дюжих хобгоблинов выбежали на хрустальный уступ и запрыгали на нем вверх-вниз со звоном и грохотом. Звук нарастал – казалось, того и гляди обрушатся самые своды пещеры. Сей же миг образовался водоворот – разверзся гротескной пастью.

Хобгоблины пробежали по уступу назад и, не успел Джек им помешать, схватили Пегу и швырнули ее в воду.

– Вы, изверги! – заорал Джек.

Крики Пеги разом оборвались: девочку затянуло в мальстрем. Не размышляя, не думая, помня лишь о том, что Пегу надо спасать, Джек прыгнул за ней.

Глава 30
Эльфландия

Вода взбурлила пеной, берег мелькнул перед глазами на краткий миг – и Джек провалился в темноту. Вихрь подхватил и закружил его спиною к воде, а лицом – к черному ничто в самом центре. Как ни странно, он мог дышать – и дышал, непроизвольно, как само собою разумеющееся. Что ужасало, так это мертвая безжизненность, окутавшая его со всех сторон. Джеку отчаянно хотелось умереть – или вырваться оттуда любым другим способом. Но он был бессилен. Его все носило и носило кругами, пока все чувства не отказали и сознание не погасло.

А Джека все влекло и влекло куда-то вперед. Постепенно кружение замедлялось: теперь он двигался не быстрее осеннего листа, что плавно падает с дерева. И вот наконец скольжение прекратилось – и Джек плюхнулся в луговую траву.

– Ох, Джек! – зарыдала Пега, кидаясь к нему. – Мы умерли? Я так надеюсь, что это – рай.

Джек поднял глаза: в звездном небе сияла полная луна. И ни следа водоворота, ни следа чего бы то ни было – помимо погожей летней ночи. На краю луга деревья раскинули серебристые ветви; где-то рядом пел соловей. Роскошные цветы струили дивное благоухание – слаще, чем едва раскрывшиеся розы. Налетел легкий ветерок, повеяв прохладным ароматом мяты.

– И никаких тебе грибов, – пробормотал Джек.

– Что? Ой, а я и не заметила. – Пега села и вдохнула поглубже. – Ты прав! Грибами даже и не пахнет! До чего ж здорово!

А Джек по-прежнему завороженно глядел в небо. Там переливались и мерцали тысячи и тысячи звезд. Тут и сине-белые, и золотистые. Тут и лучисто-алые, и светло-зеленые. И все горели куда ярче звезд Срединного мира. Может, потому, что это место казалось таким безупречно-идеальным.

Идеальная безупречность – вот что отличало здешний мир. Ни один самый мелкий изъян не омрачал этого совершенства: ни единой кривой ветви среди деревьев, ни единой фальшивой ноты в трели соловья. Трава была густая и мягкая, и не мокрая, как оно обычно бывает среди ночи, но чуть посеребренная восхитительно-прохладной туманной моросью.

– Это, верно, рай, – вздохнул Джек. И тут же резко сел, услышав глухой стук.

– Клянусь задницей Бальдра, вот это было гадство! – выругалась Торгиль.

«Нет, это не рай, – подумал Джек слегка разочарованно. – Иначе Торгиль бы здесь не было».

– Торгиль? – окликнул он.

Та тут же подбежала к нему.

– Врагов увидел?

– Нет. Ты только посмотри вокруг! – пригласил Джек.

Воительница окинула взглядом серебристые деревья, луг и звезды. В лощинке неподалеку журчал ручей. Его негромкий лепет прихотливым узором запечатлевался в ночном воздухе. Неспешно и грациозно из-под деревьев вышло стадо оленей – и направилось к детям. Шкуры, неестественно яркие в лунном свете, были испещрены белыми крапинками, изящные копытца бесшумно переступали в траве. Даже Торгиль онемела от такой красоты.

Олени прошествовали мимо и спустились в лощинку. И с плеском вошли в воду.

– Ну, по крайней мере, с голоду мы не помрем, – промолвила воительница.

– Ох, Торгиль, неужели ты так ничему и не научилась? – вздохнул Джек. – Тут нельзя охотиться, пока не убедишься, что это дозволено.

Все примолкли. Что может быть лучше – просто лежать под звездами и глядеть, как полная луна – луна крупнее и ярче, чем в Срединном мире, – скользит по ночному небу?

Джек перебирал в памяти все, что случилось с тех пор, как он покинул родную деревню. Путешественники доехали до монастыря при источнике Святого Филиана, потом оказались в Дин-Гуарди. Еще там была Изгородь и подземный туннель. В туннеле что-то случилось… что? Не вспоминается! А потом – лес… и появилась Торгиль… или она всегда с ними была? Джеку смутно рисовалась пещера, поросшая грибами… а в пещере-то кто жил?

Воспоминания таяли и гасли. И пусть их, на самом-то деле. Здесь так прекрасно, зачем думать о чем-то еще?

Джек проснулся оттого, что прямо в лицо ему блещет солнце. Он заморгал – и обнаружил, что луч не слепит глаза, но сияет мягким светом: так бывает, когда дым пожаров на торфяниках застилает солнце.

Лес, еще недавно серебряный, теперь искрился яркой зеленью. На лугу тут и там пестрели цветы; олени пощипывали траву.

– Ну разве здесь не чудесно? – воскликнула Пега.

Она встала уже давно – и успела набрать в подол яблок. Яблоки были огромные, золотые и – как вскорости убедился Джек – медово-сладкие.

Торгиль, крутя в руках нож, задумчиво наблюдала за оленями.

– Да знаю, знаю, охотиться нельзя, – проговорила она. – Но представляешь, как было бы вкусно зажарить ломоть оленины на углях!

– Давай сперва выясним, кому они принадлежат, – проговорил Джек.

Дети грызли яблоки и смотрели на птиц. Одни – зеленые, с длинными розовыми хвостовыми перьями. Другие – небесно-голубого оттенка, так что, взлетая, они терялись на фоне неба. Ликующие птичьи трели звенели в воздухе.

– А что они говорят? – спросила Пега у Торгиль.

Воительница покачала головой.

– Не знаю. Это просто шум.

– Очень милый шум, – отозвалась Пега.

– Да, но мне полагается его понимать.

– А знаете, что еще странно? – промолвил Джек. – Здесь нет ни одной пчелы.

– Зато есть бабочки, – заметила Торгиль.

Действительно, над лугом порхал целый рой. Бабочки были такие огромные и так ярко расцвеченные, что почти не отличались от цветов.

– Моя мать держит пчел, – объяснил Джек. Он твердо знал, что это так; и однако ж попытался представить себе ферму и ульи – и отчего-то не смог. Память словно туманом заволокло. – Мама говорит, пчелы переносят жизненную силу с одного растения на другое.

– Как интересно, – равнодушно откликнулась Пега, плетя венок.

В ее ловких пальцах рождалось что-то вроде короны. По спине у Джека пробежал холодок: ни одного цветка он не знал. Цветы были на диво красивые, как все в этом мире, – но незнакомые, чужие. Луг усыпали почти маргаритки, что-то вроде бархатцев, приблизительно лютики, чересчур крупная живокость.

Джек потянулся за посохом и сосредоточился, ожидая ощутить в руке знакомую вибрацию, отголосок волшебной силы. Но ничего ровным счетом не произошло.

«Да тут все мертвое, как в водовороте».

– Это место не настоящее! – закричал мальчик.

– А кажется совсем настоящим, – возразила Пега, срывая травинки.

– Это – те самые чары, о которых говорил мистер Опенок!

– Кто? – пробормотала Торгиль.

– Да ты отлично знаешь кто. Тот парень, который вместе со своими нелепыми приятелями кинул нас в водоворот.

Но не успел Джек додумать эту мысль, как воспоминание словно распалось на части. Пытаясь сложить фрагменты воедино, мальчуган вдруг услышал вдали чудесный, восхитительный звук: мелодичный, чистый голос охотничьего рога. И еще – собачий лай, если, конечно, можно сравнить этот ликующий шум с гамом и гвалтом, что поднимают обычные псы. Этот лай звучал прославлением лета, зеленых крон и стремительного бега. В нем звенела чистая, незамутненная радость. А едва Джек подумал, что ничего лучше уже не последует, раздались голоса.

Чтобы их описать, в языке недоставало слов. Природа наделила Джека тонким музыкальным слухом и одним из лучших голосов в Срединном мире, но все это ровным счетом ничего не стоило в сравнении с эльфами. А ведь они даже не пели. Их повседневная речь звучала мелодичнее любой земной песни.

Олени кинулись врассыпную. Рог протрубил снова, и из зеленой чащи появились загонщики. Они бежали впереди отряда всадников, колотя по кустам палками, – выгоняли дичь. То были люди невысокого роста и совсем нагие, если не считать набедренных повязок. Кожу их испещряли прихотливые витые узоры, под стать лесным теням, – так что загонщики почти терялись на фоне деревьев.

«Да это же пикты!»

Это вам не торговцы вразнос, что бродят по дорогам Срединного мира и продают изделия из металла да глины. То были древние, населявшие самые страшные Джековы кошмары: это они пытались выторговать себе Люси, это они совершают под луной тайные обряды!

Пикты остановились, издавая громкие шипящие звуки. Всадники сдержали коней и подозвали собак.

– Что это у нас тут такое? – раздался певучий голос.

Джек поднял глаза: лица прекраснее он в жизни не видел! На золотых кудрях незнакомца искрилась серебряная корона. Поверх туники цвета буковой листвы развевался плащ более темного оттенка плюща. Широкогрудый пикт с клочковатой бородой и вислыми бровями ухватил коня за уздечку: тот неспокойно встряхивал головой.

– Оставь, Брюд. Ты его пугаешь, – промолвил всадник. – Что ж, чужестранцы! Что делаете вы в наших владениях? Чему обязаны мы удовольствием видеть вас пред собою?

Незнакомец улыбнулся, сверкнув безупречными зубами, и Джека переполнила необъяснимая радость. Позади теснились прочие всадники. Их скакуны ничем не напоминали дюжего боевого коня, которым владел Джон Стрельник. Это вам не животные с массивными копытами, косматой шкурой и коротко подстриженными хвостами – чтобы репьи не набивались. Эти кони были едва ли не грациознее оленей. В глазах светился ум, гривы и хвосты переливались серебром.

«Эльфийские кони», – подумал Джек с замирающим сердцем.

Он их сразу узнал. Олав Однобровый добыл одного такого, разграбив деревню Гицура Пальцедробителя.

Что до всадников, Джек едва смел поднять на них глаза. Их красота просто ослепляла. В отряде были и мужчины и женщины, все – в одеждах разных оттенков зеленого, и всем чужды изъяны, докучающие смертным. Ни тебе кривых зубов, ни ущербных лиц, ни следов болезней, несчастий и голода. Внезапно Джек увидел своих спутников глазами этих совершенных созданий. Торгиль – груба и вульгарна, а Пегу – бедняжку Пегу! – и человеком-то назовешь едва ли. Что до его собственной внешности, тут Джек не питал ни малейших иллюзий.

– У вас никак кошка языки пооткусывала? – весело рассмеялся охотник.

– Не дразни их, Гоури, – проговорила одна из женщин. – Они же только-только из Срединного мира. Хотя насчет малышки я не уверена. Она похожа на подменыша.

– Она из рода людей, милая Этне, – отозвался охотник. – Чую: человечьим духом разит.

– Тогда их должно отвести в наши чертоги, – объявила Этне. – Королеве, несомненно, захочется взглянуть на них.

И отряд ускакал прочь, под трубный гуд и собачий лай. Брюд и пикты остались.

– Вы пошшшли, – прошипел Брюд, как если бы человеческая речь давалась ему с трудом.

Его спутники похватали палки – и взяли Джека со спутниками под стражу.