Текст книги "Путь Гегеля к «Науке логики» (Формирование принципов системности и историзма)"

Автор книги: Неля Мотрошилова

сообщить о нарушении

Текущая страница: 27 (всего у книги 29 страниц)

Это особая стадия раскрытия отношений (например, двух вещей или двух событий). Складывается такая познавательная ситуация, когда причина и действие соотносятся с какой-либо конкретной областью, или, как говорит Гегель, когда апеллируют к некоторой «конечной субстанции». Причинность тогда выступает как своего рода аналитическое положение, и рассудок с известной мерой тавтологичности одно называет причиной, а другое – действием. Например, дождь считают причиной сырости, которая по отношению к дождю расценивается как действие. Гегель называет такое понимание причинности аналитическим (в смысле Канта), потому что в положении «дождь дает влагу» действие просто выводится из скрытой до поры до времени тождественности «дождя» и «влаги». О содержательной тавтологичности установления отношений причины и действия (на стадии, когда не выявлено ничего, кроме тождественности причины и действия, кроме аналитической возможности нечто уже имеющееся в понятии провозгласить причиной бытийственных проявлений определенной вещи или определенных событий) Гегель говорит не случайно.

Он преследует цель развенчать превращение такой причинности, взятой на первоначальной стадии познания причинных отношений, чуть ли не в единственный и даже исчерпывающий способ объяснения, что особенно неуместно, заявляет Гегель, в случае физико-органической и духовной жизни ²⁹. Так, недозволительно объявлять пищу причиной крови или считать климат Ионии причиной творений Гомера. Гегель издевается над подобным «живописанием истории» в «стиле арабесок». В.И. Ленин специально отметил оправданность этих мыслей Гегеля, касающихся объяснения истории, подчеркнул их актуальность и для XX в.[27]27
  См.: Ленин В.И. Полн. собр. соч., т. 29, с. 144.


[Закрыть]

Фиксирование тождества причины и действия – необходимый и своеобразный момент познания. Отношение их как бы формализуется, простирается на различные сферы (в частности, широко укореняется в обыденной жизнедеятельности человека). Благодаря процедуре отождествления причины и действия, привычно осуществляемой человеческим познанием, их отношение трактуется как взаимозаменяемое: та вещь, которая в одном случае является причиной, в другом случае может стать действием. Улавливается некоторое безразличие определенного содержания к самому отношению причины – действия. Иными словами, какая-либо порожденная вещь имеет многие определения, и в их числе то определение, что в каком-то отношении она есть причина, а в каком-то – действие. При попытках более глубоко вникнуть в отношение причины и действия неизбежно проходят такой этап, когда упомянутое безразличие и тождество позволяет совершать непрерывное движение от действия к его причине, затем к причине причины и т.д. Такой способ рассуждения Гегель называет бесконечным регрессом от действия к действию или регрессом от причины к причине ³⁰. Как и на других стадиях «Науки логики», в дурной бесконечности причины и действия Гегель вскрывает внутреннюю диалектику, заставляющую преодолевать монотонность, неисчерпаемость, а потому неплодотворность отсылок от причины к причине. Переход на более высокий уровень исследования обозначен категорией «взаимодействия». А к ней ведет последняя ступенька причинного отношения – «действие и противодействие».

Здесь совершается как бы возврат к старому, т.е. своеобразное возвращение к категории субстанции и выяснение того, что же раскрытие причинных отношений внесло в толкование субстанции. Субстанция как бы распалась на две субстанциальности: субстанцию пассивную и действующую ³¹. Одна из них как бы становится воплощением причинности, другая – как бы воплощением действий.

Чтобы гегелевские рассуждения казались более ясными, будем держать в памяти пример, который имеется в тексте «Науки логики» ³²: рассмотрение удара – «толкающей силы», исходящей от тела А как причины действия тела В. При выделении причинного отношения такого типа необходимо, даже неизбежно понимание «толкающей силы», толкающего тела как некоторой субстанции, от которой исходит активная сила, и тела толкаемого как пассивного восприемника возникшего толчка. Вместе с тем правила такого рассмотрения, его логика сразу приводят и к некоторому «переворачиванию», отождествлению причины и действия: ведь тело, получившее толчок, движется, т.е. как бы берет на себя «активную субстанцию», благодаря чему и оно может сообщить движение телу С – и так до бесконечности. Дурная бесконечность, в свою очередь, порождает попытки найти выход из назревающего кризиса каузальности.

Одно из решений – замкнуть потенциально бесконечную цепь причин и цепь действий на некоторую первопричину, которая как бы воплощает в себе чистую активность. Кстати говоря, даже и тогда высвечивается тот путь, которым уже не может не идти человеческая мысль: апелляция к первопричине (например, в истории науки и философии) говорит о стремлении прервать дурную бесконечность причинного ряда, свидетельствует о начавшемся движении мысли за рамки каузальности, а значит, за рамки субстанциально-акцидентальных отношений. Согласно Гегелю, это и значит, что мысль продвигается к стадии взаимодействия (переходная форма фиксируется при помощи категории «абсолютной субстанции»). На двух-трех последних страницах второй части «Науки логики» дается пролог к новому логическому движению – на этот раз в сфере «понятия».

Мы подходим, таким образом, к третьей крупной ступени, вступаем в третью сферу категориальной диалектики «Науки логики» Гегеля.

2. Учение о понятии: диалектика субъективно-объективного и итоги реализации системного принципа

Третий том «Наука логики» носит название «Субъективная логика, или Учение о понятии», тогда как два первых раздела – о бытии и сущности – охватываются термином «объективная логика». Смысл разделения логики на субъективную и объективную более понятен после рассмотрения специфических определений всей сферы понятия. Но уже в небольшом предисловии к третьему тому (1816) Гегель так определил различие между двумя частями логики: объективная имеет отношения «к более широким логическим предметам», тогда как субъективная больше повернута к традиционным формально-логическим разработкам с целью «возжечь живое понятие в таком мертвом материале» ³³. Воспользовавшись в учении о понятии вспомогательными для него средствами формальной логики, Гегель тем не менее и эту часть «Науки логики» подчинил диалектико-системной идее. Исходя из такой оценки, которую в целом принимают (спорящие по другим вопросам) логики, мы считаем необходимым продолжить начатый ранее анализ гегелевского текста в свете принципов системности и историзма. Предваряя более подробное рассмотрение категориального движения на стадии понятий, постараемся обобщенно сформулировать принципиально важные особенности третьей крупной сферы логики – с точки зрения действительных проблем содержательной диалектической логики науки, которые были здесь поставлены и исследованы.

«Понятие» в целом определяется прежде всего как целостная сфера «субъективной логики», в которой вводится внутреннее подразделение на три основные части: «Субъективность», «Объективность» и «Идея». Гегель в этих трех подрубриках по существу имеет в виду и логически осмысливает особый этап развития научной теории, когда она специфическим для научного познания образом приводит в единство «субъективное» и «объективное». В истории науки – классической и современной – мы находим немало примеров, помогающих понять неизбежность и особенность такой стадии, а также ее специфику, привносимую каждой особой исторической эпохой развития человеческого познания (таким примером является формулирование принципа дополнительности в квантовой механике). Сказанное не означает, что на стадии бытия и сущности исследование не устанавливает и не предполагает, хотя бы имплицитно, особое соотношение объективного и субъективного. Но «стадия понятия» – это уровень развития науки, когда ставится задача специального метатеоретического и метасистемного рассмотрения данного соотношения, причем обязательно на материале данной науки и имманентным для нее способом. В логике Гегель обозначает такой этап термином «понятие», справедливо полагая, что глубокое установление наукой специфического для ее предмета соотношения субъективного и объективного предполагает прохождение целого ряда логически необходимых, связываемых в единую систему ступенек познания.

Специфику новой стадии Гегель опять-таки проясняет благодаря выявлению отношений к уже пройденным логикой этапам. Проблема понятия расшифровывается Гегелем через определение особого соотношения бытия и сущности. И на прежних стадиях бытие и сущность соотносились друг с другом. Но только теперь бьет час, когда они обретают подлинное единство. «Понятие, согласно рассмотренному выше, есть единство бытия и сущности. Сущность – первое отрицание бытия, которое вследствие этого стало видимостью: понятие – второе отрицание, или отрицание этого отрицания; следовательно, понятие есть восстановленное бытие, но восстановленное как его бесконечное опосредствование и отрицательность внутри самого себя» ³⁴. Надо отметить, отрицание отрицания – общий диалектический принцип, закон, связывающий и три основные сферы «Науки логики». Третья крупная ступень логики соответствует последнему логическому отрицанию. В то же время имеется в виду исторический этап развития какой-либо научной системы, когда уже приведены в системную связь бытийственные (качественно-количественные) определенности, когда выведены законы явления и «порождены» новые предметные сферы, как бы кристаллизующие в себе, делающие явленными эти законы. После этого реально встает новая общая системная задача: познанные законы должны быть отнесены к «самому» бытию, вычлененному и познаваемому наукой; на «очную ставку» с найденными законами должны быть выведены многообразные знания, которые возникли до данной теории или наряду с ней.

В Марксовом политэкономическом анализе стадия понятия как целого соответствует третьей и четвертой частям «Капитала»: в них приводятся в соответствие «чистые» структуры теории и подробно воспроизведенный – под эгидой законов – мир особых проявлений капитализма. «Бытие» капиталистической системы (как особый пласт теории) и «сущность» (как открытые теорией законы) приводятся в органическое единство, благодаря которому «само бытие», т.е. внутренне противоречивая, даже превратная реальность капиталистической экономики получает объяснение в теории. Далее дается «сущностный» анализ истории политической экономии («Теории прибавочной стоимости»), который становится важнейшей стороной и завершением системного исследования.

Специфика достигнутой теперь ступени теоретического познания далее конкретизированы у Гегеля также и благодаря тому, что вскрываются отличия фиксирующих ее категорий от категориальных определений сфер бытия и сущности, хотя последние то и дело упоминаются в сфере понятия. Автор «Науки логики» показывает читателю, что познание на стадиях бытия и сущности поднялось весьма высоко, однако еще не достигла завершенности задуманная система науки. Теперь всем этим понятиям, категориям суждено влиться в новую теоретическую рамку, где имеет место новый тип отношения категорий. Если на стадии сущности выявление противоположности, а затем противоречивого соотношения двух категорий было способом продвижения к каждой следующей ступени, то в сфере понятия имеет место иной способ объединения категорий: Гегель сразу дает в неразрывном единстве три категории. Он старается прояснить специфику категориальных отношений уже на первых ступеньках движения «субъективности».

Так, категория «понятие» представлена в троичном соотношении: «всеобщее понятие», «особенное понятие», «единичное». Всеобщее – особенное – единичное и есть общая «троичная» категориальная рамка нового системного движения, которое уже на первой стадии, как это принято во всем сочинении Гегеля, получает своеобразное металогическое и метасистемное определение. Всеобщность, особенность и единичность сначала предстают как ипостаси понятия, но последнее, согласно Гегелю, по самой своей природе принадлежит к сфере всеобщего. Поэтому ключевым для всей сферы становится выявление смысла категории «всеобщее». Это опять-таки делается через «возврат к якобы старому» – через конкретное сопоставление всеобщности понятия с прежними сферами.

Бытие – сфера, где изучаемая наукой реальность представала еще в ее «чистой» непосредственности, простоте; определяемая в силу этого только через отношение к иному, сфера бытия характеризовалась становлением. «Понятие» обозначает сферу, которая поначалу тоже является в ее «простоте», «абсолютном тождестве с самим собой». Но отличие новой ступени в том, что на ней определения иначе, чем в сфере бытия, соотносятся с целым. На стадии бытия, например, определение исчезло в ином (качество – в количестве, оба они – в мере). «Напротив, всеобщее даже когда оно придает себе какое-то определение, остается в нем тем же, чтó оно есть» ³⁵. Всеобщее, разъясняет Гегель, не вовлекается в процесс становления, обладая способностью «сохранять себя неизменным и бессмертным» ³⁶. Если в сфере сущности благодаря рефлективному характеру определений сущность давала о себе знать в некотором ином, которое было не сущностью самой по себе, а ее «свечением» (причем формально внешнее действование «иного» обладало определенной самостоятельностью), то тождество определений понятия с понятием как всеобщим имеет другой характер: это полное, абсолютное тождество.

В тексте «Науки логики», а также в «Энциклопедии…» Гегель дал ряд пояснений, помогающих понять реальные проблемы, к решению которых теперь выходит систематическое научное познание. Данная ступень имеет своей исторической предпосылкой, во-первых, все познавательные усилия человечества, направленные на освоение родовых единств, а во-вторых, освоение самого понятия всеобщего, которое, согласно глубокой мысли Гегеля, есть достижение, возможное лишь на довольно позднем этапе в развитии человеческого общества и человеческого познания ³⁷. Поэтому многие гегелевские разъяснения относительно специфики понятия, которые нередко изображаются идеалистическими, мистическими или по крайней мере считаются весьма туманными, на самом деле могут предстать глубокими и ясными, если не упускать из виду действительный предмет анализа.

В самом деле, каков характер родовых единств, «общностей» и «всеобщностей», таких, как понятие цвета, растения, животного, жизни, духа и т.д.? Гегель справедливо подчеркивает, что даже в обыденном познании родовых единств имеется в виду некоторое тождество, которое богато различено внутри себя, – и всеобщность, ухватываемая мыслью, объемлет действительные связи весьма широкого диапазона. Научное познание, когда оно выходит к освоению своего предмета как некоторой родовой «всеобщности», в конце концов движется к ее более глубокому пониманию. Но на каждом историческом этапе развития науки при познании всеобщего как такового приходится преодолевать немалые трудности, связанные с необычностью «существования» и «проявления» всеобщего.

Трудность прежде всего заключается в том, что такие общности и всеобщности непосредственно, вещественно-предметно не существуют. Мышление, открывающее связи родового типа – это, по существу, смелое и свободное «парение» духа, свидетельство созидающего, творческого характера мышления, чем Гегель пользуется и в идеалистических целях. Однако предпосылкой идеалистических мистификаций являются глубочайшие прозрения относительно специфического характера целокупностей, теперь изучаемых научной мыслью. Ведь выявляемая здесь родовая всеобщность, в самом деле, не есть нечто существующее наряду с особенным и единичным – она проникает их, так что родовое единство немыслимо вне богатейшего разнообразия и конкретности форм, как бы охватываемых всеобщим.

Итак, Гегель имеет в виду исторические этапы и логические стадии в развитии наук, когда те – после проведения исследований на качественно-количественном уровне, после установления причинно-следственных отношений и т.д. – переходят к высшей рефлексии: предметом мысли являются такие целостности, а вместе с тем такие понятия, как жизнь, физическая реальность, законы природы, сознание как таковое, дух и т.д. Каждая из анализируемых родовых «всеобщностей», целокупностей в свою очередь содержит видовые целокупности. Гегель правильно обнаруживает эту «внутреннюю наполненность» всеобщей целокупности «подчиненными» ей, имеющими обособленные и индивидуализированные формы «существования» целокупностями, но он и мистифицирует ее, изображая понятие субстанциальным, творческим духовным первоначалом, непосредственно онтологизируя его ³⁸. Теоретическое познание, руководствующееся принципом системности, должно эксплицировать и пройти этапы системного анализа всеобщего целенаправленно и последовательно. Поскольку некоторые понятия рассматриваются как воплощения, носители всеобщего, постольку размышления над их природой – конечно, движущиеся по ступеням и подчиняющиеся системному же принципу имманентного «самопорождения» категорий – становятся способом дальнейшего развертывания логических определений.

Зная структуру гегелевской системы, мы можем предсказать, что отправной точкой исследования проблемы всеобщности понятия станет выявление специфики его «бытийственных» определенностей. Здесь логика Гегеля вплотную подводит к вопросу, трудности разрешения которого исстари служили питательной почвой идеализма. Этот вопрос: как «существует», «бытийствует» всеобщее? Гегелевский ответ на него – прежде всего утверждение неразрывной связи всеобщего с особенным и единичным. Родовая всеобщность не «бытийствует» и не фиксируется иначе, как через ее особенные и единичные «спецификации». Связь всеобщего с особенным портиворечива. Особенное – форма проявления всеобщего, которая изменчива. Но благодаря смене форм особенного «сохраняется» всеобщее. Так, исторические формы человеческого существования, виды человеческих существ изменялись и отличались друг от друга, но именно через них сохранялось постоянное «бытийствование» человеческого рода. А оно первооснова и почва всеобщности, заключенной в понятии «человек».

Гегель поясняет, что на уровне особенного всеобщее понятие как бы «отодвигает себя в сторону», но в то же время дает особенному сообщить первую определенность всеобщему. То, что разъяснено на примере родового понятия «человек», может быть выражено в более общих логических формулах – что чаще всего и делает Гегель, говоря о понятии самого понятия. Как понятие понятия способно принять «объективированную» форму особенного, как «сообщает» оно себе специфическое «наличное бытие»? Ответы на такие вопросы давно давались формальной логикой и философией: ими фиксировались формы непосредственно, так сказать, внешнего вступления в мир обобщающей мысли и ее результата, т.е. понятия. Такими формами были признаны суждения и умозаключения.

Подразделы о суждении и умозаключении выполнены в «Науке логики» весьма детально. Мы воспользуемся тем, что учения о суждении и умозаключении (а это второй и третий подразделы учения о субъективности, образующие переход к учению об «объективности» – объективности субъективного, понятия) построены по единой схеме. Поэтому кратко остановимся на принципиальном логико-системном, диалектическом значении обеих форм и покажем, какова их роль в создании целостной системной конструкции субъективной логики.

Итак, сначала суждение, а потом умозаключение используются как внешние формы «данности» понятия (и понятия понятия, т.е. понятия как всеобщего). Через суждение – и только через него – понятие получает «наличное бытие»; благодаря же умозаключению еще спрятанные в суждении связи всеобщего – особенного – единичного обретает свою бытийственную объективацию. Как раз здесь Гегель избирает формально-логическую рамку и детально ее использует как уже готовую парадигму движения. Необходимо, однако, иметь в виду, что гегелевские раскладки в данных подразделах уже связаны не с формальным, а с содержательным толкованием суждения и умозаключения. Во имя наполнения данных форм логической содержательностью Гегель прежде всего обосновывает мысль об изоморфности данных логических форм и общих форм бытия окружающего мира. Эта сторона дела фиксируется в гегелевских формулировках типа: «Все вещи суть умозаключения, нечто всеобщее, связанное через особенность с единичностью; но, конечно, они не целое, состоящее из трех предложений» ³⁹. В.И. Ленин особо подчеркнул ценность гегелевского «приведения» логических фигур к «самым обычным отношениям вещей»[28]28
  Ленин В.И. Полн. собр. соч., т. 29, с. 159.


[Закрыть]. Поскольку в литературе достаточно подробно раскрываются как сильные стороны, так и идеалистические ограниченности данного аспекта учения о понятии ⁴⁰, мы не будем на нем останавливаться. Нас будет интересовать вопрос о том, каким замыслам и проблемным целям системно построенной науки логики как логики науки отвечают стадии суждения и умозаключения.

Речь, по существу, идет о метатеоретическом анализе ряда ранее добытых системной научной теорией результатов, причем именно таких, в которых уже воплощены знания о законах явлений данной области, осуществлено рефлективное соотнесение категориальных характеристик знания. Теперь теория сопоставляется с «самим бытием» (и с другими эмпирическими и теоретическими знаниями), причем первоначальные этапы движения на новой стадии – это, так сказать, новая перегруппировка знаний, новая компоновка понятий, новая рефлексия по поводу положений теории. Например, если применительно к проблеме бытия на первых стадиях построения научной системы в общем и целом устанавливалась специфика бытийственного среза, изучаемого данной наукой, то на стадии понятия осуществляется новая рефлексия такого рода: в какой мере бытийственные высказывания теории, проведенные через стадию сущности, т.е. причинности и закона, фиксируют всеобщее, родовое, необходимое для данной науки. За «строительными лесами» формально-логической формы суждения и умозаключения Гегель помещает глубинные мыслительные структуры – их формируют обыденное познание или научный анализ. Выход «к самой вещи», к действительно присущей ей всеобщности – своего рода восхождение. Одну за другой познание проходит три ступени.

Первую мы уже знаем – это понятие как таковое, т.е. принципиальное определение связи всеобщего, особенного, единичного – бытийственных ее аспектов. Смысл второй ступени, ступени суждения, Гегель видит в поднятом на новый рефлективный уровень «расщеплении», перворазделении (отсюда Ur-Teil) понятия на всеобщее, особенное и единичное. Это, как считает Гегель, имеет место и в обычном суждении, и в суждении какой-либо науки о ее внешне фиксируемых или, что теперь становится важным, всеобщих и необходимых отношениях. Все суждения такого рода имеют какую-либо общую внешнюю форму. (Гегель берет из формальной логики классификации суждений: «суждения наличного бытия», суждения рефлексии и суждения необходимости, с соответствующими тройственными подрубриками в каждой из рубрик – схема движения форм, которая потом повторяется и на стадии умозаключения.)

Но главное, за общей внешней формой скрывается закрепленная – конечно, в ходе исторического процесса – мыслительная структура, теперь интересующая Гегеля: «перенесение» отношений между единичным, особенным и всеобщим, зафиксированных мыслью, на объективные отношения тех действительных совокупностей, о которых идет речь. Поясним эту общую логическую форму данной стадии мыслительного процесса – мы считаем ее ключевой для понимания системной роли ступеней суждения и умозаключения.

Разделение суждений Гегель в общем и целом осуществляет по формально-логическим канонам. «Суждения наличного бытия», или качественные суждения (разделяемые на положительные, отрицательные и бесконечные), иллюстрируются на примерах: «роза красна» или «роза не красна» ⁴¹. Даже на примере таких простейших суждений, полагает Гегель, можно раскрыть понятийные отношения, которые важны теперь для логики (хотя для обыденного сознания они могут быть скрытыми, несущественными). В обыденном познании и в познании научном всякое суждение о наличном бытии уже фиксирует существенное отношение, кото рое выражается связкой «есть». Это одновременно разделение, «перво-расчленение» единичного и всеобщего, единичного и особенного, но также и выстраивание внутренних связей между ними. При интерпретации таких связей, считает Гегель, формальная логика делает ошибку: формально истолковывая суждения, она намеренно отвлекается от вопроса о том, правильно или неправильно какому-либо субъекту суждения S приписывается некоторый предикат P, так же как и от того, выражает ли предикат действительно существенное свойство данного логического субъекта.

Иными словами, формальную логику интересует только форма суждения – S есть P, например, суждения «роза красна» и вовсе не интересует, действительно ли красна роза, о которой в данном суждении фактически ведется речь, и существенно ли для «субъектов» этой общности (розы) свойство быть красными.

Гегель полагает, что в интерпретациях формальной логики упускается из виду самое существенное в суждении – то содержательное, без чего не могла бы сложиться, не могла бы применяться и сама логическая форма. Например, в суждениях наличного бытия вся соль в том, что в нем явно или неявно фигурирует связка «есть», причем коренная функция таких суждений – приписывать единичному действительно присущие ему, а следовательно, существенные для него всеобщие понятийные определения. Вот почему в суждении даже о самих простейших вещах всегда имплицитно содержатся коренные для «обсуждаемого» предмета определенности, человеческое мышление, наученное длительной исторической практикой, умеет, если потребуется, развернуть нужные для него данности, заключенные в суждении. Но во всяком случае проверяемые на «действительную истинность» суждения (а потом и умозаключения) являются простейшими носителями связи единичного и всеобщего, единичного и особенного, особенного и единичного. Назначение системного этапа, охватываемого категорией «понятие», – дать полностью раскрыться этому диалектическому содержанию.

Гегель далее рассуждает так: когда я говорю, что роза есть красная, золото есть металл, картина есть прекрасная (неявная связка «есть» везде превращена в явную), то это уже «не я» приписываю субъекту суждения определенное свойство. Но если «не я» это делаю, то откуда проистекает возможность приписывания предиката (свойства) субъекту? Гегель в общей форме пытается ответить на этот вопрос. Наиболее часты в тексте утверждения, согласно которым независящей от «я» предпосылкой суждения является действительная присущность реальному предмету каких-либо общих и всеобщих свойств. Суждение «роза красна» функционирует лишь постольку, поскольку эта роза в самом деле красна и поскольку реально существуют красные розы.

И это верно. Однако в интересное, глубокое раскрытие соответствия бытия и мышления вклинивается онтологический буквализм. Тогда определенные стадии развития мысли Гегель стремится непосредственно, полностью отождествить с самим действительным развитием, что ведет к идеалистическим мистификациям, причем порой довольно комичным. «Понятие, – пишет Гегель в „Энциклопедии…“, – правда, в себе уже есть особенное, но в понятии как таковом особенное еще не положено, а находится в прозрачном единстве со всеобщим. Так, например, зародыш растения, как мы раньше (§ 160, прибавление) заметили, уже, правда, содержит в себе особенное корня, ветвей, листьев и т.д., но это особенное, однако, существует пока лишь в себе и полагается лишь тогда, когда зародыш раскрывается, что должно рассматриваться как суждение о растении[29]29
  В новом издании «Энциклопедии философских наук» (М., 1974) гегелевское выражение «суждение растения» исправлено на «суждение о растении». С этим нельзя согласиться: Гегель здесь именно онтологизирует форму суждения, приписывая ее – не без мистификации – самому растению.


[Закрыть]. Этот пример может служить также и для того, чтобы сделать для нас ясным, что ни понятие, ни суждение не находятся только в нашей голове и не образуются лишь нами. Понятие есть то, что живет в самих вещах, то, благодаря чему они суть то, что они суть, и понять предмет означает, следовательно, осознать его понятие» ⁴².

Такие высказывания, пожалуй, и делают наиболее наглядными проблемные истоки гегелевского идеализма и онтологизма.

Несомненно, Гегель справедливо исходит из определенного соответствия содержания научного познания самых «высоких» системных стадий и объективных законов («всеобщностей») тех областей, сфер, вещей и явлений действительности, исследование которых осуществляет наука. Обыденное познание, обычное суждение – в чем Гегель также прав – опирается на то, что в мысли фиксируются действительные, независимо от сознания сложившиеся отношения. Всякое разделение всеобщего, особенного и единичного, так же как и «воссоединение» их единства в человеческой мысли, опирается на некоторые сложившиеся вне мысли отношения рода, вида, индивида. Верно – и это теперь должно быть специально подчеркнуто, – что развитие мысли, особенно если оно строится по диалектическому системному принципу, должно воспроизводить наиболее существенные стадии развития самой изучаемой области, ее предметных целостностей. Однако Гегель ведь говорит нечто большее: все развитие есть раскрытие некоторого «предсуществования» понятия. Зародыш растения – понятие «в себе», раскрывающееся, распускающееся растение – «суждение растения».

Это можно было бы счесть за нестрогую игру образами и категориальными понятиями, когда бы Гегель не проделывал идеалистические мистификации намеренно и последовательно.

Характерно, что непосредственная онтологизация идеального, абсолютный идеализм глубоко противоречат развертыванию определений системной научной мысли, осуществляемому в «Науке логики». Ведь любая стадия научного познания, большая и малая, – проявление творческой природы человеческого мышления. Все движение в целом означает приближение человеческого познания к закономерностям объективного мира. Но ничем не доказывается полное, «абсолютное» тождество системной диалектической мысли и действительности. Их превращение в тождество вносит в гегелевскую логику идеализм, онтологизм, мистику. Кроме того, имеет место теологизм и телеологизм: поскольку связка суждения выявляет некоторое «внесубъективное» тождество, то истоком и гарантом тождества бытия и мышления для Гегеля оказывается божественная духовная сущность. Но если для философии в целом идея «предсуществования» понятия означала возможность идеалистических, логицистских мистификаций (в «Науке логики» их еще сравнительно мало, а в «Энциклопедии…» они становятся лейтмотивом), то для логики она служила опорой при реализации содержательного диалектического подхода к интерпретации логических форм. В подразделе «Суждение» виды суждений, взятые в их традиционной классификации, предстали вместе с тем как формы последовательного (системного) движения мысли. Гегель показал, что суждения наличного бытия позволяют диалектике исследовать специфику бытия всеобщего; суждения необходимости, или рефлексии, дают знания об объективно необходимых всеобщих связях предмета исследования и, так сказать, о степени заключенной в таком знании необходимости; из «суждений понятия» извлекаются знания о принципиальном значении некоторых утверждений обыденного знания и науки для «самой» всеобщности исследуемой сферы.