Текст книги "Путь Гегеля к «Науке логики» (Формирование принципов системности и историзма)"

Автор книги: Неля Мотрошилова

сообщить о нарушении

Текущая страница: 1 (всего у книги 29 страниц)

Н.В. Мотрошилова.
ПУТЬ ГЕГЕЛЯ К «НАУКЕ ЛОГИКИ»
(Формирование принципов системности и историзма)

Ответственный редактор доктор философских наук Б.Т. Григорьян

Рецензенты В.А. Лекторский, В.С. Нерсесянц

© Издательство «Наука», 1984 г.

Введение

В этой книге исследуется идейное развитие Гегеля, начиная с юношеских лет и кончая Нюрнбергским периодом (1808 – 1816 гг.), с его кульминационным пунктом – «Наукой логики». Проблемный фокус исследования – зарождение новаторских гегелевских идей системности и историзма, постепенно перерастающих в сложный теоретический комплекс с целым спектром разнообразных подходов и аспектов, а в «Науке логики» выступающих уже в виде подробно обосновываемых, применяемых в единстве друг с другом теоретико-методологических принципов философии. Становление принципов системности и историзма мы стремились соотнести с формированием Гегеля как философа, как творческой личности и одновременно с идейными процессами, происходившими в философском сообществе Германии конца XVIII – первых десятилетий XIX в. Замысел предлагаемого исследования стимулирован как достижениями отечественного и мирового гегелеведения, так и нерешенными проблемами, трудностями, загадками, которых в понимании жизни и творчества Гегеля осталось еще немало.

Сначала о проблеме системы и системности. По крайней мере один из ее аспектов является традиционным для гегелеведения и наиболее основательно изученным. Речь идет о структуре, внутренних взаимосвязях системы философских дисциплин, которая была уверенно и в сравнительно короткий срок создана Гегелем после написания «Науки логики» и на ее основе. Благодаря работам К. Маркса, Ф. Энгельса, В.И. Ленина предметом специального анализа стало противоречие между стремлением Гегеля создать всеохватывающую, законченную философскую систему и диалектическим методом с его принципом непрекращающегося развития. Эта тенденция классического марксистского историко-философского исследования нашла продолжение в ряде работ, написанных философами нашей страны. Если иметь в виду только посвященные философии Гегеля книги, где эта тема была объектом специального изучения, то прежде всего надо назвать работу К.С. Бакрадзе «Система и метод философии Гегеля» (Тбилиси, 1958) – одно из лучших в мировой литературе исследований, не утратившее актуальности и в наши дни. Проблема системности рассматривалась в монографии М.Ф. Овсянникова «Философия Гегеля» (М., 1959), также сыгравшей значительную роль в восстановлении в нашей стране исследовательского подхода к интерпретации философии Гегеля. Из работ марксистов других стран надо назвать двухтомное исследование румынского философа К.И. Гулиана «Метод и система Гегеля».

К 60 – 70-м годам относится новое пробуждение интереса к рассмотрению проблемы системности в философии Гегеля, что было в определенной степени связано с широким развитием системных исследований в их современной форме. Правда, это была связь противоречивая. Так, западные специалисты по современному системному анализу – в тех редких случаях, когда они обращались к истории философии, – по большей части оценивали гегелевские системные идеи как развенчанные временем. Характерно, что представление о системных разработках Гегеля нередко черпалось «системниками» не из сколько-нибудь основательного знакомства с произведениями самого Гегеля или с добротными книгами историков философии, но из популярных переложений. Советские же специалисты по системному анализу (И.В. Блауберг, А.И. Ракитов, В.Н. Садовский, Э.Г. Юдин), справедливо подчеркивая существенные различия между гегелевским подходом и современными системными исследованиями, одновременно отмечали, что при построении учения о системах, принимающего во внимание диалектические и содержательные аспекты, необходимо будет обратиться также и к достижениям Гегеля. Правда, сколько-нибудь подробных изысканий такого рода в русле современных исследований систем предпринято не было. И все же системные исследования в их современной форме оказались в числе причин, побудивших специалистов по диалектике углубить и обновить анализ проблемы системности у Гегеля. Необходимо указать на работы Б.М. Кедрова, Л.К. Науменко, А.П. Огурцова, З.М. Оруждева, Г.X. Шингарова, М. Бура (ГДР), И. Зелены (ЧССР). Особое значение для преодоления недооценки системной работы Гегеля имела книга В.П. Кузьмина «Принцип системности в теории и методологии К. Маркса» (1976, второе издание – 1980). При исследовании отношения Маркса к предшествующей философии В.П. Кузьмин выдвинул на первый план некоторые позитивные аспекты системной концепции Гегеля.

В 60 – 70-х годах в западном гегелеведении также усилился интерес к проблеме системности. В 1975 г. в Штутгарте состоялся конгресс Международного гегелевского объединения, материалы которого были опубликованы в толстом томе, уже название которого показывает направленность и подчеркивает актуальность развернувшихся дискуссий: «Возможна ли систематическая философия?» (Ist systematische Philosophie möglich? Stuttgart, 1977). Центральный тезис ряда западных авторов (отчетливо выраженный Г.Г. Гадамером, Д. Хенрихом, X. Вагнером и др.) можно свести к следующему: хотя сама по себе система Гегеля принадлежит прошлому, ценно стремление великого мыслителя поставить перед философией широкие мировоззренческие задачи, придать философским дисциплинам целостность, единство обоснования, охватить философским объяснением животрепещущие проблемы, волнующие человечество. Это убеждение в возможности и необходимости современной системной философии было противопоставлено «философскому партикуляризму» – отказу от целостного философского мировоззрения, смело вторгающегося в объяснение проблем теории и практики. Подобная тенденция в развитии западного гегелеведения, несомненно, является перспективной. К числу достижений мирового гегелеведения в 70-х годах можно отнести то, что много основательнее, чем прежде, были изучены процессы становления системных идей Гегеля, и особенно их развитие в йенский период, чему способствовала новая издательско-текстологическая работа. (Более подробно новейшее западное гегелеведение будет оцениваться нами при анализе различных периодов развития Гегеля.)

И все же в специальном исследовании философии Гегеля в свете системной проблематики, не говоря о ее непрофессиональном толковании, имеются серьезные пробелы, недоразумения, предрассудки. Что главное, гегелевские системные идеи нередко обедняются, сводятся лишь к вопросу о членении философской системы на соответствующие дисциплины и об их иерархии. Между тем философия Гегеля отличается богатством подходов к системной проблематике, разнообразием ее аспектов, не утративших актуальности и сегодня. Доказательство и раскрытие этой мысли – цель и содержание нашей книги. Молодого Гегеля интересует, например, актуальный и ныне вопрос о связи между системами социальной действительности и системами мысли. Сначала предметом социально-критического размышления становится особый оттенок этого вопроса – взаимодействие между системами деспотизма и догматическими системами идей. Затем Гегель разбирает еще один существенный аспект проблемы, уже в связи с начавшейся позитивной работой над созданием оригинальной системы: молодой философ стремится уяснить влияние общества отчуждения на процесс формирования новаторских философских систем. Не станем предвосхищать последующий анализ. Отметим только, что вплоть до создания «Науки логики» Гегель вел творческий поиск по широкому фронту: он размышлял над вопросом о социально-исторических предпосылках, воздействующих на процесс создания систем философии; стремился найти критерии, отличающие «неподлинные» системы мысли от «подлинных»; искал наиболее пригодное теоретико-методологическое основание философской системы – соответственно основополагающую для системы философскую дисциплину; выстраивал первые проекты системы то на фундаменте социально-политической проблематики, то на фундаменте феноменологии.

Для самого Гегеля эти сложные поиски завершились тем, что философ вступил на путь логицизма. Создание «Науки логики» было свидетельством решительного поворота к логике как основанию системы, т.е. четкого выбора из ранее опробованных «парадигм». Но оставленное позади вовсе не потеряло смысл ни для Гегеля, ни для послегегелевской истории философии. Иные, отличные от логицизма, пути и способы построения философской системы, опробованные Гегелем, не закрыты и будут, несомненно, вызывать новый и новый интерес со стороны современной мысли.

«Наука логики» вместе с тем является непосредственным продолжением и итогом предшествующего идейного развития Гегеля, что особенно ясно видно на примере системного принципа философии, который в этом выдающемся гегелевском произведении развертывается в целую концепцию философской системности, причем и принцип, и концепция применяются для построения найденного теперь теоретико-методологического фундамента системы, диалектико-логического учения о категориях. Системный принцип Гегеля характеризуется следующими особенностями: 1) убеждением в необходимости системного построения подлинной науки; 2) сопряжением идеи системности с особыми задачами философии как абстрактного теоретического размышления; 3) соединением системного исследования с логическим, в свою очередь нацеленным на содержательные задачи; 4) фокусированием системного принципа на проблемах диалектики (диалектической логики). Создание этого принципа – своего рода диалектико-логической, содержательной парадигмы – и развертывание его в теоретическую системную концепцию логики были великим новаторским достижением Гегеля, благодаря которому дальнейшее формирование системы философских дисциплин стало своего рода прикладной задачей. И с проблемой применения своей системной парадигмы Гегель, по нашему глубокому убеждению, справился куда менее успешно, чем с задачей открытия и обоснования самого системного принципа. Но это уже вопрос, выходящий за пределы настоящего исследования – он касается «второго», зрелого Гегеля, тогда как книга посвящена «первому» Гегелю, философу, вовлеченному в трудный процесс поиска и становления.

Процесс обретения системного принципа и системной теории – это одновременно и история превращения Гегеля в великого философа, замечательного диалектика. В данной книге, таким образом, привлечено внимание к тем аспектам системной теории Гегеля, которые не только во многом согласуются с диалектическим методом, но являются одной из важнейших сторон конкретной, скрупулезной разработки великим мыслителем системно-диалектических форм, структур, приемов человеческой мысли. В книге будет в то же время показано, с какими противоречиями был у Гегеля связан этот плодотворный содержательно-диалектический системный поиск и какие действительные проблемные трудности стояли за идеалистическими издержками гегелевских рассуждений. Ведь формирование Гегелем собственной системы, поиски ее основополагающих критериев были неразрывно связаны также и с изменяющимся толкованием «духа», которое все более отклонялось от кантовско-фихтевско-шеллинговского вариантов и все более наполнялось логицистским объективно-идеалистическим содержанием.

Работе Гегеля в области системной проблематики, обретению и применению на почве логики системного принципа сопутствовало развитие другой фундаментальной идеи гегелевской философии, идеи историзма. В отличие от западной литературы советское историко-философское исследование, в частности гегелеведческое, всегда было внимательно к проблеме историзма. Прежде всего здесь надо назвать работу В.Ф. Асмуса «Маркс и буржуазный историзм» (в кн.: Асмус В.Ф. Избранные философские труды. М., 1971, т. 2, с. 207 – 413) – со специальным анализом достижений, ограниченностей и противоречий гегелевской философии истории. В разъяснении связи логического и исторического, абстрактного и конкретного (в том числе исторически конкретного) в философии Гегеля особую роль сыграли работы Э.В. Ильенкова, а в понимании специфики историзма, преломляющегося через толкование Гегелем нравственных проблем, – произведения О.Г. Дробницкого. Необходимо подчеркнуть значение творческого марксистского освоения гегелевского философского наследия, предпринятого в специальных монографиях о Гегеле, написанных философами А.И. Володиным, А.В. Гулыгой, М.А. Кисселем, В.А. Малининым, М.К. Мамардашвили, В.А. Погосяном, И. Тевзадзе, В.И. Шинкаруком, юристами В.С. Нерсесянцем, A.А. Пиотковским и др.

Автор опирался на историко-философские работы, включающие анализ философии Гегеля, а также на исследования проблем историзма, которые выполнены советскими философами Ж.Н. Абдильдиным, А.С. Богомоловым, П.П. Гайденко, Б.А. Грушиным, Ю.Н. Давыдовым, Д.Н. Ерыгиным, Г.П. Кармышевым, М.А. Кисселем, B.А. Ковалевой, П.В. Копниным, В.П. Кохановским, Т.М. Лебедевой, В.А. Лекторским, Ю.К. Мельвилем, A.А. Митюшиным, И.С. Нарским, Т.И. Ойзерманом, B.М. Рыловниковым, Ж. Сааданбековым, Э.Ю. Соловьевым, Е.П. Ситковским, М.Б. Туровским, Б.С. Чернышевым и др.

И все же процесс становления гегелевского историзма и его специфика мало изучены и в отечественном и в мировом гегелеведении. В нашей книге применительно к проблеме историзма ставятся две основные задачи: во-первых, уточнить вопрос о становлении, истоках, специфике истористских идей Гегеля, о путях их превращения в принцип историзма; во-вторых, показать, что в идейном развитии философа системные идеи и идеи истористские постоянно сплетались в единство, которое на каждом из этапов, в каждом из произведений отличалось своеобразием.

Сделаем предварительные уточнения, касающиеся принципа историзма. Гегелевский принцип историзма, по нашему мнению, имеет следующие особенности: 1) утверждается исходный тезис, согласно которому особое рассмотрение истории является одной из фундаментальных проблем философии, а историческое измерение – одним из важнейших признаков диалектического мышления философа; 2) применительно к философии вообще и к разнообразию объектов философской работы так или иначе осмысливаются методологические особенности «включения» истории; 3) обосновывается связь между историзмом как методологическим принципом и философией истории.

Этот принцип, подобно системному принципу, в развитой форме появляется в философии Гегеля не сразу; он рождается в итоге длительного и глубокого размышления об исторических измерениях философского познания. В «Феноменологии духа» идеи складываются уже в некоторую концепцию, а в «Науке логики» перерастают в глубоко продуманный, хотя еще не окончательно обоснованный и не полностью развернутый принцип. Собственно о принципе историзма в единстве двух первых аспектов можно говорить лишь применительно к «Науке логики», причем и в данном произведении есть немало осложняющих дело противоречий. Что же касается более ранних гегелевских сочинений, то для них скорее характерен первый аспект – четкое сознание необходимости исторического подхода (это тоже существенный момент, оригинальный по отношению к предшествующей мысли). Переход к третьему аспекту – связывание принципа историзма с философией истории – относится к более позднему периоду гегелевского развития и поэтому специально в нашей книге не рассматривается. Но и первые «истористские пробы» Гегеля весьма интересны, в частности в том аспекте, в каком они анализируются в книге – в единстве с системными идеями.

Напомним еще об одной особенности предпринимаемого в этой книге исследования. Всякий раз, когда осуществлялся переход от исследования одной исторической стадии эволюции гегелевской мысли к изучению другой, мы считали необходимым хотя бы кратко обратиться к питающим философское познание действительным социально-историческим, жизненным истокам. Их исследование во всей полноте, внутренней иерархии не входило в нашу задачу. Исторический материал, характеризующий гегелевскую эпоху, мы считали целесообразным «просмотреть», пользуясь двумя «призмами», через которые макросреда – жизнь общества, развитие истории – обычно и преломляется. И только в преломленном виде она оказывает то или иное влияние на философскую мысль.

Первая «призма» – конкретная социальная микросреда, называемая в книге «философским сообществом» и рассматриваемая в ее ипостасях официального и неофициального сообщества. Различное отношение к этим (конечно, не оторванным друг от друга) сообществам повлияло на становление ценностей и идей, исповедуемых молодым Гегелем. Все большее сближение мыслителя с официальным философским сообществом – как и движение последнего навстречу Гегелю, слава которого в своем государстве и за его пределами растет, – обстоятельство, существенное для понимания путей развития позднего Гегеля. Правда, это сближение происходит уже после опубликования «Науки логики», рассмотрением которой заканчивается наша книга. Одним из факторов, способствовавших формированию системного принципа и принципа историзма в их гегелевском варианте, были глубокие, новаторские философские разработки, которые осуществляли представители неофициального философского сообщества, и не менее глубокие размежевания, которые происходили сначала между ними и официальными философами, а потом и внутри кружка философов-новаторов.

Другая «призма» – это личностный мир самого мыслителя. Именно через него на философа воздействует историческая эпоха, а также оказывают влияние процессы, происходящие в микросреде интеллектуального, в частности философского, сообщества. Структуры личности – относительно устойчивые и меняющиеся – запечатлеваются как в относительной стабильности, так и в эволюции ценностей, идеалов, которые, в свою очередь, влияют на содержание философских взглядов мыслителя.

Биографические экскурсы, которые мы считали необходимым включить в книгу, имеют своей целью именно прояснение исторического, личностного контекста и специфического контекста философского сообщества в той мере, в какой они влияли на формирование принципов системности и историзма в философии Гегеля. Поскольку имеются сочинения биографического характера (и в их числе у нас книги А.В. Гулыги и В.С. Нерсесянца), мы останавливаемся только на особенно важных для нашей темы и наименее освященных в отечественной литературе сторонах гегелевской жизненной и идейной эволюции. (Аналогичная оговорка может быть сделана по отношению к материалу, касающемуся мыслителей, писателей, поэтов, чьи идеалы, идеи и образы повлияли на формирование Гегеля. Специально анализировать их произведения не представлялось никакой возможности, да это и не всегда было необходимо, так как о Канте, Фихте, Шеллинге, Гёте, Шиллере, Лессинге, Гёльдерлине имеются специальные исследования.)

Особая трудность для нас заключалась в следующем. Остро ощущая необходимость публикации в нашей стране специальной монографической работы по философии Гегеля, мы провели детальное исследование с обстоятельным анализом текстов Гегеля и новейшего западного гегелеведения. Но жесткое (применительно к этой потребности и задаче) ограничение объема книги заставило вынести за ее пределы ряд уже подготовленных разработок, и в частности те, где более подробно рассматривается отношение Гегеля к философии Канта, Фихте, Шеллинга, к творчеству Гёльдерлина.

Пришлось вынести за пределы книги и целостное конкретное исследование современного гегелеведения, ограничившись только проблемами системности и историзма. (Читатель должен, однако, с самого начала учитывать, что текстологическая основа гегелеведческого анализа существенно обогатилась.)

Стремясь провести объективное, но, конечно, не бесстрастное исследование, мы не скрывали своего увлечения им, однако не маскировали и того, что в личности и творчестве Гегеля несовместимо с нашими жизненными установками и предпочтениями.

Приходилось иметь в виду, что в отношении к Гегелю сегодня обнаружились две крайности. Это, с одной стороны, широко распространившийся синдром почти роковой нелюбви к Гегелю, опирающийся на идеи, переживания, которые не всегда имеют прямое отношение к самому Гегелю, и, с другой стороны, засилье юбилейных славословий в адрес Гегеля, безосновательно выдаваемых чуть ли не за «новый гегелевский ренессанс». Парадный стиль в разговорах о Гегеле особенно нетерпим. Ведь гегелевская философия причастна не только к достижениям культуры современного мира, но именно как выдающееся духовное явление – также и к идейным просчетам, потерям современного человечества. Духовные и нравственные поиски нашего времени несовместимы со сведением гегелевской философии к сумме результатов, к непротиворечиво оформленной системе взглядов, якобы проникнутой ясным и «спокойным» историзмом. Напротив, наиболее существенное и интересное в философии Гегеля – это беспокойные творческие искания, а с ними мы сталкиваемся сразу же, как только начинаем исследовать становление гегелевской мысли.