Текст книги "Сборник 'Наше отечество' - Опыт политической истории (Часть 2)"

Автор книги: Автор Неизвестен

сообщить о нарушении

Текущая страница: 25 (всего у книги 46 страниц)

Важным событием на этом пути было освобождение Сталина от довлевшего над ним обвинения в концентрации им в своих руках "необъятной власти" и других недостатках – грубости, капризности, нелояльности, а также пред

ложения об освобождении его от должности Генерального секретаря ЦК партии, содержавшегося в ленинском "Письме к съезду". Сталин неоднократно –в 1923, 1924, 1925, 1926 годах – пытался дезавуировать эти оценки Ленина, подавая в отставку с поста Генсека, каждый раз заведомо зная, что его отставка не будет принята. В 1927 году, на пленуме ЦК, проходившем сразу после XV съезда партии, Сталин вновь попросил освободить его от этой должности или (когда отставка была отвергнута) ликвидировать саму должность генсека. Ему ответил председательствовавший на пленуме А. И. Рыков: "... Институт Генсека и работа тов. Сталина в качестве Генсека оправдана всей жизнью нашей, организационной и политической, как при Ленине (это – явное искажение фактов и смысла ленинского Завещания.– Авт.), так и после смерти тов. Ленина, оправдана на все 100 %." "Поэтому, – заявил Рыков, – никаких аргументов за то, чтобы изменить это положение теперь, по-моему, нет". Последовало единогласное решение (против – один Сталин) сохранить и должность Генсека, и Сталина на этой должности.

Это было то, чего желал Сталин. Вопрос о Завещании Ленина был "исчерпан", работа Сталина на посту Генсека – одобрена не только в настоящем, но и по отношению к прошлому – "при Ленине" "на все 100 %". Горькая ирония судьбы состоит в том, что защиту Сталина и его реабилитацию от ленинских обвинений осуществил именно Рыков, в 1938 году казненный по указанию Сталина.

С этого момента, с декабря 1927 года, Сталин уже не опасался обвинений в невыполнении заветов Ленина и никогда больше не подавал просьб об отставке. Судя по всему, с этого же времени он начинает активно формировать культ своей личности, делая это, однако, осторожно и неторопливо. "Основное психологическое свойство Сталина, – писал хорошо его знавший Ф. Ф. Раскольников, – которое дает ему решительный перевес, как сила делает льва царем пустыни, – это необычайная, сверхчеловеческая сила воли. Он всегда знает, чего хочет, и с неуклонной, неумолимой методичностью постепенно добивается своей цели. "Поскольку власть в моих руках, я -постепеновец", – сказал он однажды мне..."

Культ личности как политическое явление связан с установлением явной или скрытой диктатуры личной власти, "право" на которую проистекает из признания и про

возглашения особых достоинств этого человека (достоинств, которых может и не быть), якобы возносящих его над другими историческими персонажами его времени. Но эта диктатура – лишь вершина пирамиды, в которой на каждой ступени есть свой авторитарный "вождь", осуществляющий всю полноту власти на "вверенной" ему территории или в отрасли экономики. Поскольку все этажи этой пирамиды власти заполняются сверху и ответственны лишь перед вышестоящими лицами и организациями, то всем этим большим и маленьким "вождям" по сути дела безразлична позиция и интересы народа. Поэтому демократические институты и сама демократия свертываются и уничтожаются или приобретают чисто формальный характер, и в стране устанавливается тоталитарный режим.

Важнейшим элементом этой системы в нашей стране стала партия –государство, объединившая в качестве господствующей силы общества партийный и государственный аппарат. На XVIII съезде партии (1939 г.), говоря о кадрах партии, Сталин заявил: "Кадры партии – это командный состав партии, а так как наша партия стоит у власти, – они являются также командным составом руководящих государственных органов". Эти слова, хотя и не было еще в Советской Конституции статьи 6-й, законодательно закрепившей руководящую роль партии в обществе, являлись воплощением сути и смысла командно-административной системы, в центре которой стоял партийный аппарат, который на всех ступенях иерархической лестницы воплощал волю верховного вождя.

Сталинская идея о партии как ордене меченосцев, сформулированная им для себя еще в 1921 году, реализуется в 30-е годы. ВКП (б) фактически милитаризуется, окончательно утрачивая демократические черты. Именно это позволило Сталину в 1937 году, на февральско – мартовском пленуме ЦК ВКП (б) заявить: "В нашей партии имеется 3–4 тысячи руководителей, составляющих ее, партии, генералитет, 30–40 тысяч деятелей среднего звена – офицерство, и 100–150 тысяч низовых работников районного звена, составляющих унтер-офицерские кадры партии". Себе, возглавлявшему эту "армию", Сталин после Великой Отечественной войны присвоил звание генералиссимуса.

С 6 мая 1941 года он, будучи Генеральным секретарем партии, одновременно занимал должность Председателя Совета Народных Комиссаров (Совета Министров) СССР.

Другие члены Политбюро и члены ЦК партии занимали ведущие должности в ЦИК Советов, в Президиуме Вер-ховного Совета СССР, в СНК СССР или должности наркомов (позднее – министров) СССР. Членами ЦК и Политбюро были всегда также руководители правоохранительных органов и органов государственной безопасности.

Нормальным и закономерным явлением в жизни номенклатурных кадров было перемещение их с партийной работы на советскую и обратно. Аналогичное сближение и слияние партийных органов происходило также с комсомолом, профсоюзами, другими общественными организациями.

Вместе с тем нельзя не подчеркнуть, что административно-командная система возникла вместе с созданием государственной централизованной системы планового хозяйства, управление которым из одного центра было бы невозможным без жесткого ведомственного аппарата, объединяющего все производственные предприятия отрасли и устанавливающего волевым способом внутри– и межведомственные хозяйственные связи. В эту систему была завязана также и партия, местные (территориальные) и производственные ячейки и органы которой несли всю полноту ответственности за результаты производственной деятельности промышленных и сельскохозяйственных предприятий региона и обязаны были оперативно вмешиваться в их работу.

В этой системе сложилось господствующее положение Коммунистической партии и одновременно фактически бесправное и безответственное положение государственных и хозяйственных органов и общественных организаций. Действуя по директивам партийных органов, в том числе и недостаточно компетентным, они не могли в свое оправдание даже сослаться на эти директивы (так как существовало жесткое запрещение "письменных ссылок в советском и профсоюзном делопроизводстве на решения партии"), что, в свою очередь, снимало ответственность за принятые решения и с партийного аппарата.

Сталин очень хорошо и с самого начала понимал, что "кадры решают все". Правда этот лозунг для всеобщего употребления он выдвинул лишь в годы первых пятилеток, но учитывал это обстоятельство постоянно, окружая себя лично преданными ему людьми, которые, главным образом из карьеристских соображений, готовы были поддерживать его во всем.

В конечном счете право принятия окончательных решений перешло – во всесоюзном и общепартийном масштабе – к Сталину. В пределах же территориальных единиц (республик, краев, областей) и отраслевых ведомств (наркоматов и министерств) – к непосредственно назначенным и подотчетным Сталину людям – "первым лицам" – 1-м секретарям ЦК КП республик, крайкомов, обкомов партии, а также наркомам (министрам). Те, в свою очередь, делегировали полномочия "первым лицам", стоявшим во главе районов, главков (в народном хозяйстве), директорам предприятий всесоюзного подчинения и т. д., относящимся к партийной номенклатуре.

Командно-бюрократическая система, бюрократический аппарат создавался Сталиным и был необходим ему для захвата и осуществления абсолютной власти в стране. Но вместе с тем и аппарату нужен был Сталин: он был гарантом стабильности власти аппарата, он обеспечивал многие привилегии для его работников, он, наконец, являлся его, аппарата, идеологическим воплощением. Идея "непогрешимого вождя", волю которого претворял в жизнь партийно-государственный аппарат на всех ступенях лестницы власти, являлась оправданием и обоснованием его деятельности. И аппарат это хорошо понимал, и служил "вождю" верой и правдой, тем более, что служение это освещалось знаменем ленинизма и... хорошо оплачивалось. При этом роль Советской власти и ее органов приобрела формальный характер и в значительной степени сведена на нет.

Так сложилась партия – государство, в котором реальной властью обладал партийно-советско-хозяйственный номенклатурный аппарат, управлявший всеми сторонами жизни общества. Трудящиеся же массы – рабочие, крестьяне-колхозники и интеллигенция – были на деле от-чуждены от власти, ибо демократические институты, провозглашенные Конституцией, выполняли роль "демократической ширмы", прикрывавшей авторитарный режим.

Как это ни парадоксально звучит, большевики, претендовавшие на роль партии, выражавшей и воплощавшей интересы миллионных масс рабочего класса и крестьянства, в реальной политической жизни боялись их политической активности и подменили диктатуру класса, диктатуру масс диктатурой партии, а на деле – диктатурой ее руководящих органов, ее "вождя", ибо миллионы рядовых членов партии никакого влияния ни на их реше

ния, ни на их действия не оказывали и оказать не могли.

Важным политическим моментом установления тоталитарной власти было также ослабление коллективного руководства. По мере усиления роли Сталина все меньшую роль в жизни страны стали играть не только советские учреждения, но и коллективные органы руководства партией. Все реже стали созываться съезды партии, при жизни Ленина проходившие ежегодно. Интервал между XIV и XV съездами составил два года (1925–1927), между XV и XVI съездами – три года (1927–1930), между XVI и XVII съездами – четыре года (1930–1934), между XVII и XVIII съездами – пять лет (1934–1939), и между XVIII и XIX съездами – тринадцать лет (1939–1952). На протяжении 1932–1988 годов состоялась лишь одна (XVIII, в 1941 году) Всесоюзная партийная конференция. Редко (особенно в 40-е и 50-е годы) созываются Пленумы ЦК партии. Да и Политбюро в это время в полном составе почти не собирается: его решения принимаются чаще всего путем сбора подписей под подготовленным по поручению Сталина проектом документа, а заседания Политбюро, которые даже не протоколируются, обычно подменялись частными совещаниями ближайших к Сталину людей (Молотов, Каганович, Ворошилов, Берия, Маленков и, иногда, некоторые другие).

Все это, деформируя политическую систему общества, уводило ее далеко в сторону от провозглашенных идей народовластия. На I конгрессе Коминтерна Ленин определял Советскую власть как высшую форму демократии, которая предоставляет трудящимся классам, т. е. громадному большинству населения, "такую фактическую возможность пользоваться демократическими правами и свободами, которых никогда не было, даже приблизительно, в самых лучших и демократических буржуазных республиках". В действительности же властные права масс были узурпированы аппаратом командно-административной системы, который, в свою очередь, сфокусировал всю власть в руках одного человека –"великого вождя и учителя всех народов" И. В. Сталина.

В результате насильственного осуществления сталинской политической доктрины, в нашей стране к концу 30-х годов сложился не имеющий аналога в истории тип антинародного государства, враждебный интересам свободного и творческого развития человека общественный уклад. Экономическую основу этого уклада составлял,

объявленный социалистическим, репрессивно-принудительный способ организации производства, основанный на монопольной, по существу государственно-бюрократической собственности. Причем, собственности не только на средства производства, но и на судьбу, духовную жизнь, само физическое существование человека. Производственные отношения такого "экономического базиса" представляли не столько отношения экономической зависимости, сколько политического принуждения и насилия. Распределительные отношения строились на уравнительном принципе, включавшем, однако, систему льгот и привилегий. Эти привилегии и льготы распределялись не в зависимости от количества и качества труда, а в зависимости от значимости исполняемых функций для политического режима. Естественно, что в первую очередь здесь учитывались интересы партийно-государственной и производственной бюрократии, которая служила не только механизмом насильственной реализации политических целей режима личной диктатуры, но и социальной основой тоталитарной системы власти.

Этот многомиллионный привилегированный социальный слой советской бюрократии составляли не только представители "аппаратов управления государством" (партийных, советских, военных, карательных, хозяйственных и других органов). Объективно в него входили и работники так называемой духовной сферы, чьи функции в идеологии, образовании, искусстве, литературе, науке, культуре сводились, в конечном счете, к апологетике существующего строя, прославлению вождя, формированию такого типа личности, который мог бы служить надежным "винтиком" социально-экономического и политического механизма тоталитарного общества.

За преданную службу диктатору приходилось платить, учитывать и удовлетворять интересы бюрократии. Однако и этот привилегированный социальный слой не обошли массовые репрессии. Поэтому даже бюрократия, формирующая все уровни и структуры авторитарной власти, постоянно ощущала при сталинском режиме тревогу и страх. Такой режим нуждался не только в свирепствующих и одновременно "дрожащих" аппаратах управления и насилия –ему была необходима более широкая социальная база. И Сталин нашел ее в той части трудящихся, для которой политика "уравниловки" была выгодной. К этой части относились расширяющиеся малоквалифицированные слои рабочего класса, которые пополнялись глав

ным образом выходцами из деревни. Получая равную с другими высококвалифицированными категориями рабочих и служащих долю материального вознаграждения, приобретая социальный статус "класса-гегемона", эти маргинальные слои одобрительно относились к сталинской политике, социально-психологически воспринимали ее как выражение своих интересов. По существу же, эта политика ставила их в такое же бесправное политическое и экономическое положение, как и остальных трудящихся. Однако социально-психологические иллюзии масс активно использовались для создания и укрепления антинародной системы власти. Становление советского тоталитаризма сопровождалось, как уже говорилось, массовым насилием над народом. Репрессии, точное число жертв которых до сих пор не подсчитано, охватили все социальные слои, коснулись судеб десятков миллионов людей. Не только сами эти процессы, но и созданные в их результате тоталитарное общество, бюрократическое государство, политический режим личной диктатуры –требовали соответствующего идейно-теоретического обоснования, оправдания и камуфляжа. Все это было дано идеологией сталинизма.

Среди прочих мифов нашего прошлого отечественная общественная наука, в том числе и историческая, должны развенчать идеологию сталинизма, заключавшую в себе под покровом марксистской фразеологии идеологию автаркии и тоталитаризма. Разоблачение иллюзии о тождестве сталинизма и марксизма обнаруживает и решает две взаимосвязанные проблемы: устанавливается историческая ограниченность учения Маркса, Энгельса, Ленина, преодолевается представление о нем как истине в конечной инстанции, не содержащей противоречий и годной на все времена; собственное содержание общественных наук освобождается от глубоко проникших в него сталинских догм и вульгаризаций, вырабатываются объективные, научные представления и оценки исторического пути нашей страны, пройденного после 1917 года. Эта очистительная работа – одно из условий утверждения нового мышления, соответствующего требованиям современности и предполагающего отказ от узкоклассовых подходов к явлениям действительности, анализ их с позиций соотнесения истории СССР с процессом мирового развития, с позиций общечеловеческих ценностей и гуманизма.

Следует подчеркнуть, что сделав (еще в конце 50-х -

начале 60-х годов и уже в наши дни) большой шаг в разоблачении культа личности Сталина (а это один из важнейших элементов идеологии сталинизма), наша общественная наука лишь прикоснулась пока к комплексной критике сталинизма как идеологии, системы взглядов, господствовавшего мировоззрения целой исторической эпохи развития советского общества.

Нельзя не учитывать, что Сталин 30 лет стоял у руля партии и государства во главе созданной им командно-административной системы власти, 30 лет он авторитарно и деспотически направлял развитие общества по определенному им и официально одобренному партией пути, воздействуя соответствующим образом на сознание народных масс.

Сталин управлял народом с помощью команды, приказа, насилия, но никогда не упускал возможности "обосновать" свои действия теми или иными "теоретическими" выводами, положениями, ссылками на классиков. По крайней мере два поколения советских людей были воспитаны в духе преклонения перед "гением" Сталина, в духе безграничной веры в справедливость каждого его слова. И в духе страха перед малейшим отступлением от официальной оценки любого явления или события, в духе, наконец, безусловного конформизма.

Сталинизм существовал как цельная, исключительно жесткая, авторитарная идеология, охватывавшая собой все сферы духовной жизни общества. Другое дело, что сама по себе она не была ни логически последовательной, ибо сопрягалась с прагматической сталинской политикой, которая, в зависимости от обстоятельств, способна была поворачиваться на 180 градусов, ни научно обоснованной, хотя Сталин, как уже сказано, не упускал случая сконструировать ту или иную "теоретическую" базу для оправдания своих действий.

По этим же причинам идеология сталинизма была крайне эклектичной: она вбирала в себя элементы иногда несовместимых идей и представлений – вплоть до выдвинутых теми, кто был объявлен "врагами народ!" и уничтожен в ходе массовых репрессий.

Наконец, разработанная недоучившимся семинаристом, так и не ставшим глубоким теоретиком, комментируемая и пропагандируемая безликими "придворными" идеологами, не поднимавшимися выше ординарной посредственности, эта идеология имела – с точки зрения науки –схематичный, вульгарный и догматичный характер.

И все-таки это была идеология, официально существовавшая в партии и стране в течение нескольких десятилетий. Замаскированная под ортодоксальный марксизм-ленинизм, она фактически формировала в массах народа ложное, извращенное сознание, вела к разрыву слова и дела, теории и практики, способствовала появлению и распространению лицемерия и двоемыслия, и тем самым объективно оказывала самое отрицательное воздействие на идейно-политическое воспитание людей, превращая их в "рычаги" и "винтики" государственной машины. "Все винтики большие и маленькие, второстепенные и первостепенные, – писал еще М. Н. Рютин в Платформе "Союза марксистов-ленинцев", – хотят они или не хотят, "верят" они или не "верят", вынуждены вращаться вместе со всей машиной. Если же какой-либо винтик или целая группа отказываются вращаться вместе со всей машиной и "протестует", машина беспощадно их размалывает, и со скрипом, с треском и скрежетом до поры до времени продолжает свою "работу" дальше. Террор в условиях невиданной централизации и силы аппарата действует почти автоматически".

Сталинизм как идеология отличался крайним догматизмом, абсолютной непримиримостью к любым отклонениям от единственной, официально выраженной и утвержденной точки зрения. Это касается толкования различных вопросов теории, решений партийных съездов и инстанций, высказываний основоположников марксизма-ленинизма и, конечно, выступлений и заявлений самого Сталина. Всякое инакомыслие в партии и обществе жестоко преследовалось и практически исключалось. Не только члены партии (для них это было требованием партийной дисциплины в ее сталинской интерпретации), но и беспартийные трудящиеся обязаны были, под страхом приобщения к категории "врагов народа" со всеми вытекающими из этого последствиями, проявлять полный конформизм и согласие с общеустановленными суждениями.

Созданная Сталиным система цензуры решительно и беспощадно пресекала любую оригинальную мысль в области теории обществоведения (и не только обществоведения), тем более мысль, вытекающую из критического суждения о реальной действительности. В этом смысле интересно откровенное и (по тем временам – 1948 г.) смелое письмо академика С. Г. Струмилина секретарю ЦК ВКП(б) А. А. Жданову, в котором автор сетует на трудности работы в области изучения реальных проблем

социализма, где сонм цензоров, редакторов и рецензентов стремится "во избежание неприятностей" не пропустить "никаких работ, выходящих за рамки испытанных уже шаблонов и трафаретов"... "И среди них, – продолжал Струмилин, – всегда найдется достаточно ретивый, чтобы в ваших попытках сказать новое слово, открыть новую ересь и придать вас за нее публичной анафеме... В таких условиях немеют подчас уста и опускаются руки в бесплодных усилиях даже у весьма смелых и оригинальных в своих исканиях потенциальных новаторов в области теории социалистического общества".

Именно страх быть без причины обвиненным в "ереси", что неизбежно сопровождалось всякого рода проработками, увольнением с работы, исключением из партии, а то и арестом, порождал конформизм среди научной интеллигенции. Однако сказать, что сталинизм держался только и исключительно на страхе, было бы, конечно, неверно. Иначе он рухнул бы вместе с крушением сталинщины и не дотянул бы до наших дней.

Рассчитанная на восприятие ее теоретически неразвитым сознанием "широких масс трудящихся", идеология сталинизма характеризовалась заданной элементарностью и схематичностью.

Сталин, возможно, благодаря своему богословскому образованию в духовной семинарии, нашел весьма популярную форму изложения своих идей. Короткие, нередко афористичные фразы, легко укладывающиеся в память, четкие, не допускающие двусмысленности, формулировки, систематизация аргументов или характеристик явлений через ограниченное число пронумерованных пунктов, и, что, может быть, самое важное, односторонняя прямолинейность оценок, не позволяющая сознанию блуждать в дебрях диалектических противоречий или софистических хитросплетений, были типичны для его устной и письменной речи.

Элементарность содержания пропаганды неизбежно вела к схоластике и тому же догматизму, которые стали со временем главным свойством партийной идеологии.

Это соответствовало и характеру мышления самого Сталина. Не случайно, рекомендованный Сталину в качестве консультанта по философским вопросам, известный в 20-е годы (и впоследствии расстрелянный) философ Я. Э. Стэн был неприятно поражен пренебрежительным отношением Сталина к Философской культуре, прямолинейностью и схематизмом сталинской логики, его

откровенной неприязнью к диалектическому стилю мышления. И именно этот "стиль", помноженный на нетерпимость к инакомыслию, Сталин вносил во все общественные пауки, которые он "развивал" и "обогащал" на правах "гения всех времен и народов", единственного продолжателя дела Ленина.

Нельзя также не отметить, что и ближайшее окружение Сталина – Молотов, Каганович, Ежов, Берия, Ворошилов, Маленков, Хрущев и другие – не обладали, как правило, законченным образованием и сколько-нибудь высокой культурой. Сталин избегал приближать к себе интеллигентных, высокообразованных людей, которые, в его представлении, легко "становились пищей для иностранных разведок". Известно, что он уничтожил не только сотни тысяч "старых", "буржуазных" интеллигентов, но и весь интеллектуальный цвет ленинской гвардии большевистской партии. Замещавшая их место "новая" интеллигенция (также, впрочем, не избежавшая репрессий) в своем большинстве отличалась низкой образованностью и ограниченным кругозором.

Примитивность сталинизма как идеологии причудливо сочеталась с претензией на универсализм. Паразитируя на марксизме и ленинизме, Сталин также пытался охватить своими трудами и выступлениями все сферы общественной жизни и все науки об обществе. С необыкновенной бесцеремонностью он вторгался в область философии и истории, политэкономии и "научного" социализма, языкознания и государствоведения, литературоведения и искусствознания, в каждой из этих наук высказывая безапелляционные суждения, которые подхалимами и льстецами характеризовались как высшие достижения человеческого гения, хотя на деле представляли собой или банальность, или, – чаще, прагматическое искажение марксистских положений. При этом Сталин постоянно цитировал и комментировал произведения Маркса, Энгельса и Ленина для "подтверждения" своих теоретических "новаций". При этом он вырывал используемые им цитаты из контекста, придавая им иной смысл, пренебрегал принципом историзма, применяя утверждения, относящиеся к одному времени, к конкретной ситуации другого, а то и просто искажал и передергивал их смысл.

Сталин никогда не уставал подчеркивать свою верность ортодоксальному марксизму, обвиняя в то же время в отходе от него своих противников и конкурентов в борьбе за власть. Он, его окружение и раболепствующая

"наука" утверждали и пропагандировали легенду о том, будто он был лучшим и ближайшим другом и учеником Ленина и, следовательно, являлся его законным наследником на посту руководителя большевистской партии и Советского государства.

Сталин, конечно, не случайно взял на себя задачу пропаганды, толкования и "развития" ленинского теоретического наследия, опубликовав и многократно переиздавая такие труды, как "Об основах ленинизма", "Вопросы ленинизма", "Октябрьская революция и тактика русских коммунистов" и подобные им. Не будучи никогда глубоким мыслителем и не имея для этого достаточных данных, Сталин присвоил себе положение главного (и единственного) теоретика партии, поднявшегося в этом качестве до уровня Ленина. Одновременно в процессе борьбы против разного рода "оппозиций" были дискредитированы Л. Троцкий, Г. Зиновьев, Л. Каменев, Н. Бухарин, А. Бубнов и другие видные последователи и пропагандисты ленинизма. Их работы о Ленине и ленинизме были изъяты из обращения и упрятаны за закрытыми для читателей дверьми спецхранов библиотек и архивов.

Действуя в указанном направлении, Сталин стремился объединить в сознании народа, партии и мирового коммунистического движения свою жизнь и деятельность с Октябрьской революцией, большевизмом и ленинизмом, прикрывал борьбу за личную власть, за осуществление собственной модели социализма "защитой" идей Октября и ленинизма от "оппортунистов". Он убеждал массы, что все его действия освещены знаменем Октябрьской революции, знаменем Ленина.

Пропагандируя по-своему марксизм-ленинизм, Сталин стремился превратить его из объекта критического осмысления трудящимися в объект слепого поклонения и некритического признания, в объект веры, в новую "социалистическую" религию, спекулируя при этом и на низком уровне культуры народа, и на том духовном вакууме, который возник в связи с насильственным насаждением в стране государственного атеизма. И если А. В. Луначарский (и некоторые другие большевики) в период столыпинской реакции встали на путь "богоискательства", утверждая, что пролетариату предстоит "стать носителем новой религии", за что их резко критиковал В. И. Ленин, то Сталин, и не без успеха, попытался претворить подобные идеи в жизнь, разумеется, широко свои замыслы не афишируя. Для этого он создал и канонизировал

"Краткий курс истории ВКП (б)", ставший "энциклопедией" и катехизисом сталинизма; в этой же связи следует рассматривать и усилия по формированию культа личности Сталина, превращенного таким путем в подобие жи-вого бога, в объект ритуального поклонения.

О том, что превращение марксизма-ленинизма в вид новой религии было сознательной целью Сталина, свидетельствует любопытнейший архивный документ: запись П. Н. Поспеловым (в то время главным редактором "Правды" и секретарем ЦК ВКП (б) по идеологии) его телефонного разговора со Сталиным. Сталин прямо заявил (а Поспелов выделил эти слова красным карандашом и подчеркиванием), что "марксизм – религия класса, его символ веры".

"Мы видим, – писал еще Арнольд Тойнби, – как марксизм превращается в эмоциональную и интеллектуальную замену православного христианства с Марксом вместо Моисея, Лениным вместо Мессии и собраниями их сочинений вместо священного писания этой новой атеистической церкви". В этих словах английского историка – огромная доля истины и справедливости. Надо бы только дополнить это описание утверждением, что завершил этот процесс Сталин, объявивший себя первосвященником этой своеобразной религии.

Суть же дела заключается в том, что марксизм под влиянием Сталина утратил качества научной теории, вступил в глубокое и непримиримое противоречие с общественной практикой, опирался не на научную (объективную) истину, а на злонамеренное ее искажение, на мифы и догмы, на тотальный обман народа, утверждался не путем убеждения, но методами насилия.

Важным, если не основным постулатом сталинизма являлось признание непрерывного сохранения и обострения классовой борьбы в области идеологии (как и в политической области) по мере укрепления и развития социализма, как внутри Советской страны, так и на международном уровне. Этот постулат позволял поддерживать постоянную идеологическую напряженность в обществе, направленную против малейших оттенков инакомыслия, плюрализма мнений, самостоятельности суждений. Все подобные явления квалифицировались как идеологические диверсии, порожденные или "пережитками капитализма" в сознании людей, или непосредственным "тлетворным влиянием" Запада. В любом случае эти явления подлежали решительному искоренению, а их носители объяв

лялись врагами марксизма-ленинизма, врагами социализма и, в конечном счете, "врагами народа".

Создание и поддержание феномена "образа врага" было неотъемлемой чертой идеологии сталинизма. Распространение в связи с этим подозрительности под видом бдительности, одобрения и поощрения доносительства неизбежно вело к разобщению людей, росту недоверия между ними, к возникновению синдрома страха и всеобщему конформизму.

Противоестественное с точки зрения разума, но реально существовавшее в сознании народа сочетание ненависти к действительным и мнимым врагам и страха за себя и своих близких, обожествление Сталина и некритическое принятие пафоса лживой пропаганды, подлинный трудовой энтузиазм массы людей (имевший место по многочисленным свидетельствам даже среди заключенных в концлагерях ГУЛАГа) и терпимость к низкому уровню жизни и бытовой неустроенности – все это оправдывалось необходимостью противостоять "врагам народа" и в борьбе с ними осуществить "царство свободы и справедливости" под лозунгом "Мы наш, мы новый мир построим, кто был ничем, тот станет всем!"