Текст книги "Песни и сказания о Разине и Пугачеве"

Автор книги: Автор Неизвестен

сообщить о нарушении

Текущая страница: 10 (всего у книги 20 страниц)

13

О Разине и Пугачеве

16

Предания о пугачевщине в записи П.Я. Кукушкина

– Да вот, хоть Пугача взять. .

– Тоже богатырь был?

– Тоже воитель был храбрый.

– Кто ж этот Пугач был?

– Говорю, воитель храбрый, простой казак, наш донской, а по прозвищу Емельян Пугачев – храбрый воитель, только пил уж очень крепко.

– Не так давно: моя бабушка его видеть не видела, а слышать слышала его речи… на пол аршина от него была, и того меньше, а видеть не видала! – прибавил казак Зеленая шуба. ⁵⁰

– Как так?

– А вот как: бабушка моя взята из Дубовки; когда под Дубовку подходил Пугач, бабушка моя была девка на выданье, женихи уж сватались, сватов засылали, да у ней еще сестра была. Как прослышал их отец, а мой, выходит, прадед, взял обеих дочерей и посадил под пол, а сам с попами в ризах, с иконами, со всеми казаками, да с колокольным звоном и. пошли навстречу Пугачу. Пугач ничего. Спросил, где все начальники. Прадед вошел к нему с хлебом с солью. «Все разбежались», – говорит прадед. Пугач принял. «К тебе в гости, атаман, приехал», – сказал Пугач, а прадед ему в ноги большим поклоном поклонился. Приехал Пугач к прадеду верхом; лошадь, бабушке говорили, вся разубранная. . вошел в избу, старым крестом перекрестился; сел за стол, велел подать водки, так всю ночь и прогулял со своими ребятами, и прадеда с собой посадил. . Бабушка часто любила про Пугача рассказывать. . Сама его не видала: она с сестрой всю ночь просидела под полом, а что слышала и что люди ей говорили, бывало, нам, покойница и рассказывает..

– И много бабушка ваша рассказывала?

– Сама-то она почесть Пугача^то и не слыхала: целые сутки под полом дрожмя продрожала; ей было только про свою душу помнить, а после что от людей слышала, она и рассказывала нам; мы еще тогда ребятишками были.

– А зверь был зтот Пугачев?

– Нет, человек был добрый! Разобидел ты его, пошел против него баталией. . на баталии тебя в полон даяли; поклонился ты ему, Пугачеву, – все вины тебе отпущены и помину нет… сейчас тебя, коли ты солдат, – а солдаты тогда, как девки, косы носили, – сейчас тебя, друга милого, по-казацки в кружок подрежут, и стал ты им за товарища. . Добрый был человек: видит, кому нужда, сейчас из казны своей денег велит выдать, а едет по улице – и направо и налево пригоршнями деньги в народ бросает… Придет в избу – иконам помолится, старым крестом, там поклонится хозяину, а после сядет за стол. Станет пить – за каждым стаканчиком перекрестится. Как ни пьян, а перекрестится… Только хмелем зашибался крепко!..

– Ну, а кто пойдет супротив его, возьмут кого в полон, а тот не покоряется, – тогда что?

– Тогда что: кивнет своим, – те башку долой те и уберут. А коли на площади или на улице суд творил, там голов не рубили, там, кто какую грубость или супротивность окажет, тех вешали на площади тут же. Еще Пугач не выходил из избы суд творить, а уж виселица давно стоит. Кто к нему пристанет, ежели не казак, – по-казацки стричь, а коли супротив его, – тому петлю на шею. . Только глазом мигнет, молодцы у него приученые… глядишь, уж согрубитель ногами дрыгает. .

17

– Накануне второго спаса вышла я с пирогами утром рано, уставила скамейку и покрикиваю: «Пирогов с начинкою, масляных горячих, отведайте, (молодцы, молодушки и малые ребята». Подходят ко мне человек пять, такие урванцы, что не много встретишь, говорят, где, дескать^ бояре проживают? Мы, дескать, посланные царские слуги. Меня – как иголки от их слов по шкуре закололи, – что, думаю, делать? Люди они, по-видимому, недобрые. Отвечаю им: «Не знаю, молодцы». – «Как не знаешь? Ты, дескать, торгуешь, здешняя, стало– скрываешь». Один из них как толкнет меня. «Ахти, – говорю, – что ты, окаянный пострел?» – «Как пострел? Я, дескать, царский слуга». Давай меня трепать, отняли корчагу, вырвали кошель с деньгами и полетели на Соколовую гору. Плакала я, плакала, а помочь горю нечем, – як этому старичку (указав на Острякова⁵¹), – он в то время был молодец молодцом. Совета не подал, говорит: «Не до тебя, дескать, Вахромеевна. Пугач около Саратова, а его разбойники грабят и буйствуют». Так и быть, молчу: ни денег, ни корчаги. На самый второй спас утром пришел на Соколовую гору Пугач, с ним ехало народу видимо-невидимо. Пугач ехал верхом на белой лошади, на нем была высокая, пушистая шапка, чапан синий, шаровары и бекешка с золотом; вокруг него были верховые с саблями и ружьями; позади везли пушки. Перед обеднями поставили палатки и виселицы. Слышу, из тюрьмы колодников выпускают; думаю себе: неспроста милости дают, дай дойду. Собралась с духом, да и туда. Помню, как сейчас: около палатки Пугача собрались казаки, посадские, сам Пугач ходит по народу. Я ему в ноги, и молвила, что, дескать, обидели меня его слуги. Он сказал: «Не плачь, помогу», и велел отдать мне деньги. Конный вынес из палатки пригоршни медных денег и высыпал мне в передник. Слава богу, думаю себе, потихоньку вышла из толпы, да, сколько было силы – бежать с торы.

При мне к Пугачу на гору привели барыню и двух дочерей, связанных. Пугач на них кричал, грозил повесить за то, что барыня укрыла мужа своего, а дети не сказывали, где отец, которого Пугач намерен был повесить. Дочери так плакали голосом, упрашивали Пугача отпустить их, что одна из них упала замертво. Пугач умилостивился, приказал отвести всех в дом и сказать отцу, что, дескать, не за покорность его, а за слезы детей милость дает.

18

Сказывали тогда, что Пугач-то– был колдун и проклятой, отступник от бога, от отца и от матери и самозванец: выдал он себя за царя Петра Федоровича. А он был простой казак уральской. Тогда же пронесся слух по Саратову, что по приказу царицы послан был генерал из немцев, – с войском, догнать Пугача. Пугача догнали е вольницей у Царицына, в За-волжьи (а вольница-то видит – дело плохо, кто куда попало и разбежались; которых, сказывают, и переловили), и заковали Пугача в цепи, посадили в железную клетку и повезли к Москве. В каком-то городе одна барыня услыхала, что Пугача поймали и везут в клетке. Боярыня то и захотела повидать Пугача; приходит и видит сидящего Пугача в клетке железной и говорит: «Ты, проклятый, моего мужа повесил..» А Пугач отвечает, да как тряхнет цепями, да клетку зашатает и молвит: «Если бы я был на воле, я и тебя бы повесил». Боярыня-то испугалась, упала возле клетки, да и богу душу и отдала. Сказывали потом, что привезли Пугача в Москву и, по приказу царицы, пятерили: сперва отрубили руку, потом ногу, потом еще ногу и голову. Хоть и был колдун Пугачев, я сорокой не прикинулся и не выскочил в трубу. А генерал-то из немцев небось не боялся колдуна, посадил небось и колдуна в железную клетку, да и заковал в цепи. Сказывают, в Немеции-то колдунов этих не водится, только у нас много на Руси.

19

Пугал и Салтычиха

Когда поймали: Пугача и засадили его в железную клетку, скованного по рукам и ногам в кандалы, чтобы везти в Москву, – народ вал-ма-валил и на стоянки с ночлегами и на дорогу, где должны были провозить Пугача, – взглянуть на него; и не только стекался простой народ, а ехали в каретах разные господа ив кибитках купцы.

Захотелось также взглянуть на Пугача и Салтыгчихе. А Салтычиха эта была помещица злая-презлая, хотя и старуха, но здоровая, высокая, толстая и на вид грозная. Да как ей не быть было толстой и грозной: питалась она – страшно сказать – мясом трудных детей. Отберет от матерей, от своих крепостных, шестинедельных детей, под видом, что малютки мешают работать своим матерям, или другое там для виду наскажет, – господам кто осмелится перечить? И отвезут-де этих ребятишек куда-то в воспитательный дом, а на самом-то деле сама Салтычиха заколет ребенка, изжарит и съест.

Дело было под вечер. Остановился обоз с Пугачом на ночлег; приехала в то же село или деревню и Салтычиха: дай-де и я погляжу на разбойника-душегубца, не больно-де я из робких. Молва уже шла, что когда к клетке подходил простой народ, то Пугач ничего не разговаривал; а если подходили баре, – то сердился и ругался. Да оно и понятно: просто черный народ сожалел о нем, (как жалеет о всяком преступнике, когда его поймают– и везут к наказанию, – тогда как, покуда тот преступник ходил по воле и от его милости не было ни проходу пешему, ни проезда конному, готов был колья поднять, – сожалел по пословице: «лежачего не бьют»; а дворяне более обращались к нему с укорами и бранью: «что-де, разбойник и душегубец, попался!.» Подошла Салтыгчиха к клетке; лакеишки ее раздвинули толпу. «Что, попался раз)бойник?» – спросила она. Пугач в ту пору задумавшись сидел, да как обернется на зычный голос этой злодейки и, – богу одному известно, слышал ли он про нее, видел ли, или просто-напросто не понравилась она ему зверским выражением лица и своей тушей, – да как гаркнет на нее; застучал руками и ногами, индо кандалы загремели; глаза кровью налились: ну, скажи, зверь, а не человек. Обмерла Салтычиха, насилу успели живую домой довезти. Привезли ее в имение, внесли в хоромы, стали спрашивать, что прикажет, а она уже без языка. Послали за попом; пришел батюшка; видит, что барыня уж не жилица на белом свете, исповедовал глухою исповедью; а вскоре Салтычиха и душу грешную богу отдала. Прилетели в это время на хоромы ее два черные ворона. . Много лет спустя переделывали дом ее и нашли в спальне потаенную западню и в подполье сгнившие косточки.

Пугаче» в клетке

С' гравюры неизвестного художника но рисунку Петерсена

Гос. Музей изобразительных искусств

20

О взятии Пугачевым города Курмыша и Алатыря народное предание рассказывает одинаково, хотя исторически это не точно. Народ сообщает, что самозванец взял город Алатырь с бою, окружив его со всех сторон казаками, которые полезли на стены крепости и скоро ворвались в город, потому что многие из жителей помогали им взбираться на укрепления. Храбрым и главным защитником Алатыря был наместник его Бердо, который и поплатился за свою отвагу и смелость жизнью; а бояре, проживавшие в городе, зная о злобе против них Пугачева, оставили Бердо одного с гарнизоном и разбежались по отдаленным своим деревням.

Взяв Алатырь, самозванец торжественно въехал в город на белом коне, с вострой саблей в правой руке, богато наряженный и окруженный разукрашенной многочисленной свитой. Духовенство всем собором встретило его с иконами и хоругвями у городской, заставы, и со всех церквей лился колокольный звон; приняв от именитых горожан хлеб-соль, Пугачев направился к главному храму. Отслужили благодарственный молебен за здравие и спасение государя, и громогласно возгласили певчие многолетие царю Петру Федоровичу. Затем дьякон прочитал с амвона манифест высочайший православным христианам, и началась поголовная присягу жителей на подданство императору, а не царице.

В это время Пугачев отрядил молодцов разбить винный подвал и угощать народ на царский счет. «Пейте, говорит, детушки, за царское здоровье, на-радостях, до-отвалу». Вместе о посланцами много прибежало складчиков из горожан, живо разбили казенный подвал и выкатили бочки; чтобы скорее достать вина, они начали выбивать дно поленьями: как хлопнут по бочке, так и потечет вино под гору к реке Суре. (Ручьями текло вино, а 'в-се охотники до выпивки подставляли шапки, черпали под горой и пили {вдоволь, сколько душа примет. После всеобщей попойки разбрелся народ по всем окрестным селам и забунтовал от имени царского.

Когда происходило это угощение войска и населения местною, Пугачев потребовал к себе храброю наместника г. Алатыря – Бердо.

«Как ты смел не пускать царя Петра Федоровича в свой город, который ему достался по наследству от блаженных предков?» – закричал при народе самозванец. «Царя Петра III нет в живых, – отвечал храбрый Бердо, – а управляет теперь русским государством его супруга, императрица Екатерина II». – «Значит, ты веруешь и повинуешься бабе и подчиняешься боярским прихотям? Бояре завладели царицей совсем – и ты за ними! Ребята, он непригоден нам, пустите его рыбу ловить».

Разумеется, казаки тотчас увели наместника и утопили в Суре-реке.

Недалеко от этой реки, в Алатыре, показывают курган, в котором похоронены, как говорят, защитники юрода в убитые по взятии его Пугачевым.

21

В Самарской губернии, Ставропольского уезда, в селе Старом Урайките, побывал Пугач и с помещиками обращался Ару то: кого повесит, которого забором придавит (приподымет забор, голову помещичью сунет под него, да и опустит забор на шею). Была в Урайкитае помещица Петрова, до крестьян очень добрая (весь доход с имения с ними делила); когда Пугач появился, крестьяне пожалели ее, одели барыню в крестьянское платье и таскали с собой на работы, чтобы загорела и узнать ее нельзя было, а то бы и ей казни не миновать от Пугача.

МОРДОВСКИЕ ПРЕДАНИЯ

22

Одна старуха вот что рассказала:

– Ух, сынок, – говорит старуха. – На моей памяти была баба Цебарка (имя); она умерла двухсот лет, она хорошо помнила пугачевское время. В старину (бывало) Цебарка выйдет на улицу, сядет на завалинку и скажет: «Эй, собирайтесь-ка близ меня, послушайте меня, что я расскажу вам о пугачевском времени». Народ соберется, станет вокруг Дебарией и слушает. Цебарка начнет рассказывать: «Когда придут

пугачевцы, мы все спрячемся. Пугачевцы видят, что никого нет, начнут нас манить: «Хорошенькие женщины, добрые женщины, – выходите. Пугачев ушел назад, кубанцы-собаки ушли назад». А мы знаем, что он заманивает, не выходим. Потом мы привыкли, стали жить с пугачевцами в одном месте. Пугачевцы крестьян не трогали, они очень не любили господ. Лишь только Пугачев найдет барина, он срубит ему голову и бросит, словно собаку. Господа видят, – дело плохо, начали одеваться по-крестьянски. А крестьяне сердиты на господ, скажут Пугачеву про барина. Пугачевцы подойдут к барину и спросят его: «Ты кто?» – «Я крестьянин», – скажет барии. «Покажи-ка свои руки», – окажет пугачевец. Барин покажет. «Твои руки больно белые, тебя надо повесить», – и повесят барина. Таким образом пугачевцы перевешаш всех господ. За то спасибо пугачевцам. Куда бог прикажет им итти, там пусть они увидят хорошее. Однако не только господам делали зло пугачевцы, и нам они сделали много горя: они крали много женщин и девушек. Другой раз женщина выйдет за дровами, за водой, постирать или куда в иное место, – пугачевцы схватят ее, потащат в свою землю. Однажды украли девушку, отдали ее в жены татарину. Затем украли мальчика, дали в няньки к той девушке, а мальчик был братом той девушки».

23

А вот я забыл рассказать тебе. Когда амбар был цел, по этой местности проходили пугачевцы. Они все вешали господ и попов. Они хотели повесить барина Кропотова, но он оставил свой дом, да сюда. Лошадь он пустил, а сам к нам, говорит: «Спрячьте меня, и я вам сделаю добро». Дедушка мой и спрятал его в амбар; да ты подумай, вот где было смеху, когда его не нашли. Дедушка взвел его в амбар, а сусеки были полны хлеба. Он завалил его в сусеке в хлеб, а в рот дал ему камышевую дудку, чтобы он не задохнулся. Пугачевцы и спрашивали и искали, – не нашли. Говорят, они заходили и в амбар. Видят, полон хлеба, ничего в нем нет, и ушли. А его потом выпустили.

24

Рассказывают даже, что здесь (в Оркине. – А. Л.) был сам Пугачев (вероятно, из его атаманов, которых всех звали Пугачами) и останавливался в хате мордвина Скупцов а, жена которого украла у него мешок с деньгами и спрятала сначала их в солому на крышу, а потом перенесла «на зады» и там высыпала в кучу лежавших бревен, где они и остались целы. Оттого Скупцовы и до сих пор богаты.

25

С пугачевцами ушло из Оркина несколько! человек мордвов, которые вскоре вернулись с обрезанными ушами и носами. Свернув с большой дороги на Оркино, – ' рассказывает предание, – обезображенные беглецы постыдились итти в таком виде в свою деревню и решились лучше умереть, почему, при входе в лес, они бросились друг на друга и перерезались ножами.

РАССКАЗЫ ЧУВАШЕЙ

26

Прискакал гонец от самозванца в село Туваны и объявил от имени царя грамоту, в которой говорилось о преследовании бояр и попов и о будущих народных льготах. Чуваши села Туван и окрестных сел знали уже, что идет войско и во главе его царь, что он вешает полов и господ; по обнародовании манифеста они поднялись, заволновались ц сами принялись за дело»: стали ловить укрывавшихся священников и вешать. Уже более десятка успели чуваши погубить духовных лиц; но т (Это время правительство приняло меры и прислало в село Туваны три роты солдат для усмирения бунта*. Чуваши решились лучше умереть, чем выдать зачинщиков мятежа в их селе, но хорошенько не (могли определить, царское 'это войско или царицыно.

– Кто здесь бунтовал и вешал попов и господ? – спросил воинский начальник.

– Здесь, бачка, все было тихо и смирно, никто никого не думал вешать. Мы занимались своими делами и ничего даже не слыхали.

– Так кто же, не знаете ли, вешал попов здешних, если вы не участвовали в этом деле?

14

О Разине и Пугачеве

– Знать не знаем! Видно, они сами повесились.

Видя явное соглашение и запирательство чуваш, начальник отряда прибегнул к хитрости, чтобы разведать, кто были главные зачинщики волнения. Зная, что самая дорогая вещь для чуваш соль он им сказал:

– Ах, вы, дураки! Что же вы скрываете от меня. Ведь я нарочно прислан царем похвалить вас за усердие и пожаловать. Молодцы вы, ребята, что хорошо расправились с попами и господами и стояли за государя Петра Федоровича; он вам прислал большую награду за верность: кто из вас вешал попов, тому жертвует царь воз соли; ступайте в город Чебоксары (уездный город Казанской (Губернии, называемый чувашскою столицею), там из казенного подвала отпустят вам по двадцать пудов каждому, вот только я напишу и дам вам грамотку.

Вручил чувашам туванским воинский начальник письмо, распрощался с ними ласково, скомандовал солдатам и ускакал с отрядом. Тут чуваши – большие охотники до соли – стали тотчас запрягать лошадей, поехали в Чебоксары и виновные и частью невиновные; а военный начальник с солдатами поджидал их около дороги в лесу, недалеко от села Туван. Каждого проезжающего чувашенина ловили солдаты и приводили к своему командиру, а тот допрашивал их:

– Ты куда едешь?

– В Чебоксары за солью, царь пожаловал.

– Да ты ведь не бунтовал и попов не вешал, даром казну разорять уздумал.

– Как не бунтовал! Вон и вожжи мои были; на них я повесил туванского попа с другими товарищами.

Разумеется, таких смельчаков солдаты брали и вязали им руки и ноги; иные сознавались, что поехали за солью даром, не участвовали в бунте, а только смотрели, как вешали попов другие. Этих чуваш прогоняли обратно в село нагайками, и те скакали без оглядки, считая себя обманщиками царя.

Таким образом разведали, кто были главные зачинщики и кто пособники бунта. Привезли их в село Туваны и перед собранием всех чуваш жестоко наказали батогами да вдобавок натерли им спины лакомой приправой их кушанья – солью.

27

.. Рассказывают про Пугачева. Он являлся к богатым, требовал у них хлеба и денег, раздавал то и другое беднякам. К последним он относился вообще хорошо. Освобождал чуваш из-под опеки духовенства и чиновников; вешал тех и других, чувашам позволил держать прежнюю «чувашскую» веру.

БАШКИРСКИЕ ПРЕДАНИЯ

28

В эти дни среди караков (русских) происходят большие события. С Дона появился некий Нугачев-богатырь и начал войну против русских чиновников (tureler). Среди народа хо* дят такие слухи, что этот богатырь является мужем царицы-бабушки – Петром. От этого богатыря я получил известие. Он говорит, что башкирам даст свободу; пусть они сами управляют своей страной, где они, по своему желанию, могут летать подобно птице и плавать подобию рыбе. Очень плохо относится он к русским чиновникам, боярам и сенаторам.

Со всех башкирских селений я получил известия. Бурьянцы, тамианцы, тамауровцы, усер-генны, табинцы, катаевцы, зюрма тинцы и кип-чакцы – все поголовно, воспользовавшись этим моментом, хотят восстать. Является ли Пугач царем или нет, – это нас не интересует. Пугач – против русских чиновников, генералов и бояр, – для нас это достаточно!. На протяжении тридцати восьми лет мы пробовали жить спокойно, неся службу русским чиновникам, исполняя все их повеления и удовлетворяя все их требования. Но на этом нс прекращались обиды и гнет русских. Воспользовавшись нашим спокойствием, Башкирия наводняется русскими бояр-ам;и. Сотнями и тысячами грабится наш скот, и при помощи фискалов ежедневно сотнями убиваются, избиваются и высылаются наши почтенные люди.

В чем были повинны Келымек Абыз, богатырь Акай, Кучум, Кучук, Алъцай, Карасакал, Айдар, Амин и мулла Батырша? Кельмек Абыз и его сторонники восстали против постройки города Оренбурга и против заселения башкир^ ских земель русскими боярами, признавая, что это превратится во вражеское гнездо. В результате он, попав в руки табинских русских, был повешен в присутствии нескольких тысяч башкир. Затем на арену борьбы за свободу башкир выступил Карасакал, который также был повешен.

Спустя четыре года появился мулла Батырша. Богатыри Буриан и Амин, присоединившись к нему, пробовали было захватить в – свои руки Сибирскую и Ногайскую дороги. Старшина Айдыр – из Тамщана и Купат – из Уоергена пали жертвой за Башкирию. Богатырь Айдар со – своим сыном Аканом попал в руки капитана; Акан умер от розги. Когда Айдар не был умерщвлен бесконечной розгой, ему отрезали уши, нос и губы и, закованного по ногам, сослали на тяжкую работу в Заморье,

Мулла Батырша был выдан мещерякским старшиной, некиим Сулейманом, за тысячу рублей. После подавления башкирского восстания и после того, как все руководители движения были взяты русскими, – явился вновь к башкирам майор, (некий Бахметьев, с тремястами солдатами* который поджигал башкирские селения и забирал в плен всех башкирских женщин.

Обращаясь к своим войскам, Салават про* должал:

Присоединившись к Пугачу, мы должны отомстить за всех павших жертвой в защиту Башкирии и за башкирскую свободу – за убитых у устьев Ори пять тысяч безоружных башкир, за утопленных в Нике три тысячи башкир, за убитых в Мензелинске Алдаря, Кельмек-абыза, Алъшайа, Юлдаша, Амина, муллу Батырпгу и за сожженные семнадцать лет тому назад башкирские селения.

Собравшимся тут бакширам Салават приводит следующие поговорки:

Борцом (pelvan) является не тот, кт/о всех побеждает на свадьбах и иных – сборищах, а тот, кто завоюет себе славу умением вести за софой свой народ и одержать победу над врагами за свободу своей родины.

Кто ни именует себя богатырем, но при виде неприятеля, не имеет сноровки, и кто ни признает себя краснобаем (sisen), замолкая при несчастье?

(Разве имеется готовая для Башкирии воля – без того, чтобы выбранная тобой красавица не пролила слезы с кровью, и родители твои не согнули с горя свои спины?

Кому в судьбе не сопутствовала сова, кому не служила постелью сучковатая трава и ковыльная степь? Где только не оставалась голова башкирского героя, на воротах которого птица вила себе гнездо и на щеке которого размножались мухи и комары?

Можно ли добиться равноправия без того, чтобы не харкать кровью, (не поведав мяса на траве, не выпивши бульона из пенистой крови и не пролив свою чистую кровь?

После этих слов богатырь Салават, показывая пальцем на кусок уголька, сказал:

Это является угольком сожженных русскими чиновниками башкирских селений и домов; пусть этот уголек будет свидетелем, – на этом месте мы должны принесть клятву в том, что мы отомстим за кровь башкирских джигитов, За честь проданных и оскорбленных башкирских женщин.

Все башкирское войско тут же приносит клятву, поцеловав этот уголек, отправляется для присоединения к Пугачу.

РАССКАЗЫ ТАТАР

29

Я встретил его в деревне Средней Елюзани, Кузнецкого уезда. Усманов —* человек уж очень престарелый, но довольно твердой комплекции. Старик сидел у ворот на камне и, видимо, грелся на солнце. Я подошел к нему. Старик вежливо встал и поклонился.

– Что ты, бачка, на меня посматриваешь, как волк на хорька? – спросил он.

Я заметил ему, что, верно, старик греется на солнышке.

– Да, бачка, стары кости парю… Бывало, в молодости ходил браав{0'. Я, бачжа, Пугача помню. Сам видел его.

– Как так?

– Да. Он в клетке железной сидел, – вон

там, над речкой, стояла подвода: его здесь

везли.

– Здесь?

– Да, вот оттуда, по той дорожке.

– Расскажи, пожалуйста, что за зверь был этот Пугач? каков на вид? Правду ли ты говоришь?

Татарин быстро взглянул на солнце, обеими руками коснулся лица и, проговорив «Валла-билла!», начал рассказывать;

– Нам задолго было сказано, что Пугача везут, прямо через Среднюю Елюзанъ, из «степи. Мы, бачка, и салмы не приготовляли, ожидали. Ну, вот и послышалось в народе: «Везут, везут!..» Наши, бачка, татары – и взрослые, и парнишки, и бабы – все выбежали из домов на дорогу. Прежде показался народ, потом солдаты, казаки, о! много, много было кругом клетки! Вот, бачка, привезли, остановились над речкою. Наши старики вынесли провожатым хлеба и вина, просили допустить к клетке посмотреть. Ну, вот, бачка, провожатые немного отстранились; видел, бачка, Пугача, помню: Валла-билла! Сидел он в клетке, вот так на корточках (татарин присел), не большого и не малого роста, крутой (крепкий), борода рыжая-кургузая глаза, бачка, точно у волка, ну, Пугач, страшно вздумать, а на шее у него была верно цепь. Мальчишки в него издали бросали камешками. Он что-то, бачка, все рычал, верно, сердит был. Повезли его от нас на Верхнюю Елюзань; народ повалил за клеткою. Не знаю, куда его девали. Говорят, в Москве отрубили у него голову, руки и ноги. Ну, бачка, таковской был, народ его боялся, с мальчишками как скажешь «Пугач-Пугач», то и молчат и не шалят. Помню, бачка, помню. Алла, Алла, ох. какой был Пугач…

30

– Пугачев раньше был донским казаком. Прибыв к Яику, был в работниках у одного яицкого казака на хуторе-пас скот. Он был человеком, искусно владевшим речью, умел себя держать, и на лицо» привлекательным. Это было во времена кончины царя Петра Федоровича. Но среди народа ходили слухи о том, что он жив, не умер, что он скрывается. Однажды какой-то старый казак спросил Пугачева: «Не Петр ли Федорович ты?» Пугачев моментально ответил, предупредив: «Однако, дед, об этом никому не говори». После этого случая старый казак втихомолку начал говорить каждому: «Смотри, не будь радивым, вот он, Петр Федорович!» В эти времена, когда царицей стала бабушка, был объявлен приказ яицким казакам, чтобы они брили бороды. По причине насильного и принудительного бритья и облачения яицких казаков в форменные мундиры, в эти времена они были в состоянии беспомощности и измучены. После этого Пугачев по всему Яику принимает известность под именем Петра Федоровича. Народ начинает собираться к нему. Вначале он, возведенный на коня и выведенный из хутора, повел за собою батраков-пастухов, затем все население Яика, и осаждали город Оренбург. В это время в Оренбурге была большая нужда, и много людей погибло с голода. В это время брат нашего дедушки Аита – Сагит жил в Оренбурге. Он рассказывал, – население города до того изголодалось, что ели разбросанные около кузницы куски, выскобленные при ковке лошадей из-под копыт. Сам же дедушка Сагит, по его рассказам, питался имевшейся у него с пуд ржаной мукой, зарытой им в землю, размешивая ее понемногу в теплой воде. Еще рассказывал он: Однажды во время осады юрода Пугачевым, и когда Оренбург был m состоянии сдачи не сегодня так завтра, река Яик за ночь покрылась тонким слоем льда. По приказанию губернатора, егеря ночью организовали вылазку некоторого количества войск, которые, опираясь на палки, перешли через лед и открыли по пугачевцам огонь. Последние, приняв их за прибывшие на помощь осажденным войска, в беспорядке разбежались во все стороны. Рассказывал еще отец: После этого Пугачев прибыл к Казани. Наш дедушка Аит в это время проживал в Яицке. В Яицке в это время говорили, что Пугачев пошел занять Казань. Дедушка Аит отвечал им, что Пугачеву так скоро не удастся занять Казань, даже царь Иван Васильевич занял ее только после семилетней осады. Об этом его заявлении донесли яицкому атаману – ставленнику Пугачева. По приказанию атамана, его, связанного по рукам и ногам сырым сыромятным) ремнем, выбросили в поле. Друзья дедушки Аита тут же принимают меры – идут к атаману и заявляют, что он невиновен. После благовидного их разговора получают приказание развязать его. Неизвестно, сколько времени пришлось деду пролежать, однако от сильно натянутого сырого ремня руки и ноги так распухли, что его не было видно; старика спасли, срезав ремни. Дедушка Аит тотчас после этого случая преподнес атаману два шелковых платка для знамени пугачевских войск. Еще рассказывал дед Аит: После этого в Яицке был такой беспорядок, – из моих нескольких тысяч овчин пугачевцы сделали мост через брод реки Яика и переправили войска.

То, очевидцем чего был мой отец.

Покойный отец говорил:

– Когда Пугачев прибыл в Казань, тогда я был мальчиком, приблизительно, лет десяти. Во-первых, казанский губернатор. . получив сведения о приближении Пугачева, запретил би-стикцам (жителям татарской слободы) выезд на макарьевскую ярмарку. По прибытии Пугачева в Казань, в эти времена предводителем казанских татар был некий Ибрашм. . Ибрагим распорядился собрать вместе все припасы – лепешки, баурсаки, сухари, хлеб, мед, масло, яйца, брагу и прочие припасы, приготовленные на макарьевскую дорогу – и разложить на скамейках, поставленных для этой цели во дворе мечети. Это и было сделано. Через некоторое время стали подходить башкиры из пугачевской армии, чуваши, черемисы и прочий сборный народ, некоторые из них были в поповском облачении, некоторые одеты в штофные одеяния и некоторые в женских халатах; некоторые были одеты в шелковые и штофные женские (русские) платья и вооружены пиками, ружьями, железными вилами, косами, а иные пикообразными жердями, с обожженными острыми концами. Все старики, во главе с упомянутым Ибрагимом, собрались у мечети. Прибывшие из пугачевских войск башкиры спрашивали: «В мире ли вы или во вражде?» Старики отвечали; «В мире, в мире»,

Башкиры: «Если вы в мире, то идите к батюшке нашему и дайте присягу в верноподданстве»* После чего казанцы, высадив их с коней, кормят и поят, а затем башкиры, уходя, повторно предлагают пойти к их батюшке и дать присягу в верноподданстве.

Господин Айтов Мухаммедзян говорил: за

год до похожа Пугачева на Казань из нашей Казани 'было отправлено несколько человек на военную службу в Бугульминск. Среди них были – не то отец красильщика Мухаммедьяра-Губайдулла, не то его дед мулла Юсуф – человек воинственный. Встретив в Бугуль-миноке упомянутого муллу Юсуфа, пугачевский полковник, некий Аит, спросил; «Знаешь ли ты Mjoero друга Аита, прожив а ющето в (татарской) слободе?» Получив утвердительный ответ, полковник передал шапку из куыицъг, говоря, что эту шапку он снял с только что застреленного им насмерть русского полковника. Однако нам неизвестно, как могли встретиться люди противоположных лагерей.