Текст книги "Сказки Западной Африки. Живой огонь"

Автор книги: Автор Неизвестен

сообщить о нарушении

Текущая страница: 4 (всего у книги 20 страниц)

Близнецы-абику прожили недолго. За ними появлялись все новые и новые дети, и все они были абику, почти сразу же умирали.

Земледелец был в отчаянии. Решил он посоветоваться с колдуном. Раскинув орехи, он сказал:

– Виновники твоих бед – обезьяны, разоряющие поля. Перестань убивать их, и тогда, может быть, они сменят гнев на милость.

С тех пор земледелец прекратил охоту на обезьян, разрешил им есть вволю на своих полях. Через некоторое время жена опять родила двойняшек. Но эти не умерли, продолжали жить. Но он сомневался, люди они или абику, и отправился за советом к колдуну. Тот опять раскинул орехи и сказал:

– Это не абику, а люди. Обезьяны сменили гнев на милость. Отныне они не будут преследовать тебя. Знай только, что твои дети не такие, как у всех. У них есть тайная власть вознаграждать или наказывать. Их повелитель – ориша Ибеджи. Всякий, кто посмеет обидеть или оскорбить их, будет сурово покаран: ориша нашлет на него какую-нибудь хворь или нищету. Зато тех, кто будет добр к близнецам, ожидает удача во всех их делах.

Он еще раз раскинул орехи и добавил:

– Если близнецы будут довольны своей жизнью, их родителям будет ниспослано процветание. Сделай же все, чтобы они были счастливы. Удовлетворяй все их желания. Не забудь только принести жертву Ибеджи и помни, что близнецы посланы в мир обезьянами, поэтому ни они сами, ни их семьи никогда не должны вкушать обезьянье мясо.

Земледелец рассказал обо всем этом своей жене. С тех пор, о чем бы ни попросили близнецы, их просьбы тут же исполнялись. Захотят сладостей, а перед ними уже полный поднос, ешь, сколько душе угодно. Если они говорили матери: «Пойди на рыночную площадь и попроси для нас подаянья», она тут же отправлялась на рынок, если они выражали желание, чтобы она потанцевала с ними, им не было никаких возражений: мать брала их на руки и отплясывала вместе с ними.

С того времени земледелец со всей своей семьей процветал. Все его жены рожали двойняшек.

Вот почему близнецов часто называют «эдун», что означает «обезьяна». Называют их и по-другому – «аданджукале», что означает «с блестящими глазами в доме». Первый из народившихся близнецов считается младшим. Зовут его Таиево – «Явившийся, дабы познать жизнь». Второго же зовут Кехинде – «Тот, что явился последним». Он считается старшим. И вот почему. Говорят, что Кехинде всегда посылает Таиево вперед себя, чтобы тот разузнал, стоит ли ему вообще появляться на свет. Так вражда между человеком и обезьянами привела к тому, что среди йоруба стали рождаться близнецы.

Оранмийян – герой-воитель из Ифе

Бог Одудува испокон веков правил в Ифе. А бог Орунмила – в Бенине. Но ему там опостылело, и он вернулся на небеса. С этого времени все в Бенине пошло шиворот-навыворот. Бенинцы отправили гонцов к Одудуве с просьбой стать их правителем. Но тот отказался. «Если я стану вашим отцом, – сказал он, – мой родной Ифе останется без отца». Но бенинцы посылали все новых и новых гонцов и добились его согласия. Он отправился в Бенин вместе со своим сыном Оранмийяном. Навел порядок и, оставив сына властителем, вернулся в Ифе. Узнав, что скоро умрет – а был он не вечен, – Одудува послал за Оранмийяном, который, возведя своего сына на трон, поспешил к отцу. По последней отцовской воле он стал оба, верховным вождем Ифе.

В те времена существовало множество государств, они вели между собой непрерывные войны. Ифе возвышался над всеми другими городами, что навлекало на него общую зависть. Их правители вознамерились завоевать его. Но так же громко, как слава Ифе, гремела и слава доблестного героя Оранмийяна. Каждый раз, когда завязывалась битва, он предводительствовал воинами, неизменно одерживая победу над всеми врагами. Никто не мог устоять против него в поединке один на один. Его сверкающий на солнце меч вселял ужас в сердца всех, кто жаждал разрушить Ифе. Путь его был усеян мертвыми телами. Несчетное множество великих воителей жило в то время, но Оранмийян был величайшим из величайших. При его жизни никто не мог покорить Ифе.

Но и Оранмийян был не вечен. Узнав, что скоро умрет, он собрал всех жителей Ифе и сказал:

– Уже недалек тот день, когда я покину вас. Будьте и впредь такими же отважными, доблестными воинами, как и были. Не позволяйте врагам умалить славу Ифе – да стоит он так же незыблемо, как и стоял.

– Оранмийян, ты отец Ифе, – ответили люди. – Победи смерть и оставайся с нами.

– Это невозможно, – сказал Оранмийян. – Помните, однако, что Ифе остается под моей защитой. Если на вас обрушится великое несчастье, призовите меня. Я открою старейшинам заклятие, которое воскресит меня на некоторое время. Но произносить его можно только в пору великого несчастья.

Сопровождаемый всеми жителями, он отправился на рыночную площадь и вонзил в землю свой меч.

– Мой меч будет вечно возвышаться здесь, – сказал он людям, – напоминая вам о славе и величии отважных героев.

В тот же миг меч превратился в каменный обелиск, который все называли с тех пор Опа Оранмийян – Меч Оранмийяна.

Оранмийян топнул, земля тут же разверзлась. Когда он спустился вниз, земля сомкнулась – будто и не было никакой трещины. Вот так покинул этот мир Оранмийян.

Когда весть о его смерти разнеслась по всем соседним государствам, оба одного из городов обрадовался:

– Стало быть, Ифе остался без защиты! Самое время поставить его на колени.

И он выслал против Ифе огромное войско. Увидев, что враг окружает город, жители побежали к старейшинам:

– Сейчас же воскрешайте Оранмийяна. Не то будет поздно.

Старейшины произнесли заклятия. И в тот же миг земля расступилась, и в полном боевом вооружении появился Оранмийян. Он повел в бой воинов Ифе. Его ярко сверкающий меч вселял страх в сердца врагов. Вскоре они обратились в бегство. Воины Ифе во главе с Оранмийяном гнались за ними следом, добивая убегающих. Одержав полную победу, они вернулись в город. Оранмийян топнул и спустился в образовавшуюся расселину.

С тех пор никто не осмеливался выступить с оружием в руках против Ифе. Враги знали, что он находится под защитой Оранмийяна, величайшего из величайших.

Однажды в Ифе было большое празднество. Все пели и плясали под барабаны, ели и пили пальмовое вино. Многие захмелели. Даже с наступлением вечера празднество не окончилось. Кто-то из пирующих предложил:

– Надо воскресить Оранмийяна. Пусть и он пляшет и поет с нами.

Все поспешили на рыночную площадь, где возвышался каменный меч героя, и стали его упрашивать осчастливить их празднество своим появлением. Оранмийян не появлялся.

– Надо вызвать его заклятиями, а их знают лишь старейшины, – сказал другой человек.

Привели старейшин и стали их просить, чтобы воскресили Оранмийяна. Те упорно отказывались:

– Нехорошее дело вы затеяли. Оранмийян наказывал, чтобы мы призывали его только при великом несчастье. А тут празднество. Пусть он спокойно почивает под землей.

Но жители Ифе упорно настаивали:

– Делайте, что вам говорят, старики. Мы хотим, чтобы он принял участие в наших плясках и песнях.

В конце концов старейшины сдались, произнесли заклятия. Тотчас же с мечом в руках явился Оранмийян. Лицо его пылало воинственной отвагой. В темноте он принял жителей Ифе за врагов, вторгшихся в город, и принялся разить налево и направо. Страх и смятение объяли весь город. Жители кинулись наутек. Но Оранмийян неотступно преследовал их и все убивал, убивал. Только когда рассвело, по засечкам на щеках понял он, что сражается с людьми своего собственного племени. В горе и скорби он отшвырнул прочь оружие и закричал:

– Меня призвали заклятиями, которые произносятся только в час великого несчастья. И вот я порубил многих жителей своего же города. Отныне я никогда больше не буду сражаться. И никогда не восстану из мертвых.

И тем же путем, что пришел, он ушел под землю.

Каменный обелиск в виде меча до сих пор стоит на том месте, где его поставил великий герой. Он напоминает жителям о славных деяниях Оранмийяна и о той страшной беде, которую они сами навлекли на себя, призвав его в тот час, когда ничто не угрожало их городу.

Лютня Гассира

Четырежды стояла столица Вагаду во всем великолепии и славе. Четырежды исчезала она с лица земли: виной тому были людская гордость, ложь, ненасытность и вражда. Четырежды Вагада меняла имя: звалась поочередно Диеррой, Агадой, Ганной и Силлой. Четырежды оборачивалась она в разные стороны: на север, на запад, на восток и на юг. Окружали ее высокие стены с четырьмя воротами: северными, западными, восточными и южными. А воздвигалась она из камня, дерева, глины и человеческих жизней. Такой она навсегда и утвердилась в памяти народа. Вагаду– великая сила, таящаяся в человеческих сердцах. Иногда видны ее высокие стены, слышен лязг мечей и звон щитов, иногда же она скрывается, становится невидимой, засыпает, утомленная суетным людским тщеславием. Когда-нибудь Вагаду восстанет, с тем чтобы никогда больше не исчезать. Ключом забурлит в ней жизнь. Ни тщеславие, ни ложь, ни ненасытность, ни вражда не смогут тогда нанести ей урон. Незыблемая и нерушимая будет она стоять до окончания времен.

Хо! Диерра, Агада, Ганна, Силла!

Хо! Фаса!

Четырежды исчезала с лица земли столица Вагаду. Четырежды восставала она, еще более прекрасная, чем прежде. Гордость породила замечательные, до сих пор поющиеся песни. Ложь пролила на Вагаду дождь золота и жемчуга. Ненасытность помогла умению писать и читать, в Вагаду это было занятие женщин, это умение переняли бурдама.

Вражда научит пятую Вагаду быть такой же победоносной, как южные дожди, несокрушимой, как скалы Сахары. Тогда в сердце каждого мужчины будет жить Вагаду и будет пребывать Вагаду в лоне каждой женщины.

Виновницей первого исчезновения Вагаду была гордость. В те времена Вагаду смотрела на север и носила имя Диерра. Последнего правителя Диерры звали Нганамба. Некогда его род был могущественным, но постепенно приходил в упадок. Каждый день его народ, фаса, сражался с бурдама и борома. Битвы не прекращались, казалось, мир никогда не наступит. Поначалу мощь страны Нганамбы возрастала. Все мужчины были отважными воинами, женщины – прекрасны и горделивы. Но те фаса, что не пали в сражениях, старели. Одряхлел и Нганамба. У сына вождя, Гассира, было восемь взрослых сыновей и множество внуков. Престарелый король не решался передать власть сыну, боялся, что его гордость пострадает, если он, перестанет быть правителем, и вот Вагаду исчезла, народ борома превратился в рабов бурдама, мечом захвативших власть. Умри Нганамба вовремя, разве исчезла бы Вагаду в первый раз?

Хо! Диерра, Агада, Ганна, Силла!

Хо! Фаса!

Нганамба все не умирал. Гассиру казалось, будто сердце его пожирает шакал. Каждый день вопрошал он свое сердце: когда же умрет Нганамба? Когда он, Гассир, станет правителем? Каждодневно Гассир жаждал услышать о смерти короля, как любовник страстно ожидает восхода вечерней звезды, чтобы отправиться к своей возлюбленной. Гассир уже успел покорить бурдама, коварных борома он гнал бичом, сделанным из подпруги боевого коня. Все помыслы его были только об отцовском мече, только о его щите, только о его коне. И по вечерам, возвращаясь в город, он сидел в кругу сородичей и слушал, как воины превозносят его подвиги. Но все его мечты были об отцовском щите и мече – овладеть ими он мог лишь после его смерти. День за днем росло нетерпение Гассира. Он проводил бессонные ночи, и шакал пожирал его сердце. Однажды Гассир вышел из дома ночью и отправился к мудрому старцу.

– Киекорро! – спросил он. – Когда наконец умрет мой отец Нганамба, оставив мне свой меч и щит?

Мудрец ответил:

– Э, Гассир, твой отец скоро умрет, но не тебе владеть его щитом и мечом. Твое же оружие – лютня. Из-за нее-то и сгинет Вагаду. Э, Гассир!

– Ты лжешь, Киекорро! Я вижу, что не такой уж ты прозорливец! Как может сгинуть Вагаду, если герои ее каждый день выигрывают битвы? Ты лжешь, Киекорро!

– Напрасно ты мне не веришь, – вздохнул старец. – Твой путь ведет в поле, к куропаткам: там ты услышишь их песню, и вот это-то и есть твой путь и путь Вагаду!

Хо! Диерра, Агада, Ганна, Силла!

Хо! Фаса!

Наутро Гассир вместе с другими героями вступил в битву с бурдама. Гнев охватил его. И приказал он воинам:

– Оставайтесь на месте. Сегодня я один буду сражаться.

Герои остались кто где стоял, а Гассир выехал вперед и метнул копье. А затем кинулся на бурдама с обнаженным мечом; он косил их, как серп пшеницу. Закричали бурдама в ужасе:

– Этот человек не из рода фаса. Это сам Дамо, губитель людей.

Они побросали копья и обратились в бегство. Гассир приказал своим воинам:

– Подберите копья.

Они выполнили его повеление. И запели: все фаса – герои как на подбор. Гассир – величайший из героев, вершитель славных подвигов. Но сегодня он превзошел самого себя!

Гассир въехал верхом в город в сопровождении героев. Они пели:

– Никогда еще Вагаду не захватывала столько копий! После битвы Гассир отправился к женщинам, чтобы они омыли его. Собрались мужчины, чтобы отпраздновать победу. Но самого Гассира с ними не было. Он направился прямиком в поля. И услышал там пение куропатки. Подойдя поближе, он смог даже разобрать слова:

– Слушайте «Дауси»! Слушайте мою песню! Слушайте песню о моих подвигах!

И куропатка спела песню о своей битве со змеей. Вот эта песня:

– Все живое умрет, превратится в прах! Но «Дауси», моя песня о подвигах, не сгинет. Ее будут петь вечно, переживет она правителей и героев! Хо! Я могла совершить этот подвиг! Хо! Я могу сложить и спеть «Дауси»! Вагаду исчезнет. «Дауси» переживет ее!

Хо! Диерра, Агада, Ганна, Силла!

Хо! Фаса!

И вот Гассир вновь отправился к мудрецу и сказал:

– Киекорро! Был я в полях! Куропатка похвалялась, что песня о ее деяниях переживет Вагаду. Куропатка пела «Дауси». Ответь мне, правда ли, что эта песня вознесется над жизнью и смертью?

Мудрец ответил:

– Э, Гассир, ты стремительно торопишься к своему концу. Никто не в силах остановить тебя. Раз уж тебе не суждено стать правителем, ты будешь певцом! Когда-то короли фаса обитали на берегу моря, и были тогда они великими героями и вели войну с людьми, которые играли на лютнях и пели «Дауси». Сердца героев фаса часто замирали от ужаса, когда они слышали эту песню. Но никогда еще фаса не пели «Дауси», потому что они принадлежали к роду хорро, а «Дауси» обычно поют только люди из племени диаре. Диаре сражались так, как пьяница, заливающий жажду, а не как благородные герои. Отныне ты не можешь быть вторым среди первых, а станешь первым среди вторых, то есть певцом. И Вагаду из-за этого исчезнет!

– Пусть сгинет Вагаду! – воскликнул Гассир.

Хо! Диерра, Агада, Ганна, Силла!

Хо! Фаса!

Гассир отправился к кузнецу. И попросил:

– Сделай для меня лютню.

– Хорошо, но только на этой лютне нельзя будет играть.

– Это не твое дело. Сделай лютню.

И вот лютня готова. Кузнец отнес ее Гассиру. Гассир попробовал заиграть на ней, но лютня молчала. Кузнец засмеялся:

– Что я тебе говорил?

– Заставь ее зазвучать.

– Это не в моей власти. Об этом должен позаботиться ты сам.

– Но как?

И мастер ответил:

– Пока это только кусок дерева. Не зазвенит он, пока не появится у него сердце. И ты сам должен дать ей это сердце. Пойдешь на битву, пусть лютня будет у тебя за спиной. Она должна вобрать в себя звон твоего меча, должна впитать капли твоей крови и крови твоих врагов, твоя боль должна стать ее болью, твоя слава – ее славой. Лютня не должна остаться просто куском дерева, но превратиться в нерасторжимую часть тебя самого и твоего народа. Она должна быть достойна перейти к твоим потомкам. Только тогда звуки, родившиеся в твоем сердце, отзовутся в сердцах твоих детей, прежде всего твоего старшего сына, и всего народа. Вот когда оживет мертвый кусок дерева. Но Вагаду сгинет из-за лютни!

– Пусть сгинет Вагаду! – воскликнул Гассир.

Хо! Диерра, Агада, Ганна, Силла!

Хо! Фаса!

Гассир созвал восьмерых своих сыновей. И сказал им:

– Сыны мои, сегодня мы выступаем на битву. Но удары наших мечей найдут отклик отныне не только в Сахеле^[1], но и в грядущих веках. Вы, мои сыновья, и я будем первыми среди героев. И ты, мой старший сын, будешь биться рядом со мной!

Гассир со своим старшим сыном возглавили войско. За плечами Гассира висела лютня. И вот уже перед ними воины бурдама. Гассир и его старший сын бросились на них. И сражались, как никогда прежде. Гассир кидался в битву так, как будто он и не человек вовсе, а Дамо. И его старший сын кидался в битву так, как будто он и не человек вовсе, а Дамо. Гассир схватился сразу с восьмерыми. Сын поспешил ему на выручку. И сразил четырех. Но одному из воинов удалось пронзить его сердце копьем. И он свалился с коня замертво. Гассир яростно закричал. Испуганные бурдама побежали вспять. А Гассир спешился и взвалил тело сына на спину. Затем снова сел на коня и медленно двинулся к остальным героям. Кровь из сердца старшего сына, стекая, капала на лютню – ведь на спине Гассира висела лютня! И так, во главе героев, Гассир въехал в Диерру.

Хо! Диерра, Агада, Ганна, Силла!

Хо! Фаса!

Погребли старшего сына Гассира. Могила покраснела от его крови. Этой ночью Гассир взял лютню и ударил по струнам. Но лютня молчала. Гассир рассвирепел. Он созвал сыновей и сказал:

– Завтра мы выступаем против бурдама.

Семь дней подряд отправлялся он на битву. И каждый день рядом с ним скакал один из его сыновей, чтобы вместе с отцом отличиться в сражениях. И каждый раз, когда он возвращался, с его плеча свисало тело сына. В Диерре начался великий плач по погибшим. Все воины и все женщины облачились в белые и красные одеяния. Везде текла кровь борома, принесенных в жертву. Женщины стонали. Мужчины были в ярости. Накануне восьмой битвы все воины-герои и жители Диерры собрались вместе и сказали Гассиру:

– Гассир, хватит воевать. Воюют только по необходимости. Но ты ослеплен яростью и бессмысленно рвешься в бой. Уходи же из Диерры! Вместе со своими близкими родичами. Забирай пленных борома и скот. Мы хотим мира, не хотим умирать даже во имя славы.

Мудрец сказал:

– Э, Гассир! Вот так сгинет Вагаду в первый раз!

Хо! Диерра, Агада, Ганна, Силла!

Хо! Фаса!

Гассир и последний, оставшийся в живых младший сын, его жены, друзья и рабы борома отправились в пустыню. Миновали Сахель. Из городских врат с Гассиром выехало множество воинов, но большинство вернулось. Лишь небольшая горсточка верных не отреклась от Гассира и его сына.

Ехали день и ночь. В тишине и молчании расположились на привал. Заснули сын, женщины, рабы. Один Гассир бодрствовал – упорно сидел у огня и как будто прислушивался. Наконец сон одолел и его. Внезапно он пробудился и вскочил на ноги. Он услышал музыку, и эта музыка, казалось, звучала внутри него. Гассир задрожал. Это пела лютня, пела песню «Дауси».

Запела лютня в первый раз – король Нганамба умер в Диерре; запела лютня в первый раз – истощился гнев Гассира, заплакал он; запела лютня в первый раз – исчезла Вагаду с лица земли.

Хо! Диерра, Агада, Ганна, Силла!

Хо! Фаса!

Четырежды стояла столица Вагаду во всем великолепии и славе. Четырежды исчезала она с лица земли: виной тому были людская гордость, ложь, ненасытность и вражда. Четырежды Вагада меняла имя: звалась поочередно Диеррой, Агадой, Ганной и Силлой. Четырежды оборачивалась она в разные стороны: на север, на запад, на восток и на юг. Окружали ее высокие стены с четырьмя воротами: северными, западными, восточными и южными. А воздвигалась она из камня, дерева, глины и человеческих жизней. Такой она навсегда и утвердилась в памяти народа. Вагаду – великая сила, таящаяся в человеческих сердцах. Иногда видны ее высокие стены, слышен лязг мечей и звон щитов, иногда же она скрывается, становится невидимой, засыпает, утомленная суетным людским тщеславием. Когда-нибудь Вагаду восстанет, с тем чтобы никогда больше не исчезать. Ключом забурлит в ней жизнь. Ни тщеславие, ни ложь, ни ненасытность, ни вражда не смогут тогда нанести ей урон. Незыблемая и нерушимая будет она стоять до окончания времен.

Хо! Диерра, Агада, Ганна, Силла!

Хо! Фаса!

Четырежды исчезала с лица земли столица Вагаду. Четырежды восставала она, еще более прекрасная, чем прежде. Гордость породила замечательные, до сих пор поющиеся песни. Ложь пролила на Вагаду дождь золота и жемчуга. Ненасытность помогла умению писать и читать, в Вагаду это было занятие женщин, это умение переняли бурдама.

Вражда научит пятую Вагаду быть такой же победоносной, как южные дожди, несокрушимой, как скалы Сахары, – ведь тогда в сердце каждого мужчины будет жить Вагаду и в лоне каждой женщины будет пребывать Вагаду.

Хо! Диерра, Агада, Ганна, Силла!

Хо! Фаса!

Вновь обретенная Вагаду

Столица Вагаду исчезла на семь лет. И никто не знал куда. Потом вернулась на прежнее место. И вновь исчезла на семьсот сорок лет. Старый король, по имени Мама Динга, возвестил:

– Вагаду вернется на свое место, только если загремит великий барабан войны Табеле.

Но Табеле похитили джинны, они привязали барабан к небу.

У короля Мама Динги был старый невольник, с которым он вместе воспитывался. Шестеро сыновей короля издевались над стариком, и только самый младший, седьмой, не давал его в обиду. Отец же, слепой от старости, ничего не замечал.

Когда раб приходил к старшему сыну, чтобы позвать его на трапезу к отцу, юноша встречал его тумаками, так же поступали и другие сыновья. Только самый младший приветствовал раба. Когда трапеза заканчивалась и сыновья расходились, то старший брызгал на старого раба водой изо рта, второй обливал его водой, которой он мыл руки, и только самый младший протягивал старшему немного еды. Но король ничего не замечал.

Чтобы распознать своих сыновей, слепой Мама Динга ощупывал их руки и нюхал одежду. Старшего он узнавал еще и по обильно поросшей волосами руке и по железному браслету. Однажды вечером, когда король собирался отойти ко сну, он вдруг почувствовал, что приближается его смерть. И он призвал старого раба, верного своего слугу, и сказал:

– Поди приведи моего старшего сына. Вскоре я умру. И поэтому должен посвятить его в государственные дела. Скажи ему, чтобы пришел после полуночи.

Раб пошел отыскивать старшего сына. Как только он вошел в его дом, молодой человек тут же дал ему тумака.

Тогда старый раб отправился к Лагарре, младшему сыну, и сказал:

– Можешь ли ты одолжить у старшего брата браслет и одежду?

– Да, могу, – ответил тот. Старик продолжал:

– Твой отец узнаёт твоего старшего брата по волосатой руке, по браслету и по запаху одежды. Вскоре он умрет, и вот он послал меня за твоим старшим братом, чтобы провозгласить его наследником престола. Но все твои братья всегда издевались надо мной. И вот я решил привести к отцу тебя.

Лагарре тут же зарезал козла, освежевал его и обернул его шкурой руку, так что на ощупь она казалась такой же волосатой, как и рука брата.

– Одолжи мне твою одежду и твой браслет, – попросил он у старшего брата.

Тот ответил:

– Поди к моей жене, пусть она даст тебе все, чего ты просишь.

В полночь Лагарре встретился со старым рабом. Старик отвел его к Мама Динге, королю, и сказал:

– Вот твой старший сын.

Король ощупал руку молодого человека. Ему показалось, что она сплошь покрыта волосами. Затем он тронул браслет, обнюхал одежду и, удостоверясь, что это его старший сын, сказал:

– На левом берегу реки высятся четыре огромных дерева джалла. Под ними зарыто девять кувшинов. Если ты омоешься водой из этих кувшинов и покроешь себя грязью с берегов реки, ты всегда будешь окружен верными сторонниками. Омойся сначала в восьми кувшинах и только потом – в девятом, даже если девятый стоит первым в ряду. Когда ты омоешься в девятом кувшине, ты обретешь дар понимать язык джиннов, животных, птиц и сможешь с ними разговаривать. Расспроси джиннов, где спрятан великий барабан войны, Табеле. Откроет тебе тайну старейший из джиннов. Завладев Табеле, ты сможешь вернуть Вагаду на ее место.

Лагарре тут же отправился к реке, нашел четыре дерева джалла, а под ними – девять кувшинов. Омылся водой. И обрел дар понимать язык джиннов, животных и птиц.

На следующее утро сыновья собрались к королю на трапезу. Когда явился старший, Мама Динга спросил его:

– Сделал ли ты то, что я тебе велел? Старший сын удивился:

– А что ты мне велел и когда?

– Вчера ночью ты приходил ко мне, и я поведал тебе нечто важное.

– Но я не разговаривал с тобой вчера ночью.

– Беседовал ты, король, не со старшим сыном, а с младшим, – вмешался в разговор старый раб. – Ты послал меня за старшим, но, вместо того чтобы привести старшего, я привел младшего. Ведь шестеро твоих сыновей всегда издевались надо мной, все, кроме седьмого. Все твои старшие сыновья – ничтожества, и если бы твой старший сын вернул столицу Вагаду на ее место, он привел бы ее в полный упадок, а затем и разрушил. Умертви меня, если я заслуживаю смерти.

Но Мама Динга вздохнул и сказал старшему сыну:

– Первенец мой, не суждено тебе стать королем; ведь все, чем я владел, я отдал младшему. Тебе остается лишь сделаться колдуном, научиться, как испрашивать дожди у бога. Когда ты овладеешь этой тайной, люди начнут обращаться к тебе с просьбами, и так ты обретешь власть.

Тем временем джинны послали своего старейшину к Лагарре. Старейшина сказал Лагарре:

– Там, в кустах, прячется существо на семь лет старше меня.

– А кто это?

– Куто^[2].

– А где тот лес, где обитает Куто? Джинн указал ему.

Лагарре отправился в лес. Нашел Куто и, заговорив с ним на его языке, попросил показать ему Табеле.

– Чей ты сын? – спросил Куто.

– Сын Динги.

– А как зовут твоего деда?

– Не знаю.

– Тебя я не знаю, но Дингу знаю! Дингу не знаю, но знаю Кириджо, отца Динги. А есть еще некто, кто старше меня на семнадцать лет, – сказал Куто.

– И кто это?

– Туруме, шакал, он так стар, что у него повыпадали все зубы.

– Где же он?

Куто указал Лагарре на лес, где обитал Туруме. Лагарре с воинами отправился туда. И увидел Туруме, который спросил его:

– Кто ты?

– Сын Динги.

– А как звали твоего деда?

– Не знаю.

– Я не знаю тебя, но Дингу знаю. Не знаю Кириджо, но знаю Кириджотамани, отца Кириджо. Я очень стар, но существует некто, кто старше меня на целых двадцать семь лет.

– А кто это?

– Колико, канюк.

– А где обитает Колико?

И Туруме показал ему дорогу.

Лагарре вместе с воинами отправился повидать Колико.

– Покажи мне барабан моего отца Табеле, – попросил он.

– Кто ты?

– Сын Динги.

– Я не знаю тебя, но Дингу знаю. Не знаю Дингу, но знаю Кириджо. Не знаю Кириджо, но знаю Кириджотамани. Знаю я, где находится барабан, но слишком я стар, чтобы показать его тебе или слетать и принести. Ты же видишь, перья мои повыпали от старости, я даже не могу взлететь с ветки, на которой сижу.

– А что же делать? – спросил Лагарре.

– Ты должен позаботиться, чтобы я снова стал сильным, корми меня семь дней подряд. Каждый день убивай молодую лошадь и молодую обезьяну и корми меня их сердцами и печенью. Корми меня утром и вечером. Сможешь выполнить все условия – я снова обрету силу и смогу принести тебе барабан твоего отца.

Лагарре остался у канюка на семь дней. Каждое утро и вечер он убивал лошадь и обезьяну и кормил Колико. У канюка все прибывали силы. Отросло оперение. Он снова мог летать. И вознесся высоко в небо – туда, где джинны привязали барабан Табеле. Но не смог разорвать ремни, которыми тот был привязан к небу. Колико вернулся и сказал Лагарре:

– Корми меня еще три дня, чтобы я сумел разорвать ремни. Через три дня я стану очень, очень сильным.

И еще три дня Лагарре служил канюку. На третий день Колико настолько окреп, что взлетел в небо и сорвал барабан Табеле. Он принес его Лагарре.

Колико наставлял Лагарре:

– Два дня подряд не прикасайся к Табеле, но на третий – ударь в него. И тогда Вагаду возвратится на свое место.

Лагарре отправился в обратный путь. Два дня он не прикасался к барабану, а на третий ударил в Табеле – и вот перед ним восстала Вагаду. Все это время ее укрывали джинны.

Самба Гана

К прекрасной и мудрой Анналдже Ту Бари, дочери короля, сваталось множество знатных воинов. Но каждому из них она ставила условие: совершить подвиги немыслимой трудности.

Отец Анналджи Ту Бари владел большим городом и многочисленными деревнями. Однажды он вступил в спор с соседним властителем из-за одной из деревень, но проиграл этот спор. Не мог король пережить такого позора и умер. Стала править его дочь. Теперь от каждого к ней сватавшегося она требовала возвращенья потерянной деревни, а в придачу еще восьми городов с деревнями.

Шли годы. Анналджа не выходила замуж, но время было не властно над ней, она становилась все прекрасней и прекрасней, хотя со дня смерти короля радость покинула ее. Не было девушки красивей и печальней Анналджи Ту Бари. И следом за ней ее подданные – воины, певцы, кузнецы-колдуны, рабы, перестали улыбаться.

В Фараке правил в то время король Гана, и был у него сын по имени Самба Гана. Подрос Самба Гана и, таков обычай, оставил отчий дом и, сопровождаемый двумя певцами и двумя слугами, отправился покорять для себя королевство. Певец Тарарафе был одним из четырех спутников Самбы. Счастливый Самба Гана пел и смеялся. Явился Самба Гана в некий город и вызвал на поединок властителя этого города. Все жители сошлись, чтобы присутствовать при поединке, и на глазах у них Самба Гана одержал победу. Владетель города предложил ему свой город – выкупом за жизнь. Ответил Самба Гана:

– Не нужен мне твой город.

И отправился далее. Он сражался еще с владетелями многих городов и всякий раз одерживал победы. Но неизменно возвращал города, завоеванные им.

– Не нужен мне твой город, – обычно говорил он побежденным королям.

В конце концов покорил Самба Гана всех властителей Фараки, но так нигде и не остался.

Однажды Самба Гана и его спутники остановились передохнуть на берегах Нигера. Певец Тарарафе запел об Анналдже Ту Бари, о ее красоте и неизбывной печали. Так он пел:

Только тот, кто покорит восемь городов,

Завоюет Анналджу и заставит ее засмеяться.

Услыхал эту песню Самба Гана, вскочил на ноги, воскликнул:

– Немедля седлайте коней! Мы отправляемся в страну, которой правит Анналджа Ту Бари!

Самба Гана, с певцами и слугами, скакал много дней, много ночей, наконец достиг он города, властительницей которого была прекрасная Анналджа. Взглянул Самба Гана на девушку, сказал:

– Анналджа Ту Бари, укажи мне те восемь городов, которые я должен покорить во славу твою. Сегодня ж отправляюсь в путь.

Потом повернулся Самба Гана к своему старшему другу и наставнику Тарарафе и так сказал:

– Я поеду, а ты оставайся здесь. Будешь петь Анналдже Ту Бари свои песни. Пой и днем и ночью, пусть прекрасная властительница забудет свою тоску.