Текст книги "Сказки Западной Африки. Живой огонь"

Автор книги: Автор Неизвестен

сообщить о нарушении

Текущая страница: 14 (всего у книги 20 страниц)

А под конец Заяц сказал:

– Вот почему я и поспорил с тобой, Вождь, что моя единственная жена приготовит доло скорее, чем все твои женщины!

Вождь не знал что ответить и сидел молча, словно ему рот зашили.

Так и кончается эта сказка.

Конко-сом, рыба голая, усатая

Дождь шел днем, и дождь шел ночью. Дождь шел в начале недели, в середине недели и в конце недели. Дождь шел все время.

Обильные, частые ливни переполнили старицу. Дождевая вода размыла старое русло, на дне которого под слоем старого ила крепко спал в черной норе сом Конко, голая рыба с усами.

Вздулась старица, вышла из берегов, и большая волна унесла сома Конко далеко-далеко на бесплодную землю саванны.

Пришел вечер, воды старицы отступили тихонько в свое прежнее русло, оставив сома на песке. К счастью, множество дождевых ручейков и короткий разлив водоема увлажнили землю, и Конко-сом провел ночь хоть и не очень спокойно, но без особых тревог, под любопытными взглядами мигающих звезд.

Но вот звезды исчезли, – Конко-сом так и не успел понять их немой язык, – пропели вторые петухи, и подул свежий утренний ветерок. Начал Конко уже засыпать – и вдруг почувствовал острую боль в левом усе.

Открыл Конко-сом глаза и увидел рядом со своим песчаным ложем куропатку Воло. Это она ухватила его за ус своим крепким коротким клювом.

А Воло-куропатке просто нечего было делать. С тех пор как пошли дожди, воды было вдоволь повсюду, и Воло уже не приходилось бегать до самой старицы для утренних омовений. Вот она и не знала, чем заняться в утренний час.

Еще до восхода солнца просыпалась куропатка Воло и расхаживала повсюду, бегала везде, носилась где попало, пробуждая всех своим надоедливым резким криком и треском крыльев, громким треском, похожим на треск маиса на огне. Всех будила она до рассвета, и своих соседей, и случайных путников, остановившихся отдохнуть в саванне на ночь.

Увидела Воло-куропатка слезу в глазах Конко и решила, что сом наконец проснулся. Выпустила она его ус из клюва и сказала:

– Братец мой Конко, мы давно не виделись! Я надеюсь, ты провел ночь спокойно?

Было это приветствие слегка ехидным, но Конко-сом еще не совсем очнулся от дремоты и ехидства не заметил. А потому он ответил вежливо и любезно, как полагается всякому воспитанному сому:

– Да, спасибо, я провел ночь в мире с тобой.

– Извини уж меня, что я тебя разбудила так рано и так невежливо, – сказала тогда куропатка Воло. – Приглашаю тебя позавтракать. Пойдем с этой песчаной земли на поля, где зреет или уже созрел урожай. Пойдем поедим всяких вкусных вещей вволю! Пойдем поворуем на крестьянских полях!

– Поесть? Что мы можем там поесть? Воровать? Что мы можем там своровать?

– Просо, мой милый родич! Маис, фасоль, арахис, мой милый родич!

– Я не могу пойти на поля. Мне туда не добраться. И я ничего не могу там сделать, даже поесть не смогу.

– Я одолжу тебе все, что понадобится. Все, что ты только захочешь.

– У меня нет лап.

– Я тебе одолжу!

– У меня нет когтей.

– Я тебе одолжу!

– У меня нет клюва.

– Я тебе одолжу!

– У меня нет крыльев.

– Я тебе одолжу!

– У меня нет перьев.

– Я тебе одолжу!

Куропатка Воло одолжила сому Конко все, чего ему не хватало, чтобы отправиться завтракать на поля крестьян.

И вот оба они на ухоженном поле, где уже созрел урожай.

Принялись они носиться от куч маниоки с медово-сладкими корнями к метелкам маиса, от маиса к стеблям со сладкой фасолью.

Время от времени куропатка Воло поднимала голову, настораживалась и оглядывалась.

Уже много раз воровала она урожай у людей и зверей и всегда была настороже. Она хорошо слышала и далекий неясный шум, и каждый легкий подозрительный шорох, и глубочайшее безмолвие.

Куропатка Воло, едва-едва вылупившись из яйца, уже знала, как и куда ей бежать от малейшей опасности. Лучше всего она различала мерную, тяжелую поступь крестьян и почти неслышный шаг осторожных охотников.

И на этот раз, услышав хорошо знакомую ей мерную поступь хозяина поля, крестьянина Кеба, куропатка Воло вытянула шею, еще раз прислушалась и закатила глаза.

– Верни мне все, что я тебе одолжила! – закричала она Конко-сому. – Верни мне тотчас и лапы, и когти, и крылья, и перья.

Конко-сом вернул куропатке лапы и когти, крылья и перья и остался посредине поля совсем голый.

А Воло-куропатка подхватила свое добро, оперилась и взлетела перед самым носом крестьянина Кеба.

– Пррри-веттт!

Хозяин поля, крестьянин Кеба, вытаращил глаза, когда увидел усатую рыбу Конко на грядке с фасолью.

– Что это? Рыба кормится на моем поле?

И тогда Конко-сом пожаловался ему тихим голосом:

На твоем я поле,

Да не по своей воле!

Куропатка пришла ко мне,—

Теперь она улетела,—

Сказала: «Пойдем кормиться на поле!»

Я ответил ей: «У меня нет лап».

«Я тебе одолжу», – сказала она.

Я ответил ей: «У меня нет крыльев».

«Я тебе одолжу», – сказала она.

Я ответил ей: «У меня нет когтей».

«Я тебе одолжу», – сказала она.

Я ответил ей: «У меня нет перьев».

«Я тебе одолжу», – сказала она.

Привела меня куропатка Воло,

На твоем я поле,

Да не по своей воле.

А Воло улетела, – пррри-веттт!

Пел Конко-сом очень тихо, и очень нежно, и очень грустно, но крестьянин Кеба уже взвешивал на руках его голое тело без чешуи и мечтал об отменной ухе, или сочном кускусе, или каком-нибудь вкусном блюде с жирной подливкой. Все это могла приготовить Тара, самая младшая из четырех его жен.

И вот бросил Кеба-крестьянин поющего сома Конко, рыбу голую и усатую, в мешок и отнес своей самой молодой и красивой жене.

– Посмотри-ка, Тара! – сказал он. – Вот тебе рыба; она кормилась на нашем поле.

– Рыба кормилась на поле? Как заяц? Слыхано ли такое? – воскликнула юная Тара, хлопая в ладоши.

– Ну, не совсем, как заяц, эта рыба воровала на грядках.

– Рыба воровала на поле? Видано ли такое? – поразилась молодая жена крестьянина Кебы.

И в ответ ей Конко-сом снова запел тихо и жалобно:

Я на вашем был поле,

Но не по своей воле!

Куропатка пришла ко мне,—

Теперь она улетела,—

Сказала: «Пойдем кормиться на поле!»

Я ответил ей: «У меня нет лап».

«Я тебе одолжу», – сказала она.

Я ответил ей: «У меня нет когтей».

«Я тебе одолжу», – сказала она.

Я ответил ей: «У меня нет крыльев».

«Я тебе одолжу», – сказала она.

Я ответил ей: «У меня нет перьев».

«Я тебе одолжу», – сказала она.

Привела меня куропатка Воло.

Я на вашем был поле,

Да не по своей воле,

А Воло улетела, – пррри-веттт!

Была Тара самой юной из жен крестьянина Кебы, но вовсе не самой глупой. В родной хижине ее многому научили. И узнала она от старых людей немало, прежде чем попала в хижину мужа. Но ни разу в жизни Тара не видела поющих рыб, не слышала, чтобы рыбы кормились на крестьянских полях!

И сказала Тара:

– Эту рыбу нельзя класть в котел даже с самыми лучшими пряностями, она не годится даже для самого сочного кускуса или риса с подливкой! Этот сом – не для еды. Если мы его съедим, нам не будет покоя.

– Что же нам с ним делать? – спросил Кеба-крестьянин.

– Отнесем его вождю Фаме.

Крестьянин Кеба был человеком добрым и кротким и всегда старался угодить молодой жене. Отказавшись от сочного кускуса и жирной подливки, он отнес вождю Фаме сома Конко, рыбу голую, усатую.

С немалым трудом и не скоро добрался крестьянин Кеба до Фамы. А когда добрался, сказал Кеба:

– Фама, я принес тебе рыбу, которую я поймал на своем поле!

Приближенные Фамы уставились на Конко-сома, рыбу голую, усатую, похожую на обожравшуюся змею, и стали спрашивать друг друга:

– Может, этот человек не в своем уме?

– Может, он рехнулся?

– Рыба в поле?..

– Рыба?..

– Посреди полей?..

Вождь Фама был стар и многоопытен. Он знал, что крестьяне немногословны, ибо им чаще приходится иметь дело с молчаливой землей-кормилицей, чем с людьми. И поэтому вождь просто спросил:

– А что она делала на твоем, поле, эта рыба, голая и усатая? Ответь мне, человек!

– Она там кормилась, о Фама!

– Рыба кормилась на поле? Даже вождь Фама был поражен.

И тогда Конко-сом в ответ на его вопрос запел тихо и жалобно:

Я был на том поле,

Да не по своей воле!

Куропатка пришла ко мне,—

Теперь она улетела,—

Сказала: «Пойдем кормиться на поле!»

Я ответил ей: «У меня нет лап».

«Я тебе одолжу», – сказала она.

Я ответил ей: «У меня нет когтей».

«Я тебе одолжу», – сказала она.

Я ответил ей: «У меня нет крыльев».

«Я тебе одолжу», – сказала она.

Я ответил ей: «У меня нет перьев».

«Я тебе одолжу», – сказала она.

Я был на том поле,

Да не по своей воле.

Привела меня куропатка Воло,

А сама улетела, – пррри-веттт!

Фама-вождь был мудр и преисполнен знаний, однако и он никогда не слышал о поющей рыбе, да еще такой, которая ходила бы на поля кормиться вместе с куропатками.

И решил Фама-вождь оповестить об этом неслыханном чуде весь свой народ и всех своих соседей. Повелел он бить в тамтамы, призывая всех людей явиться к нему в пятницу, дабы все увидели и услышали рыбу голую и усатую, которая кормится на полях и жалуется на свою судьбу в тихой и грустной песне.

И когда пришла пятница, Фама-вождь приказал своему гриоту Мабо показать всем собравшимся удивительного Конко-сома, поющую рыбу, что кормится на полях.

– Поющая рыба?

– Которая кормится на полях?..

Все переспрашивали друг друга и не верили своим ушам.

– Как это рыба может кормиться на наших полях? – изумлялись подданные вождя Фамы.

– Как это рыба может петь? – еще громче вопрошали люди из соседних деревень.

– Да, эта рыба кормится на полях и поет! – уверил всех Мабо, гриот вождя Фамы.

Воцарилась мертвая тишина, и в этой тишине гриот Мабо поднес к своему правому уху усатую, голую морду Конко-сома.

Но ни одного звука не издали толстые губы рыбы без чешуи. Конко-сом, голый Конко молчал. Не пел и не говорил.

Трижды вопрошал его Мабо, придворный гриот, но Конко-сом продолжал молчать.

Сам вождь Фама обратился к поющей рыбе.

Конко-сом не ответил и вождю.

Не знал вождь, что рыба голая и усатая может только трижды пропеть свою песню на суше. Он подумал, что Конко-сом не хочет открывать свою тайну перед всей этой толпой, что собралась на него поглазеть. Никакая тайна не может быть достоянием всех и каждого.

Повелел Фама своему гриоту Мабо вынести Конко-сома за пределы владений и распорядиться с ним, как гриот захочет.

Мабо-гриот твердо знал, что нельзя убивать певца, что бы он ни пел, о чем бы он ни рассказывал. Даже если он говорит слова, неугодные сильным мира сего! Таким слова – всегда чистая правда, а если бы всех певцов убивали за правду, ни сам Мабо-гриот, ни предки его, гриоты, не прожили бы на земле и дня.

И вот Мабо-гриот унес Конко-сома далеко-далеко, к Большой реке.

Там он выпустил в воду рыбу голую и усатую и сказал ей на прощание:

– Брат мой певец, никогда не кормись воровством на крестьянских полях!

Но едва повернулся гриот спиной к реке, как услышал из глубины песню Конко-сома:

Брат мой гриот,

Всего страшней тот,

Кто в долг обещает,

Кто нас обольщает.

Мабо-гриот,

Когда час придет,

Они все отбирают,

Нас в беде оставляют.

Бойся этих обманщиков,

Брат мой, Мабо-гриот!

Крокодилова родня

Крокодилова родня

Всю жизнь богатей крокодил прожил в почете и уважении. А умер – все звери и птицы на похоронах собрались. Отошел траур, приспело время наследство делить. И тут заспорили звери и птицы, кто крокодилу ближайший родственник, ибо кому, как не родне, богатство достанется.

Сказали птицы:

– Крокодил нашего роду-племени.

– Как бы не так! – зарычали звери. – Какая вы ему родня? Крокодил на вас совсем не похож. Вы в перья одеты, он – в крепкую кожу-броню.

Отвечали птицы:

– Верно, перьев, как у нас, у него нет. Но зачем судить по тому, что после рождения появляется, лучше судить по тому, откуда жизнь истоки берет. А у нас и у него они одни и те же – мы вывелись из яйца. Вот начало всех начал. Таким он у матери на свет появился. Наш он, наш, мы его законные наследники.

Не на шутку разъярились звери, заслышав такое.

– Ишь, чего захотели! Крокодил – наш родич, нам его наследство и достанется!

Собрался лесной совет. Решили так: пусть звери свои доводы представят, почему крокодил им родня, и пусть птицам докажут, что не в яйце вовсе дело.

Держали слово звери:

– Верно, когда ищешь родства, нужно до самых истоков дойти. Но яйцо еще ничего не объясняет. Вся жизнь изначально из яйца произошла. Так что судить надобно не по происхождению, а по жизни. Жизнь – единственное мерило. Вырос крокодил, и стало у него четыре лапы, как у нас. Лапы – вот что главное, по ним и судить. Так что отдавайте-ка наследство нам!

Заверещали, загалдели птицы:

– Вы говорите, что у нас перья, а не кожа-броня. Посмотрите на себя, у вас тоже брони и в помине нет. Шерсть да мех! Один смех! И про жизнь вы неправильно говорите. Не тогда она у крокодила началась, когда ноги выросли. Он уже в яйце жил. А вы совсем и не из яйца рождаетесь. Не видать вам наследства!

Но звери не сдавались и по сей день спорят, никакой лесной совет их не рассудит. Может, вам удастся?

Лев – царь зверей, но не людей

Собрал как-то Лев зверей в своем дворце на совет. Приветствовали его звери лесные и кланялись низко. Молвил Лев:

– Собрал я вас для того, чтобы решить, как с человеком бороться. Житья от его козней нет.

Думали-думали, наконец Слон предложил для всех зверенышей школу устроить и учить их всему, что старшие уразумели.

– Кого же мы в учителя возьмем? – Лев-повелитель спрашивает.

– Возьмите меня, – вызвалась Гиена.

– А чему ты наших малышей учить станешь? – Лев вопрошает.

– Научу их пошире пасть раскрывать, погромче рычать да зубы пострашнее скалить. Ох как испугается человек!

– Как бы не так! – пискнул Заяц. – Большим зверям хорошо, а каково нам, малышам?

Задумалась Гиена, но что ответить не нашла.

– Лучше учить наших детенышей в траве прятаться, тогда нас эти вонючие двуногие не заметят, – предложил Заяц.

– Ох и насмешил же ты! – воскликнул Слон. – Где ж такая трава растет, что меня укроет?

Подняли звери Зайца на смех.

– Лучше меня учителя не сыскать! – похвастал Шакал.

– Ну-ка расскажи о своем умении! – потребовал Лев.

– Познал я в жизни три истины, их и молодым передам. Первая: увижу, где поживиться можно, сперва осмотрюсь, безопасное ли место – потому и в капкан не попадаю.

– До чего ж ты мудрый! – закивали звери.

– Вторая истина такова, – продолжал Шакал, – подойду к реке или ручью напиться, разведаю сперва, нет ли кого поблизости. И даже если нет ни души, я голову к воде не клоню.

– Как же ты тогда пьешь? – изумился Заяц.

– А вот как: опущу в воду хвост, а потом отбегу туда, где безопаснее, воду с хвоста и слизываю. И так несколько раз, пока не напьюсь.

– А как ты ночью спишь? – спросила Гиена.

– В этом как раз и есть третья моя премудрость, – Шакал отвечает. – По ночам я делаю так: с одного места прокричу, перебегу на другое, потом – на третье, заберусь в чащобу, где ветвей не разнять, где листва сухая, там-то и ложусь. Стоит кому на сухую листву наступить – зашуршит, у меня сразу – ушки на макушке.

– Да ты и впрямь мудрец, – признали звери.

– Что ж, быть тебе учителем наших малышей, – решил Лев. И стали все зверята к Шакалу в школу ходить, учились все прилежно, кроме Львенка.

– Ну что мне человек? – усмехался он. – Коли повстречается, свалю крепкой лапой, растерзаю острым когтем.

Раз шли после уроков Львенок и Зайчонок. Глядь, а навстречу человек. Стоит Львенок, диву дается: что за странное существо? Человека он раньше и в глаза не видывал.

Подошел человек, рядом присел, поздоровался со Львенком почтительно – как-никак царский отпрыск.

– Что-то ты ни на одного зверя не похож, – говорит ему Львенок. – И почему-то я тебя у отца во дворце не видал ни разу.

Отвечал человек смиренно:

– Потому не ходок я во дворец к всемогущему Льву, что стыдно мне. Тело мое шерстью не прикрыто, да и хвоста у меня нет.

Повелел Львенок человеку построить шалаш.

– Уж больно солнце яркое мне докучает, – говорит. Сделал человек крепкий остов из жердей, веревками связал – клеть получилась. А Зайчонка давно и след простыл, как человека завидел – деру дал, только пятки засверкали. Так что один на один Львенок с человеком остался.

– Что ж, достопочтенный царевич, милости прошу, – человек зазывает, – посмотри, мягко ли, тенисто ли.

Забрался Львенок в шалаш, попросил еще и вход закрыть. Завалил человек вход, а сам пошел, набрал охапку сучьев да листьев сухих. Разложил он все это вокруг шалаша и поджег.

– Ну-ка ты, бесхвостый, выпускай меня поскорее, не видишь – горю! – Львенок кричит.

– Запомни же, глупый и хвастливый звереныш, сегодня ты впервые повстречал человека. Ну, где твои сильные лапы и острые когти? Ты ж грозил растерзать меня. А видишь, обернулось так, что твоя жизнь в моих руках.

– Прости, прости меня, человек, – взмолился Львенок, – глуп я и дерзок. Не губи.

– Что ж, пощажу я тебя, – сжалился человек и открыл вход. – Только крепко запомни: Лев – царь зверей, но не людей.

Двадцатипятилетний сильнее всех

Жили-поживали на белом свете добрые друзья – красивый молодой Лев и полосатая Гиена. Однажды Лев спрашивает Гиену:

– Скажи, друг, кого ты больше всех боишься?

– Дикого быка, – отвечает ему Гиена. – Он крушит все вокруг, топчет муравейники и так страшно ревет, что все звери дрожат от страха.

А потом сама спрашивает Льва, кого больше всех на свете боится он.

– Больше, чем всех зверей, и уж, конечно, больше, чем дикого быка, я боюсь двадцатипятилетнего мужчину, – отвечает Лев.

– Вот уж чепуха-то, – говорит Гиена. – Да ты одолей хоть одного дикого быка, а я за это запросто одолею двадцать двадцатипятилетних мужчин.

– Ну тогда прощай до вечера, – говорит Лев, – а вечером поглядим, что получится.

Приходит вечером Гиена к Льву, а тот занят – гриву свою расчесывает. Поприветствовали друзья друг друга.

– Надеюсь, ты не забыл, о чем мы условились, – спрашивает Льва Гиена. – Что до меня, то у меня слово – закон.

– Ничего я не забыл, – отвечает Лев. – Выбирай быка, и я с ним расправлюсь.

Укрылись Лев с Гиеной в зарослях у тропы, и тут как раз идут на водопой дикие быки, а с ними Бык – крушит все вокруг, топчет муравьиные кучи и ревет так, что воздух дрожит. Гиена показала Льву на Быка и дрогнувшим голосом говорит:

– Одолей вот этого…

Лев как прыгнет на Быка и задрал его в одну минуту. Устроили они с Гиеной пир горой, а назавтра пришли под вечер к той же тропе и спрятались в кустах. Пождали немного, видят, идет по тропе молодой мужчина. В одной руке большая палка, в другой – котелок с едой.

– Одолей вот этого, – говорит Гиене Лев.

Гиена подскочила к мужчине, а тот на нее и внимания не обратил, идет себе спокойненько по тропе, только сказал Гиене:

– Ты, Гиена, поосторожней. Гляди, какую пыль подняла.

Еще раз подскочила Гиена к молодому мужчине, но тот на нее даже не взглянул, только опять за пыль попрекнул. Лев уже посмеиваться начал.

Бросилась Гиена на молодого мужчину в третий раз и разозлила-таки его. Размахнулся тот да с такой силой стукнул Гиену по башке, что даже конец палки обломился и угодил Льву в глаз.

– Ну, что я тебе, Гиена, говорил! – крикнул Лев и бросился прочь.

А Гиена еле в себя пришла после такого удара. Отыскала она своего друга, который все еще тер глаз, и решили они, что впредь никогда не станут кидаться на людей, а уж тем паче на двадцатипятилетних мужчин.

Заяц, Лев и Белый Термит

Жил когда-то Лев, и была у него виноградная лоза, обвивавшая большое высокое дерево. С этого виноградного дерева лакомился виноградом только сам Лев и его семейство.

Время пришло, виноград почти созрел, и Лев запретил даже приближаться к своему виноградному дереву не только зверям из лесу, но даже своим сородичам. Он приказал окружить виноградное дерево изгородью из колючего кустарника и сам уселся сторожить.

Прослышал об этом Заяц-хитрец. И отправился в джунгли. Нарезал лиан, тонких и толстых, положил всю кучу себе на голову и пошел обратно, мимо сада Льва.

«Фру-фру-фру!» – шуршали лианы, раскачиваясь на его голове.

Заслышал это «фру-фру-фру» Лев, окликнул Зайца:

– Куда ты тащишь столько лиан, братец Заяц? Ответил Заяц:

– Как, разве ты не слышал, дядюшка Лев? Разве ты не знаешь, что скоро налетит страшный ураган и все только и думают, как спастись и спрятаться? Поэтому я и отправился в лес, нарезал лиан, чтобы привязаться покрепче самому и привязать всех моих сородичей, чтобы нас не унесло.

– Ох, неужто! – забеспокоился Лев. – Иди скорее сюда, помоги мне, чтобы я тоже спасся от урагана!

– Нет уж, – ответил Заяц. – Не могу я тебе помочь, дядюшка Лев, потому что, если я задержусь, не успею привязать всех своих сородичей и сам не успею привязаться. Ведь когда задует ураган, он нас всех разнесет в клочья! Потому и не могу я остановиться, не могу помочь тебе…

– Трус! – заревел Лев. – Если ты мне не поможешь, сам умрешь и все твои родичи умрут, потому что я сейчас прикажу отнять у тебя все лианы и привязать ими меня и моих родичей, а когда поднимется ураган, он унесет тебя и всю твою родню!

Заяц вроде бы задумался, опечалился, а потом сказал:

– Пусть будет по-твоему, я тебе помогу!

Он пробрался через колючую изгородь, выбрал самые толстые и прочные лианы и крепко-накрепко привязал Льва к виноградному дереву возле самых корней. А потом начал разбирать колючую изгородь вокруг виноградного дерева.

Лев ревел от злости, но ничего не мог поделать. Он понял, что хитрый Заяц его обманул, но как он мог отвязаться?

А братец Заяц разобрал колючую изгородь, влез на вершину виноградного дерева и начал оттуда, сверху, созывать всех лесных зверей:

– Приходите, звери лесные, большие и маленькие! Нет больше колючей изгороди! Лев сидит привязанный! Все, кто хочет, могут взобраться на дерево и отведать сладкого винограда!

И все звери лесные, большие и маленькие, прибежали, прискакали и наелись винограда до отвала.

Тогда Заяц слез с виноградного дерева и спрятался среди густой травы. Очень ему хотелось посмотреть, что теперь будет делать Лев.

А Лев увидел, что почти весь его виноград съели звери лесные, и чуть не умер от злости. Сердце его разрывалось. Но что он мог сделать, привязанный?

И тут ко Льву приполз дальний родич не родич, а так, не поймешь его кто, – просто Белый Термит. Подполз он ко Льву и спросил:

– Нужно ль за добро платить добром?

– Да, – ответил Лев. – За добро мы всегда воздаем добром.

Трижды спросил его Белый Термит. Трижды Лев ответил:

– Да. За добро мы всегда воздаем добром. Тогда Белый Термит сказал Льву:

– Если так, я тебе помогу. Я перегрызу все эти лианы и освобожу тебя.

Он перегрыз лианы, которыми Лев был привязан к дереву, и Лев встал, Лев вскочил! И все звери лесные попрыгали с виноградного дерева и, крича от страха, помчались кто куда.

Лев поднял голову и увидел, что все виноградные гроздья исчезли, кроме как на самой верхушке, – остальные все съели звери лесные.

Но все же Лев радовался, потому что избавился от лиан, снова стоял свободным.

Лев сказал Термиту:

– Братец Белый Термит, не знаю, как тебя отблагодарить! Но вот что: через семь дней у нас будет праздник поминовения мертвых. Приходи, буду рад тебя попотчевать!

Заяц, сидя в густой и высокой траве, все это услышал.

Ему тоже хотелось побывать на этом празднике. Но если он пойдет и Лев его узнает, – не миновать беды!

Убежал Заяц тихонько, чтобы никто его не видел и не слышал.

В утро накануне праздника прибежал Заяц к Белому Термиту.

– Братец Белый Термит, правда ли, что Лев пригласил тебя на праздник поминовения мертвых?

– Да, – ответил Белый Термит.

– А ты знаешь, что Лев собирается сделать во время этого праздника?

– Откуда же мне знать? Когда такой могучий господин приглашает тебя, разве пойдешь и спросишь, что он собирается делать? Так что я уж пойду, а там будь что будет.

– Не ходи, послушайся меня! – взмолился братец Заяц. – Потому что я знаю, что собирается сделать Лев. Когда он вернулся домой, то объявил своим людям, что разгневался на всех зверей лесных, на всех жителей деревни, кто близко подходил к его виноградному дереву, и всех велел убить, когда они придут на празднество. Вот оно как! Конечно, ты, братец Белый Термит, его выручил. Однако Лев очень зол и на тебя, потому что, если бы ты пришел пораньше и пораньше перегрыз лианы, которыми он был связан, он бы раньше освободился, а главное – спас бы свое виноградное дерево. А так сидел он связанный, и все звери лесные лакомились его виноградом. И почти все съели! А все из-за того, что ты приполз слишком поздно! Лев до сих пор в ярости и убьет тебя первым.

– Ох, неужели это вся его благодарность? Неужели он на такое способен? Ладно же, я не пойду на его празднество и не буду больше думать о нем, раз он хочет убить меня после всего, что я для него сделал. Нет, не пойду я к нему!

– Ты правильно рассудил, – сказал Заяц. – Ты умница!

Вот какой хитрый был Заяц!

Он поспешил к себе домой и начал готовиться.

На другое утро разоделся он в праздничные одежды, надел всякие 'украшения и отправился ко Льву на праздник поминовения мертвых в маске Белого Термита.

Когда Заяц вошел во владения Льва, остановился он и трижды крикнул, подражая голосу Белого Термита:

– Вождь! Вождь! Вождь! Лев сказал своему сыну:

– Пойди посмотри, кто этот чужак? Кто зовет меня? Сын Льва, совсем еще ребенок, побежал и сказал:

– Это братец Белый Термит. – И прибавил: – Ты же сам его пригласил!

А братец Заяц и на самом-то деле так переоделся, перекрасился, что стал совсем похож на Белого Термита.

Лев приказал впустить его в хижину, предназначенную для самых почетных гостей, в прекрасную хижину, совсем новую.

Братец Заяц вошел в нее, осмотрелся и разлегся отдохнуть в этой новой хижине.

А вскоре начался праздник, и гостям стали подавать всякие вкусные блюда.

Братец Заяц ел за троих, и тут еще принесли доло, сладкое доло, еще не перебродившее, и доло старое, очень крепкое, – все было к услугам гостей. Заяц наелся и напился до отвала. С полным животом растянулся он на циновке, чтобы отдохнуть.

Но перед этим хитрый братец Заяц незаметно собирал во время еды кости, и куриные и говяжьи, все кости, которые мог найти. И наполнил этими костями свой мешок.

Но вот Лев позвал своего сына и велел ему отнести дорогому гостю самое отменное доло. Мальчик пришел в хижину как раз тогда, когда отяжелевший от обильной еды и от крепкого доло Заяц сладко уснул. Во сне белый колпак съехал у него набок, и одно длинное ухо высунулось наружу.

Когда мальчик увидел это ухо, он очень удивился:

– Смотри-ка! Что бы это могло значить?

Он побежал и рассказал про длинное ухо гостя своему отцу.

– Да не может этого быть! – вскочил Лев. – Не мог братец Заяц прийти ко мне. Ни за что он на это не осмелится! Разве он меня не знает? Нет, нет, братец Заяц не может сюда прийти. Отнеси это доло нашему дорогому гостю и помалкивай.

Мальчик вернулся в хижину, поставил кувшин, но тут вдруг споткнулся, упал, нашумел и разбудил братца Зайца. Тут мальчик как следует его разглядел и бросился бегом вон из хижины. Братец Заяц сразу сообразил, что теперь ему не миновать беды. Он вскочил и стремглав пустился наутек.

Увидел его Лев и все понял.

Он выбежал из хижины со своими слугами, со своими детьми, и со своими приближенными, и со всеми гостями, которые пришли на празднество. И все они устремились в погоню за Зайцем. Целую свору собак пустили по его следам.

Когда братец Заяц увидел, что собаки его настигают, он сунул руку в мешок и бросил им горсть костей. Собаки остановились, и началась у них грызня из-за этих костей.

Братец Заяц помчался дальше, а люди Льва – по его следам. Но вот отставшие было псы снова начали догонять. Снова Заяц бросил им щедро костей из мешка. И опять собаки, забыв о нем, передрались между собой. А Заяц все бежал, бежал и бежал…

Так бежал он три дня, и никто не мог его догнать. Но на четвертый день Заяц зашатался от усталости и не знал уже, где ему спрятаться.

Вдруг он увидел густые заросли колючего кустарника.

Одним прыжком он спрятался в самой чаще и затаился.

Собаки учуяли его, окружили заросли, но добраться до Зайца сквозь колючки не могли. Только лаяли от злости.

А Заяц отдохнул, одним прыжком выскочил из колючих зарослей и помчался дальше.

Вскоре увидел он баобаб с большим дуплом и спрятался в этом дупле.

Но собаки мчались по его следам.

Первая с разгону проскочила мимо баобаба, вторая влетела в темное дупло.

Она заметила в темноте Зайца, и Заяц испугался, что она его узнает. Тогда он закричал хриплым голосом:

– Что такое? Что это значит? Кто врывается в почтенный дом, как вор, как злодей, как бандит? Здесь лежит в темноте несчастный старик, который и двинуться уже не в силах, а его вдруг топчут ногами! Кто этот вор, кто злодей, кто бандит?

Собака так перепугалась, что выскочила стремглав из темного дупла. А на ярком свету совсем взбесилась и набросилась на других собак. И все они перегрызлись.

Увидел это Лев, испугался, как бы все его собаки не взбесились. Приказал слугам переловить их и убить. А сам поспешил со своими людьми вернуться домой.

Через три дня братец Белый Термит все-таки собрался навестить Льва. Он пришел к воротам ограды и трижды прокричал:

– Вождь! Вождь! Вождь!

Лев сам вышел посмотреть, кто это его зовет. Увидел, что это Белый Термит. Но решил, будто снова братец Заяц осмелился прийти на малое празднество, которое всегда устраивали через три дня после большого праздника поминовения мертвых.

Приказал Лев схватить и связать братца Белого Термита. Началась тут свалка и драка, и пока разбирались, кто из них кто, братцу Белому Термиту здорово досталось. И палками его избили, и всю одежду на нем изодрали! И только когда остался он голый, все увидели, что это на самом деле Белый Термит. Тогда Лев приказал отпустить его с миром.

Вот почему мосси говорят: «Люди неблагодарны! Что бы ты для них ни сделал, никогда не получишь достойной награды».

Мудрые псы

Однажды девять диких псов отправились на охоту. На пути они повстречали Льва, который сказал, что тоже вышел поохотиться, и предложил действовать сообща. Псы согласились, и весь день они охотились вместе. К вечеру они задрали десять антилоп.

– А теперь пойдемте поищем кого-нибудь умного, и пусть он поделит между нами мясо как положено.

– Что за нужда, – ответил один пес. – Разве для этого требуется какая-то особая мудрость? Нас ведь десять, и антилоп мы задрали десять. Каждому по одной, вот и поделили как положено.

Тут Лев вдруг поднялся на дыбы да как стукнет своей лапищей смельчака и ослепил его.

Псы затихли, прибились друг к дружке. Потом один отважился и говорит:

– Лев – царь всех зверей, он один над всеми. Дадим ему девять антилоп, значит, всех вместе их получится десять. Нас девять, мы возьмем себе одну антилопу, и нас тоже получится десять. Вот так мы правильно поделим добычу.