Текст книги "Занавес опускается: Детективные романы"

Автор книги: Найо Марш

сообщить о нарушении

Текущая страница: 19 (всего у книги 47 страниц)

Все упорно старались не смотреть в сторону Обина Дейла, даже отец Джордан не нашелся что сказать.

В эту самую секунду в салон ввалился Деннис с огромной корзиной цветов, которую он взгромоздил на столик в центре.

– Гиацинты! – вырвалось у миссис Кадди. – Ну и совпадение!

4

Цветы – это один из тех даров природы, который либо доставляет нам удовольствие, либо вызывает у нас аллергию. Гиацинты покачивались над своим мшистым ложем и слегка подрагивали, источая неуместную в данной ситуации хрупкость и изнеженность и наполняя комнату ароматом, вызывающим в памяти роскошные магазины, рестораны, красивых женщин.

Деннис отошел на шаг полюбоваться цветами.

– Спасибо, Деннис, – сказала миссис Диллинтон-Блик.

– Не стоит, мадам. Ах, ну разве они не великолепны?

Он зашел за стойку бара. Пассажиры не спускали глаз с цветов, которые постепенно наполнили все помещение своим сладковатым благоуханием.

– У меня в каюте не хватает места для цветов, – поспешила объяснить миссис Диллинтон-Блик. – Поэтому я решила, что мы будем любоваться ими все вместе.

– Какой очаровательный жест, – сказал Аллейн.

Мужчины поддержали его глухим бормотанием.

– Они восхитительны! – воскликнула Джемайма. – Огромное вам спасибо.

– У вас очаровательные манеры, бабуся, – едва слышно пробормотал Тим Мейкпис.

– Надеюсь, их аромат никому не покажется чересчур сильным, – сказала миссис Диллинтон-Блик. – Что касается меня, то я просто в нем купаюсь. – Она повернула голову к Обину Дейлу.

– Само собой разумеется. Ведь вы – экзотическая женщина, – промурлыкал он.

Мистер Мэрримен хмыкнул.

– Боюсь, мы испортим вам удовольствие, – громко сказала миссис Кадди. – Мистер Кадди не может находиться в комнате, где стоят цветы с тяжелым запахом. У него на них аллергия.

– Какая жалость! – воскликнула миссис Диллинтон-Блик. – Тогда пускай их унесут. – Она беспомощно замахала руками.

– Это вовсе ни к чему, – возразила миссис Кадди. – Мы никому не станем мешать. Мы еще раньше решили прогуляться по палубе. Ведь правда, дорогой?

– Так вы, мистер Кадди, страдаете сенной лихорадкой? – спросил Аллейн.

– Это не то чтобы сенная лихорадка, – ответила за мужа миссис Кадди. – Правда, дорогой? Просто у него начинается недомогание.

– Иной раз это доставляет некоторые неудобства.

– В особенности, должно быть, на свадьбах и на похоронах.

– Знаете, в нашу серебряную свадьбу один из джентльменов из ложи мистера Кадди преподнес нам огромный букет самых разных тепличных цветов. Мой муж, разумеется, был вынужден сказать, что очень польщен, но ему все время было не по себе. Когда все разошлись, он сказал: «Прости, мамочка, но или я, или этот букет». Мы живем напротив больницы, так что он взял и отнес их туда, а после ему пришлось погулять, чтобы проветрить голову. Правда, дорогой?

– Ваша серебряная свадьба, говорите? – Аллейн улыбнулся миссис Кадди. – Не хотите ли вы нам сказать, что уже живете вместе двадцать пять лет?

– Двадцать пять лет и одиннадцать дней. Правда, дорогой?

– Правда, дорогая.

– Глядите, он меняется в лице! – победоносно воскликнула миссис Кадди, указывая пальцем на мужа. – Пошли, дорогой. Ножками, ножками.

Казалось, мистер Кадди не в состоянии оторвать взгляд от миссис Диллинтон-Блик.

– Я не нахожу запах слишком тяжелым, – возразил он жене. – Он меня не раздражает.

– Ты всегда так говоришь, – спокойно, но с угрозой в голосе сказала миссис Кадди. – Ну-ка, дружок, пойдем подышим свежим воздухом.

Она взяла мужа за руку и потащила к стеклянным дверям. В душное помещение ворвался холодный соленый воздух, шум моря и стук машин. Супруги Кадди вышли. Когда мистер Кадди закрывал за собой дверь, он буквально влип в стекло, не в силах уйти. Жена его с трудом оттащила. Когда они шли по палубе, ветер шевелил их седые волосы.

– Они замерзнут! – воскликнула Джемайма. – Ведь они без пальто.

– Господи, все из-за меня, – сетовала миссис Диллинтон-Блик. Мужчины бормотали ей в ответ какие-то утешения.

Мистер Макангус выглянул в коридор.

– Все в порядке, – доложил он. – Они, кажется, пошли к себе в каюту. – Он робко понюхал цветы, улыбнулся своей извиняющейся улыбкой, неуклюже подался в сторону миссис Диллинтон-Блик, потом снова назад. – Думаю, вы всем нам доставили огромное удовольствие, – наконец нашелся он и направился на палубу, на ходу надевая шляпу.

– Бедняга красит волосы, – как ни в чем не бывало отметил мистер Мэрримен.

– Перестаньте же! – воскликнул отец Джордан и посмотрел в сторону Аллейна. – Что за странное наблюдение.

– Вы настоящий проказник. – Миссис Диллинтон-Блик шутливо погрозила пальчиком мистеру Мэрримену. – Ведь правда он проказник? – обратилась она к Обину Дейлу.

– Честно говоря, я считаю, что если он и красит волосы, то это его личное дело. – Обин Дейл обворожительно улыбнулся мистеру Мэрримену. – Верно?

– Полностью с вами согласен, – ответил тот, гримасничая как обезьяна. – Приношу свои извинения. Я вообще питаю отвращение к публичному обсуждению личных слабостей.

Дейл побелел как мел, но промолчал.

– Давайте лучше поговорим о цветах, – с сияющей улыбкой предложил мистер Мэрримен и обвел взглядом всех присутствующих.

Миссис Диллинтон-Блик тотчас уцепилась за эту тему. Неожиданно ее поддержала мисс Эббот. Обе оказались опытными садовницами. Дейл слушал их с застывшей улыбкой. Аллейн видел, что он заказал себе вторую порцию бренди.

– Наверное, у каждого из нас есть свой любимый цветок, – как бы невзначай заметил Аллейн.

– Еще бы! – весело воскликнула миссис Диллинтон-Блик и села так, чтобы ей был виден Аллейн. – Я, к примеру, больше всего люблю магнолии.

– А вы? – спросил Тим Джемайму.

– К сожалению, всего лишь розы.

– Лилии, – улыбнулся отец Джордан. – Что тоже весьма тривиально.

– Пасха? – отрывисто спросила мисс Эббот.

– Вы угадали.

– А как насчет вас? – спросил Аллейн у Тима.

– Хмель, – весело ответил тот.

Аллейн усмехнулся:

– Это все связано с нашими ассоциациями. Я, например, больше всего люблю сирень, что уносит меня в детство. Но если бы вас тошнило от пива, или моя няня, которую я не выносил, прикалывала бы к своей нанковой груди веточку сирени, или для отца Джордана лилии ассоциировали со смертью, каждый из нас ненавидел бы один вид и запах всех этих благородных цветов.

Мистер Мэрримен сочувственно посмотрел на Аллейна.

– Не совсем удачное толкование весьма примитивной теории, но, как мне кажется, возразить нечего.

Аллейн отвесил ему поклон:

– А вы, сэр, имеете какие-либо пристрастия?

– Нет, нет. И вообще должен вам сознаться, эта тема меня не трогает.

– Я считаю, это просто божественная тема! – воскликнула миссис Диллинтон-Блик. – Обожаю узнавать о людях и их пристрастиях. – Она повернулась к Обину Дейлу, на губах которого тотчас же заиграла его обычная улыбочка. – Скажите мне, какие цветы вы любите, и я вам скажу, каких вы любите женщин. Только честно. Итак: ваш любимый цветок? Что, мне самой угадать?

– Агапантус? – громко спросил мистер Мэрримен.

Дейл со стуком поставил свой бокал на стойку и выскочил вон.

– Послушайте, мистер Мэрримен!

Отец Джордан от негодования даже вскочил на ноги.

Мистер Мэрримен широко раскрыл глаза и изобразил полную невинность.

– В чем дело? – спросил он.

– Вы отлично понимаете, в чем дело. Вы очень язвительный человек, и хоть это не мое дело, считаю своим долгом сказать вам об этом.

Казалось, это публичное обвинение не только не смутило мистера Мэрримена, а, напротив, лишь доставило ему огромное удовольствие. Он хлопнул в ладоши, уронил руки на колени и засмеялся злым смехом гнома.

– Если вы последуете моему совету, то сейчас же попросите у мистера Дейла прошения, – сказал отец Джордан.

Мистер Мэрримен встал, поклонился и напыщенно произнес:

– Разрешите откланяться, ибо я должен сейчас же погрузиться в свой послеобеденный сон.

Он направился к двери, задержавшись на полпути рассмотреть жемчужное ожерелье на шее у миссис Диллинтон-Блик.

– Ради Бога, скажите мне, что все это значит? – спросила она, когда мистер Мэрримен вышел. – Что произошло? Что с Обином Дейлом? Почему агапантус?

– Разве вы не знаете о круглом пупе леди Агаты и тонком вкусе? – поинтересовался Тим Мейкпис и рассказал о несчастьях Обина Дейла.

– Как ужасно! – воскликнула миссис Диллинтон-Блик, смеясь до слез. – Как трагически ужасно! Какой же мистер Мэрримен проказник!

– Он ведет себя очень недостойно, – заметила Джемайма. – Вы видели, как болезненно прореагировал на его замечание Обин Дейл? И что это вселилось в нашего мистера Добрячка?

– Школьные учителя на склоне лет часто становятся раздражительными, – заметила мисс Эббот, не отрывая глаз от своей книги. – Это вполне закономерно. – Она так долго не вступала в разговор, что о ней уже забыли. – Верно, святой отец? – обратилась она к священнику.

– Вы, вероятно, правы. Но это его ни в коей степени не оправдывает.

– Наверное, будет лучше, если я выброшу свои прекрасные гиацинты за борт, – захныкала миссис Диллинтон-Блик. – Как вы думаете, а? – обратилась она к отцу Джордану. – Ведь они подействовали не только на бедного мистера Дейла.

– У мистера Кадди от одного их вида закружилась голова, – сказала Джемайма.

– У мистера Кадди в самом деле закружилась голова, но только, мне кажется, не от гиацинтов, – заметила мисс Эббот и в упор посмотрела на миссис Диллинтон-Блик.

– О Господи! – воскликнула та и расхохоталась.

– Ладно, пойду посмотрю, что творится на палубе, – сказал отец Джордан с видом человека, не желающего видеть у себя под носом слона.

Миссис Диллинтон-Блик стояла между ним и стеклянными дверями на палубу. Она улыбалась ему своей лучезарной улыбкой. На какое-то мгновение отец Джордан застыл на месте – Аллейн видел его лишь со спины. Миссис Диллинтон-Блик сделала шаг в сторону, и священник вышел.

– Дорогая, я раскусила этого человека! – воскликнула миссис Диллинтон-Блик, обращаясь к Джемайме. – Он в прошлом повеса.

Со стороны коридора в салон вошел мистер Макангус в шляпе. Он застенчиво улыбался собравшимся.

– Ну как, все на своих местах? – сказал он, повинуясь необходимости хоть что-то сказать.

– Как птички в своих гнездышках, – отозвался Аллейн.

– Ну разве не радостно сознавать, что день ото дня становится все теплее и теплее? – заметил мистер Макангус, ободренный этим ласковым ответом.

– Очень радостно.

Мистер Макангус делал замысловатые па перед корзиной с гиацинтами.

– Какие опьяняющие, – сказал он. – Это мои любимые цветы.

– Да что вы говорите? – воскликнула миссис Диллинтон-Блик. – Тогда, прошу вас, возьмите их себе. Деннис отнесет их в вашу каюту. Мистер Макангус, будет просто прелестно, если вы их возьмете.

Он смотрел на нее в восхищении и недоумении.

– Я? Но почему? Простите, это слишком любезно с вашей стороны. Я не могу поверить, что вы это всерьез.

– Но ведь я говорю абсолютно серьезно. Пожалуйста, возьмите их.

– Я… я просто не нахожу слов благодарности, – мямлил мистер Макангус. – Я… о да, я так польщен. – Он хихикнул и дернул головой. – А вы знаете, это впервые в жизни мне дарит цветы дама, причем по собственному желанию. К тому же мои любимые. Спасибо. Огромное вам спасибо.

Аллейн почувствовал, что миссис Диллинтон-Блик тронули его слова. Она искренне улыбнулась ему, а Джемайма весело рассмеялась.

– Я сам их донесу, – заявил мистер Макангус. – Я поставлю их на свой столик, и они будут отражаться в зеркале.

– Счастливчик! – сказал Аллейн.

– Да-да, вы правы. Так мне на самом деле можно их взять? – Миссис Диллинтон-Блик ободряюще кивнула головой. Мистер Макангус приблизился к столу и схватил своими красными ручищами корзинку с цветами. Аллейн отметил, что он очень тощ и гораздо старше, чем это можно сказать по его странным, орехового цвета волосам.

– Позвольте вам помочь, – вызвался Аллейн.

– Нет-нет, я ведь очень сильный. Жилистый.

Он поднял корзинку и, шатаясь от тяжести, направился на полусогнутых ногах к двери. Дойдя до нее, обернулся: чучело в фетровой шляпе, которая упала ему на самый нос, отделенный от всего мира колышущимся морем гиацинтов.

– Я тоже придумаю вам подарок, – пообещал он миссис Диллинтон-Блик. – После Ляс-Пальмаса. Ведь я должен вас отдарить.

Он вышел вон нетвердой походкой.

– Я бы посоветовала ему красить волосы анилиновой краской, – сказала миссис Диллинтон-Блик. – Он такой душка.

– Однако давайте подождем, чем он вас отдарит, – раздался откуда-то из-за обложки книги отнюдь не музыкальный голос мисс Эббот. – После Ляс-Пальмаса.

Глава пятая
ДО ЛЯС-ПАЛЬМАСА

1

Аллейн сидел в лоцманской рубке, задумчиво уставившись на папку с этим новым делом. Капитан Бэннерман расхаживал по мостику, через равные промежутки времени проходя мимо иллюминатора Аллейна. Предсказания мистера Макангуса сбывались – с каждым днем становилось все теплей и теплей. Через двое суток «Мысу Феревелл» предстояла встреча с Ляс-Пальмасом. Судно слегка покачивало, пассажиров мучила зевота, некоторые буквально валились с ног от сонливости, что, вероятно, спасало их от морской болезни.

«15 января, Хоп-лейн, Паддингтон, – читал Аллейн. – Берил Коэн. Еврейка. Торговала мелочами в собственной лавке, подрабатывала на панели. Яркая, красивая. Около 26-ти. Рост 5 футов 6 дюймов. Полная. Рыжие (крашеные) волосы. Черная юбка, красная шерстяная кофта, искусственные бусы (зеленое стекло). Обнаружена 16 января в 10 часов 5 минут утра соседом. Установлено, что смерть наступила между 10 и 11 вечера предыдущего дня. Найдена на полу лицом вверх. Ожерелье разорвано. На лице и груди цветы (подснежники). Причина смерти: удушена с помощью рук, но, судя по всему, сперва в ход было пущено ожерелье. Сосед утверждает, что слышал, как около 10.45 вечера от нее выходил посетитель. Пение. Ария Маргариты с жемчугом из „Фауста“ Гуно. Пел высокий мужской голос».

Далее следовало детальное описание комнаты пострадавшей, которое Аллейн опустил.

«25 января. Переулок от Ледисмит-крещент, Фулхем. Маргарет Слеттерс. Стокхаус-стрит, 36-а, Фулхем, Лондон. Цветочница. Порядочного поведения. Спокойная. 37 лет. 5 футов, 8 дюймов. Худощавая. Некрасивая. Темно-каштановые волосы. Нездоровый цвет лица. Коричневое платье, искусственный жемчуг, вставные зубы. Коричневый берет, перчатки и туфли. Возвращалась домой из церкви Святого Барнабаса. Обнаружена в 11.55 вечера Стэнли Уолкером, шофером. Установлено, что смерть наступила между 9 и 12 вечера. Найдена у порога пустого гаража. Лицом вверх. Удушена с помощью рук. На лице и груди цветы (гиацинты). В последний раз живой ее видели без цветов. Альфред Бейтс, ночной сторож склада по соседству, говорит, что слышал, как примерно в 11.45 высокий мужской голос пел „Жимолость и пчела“».

Аллейн вздохнул и поднял голову. Мимо иллюминатора подпрыгивающей походкой прошел капитан Бэннерман. Судно подбрасывало вверх-вниз. Горизонт кривился, поднимался, снова падал.

«1 февраля. Проход между складами. Причал компании „Кейп“, 2, Ройэл-Альберт-Докс. Корали Краус. Стип-лейн, 16, Хэмпстед. Продавщица в „Зеленом овале“. Найтсбридж, 18. Натурализованная австрийка. Подвижная. Хорошего поведения. 5 футов, 4 и 3/4 дюйма. Светлые волосы. Бледное лицо. Черное платье, перчатки и туфли. Без головного убора. Искусственные украшения из розовых камней (серьги, браслет, ожерелье, брошь). Несла корзину гиацинтов миссис Диллинтон-Блик, пассажирке „Мыса Феревелл“. Обнаружена в 11.48 вечера офицером полиции Мартином Мэйром. Тело теплое. Установлено, что смерть наступила между 11.15 и 11.48 вечера. Найдена лицом вверх. Порван чулок. Ожерелье разорвано. Мочки ушей тоже. Удушена с помощью рук. В правой руке обрывок посадочного талона с „Мыса Феревелл“. На лице и груди цветы (гиацинты). Матрос (вахтенный у трапа „Мыса Феревелл“) слышал пение. Высокий мужской голос. По показаниям вышеназванного матроса, все пассажиры (мужчины), за исключением мистера Макангуса, который прибыл на судно последним, сходили на берег».

Аллейн тряхнул головой, придвинул наполовину исписанный лист и, задумавшись на минуту, принялся дописывать письмо жене.

«…Итак, вместо того чтобы пережевывать эти отвратительные, приводящие в ярость скудные сведения, предлагаю их тебе, моя дорогая, вместе с описанием дальнейших событий, которые, как говорит любящий выражаться цветисто Фокс, будут обрастать наподобие снежного кома. Вот они, перед тобой. Ты впервые в жизни будешь иметь удовольствие (да поможет тебе сам Бог) идти прямо по горячим следам. В первую очередь, мне кажется, следует установить: что общего у этих трех несчастных женщин? Ответ напрашивается сам собой: абсолютно ничего, если не принимать во внимание тот факт, что все трое, впрочем как и девяносто процентов женщин, носили искусственные украшения. Что же касается их физических особенностей, национальности или же норм поведения, трудно найти три другие более ярко выраженные антиподы. Однако все три погибли при одних и тех же обстоятельствах: всех трех нашли с разорванными ожерельями и этой ужасной данью из цветов на груди. Постой-ка, я, кажется, обнаружил еще одно сходство, которое не сразу бросается в глаза. Интересно, а ты его заметила?..

Что касается обрывка посадочного талона, зажатого в правой руке мисс Краус, то это единственное обстоятельство, оправдывающее мое приятное морское путешествие. Если же бумажка летела по причалу, а девушка всего-навсего схватила ее в предсмертной агонии, то вот тебе еще один пример того, когда государственные деньги швыряют на ветер. По моей просьбе капитан заставил стюарда (чудаковатый малый по имени Деннис) собрать посадочные талоны, будто бы это входит в обычную процедуру. Вот тебе результат:

Миссис Диллинтон-Блик: талон потеряла.

Мистер и миссис Кадди: один талон на двоих. Вписано две фамилии, но не исключено, что он мог подставить „мистер“, когда обнаружили пропажу своего. Места для этого достаточно. Проверить можно будет лишь в конторе.

Мистер Мэрримен: утверждает, что талон был у него в кармане пальто и обвиняет стюарда в том, что тот его вытащил (!).

Отец Джордан: выкинул талон за борт.

Мистер Макангус: не может найти талона, но утверждает, что никак не мог его потерять. Напрасные поиски.

Доктор Мейкпис: талона не получал.

Обин Дейл: считает, что талон взяла его возлюбленная. Зачем – не знает.

Мисс Эббот: выкинула свой талон в мусорную корзину (не найден).

Мисс Кармайкл: талон у нее.

Итак, как видишь, особых сдвигов нет. Разорванного посадочного талона не обнаружено.

Я уже рассказывал тебе о переполохе, который сопутствовал появлению в салоне гиацинтов миссис Диллинтон-Блик. Поразительная реакция со стороны Дейла и Кадди. Жаль, что отреагировали сразу двое. Причуду Дейла можно объяснить его недавним провалом на телевидении. Обрати внимание на дату серебряной свадьбы супругов Кадди. На верном ли я пути? Между прочим, дорогая Трой, я тебя люблю…

Как ты знаешь, в открытом море отношения между людьми развиваются стремительно. Пассажиры довольно-таки быстро сходятся между собой, и частенько между ними завязываются интимные отношения. Как правило, люди теряют привычное чувство ответственности и, подобно их судну, как бы подвешены между двумя мирами, в силу чего легко поддаются увлечениям. Мистер Кадди, например, поддался чарам миссис Диллинтон-Блик, то же самое случилось и с мистером Макангусом, только с той разницей, что чувства последнего выражаются довольно-таки странно. Капитан принадлежит к хорошо известной категории „морской волк среднего возраста“. У него, между прочим, высокое кровяное давление. Скорей всего, запьет, когда войдем в тропики. Влюбчив. (Помнишь свою возрастную теорию, касающуюся мужчин?) Тоже подвержен влиянию чар миссис Диллинтон-Блик. Мейкпис увлечен Джемаймой Кармайкл, впрочем, как и весь младший командный состав судна. Она чудесный ребенок. Держится независимо. Д-Б весьма лакомый кусочек, что прекрасно сознает. Миссис Кадди – сложное переплетение всевозможных низменных чувств. Мисс Эббот уж слишком непохожа на женщину, которая могла бы стать жертвой даже самого что ни на есть отъявленного секс-монстра. Но, по-моему, не стоит судить поверхностно. Ты знаешь, она бреется.

Далее идут мужчины. Я уже много порассказал тебе о нашем мистере Мэрримене, так что ты представляешь, что это за фрукт. Как педагог, он уже вышел в отставку, однако свою педагогическую оригинальность сохранил, и она проскальзывает во всем, начиная от „нет“ на все случаи жизни и кончая аксиомами собственного изготовления, которые отнюдь не всегда применимы к данной ситуации. Он презирает полицейских, постоянно прячется за свою резкость и, держу пари, до конца путешествия учинит настоящий скандал.

Обин Дейл: что касается его образования, то тут все покрыто мраком. Ясно, что не принадлежит к высшим кругам общества. Ведет себя так же, как и перед камерой, и подчас кажется, будто у него два измерения. Строит из себя свойского парня, пьет раза в три больше, чем ему можно. Что ж, может, он и в самом деле свойский парень. Питает пристрастие к детским проказам и совсем недавно приобрел себе врага на всю жизнь в лице мистера Мэрримена, заставив стюарда подать ему за завтраком яичницу из пластика.

Джордан: представитель британской католической церкви. В обычном путешествии мог бы составить мне приятную компанию. Из всех мужчин на судне кажется мне наиболее интересным, но всегда ловлю себя на мысли: каково тому же регулировщику Фейту, когда дорогу переходит интеллигентный служитель церкви? Могу поклясться, что в этом священнике есть что-то от неосторожного пешехода.

Кадди: методистская школа. Торговец мануфактурой. Не слишком приятен. Любопытен до неприличия. Тщеславен. Весьма злобен. Мог бы заинтересовать психиатра.

Мейкпис: Фелстед, Нью-Колледж и больница Святого Томаса. Он и есть психиатр. Принадлежит к ортодоксальной группе Британской медицинской ассоциации. Тоже из средней прослойки общества. Хочет специализироваться на судебной психиатрии. Производит впечатление умного малого.

Макангус: Шотландская высшая школа. Филателист. Добродушный евнух (конечно, не в прямом смысле этого слова). Слишком уж покладист. Но, разумеется, никто не знает, что кроется за его покладистостью. Тоже очень тщеславен. Способен волноваться по пустякам. Как ты уже поняла, красит волосы.

Итак, любимая, теперь ты в курсе дела. В вечер накануне Ляс-Пальмаса я с молчаливого согласия капитана, который потворствует мне лишь потому, что надеется втайне на мое полное фиаско, устраиваю небольшую вечеринку. Ты только что прочитала характеристики всех моих гостей. Моя затея с вечеринкой всего лишь эксперимент, который может обернуться скучнейшей неудачей, но, черт возьми, что еще мне остается делать? Мне были даны указания не прибегать к крайним мерам, не называть своего настоящего имени и не вести расследования в обычном смысле этого слова, а двигаться осторожно, на ощупь, стараясь исподволь выяснить, есть ли среди пассажиров такие, у кого нет алиби для одного из трех роковых чисел. Еще мне приказано предотвратить очередное убийство, не вызывая вражды со стороны Хозяина, который от одного предположения о том, что этот наш субчик находится на его судне, багровеет от недоверия и злобы. Пожалуй что миссис Д-Б и мисс Кармайкл наиболее подходящие кандидатки в его жертвы, а там – кто его знает. Быть может, и в миссис Кадди есть изюминка, которую мне не удалось разглядеть. Что же касается мисс Эббот, то тут я, кажется, не ошибусь, если скажу, что ее шансы стать жертвой равны нулю. Однако может случиться так, что, когда мы войдем в зону тропиков, у меня тоже появятся шансы стать жертвой (разумеется, не в прямом смысле, так что успокойся), – представь меня, нарушающего покой какой-то милой парочки, расположившейся в уединенном уголке на шлюпочной палубе. И все равно женщин придется оберегать. В Ляс-Пальмасе меня должны ожидать новые сведения из штаба о результатах расследования, произведенного Фоксом в родных краях. Будем надеяться, что они прольют хоть капельку света. В настоящее же время все пребывает в полнейшем мраке и…»

В дверь постучали. В каюту вошел бледный юнга с радиограммой, помощник радиста.

– Шифрованная, мистер Бродерик.

Когда юноша ушел, Аллейн расшифровал послание, прочитал его и, о чем-то поразмышляв, снова принялся за письмо.

«Не торопись со своими подозрениями. Получен сигнал от Фокса. Оказывается, некая молодая особа по имени Бижу Броун из магазина скобяных товаров после тридцатидневных мучительных раздумий пришла в Ярд и сообщила, что 5 января неподалеку от Стрэнд-он-де-Грин ее чуть было не задушили. Сначала преступник предложил ей букетик рождественских роз и сказал, что у нее на шее паук. Он попытался затянуть на ней нитку с бисером, но та оборвалась, так как была хлопчатобумажной. Дальнейшему помешал приближающийся прохожий. Преступник скрылся. Ночь была очень темной, и девушка только и сумела сообщить Фоксу, что преступник тоже темный, говорит очень вежливо, носит перчатки и длинную черную бороду».

2

Вопрос о вечеринке Аллейн прежде всего утряс с капитаном Бэннерманом.

– Пусть у вас такое не принято, однако есть надежда, что это сможет нам помочь кое-что выяснить о наших пассажирах.

– Позвольте спросить, каким образом?

– Минутку. Сейчас вам все станет ясно. И, сэр, если не возражаете, мне необходимо ваше сотрудничество.

– Мое? Так, так. И что же вы намерены делать?

– Сейчас объясню.

Капитан Бэннерман слушал Аллейна с унылым и бесстрастным видом. Когда тот закончил, капитан хлопнул ладонями по коленям.

– Сумасшедшая идея, – сказал он. – Но если это поможет вам убедиться, что вы ищете не там, где нужно, игра стоит свеч. Одним словом, я согласен.

Заручившись поддержкой столь авторитетного на судне лица, как капитан, Аллейн изложил свои намерения относительно вечеринки старшему стюарду, который выразил недоумение. Обычно, объяснил он, на судне устраиваются традиционные вечеринки с коктейлями, к которым он, Деннис, с удовольствием изобретает всякие лакомства и заводит музыку.

Однако благодаря престижу Аллейна, которого все считали весьма важной персоной, а также благодаря его родственным связям с управляющим, все препятствия были устранены. Деннис ходил красный от возбуждения, стюарды были очень любезны, а шеф-повар, португалец по национальности, чей умирающий интерес к своему искусству вдруг ожил благодаря впрыскиванию эликсира из огромных чаевых, был полон энтузиазма.

Итак, столы сдвинули вместе, искусно накрыли, тщательно отобрали вина, и вот в назначенный час все девять пассажиров судна, капитан, первый помощник, главный механик, Аллейн и Тим Мейкпис, для начала подкрепив свои силы напитками в салоне, собрались в столовой на поздний обед.

Аллейн сидел на одном конце стола с миссис Кадди по правую руку и мисс Эббот по левую. На противоположном восседал капитан между миссис Диллинтон-Блик и Джемаймой, – обстоятельство, сломившее последние остатки его сопротивления столь необычному отходу от заведенного порядка и в то же самое время вооружавшее его против роли, которую ему предстояло сыграть.

Аллейн был радушным хозяином. Его профессиональное умение заставить людей разговориться, подкрепленное личным обаянием, которое его жена называла не иначе, как «неприличным», создавало праздничную атмосферу. В этом ему очень помогала миссис Диллинтон-Блик, неподдельный энтузиазм которой, а также изогнутая линия ее шеи уже каждое в отдельности стимулировали веселье. Она была так ослепительна, что каждое ее слово сияло, как бриллиант. Сидящий неподалеку от нее отец Джордан тоже был на высоте. Величественный в своем вельветовом смокинге, Обин Дейл буквально источал очаровательные манеры и потчевал соседей рассказами о тех беззлобных шутках, которые он успешно сыграл над «ребятами» – так он называл своих коллег-знаменитостей в таинственном телемире. Миссис Диллинтон-Блик встречала каждый его рассказ взрывами смеха.

В петлице у мистера Макангуса красовался гиацинт. Тим Мейкпис от души наслаждался обществом Джемаймы, она же, казалось, сама была удивлена своей оживленностью. Мистер Мэрримен под воздействием безупречно подобранных вин и очень вкусной пищи тоже расцвел или, по крайней мере, пустил ростки. Мисс Эббот расслабилась и что-то весело доказывала своим лающим голосом сидевшему напротив мистеру Кадди. Оба офицера быстро освободились от бесполезного груза старательно выработанных приличных манер.

Супруги Кадди были большими хитрецами. Миссис Кадди сидела с видом человека «себе на уме», улыбка мистера Кадди давала все основания предполагать, что ему довелось узнать что-то не совсем пристойное. Время от времени они обменивались взглядами.

Однако как только на смену «Монтраше» подали «Пьера Джуэ» в великолепной бутылке, даже супруги Кадди сбросили свои маски заговорщиков. Миссис Кадди, которая до последней минуты все уверяла Аллейна, что никогда не берет в рот ничего спиртного, кроме капельки портвейна по большим праздникам, была вынуждена сдаться и изменить своему аскетизму, что она сделала весьма непринужденно. Мистер Кадди потихоньку потягивал из бокала, время от времени задавая ехидные вопросы насчет вин и без конца скучно повторяя, что они ему не по карману, что он человек простой и не приучен к шикарной еде. Аллейн никак не мог заставить себя проникнуться симпатией к мистеру Кадди.

Тем не менее благодаря этому господину представилась возможность сделать переход к той теме, которую Аллейн собирался использовать в своих целях. Цветов на столе не было, вместо них стояли вазы с фруктами и лампы под абажурами. Аллейн заметил вскользь, что цветы не поставили из уважения к повышенной чувствительности мистера Кадди к их аромату. Отсюда был всего один шаг к теме цветочного убийцы. «Должно быть, цветы оказывают на него влияние, противоположное тому, какое они оказывают на вас, мистер Кадди, – сделал этот шаг Аллейн. – Патологическое притяжение. Что вы думаете по этому поводу, Мейкпис?»

– Возможно, вы правы, – с готовностью поддержал его Тим. – С точки зрения клинической психиатрии здесь возможна подсознательная ассоциация…

Он был молод и выпил изрядное количество хорошего вина для того, чтобы получить наслаждение от езды на своем любимом коньке, но, как оказалось, достаточно скромен для того, чтобы прервать себя после двух-трех фраз:

– Но об этом, к сожалению, еще так мало известно, поэтому я могу сболтнуть чепуху.

Однако он свое дело сделал, и теперь разговор сконцентрировался вокруг цветочного убийцы. Были пущены в ход всевозможные теории. Приводились в пример знаменитые процессы. Аргументов было предостаточно. Казалось, всех больше всего на свете волнует загадочная смерть Берил Коэн и Маргарет Слеттерс. Даже мистер Мэрримен и тот воодушевился и начал с того, что разнес в пух и прах полицию, которая, как он выразился, своими расследованиями только все запутала. Он уже собрался было развить и углубить свою тему, как вдруг капитан, не глядя в сторону миссис Диллинтон-Блик, вытащил откуда-то из-под стола свою правую руку, поднял бокал с шампанским и предложил тост за здоровье мистера Бродерика. «Речь, речь!» – вдруг ни с того, ни с сего завизжала миссис Кадди, ее поддержал капитан, Обин Дейл, офицеры и супруг. «Во что бы то ни стало речь», – пробормотал отец Джордан, мистер Мэрримен смотрел на Аллейна взглядом Мефистофеля. Все остальные в знак одобрения застучали ладонями по столу.