Текст книги "Занавес опускается: Детективные романы"

Автор книги: Найо Марш

сообщить о нарушении

Текущая страница: 24 (всего у книги 47 страниц)

– Мне сейчас что-то не хочется, – покачал головой Аллейн. – Большое вам спасибо.

– Почему?

– Как правило, я воздерживаюсь от употребления спиртного до тех пор, пока солнце не поднимется до уровня нок-рея, если я правильно выражаюсь.

– Вы и тогда не очень себя им балуете.

– Я нахожусь при исполнении служебных обязанностей.

– А, умоешься – и все как рукой сняло. Разумеется, вы, как и я, подчиняетесь приказам, хотя очень часто это всего лишь напрасная трата казенных денег.

– Это уже общие места.

– Ну а вы, джентльмены? – обратился капитан к врачу и священнику. – Как насчет того, чтобы выпить?

Оба отказались.

– Надеюсь, вы на меня не в обиде?

Его заверили, что никакой обиды нет никакой.

Аудиенция была окончена. Капитан, повернувшись к ним своей квадратной спиной, зашагал вразвалку к угловому шкафчику, в котором держал спиртное.

3

Остаток воскресенья прошел более или менее спокойно. Этот день был жарче всех предыдущих, и пассажиров разморило. Миссис Диллинтон-Блик и Обин Дейл, облаченные во все белое, возлегали на своих шезлонгах на веранде и вяло улыбались всем проходившим мимо. Время от времени их руки соприкасались, и тогда слышался бархатный смех миссис Диллинтон-Блик.

Тим и Джемайма почти весь день провели под навесом бассейна в кормовой части нижней палубы. Супруги Кадди, занявшие удобную наблюдательную позицию в тени веранды, не спускали с них глаз. В конце дня мистер Кадди тоже решил принять освежающую ванну и облачился в потрепанные плавки кирпичного цвета. Он разыгрался в воде как дельфин, что вынудило Джемайму вылезти из бассейна, а Тима привело в состояние крайнего раздражения.

Мистер Мэрримен сидел на своем обычном месте, целиком отдавшись «Нилу Криму». А когда ужасы, описываемые в этой книге, были исчерпаны, погрузился в «То, что он любит», смакуя страшные несчастья, обрушившиеся на героинь романа. Время от времени он весьма неодобрительно отзывался о стиле произведения и о методах полицейского расследования, описанных в нем. А так как Аллейн сидел к нему ближе всех, он и оказался мишенью всех высказываний мистера Мэрримена. Разумеется, разговор вновь зашел о цветочном убийце. Аллейну выпала честь узнать о себе, что он «медлительный невежда, облаченный недолговечной властью».

– Этот самый Аллейн, чьи фотографии дают во всех вечерних газетах, как мне кажется, личность весьма неинтеллигентная, – свирепо сопел мистер Мэрримен.

– Вы так думаете?

– О, уверяю вас. Неинтеллигентнейшая, – с чувством сказал мистер Мэрримен. – Думаю, если какому-либо неопознанному преступнику доведется его увидеть, он несказанно утешится. Что бы сделал на его месте и я, уверяю вас.

– Выходит, вы верите в то, что «люди читать по лицам мысли» все-таки умеют?

Мистер Мэрримен одарил Аллейна, можно сказать, одобрительным взглядом.

– Источники, контекст, – потребовал он.

– «Макбет», первый акт, четвертое явление. Дункан о Кавдоре.

– Очень хорошо. Я чувствую, вы хорошо знакомы с этой второсортной мелодрамой. Да, я убежден, что на лице есть отпечатки, могущие послужить отправной точкой для сведущего наблюдателя. Я, например, из целого стада олухов выберу смышленого ребенка. Но, поверьте мне, такая возможность предоставляется мне не так уж и часто.

Аллейн спросил, применима ли эта теория для всех случаев жизни и верит ли мистер Мэрримен в то, что существует так называемый криминальный тип лица.

– Я, кажется, читал где-то, что полиция это отрицает, – как бы вскользь заметил Аллейн.

– Это единственный случай, когда полиция близка к истине, – не без ехидства заметил мистер Мэрримен. – Если вы спросите у меня, существуют ли лица, носящие на себе отпечатки жестокости или низкого умственного развития, я отвечу вам утвердительно. Но тип человека, о котором тут говорится, – он поднял книгу, – нельзя разгадать по его наружности. То, что этим человеком владеет какой-то свой, особый дьявол, на его лице не написано.

– Именно этим выражением и в том же контексте пользуется и отец Джордан, – заметил Аллейн. – Он полагает, что такой человек находится во власти дьявола.

– Неужели? Ну да, разумеется, таков взгляд церкви на эти вещи. И он что, представляет себе этого дьявола в виде животного с раздвоенными копытами и шпагой?

– Чего не знаю, того не знаю.

– Я верю в то, что в каждом из нас сидит свой дьявол, – сказала бесшумно подошедшая сзади мисс Эббот. – Твердо верю.

Она стояла спиной к заходящему солнцу. Ее лицо было темным и каким-то жалким. Аллейн хотел было предложить ей свое место, но она остановила его резким движением руки и взгромоздилась на крышку люка. Она сидела прямо, как струна, неуклюже свесив свои большие ноги в теннисных тапочках.

– А как еще можно объяснить жестокость? Бог дозволяет дьяволу испытывать нас, преследуя какие-то свои, непонятные нам цели.

– Да ведь мы очутились прямо-таки в самой цитадели ортодоксальности! – воскликнул мистер Мэрримен как-то уж слишком для него добродушно.

– Если не ошибаюсь, вы тоже верующий. Вы слушали мессу. Почему же тогда вы высмеиваете идею о дьяволе? – вопрошала мисс Эббот.

Мистер Мэрримен внимательно изучал ее через свои очки.

– Моя дорогая мисс Эббот, – сказал он после долгого молчания, – если вы сумеете убедить меня в том, что он существует, уверяю вас, я не стану высмеивать его дьявольское величество.

– Я в этом не сильна. Поговорите с отцом Джорданом. Он полон мудрости и знаний, и вы с ним будете на равных. Очевидно, вы сочтете неуместным с моей стороны совать нос не в свое дело и приставать со своей верой как с ножом к горлу, но когда… когда я слышу, как смеются над дьяволом, я начинаю чувствовать его в себе. Уж я-то его знаю. – Мисс Эббот неуклюже провела рукой по лицу. – Прошу прощения. Я думаю, это жара делает меня столь развязной.

На палубе появился Обин Дейл – эдакая эффектная фигура в белых блестящих шортах, малиновом свитере и экзотических сандалиях, которые он явно приобрел в Ляс-Пальмасе. Наряд довершали солнечные очки невероятных размеров.

– Хочу окунуться, – объявил он, эффектно взлохматив волосы. – Перед обедом полезно, а водичка просто прелесть. Мадам, однако, не изъявила подобного желания. Может, мне кто-нибудь составит компанию?

Мистер Мэрримен молча уставился на Дейла, Аллейн сказал, что подумает над его предложением. Мисс Эббот слезла с крышки люка и удалилась. Дейл поглядел ей вслед и покачал головой.

– Бедное создание! У меня за нее душа изнылась. Для некоторых женщин жизнь – сущий ад, верно?

Мистер Мэрримен нарочито уткнулся носом в книгу, Аллейн уклончиво хмыкнул.

– В процессе моей несколько фантастической деятельности мне довелось столкнуться с сотнями таких вот бедняжек, – продолжал Дейл. – Я называю их одиноким легионом. Не вслух, разумеется.

– Понятно что не вслух, – буркнул Аллейн.

– Вы только задумайтесь над тем, что им, вот таким, остается? Религия? Исследование Центральной Африки? Что еще? Ей-богу не знаю, – философствовал Дейл. – Одним словом, что-то вроде этого. – Он вытащил из кармана трубку, покачал головой. – Ну ладно, я пошел, – сказал он и удалился вразвалочку, насвистывая мелодию модной песенки.

Мистер Мэрримен изрек что-то такое, что не могло быть напечатано в читаемой им книге, Аллейн отправился на поиски миссис Диллинтон-Блик.

Она возлежала в своем шезлонге на веранде и обмахивалась роскошным веером – целая гора пышных форм, однако очень даже привлекательная. Она настойчиво пригласила Аллейна присесть рядом. Все ее движения говорили о том, что она буквально разомлела от зноя, хотя Аллейну бросилось в глаза, что ее белое платье, из-за декольте которого пикантно высовывался кружевной платочек, не измято, а голова в изумительном порядке.

– Вы похожи на свежий огурчик, – сказал Аллейн и присел на подножку дейловского шезлонга. – Какое на вас очаровательное платье!

– Нравится? – Она лукаво посмотрела на Аллейна.

– Все ваши платья изумительны. Вы одеваетесь с редким вкусом.

– Как мило, что вы обратили внимание! Спасибо за комплимент.

– Вы даже не представляете, какой он огромный. – Аллейн наклонился в ее сторону. – Я так критически отношусь к женской одежде.

– Ну да! Что же вам, позвольте спросить, особенно нравится в моей манере одеваться?

– Мне нравятся ваши платья тем, что они очень выгодно подчеркивают все прелести их владелицы, – сказал Аллейн, подумав про себя, что все это относится к Трой.

– Ах, какое наблюдение! Отныне я буду одеваться исключительно для вас. Вот так-то! – пообещала миссис Диллинтон-Блик.

– Да что вы говорите? Тогда я подумаю, в чем бы мне особенно хотелось вас увидеть. Сегодня вечером, например. А что, если я попрошу вас надеть то восхитительное испанское платье, которое вы купили в Ляс-Пальмасе?

Воцарилось молчание, во время которого миссис Диллинтон-Блик украдкой поглядывала на Аллейна.

– Вам не кажется, что это чересчур? Ведь сегодня воскресенье.

– Ах да, совсем забыл. Тогда завтра, ладно?

– Понимаете, я как-то к этому платью охладела. Может, вы сочтете меня дурочкой, но весь тот ужас с очаровательной куклой мистера Макангуса восстановил меня против этого платья. Согласитесь, все было более чем странно.

– Какая жалость! – Аллейн прикинулся огорченным. – Мы так много потеряли!

– Знаю, и все равно ничего не могу с собой поделать. Как только представлю себе Эсмеральду, похожую на тех бедняжек, и мне так и хочется швырнуть это чудесное платье за борт.

– Не вздумайте этого сделать!

– Нет-нет, не бойтесь! – Миссис Диллинтон-Блик хихикнула.

– Или кому-нибудь его отдать.

– Джемайма в нем утонет, а мисс Эббот и миссис Кадди при всем желании невозможно представить в роли испанок. Верно?

Мимо них прошел Обин Дейл, державший путь в бассейн. Он был похож в своих шикарных плавках на парня с рекламы роскошных лайнеров.

– Эй вы, парочка бездельников! – добродушно окликнул он их и проворно спустился на нижнюю палубу.

– Пойду переоденусь, – сказала миссис Диллинтон-Блик.

– Разумеется, не в это испанское платье?

– К сожалению, нет, хоть мне и очень жаль вас разочаровывать. – Она протянула Аллейну свои маленькие холеные ручки, предлагая ему помочь ей подняться с шезлонга. Что он и сделал.

– Как жаль, что мы больше никогда не увидим вас в нем, – вздохнул он.

– О, подождите горевать. – Она снова хихикнула. – Я могу передумать и опять в него влюбиться.

– И танцевать в нем при лунном свете?

Она на секунду призадумалась, потом одарила его восхитительнейшей улыбкой.

– Об этом знает только всевышний, верно?

Аллейн видел, как она проплыла по палубе и вошла в салон.

«Думаю, ты согласишься с тем, – писал Аллейн вечером Трой, – что это обещание меня ни в коем случае не успокоило».

4

Двигаясь в южном направлении вдоль западного побережья африканского материка, «Мыс Феревелл» вошел в густое марево, и терпение пассажиров, не привыкших к такой погоде, оказалось на исходе. С материка дул слабый ветерок, несущий в себе едва уловимые запахи суши. Тонкая серая пелена, словно сотканная из мельчайших частичек пыли, затмила солнце, но не умерило его пыл. Кожа мистера Мэрримена от жгучего прикосновения могущественного светила пылала так, будто у него был сильный жар, однако он отказывался принять какие-либо меры. Среди команды вспыхнула дизентерия, которая не пощадила и мистера Кадди. Он то и дело консультировался с Тимом по этому поводу и с омерзительной откровенностью описывал свои страдания всем, кто имел желание его выслушать.

Обин Дейл несколько увеличил дозы своих возлияний, что отразилось на его поведении. То же самое, как не без сожаления отметил Аллейн, можно было сказать и о капитане Бэннермане, который не только запил горькую, но еще и стал упрямей осла. Он наотмашь отвергал любую попытку Аллейна обсудить ситуацию и со злобным упрямством твердил, что на борту его судна нет и не может быть никакого убийцы-фанатика. Капитан сделался угрюмым, необщительным и до крайности упрямым.

Напротив, мистер Макангус стал ужасно болтлив. «Он страдает словесной дизентерией», – поставил диагноз Тим.

– Что касается мистера Макангуса, мне кажется, у него эндемическое состояние, – как-то заметил Аллейн. – Не надо все сваливать на тропики.

– Однако они его явно обострили, – устало заметил отец Джордан. – Вы знаете о том, что вчера вечером у него была стычка с мистером Мэррименом?

– Из-за чего?

– Из-за этих отвратительных сигарет. Мэрримен говорит, что его тошнит от их запаха.

– Он отчасти прав, – сказал Тим. – Черт его знает, из какой мерзости их изготовляют.

– Они воняют гнилым навозом.

– Ладно, господа, вернемся к нашему делу, – подал голос Аллейн. – К нашему весьма неприятному делу.

После неудачной беседы с капитаном они втроем выработали свой план действий. С наступлением сумерек каждый из них брал под наблюдение одну из дам. Тим категорично заявил, что своим объектом избирает Джемайму. Отец Джордан попросил Аллейна взять на себя заботы о миссис Диллинтон-Блик.

– Я ее побаиваюсь, – признался он. – Мне кажется, она считает меня волком в сутане священника. Если я начну преследовать ее в темноте, она лишь окончательно в этом убедится.

– К тому же она имеет на вас виды, – заметил Тим и подморгнул Аллейну. – Вот будет здорово, если вы уведете ее из-под самого носа этого телепринца.

– В таком случае вам придется взять на себя двоих, – сказал Аллейн отцу Джордану. – Миссис Кадди, которая ни на секунду не отходит от мужа, и…

– …бедную Кэтрин Эббот, которой, как вы прекрасно понимаете, особая опасность не угрожает.

– Как по-вашему, что с ней происходит?

– Мне кажется, несчастья мисс Эббот к нашему делу не имеют ни малейшего отношения, – сказал отец Джордан с отсутствующим видом.

– Я обычно задумываюсь над тем, почему люди ведут себя так, а не иначе. Когда мы занялись выяснением алиби, ее отчаяние, имеющее прямую связь с дейловской программой, показалось мне весьма и весьма многозначительным.

– Мне кажется, тут какая-то неразбериха. Я даже другой раз спрашиваю себя: а не была ли в тот вечер мисс Эббот жертвой Дейла?

– Нет, она была зрителем.

Отец Джордан испытующе посмотрел на Аллейна и отошел к иллюминатору.

– Как вы помните, жертвой была женщина, которая сказала Дейлу, что ей не хочется объявлять о своей помолвке, ибо это известие очень расстроит ее лучшую подругу.

– Так вы хотите сказать, что мисс Эббот и есть эта лучшая подруга? – спросил Тим.

– По крайней мере это вполне объясняет ее странную реакцию на ту передачу.

Воцарилось молчание.

– А чем она занимается? – поинтересовался Тим. – Она где-нибудь служит?

– Мисс Эббот служит в каком-то музыкальном издательстве, – пояснил отец Джордан. – Она большой знаток ранней церковной музыки, особенно грегорианских песнопений.

– Надеюсь, она с ее голосом не поет, – вырвалось у Тима.

– Напротив, поет. И очень приятным голосом, – сказал Аллейн. – Я слышал, как она пела в ночь нашего отплытия из Ляс-Пальмаса.

– У нее самый что ни на есть необычный голос, – пояснил отец Джордан. – Будь она мужчиной, я бы назвал ее голос высоким тенором. Три недели назад она представляла свое издательство на конференции в Париже. Я там тоже был, и мне довелось с мисс Эббот познакомиться. Коллеги относятся к ней с большим уважением.

– Однако мисс Эббот нас в настоящий момент не интересует, – решительным тоном сказал Аллейн. – Солнце садится, так что пора на вахту.

В соответствии с разработанным планом вечер одиннадцатого и двенадцатого Аллейн всецело посвятил миссис Диллинтон-Блик. Его поведение явно огорчило Обина Дейла, доставило огромное удовольствие Тиму, вызвало удивление со стороны Джемаймы и жадное любопытство со стороны миссис Кадди. Сама же миссис Диллинтон-Блик была на вершине блаженства. «Моя дорогая! Ты только послушай – я похитила Великолепного Брута! Вот радость-то! Ничего, так сказать, реального, и все же… Ах, такое явное внимание с его стороны. Когда над тобой вот так романтично светит тропическая луна, все может кончиться весьма и весьма благоприятно. В настоящее время, как только я удаляюсь после обеда на мою маленькую веранду, он тут как тут у моих ног. И это, клянусь тебе, все, и ничего, ничего более. Обин Дейл зеленеет и зеленеет, но это, как ты знаешь, доставляет мне только удовольствие, Видишь, я совсем и безнадежно лишена сострадания. Но мне все равно так хорошо…»

Тринадцатого вечером, когда все пассажиры собрались в салоне за кофе, Обин Дейл неожиданно объявил, что решил устроить в своих «покоях» вечеринку. Там стояла радиола, и он пообещал прокрутить на ней кое-какие из собственных дисков.

– Приглашаются все, – сказал он и сделал широкий жест зажатым в руке стаканом с бренди. – Никаких отговорок не принимаю.

Отказаться и в самом деле было невозможно, хотя у мистера Мэрримена, да и у Тима был такой вид, будто им очень хочется это сделать.

«Покои» Дейла оказались великолепны. Все стены были увешаны фотографиями дейловской «крошки» с ее надписями и других телезвезд. Тут же висела фотография самого Дейла, изогнувшегося в подобострастном поклоне перед самой большой «звездой». Дейл показал свои сувениры; среди них сигареты с монограммой – подарок какого-то турецкого хана, который, как пояснил хозяин, изобразив на своей физиономии уныние, является одним из самых пылких его поклонников. И тут же рекой полились всевозможные вина и даже более крепкие напитки. Мистеру Макангусу достался бокал с подвохом, из которого все содержимое вылилось ему прямо на подбородок, что он воспринял вполне безропотно, хотя и не был в восторге, как капитан, миссис Диллинтон-Блик и супруги Кадди. Обин Дейл извинился с видом напроказившего мальчишки и тут же великолепно сымитировал кое-кого из своих знаменитых друзей. Потом они прослушали четыре пластинки, после чего почти всех гостей сморила тропическая дремота. Первой откланялась мисс Эббот, за ней последовали остальные, кроме миссис Диллинтон-Блик и капитана. У Джемаймы разболелась от духоты голова, так что она с радостью ухватилась за возможность выйти на свежий воздух. Они присели с Тимом под иллюминатором мистера Макангуса, выходящим на правый борт. Над ними тускло светила маленькая лампочка.

– Пять минут, и я отправлюсь спать, – сказала девушка. – Моя голова гудит, как орган.

– У тебя есть аспирин?

– Я, кажется, его куда-то засунула.

– Я сейчас тебе что-нибудь принесу. Только ты никуда отсюда не уходи, ладно?

Кресло девушки было освещено светом, падающим из иллюминатора мистера Макангуса, и тусклой лампочкой над ее головой. Мистер Макангус стелил постель и пронзительным фальцетом мурлыкал себе под нос какую-то мелодию.

– Ладно. Мне как-то не хочется карабкаться по снастям или расхаживать по канату. Нельзя ли выключить этот свет над головой? Он бьет прямо в глаза.

– Выключатель внизу, на другом конце. Я выключу, когда буду идти назад. Я быстро, Джем.

Когда Тим ушел, Джемайма откинулась на спинку и закрыла глаза. Она слышала стук машин, шум моря и пронзительное пение мистера Макангуса, которое очень скоро прекратилось. Джемайма почувствовала сквозь сомкнутые веки, что света убавилось. «Он погасил светильник, а теперь укладывает свою робкую плоть на девственное ложе», – думала девушка. Она открыла глаза. Лампочка над головой все еще горела.

В следующий момент погасла и она.

«Тим идет назад. Как он быстро», – пронеслось у нее в мозгу.

Теперь ее окружала почти непроглядная темень. Дул легкий ветерок. Она не слышала шагов, но явно почувствовала, что сзади кто-то подошел.

– Тим, это ты?

Ей на плечи легли руки.

– Ты меня испугал.

Руки двигались к горлу. Она почувствовала, как они дернули нитку жемчуга. Бусы рассыпались. Она схватила эти руки. Они были ей незнакомы.

– Пустите! Пустите!! Тим!!!

Послышался топот бегущих шагов. Джемайма вскочила с кресла и стремглав бросилась в туннель крытой палубы, где попала в чьи-то объятия.

– Успокойтесь, все в порядке, – говорил ей Аллейн. – Это я.

5

Через несколько секунд вернулся Тим Мейкпис.

Джемайма все еще дрожала в объятьях Аллейна, бормотала что-то невнятное, прижималась к нему как маленькая девочка.

– Какого черта… – начал было Тим, но Аллейн не дал ему договорить.

– Лампочку погасили вы?

– Нет. Джем, милая…

– Вам кто-нибудь попался на пути?

– Нет. Джем!..

– Хорошо! Уведите ее. Она расскажет вам все, когда придет в себя. – Он осторожно разжал руки. – Вам ничего больше не угрожает. Вот ваш доктор.

Девушка очутилась в объятиях Тима, а Аллейн побежал по направлению к корме. Он шарил глазами вдоль ведущих вверх и вниз трапов, заглядывал за комингсы люков, искал за грудами сложенных кресел и в прочих укромных уголках, хотя и знал, что опоздал. Палуба была погружена в таинственный мрак. Аллейн стучал во все каюты, оправдываясь тем, что якобы потерял свою записную книжку, паспорт и рекомендательные письма. Один Дейл был одет и даже не собирался спать. Остальные были в пижамах и разговаривали с Аллейном в той либо иной степени раздражительно. Он коротко проинформировал о случившемся отца Джордана. Решили снова пойти втроем к капитану.

Потом Аллейн вернулся к креслу, на котором сидела Джемайма. На сиденье и на палубе валялись жемчужины. Он собрал их все до единой. Он уже решил, что больше ничего не найдет, как вдруг, ощупывая мятую и вылинявшую спинку кресла, обнаружил еще кое-что. Это был крошечный обрывок цветочного лепестка, который еще сохранял слабый аромат гиацинтов.