Текст книги "Занавес опускается: Детективные романы"

Автор книги: Найо Марш

сообщить о нарушении

Текущая страница: 17 (всего у книги 47 страниц)

– Они похожи на католиков. Разве нет?

Мистер Кадди улыбнулся. У него была странная ехидная улыбочка, слишком уж самодовольная и несколько скабрезная.

– Они такие смешные, – изрек он.

– Похоже, мы попали в высшее общество, – съехидничала миссис Кадди. – Ты видел эти меха?

– А духи? Ну и запах.

– Кажется, мне придется за тобой следить.

– А ты слышала, о чем они говорили?

– Кое-что. Она-то говорит как настоящая леди, да только не то, о чем говорят настоящие леди.

– Ты так думаешь?

– Она охотится за мужчинами.

Улыбка мистера Кадди стала совсем непристойной.

– А ты обратила внимание на цветы? – спросил он у супруги. – Орхидеи. Тридцать шиллингов за штуку.

– Рассказывай сказки!

– Да точно тебе говорю. Замечательные цветы.

В голосе мистера Кадди чувствовались какие-то странные нотки.

– А ты видел, что случилось с той другой дамой, которая читала через плечо у того пожилого типа в автобусе?

– Старые мощи. Тьфу!

– Он читал про эти убийства. Ну, про того, который разбрасывает цветы на груди у своих жертв и поет.

– До или после?

– После. Ужас один, – со смаком сказала миссис Кадди.

Мистер Кадди хмыкнул.

– Когда я вспоминаю про это, у меня мурашки по спине бегают, – размышляла вслух его жена. – Интересно, кто толкает его на такое?

– Женщины.

– Правильно. Давай, сваливай все на женщин. Все вы, мужчины, одинаковые.

– Тогда не спрашивай у меня. А что еще было в той газете?

– Мне было плохо видно. Про убийцу на первой странице. Разумеется, его еще не поймали.

– Жаль, что у нас нет этой газеты. И как это я забыл ее купить?

– Она небось есть в салоне.

– Да ну, вряд ли.

– Этот старый тип оставил ее в автобусе.

– Да что ты говоришь? Жить не могу без вечерних газет. Может, сходить за ней? Автобус отходит в одиннадцать, так что я еще успею.

– Только не задерживайся. Если ты опоздаешь на пароход…

– Дорогая, мы отплываем в полночь, а сейчас всего десять минут одиннадцатого. Вернусь через несколько минут. Думаешь, я позволю тебе остаться наедине с этими соблазнительными моряками?

– Не болтай глупостей!

– Ну, одна нога здесь, другая – там. Я так люблю вечерние газеты!

– Пускай это глупо, но я всегда нервничаю, когда ты уходишь в свою ложу или куда-нибудь еще.

– Глупышка. Я бы взял тебя с собой, но зачем? Знаешь, внизу есть кофе.

– Скорее всего, какой-нибудь суррогат.

– Все равно попробуем, когда я вернусь. Ну, будь умницей.

Мистер Кадди надвинул на нос фетровую шляпу, надел плащ и подпоясался поясом, став чрезвычайно похожим на частного сыщика с киноэкрана, и в таком виде сошел на берег.

Миссис Кадди затихла на своей койке, полная тревоги.

*

Возлюбленная мистера Обина Дейла выглянула через иллюминатор и сказала, едва ворочая языком:

– Дорогуша, там такой жуткий туманище. Очевидно, нам пора сматываться.

– За руль ты сядешь, дорогушенька?

– Ну да.

– Дорогуша будет умницей?

– Мое сокровище, когда я выпью, мне сам черт не страшен. И вообще под градусом я жуть какая смелая.

– Ты моя дорогуша.

– Чтоб доказать тебе, что у меня все в порядке с мозгами, предлагаю смотаться, пока совсем не затуманило. О, я, кажется, разрыдаюсь. Где моя сумочка?

Она открыла сумку. Ей в лицо выскочила игрушечная змея, тайком подложенная ее возлюбленным, любителем всевозможных проказ.

Хоть эта тривиальная шутка никого особенно не развеселила, все-таки она немного смягчила горечь расставания. Наконец они стали прощаться.

– Только потому, что мы прикончили последнюю бутылку, – сказал их ближайший приятель. – Прошу прощения, старина, я совсем готов.

– Поехали же, – сказала их ближайшая приятельница. – Это было потрясающе. Милый Оби, нам пора.

Обин Дейл заявил, что проводит их до машины.

Они сошли всей компанией на берег, громко болтая своими поставленными голосами, и окунулись в туман, который, казалось, стал еще гуще.

Часы показывали пятнадцать минут двенадцатого. Автобус уже ушел, такси ожидало свою пассажирку. Их машина стояла чуть поодаль, у причала. Они немного поболтали возле машины. Приятели уверяли Обина Дейла, что путешествие пойдет ему на пользу, что он замечательно смотрится без его знаменитой бородки, что он переутомился и что без него программа станет ужасно скучной. Наконец они отъехали, махая ему из окон руками и имитируя сиреной «гип-гип-ура».

Обин Дейл помахал им в ответ, засунул руки в карманы своего верблюжьего пальто и побрел назад. Легкий сырой ветер теребил его волосы, за ним плыли клочья тумана. Он подумал, что причал прямо-таки просится на телеэкран. На некоторых судах трубы освещены от самого низа, и эффект, создаваемый их расплывчатыми в тумане огнями, просто потрясающий. Фонари похожи на планеты, висящие в космическом мраке. А воздух наполнен таинственными звуками и запахами. Он представил себя на фоне этого пейзажа, будто бы он ведет отсюда передачу, и даже стал подбирать соответствующие фразы о погоде. Да, он бы очень эффектно смотрелся в рамке этого прохода. Рука его машинально потянулась к голому подбородку, и он вздрогнул. Нет, нужно взять себя в руки. Ведь он предпринял это путешествие с единственной целью – отвлечься от своей работы, вообще не думать о ней. И ни о чем таком, что бы его волновало – даже о своей возлюбленной, хоть она и очаровательная крошка. Да, надо было подарить ей что-нибудь перед отъездом. Но что? Цветы? Нет-нет, только не цветы. С ними связаны такие неприятные ассоциации. Дейла бросало то в жар, то в холод. Он стиснул кулаки и вошел в проход.

*

Двумя минутами позже к докам подъехало такси, в котором прибыл девятый, последний пассажир «Мыса Феревелл». Им был мистер Дональд Макангус, старый холостяк, который дрожал от одной мысли о предстоящем морском путешествии. Туман над причалом становился все гуще и гуще. Да и в Сити он был ужасно густой: такси не раз останавливалось, дважды не туда сворачивало, а когда мистер Макангус уже физически страдал от беспокойства, водитель объявил, что они приехали. Указав на какие-то неясные очертания крыш и стен и на расплывчатые огни впереди, он сказал, что там стоит судно мистера Макангуса. Пусть он ориентируется на эти огни и тогда попадет на судно. Последовали всяческие осложнения, связанные с чаевыми. Сначала мистер Макангус недодал, потом в спешке передал. Водитель встал в позу оскорбленного. Он вручил владельцу его фибровый чемодан, засунул ему под мышки картонный ящик и сверток в оберточной бумаге, и нагруженный до зубов мистер Макангус неуклюже засеменил к пристани, где его в мгновение ока поглотил туман. Такси вернулось в Вест-Энд.

*

Было полдвенадцатого. Такси ожидало свою пассажирку, а офицер полиции Мэйр собрался вступить в разговор с его водителем. На «Мысе Феревелл» был задраен последний люк, грузчики и провожающие покинули судно, капитан Бэннерман, его полновластный хозяин в открытом море, ожидал лоцмана.

Без одной минуты двенадцать взвыла сирена.

Теперь полицейский Мэйр был в телефонной будке. Он разговаривал с Бюро уголовных расследований.

– И еще, сэр, деталь, кроме цветов. В ее правой руке зажат клочок бумаги. Это обрывок посадочного талона, которые выдаются пассажирам с «Мыса Феревелл».

Слушая то, что ему говорят, Мэйр повернул голову и глянул поверх крыш на призрак красной с белой полосой трубы, медленно исчезающей в тумане.

– Боюсь, сэр, я не смогу подняться на борт. Судно уже отчалило.

Глава третья
ОТПЛЫТИЕ

1

Сирена «Мыса Феревелл» на протяжении всей ночи выла каждые две минуты. Те пассажиры, кому все-таки удалось заснуть, и сквозь сон слышали ее вой. Те, кто не спал, по-разному реагировали на эти сигналы. Обин Дейл, например, старался сосчитать секунды между этими завываниями, иной раз успевая досчитать до ста тридцати, а то, умышленно затягивая счет, добирался лишь до ста пятнадцати. Потом он попытался сосчитать свой пульс, но это его возбудило. Пошаливало сердце. Он начал думать о том, о чем ему ни в коем случае нельзя было думать, в основном о своем позорном провале на летней ярмарке в Мелтон-Медбери, который и побудил его предпринять это путешествие, как сказали невропатологи, чтобы развеяться. Он уже выпил порошок снотворного. В два часа еще один. Это подействовало.

*

Мистеру Кадди тоже было не по себе. Он нашел в автобусе номер «Ивнин геральд», оставленный там мистером Мэррименом. Газета была растрепана, но это не помешало ему, устроившись в постели, изучить ее от корки до корки, в особенности смакуя каждое слово сообщения о цветочном убийце. Кое-какие места он зачитывал вслух миссис Кадди, но вскорости ее энергичный храп возвестил о том, что его усилия напрасны. Он бросил газету на пол и стал прислушиваться к завываниям сирены. Его мучил вопрос: а что, если остальные пассажиры будут держать себя высокомерно с ним и миссис Кадди? Потом он думал об орхидеях на груди у миссис Диллинтон-Блик и их великолепной якорной стоянке, постепенно забываясь тяжелым прерывистым сном.

*

В отличие от мистера Кадди, мистер Мэрримен спал крепко. Не исключено, что во сне его преследовал стюард или же та назойливая старая дева, но это было почти что за гранью сознания. Судя по всему, он, как и большинство раздражительных натур, находил в крепком и здоровом сне утешение от всех невзгод.

Окончив молитвы, отец Джордан уже в постели осенил себя благочестивым крестом и тоже забылся сном праведника, который не нарушался до самого утра.

*

Мистеру Дональду Макангусу потребовалось время, чтобы отойти от волнений, связанных с опасением опоздать. Однако он отведал и кофе, и сандвичей и теперь с робким любопытством разглядывал своих попутчиков. Его любопытство было не злорадным, а скорей назойливым, что характерно для уроженцев Южной Шотландии. Подобно тому как неразборчивый филателист собирает для своей коллекции все без исключения марки, так и мистер Макангус собирал все без исключения сведения об окружающих его людях – только для пополнения своей коллекции. Очутившись за одним столиком с супругами Кадди – за пассажирами еще не закрепили их постоянные места, – он выяснил, что они живут в Дульвиче и что у мистера Кадди свое дело. Какое – это ему выяснить не довелось. В свою очередь, он рассказал им о своих неприятностях с таксистом. Расстроенный явным безразличием со стороны миссис Кадди, запутался в местоимениях, смолк и, так и не дождавшись никакого сочувствия, отправился в свою каюту. Там он облачился в ярко-малиновую пижаму и уютно устроился на койке. Его беспорядочные мысли незаметно перешли в сон, спокойствие которого не нарушали даже тревожные завывания сирены.

*

Мисс Эббот вышла из телефонной будки на причале, ничего не замечая перед собой. От нее исходило какое-то сияние, что не ускользнуло от взгляда матроса у трапа. Она тотчас же легла в постель, но, когда судно отчаливало, все еще лежала без сна. Мимо иллюминатора проплывали неясные огни, не спеша стучал пульс машинного отделения. Около часу ночи мисс Эббот забылась сном.

*

Джемайма Кармайкл почти не обращала внимания на попутчиков. Она делала невероятные усилия, чтобы не расплакаться, без устали повторяя мысленно, что в ее положении слезы вовсе не оправданы – ведь сотни помолвок расстраиваются накануне свадьбы, и люди оказываются куда в более плачевном положении, чем она, у которой есть возможность бросить все к чертовой матери и умотать в Южную Африку.

Зачем только она смотрела на собор Святого Павла? Его ни с чем не сравнимая красота всегда будила в ее сердце что-то тревожное, непонятное. Девушка сидела, погрузившись в свои думы, а молодой человек напротив смотрел на нее так, будто сострадает всем ее бедам. Под конец путешествия Джемайме стало и вовсе невмоготу, зато, когда они шли по проходу к судну, ей чуть-чуть полегчало. Было что-то символичное в том, что в ночь ее бегства из Лондона город погрузился в такой густой туман. Она видела перед собой патентованные кожаные туфельки миссис Диллинтон-Блик, весело цокающие высокими каблуками, слышала обрывки разговора супругов Кадди, у себя за спиной чувствовала присутствие того самого молодого человека, который всю дорогу смотрел на нее. Когда они очутились под фонарем, он сказал:

– Разрешите, я помогу донести вам чемодан. – Что и сделал прежде, чем она успела что-либо возразить. – Мои пожитки уже на борту. Когда у меня нет ничего в руках, я кажусь себе каким-то незначительным. Думаю, вам тоже не нравится ощущение собственной незначительности, а?

– Вероятно, – кивнула Джемайма, застигнутая врасплох этим вопросом. – Правда, в данный момент мне как-то все равно.

– Очевидно, вы любите разнообразие в ощущениях.

– Я бы не сказала.

– А может быть, все дело в том, что женщины по своей природе очень уклончивы. Конечно, вы можете подумать, что это во мне говорит мужское тщеславие. И вы, пожалуй, будете правы. Кстати, среди пассажиров – Обин Дейл. Вам известно об этом?

– Что вы говорите? – Голос Джемаймы звучал довольно равнодушно. – Я-то думала, ему скорей по душе роскошный океанский лайнер и избранное общество поклонниц.

– Мне кажется, это лечение отдыхом. Так сказать, желание начисто забыть о существовании телерекламы [12]12
  В оригинале – телекамеры: Far away from the madding camera…
  (Примечание верстальщика).


[Закрыть]. Однако держу пари на все что угодно, что не пройдет и нескольких дней, как он по ней затоскует. А я врач, и это мое первое путешествие. Меня зовут Тимоти Мейкпис. А вы либо мисс Кэтрин Эббот, либо мисс Джемайма Кармайкл. Надеюсь, последняя.

– Вы бы оказались в весьма неловком положении, окажись это не так.

– Ну, я поставил на карту все. К тому же я обладаю даром предчувствия. Это ваше первое настоящее путешествие?

– Да.

– Но вы, похоже, не слишком взволнованы по этому поводу. Вон там, впереди, наш корабль. Какая у вас каюта? Это не праздное любопытство – хочу донести ваш чемодан до места.

– Четвертая. Большое спасибо.

– Не стоит.

Доктор Мейкпис вошел в каюту, поставил чемодан и, застенчиво поклонившись, вышел.

«Почему-то мне кажется, что этот человек очень искренен», – без особого интереса подумала Джемайма и тотчас о нем забыла.

Снова ее обступили невзгоды, к которым теперь еще добавилось острое ощущение одиночества. Она сама упросила родителей и друзей не провожать ее, и теперь у нее было такое чувство, будто она рассталась с ними сто лет назад.

Каюта была безликой. Сюда доносились чьи-то голоса, над головой гулко гремели шаги по верхней палубе. Пахло здесь как-то особенно – кораблем. Интересно, выдержит ли она целых пять недель в обществе дамы на высоких каблуках, пожилой пары, говорящей с провинциальным акцентом и несимпатичной старой девы? Джемайма принялась распаковывать багаж. В каюту заглянул Деннис, который произвел на нее отталкивающее впечатление. Ей на глаза попался пакет из роскошного магазина, в котором оказалось изумительное платье и записка от матери. Джемайма присела на койку и расплакалась как ребенок. Потом, уже лежа в постели, она прислушивалась к звукам на судне и в порту. Постепенно каюта обживалась ее мыслями, где-то в глубине души под спудом всех недавних невзгод затеплился слабый огонек надежды. Наконец она так крепко заснула, что не слышала, как отчаливало судно, только сквозь сон ощущала, и то почти подсознательно, тревожные вопли его сирены.

К половине первого все пассажиры были в постели, даже миссис Диллинтон-Блик, предварительно обработавшая лицо и шею новейшими достижениями косметической промышленности.

«Мыс Феревелл» медленно выходил из устья Темзы, увозя на своем борту убийцу.

2

Капитан Джаспер Бэннерман стоял с лоцманом на мостике. Им предстояло стоять на вахте до самого утра. И хотя теперь им в помощь даны радары и локаторы, всматриваясь в непроглядный мрак тумана, оба думали о том же, о чем и их самые далекие предки. На каждом шагу выли сирены, выплывали из мрака знакомые названия: «Доггер», «Темница», «Гебриды», «Пустыня Гудвин», «Скапа Флоу», «Портлендский билль».

– Туманище-то какой, – изрек лоцман. – Проклятая работенка.

В два тридцать на капитанский мостик поднялся офицер связи и протянул капитану две радиограммы.

– Решил вручить их собственноручно, – сказал он. – Зашифрованы и очень срочные.

– Ладно, обождите, – буркнул капитан Бэннерман и направился в каюту. Там он достал код и прочитал оба послания. Потом крикнул: – Спаркс!

Офицер связи вошел с фуражкой под мышкой в капитанскую каюту и прикрыл за собой дверь.

– Черт побери, дело приняло паршивый оборот, – процедил сквозь зубы капитан. Он подошел к иллюминатору, выходящему на правый борт, и перечитал обе радиограммы. Первая была от главного управляющего делами компании «Кейп Лайн»:

«Очень секретно Наилучшие пожелания управляющего тчк уверен проявите должную любезность по отношению старшему офицеру полиции Аллейну который присоединится вам Портсмуте на катере лоцмана тчк будет ехать качестве пассажира тчк пусть займет лоцманскую рубку тчк пожалуйста держите меня лично курсе дел тчк компания рассчитывает на ваше благоразумие и здравый смысл тчк Камерон тчк послание закончено».

Капитан Бэннерман издал неопределенный, но явно недовольный звук и перечитал второе послание.

«Срочно и конфиденциально тчк старший офицер Р Аллейн поднимется на борт Портсмуте лоцманского катера тчк объяснит суть дела сам тчк департамент действует согласия вашей компании тчк С А Мейджорбэнкс помощник комиссара Бюро уголовных расследований Новый Скотленд-Ярд послание окончено».

– Сейчас дам ответ, – буркнул капитан Бэннерман, глядя на своего офицера. – Один на обе. «Инструкции получены и приняты к сведению Бэннерман». Пожалуйста, Спаркс, держите все в секрете.

– Слушаюсь, сэр.

– В строжайшем.

– Понял, сэр.

– Вот и хорошо.

– Благодарю вас, сэр.

Связист ушел. Капитан Бэннерман, справившись наконец с раздражением, поднялся на мостик. Такого тумана моряки давно не помнили, так что остаток ночи внимание капитана было целиком сосредоточено на том, как бы благополучно провести через него судно. Тем не менее он ухитрялся размышлять о пассажирах, которых ему удалось разглядеть со своего мостика. Миссис Диллинтон-Блик произвела на капитана очень даже положительное впечатление, впрочем, все без исключения мужчины признавали ее внешние достоинства. Потрясающая женщина. Он обратил внимание и на Джемайму Кармайкл, которую окрестил «прелестной молодой девушкой» и которая, когда судно войдет в тропики, наверняка вызовет брожение среди его офицеров. Его мысли то и дело возвращались к полученным радиограммам. Черт побери, с какой целью в последний момент на борт придется брать этого самого детектива из Ярда? Безбилетники? Беглый преступник? В чем-то подозревают кого-то из команды? Или же у сыщика неотложное дело в Ляс-Пальмасе? Но если так, мог бы двинуть туда самолетом. Столько неудобств с его размещением – ведь в лоцманской рубке он будет всем мозолить глаза. В четыре утра, когда небо чуть-чуть засерело, у капитана Бэннермана появилось предчувствие, что плавание будет несчастливым.

3

Утром над Английским Каналом все еще клубился туман. На подступах к Портсмуту «Феревелл» вступил в какую-то особенно густую полосу. Все пятеро пассажиров-мужчин, уткнувшись носами в воротники, околачивались на палубе. Обин Дейл вскоре удалился в свои покои, которые состояли из спальни и небольшой гостиной и которые на судне называли «апартаментами». Он пригласил миссис Диллинтон-Блик и Тима Мейкписа зайти к нему и промочить перед ленчем горло. Выход миссис Диллинтон-Блик состоялся в одиннадцать, в половине двенадцатого она, образно выражаясь, не ударив пальца о палец, получила это приглашение. Доктор Мейкпис надеялся, что среди присутствующих будет и Джемайма Кармайкл, но девушка провела все утро на шлюпочной палубе, потом читала, укрывшись от любопытных взоров в надежном, хоть и открытом всем ветрам маленьком убежище в кормовой части судна.

Мистер Макангус несколько раз прошелся взад-вперед по палубе и ретировался в салон, где, окинув рассеянным взглядом книжные полки, уселся в уголок и задремал. Кроме него в салоне была миссис Кадди, которая тоже дремала, ибо, не поверив прогнозу, выпила порошок от морской болезни. Мисс Эббот вышагивала по узкой нижней палубе, выбрав для своей прогулки именно эту часть судна, обычно редко посещаемую пассажирами. В плане, который дали всем, она значилась как палуба для прогулок.

Джемайма первая заметила просвет в погоде. Робкий луч солнца упал на страницу ее книги. Она подняла глаза и увидела, что завеса тумана поредела. В ту же самую минуту «Феревелл» загудел, возвещая полдень. Девушка подошла к левому борту и увидела совсем близко от себя лоцманский катер. Он подошел вплотную к борту судна, с которого была спущена веревочная лестница. На катере стоял высокий мужчина и, задрав голову, смотрел на «Феревелл». Джемайма относилась весьма критически к мужской одежде, однако, окинув рассеянным взглядом незнакомца, одобрила его вкус. Матрос бросил линь и поднял на борт два чемодана. Лоцман сошел на катер, а высокий незнакомец проворно вскарабкался по веревочной лестнице на «Феревелл», где был встречен вахтенным, который проводил его на капитанский мостик.

Он прошел мимо мистера Мэрримена и мистера Кадди. Те на мгновение оторвались от своих детективных романов и почувствовали, что где-то уже видели этого человека, о чем тут же забыли. Они были правы: вчера вечером его до неузнаваемости искаженное фото напечатали в «Ивнин геральд». Незнакомца звали Родерик Аллейн.

4

Капитан Бэннерман засунул руки в карманы своего кителя и уставился на вновь прибывшего пассажира. Аллейн не понравился капитану с первого взгляда, ибо не соответствовал его представлению о сером детективе, к тому же и говорил с чертовски шикарным акцентом, вовсе не подходящим для полицейского, хоть и старшего офицера. Сам Бэннерман с трудом скрывал свой провинциальный выговор.

– Ну, значит, вы тот самый старший офицер полиции Аллейн. Если я все правильно понял, вы должны объяснить мне, в чем дело. Был бы признателен, если бы вы с этим не тянули.

– Очевидно, сэр, вы проклинаете меня с того самого момента, как получили эти радиограммы, – сказал Аллейн.

– Ну, не то чтобы проклинаю…

– Прекрасно понимаю, что причиняю вам огромные неудобства, но единственное объяснение всему этому звучит примерно так: дело не терпит ни малейшего отлагательства.

– Ээ-этоо-о… – капитан Бэннерман нарочито растягивал гласные.

– Это убийство. Многократное убийство.

– Многократное убийство? Позвольте, уж не о том ли субъекте идет речь, который поет и оставляет после себя цветы?

– О нем самом.

– Но, черт побери, какое отношение он имеет к моему судну?

– Есть все основания предполагать, что он на борту вашего судна.

– Нелепица.

– Вы правы. Это на самом деле похоже на нелепицу.

Капитан Бэннерман вынул руки из карманов, подошел к иллюминатору и выглянул наружу. Туман рассеялся, и «Феревелл» теперь шел полным ходом.

– Ну и дела! – воскликнул он каким-то не своим голосом. – Вот какую нынче тебе дают команду. Убийцы!

– Ради бога не думайте, будто это кто-то из команды.

– Со стюардами я уже был в трех плаваньях.

– И не из стюардов. Разве что вашим матросам и стюардам дают посадочные талоны.

– Уж не хотите ли вы сказать, что у меня на борту убийца-пассажир?

– Это больше похоже на истину.

– Минутку. Давайте присядем и выпьем. Я бы сходу усек, будь это один из них.

Аллейн сел, но выпить отказался. Капитану было явно не по себе, и Аллейн был вынужден сказать:

– Но это вовсе не значит, что я собираюсь арестовать вас.

– Ну, вам вряд ли бы это удалось, пока мы в открытом море. Вряд ли.

– К счастью, в данный момент эта проблема перед нами не стоит. Итак, позвольте вас ознакомить вкратце с этим делом, вернее, с его частью, непосредственно связанной с моим пребыванием на вашем судне.

– Как раз этого я от вас и жду.

Капитан Бэннерман сел, сложил на коленях руки и уставился на Аллейна.

– Я думаю, в какой-то мере вы с этим делом уже знакомы, – начал тот, в упор глядя на капитана. – О нем много писали в газетах. За минувшие тридцать дней вплоть до одиннадцати часов прошлого вечера было зарегистрировано два убийства, которые, как мы склонны думать, совершены одним и тем же человеком и которые могут оказаться началом целой серии запрограммированных убийств. В обоих случаях жертвой убийцы была женщина. В обоих случаях они были задушены и у них на груди были разбросаны цветы. Однако я ни в коем случае не стану перегружать вас подробностями. За несколько минут до отплытия вашего судна была обнаружена третья жертва. Ее нашли в темном закутке аллеи, которая ответвляется от главного прохода, соединяющего автостоянку с причалом, где вы стояли на якоре. Ею оказалась девушка из цветочного магазина – она несла корзину цветов для одной вашей пассажирки, миссис Диллинтон-Блик. Ее ожерелье из искусственного жемчуга было разорвано, а на груди, как обычно, разбросаны цветы.

– А пение было?

– Что? Ах да, та самая деталь, со всех сторон обыгрываемая прессой. Его слышали в ночь первого убийства, пятнадцатого числа прошлого месяца. Тогда жертвой, как вы помните, оказалась Берил Коэн, владелица небольшой лавочки на Ворвик-роуд, прирабатывающая на панели. Ее обнаружили в собственной спальне в переулке за Паддингтон-роуд. Верхний жилец показал, что слышал, как где-то около десяти от нее выходил посетитель. По словам свидетеля, он пел.

– Какая мерзость, – не выдержал капитан Бэннерман. – И что же он пел?

– Арию Маргариты с жемчугом из «Фауста» Гуно. Голос – альт.

– У меня баритональный бас, – как бы невзначай ввернул капитан. – Могу петь в ораториях.

– Вторая жертва была всеми уважаемой старой девой по имени Маргарет Слеттерс, – продолжал Аллейн. – Ее нашли задушенной в ночь на двадцать пятое января в Фулхеме. Ночной сторож, дежуривший возле склада поблизости от того места, показал, что слышал, как в предполагаемое экспертами время ее смерти кто-то пел высоким голосом «Жимолость и пчела».

Аллейн замолк. Капитан Бэннерман сверлил его недобрым взглядом.

– Как выяснилось, матрос, стоявший прошлой ночью на вахте у вашего трапа, тоже слышал пение в тумане. Он сказал, что голос был какой-то странный. Разумеется, петь мог какой-нибудь подвыпивший матрос или кто-то еще. Мелодия оказалась ему незнакомой.

– Постойте. Вот вы говорите про прошлый вечер, а откуда вы взяли, что ее задушил…

– В левой руке девушки был зажат обрывок посадочного талона, которым снабжает пассажиров ваша компания. Насколько мне известно, к талону обычно прикалывают билет, и офицер, в чью обязанность входит проверять билеты, посадочные талоны оставляет у пассажиров. Эти талоны в общем-то не нужны, но большинство пассажиров считает их проездными документами и сохраняет. Увы, на том обрывке была лишь часть слова «Феревелл» и дата.

– А фамилия?

– Ее не было.

– Вот видите. Я же сказал, что это нелепица.

Капитан Бэннерман облегченно вздохнул.

– Но это дает основание сделать вывод, что жертва, боровшаяся перед смертью с убийцей, оторвала клочок талона, который был у него в руке. Другая часть либо осталась у него, либо ее унесло ветром.

– Но ведь могло случиться, что убитая схватила эту бумажку, когда ее несло ветром по причалу.

– Могло.

– Что я считаю вероятней всего. Ну, а вторая половина?

– Когда я выезжал утром в Портсмут, вторая половина талона найдена не была.

– Вот видите!

– Но если у ваших пассажиров сохранились посадочные талоны…

– Что это они должны у них сохраниться?

– Если не возражаете, обсудим этот вопрос чуть позже. Итак, группа из Ярда прибыла на место происшествия и произвела свои обычные расследования. Мы связались с представителями вашей компании, которые больше всего на свете опасались того, что ваше судно могут задержать…

– Никогда бы такого не допустил! – вырвалось у капитана.

– Однако мое начальство пришло к выводу, что у нас нет достаточных оснований для того, чтобы задерживать отплытие и производить на судне обыск.

– Этого еще не хватало!

– Следовательно, было решено, что я поплыву с вами, по мере возможности сохраняя все в тайне.

– Ну, а если вы не получите моего согласия? Что тогда?

– Я думаю, вы не станете чинить нам препятствия. Но давайте предположим обратное: вы против каких бы то ни было расследований, я вам подчиняюсь – чего, разумеется, никогда не будет, – еще до того, как мы ступим на сушу, на борту будет труп.

Капитан Бэннерман уперся ладонями в колени и подался вперед, вплотную приблизив к Аллейну свое лицо цвета лежалого кирпича. У него были голубые и очень проницательные глаза – именно такие, какими не без основания наделяют в своем воображении моряков сухопутные люди.

– Вы хотите сказать, что этот парень еще не утихомирился и что он не вытерпит до конца плавания? – Капитан был явно раздражен.

– До сих пор он действовал с интервалами в десять дней, так что вполне может возобновить свою деятельность где-то между Ляс-Пальмасом и Кейптауном.

– Не верю. Не верю, что он на моем судне. Кстати, какой он из себя?

– То же самое я мог бы спросить и у вас.

– Я тут ни при чем.

– Это я к примеру. Закурить можно?

– Пожалуйста.

Капитан полез в карман за портсигаром.

– Свою трубку, если не возражаете. – Аллейн достал трубку и стал набивать ее табаком. – Такие случаи, с нашей точки зрения, самые каверзные. Благодаря кое-каким уловкам мы можем изловить шулера, афериста, вора или обычного убийцу. Те, как правило, ведут себя соответствующим образом и держатся своих. Что касается человека, который никогда в своей жизни не имел дела с полицией и который, возможно, лишь на склоне лет начал сводить счеты с женщинами столь необычным способом … – Аллейн развел руками. – Тут бы очень помог психиатр. Да ведь только он ни за что к нему не обратится. Он единственный в своем роде образец. Только чего? Дурных семейных отношений или деспотичной мамаши? А может, когда-то он получил удар футбольным мячом по голове? Может, над ним измывался школьный учитель? Или всему виной наследственная болезнь? Здесь можно лишь гадать, бесспорным же является то, что он существует. В повседневной жизни это может быть обычный, незаметный человечек, который прожил в полном согласии с законом, скажем, пятьдесят лет, шесть месяцев и один день. На второй день он попирает закон и становится убийцей. Наверное, и раньше в его поведении были какие-то аномалии, которые ему до сих пор удавалось, хоть и с трудом, скрывать. Но вот они вырвались из-под его контроля и сделали его своим рабом. Они понуждают его совершать преступления. Он весь в их власти, он не способен от нее освободиться. Таким образом он становится убийцей.

– Вот тут я с вами целиком и полностью согласен, – оживился капитан Бэннерман. – Считай, в любом из нас вдруг может проснуться такое, чего сроду не ждешь. Тут вы правы. Но только не на моем судне.