Текст книги "Занавес опускается: Детективные романы"

Автор книги: Найо Марш

сообщить о нарушении

Текущая страница: 23 (всего у книги 47 страниц)

Тим хотел было успокоить девушку и уже протянул было к ней руку, как вдруг на палубу рядом с ней упала мужская тень.

– Дорогое дитя! – воскликнул Обин Дейл. – Что за прямо-таки патологически ужасное предположение!

3

Тим и Джемайма повскакивали со своих мест.

– Боюсь, мы злоупотребили вашими шезлонгами, – машинально сказал Тим.

– Дорогой старина! Пожалуйста, сидите на них сколько душе угодно. И когда угодно. Я уверен, что и мадам будет этим очень польщена. – В руках у Дейла была целая охапка подушечек и ковриков, которые он принялся раскладывать в шезлонгах. – Мадам обожает роскошь. – Он взбил подушки и ловко бросил их в шезлонг. – Вот и готово! – Он выпрямился, вытащил из кармана трубку и со свирепым видом зажал ее между зубами, а сам ухитрился склониться над Джемаймой с покровительственным видом. – Что касается вас, юная леди, то боюсь, вы дали волю своему необычайно живому воображению, – сказал Обин Дейл, насмешливо качая головой.

Он вел себя точно так же, как перед камерой, и Тим почувствовал непреодолимое желание засвистеть мелодию «Несите ваши беды». Тем не менее он поспешил сказать:

– Эти рассуждения не так уж и необоснованны, как может показаться на первый взгляд. Мы с Джемаймой спорили по поводу алиби, что неминуемо повлекло за собой предположение об этом цветочном специалисте.

– Понимаю, – промычал Дейл, не спуская с Джемаймы глаз. – Похоже, мы снова взялись за старое. К тому же эта тема не из приятных, верно?

– Уверена, что вы правы, – холодно заметила Джемайма.

– Милая девочка! – воскликнул Дейл и похлопал ее по плечу.

Тим пробормотал что-то насчет того, что пора идти пить чай, и потащил Джемайму на правый борт, где дал выход накипевшему в нем гневу.

– Господи, ну и отвратительный тип! Чего стоит эта его игра в свойского парня! Эта отталкивающая приторность! Эта дутая доброжелательность! – Он наклонился над девушкой, склонил голову набок: – Милая девочка, – сказал он елейным голоском и похлопал ее по плечу. Получилось очень похоже.

Джемайма оценила его актерские способности и даже развеселилась.

– Разумеется, я вовсе не думаю, что мы путешествуем в обществе убийцы. Это я так… А теперь пойдем побеседуем с мистером Всезнайкой.

Мистер Мэрримен бушевал. Он только что обнаружил книгу «Поэзия елизаветинских времен», которую Джемайма оставила на своем кресле, и теперь читал целую лекцию на тему поэзии елизаветинских времен. Разумеется, ее автор – большой авторитет, но мистер Мэрримен ни в коем случае с ним не согласен. В дискуссию оказались втянутыми Аллейн, отец Джордан и мисс Эббот, в то время как мистер Макангус и мистер Кадди оставались в сторонке и наблюдали за происходящим, первый с восхищением, второй со своим обычным видом невежественного превосходства.

Джемайма и Тим присели на палубу, и мистер Мэрримен взглянул на них так, словно они опоздали на занятия, хотя и по уважительной причине.

– Я самым искренним образом не могу понять, как вы можете ставить «Герцогиню Амальфи» выше «Гамлета» и «Макбета», – говорил отец Джордан.

– Или почему у Шекспира вы выше всего ставите «Отелло»? – пролаяла мисс Эббот.

Мистер Мэрримен полез в карман за своими таблетками, при этом желчно заметив, что бесполезно говорить о критериях вкуса, когда у большинства отсутствуют даже его элементарные зачатки. Засим он преподнес своей беспокойной аудитории сравнительную характеристику «Гамлета» и «Макбета». «Гамлет», – сказал он, – противоречивый, неубедительный и чрезвычайно многословный перепев немецкой мелодрамы. Не удивительно, что сам Гамлет все никак не мог принять решения – его создатель отличался куда более нерешительным характером. «Макбет» же попросту бестолковый просчет. Отбросим в сторону язык – и что останется? Скучное, невежественное описание катастрофической неудачи. После чего мистер Мэрримен швырнул в рот содовую таблетку.

– Я совсем ничего не знаю о Шекспире… – начал было мистер Кадди, но его слабый голосок вряд ли мог соперничать с громоподобным гласом мистера Мэрримена.

– Хорошо хоть, что вы в этом признаетесь, – гремел он. – Позвольте мне дать вам совет не ломать мозги над «Макбетом».

– И все равно шекспировского языка не зачеркнуть, – возразил Аллейн.

– Я что-то не помню, чтобы высказывал предположение, будто этот тип не владел словарем, – парировал мистер Мэрримен. Он принялся восхвалять классическое построение «Отелло», атмосферу неизбежности, которой проникнута «Герцогиня Амальфи» Уэбстера [18]18
  Джон Уэбстер – английский драматург эпохи Возрождения. Его пьесы полны психологических ужасов и «душевной черноты».


[Закрыть]. В самом конце своей лекции он заявил, что уважения заслуживает финальная сцена из «Лира».

Вдруг в разговор с неожиданным жаром ввязался мистер Макангус.

– Что касается меня, то, мне кажется, «Отелло» почти испорчен этим эпизодом в самом конце, когда Дездемона оживает, разговаривает, а потом, как вы знаете, умирает. Женщина, которую задушили насмерть, разговаривать не сможет. Это нелепица.

– А что на этот счет думает медицина? – спросил Аллейн у Тима.

– Патологическое правдоподобие в данном случае неуместно, – вмешался мистер Мэрримен. – Здесь необходима условность. С художественной точки зрения крайне необходимо, чтобы Дездемону задушили и чтобы после этого она еще кое-что сказала. Вот она и заговорила.

– Все равно давайте послушаем мнение знатока, – сказал Аллейн и обратил взгляд на Тима.

– Я бы не сказал, что это абсолютно исключено. Разумеется, физическое состояние Дездемоны не может быть досконально передано актрисой – в первую очередь возмутились бы мы, зрители. Скорей всего, все дело в том, что он задушил ее не сразу, так что на какое-то мгновение она могла прийти в себя и заговорить.

– Но позвольте, доктор, – раздался робкий голосок мистера Макангуса. – Я ведь сказал «в том случае, если задушили насмерть». Насмерть, понимаете?

– А разве где-то в тексте говорится, что Дездемона задохнулась сразу? – вмешалась в разговор мисс Эббот.

– «В тексте»! В каком таком тексте, позвольте у вас спросить? В котором? – Мистер Мэрримен набросился сразу на всех издателей Шекспира. За сим последовало чрезвычайно догматическое заявление по поводу сценической интерпретации Шекспира. Единственной приемлемой интерпретацией его пьес, по мнению мистера Мэрримена, было сценическое решение самих елизаветинцев. Пустая сцена. Актеры – мальчики. Оказывается, мистер Мэрримен сам ставил в своей школе пьесы в таком решении. Далее он преподнес им лекцию о сценической дикции, костюмах, гриме. Взгляд мистера Макангуса потускнел. Отец Джордан слушал со смиренным видом. Мисс Эббот проявляла явные признаки нетерпения. Джемайма смотрела в пол, Тим смотрел на Джемайму. Аллейн тоже скучал, однако ему удалось сохранить видимость уважительного внимания.

Он не упускал из поля своего зрения мистера Кадди, который сидел с видом человека, отказавшегося от принадлежавшей ему по праву добыче. В ходе дискуссии стало ясно, что у мистера Кадди на этот счет имеются свои соображения.

– Право же, очень забавно, что разговоры так и вертятся вокруг задушенных дам, – начал он своим антимузыкальным голосом. – Миссис Кадди уже указывала на этот факт. Она считает, что это просто совпадение.

Мистер Мэрримен открыл было рот, но тут зазвучал взволнованный голос Джемаймы:

– Как все отвратительно! Как я все ненавижу!

Тим сжал руки девушки в своих.

– Прошу прошения, но для меня не имеет ни малейшего значения, как умирала Дездемона. «Отелло» не история болезни, – сказала Джемайма уже спокойней. – «Отелло» – трагедия простоты и… величия человеческого сердца, разбитого ничтожным приспособленцем. Так, по крайней мере, считаю я. Надеюсь, каждый может высказать свое мнение, верно?

– Ну конечно же. А главное то, что вы абсолютно правы, – искренне сказал Аллейн.

– Я вовсе никого не хотел расстроить…

Мистер Кадди все улыбался и улыбался.

– Неправда, хотели, – огрызнулась мисс Эббот. – Сами знаете, что хотели.

– Время идти пить чай, – сказал отец Джордан и встал. – И давайте внемлем совету самой юной и самой мудрой среди нас, – священник улыбнулся Джемайме, – и покончим с этой не слишком приятной для слуха темой.

Все, за исключением мистера Кадди, пробормотали что-то в знак согласия и отправились пить чай.

«Весьма любопытен тот факт, что, как бы ни старались они избегать этой темы убийства, она все равно непременно всплывает наружу, – писал вечером Аллейн своей Трой. – Не берусь ничего утверждать, однако вполне может оказаться, что присутствие на борту этого специалиста влияет на общий климат. Причем исподволь. Сегодня вечером, например, когда все женщины отправились спать, что к моему величайшему облегчению случилось рано, мужчины снова столкнулись лбами. Кадди, Джордан и Мэрримен – страстные любители детективных романов и прочих произведений на эту тему, объединенных под общим заглавием „Классические преступления“. В небольшой судовой библиотеке случайно оказалось несколько книг из этой серии. Среди них весьма надуманное произведение о Ярде и о каком-то расследовании под названием „То, что он любит“, что, разумеется, позаимствовано из „Баллады Редингской тюрьмы“ [19]19
  Произведение классика английской литературы Оскара Уайлда. В нем идет речь о любви на грани смерти.


[Закрыть]. Я не глядя могу сказать, о чем оно. Итак, сегодня вечером благодаря присутствию мистера Мэрримена склока завязалась автоматически. Он самый задиристый, скандальный и высокомерный тип, с кем мне когда-либо доводилось близко столкнуться. Оказалось, что Кадди откопал „То, что он любит“ и теперь тихонько посапывал от удовольствия над книжкой в уголке салона. Мэрримен увидел у него эту книгу и тотчас же заявил, что он сам ее уже начал. Кадди возразил ему, что взял книгу с полки и что оттуда книги разрешено брать всем. Оба не уступали. Наконец Макангус сказал, что у него имеется „Судебное разбирательство по делу Нила Крима“, и окончательно умиротворил мистера Мэрримена тем, что предложил ему эту книгу. Оказывается, Мэрримен принадлежит к числу фанатиков, верящих в существование этой якобы неоконченной исповеди Крима. Итак, мир был в некотором смысле восстановлен, хотя опять-таки мы имели честь оказаться втянутыми в бесконечную дискуссию об этих, как их называет Кадди, „сексуальных ужасах“. Дейл так и сыпал всевозможными там и сям заимствованными теориями, Макангус ему вторил, смакуя каждое слово, Мейкпис высказал свою точку зрения психоаналитика, а отец Джордан – служителя церкви. Я, разумеется, всей душой за подобные дискуссии, ибо они дают тебе беспрецедентную возможность послушать человека, которого ты рано или поздно собираешься арестовать, высказывающегося по поводу преступлений, за которые впоследствии его привлекут к ответственности.

Реакции следующие:

Мистер Макангус бесконечно издает какие-то односложные звуки, уверяет, что эта тема слишком ужасна для того, чтобы на ней подолгу задерживаться, однако до самого конца дискуссии ни за что не покинет салон. Он искажает факты, упорно путает имена и даты. Порой даже начинаешь думать, что он делает это намеренно. Мэрримен, как правило, загоняет его в угол.

Кадди весь в этом. Он смакует детали и то и дело вспоминает Джека Потрошителя, описывая подробно ужасы, сопровождавшие сей страшный ритуал. Готов порассуждать на тему, что они все значат.

Мэрримен, как и обычно, дидактичен, повелителен, сыплет аргументами. Мозги у него куда лучше, чем у всех остальных. Он прекрасно осведомлен об этих событиях, никогда не путает факты и не упускает случая облить грязью полицию. По его мнению, полицейские никогда не схватят этого преступника, что наполняет его неописуемым восторгом.

Дейл, подобно мистеру Макангусу, все время высказывает свое отвращение к этой теме, но испытывает интерес к „психологии убийцы-садиста“, как он выражается. Его высказывания напоминают мне статейки в одном не слишком мной уважаемом издании. Разумеется, при этом он ни на минуту не забывает, что он свойский парень с телевидения. „Бедняжки! – то и дело восклицает он. – Бедные, бедные малышки! Ужасно! Ужасно!“

Когда он в хорошем настроении, энергии у него хоть отбавляй, хотя он и направляет ее не в то русло. Недавно он зашил рукава пижамы мистера Мэрримена и, соорудив из огромных пеньюаров миссис Диллинтон-Блик чучело женщины, положил его в постель мистера Макангуса, повысив тем самым свои шансы стать жертвой предстоящего убийства. Мистер Мэрримен немедленно отправился с доносом к капитану, а мистер Макангус вел себя как пример из учебника Фрейда.

Итак, перед тобой четыре наших „любимчика“.

Спокойной ночи, любимая. Скоро получишь следующую часть этого занимательнейшего из романов».

Аллейн отложил письмо в сторону, что-то долго чертил на клочке бумаги. Потом решил прогуляться перед сном.

На нижней палубе было безлюдно. Он обошел вокруг нее шесть раз и, перекинувшись несколькими ничего не значащими фразами с офицером связи, восседавшим в своей рубке как облако на вершине скалы, решил непременно зайти туда днем. Проходя мимо каюты отца Джордана, он услышал, как повернулась ручка, а затем и приоткрылась дверь. Потом до него донесся голос отца Джордана:

– Разумеется, вы можете приходить ко мне в любое время. Вы ведь знаете, что священники для того и существуют.

Послышался резкий голос. Аллейн не расслышал сказанного.

– Полагаю, вам следует выкинуть все это из головы и сосредоточиться на своем долге, – снова раздался голос отца Джордана. – Несите свою епитимью, приходите завтра на службу, а также обратите особое внимание на то, что я вам сказал. А теперь идите и не забудьте помолиться на сон грядущий. Да благословит вас Господь, дитя мое.

Аллейн спрятался в тень, и мисс Эббот его не видела.

Глава восьмая
ВОСКРЕСЕНЬЕ, ДЕСЯТОЕ

1

В воскресенье в семь утра отец Джордан с разрешения капитана отслужил в салоне святое причастие. Из пассажиров на службе присутствовали мисс Эббот, Джемайма, мистер Макангус и, что весьма странно, мистер Мэрримен. Третий помощник, офицер связи, два младших офицера и Деннис представляли команду судна. Аллейн стоял в сторонке, слушал и не в первый раз чувствовал сожаление от того, что ему все это чуждо.

Служба окончилась, и группка пассажиров высыпала на палубу, где вскоре к ним присоединился отец Джордан. По случаю такого дня, он, как и обещал, облачится в свою «приличную» сутану, которая ему очень шла. Легкий бриз шевелил его мягкие волосы. Мисс Эббот, по обыкновению стоявшая в сторонке, не спускала со священника глаз, в которых, как заметил Аллейн, было уважение. Даже мистер Мэрримен притих, и только у мистера Макангуса, который только что вместе с мисс Эббот со знанием дела исполнил весь англо-католический обряд, вид был возбужденный и даже слегка легкомысленный. Он сделал несколько комплиментов Джемайме относительно ее внешности и теперь, склонив набок голову, пританцовывал вокруг девушки. Его неестественно коричневые волосы отросли и уже совсем скрывали шею, нелепыми космами нависая надо лбом и ушами. Правда, мистер Макангус почти никогда не снимал свою фетровую шляпу, так что эта деталь не слишком бросалась в глаза.

Джемайма, выслушав его вполне невинные комплименты, весело улыбнулась и обратилась к Аллейну:

– Не ожидала увидеть вас на палубе в столь ранний час.

– А почему бы и нет?

– Вы так поздно легли вчера. Все вышагивали по палубе, погрузившись в свои мысли.

– Что было, то было – не отрицаю. Ну, а вы? Вы-то почему не спали?

Джемайма вспыхнула.

– Я сидела вон на той веранде. Мне… нам не хотелось вас окликать – у вас был такой серьезный и сосредоточенный вид. Мы с Тимом спорили о литературе елизаветинских времен.

– Однако вы спорили не слишком горячо, – заметил Аллейн.

– Да, да. Но наши отношения с Тимом… понимаете, это вовсе не обычный флирт. По крайней мере для меня.

– Не флирт?

Аллейн улыбнулся девушке.

– И не… Господи, я совсем запуталась! – воскликнула Джемайма и покраснела.

– Может, облегчите душу?

Джемайма взяла его под руку.

– Я уже достиг того возраста, когда очаровательные молодые девушки первыми берут меня под руку, – размышлял вслух Аллейн.

Они шли по палубе.

– Сколько дней мы находимся в море? – вдруг спросила Джемайма.

– Шесть.

– Вот! Всего шесть дней! Это просто неслыханно! Как можно за шесть дней разобраться в своих чувствах? Нет, это невозможно.

– Но ведь я сумел разобраться в своих. Даже за более короткий срок, – осторожно заметил Аллейн. – С первого взгляда.

– Да? И вы сразу прикипели к ней душой?

– Сразу. Ей же для этого понадобилось чуть больше времени.

– И вы…

– Мы очень счастливая супружеская пара, благодарю вас.

– Как чудесно. – Джемайма вздохнула.

– Но я вовсе не собираюсь толкать вас на опрометчивые поступки.

– Мне нет нужды об этом говорить. Я уже однажды сваляла дурочку. День нашего отплытия должен был стать днем моего бракосочетания. Он бросил меня тремя днями раньше. Я спаслась бегством, оставив моих несчастных родителей расхлебывать всю кашу, – высоким прерывающимся голосом рассказывала Джемайма. – Говорят, в тропиках люди становятся очень откровенными. Но, думаю, тут есть и ваша доля вины. Совсем недавно я сказала Тиму, что, попади я в беду, я бы пришла поплакаться на вашем плече. Он со мной согласился. Представьте себе, я так и делаю.

– Значит, вы в беде?

– Наверное, нет. Хотя мне нужно смотреть в оба. То же самое я сказала и Тиму. Хотя вы и убеждаете меня в обратном, я все равно не могу поверить в то, что за шесть дней можно все понять друг о друге.

– В открытом море за шесть дней можно узнать друг о друге больше, чем за шесть недель на суше, – сказал Аллейн.

– Пожалуй, вы правы. – Девушка задумалась. – Вообще, в открытом море с человеком происходят странные вещи. И в голову такое лезет… Как-то мне даже показалось, что у нас на судне этот самый цветочный убийца.

В числе прочих навыков, приобретенных Аллейном на посту полицейского детектива, не последнее место занимало умение сохранить спокойное выражение лица при получении любой, даже самой неожиданной информации. Теперь это умение сослужило ему хорошую службу.

– Интересно, а что дало вам основание вообразить такое? – ничуть не изменившимся голосом спросил он девушку.

Джемайма привела те же самые доводы, которые вчера приводила Тиму.

– Разумеется, он реагировал на это так же, как и вы. У. М. П. тоже.

– Кто это – У. М. П.?

– Мы так прозвали Дейла. Ужасно Милый Парень. Только, боюсь, не в буквальном смысле.

– Но почему вы рассказали ему о ваших страхах?

– Он меня подслушал. Мы с Тимом сидели на веранде, а он подкрался с ковриками и подушками и вмешался в наш разговор.

– Теперь, когда вы вытащили ваши страхи на божий свет, они, должно быть, померкли, а?

Джемайма размахнулась и ногой загнала в шпигат какой-то небольшой предмет.

– Не совсем. Хотя нет, они на самом деле померкли, но вчера ночью, уже после того, как я легла в постель, кое-что произошло. Ничего такого уж и особенного, но мои подозрения снова всплыли наружу. Моя каюта слева, если идти по коридору со стороны салона. Иллюминатор прямо над постелью. Вам, наверное, знаком тот блаженный миг, когда сам не сознаешь, спишь или не спишь, а будто куда-то плывешь. Я куда-то плыла, плыла… Вдруг я встрепенулась и уставилась в иллюминатор. Снаружи все было залито лунным светом. На меня смотрела луна, потом замигали звезды, потом я снова увидела луну. Изумительно! Я закрыла от восторга глаза, а когда я их открыла, на меня кто-то смотрел из иллюминатора.

– Вы в этом абсолютно уверены?

– О да. Там кто-то был. Этот кто-то заслонял собой луну и звезды. Он буквально просунул в иллюминатор голову.

– И кто это был?

– Не имею ни малейшего представления. На нем была шляпа, но я видела лишь контуры. К тому же это продолжалось какую-то долю секунды. Я его окликнула, не очень приветливо, разумеется, и он тотчас же снова канул вниз. Небось присел, а после смылся. Снова в иллюминаторе появилась луна, а я дрожала от страха и думала: «А вдруг это цветочный убийца? Вдруг он на самом деле на борту нашего судна и, когда все расходятся спать, бродит по палубам?»

– Вы рассказали об этом происшествии Мейкпису?

– Я его еще сегодня не видела. Он в церковь не ходит.

– Может, это был Обин Дейл с его вечными проказами?

– Признаться, мне это не приходило в голову. Вы думаете, он способен на свои шалости даже ночью?

– Не удивился бы, кончись все игрушечной змеей у вас на подушке. Вы запираете на ночь дверь? А днем?

– Запираю. Нас предупредили, что на судне есть воришки. Может, это был какой-то жалкий воришка? Черт, а я так перепугалась. Небось рассчитывал что-нибудь выудить через иллюминатор.

– Что ж, это случается на судах.

Послышался удар гонга, сзывающего пассажиров к завтраку.

– Исходя из того, что вы мне только что рассказали, я бы на вашем месте на ночь задергивал иллюминатор шторой, – немного помолчав, сказал Аллейн. – А так как среди команды есть не слишком приятные личности, не советовал бы с наступлением темноты бродить одной по палубе. Вполне может подойти к вам и привязаться.

– Но ведь так можно умереть от скуки. Кстати, посоветуйте это миссис Д.-Б. Она большая любительница лунных прогулок или скорей танцев при луне. – Джемайма таинственно улыбнулась. – Мне кажется, она просто великолепна. В таком возрасте и такой безудержный темперамент.

Аллейн подумал одновременно о двух вещах: сколь долго еще сумеет миссис Диллинтон-Блик наслаждаться тем, чем озарила ее природа и чем еще ошарашит его Джемайма.

– Она танцует при луне? С кем же?

– Одна.

– То есть порхает по палубе как фея? С ее-то весом?

– По той, что под нами. Ближе к носу. Сама видела. По-моему, вес ей ничуть не мешает.

– Ничего не понимаю.

– В таком случае вам придется выслушать рассказ еще об одном ночном приключении. Это было в позапрошлую ночь. Жара стояла неимоверная. Мы с Тимом засиделись далеко за полночь. Нет, мы вовсе не амурничали – мы с ним спорили. Когда я вернулась в свою каюту, там было ужасно душно, и я поняла, что мне не уснуть. Я вышла в коридор и подошла к иллюминаторам, которые выходят на нижнюю палубу. Мне захотелось вылезти через один из них и вскарабкаться на нос. Пока я смотрела и размышляла, прогонят меня с носа или нет, прямо подо мной открылась дверь и на палубу, устланную черными тенями, упал квадрат света.

Светящееся от возбуждения лицо Джемаймы будто накрыло облачко.

– Сперва ничего не было видно, только тень на фоне освещенного квадрата, – продолжала она свой рассказ. – А потом мне показалось, что ожила кукла Эсмеральда. Мантилья, веер, широкая кружевная юбка… И снова я вспомнила про этого цветочного убийцу и…

– Ну, а дальше что было? – не терпелось узнать Аллейну.

– Дверь закрыли, и квадрат света исчез. Но я-то теперь знала, кто там. Она стояла на палубе одна-одинешенька спиной ко мне. И вот тут-то все и началось. К тому времени луна уже встала, перевалила за борт и осветила палубу. Механизмы под чехлами отбрасывали чернильно-черные тени, но между ними по палубе скользили лунные блики. Зрелище было восхитительное. Она играла своим веером, делала пируэты и приседания, даже сделала несколько плавных шагов назад, как делают танцовщицы с кастаньетами. Ее лицо было закрыто мантильей. Вообще все было очень странно.

– Весьма странно. А вы уверены, что это была миссис Д.-Б.?

– Ну, а кто еще? Согласитесь, во всем этом даже есть что-то трогательное. Танец продолжался всего несколько секунд, после чего она убежала. Открылась дверь, ее тень метнулась в потоке света. До меня донеслись мужские голоса, смех, потом все стихло. Я была просто поражена.

– Я сам сражен наповал. Хотя мне приходилось слышать о слонах, танцующих в уединенных уголках джунглей.

– Да она легка, как перышко. – Джемайма даже обиделась за миссис Диллинтон-Блик. – Полные всегда легко двигаются и танцуют, как феи. Но вы предупредите, чтобы она больше этого не делала. Только, прошу вас, не говорите ей, что я видела ее лунное представление. Я даже в некотором роде считаю себя нарушителем ее одиночества.

– Ни за что не скажу. Вы тоже ни в коем случае не гуляйте в одиночестве. Передайте мой наказ Мейкпису. Уверен, он полностью со мной согласится.

– Ну, это вне всякого сомнения.

Джемайма улыбнулась, и в уголках ее рта появились две маленькие ямочки.

К ним приближался отец Джордан в окружении своей паствы. «Завтрак!» – оповестил мистер Макангус, и Джемайма отозвалась: «Идем!» Она присоединилась к обществу, обернулась, подморгнула Аллейну и крикнула:

– Вы просто прелесть. Спасибо вам… Аллейн!

Прежде чем он успел ей что-либо сказать, она скрылась за дверью.

2

За завтраком Тим то и дело старался поймать взгляд Аллейна, однако в глазах его старшего друга было мало сочувствия. Он ждал Аллейна в коридоре и, когда тот вышел, обратился к нему с наигранной веселостью:

– Я отыскал те книги, о которых вам говорил. Зайдете ко мне или, может, я занесу их вам?

– Занесите их мне, – попросил Аллейн и поднялся к себе.

Через пять минут раздался стук в дверь и вошел Тим, нагруженный всяческой талмудистикой.

– У меня есть кое-что для вас, – сказал он Аллейну.

– Джемайма догадывается, что на судне этот цветочный убийца, о чем известно Обину Дейлу.

– Откуда вы это знаете?

– От самой Джемаймы. И я, право же, удивлен, почему не от вас.

– До обеда у меня не было удобного случая, потом вы засели в салоне с Д.-Б. и Дейлом, ну а потом я…

– Потом вы обсуждали на веранде литературу елизаветинских времен, да?

– Совершенно верно.

– Понятно. А с чего это вдруг вы проинформировали мисс Кармайкл относительно моей настоящей фамилии?

– Черт возьми, все обстоит не так уж серьезно, как вы думаете. Дело в том, что… Выходит, она и об этом вам сказала?

– Она выкрикнула мою фамилию в присутствии всех пассажиров, когда мы шли завтракать.

– Она думает, что это вас зовут Аллейном.

– Но почему?

Тим рассказал ему, в чем дело.

– Мне самому стыдно. Как-то вырвалось само собой. Настоящий кретинизм.

– Да-а. Разумеется, всему виной этот маскарад. Сегодня чужие имена, завтра – фальшивые усы и бороды. Но ничего не поделаешь.

– Ей и в голову не приходит, кто вы такой на самом деле.

– Что ж, будем надеяться. Кстати, она собирается рассказать вам об одном событии, имевшем место минувшей ночью. Думаю, вы тоже сочтете его серьезным.

– Что стряслось?

– Да так, один любопытный субъект… Впрочем, она вам сама все расскажет. Еще она расскажет вам о том, как миссис Диллинтон-Блик порхает в лунном свете среди лебедок.

– Миссис Диллинтон-Блик?!

– Думаю побеседовать на этот счет с капитаном. Там будет и отец Джордан. Вам бы тоже зашли.

– Зайду. Прошу извинить меня за мою оплошность, Аллейн.

– Бродерик.

– Простите.

– Она милый ребенок. Разумеется, это не мое дело, но, надеюсь, у вас серьезные намерения. Тем более что она уже пережила крушение надежд.

– Похоже, вам она доверяет еще больше, чем мне.

– У каждого возраста есть свои преимущества.

– С моей стороны вполне серьезно.

– Ладно. Не спускайте с нее глаз.

К ним подошел отец Джордан, и все трое направились к капитану Бэннерману.

Разговор был не из приятных. Один из служащих компании «Кейп Лайн» предупредил Аллейна еще в Лондоне насчет упрямства Бэннермана. «Тупоголовый старый хрен, – выразился он. – Стоит хотя бы раз погладить его против шерстки, и он без конца будет вставлять вам палки в колеса. Здорово закладывает за воротник, в подпитии и вовсе не сдвинешь с места. Поддакивайте ему, тогда все будет в порядке».

Аллейну казалось, что до сих пор ему удавалось следовать этому совету, однако же, рассказав о лунном представлении, подсмотренном Джемаймой в пятницу ночью, почувствовал, что, как говорится, наступил капитану на любимую мозоль. Предложив принять кое-какие меры для того, чтобы подобное не повторилось, Аллейн натолкнулся на категорический отказ. Что касается лица в иллюминаторе Джемаймы, то капитан пообещал дать соответствующие указания вахтенному офицеру, чтобы подобное не повторилось. Однако добавил при этом, что не видит ничего из ряда вон выходящего, ибо в тропиках люди начинают вести себя весьма загадочно. (Сие Аллейн уже слышал тысячи раз).

Относительно эпизода с танцами миссис Диллинтон-Блик капитан заявил, что пальца о палец не ударит. Ибо ни в коем случае не расценивает это как нарушение правил, а следовательно, не собирается принимать каких-либо мер. О чем, кстати, вынужден просить и Аллейна. И это, добавил он, его последнее слово.

Капитан стоял, засунув руки глубоко в карманы и уставившись через иллюминатор в бесконечность. Даже затылок говорил о его тупом упрямстве.

– Этого типа на моем судне нет, – громко чеканил капитан, не поворачивая головы. – Я уверен в этом так же, как и в том, что вижу перед собой вас. Я служу в компании «Кейп» вот уже двадцать лет, так что с первого взгляда распознаю того, кто может натворить беды в открытом море. Однажды ко мне на судно нанялся кочегаром убийца. Так я сразу же как увидел его, понял: тут что-то не так. Чутье еще никогда меня не подводило. Этих я тоже рассматривал. Ни один из них ни капельки не похож на убийцу. – Капитан медленно повернулся на каблуках и наклонился к Аллейну. Его красное, как у вареного рака, лицо светилось самодовольством. – Вы идете по ложному следу, – сказал он, обдав Аллейна перегаром. Вдруг он выхватил из кармана волосатый кулак, грохнул им по столу. – Такое не может случиться на моем судне!

– Позвольте и мне вам кое-что сказать, – начал Аллейн. – Я бы ни за что не осмелился вас тревожить, не считай я это дело неотложным. Того, за кем мы охотимся, может и впрямь не оказаться на вашем судне. Но допустим, сэр, что он, несмотря на вашу интуицию, все-таки здесь. – Аллейн указал пальцем на настольный календарь капитана. – Воскресенье, десятое февраля. Если он здесь, до его ожидаемого пробуждения осталось четыре дня. Так не лучше ли нам принять все необходимые меры для того, чтобы не позволить ему сделать свое страшное дело? – Аллейн посмотрел на упрямца и сказал с мольбой в голосе: – Не лучше ли нам подуть на холодное, чем обжечься горячим?

– Ага, я и сам люблю эту пословицу, но в данном случае она не к месту. Тем более что ваши предложения идут вразрез с моими принципами. А раз так, я их не принимаю. Ясно?

– Разрешите мне сказать всего одно слово, – начал было отец Джордан.

– Не утруждайте себя. Я остаюсь на своем.

– Отлично, сэр. Будем уповать на то, что вы окажетесь правы. Разумеется, мы уважаем ваши пожелания, – сказал Аллейн.

– Я не позволю, чтобы эту даму беспокоили или… критиковали.

– Я отнюдь не собирался…

– Это все равно, что вы ее критиковали, – пробормотал капитан. – Веселье еще никому не причинило вреда. По мнению Аллейна, эти комментарии были прямо-таки шедевром из области демагогии, и он не нашелся, что можно возразить.

– Благодарю вас, сэр.

Они втроем направились к двери.

– Постойте! – окликнул их капитан. – Давайте выпьем.