Текст книги "Занавес опускается: Детективные романы"

Автор книги: Найо Марш

сообщить о нарушении

Текущая страница: 14 (всего у книги 47 страниц)

– Если вы откажетесь обсуждать со мной факты, вы меня в этом не убедите.

– А разве я отказываюсь?

– Вот и хорошо, – вздохнул Аллейн. – Перейдем к делу. Вы хотели найти копию седьмой главы, когда вчера вечером взломали ящик в столе полковника Картаретта?

– Вы меня оскорбляете!

– Значит, вы отрицаете факт взлома?

Лакландер беззвучно зашевелил губами и беспомощно взмахнул рукой. Потом со своеобразной прямотой ответил:

– Разумеется, сам я такими делами не занимаюсь. Я сделал это… по настоянию семьи полковника. Ключи были утеряны, а между тем оставались кое-какие срочные дела: надо было оповестить родственников и тому подобное. А она – она даже не знала фамилии его адвоката. Потом нужно было кое-кому позвонить по телефону. В этом ящике могла быть его записная книжка.

– Записная книжка? В запертом ящике?

– Да.

– Вы ее нашли?

Поколебавшись, Джордж ответил:

– Нет.

– Вы взломали ящик до нашего прихода?

– Да.

– По просьбе миссис Картаретт?

– Да.

– А мисс Картаретт тоже приняла участие в поисках?

– Нет.

– Было что-нибудь в ящике?

– Нет, – твердо сказал Джордж, – ничего там не было.

Лицо его погрубело, глаза ничего не выражали.

– Заявляю вам, что миссис Картаретт не просила вас взламывать ящик. Напротив, думаю, что вы настаивали на этом, так как вам не терпелось отыскать полный вариант седьмой главы мемуаров. Утверждаю, что ваши отношения с миссис Картаретт позволили вам навязать ей этот шаг.

– Нет! По какому праву вы…

– Думаю, вам отлично известно, что ваш отец написал дополненный вариант седьмой главы, который практически содержит его признание. В этой главе он заявил, во-первых, что несет ответственность за самоубийство Людовика Финна и, во-вторых, что, предав собственное правительство, вступил в тайный сговор с представителями Германии. Будь эта глава опубликована, она бы опозорила имя вашего отца, и, дабы предотвратить публикацию, вы готовы были пойти на все. Так оно и вышло. Вы невероятно тщеславны, вы, как фанатик, можете думать только о престиже семьи. Можете вы что-нибудь мне ответить?

Руки Джорджа Лакландера затряслись. Он посмотрел на свои дрожащие пальцы и сунул руки в карман, словно совершил проступок против правил хорошего тона. Неожиданно он разразился клокочущим, режущим ухо смехом.

– Это просто смешно, – хрипел он, согнувшись в три погибели от хохота, безуспешно делая вид, что искренне веселится. – Нет, это уж слишком!

– Почему вы смеетесь? – спокойно спросил Аллейн.

Лакландер потряс головой и закатил глаза.

– Я понимаю, что так нельзя, но мочи нет! – проговорил он. – Извините!

Аллейн заметил, что при этом Лакландер бросил на него настороженный взгляд из-под прикрытых век.

– Не думаете ли вы, что я…

Не договорив, Джордж махнул своей розовой веснушчатой рукой.

– Что это вы убили полковника Картаретта? Вы это хотели сказать?

– Что за идея! Как же я это сделал? Когда? Каким способом?

Аллейн с отвращением смотрел на его кривляние.

– Я понимаю, что смеяться не следует, – бормотал Лакландер. – Но ведь это все фантазии! Как? Когда? Каким способом?

– Он был убит, – ответил Аллейн, – двумя ударами. Ранения были нанесены вчера вечером, примерно в пять минут девятого. Убийца подплыл к нему в старом ялике. И вот каким способом…

Он заставил себя посмотреть на Джорджа Лакландера – лицо Джорджа, как аляповатая маска, все еще морщилось от притворного веселья.

– Колющую рану, – сказал Аллейн, – нанесли сиденьем-тростью вашей матери, а вот первый удар…

Аллейн увидел, как сжимаются и разжимаются веснушчатые пальцы.

– А вот первый удар был нанесен клюшкой для гольфа. Длинной клюшкой.

В этот момент на столе зазвонил телефон. Это звонил доктор Кертис.

Аллейн еще говорил с ним, когда открылась дверь и в кабинет вошла леди Лакландер, а за нею – Марк. Они выстроились рядом с Джорджем и не отрывали взгляда от Аллейна.

– Нас никто не услышит? – спросил Кертис.

– Нет, – беззаботно ответил Аллейн. – Все нормально. Боюсь, мне ничем не удастся вам помочь, но вы спокойно можете продолжать свое дело.

– Вы сейчас у Лакландеров? – тихо спросил Кертис.

– Да.

– Хорошо. Я звоню вам насчет чешуи. Вилли не удалось обнаружить чешую обоих видов на одном и том же предмете.

– Да?

– Да. Только на тряпке для вытирания кистей.

– Там оба вида?

– Да. А еще – на сиденье в ялике.

– Да?

– Да. Продолжать?

– Давайте.

Доктор Кертис вернулся к работе. Аллейн и Лакландеры смотрели друг на друга.

Глава одиннадцатая
МЕЖДУ ХАММЕРОМ И НАНСПАРДОНОМ

1

Посетив пациентов в Суивнингсе, сестра Кеттл решила до возвращения в Чайнинг заехать в Хаммер-фарм к дочке садовника. Сестре Кеттл было немного неловко тревожить из-за этого Картареттов, которых постигло такое несчастье. Однако она могла бы незаметно обогнуть хозяйский дом и проникнуть в домик садовника, никого не беспокоя, а там, глядишь, жена садовника расскажет ей какие-нибудь невеселые новости насчет того, когда состоятся похороны, чем занимается полиция, как держатся жена и дочь Картаретта и что думают люди о перспективе скорого брака между мисс Розой и доктором Марком. Сестре Кеттл втайне было любопытно и что поговаривают о миссис Картаретт и сэре Джордже – впрочем, она так привязана к семье Лакландеров, что, если и услышит от жены садовника что-нибудь на этот счет, даст достойный отпор подобной ерунде.

Последний разговор с капитаном Сайсом немножко огорчил ее. Она испытала горькое и неожиданное разочарование, когда застала его среди бела дня в таком удручающем виде. Может быть, именно разочарование побудило ее наговорить капитану резкостей. А может быть, в этом выразилось ее беспокойство. Потому что, призналась себе сестра Кеттл, поднимаясь на Уоттс-хилл, она ужасно из-за него беспокоится. Конечно, она понимала, что капитан притворяется больным, чтобы она навещала его и дальше, но от этой хитрости, надо признаться, в груди у нее становилось тепло. Однако старший инспектор Аллейн может по-другому отнестись к обману и сделает из этого чудовищные выводы. Ну и ладно, решила сестра Кеттл, не пристало мне волноваться, годы уже не те. С присущим ей простодушным снобизмом она утешала себя мыслью, что «красавчик Аллейн», как прозвали его в вечерних газетах, такой же Достойный Человек, как и Лакландеры, – в противоположность недостойным: сестре Кеттл, Фоксу и Олифанту. К ним она, подумав, причислила и Китти Картаретт. Вспомнив о Китти, сестра Кеттл поджала свои полные губы. Ей вспомнилось, как юлил капитан Сайс, пытаясь утаить довольно-таки экзотический акварельный портрет Китти. Как ни старалась сестра Кеттл отмахнуться от этих мыслей, они, увы, посещали ее довольно часто.

Она вышла из машины и зашагала в обход дома – по дорожке, которая вела к дому садовника. В руках у сестры Кеттл был ее саквояж, а смотрела она прямо перед собой, так что вздрогнула, когда ее окликнули:

– Эй-эй! Сестра Кеттл!

На террасе у чайного стола сидела Китти Картаретт.

– Выпейте со мной чаю! – любезно пригласила она.

Сестре Кеттл страсть как захотелось выпить чашечку. Вдобавок она была не прочь свести счеты с Китти. Поэтому, приняв приглашение, она подсела к столу.

– Налейте себе чаю сами! – попросила Китти. – Пейте на здоровье!

У нее был измученный вид, и косметика лишь подчеркивала это. Сестра Кеттл бодро осведомилась, спала ли Китти.

– Да, – кивнула Китти, – я вечером наелась снотворного. Правда, наутро это сказывается на самочувствии…

– Ну, еще бы! Со снотворными следует обращаться осторожно, дорогая!

– Вот еще! – вспыхнула Китти и прикурила новую сигарету от старой.

Рука у нее дрожала. Она обожглась и невольно чертыхнулась.

– Ну-ну, – сказала Кеттл, не сумев справиться со своими профессиональными привычками. – Спокойненько!

Полагая, что это поможет Китти разговориться, она спросила:

– Чем же вы занимались весь день?

– Чем занималась? Честное слово, сама не знаю… Утром пришлось тащиться к Лакландерам…

С точки зрения сестры Кеттл, эта фраза была просто возмутительна в двух отношениях: во-первых, о Лакландерах Китти отозвалась с таким видом, словно это простые лавочники, а во-вторых, подразумевалось, что Лакландеры – зануды.

– Вы ездили в Нанспардон? – возвышенно произнесла сестра Кеттл. – Что за чудесный старинный дом! Настоящий музей!

И она отхлебнула чаю.

– С домом-то все в порядке, – процедила Китти.

От этой неприкрытой недоброжелательности по отношению к Лакландерам сестра Кеттл рассердилась еще больше. Уже пожалев, что приняла приглашение выпить чаю, она положила бутерброд с огурцом на тарелку и поставила чашку на стол.

– Может быть, – спросила она, – вам больше нравится «Нагорье»?

Китти повернулась к сестре Кеттл.

– «Нагорье»? – повторила она и, так и не поняв намека, равнодушно спросила: – Что вы имеете в виду?

– Я имею в виду, – розовея, объяснила сестра Кеттл, – что хозяин «Нагорья» вам, может быть, больше до вкусу, чем владельцы Нанспардона.

– Вы это о Джоффе Сайсе? – улыбнулась Китти. – Об этом выпивохе? Помилосердствуйте!

Лицо сестры Кеттл побагровело.

– Если капитан теперь и не тот, что был раньше, – сказала она, – еще вопрос, чья это вина.

– Разумеется, его собственная, – хладнокровно ответила Китти.

– По моим наблюдениям, – проговорила сестра Кеттл, – в таких случаях чаще виновата женщина.

– Что?

– Когда хороший человек в одиночестве прикладывается к рюмке, это, как правило, означает, что его бросили.

Китти посмотрела на свою гостью, и в ее глазах на мгновение вспыхнула, а потом угасла горечь.

– Не хотите ли вы сказать, что это я его бросила? – спросила она.

– Ничего я не хочу сказать. Но вы ведь были с ним знакомы на Востоке? – ответила сестра Кеттл, что есть сил сохраняя любезный тон.

– Да, была, – презрительно кивнула Китти. – Я была с ним отлично знакома. Он что, рассказал вам? Что же он вам наговорил? – спросила она, и в голосе ее вдруг зазвучало отчаяние.

– Ничего особенного, уверяю вас. Капитан ведь настоящий джентльмен.

– Откуда в вас такая наивность? – мрачно проговорила Китти.

– Ну уж и наивность.

– Можете мне не рассказывать о настоящих джентльменах. Уж я-то их повидала. И кстати, чем выше их положение, тем меньше в них порядочности. Возьмите, например, – с остервенением сказала Китти, – Джорджа Лакландера.

– Скажите, – воскликнула сестра Кеттл, – он любил вас?

– Кто, Лакландер?

– Нет, – покачала головой сестра Кеттл, ощущая комок в горле, – я говорю о капитане.

– Что за детский разговор! Какая любовь?

– Признавайтесь же!

– Послушайте, – сказала Китти, – вы ровным счетом ничего не понимаете. Слышите ничего. Ни единой мелочи.

– Как же так! Когда работаешь медсестрой и долго…

– Ну разве что с этой точки зрения. Но право, если взглянуть моими глазами, вы ни о чем понятия не имеете.

– Не понимаю, о чем мы говорим! – печально сказала сестра Кеттл.

– Что верно, то верно!

– Капитан… – Сестра Кеттл замолкла, и Китти, глазам своим не веря, уставилась на нее.

– Да не может этого быть! – ахнула Китти. – Неужели вы и Джофф Сайс. Боже, вот так номер!

Слова, фразы, целые периоды полились из уст сестры Кеттл. Беседа с Китти затронула самые потаенные уголки ее души, и откликнулась она на это неожиданным образом. Она сама не понимала, что говорит. Каждое ее слово должно было послужить защитой от чего-то, чего она сама не сумела бы определить. Может быть, сестра Кеттл, душа которой стала ранимой под действием ее чувств к капитану Сайсу, – чувств, которые сама она в спокойные минуты называла «неподобающими», – ощутила в прозрении Китти Картаретт скрытую угрозу тому, что леди Лакландер окрестила «верой в общественное положение». В накрашенной сверх меры, многоопытной и на редкость некомильфотной Китти чувствовалась скрытая критика – вызов той социальной пирамиде, которая для сестры Кеттл была воплощением совершенства.

– …так что нечего вам, – вдруг услышала сестра Кеттл самое себя, – нечего вам так себя вести. Мне нет дела до прошлого! Мне нет дела до того, как он относился к вам в этом… как его, Сингапуре. Это его дело. Меня это не касается.

Китти выслушала эту тираду и глазом не моргнув. Она даже не особенно вслушивалась, а просто терпела речи сестры Кеттл с выражением пренебрежительной скуки на лице. Когда наконец сестра Кеттл выговорилась и замолчала, Китти повернулась к ней и рассеянно на нее посмотрела.

– Не понимаю, что вы так волнуетесь, – сказала она. – Он что, хочет на вас жениться?

Сестра Кеттл страшно смутилась.

– И зачем я все это наболтала! – прошептала она. – Я пойду!

– Думаю, ему приятно будет заполучить такую няньку. Нечего вам так киснуть! Ну, были мы с ним друзьями в Сингапуре – и что с того! Полный вперед! Станете знатной дамой и, надеюсь, не разочаруетесь.

– Не смейте так говорить о знати! – прокричала сестра Кеттл. – Не смейте! Вы о них ничего не знаете. Ничего! А я считаю, что они – соль земли.

– Да ну! – Китти аккуратно отодвинула поднос с чашками в сторону, словно он мешал ей кинуться на сестру Кеттл. – Вот что, – сказала она, вцепившись руками в край стола и нависая над своей собеседницей, – слушайте! Я пригласила вас зайти и посидеть со мной, потому что мне нужно было выговориться, и я думала, что в вас есть хоть что-то человеческое. Я и не подозревала, что вы на побегушках у этих ископаемых. О Боже! Как вам не тошно! Что есть у них, чего не хватает вам, кроме денег и задранного носа?!

– У них много чего есть, – гордо ответила сестра Кеттл.

– Ну, как бы не так! Да вы послушайте, послушайте! Ну, жила я в Сингапуре с вашим обожателем. Он, конечно, оказался жутким занудой, но я попала в это время в такой переплет… Словом, это устраивало нас обоих. Потом он познакомил меня с Мори. И поступил, как они все – сказал: «Смотри, какой отличный парень», уплыл на своей посудине, а когда вернулся и обнаружил, что я уже миссис Картаретт, разыграл невесть какую трагедию. И как же он себя повел потом? Ему, конечно, было на меня наплевать, но ведь мог он повести себя нормально, по-дружески, поддержать меня, когда я попала в общество этих мастодонтов? Так нет же! Отвернулся от меня, как от зачумленной, и присосался к бутылке. Впрочем, он и раньше этим не брезговал.

Сестра Кеттл хотела было встать, но Китти, резко взмахнув рукой, остановила ее.

– Сидите, – сказала она, – сидите, пока я с вами говорю. Ну, вот. Так я и выскочила замуж за… как бы это сказать… за так называемого «хорошего человека». Для меня, пожалуй, чересчур хорошего. Никогда бы у нас с ним ничего не вышло, если бы он там, в Сингапуре, так не тосковал по Розе. Без Розы он был сам не свой. А с женщинами вел себя как ребенок: не опытный мужчина, а сосунок. Меня аж смех разбирал. Конечно, не подходящий для меня вариант, но делать было нечего, да к тому же у мужчин этого сорта передо мной должок.

– О Боже! – запричитала шепотом сестра Кеттл. – О Боже мой, Боже!

Китти покосилась на нее и продолжала:

– Что же было дальше! Мы поженились, приехали сюда, он засел за какую-то дурацкую книгу, с Розой они были не разлей вода, стала к нам местная знать ездить с визитами. Да-да, с визитами, и друг с другом они говорили на одном языке, а со мной – совсем на другом. Старичок Окки Финн, пыльным мешком прихлопнутый, к тому же и помыться лишний раз ему лень. Толстуха из Нанспардона – посмотрела на меня разок и стала такой вежливой, прямо сил нет. Роза, которая так старалась быть со мной полюбезней, что чуть не лопнула… А еще священник с женой и полдюжины дам, на которых платье висит мешком, шляпа как корзина, а физиономия как ослиная задница. Господи, да что в них такого замечательного? Веселиться не умеют, шутить не умеют, ничего не умеют! Не общество, а братская могила! А мне что делать? Вышвырнули, как тряпку, и еще благодарности ждут!

– Как вы не понимаете… – начала было говорить сестра Кеттл, но замолкла.

Китти неожиданным мужским жестом, не соответствовавшим ее наманикюренным ноготкам, стукнула себя кулаком по ладони.

– Перестаньте! – воскликнула сестра Кеттл. – Прекратите же!

– Ни один из них, черт возьми, ни один не обращался со мной по-человечески.

– Ах, дорогая моя, это уж чересчур! А как же сэр Джордж? – воскликнула сестра Кеттл, до того взволнованная, что забыла об осторожности.

– Джордж? Да он от меня хотел того же, чего они все хотят, только теперь, когда все запуталось, он ушел в кусты. Джордж! Да этот баронет, неизвестно какой по счету, попросту струсил. Джордж боится, – продолжала Китти и в ярости состроила мину, изображавшую Лакландера, – боится, что пойдут разговоры. Он мне сам это сказал! Знали бы вы о нем то, что я знаю…

Внезапно лицо ее стало опустошенным, как заброшенный дом.

– Все пошло кувырком – сказала Китти. – Мне просто не везет.

Мысли, не до конца понятные ей самой, сплетались и путались в голове сестры Кеттл подобно морским водорослям на дне аквариума. Ужасающие откровения должны были вот-вот дойти до ее сознания, и лишь тонкая преграда препятствовала им. Сестра Кеттл хотела поскорее уйти от Китти Картаретт, пока та не разрушила до конца ее невинные идеалы, но не находила в себе сил подобающим образом распрощаться. Она оказалась в плену этикета. Китти продолжала свою чудовищную речь, но сестра Кеттл больше ее не слушала. Затем ее внимание привлекла оброненная Китти фраза.

– Это их вина! – сказала Китти. – Говорите что хотите, но – что бы ни случилось – это их вина.

– Нет-нет! – воскликнула сестра Кеттл и всплеснула своими коротенькими, чисто вымытыми ручками. – Как вы можете так думать?! Не пугайте меня! Что вы имеете в виду?

2

– О чем это вы? – спросил Джордж Лакландер когда Аллейн наконец положил трубку. – С кем вы говорили? Что вы имели в виду, когда только что сказали мне, – он покосился на свою мать и Марка, – об инструменте.

Леди Лакландер заметила:

– Не знаю, Джордж, о чем вы тут говорили с Родериком, но думаю, что тебе в любом случае лучше держать язык за зубами.

– Я сейчас пошлю за моим адвокатом.

Опершись о край стола, леди Лакландер опустилась на стул. Складки у нее под подбородком задрожали. Она обратилась к Аллейну.

– Ну, Рори, – спросила она, – что происходит? К чему вы клоните?

Минуту поколебавшись, Аллейн ответил:

– В настоящий момент я клоню к тому, чтобы поговорить с вашим сыном наедине.

– Нет!

– Бабушка, – с отчаянием обратился к ней Марк. – Может быть, так будет лучше?

– Нет уж, – помахала она своим пухлым пальцем перед носом Аллейна. – Что вы уже сказали и что собирались сказать Джорджу?

– Я сказал ему, что полковника Картаретта ударили клюшкой для гольфа. Теперь же сообщаю вам всем, поскольку уходить вы не намерены, что смерть была вызвана колющим ранением в висок, нанесенным вашим сиденьем-тростью, леди Лакландер. Чтобы вытереть руки и избавиться от чешуи обеих форелей, была использована ваша тряпка для вытирания кистей. Первый удар был нанесен с ялика. Чтобы не быть увиденным с Уоттс-хилл, убийца забрался в ялик и спустился в нем по течению, используя длинную чалку, как, вероятно, делали и вы, когда писали этюды, сидя в ялике. Движимый течением, ялик вплыл в маленькую заводь у ивняка – убийца стоял в лодке, лениво поигрывая клюшкой для гольфа и сбивая головки маргариток, которые росли у самого берега. Этот враг полковника был так хорошо ему известен, что Картаретт не обратил на него внимания, – может быть, сказал пару слов насчет форели, которую поймал, а потом продолжал срезать траву, чтобы завернуть в нее рыбу. Наверное, последним, что он увидел, была тень клюшки, быстро скользнувшая по земле. За этим последовал удар в висок. Мы думаем, леди Лакландер, что затем к полковнику подошли с вашим сиденьем-тростью, которое убийца вполне сознательно использовал так же, как вы сегодня утром на дорожке в саду: убийца приставил сиденье-трость к ране на виске и уселся сверху. Что вы сказали? Ничего? Не правда ли, дикий и жуткий поступок? Мы думаем, что, когда убийца встал и начал вытаскивать сиденье-трость из раны, он поскользнулся. Оступился. Трость нелегко было вытащить. Убийцу повело назад. Каблуком он наступил на форель полковника. Рыба, конечно же, выскользнула бы, но она лежала на остром треугольном камне. Каблук только распластал ее. Кусочек кожи оторвался, и нога, вместо того чтобы соскользнуть, впечаталась в этот клочок. Сохранился отпечаток подбитой гвоздиками туфли для гольфа.

Джордж Лакландер неузнаваемым голосом произнес:

– Выдумки!

– Нет, – сказал Аллейн. – Уверяю вас, не выдумки. – Он обернулся к леди Лакландер и Марку. – Продолжать?

Леди Лакландер беспомощными движениями шарила по груди, как всегда, увешанной драгоценностями.

– Да, – кивнула она, – продолжайте.

Пока Аллейн говорил, Марк не отрывал глаз от стола. Теперь он сказал:

– Продолжайте. Конечно, продолжайте. Почему бы и нет?

– Хорошо, – произнес Аллейн. – Теперь перед убийцей встала проблема сокрытия улик. Представьте себе рыбу, на сверкающей чешуе которой четко отпечатался след подбитого гвоздиками каблука. Бросить ее в воду или закинуть в ивняк и убежать нельзя. На берегу лежит полковник – ладони его пахнут рыбой, а вокруг валяются пучки срезанной травы. Убийца понимал, что мог найтись свидетель, который видел улов Картаретта. Это, разумеется, не играло бы роли, если бы убийца не попал под подозрение. Но, как правило, после убийства преступником овладевает паника, и именно в этом состоянии он обычно и склонен – на свою беду – перемудрить. Думаю, что, пока убийца стоял там, преодолевая собственный страх, он вспомнил о Старушенции, лежащей на мосту. Ведь Данберри-Финн и полковник долго и упорно ругались – совсем недавно ругались из-за Старушенции! Почему бы не подменить добычу полковника рыбиной, которая досталась мистеру Финну благодаря его жульничеству, и таким образом не замести следы? Не привлечет ли это внимание к хорошо известному врагу? Не поможет ли укрыться врагу тайному? Для этого снова был использован ялик. Форель полковника была убрана, а на ее место положена Старушенция. В эту самую минуту на помощь убийце явилась Судьба, воплотившись в миссис Томазине Твитчетт.

– Замолчите вы, – заорал Джордж Лакландер, – хватит пороть…

С уст его чуть не слетело сочное слово, он оборвал себя на полуслове и пробормотал что-то неразборчивое.

– О ком это вы, Рори? – спросила леди Лакландер. – Что еще за Томазина?

– Это кошка мистера Финна. Если помните, миссис Картаретт рассказала нам, что на Нижнем лугу повстречала кошку рядом с недоеденной форелью. Мы нашли остов этой рыбы. На чешуе у нее треугольная дыра, соответствующая треугольному лоскутку кожи, вырванному острым камнем, и, кроме того, сама судьба или еще что-то в критический момент умерило кошачий аппетит, так что на рыбьей чешуе сохранился безошибочный след каблука, подбитого гвоздиками.

– Но разве это… – начал Марк. – То есть, когда вы говорите о соответствии…

– Заверяю вас, – сказал Аллейн, – наше расследование строится на научно проверенных фактах, установленных с исключительной точностью. Сейчас я просто излагаю вам последовательность событий. Итак, форель полковника скормили кошке. Тряпка для вытирания кистей, принадлежащая леди Лакландер, была использована для того, чтобы вытереть острие сиденья-трости и руки убийцы. Вы, может быть, помните, доктор Лакландер, как ваша бабушка говорила, что аккуратно собрала свои рисовальные принадлежности, однако вы сказали, что нашли тряпку в зарослях вереска.

– Значит, вы предполагаете, – ровным голосом произнес Марк, – что убийство произошло не раньше, чем без десяти восемь, когда моя бабушка ушла домой, и не позже четверти девятого, когда домой отправился я.

Он подумал минуту и добавил:

– Думаю, это вполне возможно. Убийца мог увидеть меня или услышать мои шаги, в панике отшвырнул тряпку и спрятался, а когда я собрал бабушкины вещи и ушел, выбрался из укрытия.

После продолжительного молчания леди Лакландер сказала:

– Ужасное предположение! Ужасное!

– Должен сказать, – сухо произнес Аллейн, – что и само дело жуткое.

– Вы упомянули о научных методах, – сказал Марк.

Аллейн рассказал о существенных различиях в рисунке чешуи у разных рыб.

– Все это есть в книге полковника Картаретта, – пояснил он и посмотрел на Джорджа Лакландера. – Вы, наверное, просто запамятовали.

– Собственно, я… э… я этой книжечки вроде бы не читал.

– А между тем, – сказал Аллейн, – это и милая, и поучительная книжка. В том, что касается чешуи, она исключительно точна. Чешуя форели, пишет полковник, это дневник, в котором можно прочесть всю биографию рыбы, если знать, как читать. Только если у двух рыб совершенно одинаковая биография, совпадет и их чешуя. К счастью, два образца чешуи, которыми мы располагаем, не имеют между собой ничего общего. Есть образец А: это чешуя девяти– или десятилетней рыбы, которая всю жизнь прожила в одном и том же месте. Есть и образец Б, принадлежащий меньшей по размеру рыбе, которая после четырех лет медленного роста сменила среду обитания, возможно, приобрела привычку спускаться к морю и возвращаться обратно, пережила период быстрого роста и, весьма вероятно, недавно появилась в Чайне. Вы, конечно, понимаете, на что это указывает?

– Хоть убейте – не понимаю, – покачал головой Джордж Лакландер.

– Да как же так! С одной из этих двух рыб, судя по имеющимся показаниям, имели дело следующие люди: мистер Финн, миссис Картаретт и сам полковник. Мистер Финн поймал Старушенцию. По словам миссис Картаретт, она пыталась отобрать форель у Томазины Твитчетт. Полковник держал в руках собственную добычу и отказался прикасаться к Старушенции. Тряпка леди Лакландер, на которой сохранились следы чешуи обеих рыб, показывает, что кто-то – как мы думаем, убийца – держал в руках и ту и другую рыбу. Далее. Исследование маленьких пятнышек крови показывает, что острие сиденья-трости было вытерто тряпкой после того, как его воткнули в землю, чтобы убрать следы крови. Следовательно, если бы нам удалось с помощью микроскопа обнаружить чешую обеих рыб на чьей-то одежде, ее владелец и оказался бы убийцей полковника Картаретта. В это, – сказал Аллейн, – мы верили раньше.

– Раньше? – быстро переспросил Марк, и Фокс, который до того изучал викторианскую гравюру с жанровой охотничьей сценкой, перевел внимательный взгляд на своего начальника.

– Да, раньше, – кивнул Аллейн. – Я только что говорил по телефону с сотрудником министерства внутренних дел, который производит вскрытие. Именно от него я узнал детали экспертизы, связанные с чешуей. Он сказал мне, что на одежде следы обеих рыб одновременно не обнаружены.

Лицо Джорджа Лакландера приобрело обычную багровую окраску.

– Говорил же я с самого начала, – закричал он, – что это дело рук какого-то бродяги. Хотя какого черта вам понадобилось… – Он остановился в поисках более или менее вежливого выражения. – Какого черта вам понадобилось так морочить нам головы…

Аллейн, подняв руку, остановил его.

– Ну? – взревел Лакландер. – Что еще? В чем дело, черт возьми? Извини, мама!

– Не будь ослом, Джордж, – механически произнесла леди Лакландер.

– Повторю вам в точности то, – сказал Аллейн, – что обнаружил эксперт. Он нашел следы чешуи там, где мы и ожидали: на ладонях полковника и на его манжетах, на куртке и бриджах мистера Финна, а также как и предуведомила нас миссис Картаретт, на ее юбке. Первый из этих следов принадлежит образцу Б, а два других – образцу А. Да? – обернулся Аллейн к Марку, который хотел что-то сказать, но остановился на полуслове.

– Ничего, – сказал Марк. – Я… нет-нет, продолжайте.

– Я почти что кончил. Я уже сказал, что, по нашему мнению, первый удар был нанесен клюшкой для гольфа, вероятно, длинной клюшкой. Могу к этому добавить, что пока ни на одной из клюшек следы крови не обнаружены. Правда, все они тщательно вытерты.

– Естественно, – кивнул Джордж. – Слуга всегда вытирает мои клюшки.

– Но вот с обувью, – продолжал Аллейн, – дело обстоит иначе. Обувь тоже была хорошо вычищена. Однако имеется кое-какая положительная информация относительно одной, правой, туфли для гольфа. Эксперт уверен, что именно подбитый гвоздиком каблук этой туфли оставил след на рыбе, пойманной полковником.

– Вранье! – рявкнул Джордж Лакландер. – Кого вы обвиняете? Чьи это туфли?

– Это ручная работа. Четвертый размер. Изготовлены, я думаю, не меньше десяти лет назад. Сделаны они старым искусником – немыслимо дорогим сапожником из «Берлингтон Аркейд». Это ваши туфли, леди Лакландер.

Лицо ее слишком расплылось от жира, чтобы что-нибудь выразить. Казалось, она просто задумчиво смотрит на Аллейна. Сильно побледнев, леди Лакландер осталась сидеть как сидела и только произнесла:

– Джордж, пора сказать правду!

– Я так и надеялся, – проговорил Аллейн, – что вы придете к этому выводу.

3

– Что вы имеете в виду? – повторила сестра Кеттл и, всмотревшись в лицо Китти, вскрикнула: – Нет! Лучше молчите!

Но Китти уже начала говорить.

– В их мире, – сказала она, – каждый стоит сам за себя, да, впрочем, и другие люди такие же. Может быть, Джордж Лакландер и мечтает обращаться со мной как с дрессированной обезьянкой, да ничего у него не получится! Тоже мне фамильное достоинство! Слушайте! Вы знаете, что он заставил меня сделать? Взломал письменный стол Мориса, потому что Мори должен был опубликовать что-то насчет старого Лакландера, а Джордж сперва хотел узнать что. Когда в столе ничего не нашлось, он попросил меня проверить, не спрятана ли рукопись на теле. Это меня-то! А когда я отказалась, как вы думаете, что он сказал?

– Не знаю. Не говорите мне этого!

– Обязательно скажу. Вот послушайте, и посмотрим, как вам это понравится. И это после всех ухаживаний! После уроков гольфа!

В горле у нее что-то странно булькнуло, и она в недоумении посмотрела на сестру Кеттл.

– После уроков гольфа! – повторила она. – Так что же он делает? Этим утром он приехал ко мне на машине и говорит: он, мол, думает, что нам лучше пореже видеться.

За этим последовал поток эпитетов, которые сестра Кеттл сочла непечатными.

– Вот вам и Джордж Лакландер, – подытожила Китти Картаретт.

– Вы злая, – произнесла сестра Кеттл. – Я запрещаю вам так о нем говорить. Может быть, сэр Джордж и наглупил, но ведь он был влюблен. Вы, как говорится, женщина видная, а он вдовец. Я всегда говорю, что у каждого джентльмена такая пора наступает… Но это так, между прочим. Я что хочу сказать: если он и наглупил, то это вы его завлекли, – пустилась сестра Кеттл в свои обычные поучения. – Вы заманили нашего дорогого полковника, но вам этого показалось мало, и вы расставили сети для бедного сэра Джорджа. Вам безразличны те, кому вы разбиваете сердца, вам ничего не стоит сделать человека несчастным. Я вашу породу знаю. Вы женщина непутевая. Совсем непутевая. Я бы нисколько не удивилась, если бы узнала, что вы повинны в этой трагедии. Ни капельки бы не удивилась!