Текст книги "Ловцы душ (СИ)"
Автор книги: Наталья Загороднева
сообщить о нарушении
Текущая страница: 14 (всего у книги 20 страниц)
38
Я шла, не чувствуя ни холода, ни страха. Чутье вело, и я точно знала, куда. И знала, кто там. На мне была только короткая белая шелковая рубашка. Это та самая, что подарил любимый на мой последний день рождения. И хранил под подушкой с того дня, как я умерла. Он прижимал ее к лицу, когда спал, горел в лихорадке, кричал от тоски при мысли, что меня больше нет. Я была рядом, и видела отчаяние и горе, едва не лишившее его рассудка. Вспомнила боль, день за днем истязающую меня тогда, бессилие и тщетность попыток достучаться до родных сердец. Вспомнила и счастье, накрывшее, когда удалось раскрыть Таню, эйфорию от долгожданного чувства, что еще что-то могу.
Вспомнила и еще одно. То, зачем прошла через все это, что горело во мне, не давая забыть, кто я и что должна сделать.
– Я найду тебя! – И ветер понес мой шепот по гулким коридорам. – Я тебя больше не потеряю, слышишь? Душа моя, я иду за тобой.
Мне все открылось, стало отчетливо видно. Не глазами – силой дара ощущала все вокруг, знала, что творится за пределами этого здания и в нем. Огромный небоскреб, он же – храм, преобразованный волей Хозяина, перенесенный в этот мир и веками притворяющийся то бесформенным каменным зданием, то краснокирпичным исполином, то неотличимым от соседних высоток железобетонным офисом.
Он тоже вспомнил меня. Скрутил в немыслимые лабиринты тоннели, распрямил лестницы и свел стены, оставив узкие щели, в которые не пройти и мыши. Я усмехнулась.
– А ведь ты боишься меня, – сказала негромко, и, опустившись на колено, уперлась одной рукой в стену, другую резко и с силой вдавила в пол. – Ты помнишь меня, верно? И я вспомню, что ты со мной сделал.
Волна дрожи потрясла здание, я почувствовала его безмолвный крик, полный невыносимого ужаса. Храм стал тем, кем его задумал творец – обителью тьмы, высеченной из цельной скалы. С каменных сводов пещерных ходов гроздьями повисли солевые сосульки, напоминая о слезах тех, кто оставил здесь душу.
Я поднялась и пошла дальше, под ногами пружинило, хлюпая, черное кисельное варево.
Ловцы обнаружили меня. Отовсюду стали стягиваться волны их бесполезной ненависти. Поздно. Я уже стала собой – настоящей. На ходу складывая руки в древние магические знаки, плела свою сеть, и повсюду, куда хватало взгляда, вспыхивали и рассыпались снопами искр неопасные для меня сгустки проклятий. Не Яна, не Анна – кто-то другой, гораздо более могущественный, о ком память отказывалась рассказать, оставляя лишь четкость и уверенность магических приемов.
Путь мой шел все выше. В крови заиграл адреналин: впереди бойцы, бесформенные черные нелюди, вооруженные силовыми сетями. Я нужна им живой. Им дан приказ измотать меня, выжать все, что возможно, чтоб наверх я поднялась слабой и обескровленной. Что ж, пусть попробуют.
Теперь все происходило молниеносно. Ни одного лишнего движения, шаг – удар, шаг – блок. Очертив перед собой круг, выдернула из него горсть сияющих жемчужин. От их света отпрянули стены, пряча острые выступы. Подбросила жемчужины вверх и отбила ладонью, отправив в оскаленные пасти ловцов. Они не успели отскочить, их насквозь прошило нестерпимо ярко вспыхнувшими искрами. Я не остановилась и не оглянулась на извивающиеся живые факелы.
В сердце кольнуло: к храму стягивались новые силы, колонны машин с сотнями новых бойцов, опытных и хорошо экипированных. Похоже, меня адекватно оценили. Я разозлилась: "Нет у меня времени на вас!" Приставила пальцы к вискам, сосредоточилась. Знала, сейчас везде, где есть мои люди, звучит колокол, молчавший многие века. Он возвестил миру о том, что Хозяйка призывает хранителей. Над Замком вспыхнула яркая звезда – знак моего Света. Это послужит ориентиром для них.
Словно солнечные лучи, отовсюду потекли теплые ручьи светлой веры. Меня услышали, поднялись, идут защищать свою Хранительницу. Их радость, ликование от того что я возродилась, стали заслоном от черного страха и злобы, пропитавших стены из проклятого камня.
Мысленно прикинула: где белоозерцы? Верные братья, не оставлявшие меня даже тогда, когда и сама не знала, кто я. Да, они тоже бегут сюда. Они давно искали мой след, но храм надежно укрыл меня от видящих. Теперь он уже не сможет сдержать моей воли.
Как же здорово снова стать собой! Я подняла руки, вытянула, над ними образовалось светящееся облачко, из него полилось серебро, обволакивая мое тело, как вторая кожа. Стало так легко, что захотелось не бежать – лететь. Я проверила, как защита слушается меня, вытянула руку и в ладони тут же вспыхнул невесомый, но не знающий равных по силе, меч. Опустила руку – он исчез. Я снова приложила пальцы к виску, прислушалась. Моя цель – на самой вершине, укутанной непроницаемым черным туманом. И внутрь него я заглянуть не могу. Только догадываюсь, что лучше и не видеть.
Кисель под ногами чавкал и норовил ухватить за щиколотки. Меня это не останавливало. Больше беспокоило стремительно разливающееся в груди предчувствие. Я старалась не думать о худшем. Сосредоточилась на атакующих меня ловцах, наконец добравшихся до лестницы. Машинально била, отпрыгивала, уворачивалась от сетей и отводила траектории пуль. Черная тягучая кровь фонтаном хлестала из взрывающихся тел, а я и не успевала понять, какое оружие использовала на этот раз. Краем сознания уловила, что внизу, у подножия храма, развернулся бой. Не отвлекаясь на подробности, сосредоточилась на подъеме. Вовремя – едва не влетела в упавшую с потолка сеть. Перепрыгнула через нее, но ладонью все ж зацепилась. Защита не подвела: серебро моментально вытянулось в лезвие, рассекло жадные щупальца, ухватившие запястье.
Наконец, ловцы стали попадаться все реже, силы их иссякли, и все, чем они могли меня встретить – слабые всполохи проклятий, – я отбивала, досадливо морщась.
Последний рывок, и вот последний рубеж. Врата в храмовую залу.
В темном силовом облаке я ослабела. Согнулась, задыхаясь, со свистом втягивая воздух. Тяжело поднялась, отряхнула от черной крови дрожащие руки, оглядела ноги, рассеченные в нескольких местах, зажала бок, сыростью возвестивший о ранении. Прислушалась к себе – раны не опасны. От усталости и напряжения икры свело, я, стиснув зубы, помяла их пальцами, выпрямилась. Все-таки, я человек. Но пусть боль подождет. Некогда жалеть себя.
Закрыла глаза и выставила перед собой руки. Отрешилась от всего остального. Постепенно картинка прояснилась и увиденное заставило похолодеть. Хуже всего, что здесь я не могла полностью использовать свой дар, остались только чутье и толика силы. Меня качнуло от внезапно накрывшей слабости, во рту стало горячо и солено – кровь из прокушенной губы.
– Только не сейчас! – мысленно приказала себе. – Только не вздумай упасть!
Высоченные двери, с повисшей на пыльном барельефе паутиной, приоткрылись, меня обдало порывом сквозняка, принесшего ощущение близкой смерти. Я обмерла, оглушенная страхом.
– Входи без защиты, – прозвучал леденящий безразличием голос. – Ты знаешь, чем рискуешь.
Серебристая пленка стекла с меня, образовав полупрозрачную мерцающую лужицу на полу, быстро впитавшуюся в вязкую грязь.
Шагнула в проем. Двери с грохотом захлопнулись, Я вздрогнула – подумалось, что это закрылась ловушка. Пошла вперед, в полутьме бесконечного пустынного зала не видя, куда наступаю. Под ногами что-то хрустело и больно впивалось в ступни. Вдруг, словно морок, накатило воспоминание: черная пустыня, хлопья сажи...
Вспыхнул огонь. Я закрылась руками от его жалящих стрел, на мгновение вспомнила – так уже было, и впереди – каменное ложе жертвенника...
Окаменела внутренне и шла, ни единым вздохом не выдавая своих истинных чувств, туда, где у высокого, пыльного до непрозрачности окна стояла группа людей. Или нелюдей? Недалеко от окна возвышалось громоздкое кресло, из глубины которого доносился голос.
– Иди медленно и руки держи за спиной! – от скрежета железных ноток по телу пробежали мурашки.
Гордо подняв голову, я подошла и встала в нескольких шагах от кресла.
Справа застыл в стойке напряженный боец не из рядовых, локтем сдавив горло стоящей перед ним на коленях Тане. Другая его рука прижала лезвие темного клинка к шее моей подруги. Из ее глаз текли слезы, она смотрела на меня виновато. Все читалось в ее взгляде: не выдержала, сбежала следом за мной, поняла, где искать... Ее взяли раньше, чем пришла я. Они ждали, а я не почувствовала этого... Нет мне прощения.
Неподалеку возвышалась рослая женщина, и на ее мощных руках таким маленьким и беззащитным казалось тело моего сына. Ей и клинок не нужен был. Сынок спал, одурманенный наркотиком. Ее лапища лежала на его шее, готовая в момент переломить, как сухую ветку.
Еще один человек лежал на полу, но в полутьме я не могла разглядеть его. Почувствовала, что он не маг, и, скорее всего, скоро умрет, его силы на исходе.
– Ну, а теперь поговорим. – Я узнала, чей это голос. Но лучше бы я его не слышала...
Он поднялся, довольно потянулся и пружинисто подошел ко мне. Сунув руки в карманы прямого темного плаща, обошел меня, оглядывая, будто видит впервые. Мерзкая ухмылка исказила его лицо. Ему не шло так улыбаться. Я привыкла видеть другую его улыбку. Передо мной, самодовольно покачиваясь, стоял мой муж. Сережа.
39
Я смотрела на него, не узнавая. Те же лицо, фигура. Но глаза... Они стали мертвыми. Холодный блеск бездонных зрачков затягивал.
Он так же всматривался в меня.
– Да, это ты, – констатировал равнодушно. – Пришла...
Красные отсветы пламени мелькали на его лице, напоминая мне другую нашу встречу. Там он был не таким. Тот старик, что бессильно распластался на полу.... Вспомнила. Он, но гораздо моложе, черноволосый, вальяжный, холеный... Тонкие длинные пальцы и цепкий взгляд.
– Что, так я приятнее? – спросил он. Прошел мимо меня, обдав ненавистью, которую трудно скрыть. Что я ему сделала? За что он со мной так?
– Ты не знаешь, что со мной было тогда, – будто отвечая на мои мысли, вполголоса продолжил он. – Ты бросила меня умирать, а я выжил. Знаешь, что помогло мне?
Я знала.
– Месть. Она дала мне сил выдержать боль. Я чувствовал: ты где-то рядом, и мне не будет покоя, пока не найду и не уничтожу. Сделаю с тобой то, что ты сделала со мной. Порву твою душу на лоскуты. И прослежу, чтоб не смогла стать прежней.
Ярость вскипала в нем, воздух вокруг искрил разрядами. Стало трудно дышать. Решительность утекала из меня по капле, навалилась усталость. И это уже было...
– Ты совершила ошибку, оставив меня в живых, – натянутой струной звенел его голос. – Желание жить заставило меня стать сильнее – самым сильным. Я сделал то, чего сам не ждал от себя – воскресил свою истинную силу. Брал души у всех, кто попадал ко мне в руки, не гнушаясь никем, – помнишь консьержку? – ее я высосал первой.
Внизу, у входа в здание, закипел бой. Подоспевшие ловцы схлестнулись с моими хранителями. Каждая капля крови моих людей обжигала мне сердце. Они долго не выдержат...
– Чего ты хочешь? – жестко спросила я. – Убить? Валяй. Сделай это сейчас – любым способом. Мне безразлично.
– Ай, как неумно, – сморщился он. – Если бы я хотел твоей смерти, то убрал тебя еще там, в вашем гнездышке. Ты подстраховалась – я не смог войти туда. Но миром все еще правят деньги. Пачка казенной бумаги помогла мне справиться с тобой. Я искал твое уязвимое место – то, что для тебя хуже смерти – и нашел. Вот оно, – он выставил руку в сторону пленников. – Ты сама привела меня к ним, показала. Что они для тебя все еще важны. И ты готова их выкупить, не так ли?
Я соображала быстро, нацепив непроницаемый колпак на мысли. Что он потребует, ясно: душу. Овладев ею, он как-то высосет всю мою силу, станет всемогущим властелином, а дальше? Понятно, хранители ему помеха – их он уберет сразу же, всех. Глеба, тетю Машу, ребят... И не только. Таню он тоже уничтожит. Я взглянула в глаза подруги. На секунду мне показалось, что ее зрачки вытянулись вертикально – может, из-за слез.
Но я все еще могу бороться, знаю, чувствую. Сила вернется, стоит лишь захотеть. Цена этого – жизни родных. Их не станет, как только я шевельнусь. После этого я, конечно, разберу на молекулы тела врагов, но толку? Тела и так смертны. А как мне жить потом, неся такой груз на душе? Спасенный мир не вернет мне любви.
– Каковы гарантии того, что они останутся живы? – отрывисто спросила я. Нужно тянуть время, торговаться.
– Гарантии? – он выпучил глаза. – Нет никаких гарантий. Ты уйдешь из жизни добровольно, смирившись с потерей тела – теперь уже навсегда. Я могу взять тебя силой, но мне не нужна потрепанная душа. Я хочу полноценную силу Хозяйки. Ты слаба сейчас. Верни себя прежнюю, отдай мне то, что хочу, и тогда, возможно, они выживут. А нет – так тебе какая печаль? Вскоре ты сама покинешь эту бренную землю. Тебе не привыкать.
Злоба забурлила во мне, руки налились жаром.
– Давай, вот так! – расхохотался он. – Еще!
Я мгновенно остыла.
– Ты меня разочаровываешь, – он довольно потянулся. – Кстати, это твое?
Он поднял с пола неприметный серый камень, покрутил в руках. Сердце замерло – этот предмет мне знаком! Я уже видела его, держала, и очень боялась, что он... Голову пронзило болью. Я сморщилась, застонала, тяжело дыша.
– Не помнишь, значит, – довольно ухмыльнулся он. – Отлично. Значит, не помешаешь мне...
Что-то толкнуло взглянуть на Таню. Подруга смотрела в упор на меня, мысленно призывая действовать. Я подняла брови: как?! Она опустила веки, словно говоря: не волнуйся, все получится. Я еле заметно помотала головой: нет, не стану. Сергея тогда не спасти – я не успею пересадить его душу, даже если пойму, как это сделать.
– Ты сохранишь его жизнь? – спросила, машинально продолжая торг.
– Любовь, – сморщился он. – Самое бесполезное чувство. Зачем он тебе? В этом теле ему не протянуть и года, и все это время ты будешь наблюдать его мучения. Хотя... Достойная плата тебе за то, что сделала. Возможно, сохраню. Чтобы еще раз полюбоваться на твое отчаяние.
Навалилась апатия. Все бесполезно. Он победил.
– Ну все, я вдоволь насладился твоей беспомощностью. Прощайся.
Он выпрямился, развел в стороны руки, его окутало темное облако...
Все произошло мгновенно. Таня дико закричала и выбросила ладони вперед, из них вырвалась сияющая петля, обвила Ловца, и одновременно нож вошел в ее горло.
– Айя, нет, – прошептал маг побледневшими губами. И я ударила.
Это получилось само – вырвавшиеся из моих рук лучи пронзили бойцов, Ловца, откинули черный туман к стенам зала. Внизу, на лестнице, они настигли боевиков, отбросили их от моих ребят.
Охранники упали на пол, переломанные, как деревянные куклы. Легкое движение пальцев – и тело сына повисло в воздухе, плавно опускаясь на труп женщины. Таня истекала кровью. Петля вибрировала, Ловец беспомощно барахтался, пытаясь освободиться. В один прыжок я была у него. Прижала ладонь к бешено бьющемуся сердцу, потянула – и темный сгусток послушно пополз из тела. Глаза Ловца закатились, остекленели, но он еще был жив. Кулем повалился на пол, петля погасла – Таня отключилась. Я обернулась к Сереже и успела увидеть, как его тело дернулось в последний раз, и с губ слетел слабый вздох.
– Возьми! – машинально скомандовала я камню.
Он вспыхнул, раскрылся, залил светом зал и втянул в себя обе души – Ловца и Сергея. Медленно погас, став снова неприметным куском гранита. Я стояла, оглушенная, среди лежащих на полу бесчувственных тел, из которых уходила жизнь.
– Не-ет! – закричала так громко, что стены здания дрогнули.
Опустилась на колени, обняла тело Сергея, выла, раскачиваясь. Его сердце не билось.
– Помогите!
Мой призыв придал сил хранителям – раскидав противников, Макс рванулся наверх, за ним – остальные.
– Дыши! Дыши! – рыдала я, тщетно сотрясая неподвижное тело.
В зал ворвались люди. Замелькали лучи фонарей. Я узнала своих. Измученный, весь в крови, Максим подбежал было ко мне, но увидев Таню, бросился к ней.
– Спасайте! Спасайте ее! Сына, Стасика, скорее. Здесь я сама! – закричала я.
Глеб тяжело дыша, опустился рядом, схватил Сережино запястье, пощупал пульс. Прислонился седой головой к его груди, послушал и взглянул на меня.
– Аня...
– Нет! – Я замотала головой. – Он жив. Слышите?
– Анечка, отпусти его. – Он потянул меня, по грязным морщинистым щекам потекли слезы.
– Уйдите, прошу вас. Оставьте меня с ним.
Наверное, на меня было страшно смотреть. Он подчинился, поднялся, махнул рукой, приказывая всем отойти. Я увидела, как Макс на руках несет Таню к выходу. К нему протягивают руки, он отталкивает: "Я сам!" Незнакомый мужчина бережно и осторожно за ним следом несет Стаса.
Зал опустел. В наступившем полумраке я слабо видела черты любимого лица. Без ненависти Ловца они снова стали мягкими, спокойными. Я плакала, слезы падали на его открытые глаза, щеки, губы. Целовала остывающее тело и не могла остановиться.
– Любовь моя... Слышишь, родной мой, единственный, не уходи! Не оставляй меня одну, прошу. Я не могу без тебя. Мы же половинки, возьми мою душу, кровь – все, что хочешь, только будь, умоляю... Зачем мне эта сила, если я не могу вернуть тебя? – закричала, надрывая связки. – Слышите, вы! Возьмите меня, но оставьте его жить! Сереженька, Сережа, счастье мое...
Я припала к его губам, инстинктивно выдохнула в них.
И почувствовала, как грудь поднялась под моей ладонью.
Замерев, прислушалась. Удар. Слабый, едва слышимый. Еще.
– Гле-е-еб! – От моего крика дрогнул воздух.
Двери открылись, послышался топот.
– Сюда, скорее! Врача! Он жив!
Сильные руки подхватили моего милого, подняли. Я встала с пола, готовая бежать, и машинально схватила камень.
В голову пришла еще одна мысль – я, не раздумывая, бросилась к телу Ловца, припала к его губам, выдохнула и в них тоже – сердце забилось.
– Возьмите и его! – коротко бросила подошедшим ребятам.
Кто-то набросил мне на плечи плащ, я рванулась вон из зала, следом за теми, кто уносил моих родных.
Позади, на полу зала остались лежать два тела. Их спасать было незачем – они давно лишились душ.
Внизу уже стояли машины "скорой помощи". Без темной силы Ловца храм снова стал серым офисом Медиа-холла.
– Подождите!
Я, расталкивая людей, подбежала к носилкам, на которых лежал Стас.
– Секунду, прошу вас, – взмолилась я, и врач удивленно отступил.
Взяла малыша за руку, прижала к губам.
– Сыночек, лапушка, все будет хорошо.
Из точки на его запястье выступили светлые капли. Я дождалась, пока наркотик покинет его организм полностью. Щечки порозовели, дыхание стало глубже и ровнее, он зачмокал губками во сне.
– Покормите его, пожалуйста!
А сама бежала к следующей машине. Люди расступались сами.
Таня пришла в себя, ее горло уже перевязали, но крови она потеряла немало. Бледней самой смерти, с ввалившимися глазами, она слабо улыбнулась мне и протянула узкую ладошку.
Я взяла ее, с теплом и любовью поцеловала, прижала к губам. Отдала достаточно силы, чтобы не бояться за ее жизнь. Она пыталась что-то сказать, я прижала палец к ее губам.
– Позже, позже, милая!
Она кивнула. На скамейке рядом с носилками, игнорируя протестующего врача, устроился Максим, отталкивая медсестру, пытающуюся перевязать его окровавленную руку. Врач сдался, захлопнул двери и "скорая" уехала.
В третью машину я села сама и скомандовала врачу:
– Едем.
Он махнул рукой водителю, медбрат закрыл дверь и с воем сирены мы помчались по ночному городу. Я держала Сережу за руку, доктор тем временем подключал к нему аппаратуру, подсоединял капельницу. Медбрат набирал в шприцы лекарства. Я смотрела на лицо мужа, закрытое прозрачной маской и видела, как слабо туманится пластик у его губ.
– Спи, мой хороший, – прошептала я. – Держись, я что-нибудь обязательно придумаю. Скоро мы снова будем вместе, обещаю.
У больницы нас уже ждали. Носилки с Сережей подхватили двое санитаров, вытянули, поставили на каталку и бегом повезли в раскрытые двери приемного покоя.
Я пошла следом. Мужчина в форме охранника пытался остановить меня, но я так на него посмотрела, что он отступил и сам проводил до лифта. Больше никто не задавал мне вопросов. Стоя рядом с врачами, суетящимися вокруг тела мужа, я вспоминала, как здесь же везли меня, разбитую, едва живую после аварии. Или не меня? И кто я вообще теперь? Яна или Анна? Я посмотрела в зеркало, занявшее половину широкой стены лифта. Анна. Грязная, взлохмаченная, смертельно уставшая и прошедшая через ад.
Его поместили в палату реанимации, возможно даже в ту самую, где лежала я. Вокруг кровати собрался целый консилиум – осматривали Сережу, изучали показания приборов, советовались. Я знала, что его диагноз нельзя записать в медицинской карте, но не скажешь же это прагматичным эскулапам?
Кто-то взял меня за локоть.
– Анна?!
Я повернула голову и слабо улыбнулась:
– Здравствуйте, Александр...
– Евгеньевич, – подсказал доктор. – Вы как тут?.. Что с вами?.. Почему не в палате?..
– Тут мой муж, – грустно сказала я.
– Муж – не муж, а вы сами вот-вот упадете. Ну-ка, пойдемте!
Он потащил меня в смотровую, стянул плащ, вытаращил глаза, увидев шелковую майку на голое тело, но сразу взял себя в руки – истинный профессионал.
– Валя! – закричал в открытую дверь. – Готовься ассистировать!
– Да не нужно, – слабо протестовала я, в душе понимая, что не хочу уходить, так устала, что не смогу двинуться.
– Что с вами случилось? – ужаснулся врач, – Бандитские войны? Почему вы в таком виде? Вас похитили?
– Давайте не сейчас, – прервала я поток вопросов. – Позже.
Он понял и молча продолжил работу, медсестра приготовила все для процедур, он обрабатывал и сшивал резаные раны на ногах, смазывал ссадины и гематомы, но я ничего не чувствовала. На кушетке лежало мое тело, а душой я была рядом с Сережей, слышала, как врачи говорят о коме неясной этиологии, предлагают меры по выводу его из этого состояния. Я говорила мысленно, обращаясь к нему: "В тебе живет часть меня, и, пока я жива, ты будешь дышать. Но я просто обязана вернуть тебя настоящего!"
Вспомнив об артефакте, очнулась, вздрогнула, вскрикнула от боли и взмолилась:
– Пожалуйста, дайте мой плащ! На минутку, прошу вас!
Удивленная медсестра протянула мне черную тряпку, я запустила руку в карман и с облегчением вынула кусок гранита. Прижала к сердцу и уснула.
Дальше меня кто-то тормошил, поднимал, нес, я слышала голоса и сонно думала: "Свои". Обняла чью-то шею и прижалась к теплой широкой груди в мягкой теплой толстовке, пахнущей выпечкой. Так и не заметила сама, как провалилась в сон окончательно.
Следующее пробуждение было приятным. Проснулась с абсолютно пустой головой и какое-то время лежала, ни о чем не думая. Казалось, мне снился дурной сон, но вот он закончился, все хорошо, мир на месте и откуда-то доносится вкусный запах. У меня засосало в желудке. Но не хотелось даже шевелиться. Я лежала на чистой постели, укрытая легким пуховым одеялом, а в окна вовсю било солнце. Повернула голову: я в белоозерском доме, в своей спальне. У кровати стоит кресло, а в нем спит, свернувшись калачиком, Марина. Раскрытая книжка сползла с коленей, и девушка выглядит совсем дитем – русые волосы растрепались, рассыпались по плечам, рот чуть приоткрыт, что и придает ей невинно – детское выражение.
Я потихоньку подтянулась, охнула – тело откликнулось болью.
Марина вздрогнула, вытаращила сонные глаза, потом тихо сказала:
– Ой...
Спохватилась, соскочила с кресла:
– Вы лежите – лежите, не вставайте, я сейчас!
Она убежала и вскоре в комнату явилась целая толпа: Глеб, тетя Маша, Иван, Марина и Надюшка.
Тетя Маша, вытирая руки фартуком, присела на край кровати.
– Как ты, дорогая?
– Жива, – улыбнулась я.
– Ох, слава богу, – выдохнула она.
Все стояли и смотрели на меня с такой нежностью, такой светлой радостью, что у меня самой не сходила с лица улыбка. На сердце было тепло, как будто я вернулась домой после долгих странствий.
– Так есть хочется, – виновато сморщилась я. – А сколько времени?
– Да-да, сейчас принесу все, – засуетилась тетя Маша, убежала, а на ее место сел Глеб, взял меня за руку.
– Анечка, ты спала больше суток.
– Как?! – изумилась я. И озадачилась: – А почему у меня все тело так болит?
Он не сразу ответил, а до меня стало доходить: это не было сном...
– Как Сережа?! – рывком поднялась я, забыв про боль и стыд.
Он придержал меня:
– Тише, лежи, все в порядке.
Я закрыла лицо руками. Как можно было спать, когда ...
– А Таня? Стасик? – засыпала я его вопросами.
– Они тут, дома, все хорошо, – успокоил он.
Что-то не понравилось мне в его тоне.
– А что плохо? Ну, говорите?
На его лицо словно тень набежала. Он тут же сгорбился, стал выглядеть старше.
– Много погибших, – тихо ответил он. Дети тихо развернулись и вышли из комнаты. – Завтра похороны.
Мне стало горько. Действительность обрушилась грязным селевым потоком, и солнечный свет показался насмешкой над горем людей.
– Помогите мне встать, – сухо попросила я, и он без слов протянул руку. Я поднялась, одетая в длинную, до пят ночную рубашку не по размеру – рукава закрывали кисти рук. Однако, как же больно! Морщась и опираясь на руку Глеба, я дошла до двери в ванную комнату. Там махнула ему рукой, мол, дальше сама.
Стянула рубашку, охнула – тело словно отбивная, где не перевязано – синее, в кровоподтеках.
На стене висела подготовленная для меня одежда – не считая белья, – светлая юбка до щиколоток, белая водолазка и белый же меховой жилет. Я села на край ванны, задумалась. Как странно люди рассудили! Мне нужно идти в семьи, где погибли близкие, родные, а я буду вся в белом?
Но, помывшись, посмотрела на себя в зеркало и сказала вслух:
– А ты как хотела? Людям нужна вера. Придется соответствовать.
И, когда я спустилась вниз, все домашние обернулись и замерли. Волосы я собрала в высокий узел на макушке, сверху накинула белый прозрачный шарф, закрасила следы усталости на лице корректором и теперь, наверняка, выглядела как подобает лидеру общины – крепкая, не сломленная горем, сильная женщина. Глеб встал со стула, медленно подошел ко мне, встал рядом, высокий, я смотрела на него снизу вверх, потом обнял меня, взял мою руку и поцеловал. Я замерла, не зная, как реагировать. Он не отнимал руки от лица, и я почувствовала сырость – он плакал. Я погладила седую голову. Послышался грохот – все остальные домочадцы подошли и тоже обняли.
– Пожалуйста, не надо церемоний, – тихо попросила я. – Прошу вас, останьтесь для меня теми, с кем мне было легко и свободно?
Глеб Борисович поднялся, улыбаясь в мокрые седые усы.
– Ну и ты тогда позволь считать тебя родной? Будь нам за дочку?
Я благодарно кивнула.
Сели за стол, в коридоре послышался шум, и в двери вошла ...
– Мама? – вырвалось у меня, и она вздрогнула, прижав к себе Стаса.
А он узнал меня, потянулся ручками. Я подошла к ней, не отводя взгляда от ее лица, взяла ребенка. Ей, конечно же, все рассказали. Глаза ее заполнились слезами, она заплакала и обняла меня. Я тоже обняла ее свободной рукой и думала, что все это просто не укладывается в голове, и кому расскажи – не поверят.
За столом Глеб, кашлянув, протянул мне артефакт, что я подобрала в храме.
– Анна... Мы подумали, тебе это нужно.
– Да, – ответила я, пальцем гладя шершавую поверхность камня. – Это станет самой главной загадкой на ближайшее время. Но я подумаю об этом завтра. Мы все заслужили хотя бы день душевного покоя....
