Текст книги "Ловцы душ (СИ)"
Автор книги: Наталья Загороднева
сообщить о нарушении
Текущая страница: 11 (всего у книги 20 страниц)
30
В прихожей послышались голоса и топот. Дверь открылась, и в комнату вошли Таня и Максим. Они так увлеклись разговором, что не прекратили болтать и при нас. Выглядело это весьма забавно:
– Здрасьте, теть Маш. Проснулась, Ань? Как дела, как самочувствие? – спросила Таня, скидывая пальто на руки Максиму. – А я тебе говорю, что фигня все эти коллайдеры, ничего у них не получится, – обратилась она теперь уже к нему.
– Привет, мам. Анна, мое почтение. Да почему не получится-то? Нужно просто соблюсти все технические параметры, воссоздать естественный процесс...
– Вот именно – естественный! Ты сам-то себя слышишь?
На нас они не обращали никакого внимания. Даже невооруженным взглядом видно было, то эти двое сошлись как инь и янь: хрупкая, большеглазая амазонка и рослый, плечистый богатырь. Мы с тетей Машей переглянулись, и стало ясно, что она тоже заметила: когда он смотрит на Татьяну, из его взгляда исчезает сталь. И Танечка просто расцвела рядом с ним: глаза горят как лампочки, щеки раскраснелись с мороза – красавица. Мы с тетушкой улыбнулись, подмигнули друг дружке и вышли из комнаты, оставив голубков спорить дальше.
– Нет, ну а что? – задумчиво сказала она. – Под тридцать уже, пора и о семье подумать.
– Да-да, – продолжила я, – так можно до старости прождать, мотаясь на "скорой" сутками.
– А я так хочу внуков, – грустно призналась она, – соскучилась по детскому смеху.
– У вас Максим – единственный ребенок?
– Нет, у меня их четверо.
– Сколько?! – ахнула я.
– Да, четверо, – с улыбкой повторила теть Маша. – Максим старший, а остальных сегодня увидишь, сын Ванюшка и дочки – Марина и Наденька.
Позади, в прихожей, к гулу голосов Тани и Макса добавился рокочущий бас Глеба.
– Пойдем им обед накрывать? – позвала меня тетушка, и мы направились в кухню.
Для меня, непривычной к большой семье, все пока было в диковинку. И огромные кастрюли с едой, что приходилось готовить на такую ораву каждый день, и удивительное единодушие, царившее в этом доме. Трудно было представить, чтоб кто-то тут всерьез ругался. Кажется, все эти люди – часть единого организма. Я невольно загрустила о своей судьбе. На фоне чужого счастья собственное одиночество мне показалось просто фатальным.
Пока мы накрывали на стол, пришли остальные. Первым в столовую ввалился парень лет двадцати, чем-то похожий на Макса, но помельче.
– Привет мам. Здрасьте, – восхищенно уставился он на меня. – Я и не видел, что вы такая...
– Привет. Какая? – рассмеялась я.
– Красивая, – покраснел он. – Темно было, я только шубу видел и волосы.
– Так это ты нас провожал от МКАДа? – догадалась я.
– Ага, я.
– Тоже мне защитник! – снова усмехнулась я, а он обиделся:
– Чего это? Я, между прочим, черный пояс по таэквондо имею.
– Да ладно, ладно, шучу я. Значит, ты – Иван?
– Он самый, – шутливо поклонился парень. – А вы Анна... не Австрийская, случаем?
– Нет, отечественная, – пошутила я.
– Чем интересуетесь? Поп, рок, электроданс? Какие игры предпочитаете? Квесты, стрелялки?
– Во-первых, давай на ты. А во-вторых, я выросла из дискотек, наверное. Мне и клубная музыка уже поперек горла. Да и игры не уважаю, пустое это все, по-моему.
– Жалко, – скис Ваня.
– Отстань от нее, сын, помоги вот лучше, – вмешалась тетя Маша, и он со вздохом поплелся за ней.
Буквально несколько минут спустя пришли девушки – Марина и Надя. Симпатичные, улыбчивые, лет по восемнадцать – девятнадцать обоим, длинноволосые, стройные, ростом с меня. Они казались ровесницами. Только в разговоре чувствовалось, что Марина старше.
Наконец, все уселись за стол: во главе, конечно, Глеб Борисович, по его левую руку – тетя Маша, потом Иван, девчата, я, Таня и Максим. Ели молча, видно, дети тут так приучены, да и я под суровым взглядом хозяина хотела стать маленькой и незаметной. Потягивала душистый чай, – я-то уже наелась, Иван и девочки разглядывали меня с любопытством, Ваня подмигивал и улыбался, а девчата сами смущались и краснели, поймав мой ответный взгляд.
Когда с едой было покончено, Глеб пробасил, поднимаясь:
– Анна, пройдем-ка со мной.
Все остальные проводили меня взглядом, как на экзамен.
Он завел меня в кабинет – очень под стать своему хозяину: крепкая грубоватая мебель, просторный диван, накрытый большущей шкурой медведя. На столе – высокая лампа с абажуром, у стен – стеллажи с книгами, обычными: классика, сказки, сборники стихов.
Глеб, заметив мою заинтересованность, усмехнулся в усы:
– Что, ожидала книги заклинаний увидать?
– Ну, типа того.
– Маша тебе рассказала, кто мы? – спросил он, усаживаясь за стол, а мне жестом указав на диван.
– Так, в двух словах.
– Хорошо, тогда повторяться не буду. Ты здесь не случайно и надолго. Нам предстоит разобраться с твоим даром, узнать, что ты можешь и систематизировать твои умения. Ты должна научиться сама управлять своими способностями.
– А откуда он у меня, дар-то? – спросила я. – Может, он пройдет сам собой, как вирус?
– Не похоже. Такой силы выбросов я давно не помню.
– Каких выбросов?
– А сама не понимаешь, что ли? Мы, было, подумали, что заезжий кто развлекается. Сначала на перекрестке: пришлось парню мозги на место вправлять, едва в себя привели, к машине подходить боялся. У самих чуть ум за разум не зашел: такая дикая, необузданная сила – и на улицах города. Благо, что ты не принялась чудить направо и налево. А то могла таких дел натворить! За тобой оттуда след потянулся. Потом, когда уже ловцы стали кружить, как воронье, вокруг твоего дома, мы всерьез забеспокоились.
– Ловцы? – удивленно переспросила я.
– Ну да, так мы их называем. Охотники, ловцы. Те, кто ищут таких, как ты, и высасывают подчистую.
– Что высасывают? – не поняла я.
– Не кровь, знамо. Вампиры – из другой оперы. Силу.
– И что тогда? Смерть?
– Ну, все смертны, – вздохнул Глеб. – Тем, кто лишился дара, остается либо доживать, как обычный человек, либо...
– Что либо?
– Душу заложить. Многие соглашаются. И без души живут. Зато не болит, не тянет.
– Как это возможно? – не могла поверить я.
– Есть технологии, – отмахнулся он. – У кого от природы тоже дар такой, кто заклинаниями, артефактами, а еще умельцы появились – уже и химией умудряются.
– А зачем? – похолодела я.
– Да как же! Для них твоя сила – лучше наркотика. Высосет любой из них тебя и получит на блюдечке все, что пожелает: власть, богатство, даже бессмертие.
– Бессмертие?!
– А ты как думала? Правда, это уж высший пилотаж. Бессмертных крайне мало. А знаешь, почему?
– Почему?
– Потому что еще надо поймать тебя, сломать и усыпить так, чтоб ты сама не сопротивлялась. Да и мы не допустим.
– А почему именно я?
Он тяжело вздохнул.
– Видишь ли, какое дело... Дар – он ведь у всех разный. У кого-то кровный, от предков передается, к целительству, ясновидению, внушению, предсказаниям, погодники, опять же. У кого – приобретенный, через книги, обучение, ну там попроще будет, все-таки, пока выучишься – года пройдут, уже и память не та, и амбиций поменьше. А вот таких, как ты – единицы.
Он замолчал, собираясь с мыслями. Я терпеливо ждала.
– Ты – абсолют. То есть, в принципе, можешь все.
– Ух ты! – восхитилась я.
– Погоди ухать. Это и ответственность огромная, между прочим. И управлять собой ты не умеешь совершенно. Понимаешь?
– Кажется, да, – согласилась я.
– Девчонка ты еще. Твоя сила – это все равно, что обезьяне дали пулемет, прости за сравнение. Но дело даже не в этом.
– А в чем?
– Видишь ли, недавно кое-что произошло.., – он замялся. – Нечто странное, чего мы не можем понять. И как ты к этому причастна – вообще не ясно. А то, что причастна – без сомнений, двух таких в одно время в одном месте никак не могло оказаться. Тем более что это было еще до твоей аварии.
– А что было-то?
– Да неприятное событие... Была вспышка, сильная, сошлись Ловец и кто-то из наших. Кто они – не знаем. Кто выжил, кто погиб – не знаем. Но баланс пошатнулся сильно, наши предсказатели чуть с ума не сошли. Но самое плохое началось потом. Темноты много стало, и с каждым днем все больше.
– А что это? – глупо ляпнула я, потому что ничего умного в голову и прийти не могло, извилины в трубочку свернулись от всех этих новостей.
– Да не думай, о чем не надо. Тьма пришла в наш мир, понимаешь? Кто-то воскресил того, кого не следовало. Такая сила редко встречается, знаю лишь несколько таких случаев в истории.
– Так это Ловец? – осторожно спросила я.
– Предположительно да, – задумчиво ответил Глеб Борисович, – хотя не исключаю, что и Светлого могли высосать... Темный обрел большую силу. И как его приструнить теперь – задача непростая. А хуже того, что он охотится за тобой.
– За мной?! – ужаснулась я, поняв, о чем он говорит. То, что пыталось меня убить...
– Если он возьмется за тебя всерьез, мы не сможем помочь, – сказал Глеб, глядя мне прямо в глаза. – Тут, у нас, ты пока в безопасности. Сохранить тебя – наш долг. От ловцов мы тебя укроем, сил хватит. Хотя, ты им очень нужна. Но когда в игру вступит он... Будем думать. И, если уж случится война – будем биться до последнего.
– Какая война? – У меня почему-то застучали зубы.
– Это не твоя забота, – ответил Глеб, вставая. – Тебе нужно тут тихонечко сидеть и заниматься, заниматься и заниматься. Ты должна быть готова...
Я тоже встала, пошла к выходу, едва сдерживаясь, чтоб не расплакаться.
– И все-таки, что же случилось тогда, в октябре... – задумчиво протянул он мне вслед.
– Я могу рассказать. – В дверях стояла Таня. – Анечка, не обижайся, можно, я поговорю с Глебом наедине?
Меня, конечно, это обидело, но я это гордо проглотила, задрала нос и вышла в коридор с видом оскорбленного достоинства.
Дверь за мной закрылась, и за ней невозможно стало ничего расслышать, тем более, что в коридоре обнаружился Максим, ожидающий Татьяну. Он на меня осмотрел насмешливо, и ничего не оставалось, как выйти в гостиную. А потом, подумав и прихватив телефон, я накинула шубку и вышла на крыльцо.
31
На улице уже совсем стемнело. На черном, высоком небе бисером рассыпались звезды, месяц только-только родился, тонкий ясный серп повис над поселком. Тишину морозного вечера нарушал только лай дворовых собак. И чего им неймется? Наверное, так они разговаривают между собой, делятся событиями за день: кого чем кормили, сколько кошек удалось напугать, сколько машин проехало мимо по дороге. Просторный двор перед домом чисто убран от снега, у крыльца стояла машина Максима, но вплотную к дому пристроен гараж, там могут быть и другие авто. У забора раскинула ветви высоченная ель. Летом, может, приятнее смотреть на сирень или яблони, но сейчас она, вся укрытая снегом, смотрелась внушительно – как огромная Снегурочка. Были бы в доме маленькие дети, наверняка построили бы шалаш под ее ветвями.
Я зашла за елку и достала телефон. Весь день он был выключен, потому что я знала: Сережа позвонит. И не была готова к разговору. Нажала на кнопку, заиграла музыкальная заставка, на экране появились словами приветствия. Едва поднялась лесенкой шкала сети, одно за другим посыпались сообщения: абонент такой-то звонил вам, прислал голосовое сообщение, смс. Я не стала их открывать, знала, что там. Нажала кнопку вызова.
– Алло! – Его голос звучал глухо, как видно, он обиделся, решив, что я его избегаю.
– Привет.
Только теперь я поняла, в каком напряжении была все это время. Сама от себя не ожидая, тихонько всхлипнула и заплакала.
– Аня! Ты что, плачешь? Что случилось? – он встревожился.
– Нет, ничего, – прогнусила я. – Просто меня какое-то время не будет.
– Где ты? Что с тобой? – он уже почти кричал.
– Не волнуйся, я у друзей.
Слезы лились рекой, и я сама не понимала, почему. Скорее всего, очень-очень соскучилась. Или просто страшно, и хочется прижаться к нему, закрыть глаза и поверить, что он защитит от всех бед.
– Скажи адрес, я приеду.
– Да куда приедешь, тут лес кругом, – сквозь слезы рассмеялась я.
– Лес?! Какой еще лес?
– Ладно, – вздохнула я. – Вчера ко мне в квартиру забрался вор, мои друзья испугались за меня и забрали к себе на дачу. Это за городом, далеко.
– Та-ак, – угрожающе прорычал он, – что еще за друзья?
Я уже хохотала, забыв про слезы.
– Да они мне родственники почти! И по возрасту в родители годятся!
– Ну это еще куда ни шло, – выдохнул он. – А мужчин там нет?
– Почему же? У них два сына. Один чуть постарше меня, другой лет на пять моложе.
Он сердито замолчал. Слышно было только его тяжелое дыхание в трубку.
– Я и не знала, что ты такой ревнивый, – сказала я с нежностью в голосе.
– Кто ревнивый? Я? – деланно удивился он. – Ну, ревнивый.
– Незачем ревновать, – с улыбкой продолжила я. – Мне никто не нужен, кроме... – и прикусила язык.
– Кроме? – вкрадчиво переспросил он.
– Ну, ты сам знаешь?
– Что знаю?
– К кому я неравнодушна.
– Откуда же мне знать?
– Ах, так! – вскипела я. – Еще слово и обижусь!
– Ладно-ладно, больше не буду, – сдался он. – А если серьезно, то я тоже... неравнодушен. К тебе.
Для меня все стало неважно – мир растворился в звуке его голоса, нежности, теплоты, льющейся из телефонной трубки, я закрыла глаза и погрузилась в долгожданное тихое счастье.
В дом я вошла в таком романтически-возвышенном настроении, что не сразу заметила перемену в окружающих. Лишь когда очнулась в комнате, где все домашние, включая Таню, сидели молча, наблюдая за мной, словно я начну показывать фокусы, насторожилась. Как-то неуютно стало сразу, будто от меня одной утаилось то, что знают все. Потом вспомнила: как раз перед тем, как мне уйти на улицу, Таня завела разговор с Глебом. Что же она ему такого сказала, что он смотрит на меня так? А остальные, вероятно, все узнали от него. Я решила было обидеться, но тут хозяин встал, хлопнул в ладоши:
– Так, нечего тут без дела ошиваться! Давайте-ка, дочки, Иван – за книги, Максим, пойдем со мной.
Суровый дядька. Кстати, телевизора у них я не заметила. Похоже, не приветствуется у них праздное времяпровождение. Хотя, у Вани есть компьютер.
Все разошлись, мы с Таней остались вдвоем.
Она подошла к печи, по обыкновению затопленной, опустилась на колени перед заслонкой, открыла, уставилась на тлеющие угли. Глаза ее блестели, в них отражались яркие всполохи, мне вдруг захотелось выключить свет и подойти к ней. Что и сделала.
– Ты ничего не хочешь мне сказать? – тихо спросила я ее, усаживаясь рядом.
Она покачала головой, не отводя взгляда от углей. Я не настаивала. Решила подождать и прислушаться к ее настроению. А оно было странным.
– Чего ты боишься?
Ее глаза наполнились слезами. Блестящие дорожки прокатились по щекам, а она не вытирала.
– Боюсь, да. Всего боюсь. – Она говорила прерывисто, через силу. – Зачем люди любят, скажи мне? Пока человек ни к кому не привязан, он свободен. Любовь сковывает по рукам и ногам, заставляет постоянно дрожать от страха за того, кто дорог. – Она всхлипнула и обняла меня. – Я за тебя теперь боюсь. За Макса.
– Солнышко мое! – Я расплылась в улыбке. – Это же прекрасно, что ты любишь! Смотри, всего пара дней прошла с нашего разговора, а ты нашла свое счастье!
– Да какое счастье? Сама себя ругаю, а сопротивляться не могу – тянет. Зачем оно мне? Снова обжечься? Я не способна быть с кем-то, характер не тот. И все равно разбежимся...
– Дурочка, – я подняла пальцами ее лицо. – Он тоже любит.
– Да с чего ты взяла? – она отпрянула и снова уставилась на огонь.
– Ты не забыла? Я просто чувствую.
Таня посмотрела на меня.
– Но и ты можешь ошибаться.
– Не веришь – не надо, – пожала я плечами. – Ничем не могу тебе это доказать. Разве что посоветую послушать свое сердце. Или и ему ты не веришь?
Она смущенно улыбнулась. Оттаяла, наконец.
– Ну, так скажешь, о чем вы говорили с Глебом?
– Да ты и сама знаешь, – вздохнула она. – О Яне.
– А какое отношение она имела к тому, что он рассказывал?
– Так это ведь она тогда... В ту ночь она исчезла. Я думала – маг все-таки уничтожил ее. А потом...
Она замолчала.
– Подожди, как в ту ночь? Она же в сентябре умерла?
– Аня, – Татьяна говорила тихо, глядя мне в глаза. – Яна вообще не умерла.
Какое-то время я сидела, ошарашенная, собиралась с мыслями, не зная, что сказать. Таня тоже молчала, помешивая кочергой угли.
– Не думай, физически ее нет на земле, – продолжила она. – Жива ее душа.
– Да? – осторожно спросила я. – И где же она?
– Я часто с ней общаюсь. Она замечательная.
Я оглянулась на всякий случай, ожидая увидеть что-то типа привидения.
– Тань, ты серьезно?
– Нет, конечно, – ответила она, вставая. – Пошутила я. Она жива в моей памяти, в сердце. И общаюсь я с ней – вымышленной.
– Ну и шутки у тебя! – обиделась я. – Предупреждать надо. Я привидений боюсь.
Таня расхохоталась и так заразительно, что и я засмеялась, сама не зная, от чего.
Зажегся свет, в комнату вошел Глеб.
– Идемте-ка, – приказал гробовым голосом, да и вид у него был не лучше.
Мы переглянулись, пожали плечами и пошли за ним. Поднялись по лестнице, вошли в кабинет.
На столе стоял раскрытый ноутбук, удивительно чужеродный простецкой обстановке. Надо же, Глеб – наш суровый Дед Мороз, и владеет компьютерной грамотностью!
– Иди сюда, – поманил он меня.
Я села на стул, он щелкнул мышкой по изображению, заиграл видеоролик. Съемка, похоже, новостная. Бледная, растерянная девушка с микрофоном на фоне деревни.
– Чудовищное по цинизму преступление совершено сегодня в поселке Северном. Зверски убита семья местного священника.
Передо мной замелькали кадры: санитары выносят из большого, добротного дома носилки с телами, упакованными в черные полиэтиленовые мешки. И самое страшное – после больших пакетов выносят маленькие – детские, много, не меньше пяти.
Меня замутило.
– Неизвестные проникли в дом, когда вся семья приготовилась к обеду. Никто из односельчан не слышал криков и шума. Неясно, почему они не оказали сопротивления: в доме находились несколько крепких мужчин. Также остается невыясненным, каким оружием совершено убийство...
Глеб снова щелкнул мышкой, на мониторе застыло в немом сожалении красивое лицо журналистки.
– Что скажешь? – спросил он меня.
Я дрожала, вдруг промерзнув до костей. Меньше всего хотелось говорить то, что чувствовала. Перед глазами стояли кадры, которых никто не увидит и не снимет: у порога трое мужчин провожают четвертого. Задержались, заговорили глухо, чтоб не слышали остальные домочадцы:
– Сколько у нас времени?
– Спроси что-нибудь полегче, – со вздохом ответил гость. – Все меняется с каждой минутой. Сами, поди, чувствуете, как растет напряжение?
Сутулый лысый мужчина с аккуратной бородкой кивнул:
– Да, тяжко становится. Звереют охотнички-то, землю роют. Давно им такой шанс не выпадал, в этот раз они ни перед чем не остановятся.
– Вот то-то и оно, Стас. Собирай народ. И... это... берегитесь сами.
– У нас все в порядке будет, – ответил молодой коренастый брюнет. – Сегодня подтянутся наши.
– Молодцы. Давайте, братья. Свидимся.
– И тебе счастливо, Глеб Борисович, – уже в спину уходящему гостю ответил старший.
Затем повернулся к родным:
– Степан, детей здесь собери, чтоб на улице не напали на них. Бабы тоже пусть не высовываются, пока помощь не придет. Антон, а ты приступай, не откладывай в долгий ящик.
Я вытерла со лба холодный пот и спросила Глеба:
– Что должен был сделать Антон?
32
Несмотря на позднее время, дом наполнился людьми. Сразу стало тесно и шумно. Показалось, что весь поселок собрался у нас. Не было видно, правда, детей и подростков. Только взрослые. Мне захотелось найти укромное местечко и просто побыть одной. Я пошла по коридору, сталкиваясь с незнакомыми мне мужчинами и женщинами, но все здоровались со мной и многие называли по имени. Откуда они меня знают? Так, наверное, чувствуют себя звезды. Захотелось натянуть капюшон на голову и надеть темные очки.
В комнате, где я спала накануне, было темно и пусто. Я облегченно вздохнула, свет включать не стала, подошла к окну. С высоты второго этажа было видно, что во многих домах горит свет, из труб идет дым, поднимается столбами от высоких крыш в темное звездное небо. На улице морозно... От моего дыхания запотело стекло. Как в детстве, провела пальцем по затуманившейся поверхности, нарисовала окружность, в ней – рожицу: точка, точка, запятая... Посмотрела сквозь нее на стекло, увидела свое размытое отражение, и оно показалось мне живущим отдельно, словно нас в этой комнате двое – я и та, что смотрит с темной поверхности окна. Черт лица не видно, только контуры тела. Я поправила волосы, незнакомка сделала то же. Я положила руку на стекло, и она тоже.
В голове, как ни странно, было пусто. Ни одной мысли о том, что узнала от Глеба. Совершенно нелогичное спокойствие и апатия. Подумаешь, война! Да что она значит по сравнению с тем, что я второй день не вижу Сережу. Война... Хотя, я поторопилась делать выводы. От кончиков пальцев по телу разлился холод, меня затрясло, и дыхание больше не туманило стекло. Я сжала ледяными пальцами виски. Захотелось домой. Лечь спать в свою постель, проснуться, пойти на работу. Выслушать нагоняй от шефа. Выпить литр кофе, разобрать ленту новостей, выбрать объект и отправиться на охоту. Следить за ним, выжидать время, когда можно поближе подобраться и задать несколько вопросов. Тут главное – оглушить жертву, когда размякнет, и будет находиться в добродушном настроении. А потом записывать на диктофон пьяные откровения, внутренне торжествуя: йес, я сделала это! И с видом победительницы вернуться в офис, собрать аплодисменты, сдать редактору отчет и кассету. После публикации, конечно, шум, крики, угрозы судебного разбирательства... Но кто их боится? Как говорит шеф, любой пиар во благо.
Как далеко это все... Мир оказался с двойным дном. И тут, за подкладкой, действительно страшно. Это не сказки. Перед глазами встали кадры недавнего видеоролика. Это не постановочные сцены из кино. Это правда. И застывшие глаза малышей – правда.
Дверь тихонько открылась и вошла Таня. Подошла, встала за моей спиной, в отражении нас стало двое. Неожиданно на меня накатило раздражение.
– Что? Следишь за мной?
– Слежу? – удивилась она. – А что, просто так нельзя прийти?
– Ну да, как обычно, просто так. Когда уже надоест делать из меня идиотку?
– Не поняла, – холодным тоном ответила она.
– Все ты поняла. – Я повернулась к ней и скрестила руки на груди. – Случайное спасение, случайная дружба, случайно ты здесь... Все случайно. И Яна твоя любимая... То жива, то нет. "Аня, выйди, это не для твоих ушей"! – передразнила я. – Я больше не хочу игр. Все серьезно, понимаешь? Погибли люди! И еще погибнут. А я чувствую себя беспомощной! Для чего-то же я нужна им всем!
– Аня, успокойся, – неуверенно ответила она.
– Не успокоюсь! Я не игрушка! Не кукла, которую можно перетаскивать с места на место, ничего не объясняя. – Я не заметила, как сорвалась на крик.
Дверь открылась, и вошел Глеб. Щелкнул выключателем. Я закрыла глаза рукой, спасаясь от яркого света.
– Что за скандалы?
– Отвезите меня домой, – холодно процедила я.
– Домой? Не вопрос. – Глеб прошел в комнату, сел на стул. – Отвезем. Но ты уверена, что сможешь вернуть свою прошлую жизнь?
Я промолчала.
– Мир уже изменился, Анна, хочешь ты того, или нет. Бежать от этого глупо, прятать голову в песок – тоже. Ты права, случайностей не бывает. И то, что убило наших друзей, не остановится. Оно будет убивать, пока не останется никого.
– Что это? – спросила я.
– У него масса имен. Перечислять их не вижу смысла, ты и сама знаешь. Как только его не изображали! Хвостатым, рогатым, похожим на ящера...А какой он в действительности, ты видела сама.
Мне стало дурно.
– Вы говорите о... дьяволе?
– Я говорю о том, что девятнадцатого октября некто провел ритуал, открывший в наш мир дорогу темной энергии, неуправляемой, ненасытной, безжалостной и вечно голодной. И сделал он это не просто так – надеялся защититься. Скорее всего, тот, кто разбудил зло, сам не понимал, что творит. Нужно было добить – а он не смог, оставил так. И теперь Ловец ищет свою жертву. С одной стороны – это обычный процесс, они охотятся на нас, мы – на них. Но тот, кто ищет тебя, Анна, не простой охотник за душами. Его магия – древняя, исполинской силы. И противостоять ему может только равный, вот в чем дело. Всех наших сил мало, чтобы выйти против него.
– Погодите, у меня сейчас мозги закипят, – замотала головой я. – Что за магия? Какая сила? Я не чувствую больше никаких сил!
– Зато ее почувствовали мы тогда, – тихо сказал Глеб – Это было недолго, но просто чудесно. Она вспыхнула так ярко, что ее появление почуяли все видящие. И темные в том числе. Она не смогла вернуть зло обратно в его нору, где оно пребывало сотни лет, выжидая момента, когда проснется память. Она погасла, но появилась ты. Случайность? Потому и идет охота, ловцы роют землю в поисках тебя. Ты нужна всем, да. Нам, чтобы получить шанс выжить. Им – чтобы победить. Непрошенному гостю – просто потому, что нужна. Все, что ему интересно в этом мире – борьба с той силой, что так странно посетила нас. На этом и замешана жизнь в целом. Их противостояние заставляет крутиться планеты и звезды, движет время, дает жизнь и приносит смерть.
– Сказка какая-то, – пробормотала я.
– Сказка? – Он посмотрел на меня в упор, так, что стало страшно.
– Ты спрашивала, что должен был сделать Антон?
Я кивнула.
– Он должен был, погрузившись в транс, выяснить, кто ты.
– И... как? Получилось?
– Думаю, да, – мрачно ответил Глеб. – Он позвонил мне и сказал, что узнал такое, что нельзя сказать по телефону. А потом его убили.
– Какой ужас! – я закрыла лицо руками.
– Он был лучшим видящим. Но теперь остается только догадываться, что же он узнал. И больше нет времени на новые попытки. Все предсказатели сходятся в том, что этот всплеск закончится большим столкновением сил. Одна из которых решит исход схватки. И, если тебя не будет с нами – мы обречены. Хотя... – добавил он, – мы еще не все козыри из рукава достали.
Он посмотрел на Татьяну. Ну да, как же я могла не подумать об этом! Она ведь тоже... Такая, как я. Вот и решился вопрос, зачем она тут.
– Хорошо, – сдалась я. – Что теперь делать?
– Просто давай без самодеятельности, – скривился он. – Никаких "отвезите меня домой"! Не время для истерик. Пойдемте со мной.
Мы следом за ним спустились по лестнице, прошли мимо столовой, заполненной людьми – в основном женщины. В большой комнате собрались мужчины. Я немного неуютно себя почувствовала в этой компании. Глеб вывел меня на середину комнаты, как на экзамене. Тане предложили стул у стены. Я поняла, что будут спрашивать.
Здесь были и пожилые, и молодые. В их взглядах, изучающих меня, не было похоти или даже намека на кокетство. Они ждали от меня чего-то. Меня охватила спокойная решимость. Я принялась в упор рассматривать экзаменаторов, мысленно отмечая: "Вот этот мощный, скорее всего, боец. Этот, похоже, видящий. А этот – целитель". В основном преобладали бойцы. От них разило физической силой и той самой железной стойкостью и смелостью, что я видела в Максе. Такие не думают – действуют быстро и жестко. Несколько целителей – послабее телом, тщедушнее. Но кисти рук тонкие, длинные, гибкие. "Они видят пальцами", – мелькнула догадка.
Наконец, я наткнулась на внимательный взгляд светло-серых глаз и поняла, что они с бесстрастностью рентгена рассматривают меня так же, как я всех присутствующих. На секунду почувствовала себя голой перед неприглядным мужчиной лет тридцати пяти, лысоватым, невысоким, с тонкими, в ниточку, губами. Такая бесцеремонность разозлила, и я тоже посмотрела на него нагло, прямо, но не раздевала взглядом, как он меня, а заставила почувствовать себя голым. Его брови удивленно полезли вверх, рот открылся, он, не отводя от меня взгляда, провел руками по груди, как видно, чтобы убедиться, что одет. Губы-ниточки поползли в сторону, открывая мелкие зубы. Это так он улыбался. Глаза его больше не казались колючими, теперь в них появилось теплое, дружественное снисхождение. Меня охватил азарт. Как же, не принимают всерьез! Смотрят как на девчонку малолетнюю!
От меня ждали чуда.
Глеб был прав: достаточно просто пожелать.
