Текст книги "Русская фэнтези 2011"

Автор книги: Наталья Колесова

Соавторы: Максим Далин,Инна Живетьева,Юлия Остапенко,Александр Сивинских,Юстина Южная,Артем Белоглазов,Лора Андронова,Людмила Коротич,Лариса Рябова,Юлия Чернова
сообщить о нарушении

Текущая страница: 23 (всего у книги 33 страниц)

Совсем не похоже было, что они рады возвращению родича.

Дженсен вскинул голову и тряхнул гривой, все еще поникшей и вялой, но уже понемногу возвращавшей привычный цвет. Ступил вперед и оказался с Джарединой плечом к плечу.

– Да, Гедерьенопарр, я вернулся! А ты, вижу, по-прежнему верховодишь, и все так же меня не любишь. Где старейшины?

– Когда старейшинам будет угодно дать тебе отчет, они тебя немедля оповестят! – рыкнул синий дракон, тот самый, который окликнул их. Он был крупнее Дженсена, и крупнее большинства остальных драконов, иглы у него были золотисто-красные, как закатное зарево. Джаредина умела теперь видеть драконью красоту и знала, что этот дракон красив. Но, пока она смотрела на него, в сердце ей заползал холод.

В ответ на окрик Гедерьенопарра Дженсен зарычал, нагнув шею, и разразился ревом, в котором было куда больше от звериного воя, чем от разумной речи. Крик немедленно подхватили остальные драконы – долина наполнилась рычанием, хлопаньем крыльев и грохотом осыпающихся камней. Один из них больно ударил Джаредину в плечо, и она едва не упала. Это вывело ее из оцепенения, и она схватила Дженсена за игольчатую прядь, болтающуюся возле глаза.

– Что ты словно дикий зверь! Опомнись! Ты ведь говорить с ними хотел!

Дженсен выдохнул, превратив затянувшийся рык в долгий тягучий вздох. Мотнул головой, словно пытаясь оттолкнуть Джаредину, но его задранная губа опустилась, пряча обнажившиеся было клыки.

– Хорошо, – низко прогудел он. – Тогда я скажу тебе, а ты передашь старейшинам. Скажи им, что я вернулся, и со мной пришел человек.

– Человек? – воскликнул синий дракон неожиданно высоким голосом. Джаредина удивленно глянула на него – и тут он расхохотался, пуская ноздрями дым и нагнув шею еще ниже, словно пытаясь ее рассмотреть. – Вправду, маленький беленький человечишка? И этим ты хвастаешься перед всем своим родом, Дженсенерратейль? Да его нам с тобой на ужин не хватит, так, на один зубок!

– Скажи старейшинам, – расправляя зеленые иглы гривы, прошипел тот, – что Дженсенерратейль вернулся, и вместе с ним прилетела наездница.

На миг над долиной повисла полная тишина. Нет, конечно, оглушительный гул ручьев и гейзеров не утих, и гремел прибой совсем близкого моря, и стучали, изредка осыпаясь, камни. Но драконы молчали. Вой, рев, насмешки и оскорбления стихли. Все подались вперед, и на миг Джаредине почудилось, что вся эта стая гигантских тварей сейчас бросится на нее и растерзает прежде, чем она успеет сказать хоть слово молитвы богам. Но они лишь смотрели, жадно блестя золотыми глазами. И это не было голодом ненасытившейся плоти.

Джаредина взглянула на синего. Волоски его гривы встопорщились и подрагивали за ушами. Быть может, это просто стало садиться солнце, золотившее их, но Джаредине почудилось, будто блеск гривы синего в самом деле померк.

– Лжешь, – прошипел дракон. – Ты просто схватил какого-то жалкого человечка и притащил сюда в когтях, чтобы заставить нас признать твою правоту…

– Ты слишком долго не был в земле людей, Гедерьенопарр. Ты забыл, на что они способны, а на что нет. Ни один человек не пережил бы пути через Льдистое море в моих когтях. А она жива. Она летела на мне верхом!

Было в голосе Дженсена столько гордости, восторга, столько нескрываемого торжества, что и Джаредине вдруг передалась толика его отчаянной смелости. Она уже видела, что он не был желанным гостем в своем родном краю – никому не было до него дела, никто не верил ему и не хотел слушать, пока он воочию не представил им доказательства… И до того это напомнило Джаредине замок Холлхалл и тамошних дворовых, и то, как они смеялись ей в спину, когда она говорила правду – до того знакомо, обидно и гневно ей стало, что она ступила вперед и вскинула голову, заглядывая синему дракону прямо в его золотые глаза.

– Он правду сказал! – крикнула изо всех сил, зная, что голос ее рядом с драконьим – точно комариный писк, но надеясь, что его эхом отобьют и подхватят скалы. – А если не веришь, дай-ка мне взобраться тебе на спину да за патлы тебя половчей ухватить. И поглядим, наездница я или нет!

Драконы снова загомонили. Некоторые сорвались с мест и, описав пару беспокойных кругов, уселись снова, на сей раз поближе. Все они были в страшном волнении. Джаредина стояла, изо всех сил стараясь не дрогнуть, и вдруг ощутила теплый нос Дженсена, ткнувшийся в ее шею. Она невольно вскинула руку и пригладила его взъерошенные иглы, мягко и послушно улегшиеся под ее рукой.

– Все будет хорошо, – сказала вполголоса, – они тебя послушают.

– Надеюсь, – отозвался тот устало. – А то пожрать бы уже. И поспать бы.

У Джаредины в котомке оставалось еще кроличье бедрышко, и, порывшись, она виновато протянула его дракону – знаю, мол, для тебя это что маковая росинка, но все равно… Тот расплылся в ухмылке.

– Себе оставь. Я-то уж как-нибудь дотерплю.

За разговором они что-то упустили, потому что когда Джаредина вновь подняла голову, шум снова улегся. Синий дракон исчез, а остальные, нависшие над долиной, точно стервятники над местом побоища, пугливо сторонились, по-собачьи поджимая хвосты. В вышине громыхнуло, точно вот-вот разразится ливень – но это была скала, вздрогнувшая под весом существ, взбирающихся по ней…

Старейшин драконьего племени было трое – или по крайней мере трое из них почтили собой нежданное сборище. Уж почто синий дракон казался Джаредине большим – но он был словно синица рядом с орлом по сравнению с существами, выползшими на отвесную скалу. Глаза их подслеповато щурились, видимо, не привычные к дневному свету. Крылья были свернуты и прижаты к бокам, и казались дряблыми, словно уже много столетий не доводилось им распрямляться и нести дракона по ветру. Чешуя их так потускнела, что нельзя было разобрать ее цвет – драконы казались бурыми, точно мох, покрывавший камни, служившие им домом. На миг Джаредине подумалось, что, быть может, весь этот остров – одно огромное кладбище, и эти скалы – останки тех, что умерли здесь от старости много веков назад.

Драконы пятились перед старейшинами, преклоняли передние ноги, упираясь лбами в землю. Так поступил и Дженсен, не торопясь, но учтиво. Джаредина в нерешительности глянула на него – и осталась стоять прямо.

Тот из драконов, что был в самом центре, поднял покачивающуюся голову на дряблой шее. Была она так велика, что запросто проглотила бы одним махом весь Холлхалл, может, даже и с деревенькой в придачу.

– Правду ли говорит Гедерьенопарр? Маленький птенец вернулся из Большого Полета? И привез наследника предков?

Видимо, то было позволение говорить, потому что Дженсен оторвал лоб от земли, хотя и не поднимаясь с колен, и ответил:

– Правду, старейшина. Я обещал, что докажу вам, и сделал, как обещал.

Могучий хвост рванулся в сторону, сметя с насиженных мест разом трех драконов. Те заполошно сорвались, хлопая крыльями, точно стая потревоженных ворон, но тут же нашли новый насест и притихли там.

– Не хвались! Ты ничуть не переменился, хотя тебя и не было два полных Обращения. Ты должен был вырасти, повзрослеть – только потому мы и отпустили тебя. Но теперь мы видим, что птенец остался птенцом. Большой Полет ничему не научил тебя.

– Но, быть может, он чему-то научит вас! – дерзко возразил Дженсен, и по примолкшей стае пронесся пугливый ропот. Видать, не принято у них было старшим дерзить. – Вы уверяли меня, что человеческий род выродился много Обращений назад. Что связь, созданная между нами Драгобарром, давно мертва, а потому и память о ней должна быть предана тьме. Вы уверяли меня, что эти скалы и мох – весь мир, достойный нашего взгляда, а за его пределами ничего нет. И теперь мне приходится признать, что вы либо лгали мне, либо сами обманывались. И мне равно трудно поверить и в одно, и в другое…

– Да что он себе позволяет, этот червь! – зарычал кто-то сверху, и Джаредина уже без труда узнала голос Гедерьенопарра – по холоду, сковавшему ее сердце при звуках его рычания. Вот только холод этот не был страхом. Он был гневом.

– Нет, это что ты себе позволяешь, наглая тварь! – выкрикнула она. – Вы сидите здесь, на обломках скал, слишком надменные, чтобы признать, сколь необъятен мир вокруг вас. Вы почитаете себя самыми великими из живущих существ – а поглядите на себя, кто вы есть? Дикое зверье, погрязшее в своем животном естестве. Вы разумны, вы наделены речью, вы живете веками и накапливаете знания – отчего же вы не создали здесь ничего, хоть отдаленно похожего на отвергнутый вами мир? Вы живете среди камней, пьете из луж, вы не думаете ни о ком, кроме самих себя. К чему жить на свете тысячу лет, если каждый день в этом тысячелетии наполнен только звериной тягой к самому низменному, чего только может желать живое существо?

– Ишь, как заговорила! – громыхнул синий, ощериваясь. – Будто людишки не для того живут, чтобы брюхо набивать!

– И для этого тоже, – не стала она отпираться. – Но и для того, чтобы оставить что-то после себя. Люди строят города, в которых будут жить их потомки, слагают песни, которые другие споют, когда их кости истлеют, каждый день делают шаг для того, чтоб лучше и краше стала жизнь тех, кто придет после. Да, мы мало живем, и наши дни скоротечны, но каждый из них оставляет след в нашей общей памяти.

– У нас тоже есть общая память, – протрубил синий.

– Да? И что же такого ценного в ней хранится? Только скалы, мясо да мох. У вас есть крылья, а вы так давно расправляли их, что забыли, зачем они вам даны.

Последние ее слова не были обращены к старейшинам, но те, словно приняв их на себя, низко склонили головы. Все, кроме того, что стоял в центре, без единого звука и вздоха слушая голос крохотной человеческой женщины, что была ровно букашка рядом с его необъятной лапой. Джаредина задохнулась и смолкла. Дженсен потрясенно молчал рядом с нею – видать, не ждал от нее такого. Да она, по правде, сама не ждала. Даже и не знала, откуда все эти слова в ней вдруг взялись…

– Старейшина, – заискивающе сказал Гедерьенопарр, – разреши мне разорвать этого ничтожного человечишку и усладить твой язык его кровью.

– Нет, – сказал тот.

Гедерьенопарр отпрянул. Другие драконы сидели не шевелясь, словно статуи из разноцветного камня.

Старейшина вздохнул. Двое других вздохнули тоже. Джаредина вдруг поняла, что он был единственный из них, у кого осталась еще способность говорить – двое других были, видимо, слишком стары, но, бесспорно, обменивались мыслями столь же легко, как Дженсен обменивался с нею в полете.

– Устами этой женщины, – сказал дракон, – говорит древняя кровь. Та общая древняя кровь, что течет и в ее жилах, и в наших. Такая, как она, стала нашей матерью в те времена, когда еще не был начат счет Обращениям. Мы отринули эту память. Она казалась нам утерянной. И мы не скорбели о потере, потому что забыли, что потеряли.

Дракон тяжело вздохнул. Что-то зашуршало, зашелестело, словно вощеная бумага, пожираемая огнем, и старый дракон медленно расправил крылья.

На долину упала тень, накрыв ее целиком. Все драконы, как один, вновь ткнулись лбами в землю. Старый дракон медленно, бесконечно медленно и тяжело взмахнул гигантским хвостом и оторвался от скалы – хотя казалось, это сама скала ожила и движется теперь в жарком воздухе. Там, где дракон пролетал, столбы гейзеров сбивались и уходили в землю, затухая.

Он приземлился прямо перед Дженсеном с Джарединой. От его лап вздыбилась рыжая пыль, зашипели, разлетаясь, горячие брызги. Джаредина невольно склонила голову, тоже опускаясь на колени. Слишком велик он был. Слишком велик и слишком стар.

– Тысячи лет назад, – сказал дракон низко и тихо, – еще до того, как твой народ зародился на той земле, откуда ты пришла, я тоже летал в мир людей. И у меня был наездник. – Гигантский хвост дернулся из стороны в сторону, словно сбрасывая налипший морок. – Я забыл. А увидев тебя, услышав тебя, я вспомнил. Спасибо тебе, человеческая женщина. То было мое лучшее воспоминание за множество множеств Обращений.

Он наклонился совсем низко и тронул мордой склоненную голову Дженсена. Грива вокруг его головы – совсем выцветшая, как будто седая – мягко колыхнулась, укрывая голову Дженсена целиком.

– И тебе спасибо, маленький птенец, за то, что привез ее к нам. Мы рады, что ты вернулся домой.

Дженсен вздрогнул всем телом, и старший дракон слегка толкнул его мордой, словно веля подняться.

«Но не здесь его дом, – внезапно услышала Джаредина прямо у себя в голове – так, как бывало уже с ней когда-то, на Златоводной реке. Она вскинулась – и увидела немигающие золотые глаза, пристально глядящие ей прямо в сердце. – То, что я скажу тебе, будешь знать ты одна. В мире людей ты не единственная наездница. Четверть Обращения назад одна из нас покинула дом, так же, как этот маленький птенец, в поисках лучшего мира. Она не вернулась, но другие птенцы, летавшие и возвратившиеся, сказали, что ее оседлал наездник из земли, называемой Вирьерра».

– Вирьерра, – ахнула Джаредина вслух. То была страна, издревле смертно враждовавшая с княжеством Семи Долин.

«Мы подумали, что это только слухи. Когда забываешь, труднее верить. Но теперь я вижу, что и впрямь человеческий род вновь стал рождать носителей древней крови. И это не во благо ни твоему роду, ни моему. Если те слухи и впрямь не слухи, а истина, то вскоре земля твоего народа будет гореть в пламени драконьего дыхания. – Джаредина слушала, остолбенев, а дракон нагнулся и слегка дохнул на нее резким, пряным дыханием, неотрывно глядя в глаза. – Помни об этом, как я теперь помню. Память за память. Мы квиты».

Он вновь тяжело поднялся, в три взмаха крыльев достиг верхнего утеса и, развернувшись, уполз вместе с остальными старейшинами – туда, откуда прибыл. За ними потянулись и остальные.

Дженсен пустил ноздрями дым и коротко рыгнул столбиком багряного пламени.

– Ну наконец-то. Давай теперь поедим, а?

* * *

Драконы гнездились поодиночке – в гротах, пещерах, расселинах и скальных тоннелях, которыми Ржавый Остров был испещрен, точно оспинами. В одной из таких пещер они и расположились на отдых – после полета и схватки с негостеприимными сородичами у обоих совсем не осталось сил. Много часов спустя Джаредина сидела на земле у края пещеры и смотрела на солнце, всходящее над криво повисшей скалой. Сидеть было не жестко – пол и стены пещеры покрывал все тот же бурый мох, которым здесь порос чуть ли не каждый камень. К удивлению Джаредины, Дженсен отдирал этот мох от камней когтями и ел его так жадно, как ел бы свежее сочное мясо. Потом она поняла, что мох этот был столь же необычен, как и вода из подземного источника, затопившая остров множеством ручьев. Кажется, он не только насыщал гигантскую драконью утробу, но и оказывал целительное воздействие, придавая сил. Джаредина тоже робко попробовала его – вкус был как у травы, только более сладковатый и с тем же тяжелым налетом металла, что и у здешней воды. Ближе к рассвету Джаредина увидела, как из расщелин выходят целые стада странных зверей размером с большую овцу, с гладкой упругой кожей, обтягивающей мускулистое тело, и копытами такого же бурого цвета, как и весь здешний мир. Звери щипали мох и пили из прудиков, и время от времени то один, то другой дракон, отделяясь от скалы, лениво проносились над ними и выхватывали из стада зверя, а потом уносился назад, и было слышно, как там хрустят кости и рвутся жилы под натиском беспощадных клыков. Копытные зверьки, однако, не разбегались, только сжимались и припадали к земле, словно силясь слиться с камнями. Некоторым это удавалось, а неосторожные оканчивали водопой в драконьей пасти.

Косточки одного такого зверя были свалены в кучу в их пещере, рядом с Дженсеном, широко развалившимся и сладко похрапывающим во сне.

Джаредина подползла к нему и укрылась под его расслабленным крылом. Сколько ночей оно служило ей и одеялом, и укрытием от дождя и ветра. И даже теперь, в далеком диком краю, где не ступала человечья нога, было ей под этим крылом спокойно и хорошо. «А ведь я послана была убить его», – вспомнилось ей – запоздало, ничего не скажешь. Убить или пленить и приволочь назад в Клеменс в золотых цепях… да только полно, в этой ли жизни оно было?

«Я – Джаредина, Гуса-мельника дочь», – сказала она себе и нахмурилась. Вчера, отстаивая перед драконами свой род, она говорила слова, шедшие из самого нутра ее, из глубин, о которых она никогда не ведала, – но в то же время никогда еще она не была столь далека от своего рода и от своей земли… И что ей делать теперь?

Дженсен шевельнулся над ней, зевнул, клацнув зубастой пастью. Джаредина коснулась ладонью его груди, слушая, как сильно и медленно – в десять раз медленней, чем у человека – бьется под зеркально-черными чешуями его могучее сердце.

– Вы здесь, в своем гнездовище, – тихо спросила она, не отнимая ладонь, – никогда не оборачиваетесь людьми?

Он приоткрыл золотистый глаз и покосился на нее из-под своих дивных зеленых ресниц. Потом вздохнул. Она поняла, что он уже какое-то время не спит и просто лежит с нею рядом, позволяя ей слушать его сердце.

– Это не принято, – сказал наконец неохотно. – Ну вроде как у вас – опорожняться посреди двора. Нам стыдно…

– И тебе?

Он тяжело задышал, отворачивая от нее морду. Джаредина выбралась из-под крыла, обошла, встала прямо. Он тоже нехотя приподнялся. Дивно, но вот так, когда он сидел, подогнув задние лапы, они были росту почти одного – он едва на голову ее превосходил. Ей некстати вспомнилось, как называл его старейшина – птенец… маленький птенец.

И тут ее осенило:

– Да ты ведь дитя! По драконьим меркам – несмышленое дитя!

– Не такое уж несмышленое, – огрызнулся тот. – Отрок, по-вашему. Но повидал поболе ваших старцев, можешь быть уверена.

– Да я верю, – сказала Джаредина и вдруг нестерпимо захотела до него дотронуться, приласкать сердито встопорщившуюся гриву. – Просто, может, оттого-то ты и был полон веры и исканий, что еще молод. А мне порой кажется – я за то время, что с тобой провела, сама на полвека состарилась…

– И вовсе нет.

– Да так… чувство у меня такое.

Джаредина глянула на горку костей, сваленных у края пещеры. Рассветное солнце переливалось на них нежной желтизной, и было это чисто и жутко, и лишено какого бы то ни было разумного смысла.

– Для них слишком поздно, – тихо сказала она. – Для тех твоих родичей… не только для старейшин, для всех. Вы слишком погрязли в зверином. В вас теплится разум так же, как в нас, людях, поныне живет животное естество. Но вы давно утратили знание о том, к чему ваш разум применить. И мы, люди, не меньше вашего в том виноваты… – Он в тревоге поглядел на нее, забил хвостом, собираясь что-то сказать, но Джаредина только головой мотнула. – Я не могу тут остаться, Дженсен. Не мой это мир. Отвези меня назад.

Он склонил голову, удивленно мигнул золотыми глазами.

– Конечно, отвезу. А ты думала, я тут тебя держать буду в заточении до тех пор, пока тебя какой-нибудь принц не явится избавлять? Тоже мне, принцесса нашлась.

Теперь он говорил, как прежде – дразня ее и щекоча ей кожу хитрым взглядом. Джаредина протянула руку и погладила его по чешуйчатой морде. Он нырнул ей носом в ладонь, не в первый раз уже напомнив гигантского пса.

– Я теперь туда, куда и ты, – сказал Дженсен утробно и густо, так, что Джаредина вздрогнула, но не пожелала отстраниться. – Ты ведь моя наездница. Куда направишь, туда полетим. Ты тогда сказала, – добавил он, немного помолчав, – что, дескать, мы, драконы, даром что на свете веками живем, а ничего не создали. Так ведь не всегда было. В те времена, когда наш род с человечьим жил в согласии, мы вам дарили знания, копившиеся тысячелетиями, а вы воплощали их в прекрасном мире вокруг себя. Помнишь разрушенный город в Раскатанной Пустоши? Его ведь люди с драконами вместе строили. Но то давно было… У нас есть сила, память и мощь, но только вы нам даете цель. – Он помрачнел и поник мордой. – Я просто думал… хотел, чтобы они взглянули на тебя, и тогда, может… Но ты правду сейчас сказала. Слишком много времени, видать, прошло. Даже если и вспомнят, даже если доказать им – не захотят.

– А ведь ты такой не один, – проговорила она.

Он снова глянул на нее, не понимая, и тогда она вздохнула и поведала то, что передал ей старейшина в том мысленном разговоре. Что есть еще один наездник. И что он из Вирьерры.

Дженсен, выслушав, нахмурился.

– Как так? В одно драконье поколение только один наездник рождается. Слухи, должно быть…

– А ты, когда отправлялся в свой Большой Полет, разве не за слухами полетел?

Он неохотно кивнул.

– Если он вправду из Вирьерры, то, Дженсен, Семи Долинам несдобровать. Тамошний король только и думает, как на Клеменс руку наложить. Я когда маленькая была, прошла последняя война, аж до наших краев докатилась. Батюшка вилы взял и в ополчение пошел, а мы с матушкой месяц в лесу прожили, только дым от пожарищ видели. Потом долго заново отстраивались… А если теперь у них есть дракон, никакого спасу не станет.

– И ты хочешь, – сказал он медленно, – чтобы я летел туда и вступился за твоих людей? За тех, кто меня в цепях держал и вез, как диковину, к князю на потеху?

– Я и сама тебя везла, – храбро ответила Джаредина. – А ты теперь все равно со мной. Ты меня простил, так и их прости. Ради того, что ты хотел доказать твоему народу. Что люди стоят памяти о вашей общей крови, и стоят прощения.

Он фыркнул, загреб землю лапой, сцарапывая пушистый мох. Сказал:

– Надери-ка шерреры побольше. А я пойду поймаю пару гевешек. Нож и соль-то у тебя остались? Путь назад неблизкий. И воды набери.

Джаредина посторонилась и глядела, как он, ступая мимо нее, распрямляется и взмывает над скалистой долиной, как загребают воздух его огромные черные крылья.

Обратно летели короткой дорогой, в опасной близости от земли фурий. Дженсен хотел обогнуть, но Джаредина настояла на риске – на душе у нее было тревожно, неспокойно, словно чуяла нутром, что срок уже на исходе. Дженсен неохотно послушался, и боги (равно драконьи и человечьи) их миловали: только раз вдали вырисовалось угрожающе шевелящееся облако, а потом пропало.

Так скостили немалую часть пути, да и обратная дорога всегда легче, тем более что летели они теперь на юг, и с каждым часом воздух теплел, а море становилось тише. Вот им попался первый корабль-китобой, а следом еще и еще, вот пузатые торговые коги поползли по невысоким волнам – берег был совсем близко. Дженсен сказал, что на сей раз полетит не над сушей, а вдоль береговой черты, по пути, выстланному фьордами и бухточками – так, мол, быстрее, даром что скучно. Про «скучно» он сказал едва не обиженно, и Джаредина вновь напомнила себе то, что узнала о нем на Ржавом Острове: он – дитя. И его жажда познания мира, огромного и полного волшебных чудес, которые он чаял с ней разделить, давила в ней забитую крестьянку, будило в ней что-то дикое, радостное, понуждающее выпрямиться и, выпустив его гриву, выдохнуть полной грудью победный торжествующий клич.

Впрочем, в конце концов им пришлось сесть на берег – еда с водой подошли к концу, да и отдохнуть не мешало. Дженсен выбрал бухточку, в глубине которой, за низким редким лесом, виднелась деревушка. Ох, давно Джаредине не доводилось встречаться со своими сородичами… Эта мысль встревожила ее, и она неверной рукой провела по волосам, многие дни не знавшим ни пресной воды, ни гребня, огладила замызганную, загрубелую от морской соли одежду… попыталась припомнить, когда в последний раз на ногах ее бывали башмаки…

– Что тревожишься? – спросил дракон.

– Да так, – пробормотала Джаредина. – Давно людей не видала. А как выйду к ним… такая… чучело гороховое…

И тогда дракон засмеялся – низко, тихо и очень ласково. И Джаредина в который раз изумилась тому, сколь человеческим был его смех.

– Глупая девушка. Ты разве не знаешь, что никогда еще не была так красива, как теперь?

И круто спикировал к воде, которая здесь, в заливе, была такой чистой и светлой, что видно было, как у морского дна мечутся косяки беспокойных рыбешек.

Джаредина с сомнением глянула вниз, ожидая воочию увидеть подтверждение его жестокой насмешки… да так и обомлела.

Из воды на нее смотрела женщина, сидящая верхом на драконе. Темные ее волосы реяли на ветру, мешаясь с зеленой драконьей гривой, длинные ноги уверенно держали округлые драконьи бока, юбка реяла под коленями, точно пущенное по ветру знамя. И лицо этой женщины не было лицом Джаредины, Гуса-мельника дочери. Не было оно и лицом Джаредины-драконоборицы, нелепой чудачки, сидевшей в седле боевого коня, точно шут на корове, скособочившейся под тяжестью бесполезной кольчуги. Чье это было лицо, Джаредина не знала, но видела, что резкость и прямота его черт, так же, как рост и сила некогда нескладного тела, дивно гармонировали с мощной красой зверя под ней, и оттого сама она была чудо как хороша. «Да кто это? – подумала Джаредина в несказанном удивлении. – Да разве же я ее знаю?» И изумление это отразилось на лице той женщины, что смотрела на нее из воды, и тогда Джаредина поняла: «И впрямь, это я».

«Ты на своем месте, – подумал ей в душу дракон. – Всяк, кто на своем месте, светится изнутри».

И припустил вперед, так, что отражение на воде мелькнуло и пропало из виду.

На берегу он обернулся человеком – как всегда, мгновенно и незаметно глазу, да еще и с иголочки одетый. Джаредина насупилась, глянув на свое запачканное и рваное платье. Они заспорили о том, как быть дальше – она хотела, как прежде, честным трудом заработать на хлеб и кров, а он настаивал, что времени на это у них нет. В конце концов она уступила, хотя и не по нутру ей пришлось то, чего было теперь не миновать.

Как и ожидалось, в деревенской таверне их встретили с распростертыми объятиями. Господину странствующему рыцарю с сестрицей (сестрицей! да сплошь в обносках! ну, кто бы поверил в такое, если б не проклятые драконьи чары?) тут же предоставили лучшие комнаты, лучший харч и лучшие одежды, какие нашлись в небогатом хозяйстве деревенского старосты. Безо всяких вопросов и подозрений преподнесли прекрасному рыцарю, по его ласковой просьбе, добрый охотничий лук с колчаном острых стрел. Все, разумеется, в бессрочную ссуду. Джаредина ворчала и хмурилась, влезая в слишком тесные для нее наряды Старостиной жены, а Дженсен знай посмеивался, потягивая местное кисленькое винцо:

– Ничего, милая, ничего. Если все пойдет, как задумано, мы им жизни спасем, и это самое малое, чем они могут нам отплатить.

Джаредина же про себя все равно решила, что, коли все сбудется и останется жива, вернется потом в эту деревню и отработает старосте и хозяину таверны все до последнего грошика.

Чтобы не привлекать к себе лишних взглядов, днем они ехали по низу, и только на ночь Дженсен оборачивался драконом и нес ее на спине быстрей летящей стрелы. И так ей в те минуты хотелось, чтоб никогда не кончалась ночь, никогда не занимался рассвет. Но бессердечное солнце в конце концов все равно всходило над горизонтом, озаряя горящие и дымящиеся поля.

Драконий старейшина говорил правду. Эти поджоги были учинены не людьми – так и Дженсен сказал, едва их увидев и принюхавшись к густому вонючему дыму. Дракон летал здесь, выжигая своим огненосным дыханием все, что встречалось ему на пути, не щадя ни тварь лесную, ни человечью жизнь. Чем ближе они подлетали к Клеменсу, тем больше становилось следов разрушения – видать, поначалу дракон баловался только, примерялся, но чем дальше, тем больше начинал изуверствовать. Дженсен злобно рычал, проносясь над обугленными долинами – даже в дни своих бесчинств он не позволял себе заходить столь далеко. Джаредина же глядела на все в молчаливом ужасе, благодаря богов, что родной Холлхалл был в другой стороне, далеко от границ с Вирьеррой. Впрочем, в прошлый раз война добралась и туда. Так что если не остановить ее сейчас, все Семь Долин обернутся свалкой обугленных головешек.

– Опоздали, – прошептала она, ничего более не в силах выдавить из себя. Ее дракон лишь свирепо пустил ноздрями дым и помчался быстрее, даром что солнце уже поднялось и вовсю осветило небо. Обоим было ясно, что таиться теперь нечего: в этих краях никого уже не напугаешь драконом.

Однако когда подлетели они к Клеменсу, ясно стало, что ошиблись. Может, и не было уже в людях изумления при виде дракона, режущего крыльями хмурое небо, но еще было довольно страху. На подлете к деревне Златоводке Джаредина увидела, как люди разбегаются, схватив детей и кто какие успел пожитки, спотыкаются, падают, и упавших никто не силится поднять, никто не возвращается за ними. Столько ужаса было в этом паническом бегстве и столько чужого горя стояло за ним, что Джаредина так и застонала сквозь зубы, не чуя, как стискивает в кулаках гриву зверя, который нес ее над враз опустевшей деревней.

– Жалко тебе их? – тихо спросил ее Дженсен.

Она ничего не сказала, но он вроде бы и не ждал ответа.

Земли кругом столицы лежали нетронутыми – тень страха довлела над ними, но страх этот покамест не оправдал себя. Стены Клеменса показались вдали, такие же белые и статные, как когда Джаредина проезжала их, отправляясь в свое путешествие. Стало быть, все же не до конца опоздали. Дженсен вдруг вскинул голову, выгнул шею, задирая морду вверх, с силой втянул воздух раздувшимися ноздрями.

– Она здесь, – пробормотал. – Здесь! Близко совсем…

И, повернувшись так круто, что Джаредина едва на нем удержалась, понесся вдоль реки, прочь от столицы.

Сердце у Джаредины забилось чаще, и она сняла с плеча лук, поправила колчан, проверяя, легко ли выходит из него стрела. Стрелы обычные были, с железными наконечниками. Но иных и не требовалось. Дженсен сразу сказал, что вражеского дракона берет на себя, а ей, Джаредине, предстояло управляться с наездником. Она про себя решила, что не станет его убивать, только постарается помешать править. Да и, по правде, слабо верила, что сможет попасть в цель, стремительно пронзающую небо, да к тому же еще и сама сидя на вертком и быстром звере.

А все равно, не сидеть же сложа руки? Не попробовать не могла.

Ей казалось, они долго летели, а может, прошла всего только одна минуточка. Но вот потянуло дымом, тухлой гарью, вонью жженой плоти. Где-то под ними было совсем свежее пожарище, еще полыхавшее, и в нем продолжало гибнуть все живое. А над чудовищным этим кострищем кругами, словно ворон над умирающим, парил дракон. Верней, не дракон – драконица, вспомнилось Джаредине; хотя с виду было не отличить. Ее тело было таким же большим и сильным, как и у Дженсена, а может, даже и покрупнее – видать, она была старше. Чешуя отливала холодной бронзой, ярко-алая грива яростно реяла кругом оскаленной морды. Пламя пожарища внизу кидало кровавые отблески на ее чешую, солнечный свет путался в иглах гривы, наполняя облик драконицы страшной, жестокой красой.