Текст книги "Русская фэнтези 2011"

Автор книги: Наталья Колесова

Соавторы: Максим Далин,Инна Живетьева,Юлия Остапенко,Александр Сивинских,Юстина Южная,Артем Белоглазов,Лора Андронова,Людмила Коротич,Лариса Рябова,Юлия Чернова
сообщить о нарушении

Текущая страница: 15 (всего у книги 33 страниц)

– Ты что, совсем сдурела?! – рявкнул с порога Глеб.

Мила удивилась:

– Да нет, вроде не больше обычного…

– Ночь на дворе, а у тебя все нараспашку! Сколько можно говорить?

Пролетел мимо нее, Мила услышала, как он с лязгом и грохотом захлопывает окна и балконную дверь. Выскочил на кухню, блеснув по дороге злобным взглядом:

– Как можно быть такой… кретинкой!

Снова грохот оконных рам.

Мила подумала и пошла за ним следом. Глеб, запрокинув голову, громко и жадно пил воду прямо из чайника.

– А на каком основании ты так со мной разговариваешь?

– Да потому что ты элементарных вещей не понимаешь! – бросил через плечо Глеб и вновь припал к чайнику.

– Я много чего в жизни не понимаю, – холодно сказала Мила, – но самое главное не понимаю – почему я в своем собственномдоме должна терпеть твои вопли?

Глеб грохнул чайником и круто повернулся к ней. Белки его глаз налились кровью.

– Потому что я хочу тебя защитить, идиотка! А ты… ты только лезешь, куда тебя не просят! И никогда не делаешь того, что тебе говорят!

Мила прижмурилась и сказала – еще отчетливей и выразительней:

– Молодой человек (точка, призыв к вниманию), я никогда (восклицательный знак) не просила вас (два восклицательных знака) меня защищать! Так что можете быть свободны! (пауза) И причем – немедленно!

Глеб смотрел на нее, странно ссутулившись, – точно подобрался перед прыжком. Глаза его стали просто бешеными.

– Что? – спросил отрывисто.

Мила поежилась – но мысленно.

– Я сказала: отправляйся к себе домой или… куда хочешь. Выживу и без тебя.

Глеб стоял неподвижно. Мила просто физически ощущала, как злость плавится в его теле, скручивая мышцы в тугой узел; почти видела, как она обволакивает его, струится, словно раскаленный воздух над нагретым пригорком…

Он так стремительно метнулся из кухни, что Миле на миг показалось – ее просто снесут с дороги. Разминулись на миллиметр. Через миг Глеб уже вылетел из комнаты со своей сумкой, наспех застегнутый ее замок прищемил торчащий край какой-то одежды. Резко повернул ручку и от души грохнул дверью. Металлический звон пошел по всему подъезду.

– Ну и проваливай, – напутствовала Мила негромко. Подумала и закрыла дверь еще на один замок. Потом проверила окна – слава богу, стекла этот псих не разбил.

Да, недолго же ее поохраняли!

Мила проснулась практически в тот же час, что и Глеб прошлой ночью. Собственно, она и задремала-то незадолго до этого – сегодня как никогда чувствовалось, что она в квартире совершенно одна: странные шорохи, стук тополиных веток по стеклу, рычание водопроводных труб (и какой сволочи приспичило принимать ванну перед рассветом!). Пожалуй, пора заводить какого-нибудь домашнего любимца, раз домашняя скотина в виде мужика у нее никак не приживается…

Нет, Миле не приснился кошмар, который преследовал Глеба. Или новая идея для книги – она специально держала возле кровати блокнот с ручкой для записи снов, пока те еще не растаяли в трезвом воздухе утра.

Просто в ее недолгом сне наконец сложился паззл, кусочек от которого никак не находился наяву. Встал на место, и картинка получилась яркая, полная. Понятная. Мила нашарила телефон, стоявший у кровати. Ей даже в голову не пришло, что Глеб может отсутствовать или просто элементарно спать.

Он не произнес ни слова, просто прервались длинные гудки, и Мила, ничтоже сумняшеся, выпалила:

– Глеб! Ты оборотень?

Пауза была длинной – ни шороха, ни дыхания, ни обычного потрескивания или гудения телефонной линии, сложной паутиной опутавшей город.

– Да, – тихо сказал Глеб.

– Придешь днем?

Хриплый выдох – казалось, Глеб хотел засмеяться, но запер смех в горле.

– Да.

Он сидел напротив: настороженный, сжатый, как пружина. Взгляд запавших глаз – как обычно, исподлобья, – напряженный. Казалось, он боялся ее. Мысль об этом Милу позабавила: это она должна его опасаться! Но вот не боялась, наоборот, неожиданный поворот знакомства, и так начавшегося достаточно необычно, заинтриговал и взбодрил ее.

– Есть хочешь?

– Я уже.

К полнолунию его все больше тянуло к полусырому, а то и вовсе сырому мясу. Хорош бы он был, жадно поглощая при ней сочащийся кровью кусок!

Мила нетерпеливо вздохнула. Он видел, что ее переполняют вопросы. Эти вопросы светились даже в ее поблескивающих глазах. Точно в детских комиксах. Но писательница, на удивление, придержала свой нетерпеливый язык. Сказала неожиданно:

– Глеб, если ты не хочешь говорить об этом…

То что? То она лопнет от любопытства, но честно не задаст ему ни единого вопроса? Глеб не верил этому – не мытьем, так катаньем, но Мила выдавит из него все, что ее интересует.

И тут он с удивлением понял, что хочет ей рассказать. Все.

…Мила прикончила уже пятую чашку кофе. Глеб пил только воду – жадными крупными глотками: от долгого рассказа у него постоянно пересыхало горло. Он говорил, говорил и говорил. Хозяйка не перебивала его уточняющими вопросами, не ахала, не охала, зачастую даже на него не смотрела. Зато Глеб неотрывно смотрел на нее – цеплялся взглядом, как якорем, точно боялся, что его унесет мутным потоком воспоминаний.

Часть из этого он рассказывал и раньше. В ИМФ. Но тогда он выкладывал факты. Отвечал на вопросы, как на анкету. Никого из «феноменщиков» не интересовало, что чувствовал тринадцатилетний пацан, впервые обернувшись.Как тогда смотрела на него мать… Из-за этого взгляда он надолго исчезал из дома. Но все же возвращался, потому что даже у зверя должен быть свой дом. Нора. А перед полнолунием уходил в подлесок за широкой трассой (они жили тогда на самой окраине города). Мало ли бродячих собак там обитает, пугая грибников и любителей пикников на природе!

Он почти перестал общаться со сверстниками, да и те его не задирали – Глеб вспыхивал мгновенно и дрался молча и беспощадно. Клеймо психа охлаждало даже самых безбашенных во дворе. Компьютер стал его спасением и его заработком. В шестнадцать лет он предложил разменять матери квартиру. Та согласилась сразу и без вопросов. Он до сих пор живет в той первой купленной им квартире. И ни разу с тех пор не видел матери.

– Она сказала, не знает, кто мой отец – так, случайный кавалер. Поняла, что забеременела, и решила родить для себя. Возраст поджимал…

Мила качнула головой.

– Не верю.

Чуть ли не первый раз за время рассказа она подала голос.

– Чему?

– Не верю, что она так легко от тебя отказалась. Что она не хотела тебя видеть. Тем более, как ты говоришь, рожала для себя… Таким мамам, наоборот, присущи совершенно неадекватная любовь и некритичность к поздним детям.

– За эти десять лет она ни разу даже не попыталась встретиться со мной!

Мила обводила пальцем пустую кружку и просто кивнула на ярость, прозвучавшую в его голосе: детская обида на единственного родного человека в жизни, которому он доверял и который не захотел или не смог ничем помочь ему. В подростковом возрасте открытие, что взрослые тоже не всесильны, зачастую вызывает презрение или злобу к этим самым взрослым… Ей вдруг представилась картина, подходящая для слезодавильной мелодрамы: старенькая мать прячется, чтобы хоть украдкой увидеть своего взрослого, красивого, так и не простившего ее сына.

Да уж, профессиональная деформация налицо – в любой жизненной ситуации она пытается найти сюжетец для рассказа. Вот и теперь, слушая, Мила автоматически прикидывала, сумеет ли описать, как и что происходит в полнолуние с Глебом.

– Знаешь, все-таки я думаю, она знала – ктомой отец, – неожиданно сказал Глеб.

– Почему?

– По ее реакции. Это для меня был шок, а она… Как будто ожидала, понимаешь?

– Да. Жаль, что она не сказала. Если бы ты был… э-э-э… чистокровным оборотнем, наверное, перекидывался бы еще с самого младенчества, да и в семье бы тебя обучали, и не пришлось осваивать все методом проб и ошибок… Ты до сих пор уходишь в леса?

– Нет. – Глеб дернул уголком рта. – Прогресс. Сам придумал. Хорошая звукоизоляция квартиры, металлические жалюзи на окнах, запас мяса и воды. Пальцы оборотня, – как бы демонстрируя, он поднял широкую, совершенно обычную мужскую ладонь, – не такие ловкие, как у людей. Я не могу вставить ключ в замочную скважину, чтобы открыть дверь… Хотя все равно каждый раз пытаюсь.

Мила нахмурилась, неожиданно вспомнив царапины на собственной двери.

– Глеб! Ты что, оборачивалсяу меня?

Глеб уткнулся лбом в сжатые на столе кулаки, сказал невнятно, в пол:

– Не знаю. Кажется – да. А было ли это на самом деле… Мил, да это же просто смешно: оборотень внутри защищает от оборотня снаружи!

Судорога прошла по его напряженным плечам, по вздувшимся буграм мышц. Никогда до этого он не казался ей таким сильным…

Чтобы не испугаться, Мила задала вопрос суховато-любопытствующим тоном:

– Но ведь тогда еще было не полнолуние?

Ее интонация оказала требуемое действие: прекратила начинавшуюся истерику – ее или Глеба. Он выпрямился, потер лицо.

– Раньше я считал, что это возможно лишь в полнолуние. Потом… в ИМФ… они расшатали мой цикл. Теперь я могу перекинуться… в любое время.

– И этот процесс ты не можешь контролировать? – подсказала писательница.

Глеб отвел взгляд, но врать не стал.

– Наверное, нет.

– Миленько, – сухо констатировала хозяйка.

– Мне уйти?

– Успеешь еще. В кого ты превращаешься? Или термин неправильный? Оборачиваешься, перекидываешься?

Хоть горшком назови…

– Мне показывали записи. Вервольф. Волколак. От… – Глеб хрипло вздохнул. – Отвратительно.

На самом деле он смотрел на забившегося в угол или мечущегося по комнате зверя и не мог поверить до конца, что эта тварь…

Мила внимательно наблюдала за ним. В ее лице не было и тени сочувствия, когда она сказала:

– Это – тоже ты. Или твоя часть. Совсем немаленькая часть, давай-ка прикинем по времени: лунный цикл составляет, кажется, двадцать девять дней? Полнолуние длится один, ну, на наш невооруженный глаз – три… Девятая? Это все равно что ненавидеть свою собственную руку или ногу.

Глеб оскалился. Как она могла понять?!

– Рука или нога не убивает людей!

Мила взяла чашку, встала и прошла мимо него к плите. Глеб отшатнулся, словно боясь, что она к нему прикоснется. Налила пустого кипятка, забыв про кофе, и вернулась обратно. Спросила ровно:

– Ты убивал людей?

Глеб снова потер лицо – не чтобы взбодриться или потянуть время – прятался от ее прямого взгляда.

– Животных – в детстве. Насколько я помню, людей… (рука, заслоняющая разорванный живот, огромные глаза на белом лице) нет. Убивал… других. В ИМФ до… доэкспериментировались, а я случайно… в другом обличье выбрался на свободу. Мила, я не хочу… не буду об этом рассказывать.

Женщина отпила воды из своей чашки; поморщилась, не осознавая, почему так изменился привычный вкус кофе.

– Но ты боишься, что все-таки будешь охотиться на людей. То есть в том… облике ты себя никак не контролируешь? Ни проблеска разума, никаких воспоминаний?

Воспоминания были. Мощь. Скорость. Свобода. Хруст добычи на зубах – добыча сильна и увертлива, но он – сильнее! А человеческое отвращение отступает и отступает под напором растущей Луны…

– Глеб, а в обычное время ты чем-то отличаешься от нас?

А вот Милой правит не Луна, но сила не менее могущественная – любопытство.

– Слух. Зрение. Нюх. – Парень по очереди касался уха, глаз, носа, словно она была глухой и нуждалась в демонстрации, в дополнительных жестах. Мила мельком подумала, что, пожалуй, и впрямь глуховата – особенно в части предупреждений о возможной опасности со стороны Глеба.

– Особенно запахи достают. Ты не представляешь, какую роль для нас играют запахи! Некоторые к полнолунию меня просто с ума сводят. Или пугают, или… Я, например, могу издалека унюхать, каким одеколоном пользовался тот парень неделю назад, что у вот этой проходящей мимо женщины сейчас менструация, а вон у того старик ацидоз…

– А курящие тебя просто убивают, – пробормотала Мила. – Но если я сейчас не покурю, то сдохну сама. Иди, – она неопределенно помахала рукой, – посиди где-нибудь пока… со своим сверхчувствительным носом.

Он ушел в гостиную и, пока мерил комнату шагами, с удивлением понял, что готов говорить и говорить: точно сорвало вентиль у крана и слова, как вода, хлестали непрерывным потоком. Он, наверное, ее уже достал! Но вопросы у Милы не кончились и когда он вернулся на кухню.

– А ты можешь рассказать о своих ощущениях при перекидывании?

– Для тебя специально заведу дневник, – буркнул он. – Что, хочешь написать роман про оборотня?

– А ты против? Кстати, дневник – не такая уж плохая идея, можешь прославиться! «Дневники оборотня»! Звучит! Готова обеспечить литобработку!

Странно, но рядом с ней ему постоянно хочется смеяться. А Кристя говорила, что у него совсем нет чувства юмора.

– Я вот хотел сказать: извини, что я вчера на тебя рявкнул… я перед полнолунием слегка не в себе…

Мила понимающе кивнула:

– Знакомо-знакомо! Ставлю тебе диагноз – ПОС!

– Что?

– Предоборотнический синдром! По аналогии с предменструальным.

У него дернулся рот – слабый отблеск его обычной кривоватой улыбки.

– Такого сравнения я еще не слыхал!

Мила пожала плечами.

– Ну видишь ли, мы, женщины, тоже во власти цикла. Во власти Луны, в некотором роде… Глеб, ну попробуй, опиши свои ощущения! Пожалуйста!

А перекинуться посередь кухни вам не нужно?

Обычно Глеб избегал воспоминаний об этом.Ничего приятного в них нет: дикая боль, ощущение, что тебя пропускают через гигантскую мясорубку, и ты, искалеченный, с перекрученными костями, измочаленными мышцами и ободранной кожей, пытаешься снова научиться дышать, двигаться. Жить. Но самое мерзкое – ты не можешь сопротивляться, не можешь остановить это… не можешь не быть.

– Я… попробую.

Он прикрыл глаза, тщательно, с хрустом в суставах и напряжением мышц потянулся. Снова полуприлег на стол, уткнулся лбом в скрещенные руки, пытаясь вспомнить, представить… Резко обострились слух и обоняние. Он услышал быстрый стук сердца женщины. Ни черта она не была такой спокойной и хладнокровной, какой казалась. Но вот запаха… запаха страха не было. Скверно. Она не принимает ни его, ни ситуацию всерьез. Наверное, не верит ему до конца. Просто играется в темные истории, рассказанные на ночь. А ведь он совсем не хочет ее пугать. Только не ее…

Глеб так мало спал сегодняшней ночью, что мгновенно провалился в черный колодец сна.

И очутился на стройке.

Он видел свои лапы – черные, сильные лапы, ступающие так неслышно… почти не оставляющие следов. Когти – мощные, жесткие, острые, он на пробу выпустил их, любуясь – почти такие же опасные, как его клыки. Он поднял взгляд, увидел человека напротив и радостно оскалил зубы…

Глеб так резко отпрянул-оттолкнулся от стола, что чуть не упал вместе с табуретом. Услышал испуганный возглас:

– Что такое?!

Он готов был поклясться, что его левая рука медленно, неохотно превращается, возвращаетсяиз мощной звериной лапы в обычную человеческую кисть. Глеб вскинул глаза на прижавшуюся к стене Милу. Она была испугана, но не потому, что видела – просто испугалась его неожиданного резкого движения.

Глеб мотнул головой и поднялся. Сказал хрипло:

– Плохая идея. Плохая… я чуть…

– Что случилось, Глеб?

– Когда я представил все… да я ведь могу запросто сейчас перекинуться, прямо сейчас!

Мила вглядывалась в его лицо с сочувствием. Кивнула понимающе.

– Это, наверное, как с сексом? Начинаешь вспоминать, представляешь, фантазируешь и обязательно возбуждаешься…

И Глеб наконец расхохотался.

Они решили, что спать будут по очереди. Глеб – днем. Оба как по договоренности не упоминали о том ближайшем времени, когда Луна возьмет над ним полную власть.

Волчок – так Мила теперь называла его про себя – уснул сразу. Рухнул как подкошенный на диван и только проворчал что-то, когда она укрывала его пледом.

Мила вымыла посуду: две каких-то жалких чашки, ни рукам занятия, ни уму отвлечения! Честно уселась за компьютер. Даже некоторое время посражалась с текстом, пока не поймала себя на том, что механически исправляет «е» на «и» и обратно. Сдалась, крутнулась на стуле и стала смотреть на спящего оборотня.

Парень как парень. Ну лохмат, волосат, кого это в мужчине удивляет… Как бы она смогла опознать в нем вервольфа? Может, точно такие же живут рядом с ней по соседству, каждый день здороваются… Мила от души повеселилась, представляя, в кого бы могли обратиться ее соседи по лестничной площадке. Склочница Анна Ивановна – точно в какую-нибудь гиену. Пятнистую и плешивую. Падалью питающуюся…

Итак, она попала в зону особого внимания двух оборотней. Один – вот он, собственной персоной продавливает ее диван. Пошел в добровольные охранники, считает себя виноватым в том, что другой хочет ее скушать. А почему, собственно, второго так на ней перемкнуло? В столице десяток миллионов человек, есть и поупитаннее. Поаппетитнее. Может, это все домыслы нервного оборотня и не менее нервного офицера магической полиции? Никто ей двери пока не выбивает, в окна не лезет, клыками над ее лилейной шеей не щелкает…

В кухне хлопнула форточка, Мила подпрыгнула от неожиданности и испуга. Глеб уже сидел, упершись обеими руками в диван, и тупо смотрел на нее мутными глазами. Мотнул головой, спросил хрипло:

– Что?..

– Ничего. Спи.

Точно ему требовалась только ее команда – рухнул обратно и засопел. Охр-р-ранничек…

Он проснулся сам, когда на небе появилась пока еще прозрачная Луна. Тело выламывало, выкручивало – как всегда перед обращением. Но сегодня он хотя бы выспался. Мила что-то готовила на кухне и напевала. Намеренно шлепая ногами, он пришел на кухню. Хозяйка, даже не повернув головы, тут же спросила:

– Глеб, а он запал на меня из-за запаха? Запаха моей крови?

Все это время она продолжала формулировать вопросы!

– Да.

Глеб оседлал табурет.

– И пока его… этого не поймают, он так и будет меня искать?

– Да. Это как… болезнь. Мания. В этом смысле можно нас считать… маньяками.

Мила отбросила ложку, повернулась к нему.

– Глеб, а ты?

– Что – я? – спросил он агрессивно.

Она что, хочет узнать, не околдован ли и он ее запахом? И как прикажете на такой вопрос отвечать? Скажешь «да» – испугается, скажешь «нет» – обидится. Женщины, они такие… неадекватные.

К счастью, Мила спрашивала про другое.

– Ты тоже можешь найти меня по запаху?

– Да.

– Везде?

– Ну, если ты не улетишь на самолете прямо из окна, думаю, да.

– Хорошо. – Мила вновь повернулась к плите. – Сейчас поужинаем, потом мне надо работать.

– Он вам и об этом рассказал? – задумчиво спросил Рева. – Ну и… как?

– Что – как? – не поняла Мила.

– Как вы к этому относитесь?

– Крайне нервно! Меня, например, очень волнует, как и когда вы собираетесь поймать того, со стройки?

– Вам рассказать все свои планы?

– А почему бы и нет? У дилетантов всегда можно услышать свежие советы.

Рева выразил гмыканьем все, что он думает о дилетантах и об их советах. Мила слушала его сопение. Если сразу не бросил трубку, значит, разговор – такой или сякой, – но состоится.

– Засада, это я понимаю! – Мила все-таки не выдержала первой. – А если он сюда не вернется, раз тут так наследили? Ну знаете, как птица не возвращается в гнездо, если трогали ее птенцов или яйца…

И тут же прикусила язык, вспомнив, как наследила сама.

– Вы обсуждали это с Панфиловым?

– Да. Он сказал, не уверен, что вы, маги, справитесь с оборотнем. Что тут справились бы оборотни… правда, не в период полнолуния.

– Хм… а свою помощь он вам не предлагал?

Какую помощь – биться за нее, чужого человека, с другим оборотнем? С чего бы это, он что, ненормальный?

Хотя разве нормальный?

– Нет, мне не предлагал. А вам?

– Нет.

Снова молчание.

– Мы тут подумали, не согласитесь ли вы…

Заминка во всегда уверенном голосе Ревы – есть отчего насторожиться.

– Не соглашусь – на что?

– Ну раз он все равно как бы… взял ваш след…

– Нет!

– Я же еще не досказал…

– Можете и не трудиться! Не собираюсь я быть вашей подсадной уткой! Я что, похожа на сумасшедшую?

– Да, – честно сказал Рева. – Очень.

Мила отмахнулась от выглянувшего на повышенный голос из ванной Глеба. Бритва в руках. А чего это он бреется на ночь? В гости собрался или… что?

– Ну, до такой степени мое сумасшествие еще не дошло! Так что придумывайте какой-нибудь другой способ! До свидания!

– Рева?

– Угадал.

– Предложил быть приманкой?

– Подслушиваешь?

Глеб нецензурно охарактеризовал магическую полицию и лейтенанта Реву в частности. Раздраженно стер пену с недобритой половины лица.

– Не вздумай!

– А то я без тебя не знаю! – огрызнулась Мила. Между прочим, почему этот парень разгуливает по ее квартире полуголым? Как бы он сам прореагировал, если б она прогарцевала перед ним топлес? Как на прямое приглашение! А мужчинам, значит, все можно?.. О господи, девушка, да вы сексуально озабочены! И это в то время, когда по уверениям офицера магической полиции и лояльно настроенного оборотня вашей жизни угрожает страшная опасность…

Ну, одно другому не помеха, философски решила Мила, созерцая крепкий торс Глеба. Что уж – и не помечтать теперь?

– А ты чего это бреешься? На свидание собрался?

– На свидание? – Глеб посмотрел на бритву в своей руке. – Кристя, моя девушка… бывшая… не любила, когда я небритый к ней вечером…

Брови – полумесяцами, в округлившихся глазах – веселый вопрос. Да она из его лепета решит еще, что он к ней…

– Ну, просто привычка! – буркнул Глеб, скрываясь в ванной.

Это похоже на игру алкоголика с самим собой. Дома стоит бутылка, и он вовсе не собирается… да он даже не вспоминает о ней! До поры до времени. Потом думает и одергивает себя – он же зарекался… еще вчера зарекался… он же помнит, он же сильный… Но мало-помалу все мысли начинают кружить вокруг вожделенной бутылки. Он уже знает, что не справится с собой, но все еще кокетничает, все еще пытается… А тело, а мысли, а чувства уже там,предвкушают, как он наливает, как торопливо проглатывает первую рюмку… а вторую можно и неторопливо, смакуя… и так далее, далее. Трусливую серую мысль – а что же будет завтра? – отодвигаем в сторону. Будущее – это будущее, когда оно еще наступит, самое главное – цветное кружащееся настоящее…

Это сравнение преследовало Глеба не первый год. После выхода из запоя (полнолуния) – озлобленность, отвращение к себе, серость, усталость, равнодушие… Потом мало-помалу возвращается интерес к жизни, радость, трудоспособность. Он и не вспоминает о своем зелье (оборотничестве), а если и вспоминает, то только с отвращением. А потом тяга-искушение начинают вновь являться: сны, воспоминания, картинки. О том коротком времени, когда запахи острее, цвета ярче, звуки – громче, а сам ты – сильнее, быстрее, страшнее всех этих слабых, мягких одноликихлюдей…

Или это больше похоже на наркоманию? Но вроде бы алкоголизм и наркоманию можно вылечить…

Однако теперь к предвкушению примешивалось еще одно чувство, сводившее на нет все ожидание не единожды пр о клятой радости.

Глеб принимал разумные меры обеспечения безопасности себя и окружающих от себя. Он всегда боялся только себя самого, поэтому даже не сразу смог понять, что его сейчас беспокоит.

Страх.

Страх за Милу.

Глеб заметил, что Мила тоже то и дело поглядывает на вечернее небо. Контролирует лунные фазы. Не доверяет ему!

Он снова и снова твердил, как она должна себя вести во время его… отсутствия. Писательница несколько раз по его требованию повторяла: не открывать, не выходить, не… Потом вспылила:

– Ну все, хватит, Глеб! Сколько можно! Тебя не будет-то всего дня три!

– Да ты и за три можешь что угодно натворить! – огрызнулся он и ушел на кухню от греха подальше. За последние дни у них не раз вспыхивали такие короткие перепалки, и Глеб все с большим усилием подавлял в себе ярость. Обычно перед полнолунием он вообще сводил свои контакты до минимума. Если это действительно то, что испытывают некоторые женщины… как они еще не перебили своих мужей и сотрудников! Да еще в такие периоды злость нередко перерастала у него в сексуальное возбуждение, Кристя иногда говорила, что он прямо зверь в постели…

Но то Кристя. А это – женщина, которой он должен свою жизнь и жизнь которой подставил. Оставалось еще только трахнуть ее – до кучи!

Решение пришло к нему в последний вечер, оставшийся до полнолуния. Такое простое, что он даже поразился, как сразу до него не додумался. Хотя эта мысль, наверное, постоянно маячила на периферии сознания, просто он от нее отмахивался. Он должен встретиться с оборотнем. Попробовать пообщаться или хотя бы просто посмотреть на него. Маги говорят, что оборотни ведут более скрытный образ жизни, чем вампиры. Их в столице просто наперечет. Не может же быть, чтобы тотне хотел встретиться со своим же!

Ему даже в голову не пришло, что может быть и такое. Что тотвоспримет Глеба как соперника, посягнувшего на его охотничью территорию. Что, в конце концов, у тоготак сорвало крышу, что ему плевать – кто перед ним. Все казалось Глебу сейчас таким элементарным и разумным, просто провал логики и ощущения реальности. Точь-в-точь как у алкоголика, хитроумно обманывающего себя перед принятием вожделенного напитка.

А главное желание – встретиться, увидеть, пообщаться с таким же, как он, пусть и свихнувшимся – Глеб старательно прятал на самое дно… рюмки.

– Ты куда? – спросила Мила, выглядывая из комнаты. Глеб был таким взъерошенным и сосредоточенным, что было понятно – что-то задумал. Глеб смотрел сквозь нее. В последнее время в его глазах зелень стала куда ярче.

– Мне… пора.

– Как? Уже? Но ведь полнолуние же только завтра…

Он косо боднул лбом воздух, отбрасывая вместе с прядью волос все Милины вопросы и возражения.

– Мне лучше уйти сегодня.

– Ну раз лучше…

Ну почему бы ей не держаться от него подальше? Вот зачем она крепко обнимает его, говорит негромко:

– Береги себя.

Он не удержался – втянул ее запах.

Глеб не ответил на объятие, Мила почувствовала, как по его телу прошла судорога, и парень словно окаменел. Мила отстранилась, утешая себя тем, что прикосновение нужно прежде всего ей. Глеб повернулся, глядя в пол, сказал:

– Пока.

И сбежал вниз по лестнице.

Она провожала его традиционным взглядом из окна. Глеб шел быстро, чуть сутулясь, заложив руки в карманы. Торопился. Наверное, правда почувствовал близость перекидывания… Но свернул он не к себе домой, направо, – налево, наискось через двор. Мила сузила глаза, мысленно пролагая его дальнейший маршрут.

И сказала:

– Гадский волк!

…Мила медленно шла вдоль забора. Нельзя сказать, чтоб она так уж рисковала – время детское, лето в разгаре, народу на улице до фига…

И почти полная Луна на небосклоне.

Она вышла уже на второй круг почета; оглядевшись, нерешительно подергала цепи с замком на металлических воротах. Если здесь и были предупрежденные ею боевые маги, она их не видела. Наверняка сидят в засаде, ожидают, пока глупая жирная утка (или овца?) прокрякает (проблеет) свою предсмертную песню. Еще поди и посмеиваются, наблюдая, как она неловко преодолевает нехилый забор.

Между прочим, а с чего она решила, что Глеб все еще здесь? Может, он и был, да давно ушел домой – запираться от Луны, людей, оборотня и одной надоедливой писательницы. Ну, ничего не случится, если она еще немножко прогуляется по стройке. Променад перед сном, так сказать… Чтобы крепче спалось.

Или приснились кошмары, ага! Как она идет вдоль забора, замирая при каждом шорохе, и Луна светит, точно ледяной прожектор, а тени жирные, густые, глубокие… А разговоров, звука шагов людей и шума проезжающих машин по ту сторону забора все меньше и меньше… Кажется, что этот самый проклятый забор являет собой непреодолимую преграду между ней и окружающим миром. Между мистикой и реальностью.

Между смертью и жизнью.

…Ну-ну, зачем так уж? В вас говорит неиссякаемая фантазия, госпожа писательница, в которую вы до того готовы поверить, что просто описаетесь от любого лишнего шороха со стороны четко обрисованного Луной недостроя. Кстати, почему в книгах не пишут и в фильмах не говорят о намоченных или обгаженных штанах главных героев? Или они само собой разумеются? Или у них, наоборот, попросту отсутствует эта физиологическая реакция, потому что они именно герои?

Так, подбадривая себя размышлениями на тему правды жизни в творчестве, Мила пошла на третий – законно окончательный круг. Во всех сказках (да и в религии, впрочем) говорится о том, что три – число священное. Завершающее. Домой, домой. В теплую безопасную постельку… под все замки и запоры…

Да. Три – число решающее, поняла Мила, медленно поворачивая голову навстречу выскользнувшей из тени глыбе мрака.

Этого запаха просто не могло здесь быть.

Он, конечно, сумасшедший, но не настолько же! И запахи его преследуют, да, перед полнолунием – особенно. Хотя на этот он запал дополнолуния… ну и запал, но это ж не повод, чтобы чувствовать его даже на стройке!

Глеб явился сюда уже второй раз. Первый – как только ушел от Милы. Тогда еще только начало смеркаться. Облазил почти всю стройку, все обнюхал. Теперь если появится новый запах – учует. Ни того, ни магов в засаде не обнаружил. Или их просто не было?

В ИМФ ему объясняли, что оборотни магическими способностями не обладают. Способность к «смене облика», которую люди издревле приравнивают к колдовству, таковым не является – это нечто вроде мутации. Последнее сравнение, помнится, вогнало Глеба в длительную депрессию – здра-асьте пожалуйста, он еще и выродок к тому же! С каким-нибудь нарушенным генетическим кодом…

Но как же тогда тототвел глаза боевым магам, сидевшим в засаде? Глеб наблюдал таких магов в действии… и искренне желал себе не то чтобы с ними не сталкиваться, но даже никогда их больше не видеть. Или все-таки волшебники чего-то не договаривают?

Или попросту недопонимают?

Глеб вновь вернулся на стройку, когда совсем стемнело. Выбрал стратегически выгодную с его точки зрения позицию – верхний этаж, весь недострой как на ладони. Уселся и стал ждать. Не то чтоб он был уверен, что тотнепременно сегодня сюда заявится. Просто это последняя ночь, когда Глеб себя мало-мальски контролировал. Последняя, когда он мог хоть что-то сделать. Он сидел на виду у ночи, полностью открытый лунному свету – тот жарил кожу сильнее южного полуденного солнца, быстрее гнал в венах кровь, ускорял, торопил время… Вдох-выдох… врешь, сука, сегодня я еще не твой… Вдох-выдох… Вдох…

И Глеб ощутил запах, которого просто не могло здесь быть.

А через несколько мгновений он увидел ее.

Еще пару минут Глеб мог только материть ее, себя, Луну и весь этот гребаный свет. Эта… она, значит, сказала, будет сидеть дома и ждать окончания полнолуния. Ждать… его! А сама… обходит дозором эту… стройку, выманивает этого… того…Рева… чтоб ты… сдох! Твоих… рук дело! Да чтоб вы… все… сдохли!.. …и!..

Глеб наверху медленно, как минутная стрелка, поворачивался, наблюдая за Милой. Та шла вдоль забора, ведя по нему рукой, иногда приостанавливалась, словно прислушиваясь. Глеб искусал себе все губы. Уже не обращая внимания, что зубы у него ненормально острые… для человека… и что руки его стремительно покрываются черной лоснящейся шерстью; что пальцы, сжимаясь-разжимаясь, оставляют глубокие царапины в плите перекрытия. Сейчас он спустится, схватит и утащит ее домой. И пошли они все – тот,Рева, боевые маги!..