Текст книги "Время вспомнить (СИ)"

Автор книги: Наталья Норд

сообщить о нарушении

Текущая страница: 24 (всего у книги 27 страниц)

  ― На все воля богов, ― тонким голосом произнес секретарь. ― Однако вы не ответили на мой вопрос, господин Тормант. Как вам удается так быстро вернуть себе здравие после подобных...излишеств?

  ― Ничего секретного, господин Агталий – всего лишь Дар от Храма. Я не простужаюсь, не мучаюсь похмельем и не боюсь подхватить срамную болезнь.

  ― О, вот чего нам всем так недостает! ― воскликнул фаворит короля, всплеснув изящными руками и по-птичьи наклоняя голову набок.

  ― Обратитесь к господину Сюблиму, ― поморщившись, предложил Тормант, усаживаясь за стол. ― Теперь это его ведомство – раздавать Дары.

  ― И вам туда нынче путь закрыт? ― откровенно улыбаясь, предположил Агталий.

  ― Вы необыкновенно проницательны. И хорошо осведомлены, ― жрец криво усмехнулся в ответ. ― Ничего нет хуже, чем бывший друг, ставший соперником и победивший... все равно в каком вопросе.

  Он занялся едой. Агталий сидел напротив, цедя свежесваренный кофе, и с нескрываемым удовольствием наблюдал за тем, как ест его гость.

  ― Я вас понимаю, ― протянул секретарь. ― В политике, как и в любви, тяжело подчинятся равным. Жаль, что мне еще несколько лет ждать от Храма следующего Дара. Я бы с удовольствием выбрал то же, что и вы. Кстати о Дарах. Хотите знать, как мы вас нашли?

  ― Сгораю от нетерпения. Я не ожидал, что меня так скоро...спасут. Мой камердинер должен был явиться за мной не раньше седьмого дня.

  ― Явиться в Бежра– Гамбэ? Мы нашли вас там.

  ― Бежра-Гамбэ? Сорок тхуутов! Это как же меня туда занесло? ― Тормант со звоном поставил на блюдце кофейную чашечку, изумленно и недоверчиво глядя на собеседника.

  У Бежра-Гамбэ, бершанского притона в пригороде столицы Грязном Патчале, была наисквернейшая репутация. Даже самые бедовые курители древесной щепы и любители азартных игр не отваживались туда заглядывать без особой надобности. Если кто-то пропадал в городе без вести, о нем говорили 'сгинул, как в Бежра-Гамбэ'. Некто из владельцев притона имел высокие связи среди гардов и мортальных чиновников. До сих пор все темные дела, творимые в стенах этого заведения, сходили бершанцам с рук. В Бежра-Гамбэ можно было без страха купить то, к чему в любом другом месте города в довесок частенько полагались кандалы или веревка, продать жену и детей, нанять окаянника за десяток золотых, проиграть собственную свободу ― и все это без опаски, что среди посетителей заведения окажется переодетый гард.

  ― Ну, это уж вам виднее, как вас туда занесло. Вы 'веселились' в маленькой комнате, в компании двух курильщиков и трех явных окаянников. Вызволить вас оттуда без ущерба оказалось делом непростым. Хорошо, что господин Мефей прихватил с собой целый патруль Храма.

  ― Мефей?

  ― Да, ваш друг прибыл в столицу, чтобы в очередной раз испросить у Синклита положенный ему Дар, так он сказал. Получив отказ, он принялся искать вас. Выяснив, что вас уже несколько дней никто не видел, господин Мефей отправился к вам домой, а там, получив невнятные объяснения от вашего...хм...нетрезвого слуги, в тревоге вернулся на Храмовый Двор. Мы нашли вас только под утро. Слава богам, по описанию вас узнала какая-то шлюха, она подсказала, где вас искать...

  ― Розочка, ― пробормотал Тормант. ― Ее я еще помню.

  ―...а бершанцы, увидев патруль Храма, не стали препятствовать нам.

  ― И вы там были, господин Агталий? ― в изумлении спросил жрец.

  ― О да, ― с притворной скромностью ответил секретарь. ― Мне всегда хотелось посмотреть на злачные места Патчала. Увы, я слишком заметная личность, чтобы посещать подобные заведения. Даже вчера, под капюшоном, я боялся, что меня узнают. Но вы мне были нужны, господин Тормант! ― Агталий любимым жестом всплеснул руками. ― Я был рад поучаствовать в поисках.

  ― Король требовал меня к себе? ― предположил Тормант. ― Меня, должно быть, ждет выволочка.

  ― Пустяки, ― королевский фаворит пренебрежительно махнул рукой. ― Да, он пару раз звал вас, но внимание короля в эти дни было совсем на ином.

  ― На чем же?

  ― Ах, вы же не знаете? Непременно расскажу вас. Это так интересно! Это то, из-за чего мне захотелось пригласить вас к себе. Тем более, вчера ваш слуга был до неприличия пьян, а с ним в доме находился лишь второй слуга, мальчик...такой...немного странный. Я предположил, что после пробуждения вам понадобится ванна и, возможно, что-нибудь особенное...травы, лекарства...к счастью, вы совсем здоровы и бодры... За вами, я надеюсь, здесь хорошо поухаживали?

  ― Отлично, просто отлично. И еда – как раз то, что нужно.

  ― Что вы там делали? ― с любопытством спросил Агталий. ― В Грязном Патчале.

  ― Если б я помнил, ― Тормант хмыкнул. ― Развлекался. Я даже не взял с собой кошель, все равно после первой трубки далеко бы я его не унес. Орешек должен был пройтись повсюду позже и оплатить мои долги, я в таких заведениях клиент давний, благонадежный...хм...чем же я расплатился в Бежра-Гамбэ?

  ― А вы там и не расплачивались? ― безмятежно ответил секретарь. ― Вы должны мне три золотых.

  ― Значит, вы подоспели вовремя, ― с чувством заметил жрец, с содроганием вспомнив о том, что бывает в бершанском притоне с должниками. ― Моя искренняя вам благодарность. Впредь буду осторожен с 'прогулками'. Теперь удовлетворите мой интерес: зачем я вам понадобился, вам, а не королю, будь он четырежды благословлен Двумя Сторонами?

  Тормант откинулся назад и вытер губы накрахмаленной салфеткой. Королевский секретарь не спешил отвечать. Он передернул худенькими плечами в ослепительно белом, расшитом речным жемчугом жилете поверх рубашки с кружевным жабо, холодный рассеянный взгляд его скользнул по пустым кадкам из-под перезимовавших и уже высаженных в сад растений. Тормант подумал, что разговор только начинается (жрец признался себе, что понятия не имел, в какую сторону он будет направлен), а весь обмен любезностями, что предшествовал ему, ― всего лишь светская болтовня.

  ― Вы счастливый человек, господин Тормант, ― заговорил Агталий после долгого молчания. ― Вы так удачно ушли в загул. Многие полагают, что слишком удачно.

  Тормант удивленно шевельнул бровью.

  ― Пять дней в забытьи, ― задумчиво проговорил королевский секретарь, словно беседуя самим с собой, ― и наверняка, многие видели вас в тех...заведениях, что вы посещали? Но будет ли вера пьяницам и курителям древесной щепы? ― рассуждал секретарь. ― С другой стороны, Я – свидетель того, что вы были абсолютно...не в себе, когда я вас нашел. Но опять же, кто подтвердит, что вы не организовали свое забытье и не обвели всех нас вокруг пальца?

  ― О чем вы, любезный господин Агталий? ― Тормант потянулся было к кофейнику, но опустил руку, озадаченный поворотом разговора.

  ― Получается, друг мой, что после того, что произошло в ночь Тан-Дана, я ― единственный надежный свидетель вашей невиновности. Господин Мефей не в счет. Репутация у него в Храме, насколько я знаю, ...хм...не самая лучшая. Перед судом дознавателей, господин Тормант, не к месту сказанное слово... ― Агталий сокрушенно покачал головой.

  ― Господин Агталий, ― мягко спросил Тормант, шевеля желвакам, ― вы пытаетесь сказать мне что-то, чего я не понимаю.

  Он вдруг осознал, что находится в доме человека, политические взгляды и пристрастия которого ему совершенно неизвестны, что королевский секретарь близок к Лоджиру, благоволящему своему лекарю, ныне Высшему Пастырю Храма Смерть Победивших господину Сюблиму. Последние откровения Лоджира свидетельствовали о том, что король охладел к любовнику и хочет 'освежить' свои ощущения. Тормант всегда считал Агталия королевской игрушкой, тенью Ставленника, и не задумывался о том, что беловолосый ажезец может попробовать поиграть в собственные игры за спиной у Стремительного.

  ― Пять дней в забытьи, ― королевский фаворит сам подхватил кофейник и налили жрецу кофе. ― Вы совсем ничего не помните?

   ― Господин Агталий, ― Тормант отпил из чашки, ― вы говорите намеками. Я же не балаганная чародейка, чтоб гадать на камнях, саже и кофейной гуще.

  ― О, ― Агталий всплеснул руками. ― А я вот с удовольствием сыграл бы роль чародейки! Допивайте кофе и дайте-ка мне вашу чашку!

  Жрец неохотно отдал фавориту короля крошечную фарфоровую чашечку на пару глотков. Тот опрокинул на блюдце крупянистую гущу и с шутливым вниманием вгляделся в неровную лужицу.

  ― Что я вижу? Как интересно! Забавную историю рассказала мне ваша чашка, господин Тормант. Желаете послушать?

  Тормант не желал. Напряжение его росло. Но Агталий вряд ли прекратил бы игру, даже если бы жрец умолял его сделать это.

  ― Жила-была семья одного, скажем так, весьма небедного такшеарского купца, ― продолжил королевский секретарь. ― В семье родился замечательный сын, талантливый, умный, прилежный в обучении, – гордость отца и матери. Когда юноше исполнилось восемнадцать, он отправился в Коксеаф и поступил в университет, чтобы в дальнейшем стать ученым мужем и тутором теологии. В столице всех наук, коей часто называют Коксеаф, юноша познакомился с юной красавицей – хозяйкой маленькой эпистолярной лавочки, куда он частенько заходил за разной учебной всячиной. Молодые люди соединились браком по такшеарским обычаям – на этом настоял молодой человек. Ему хотелось, чтобы семейные узы связали их как можно крепче, а по такшеарскому обычаю расторгнуть подобный брак могла только смерть одного из супругов – юноша был очень сильно влюблен, даже бросил все свои ...не очень...пристойные привычки. Через год у пары родилась дочь, милая малышка, очень похожая на отца, а юноша стал замечать – он и раньше подозревал подобное, но тщательно скрывал, – что его привлекали сферы, далекие от божественного и всего того, что преподавали ему почтенные туторы теологии. Тайком от супруги молодой человек стал проводить довольно опасные эксперименты. Однако жена молодого человека, Дарина, так, кажется, ее звали, оказалась очень проницательной женщиной. И чувствительной в отношении...энергий. Между супругами стало нарастать напряжение, и молодой школяр решился: он попытался связать слабеющее взаимное влечение магическим обрядом. Эффект от него, увы, получился обратным. К немалому горю юноши, ората Дарина, не сказав ни слова, бежала от своего супруга, забрав дочь. Юноша понял, что в водовороте любви никогда даже не расспрашивал жену о том, из какой она семьи и кто ее родичи. Молодой человек – забыл упомянуть, что звали его Льонел, – стал искать супругу и дочь. Продолжая совершенствовать свои магические таланты, он почти выследил их до маленького селения, где жили родители Дарины, но вновь потерял, когда супругам Вала пришлось бежать от мортальных дознавателей. Чета Вала хорошо скрывалась. Впрочем, как и Дарина, которая на какое-то время тоже потеряла связь с близкими: маленькая девочка оставалась у пожилых супругов, и женщина искала их по всем Главным Землям и даже колониям. А вы не знали этого, господин Тормант? Рад, что хоть чем-то смог вас удивить... Так вот...шли годы, а вы, мой друг, подобрались совсем близко к жене. Вам осталась пара шагов, и вы уже догадывались, кого вам предстояло встретить и почему поиски затянулись так надолго. Что вы на это скажете, господин Тормант?

  Тормант молчал. У него вдруг неприятно запульсировало в груди. Странно, что сердце его иногда болело, оно словно не подчинялось Дару и временами пугало жреца. Тормант действительно раньше искал Дарину, надеясь...он не знал на что надеется: на месть или покаяние? Но последний год и новые цели отвлекли его от поиска жены и дочери, он осознал, что Дарина ему уже не интересна, дочь, если жива, выросла и не знает отца. Светловолосая красавица, загадочная женщина, полная нежности и чувственности, рядом с которой он когда-то потерял голову, стала сагиней. Она каждый раз выскальзывала из его сетей, словно заранее зная, где и когда он расставит ловушки. Игра в догонялки надоела жрецу. У него теперь были другие интересы, и он верил, что и так получит свое, добившись высокой цели. Торманта больше тревожило то, что фаворит короля теперь знает о присвоении им титула господина из рода Эшир. За это его вполне могли повесить на главной площади перед Кальпикой. У жреца теперь не было сомнений в том, что недооценив Агталия, он оказался в ловушке.

  ― Что вы на это скажете, господин Тормант? ― повторил ажезец.

   ― Скажу, что при других обстоятельствах прикопал бы вас где-нибудь под дубом, ― помедлив, хрипло заметил Тормант.

  Агталий неожиданно залился мелодичным смехом.

  ― Как же, как же, наслышан, вы в этих делах мастак, ― сказал он без тени недовольства.

  Продолжая улыбаться, королевский секретарь то ли с притворным, то ли с естественным простодушием поинтересовался:

  ― Вы удивлены, господин Тормант?

  ― Поражен, ― от жреца не укрылось, что его собеседник все же зовет его 'господином', а не 'адманом'.

  ― Хотите знать, откуда я все это узнал?

  ― Не уверен.

  ― Вот как?

  ― Мне кажется, я и так знаю, ― неохотно объяснил Тормант. ― Был только один человек, которому я это все рассказывал, и этот человек был некогда моим другом. Вам обо всем проболтался Сюблим.

  ― Проболтался?! ― Агталий вдруг захохотал.

  Отсмеявшись, ажезец промокнул веки салфеткой, объяснил в ответ на немой вопрос собеседника, уже с трудом сдерживающего раздражение:

  ― Простите, так забавно, что вы употребили это слово. Ваш друг...бывший, как вы выразились, друг рассказал мне это все под пытками.

  ― Под пытками? ― Тормант сжал руками резные подлокотники.

  ― Да, да, ― Агталий прикладывал ткань к уголкам глаз, он напомнил жрецу женщину, старающуюся не размазать по лицу сурьму и румяна. ― Вы же не знаете. Вас же не было шесть дней. Вы пьянствовали, а несколько человек из вашего Храма в ночь Тан-Дана проникли во дворец и попытались заставить короля передать власть жрецам Храма Смерть Победивших. Среди этих людей было три члена Синклита.

  ― И Сюблим?

  ― Нет, он не участвовал в нападении на короля. Его вина не доказана, ― Агталий задумчиво постучал по губам тонкими пальцами в перстеньках с самоцветами. ― Ни один из допрошенных на него не донес, наоборот, все отрицали его участие в заговоре. Король был рад: ему не хотелось бы потерять хорошего врачевателя. На вас тоже никто не указал. Хотя...знаете...это было бы так логично: отодвинутый в сторону претендент на кресло Высшего пытается получить все и сразу...Но не пугайтесь. Вам ничего не грозит. Господин Мефей и ваш покорный слуга уже свидетельствовали в вашу защиту вчера, на заседании нового Совета. Лоджир не стал трубить о заговоре. Он казнил заговорщиков и сам пришел в допросную, чтобы освободить вашего...своего лекаря, запретив дальнейшие пытки.

  ― Король видел, как вы допрашиваете Сюблима? ― Тормант чувствовал, что его голова вот-вот лопнет от переизбытка новостей и откровений.

  ― Ну что вы! Я его не допрашивал. И он, конечно же, меня не видел. Но я все слышал и, как бы так выразиться, направлял беседу. Знаете, господин Тормант, я ведь довольно богат. Если бы моя семья знала, сколько золота приносят мне рудники и плавильни на западе, она не спешила бы изгонять меня из рода. Я к тому, что королевские дознаватели – тоже люди, и им хочется почаще любоваться древом жизни на желтеньких монетах Метрополии. А у господина Рюпера от прикосновения к благородному металлу руки становятся просто золотыми. Вы бы видели, что он выделывает одним только тонким шилом! Я никогда не знал, что таким хрупким инструментом можно причинить столько боли, почти не оставив следов. Оказывается, на теле множество крошечных точек, попав в которые, можно вызвать ощущение молнии, пронизывающей человека от головы до пят.

  Тормант внутренне содрогнулся. Он страшился услышать, о чем еще рассказал Сюблим под пытками. Агталий, почувствовав страх собеседника, перегнулся через стол и приятельски похлопал жреца по руке.

  ― Вы не представляете, что господин лекарь поведал адману Рюперу! Я даже знаю, где он прячет своего сына.

  ― У Сюблима есть сын?

  ― Да. Он – никчемыш, и может умереть со дня на день. Ему всего три года, но у него голова большая, как тыква.

  ― Боги, ― прошептал Тормант, вспоминая, как бывший друг избавлялся от последствий экспериментов жреца.

  Что он тогда думал? Что чувствовал? Почему молчал? Чего хотел от дружбы с мучителем детей, подобных его сыну? Чего желает ныне?

  ― Он рассказал вам о...переносах?

  ― Да. И вашем мальчике-слуге.

  ― Вам...это от меня нужно?

  ― Перенос? Не-е-ет. Если бы я хотел, то еще при жизни господина Толия воспользовался бы его щедрым предложением, ― с легким смешком проговорил Агталий. ― Неужели вы думаете, что мне нужно новое тело? Господин Толий предлагал мне переселиться в юную девицу. Каково?

  ― И вы отказались?

  ― Конечно! Стать женщиной и лишиться любви Лоджа?! ― голос секретаря на миг отказал ему, он овладел своими чувствами и сухо договорил. ― Такой перенос приблизил бы меня к моей истинной сути, но жертва была бы слишком великой.

  ― Что же? ― напряженно спросил жрец. ― Что вам от меня нужно?

  Агталий посмотрел собеседнику в глаза:

  ― Скажите, кого вы видите сейчас перед собой? Любовника короля? Уже нет. Придворного секретаря? Я не столь хорош в этой должности, найдутся умельцы и помоложе, и пошустрее. Я как пена в прибое – жил в движении, умираю в штиль... Мне было пятнадцать, когда Лоджир увез меня из моего родового поместья. Ему было двадцать. Он был младшим сыном владетеля, отправился на восток, чтобы налаживать новые торговые связи. Я поплыл с ним в трюме корабля, в углу, накрытый овчиной. Мы не могли жить друг без друга. Мы были счастливы. Теперь все по-другому. Вы понимаете. Вы с ним говорили, он не мог не пооткровенничать с собственным духовником.

  Тормант кивнул.

  ― Я не хочу стать паразитом в женском теле, ― Агталий передернулся. ― Ни в каком теле, даже мужском, молодом. Вы не можете помочь мне, перенеся мою суть куда-то еще. Это противоестественно. Лоджир никогда не полюбит...пленса...А мне нужен лишь мой король. Он еще молод, а я...стар, хоть и не годами. Мне может помочь другое... Я хочу, чтобы вы отыскали для меня одну женщину. Ваш никчемыш, по словам Сюблима, способен привести меня к ней.

  ― Хорошо, ― жрец пожал плечами. ― Мне всего лишь нужна вещь, к которой она прикасалась. Или сильная связь – страсть. Все остальное не сложно.

  ― ВСЕ сложно, ― с силой возразил ажезец. ― Вы поймете. А что касается вещи? Я стану той вещью. Я прикасался к ней. Она не захотела даже говорить со мной и молчала, пока я пытался объяснить и старался...совладать с плохим самочувствием...мне было плохо рядом с ней. Она прогнала меня. Я хочу, чтобы вы ее нашли. Что же касается страсти, то... ― Агталий улыбнулся уголком рта, ― ...я страстно желаю подчинить себе ее саму и ее мастерство.

  ― Да кто же это? Кто вам нужен?

  ― Сагиня. Одна молодая сагиня с восточного побережья.

  ― Вы с ума сошли! ― не сдержался жрец. ― Зачем вам сагиня? Думаете, что вам помогут в Пятихрамье?

  ― К бесам Пятихрамье! Мне нужна только эта девушка...Еще одна история для вас, мой друг, ― Агталий усмехнулся, ― из той же потусторонней области, такая же правдивая, что и ваша, но только из моей жизни...Когда-то давно мне и Лоджиру гадала чародейка. Лодж был пьян, он смеялся, а я...не знаю почему...я слушал. Гадалка говорила о времени, когда люди падут ниц перед новым королем, а его возлюбленный потеряет свою любовь. Перед самой 'войной близнецов' я напомнил Лоджу слова той женщины. Он прислушался, поверил, победил. А я...потерял свою единственную любовь.

  ― Чем вам поможет сагиня? ― Тормант досадливо покачал головой.

  ― Я вернусь к началу. К началу своего пути. Дороги души человеческой всегда были мне интересны. Я прочел сотни книг, целые четверти сезона проводя в подвалах Двора. По моей указке десятки людей скупали и изымали из библиотек Метрополии все тома о Пятихрамье. Я изучил ээксидер. И я нашел этот путь... На берегах востока и Н'Котега, и не только там, многие знают о девушке, которая может говорить с мертвыми и с одного взгляда способна узнать всю подноготную человека. Даже ее наставники признают, что равных ей нет. Покойный господин Толий говорил, что о ней знают все духи междумирья...В книге сказано, что такие рождаются редко. И только саги могут провести душу через перерождение и воплотить ее в новом теле так, чтобы она помнила прошлую жизнь. Гадалка говорила... ― королевский секретарь осекся, посмотрел на Торманта.

  ― Вы умрете и родитесь вновь?!

  ― Да. Я смогу родится в молодом теле, я вырасту, возмужаю и вернусь к своему королю. Он будет еще достаточно молод. Он вспомнит меня, полюбит...В жизни каждого есть только одна Великая Любовь. Я ― любовь Лоджира, что бы он ни говорил.

  ― Вы безумец, ― с откровенностью сказал жрец, глядя в глаза Агталия.

  ― Я знаю.

  ― Это же саги! Настоящие, а не шуты, подобные Бедзеке. Нам пришлось осквернять храмы, чтобы изгнать их племя подальше. Многие в Синклите до сих пор трепещут при одной мысли о том, что они отбросят свое человеколюбие и соберут силы для настоящей войны с Храмом. Пусть некоторые смерть победившие твердят о том, что древняя вера стара и косна, мы-то с вами знаем, на что способны саги и толкователи.

  ― Вы найдете ее. В противном случае вас повесят за присвоение чужого имени и рода.

  ― Почему бы вам снова не отправится к этой вашей девушке и не попросить ее саму?

  ― Она откажет мне и в этот раз... Нет. Мне нужно получить ее в свою власть, и надолго. По моим сведениям, сейчас она в столице, здесь, одна, без защиты своего Храма. Вы найдете ее, а дальше – моя забота. Я обещаю вам, что перед...перерождением...позабочусь о том, чтобы вы получили должность Высшего. У меня достаточно денег и связей. Я смогу долгое время сдерживать Сюблима – всего два слова, и он не захочет вредить вам и сообщать кому-либо, включая короля, то, что вы ему понарассказывали в порыве дружественной откровенности.

  ― Если сагиня достаточно сильна, я не смогу заставить духов найти ее. Пленсы держаться от таких, как она, подальше. Я даже не представляю, как убедить их искать сага! Кто отважиться подобраться к той, что может оправить мертвых в ад или в лучшем случае на Ту Сторону!? И не хочу рисковать своим никчемышем! Он и так не силен здоровьем!

  ― Вы знаете, что вашего подопечного, адмана Филиба, выловили на днях из Неды? Раки объели ему лицо, но его узнала какая-то шлюха из Озорного, ― Агталий поцокал языком. ― Досадно, да? Вы ведь посылали его по какому-то важному поручению? А он взял и не вернулся! Унес все сведения с собой в могилу. Я плохо знал адмана Филиба. Мог ли он дать себе волю, хлебнуть лишку в ночь Тан-Дана и от того...кхе-кхе...нахлебаться водички? Судя по вашему лицу, не мог. В городе усилены патрули. Вашего подопечного видели в городе накануне праздника. Он разговаривал с братьями из патруля на улице Осенних Снопов, а те заметили его неприкрытый интерес к их службе. А вышли они на улицы Патчала, чтобы не позволить врагам короля взбунтоваться, пока добропорядочные горожане веселятся. Сначала заговор жрецов, теперь вот ходят слухи о том, что в Озорном голытьба готовит переворот. Люди болтают, что у королевы была внучка – законная наследница престола Хранителей Хартии, и, поверьте, многих эта идея воодушевляет! И я говорю не только о разном сброде, но и об аристократии. Иначе эту мошенницу давно бы поймали. Вот только кто покрывает ее? Как бы вас, господин Тормант, не сделали козлом отпущения. Скажите, с каким поручением вы посылали вашего подопечного в Озорной Патчал, и кто мог настигнуть его там. Молчите? Не хотите рассказывать? Правильно, не усугубляйте свое положение. В трудное время мы с вами живем, друг мой, в трудное. Все, что угодно, может случиться.

  Тормант почувствовал, что уничтожен. Словно во время игры в 'Леса и болота' кто-то нахально из-за спины протянул руку и забрал из его коробки все монетки-'лесенки', и он остался посреди расчерченной доски – одинокая фишка, не знающая, куда ступить так, чтобы не потерять все.

  ― Я сделаю все, что смогу.

  ― Вы сможете, я уверен. Вам придется. Адман Рюпер сумел извлечь много сведений из господина Сюблима. Господин королевский лекарь не подозревал о моем присутствии на пытках, а адман Рюпер сделал вид, что ничего не понял из болтовни очередного 'клиента'. Многие хотят обладать тем же могуществом, что и Толий Лец, – снабжать богатеньких поклонников новыми телами и грести лопатой золото. Уверен, что когда Сюблим убьет вас, то отнимет у вас Борая, чтобы тот служил медиумом другому, послушному королевскому лекарю, жрецу. Если бы не покушение на короля, ваш загул и мое вмешательство, вы были бы мертвы.

  ― Где Борай? ― встрепенулся Тормант.

  ― Не волнуйтесь, он здесь, в этом доме. Сыт и доволен. Оставайтесь и вы здесь, вам опасно сейчас возвращаться в дом. Пошлите за камердинером и вещами. Начинайте свою работу.

  ― Конечно, господин Агталий. У меня нет иного выбора.

  ― Рад, что вы это понимаете. Заканчивайте свой завтрак. Я отдам необходимые распоряжения.

  Королевский фаворит встал и вышел из комнаты. Он прошел по коридору, на миг остановился у вазы с розами и вздохнул нежный аромат. Агталий не сомневался в успехе своего предприятия. Он умолчал о том, о чем еще некогда поведала ему с Лоджиром балаганная гадалка. Она показала им карту Иксид – изображение сажеской дочери, и добавила, что лишь один раз в тысячу лет возродить на Этой Стороне любовь, минуя уготованную богами гибель одного из возлюбленных, может только дева, в жилах которой течет кровь смерть приносящего и жизнь дающего, сагиня, рожденная от союза двух противоположностей. Агталий не понял тогда, что слова гадалки обращены именно к нему. Но прошли годы, и предсказание стало сбываться. На его глазах Судьба сплела в целое нити разных событий. Первым узелком стало то, что ведя протокол на совете дознавателей, королевский секретарь из длинного списка беглых преступников запомнил имя отравителя Вала. Мортальные гарды смогли отследить лекаря от Четырех Сел (где на него донесла госпожа Мелея, супруга местного управителя, и где супруги Вала отдали в Пятихрамье свою внучку) и до самой столицы. Дознаватели и об этом упомянули, о том, что внучка преступников прославилась как талантливая сагиня. Ее наставник свидетельствовал в расследовании, но многим следствию помочь не смог. Девушка, по сведениям дознавателей, никогда больше не встречалась с родным дедом, но слежка за ней была установлена до тех пор, пока следы беглых супругов Вала не обнаружились в Патчале и пригородах.

  Год назад, уже познав отчаяние брошенного возлюбленного, секретарь, переодетый женщиной, в поисках девы из гадания побывал в Пятихрамье Четырех Сел. Мейри Вала один раз насмешливо посмотрела на 'девицу' и попросила двух парней-толкователей 'вывести это прочь'. Ажезец смог лишь вскользь коснуться ее руки. Ничего он тогда не почувствовал: громы не загремели среди ясного неба, и голоса свыше ни о чем не поведали. Сагиня брезгливо отдернула руку. Агталий продолжил поиски дочери бесовика и сага в других Пятихрамьях.

  Агталий не поверил своим ушам, когда Сюблим, заливая потом пыточную, откровенничал о подвигах своего 'друга'. Королевский любимчик пытался очернить конкурента, а получается, сам попал в ощип. Дарина Вала, так звали жену жреца четырех строк, человека, выдавшего себя за господина из знатного рода Эшир. Мейри Вала была дочерью смерть победившего и сагини.

  Старика Вала найти оказалось непросто – тот прятался от гардов в Грязном Патчале и лишь иногда выходил на ярмарки со своими притирками и каплями. Жена его умерла от городской лихорадки несколько лет назад. День Тан-Дана стал для пожилого лекаря роковым. Агталию оставалось лишь заманить к себе Торманта. Жрец четырех строк был всегда ему симпатичен. Но ажезец рассказал такшеарцу ровно столько, сколько требовалось. Агталий верил в зов крови. Больше, чем в зов мертвых.

   Глава 18. Не обратится Сердце в камень никогда....

   Не обратится Сердце в камень никогда,

   Его не тронет сила злобного труда,

   И вся та боль, что заслонила в Сердце Свет,

   Чрез жизни и века сойдет на нет.

  Седьмая священная граха из третьей книги 'Четырехкнижья'.

  Перевод с ээксидера Тайилы Нами.

  432 год от подписания Хартии (сезон раннего лета).

  Тайила

  Шли дожди. Тай несколько дней подряд выстаивала длинную очередь из таких же, как она, девушек, ищущих место. Она даже показала свои бумаги, свидетельствующие о том, что она служила при дворе, в надежде, что в столичном документарии не свяжут ее имя со слухами вокруг воспитанниц Магреты. Ей предложили пару мест в самом Патчале, но Мейри настаивала на том, чтобы Тай покинула столицу. Тай приходила домой промокшая и чуть не слегла с простудой. Мейри сварила целый кувшин горчайшего зелья и, чашка за чашкой, потчевала им подругу. Тай пропиталась насквозь запахом гвоздики. Простуда ушла, но ненастье не позволяло ей искать работу далее. Тайила часами сидела у открытого окна, глядя на потоки воды за окном. Хорошая компания, чашка чая, умная книга и вынужденное безделье раньше порадовали бы ее, но теперь ей было тягостно.

  Мейри молчала и не торопила подругу, но Тай чувствовала, что сагиня напряжена. В те дни, когда чтица ходила от дома к дому вдоль набережной, Мейри садилась на кожаный коврик в укромном уголке у воды под каменным выступом и медитировала, держа пальцы в текущей воде. Она промокала не меньше Тайилы, но не болела, лишь с каждым днем становилась все более молчаливой и замкнутой.

  Из-за дождей Доф и Алота вернулись немного раньше, чем планировали. Вечерами, влажными и ветреными, вся компания собиралась у камина. Женщины чинили одежду, писали письма, адман Лард, положив на кофейный столик эпистолярный короб, начисто переписывал переводы Тай с ээксидера, время от времени обращаясь к чтице по поводу того или иного отрывка.

  Тай отвергала все предложения адмана Ларда, касающиеся работы в театре. Она объясняла постановщику, а заодно и недоумевающей Мейри, что быть чтицей и играть на сцене – совершенно разные вещи. В первом случае одушевляется книга, но чтица сама решает, какие чувства и в какой степени преподнести слушателям. В театре же идет настоящее действо, робости и сдержанности там не место, да и для сцены Тай уже 'стара'.

  В один из вечеров, когда Тай зачитала вслух одну из переведенных ею древних легенд Н' Котега о заточенном в башню юноше, Алота вдруг сказала, что не любит театр. Доф взял ее за руку, говоря о чудесах перевоплощения и богах, покровительствующих актерскому творчеству. Девушка покачала головой и произнесла: