Текст книги "Время вспомнить (СИ)"

Автор книги: Наталья Норд

сообщить о нарушении

Текущая страница: 23 (всего у книги 27 страниц)

  ― Ладно, ладно, ладно,― покладисто затараторил пленс. ― Про лису твою я уже рассказал. Чего тебе еще?

  ― Кто меня ищет? Кто моя мать? Какое отношение ко всему этому имеет мой отец? Как их зовут? Что в междумирье сейчас происходит?

  Старик вздохнул, потянулся за кружкой, выцедил остатки хмельного, а потом, красноречиво кашлянув, продемонстрировал подругам пустую кружку. Тай с обреченным вздохом полезла пальцами в кошель.

  ****

  Имен пленс им так и не назвал: долго оправдывался, что инакоживущие имен не различает, и он и своего-то не знает. Отца Мейри он язвительно описал как человека 'душевного', но глупого, мол, сагине было в кого уродиться. Татуировки жреца пересчитывать пленсу было недосуг, он знал только, что тот богат и крутится возле главного храма, сея по междумирью раздор и смуту, потому как тычется куда ни попадя, рушит налаженные тысячелетиями взаимоотношения между живыми и мертвыми.

  Это как раньше было, сетовал пленс, инакоживущие клеились к людям через дыры в Доме, привечались чародейками и выгонялись, кому не повезет, сагами. Многие, не по своему желанию заблудившись в Двух Сторонах, уходили добровольно на другое рождение, не дожидаясь пока их вышибут стихиями, остальные тихонько питались энергией людских пороков, позволяя и смертным поиметь от себя что-нибудь полезное. Те, кто знались с магией, бесовики, использовали, правда, самых бедовых пленсов в своих целях, но далеко не заходили, знали тот предел, за которым саги могли им объявить войну. А сейчас? Преван пожимал плечами. Вокруг тысячи мутных морд, и непонятно, кто из них люди, а кто ими притворяется, он сам уже иногда не понимает. Видал уже и сагов одержимых, не говоря уже о храмовниках Единого.

  Пастырь? Он, Преван, в это не верит. Не может один человек, хоть с сорока татуировками, изменить порядок вещей, брешет, небось, наобещал мертвым невесть чего. Среди инакоживущих никогда не было особого согласия, а тут вдруг все принялись толковать о телах, владельцев которых даже не надо подчинять, а можно сразу стать им хозяином.

  Магрета? Упаси Домин, он, Преван, и близко бы к ней не приблизился (старик с ехидной физиономией подул на пальцы). Что за Домин такой? А Преван и сам не знает, все говорят, и он говорит. Вроде, господин всех инакоживущих, но кто ж его видел-то? Это те знают, кто пролез к живым из царства мертвых, а Преван туда и не сунется, ему и тут неплохо.

  Мать Ласточки – сагиня, среди своих не последняя, у инакоживущих немало кровушки попила. А что ее искать, кому она нужна? Тебе нужна, ты и ищи. Говорю, что знаю. Чего не знаю, того не говорю. Как я тебе ее найду? Наш брат от таких, как она, подальше держится. И вообще, Преван в первый раз слышит, чтобы саг и бесовик образовали союз и родили дитя, тем более такое...неугомонное.

  Чего хотят от Ласточки бесовики? А меньше надо было бахвалиться своей силой! Даже в своей глуши не смогла вести себя скромно, заинтересовала одного... нет, одну...нет, одного – тьфу ты, время настало, человека от инакоживущего уже и не отличить, а мужика – от бабы – заинтересовала, короче, одну персону, сама разбирайся. Преван устал. А старик сейчас обмочится. Подавальщик и так зол на то, что пол осколками усыпали, будешь еще своими сажескими ручками мочу подтирать.

  Да, еще одно. Та девка, о которой так переживает рыжая, сама горазда к чародейкам шастать, нужно будет – предупредят. Пусть лиса лучше о себе переживает. И вообще, красавицы, чтоб вы делали без старого Превана?

  ****

  ― Плел, плел, а смысл-то? Ца-ца да ца-ца, ― проворчала Мейри, когда подруги уходили из корчмы, оставив за столом простодушно храпящего старика. ― Как не знали толком ничего, так и не знаем.

  Тай промолчала, внимательно посмотрев в лицо подруги. У нее было иное мнение на этот счет.

  ****

  Мейри

  Утром Мейри приняла от разносчицы увесистую корзину с едой, расплатившись из тех денег, что адман Лард оставил на хозяйство и проживание девушек. Она заглянула внутрь корзины, раздумывая, из чего она сможет приготовить завтрак, не испортив продукты и без урона для нежных девичьих желудков. В животе у Мейри забурчало. Она поразмыслила и решила, что желудок у нее не такой уж и нежный, и после вчерашней скудной трапезы (девушки вернулись домой разбитые и не смогли даже спуститься в банную, не говоря о том, чтобы приготовить поесть) ему подойдет все горячее и не очень сырое. Выбор у нее был небольшой: яичница с солониной, чай с молоком. С остальным справится только Тайила, а вернется чтица не скоро.

  Из того, что наговорил вчера пленс, следовало, что в доме Дейдры Тай пока ничто не угрожает. Этому Мейри верила. Саг Берф перед отъездом говорил о невиданной доселе возне бесовиков вокруг королевского трона. Все те, кто так яро укреплял Лоджира на престоле, составляя союзы с прежними врагами, теперь расселись в столице по теплым местам, огляделись и задвигали отъевшимися боками, стараясь подмять под себя вчерашних союзников. Все остальное, об отце-бесовике, матери-сагини и интересе высокопоставленного смерть приносящего к скромной персоне сагини из Четырех Сел, пленс мог и напридумать. Среди, как он выразился, инакоживущих, встречались и лгуны, и выдумщики. Некоторые и селились-то в людских телах, чтобы продолжать в эфирной жизни врать и от этого выгадывать. Неужто саг Берф не предупредил бы девушку о подобном родстве?

  Мейри достала из корзины плетенку с земляникой, с сожалением вспомнила о ягодном пироге, который всегда так хорошо получался у Тай, подумала, вздохнула и налила себе кружку молока. Пока разогревалась печь, сагиня разрезала булку, щедро намазала половинки свежим маслом из глиняного горшочка и сунула между ними кусок ноздреватого выдержанного сыра. Запивая еду молоком, Мейри залила водой и присыпала солью оставшееся в горшочке масло – так оно не пропадет без ледника. В городе в начале сезона лета лед достать было трудно, и девушки не покупали еду впрок. Хорошо, что по улице Осенних Снопов рано утром сновали предприимчивые разносчицы с корзинами, мальчишки с рыбой и свежениной и торговцы с тележками, гружеными овощами: богатые неименитые, жившие здесь, с удовольствием переплачивали пару медных за то, что на рынке можно было купить подешевле.

  Полоски солонины уже аппетитно шкворчали на сковородке и запах шел такой, что Мейри совсем не жалела о съеденной булке, как вдруг в сердце сагини будто вонзилась игла. Кружка с остатками молока полетела на пол и брызнула во все стороны беловато-коричневым крошевом. Ощущение разрывающегося на части сердца было резким, но непродолжительным, но за ним нахлынула слабость, сознание заволокло серым туманом. Мейри оперлась о стол, вцепившись в него побелевшими пальцами, дернувшись, задела голым запястьем раскаленную сковороду – боль немного привела ее в чувство. Сагиня постаралась расслабиться, вздохнуть, не потерять сознание и не упасть. Не хватало в доме еще одной припадочной, мелькнуло у нее в голове.

  ****

  Тайила

  Дейдра даже не поднялась ей навстречу. Вторая девушка, находившаяся в комнате, судя по скромной одежде и нарочито благонравному выражению лица – компаньонка, бросила на Тай быстрый взгляд и опять склонилась над вышиванием.

  Тайила молча смотрела на иронично улыбающуюся Дейдру. Мажордом вбежал вслед за чтицой и принялся что-то бормотать, но хозяйка кивком показала ему, что все в порядке. Слуга вышел, оглядываясь.

  ― Тайила, ― мягко произнесла Дейдра. ― Тайила Нами. Какой сюрприз! Пришла поблагодарить меня за покровительство? Как тебе работается на новом месте, дорогая?

  ― Прекрасное место, ― с чувством отозвалась Тай. ― Сразу поняла: ты с душой подбирала, прямо как для себя.

  Холодное спокойствие, казалось, текло в жилах чтицы вместо крови. Тайила позволяла ему питать разум и сердце, гневу, даже праведному, внутри нее не было сейчас места.

  Губы Дейдры слегка дрогнули, она прищелкнула языком:

  ― Ошибаешься, дорогая, место для меня уготовано совсем иное.

  ― В королевском дворце? Ты для этого назвалась родовым именем покойной Магреты?

  Дейдра помедлила с ответом, потом повернулась к компаньонке, уши которой даже порозовели от усердного подслушивания.

  ― Выйди, Веточка, ― приказала Дейдра тоном, не терпящим возражения.

  Девушка вышла, притворив за собой дверь. Тайила готова была поставить все свое золото, на то, что она подслушивает под дверью. Но молодая хозяйка встала и плотно закрыла дверь за компаньонкой.

  ― Может, и назвалась. Вечно я все путаю, ― мило улыбнулась Дейдра, усаживаясь и касаясь струн золоченого санторна, прислоненного к спинке кресла. ― Что ж, Магрета была мне как мать. Что плохого в том, что я пару раз назвалась Текрей? Хочу сохранить память о ней любым способом.

  На лице Тайилы явственно читалось: 'Ты полная дура или притворяешься?':

  ― А как же род Олез? Или юный Жард тебе уже не супруг?

  ― Жард? Супруг. Перед богами и священным огнем. Ты думаешь, я всем наврала? Хотя, не удивляюсь – ты всегда была обо мне невысокого мнения.

  ― Четыре...храма, ― чуть не ругнувшись, проговорила Тайила. ― Ты соединена с ним святым браком?!

  ― Именно, ― спокойно произнесла 'наследница'. ― Мы соединены огненной церемонией в Пятихрамье.

  ― И все?! Всего лишь ритуалом, который сейчас никто не воспринимает всерьез? Вы хотя бы подписали договор о брачном союзе в документарии?

  Самообладание Дейдры чуть было не изменило ей, она бросила на Тай яростный взгляд, но сдержалась и продолжила ровным светским тоном:

  ― Мне не нужен был договор, он связал бы меня. По нему мы должны были бы жить вместе три года, соблюдая супружескую верность. Это не в моих интересах. Кто сказал тебе, что я хочу за него замуж? У меня другие планы, и мелкий владетель – это не та партия, которую я готова принять.

  ― Ах, верность? ― Тай покачала головой. ― С браком ты получила бы защиту...

  ― Защиту? ― струны санторна жалобно звякнули под небрежным прикосновением. ― О какой защите ты говоришь, Тайила Нами? Папочка Жарда, господин Гераш, в замке старался разлучить нас, а потом вдруг сам предложил, чтобы я соединилась с его любимым сыночком. Но я уже почувствовала вкус Патчала, поняла его возможности. Я согласилась только на святой брак. А что? Знаешь, дорогая, в окружении никчемыша, каким является мой супруг, и честолюбца – его отца, мне приходится заботиться о себе самой. Жард меня защитит? ― Дейдра горько рассмеялась. ― Он бежит на свисток своего отца подобно хорошо выдрессированной собаке. Если его отец будет мне благоволить и дальше, то Жард будет с радостью пользоваться мной, но если его женят на другой, он будет смотреть в окно и вздыхать по мне, но никогда не посмеет отстаивать свое право на личные решения. Ты права – никто и никогда не воспримет святой брак серьезно. А мне и лучше! У меня уже есть несколько покровителей, а дальше все изменится!

  ― Боги, все еще хуже, чем я думала, ― пробормотала Тай.

  ― Какое вообще твое дело? ― взвилась Дейдра, не выдержав игры в благочинность. ― Вечно строишь из себя опекуншу! Я думала, уеду и отдохну от вас, а ты и здесь меня нашла! Ни ты, ни Релана никогда не оставляли меня в покое! Кратти, эта...умалишенная...Одна Латия...

  ― Не вспоминай Латию! ― выкрикнула Тайила.

  ― Чего вдруг! Она единственная меня жалела! Вы все обращались со мной, как с маленькой дурочкой! Она единственная среди вас, кто может слышать других!

  'Она не знает', ― поняла Тай.

  ― Изображали из себя благовоспитанных девиц! Одна Латия могла меня выслушать. Да! Я все помню! Мне было тринадцать лет, вы все пошли на церемониал, а меня не взяли, ― из глаз Дейдры брызнули слезы. Она вскочила и забегала по комнате. ― А я плакала, и только Латия принесла мне потом веер и шкатулку, отдала мне подарок, который полагался ей! И много раз происходило так: вы шушукались, а меня выгоняли из комнаты! А я шла к Латии, сидела там и ждала, когда она придет и поговорит со мной, как со взрослой! У нас даже были свои секреты! И ей одной я писала письма, когда сбежала. А потом она перестала отвечать! Ни строчки! Вы ее отговорили, я знаю! Ты ее отговорила писать мне! Вы отняли у меня любовь Магреты!! Вы все! Ту любовь, на которую я имела полное право! И единственную мою подругу вы тоже отняли!

  ― Латия умерла, ― тихо сказала Тай.

  ― Я уговаривала ее бежать, но она боялась! Как же, вы бы сказали, что она нарушила приличия! Как вы меня поучали, эти...ваши...постные лица! 'Ты ведешь себя неблагоразумно, Дейдра!' 'Подумай о приличиях, Дейдра!' Если бы я вас слушала, сейчас сидела бы до сих пор в этом вашем загаженном чайками каменном гробу, Тай-Бреле!

  ― Латия мертва! ― Тайила повысила голос. ― Ее больше нет!

  ― Что? Что?! ― Дейдра остановилась перед камином.

  ― Я хотела тебе сказать, когда мы встретились в театре, а потом...Ее больше нет, Дейдра. Ее убили.

  ― Убили? Что ты такое говоришь?

  ― Да, бесовики, в замке, поэтому она не писала тебе, ― продолжила Тайила, видя, как на лице у ее собеседницы появляется выражение ужаса.

  ― Я тебе не верю, ― прошептала Дейдра.

  ― Я думала, господин Гераш тебе сообщил, ― Тай против воли почувствовала к Дейдре жалость. ― Он бывал в Тай-Бреле и после смерти Латии. Он не мог об этом не знать.

  Лицо Дейдры было бледным, взгляд голубых глаз с расширенными зрачками блуждал по комнате:

  ― Умерла, умерла, убили. Они ее убили.

  Тай испугалась, что девушка сейчас впадет в истерику. Светская холодность и сдержанность спали с Дейдры в одно мгновенье. Перед Тайилой опять стояла испуганная, растерянная девочка. Все это напомнило чтице день, когда она объявила девушкам о смерти Магреты. Она поднялась и схватила собеседницу за руку. Та непроизвольно сжала пальцы Тайилы в своей ладони:

  ― Послушай меня, Дей! Ты в опасности! Мы все в опасности! Успокойся, выслушай меня.

  Дейдра вдруг тоненько взвизгнула и оттолкнула руку Тайилы:

  ― Зачем ты пришла? Тебе нужны деньги? Так бы сразу и сказала! У меня есть! Я дам! Я дам, если ты уйдешь! Ты нарочно меня пугаешь! Эти ваши вечные интриги! Жард сказал бы мне! Гераш сказал бы!

  ― Дей! Мы все хоронили Латию! К нам в замок приехали два чиновника из храма смерть победивших. Якобы для проверки. Я думаю, что они искали наследницу Магреты. Латия стала первой. Она была там будто...будто она сама ...там, в петле, в Пятихрамье, но мы нашли толковательницу. Мы узнали, что бесовики...что это сделали они. Что ты знаешь о королевской крови, Дей?

  Дейдра смотрела пред собой, кусая губы. Тай пришлось еще раз повторить свой вопрос. Она старалась говорить как можно ласковее, игнорируя недоверчивый взгляд собеседницы:

  ― Потом они... следующими должны были стать я и Кратти. Таймиир отослал нас. Он не смог нам больше покровительствовать, мы сами попросили его сделать вид, что сбежали без его позволения. Он очень волновался обо всех нас, о тебе. Послушай, Дей, посмотри на меня, сосредоточься! Расскажи, что ты услышала тогда в замке. О какой королевской крови говорила королева? С кем она говорила?

  Дейдра судорожно вдохнула в себя воздух и спросила:

  ― Это сделали бесовики?

  ― Да. Ты веришь мне?

  ― Почему Катрифа так говорила? Она говорила, что никто не узнает...Я не понимаю, причем здесь Латия.

  Тайила осторожно усадила девушку на кушетку. В комнате стоял навязчивый сладковатый запах: в вазе с мутной зеленоватой воде умирали белые лилии, золотистая пыльца осыпалась на столик красного дерева. Цветы и гниющая вода пахли смертью и разложением. Тай рассказывала о последних днях Латии, хаосе и страхе, поселившихся в Тай-Бреле. Она умолчала о покушении на нее саму, стараясь лишний раз не пугать и так расстроенную собеседницу, и не стала говорить о том, что, возможно, именно слухи, пущенные младшей воспитанницей, послужили причиной преследования остальных компаньонок королевы Храмом Смерть Победивших. Чтица чувствовала облегчение от того, что Дейдра испугалась и отбросила все притворство. При этом ей было немного не по себе: она воспользовалась печальной новостью о смерти Латии, чтобы завладеть вниманием собеседницы

  ― Я не могу в это поверить, ― шептала Дейдра. ― Я не верю. Несчастная Латия. Она же...она должна была выйти за...этого...

  ― Дей, что ты слышала тогда в Тай-Бреле? Какой разговор был у Магреты с владетелем? Почему поползли слухи?

  ― Слухи? ― непонимающе переспросила девушка. ― Какие слухи?

  ― Слухи о том, что у королевы была дочь, рожденная в святом браке, и внучка, наследница.

  ― Тай, ― взгляд Дейдры стал напряженным, ― это не слухи. Магрета всегда врала нам. Одна из нас не была сиротой. У Добрейшей была дочь, которую она отослала на север и выдала замуж за владетеля. Дочь Магреты родила девочку. Королева забрала ребенка во дворец и воспитала среди других компаньонок. Я – внучка королевы! Я – наследница короны!

  ****

  ― Она в это верит? ― задумчиво спросила Мейри.

  ― Верит, ― устало ответила Тай. ― Искренне. Может, сейчас уже меньше, чем раньше. В тот вечер она слышала, как королева говорила в библиотеке с неизвестным человеком. Дейдра утверждает, что не знает, кто был этот человек – она пряталась за шторами, ей, якобы, срочно понадобилась книга со стихами, чтобы продолжить очаровывать юного Жарда. Лица говорящего она не видела. По содержанию разговора она сделала вывод, что это кто-то из владетелей Севера, пробравшийся в Тай-Брел для тайной встречи с королевой. Они сначала говорили о политике, а потом Магрета сказала, что в молодости сочеталась браком, что все эти годы держала внучку при себе и так далее. Следом она упомянула о том, что сделала запись в своем дневнике, и по ней в дальнейшем верные ей люди приведут на престол наследницу Хранителей Хартии. Когда владетель спросил, кто эта девочка, Добрейшая ответила, что это Дейдра. Вот так. Полный бред.

  ― Почему? ― Мейри болезненно поморщилась.

  Тай с сочувствием посмотрела на забинтованный ожог на руке у подруги. Свою порцию яичницы чтица уже съела, нахваливая стряпню сагини. Она подавила улыбку, заметив, что яйца на сковороде чуть было не растеклись, и Мейри, помня о том, что Тай любит макать хлеб в жидкий желток, 'подперла' их кусочками солонины.

  ― Потому что я знаю, как Дейдра попала к королеве, ― вздохнув, призналась Тайила. ― Я была этому свидетельницей. Ее привел на кухню резиденции королевский мажордом – маленькая девочка пролезла в дворцовый сад под забором, через дыру, выкопанную любимым псом Магреты. Она рылась в отходах возле кухни, и была перепачкана, как поросенок, ― Тай улыбнулась воспоминаниям. ― В руке у нее была рыбья голова, и она жадно ела суп из спаржи, не соглашаясь выбросить свой 'трофей'. Ей было года три-четыре, может больше – возраст трудно было определить, она была худая, грязная, оборванная и плохо говорила. Это я спустилась на кухню и увидела, что старшая служанка кормит нищенку. Я почему-то взяла Дейдру за руку и отвела в каминный зал. Не помню, что подвигло меня на это. Мне было десять. По дороге я расспрашивала девочку о том, кто она и как попала во дворец. Помню, что я важничала и изображала из себя придворную даму. Магрета, конечно же, всплеснула руками и запричитала. Остальные девочки смотрели на нищенку с ужасом. Королева тоже попыталась расспросить ребенка, но малышка смотрела только на булочки на блюде. Когда Магрета протянула девочке угощение, та вдруг поклонилась и запела по-медебрски, танцуя и хлопая в ладоши. Она выступала, понимаешь. За булочку. Королева сказала, что ребенок, должно быть, отстал от бродячих актеров. Она собиралась найти ей семью, а через несколько дней сообщила нам, что девочка – она назвала ее Дейдрой – останется с нами. Магрета шутила, что нас четверо, как лепестков у цветов древа жизни, а теперь будет пятеро, как пять стихий. Дейдра была очень умненькой и одаренной музыкально, но она всегда отличалась от нас – ее тяжело было обучать манерам, а лет с тринадцати она стала кокетничать с мужчинами: молодым садовником, слугами, ― Тай помолчала. ― Она забыла то, что было до жизни во дворце. Детская память очень коротка, особенно тогда, когда это нечто плохое. Но когда я рассказала об этом сегодня, она, мне кажется, что-то вспомнила. И растерялась, в очередной раз обвинив меня во лжи.

  ― Ты рассказала ей об опасности?

  ― Да. О подозрениях Таймиира и Армеера, о слухах, болтовне в Озорном и том человеке, что проник в наш дом. Понятное дело, я не стала говорить о пленсе.

  ― И?

  ― В этот момент вошел мажордом и объявил о визите господина Гераша. Дей растерялась. Она, по-моему, не ожидала визита отца Жарда. Она попросила меня уйти. И я ушла. Я ничего не добилась.

  Мейри хмыкнула, рассеянно провела по губам забинтованной рукой, зашипела от боли.

  ― Знаешь, Тай, ― сказала сагиня чуть смущенно. ― Похоже, теперь это уже не самое важное для нас – тот пленс был прав.

  ― Что? ― Тайила стояла к Мейри спиной и искала среди кухонной посуды свою любимую кружку.

  ― Я говорю, старый паразит сказал обо мне правду.

  Тай обернулась и внимательно посмотрела на подругу.

  ― Меня ищут, ― с неохотой продолжила сагиня. ― Кто-то ищет меня через междумирье. Скоро найдет.

  ― Как?

  ― Есть такие способы. И есть способы определить, что идет поиск. Одним словом, времени у нас немного.

  ― Сколько?

  ― Дней пять-семь.

  ― Что дальше?

  ― Мы должны 'потеряться'.

  ― Надеюсь, не... ― Тай испуганно поднесла руку к горлу.

  ― Что? А, нет, ― сагиня улыбнулась. ― Умирать тебе больше не придется. Но со мной тебе теперь опасно.

  ― Я тебя не брошу!

  ― Это я тебя брошу! ― Мейри нахмурилась в притворном возмущении. ― Я уеду. Тебе со мной нельзя. Но и в Патчале ты оставаться не должна. Возьмешь свое золото и поезжай туда, где тебя никто не знает. Нельзя, чтобы ты тоже попала в поиск, а рядом со мной это очень вероятно. Это кто-то сильный, кто-то, хорошо знающий темные пути. Сама я не справлюсь. Если учитель еще в Кувшинках, он мне поможет, если нет – я отправлюсь за ним в Медебр.

  ― Как ты думаешь, кто может тебя искать?

  ― Если бы я знала.

  ― А определить? Ну, это, по-сажески? ― Тай неопределенно помахала рукой в воздухе.

  ― Если бы я знала, как, ― призналась Мейри. ― На самом деле, я мало что умею. Бесовики очень сильны. У пастыря трех-четырех строк, к примеру, тени всегда к услугам – кружатся над головой, как мошкара над болотом. Что я могу одна? ― сагиня запнулась. ― А если пленс прав, и мой отец – какой-то бесовик? Эх! Нужно было отправить преванова паразита в ад, чтоб не смог рассказать обо мне своим эфирным друзьям. Еще предупредят, кого не следует.

  Тай кивнула.

  ― Я вижу Дом, два Берега и Жизненное Течение, ― продолжила Мейри в порыве откровенности. ― Я знаю, каким пороком одержим тот или иной человек. Я могу видеть танец пленсов, тхуутов и пишей над людскими Домами. Ко мне приходят люди. Меня называют 'та, кто говорит с мертвыми'... Их так много, этих людей. Я уже не помню всех лиц. Они рассказывают обо мне друг другу, одни благословляют меня, другие проклинают. Почему проклинают? Не хотят слышать правду или слышат только мое молчание. Знаешь, скольких людей, приходящих ко мне каждый день, я отсылаю прочь? Гораздо больше, чем тех, кому я хоть что-то говорю. Сама я ничего не решаю. Иногда вижу то, чего сначала не понимаю. Проходят месяцы, и все открывается. Как с теми снами, о тебе и твоей подруге. Но иногда я слепа. Иногда боги играют со мной. В детстве я думала, что я одержимая, такая же, как те беснующиеся старухи у входа в Единохрамье. Дед говорил, что я проклятая, гнилая внутри. Хорошо, что я никогда ему не верила. Тхууты съели его мозг задолго до того, как я родилась.

  ****

   Несколькими четвертями ранее в темном подвале недостроенного Храма на правом берегу Неды под тонким шилом храмового дознавателя Рюпера кричал и корчился пожилой человек, в котором Мейри узнала бы своего деда, отравителя адмана Вала. Она не ошиблась – именно его она видела в аптекарском ряду на ярмарке в честь Тан-Дана. Несколько человек с крашеными в черное пальцами увели бывшего лекаря прямо от лотка, не дав собрать пузырьки с тинктурами.

   Адман Вала уже был готов признаться даже в том, чего не совершал, когда дверь пыточной распахнулась, и в комнату вошло несколько человек с факелами. Кривясь от яркого света, старик поднял голову. Роскошно одетый господин, лицо которого адман Вала силился рассмотреть в надежде на то, что недоразумение разрешится (он много раз выкрикивал, что ничего не знает о дальнейшей судьбе своего зятя, дочери и внучки), и пытка будет остановлена, подошел поближе и спросил певучим женским голосом:

   ― Что, если мы просто поговорим?

   Адман Вала поспешно закивал, щуря слезящиеся глаза. Он был лишь стариком, несчастным человеком, желающим жить и не стремящимся на Ту Сторону за своей давно покойной женой. Он рассказал беловолосой женщине, чье лицо пряталось в тени, все, что знал. Через несколько минут после разговора адман Вала умер от тонкого шила, пронзившего его сердце. Беловолосая фигура покинула пыточную, разочарованно качая головой.

   Глава 17. Шантаж

  432 год от подписания Хартии (сезон поздней весны).

  Тормант.

  Тормант встрепенулся от ощущения, что что-то движется рядом. Несколько минут жрец пытался понять, где находится. Голова была свежа, и тело дышало бодростью, но комната, в которой он проснулся, вернее сказать, очнулся, была ему незнакома. Окажись рядом сейчас наемный убийца, и королевский духовник был бы ему подан, как цыпленок на блюде, с гарниром из путаных мыслей и приправой из непонимания. Движение повторилось. Тормант подскочил и сел, зашарив рукой у пояса. Привычной одежды на нем не оказалось, лишь воздушная сорочка из дорогой кружевной ткани. Что-то мелькнуло в голове, какая-то неприятная мысль всплыла в уголке памяти и исчезла.

  Наконец жрец заметил в углу комнаты немолодую женщину в коричневом фартуке, она, стоя у манекена для платья, чистила щеткой темно-серое одеяние, в которой Тормант признал свой собственный жакет, надетый им почти семиднев назад и с тех пор немало загрязнившийся. Служанка хмурилась и вздыхала.

  ― Выкиньте его, ― чувствуя, что голос еще не совсем слушается его, проговорил жрец.

  ― Что? ― служанка вздрогнула и повернулась к кровати.

  ― Выбросьте. К бесам. Ничего уже вы с ним не сделаете. И лучше вообще не трогайте. Аккуратно сверните и в огонь, ― Тормант скривился от всплывших в голове рваных воспоминаний последних 'веселых' дней ― даже слугам не стоило возиться с той грязью, что могла осесть на его одежде в грязных подвалах Озорного Патчала.

  ― Господин, ― служанка присела в поклоне. ― Простите, что я здесь. Я ждала вашего пробуждения, чтобы получить распоряжения насчет платья.

  ― Все выбросьте, ― Тормант махнул рукой. ― Только скажите сначала, где я.

  ― О! ― служанка кивнула и заговорила деловитым тоном. ― Вы в покоях господина Агталия, секретаря Господина Нашего короля Лоджира, да будет он четырежды благословлен Двумя Сторонами. Вы спали со вчерашнего рассвета. Господин Агталий велел вас не беспокоить. Мне также велено выполнять любые ваши распоряжения.

  ― Понятно, ― жрец оглядел комнату. ― Что ничего не понятно.

  Покои были обставлена роскошно, но вульгарно: много позолоты и лака, кричащих цветов обивка на стульях и кушетке, кровать в кружевах и рюшечках. Господин Агталий, должно быть, обставлял гостевые покои, руководствуясь исключительно собственным вкусом. Ну, разве что, еще и вкусом короля. Поговаривали, что Лоджир любит бывать в поместье господина секретаря. Любил.

  ― Ваша рубашка выстирана, но брюки и жакет...

  ― Я же сказал, кинуть в огонь. Ваш господин одолжит мне что-нибудь...― Тормант запнулся, вспомнив предпочтения господина Агталия в одежде, ― ...а лучше пошлите за моим камердинером.

  ― Сию минуту, господин. В банной приготовлена для вас горячая вода, вас ждут цирюльник и лекарь. А пока, вот, я взяла на себя смелость... ― женщина подхватила с прикроватной скамьи светлое шелковое одеяние и развернула его, вопросительно глядя на гостя.

  Тормант со вздохом кивнул. Пусть это будет домашний халат. С кружевами на груди и шлейфом. Слишком хлопотно сейчас убеждать служанку в том, что он не из тех мужчин, что, бывая в гостях у королевского секретаря, рядятся в женские туалеты. Бесы с ним, с халатом. Он дождется Орешка и выяснит, какого тхуута делает в гостях у 'подружки' Лоджира. Тормант отказался от лекаря, но с удовольствием согласился на ванну и услуги брадобрея.

  Агталий расположился в зимнем саду. Перед ним стоял стол, накрытый на двоих. Над серебряным кофейником струился дивно пахнущий дымок, в чашах были мясо, хлеб и фрукты – простая, несмотря на статус владельца поместья, еда.

  Королевский секретарь поднял голову и с удивлением и любопытством посмотрел на вошедшего.

  ― Боги. Вы свежи, как маргаритка, ― произнес Агталий вместо приветствия. ― Будь я на вашем месте, мое бессознательное тело уже отпаивали бы тинктурами лекари. И трудно сказать, отпоили бы. О, это какой-то секрет? ПодЕлитесь?

  Тормант на ходу завязывал тесемки на рубашке, мысленно ругая Орешка за то, что тот так долго доставлял ему одежду. Впрочем, испуганный и растерянный вид слуги, в первый раз попавшего в дом любовника короля и возомнившего уже, что его хозяин решил удариться в мужеложство, рассмешил жреца. В противоположность Орешку, Тормант совсем не боялся за свою 'честь'. Он знал, как предан фаворит Лоджира своему возлюбленному, в отличие от последнего.

  Тормант чувствовал себя неожиданно хорошо. Несмотря на все недавние несчастья, приключившиеся с ним и заставившие его пойти искать утешения в самых злачных местах столицы, настроение его было на диво бодрым; он забавлялся мыслью о том, что судьба к нему по-прежнему благосклонна – его пребывание в доме любовника Лоджира казалось весьма и весьма удачным стечением обстоятельств – пришло время узнать последние придворные новости и почему бы не из уст королевского секретаря?

  ― Приветствую вас, господин Агталий, ― Тормант в свою очередь, не выходя за рамки приличий, рассматривал хозяина дома. ― Не ожидал, что проведу утро в вашей компании.

  Агталий улыбнулся. Фаворит Лоджира был худощав и тонок в кости, от того издали казался по-девичьи хрупким, но возраст и неспокойная придворная жизнь наложили уже отпечаток на его внешность. Его длинные выбеленные волосы носили следы тщательного ухода, но лимонный сок и яркое солнце уничтожили их густоту и блеск. Густые черные брови на бледном лице странно контрастировали с бесцветными волосами, умные серые глаза с поволокой грусти довершали необычный, одновременно притягивающий и отталкивающий, облик. Агталий не был сегодня накрашен, и его кожа казалась прозрачной и болезненно-нежной.