Текст книги "Колос времени [СИ]"

Автор книги: Наталья Дмитриева

сообщить о нарушении

Текущая страница: 6 (всего у книги 26 страниц)

– Да простит мне Господь, Всемилостивейший и Всеблагой… Воистину это дьявольское наваждение, и тот, кто презрев Божью волю, дерзнет связаться с ним, будет проклят во веки веков. Не зря же святая церковь учит остерегаться этих языческих подделок, ибо они создаются колдунами, продавшими души дьяволу. Христианин, связавшийся с ними, безусловно, гибнет, и его душе будет отказано в посмертном прощении. Видит Бог, я и сам чуть не поддался этому соблазну…

– Теперь вы запели, точно поп на воскресной проповеди, господин фон Зегельс! – язвительно поддел его Жульен. – А где же ваша немецкая храбрость? Неужели мой камень страшнее ваших черепов?

– Я сказал то, что думаю. Мои черепа никому не приносят вреда, а ваш камень – орудие людской погибели… Закройте шкатулку, господин де Мерикур, я не хочу его больше видеть.

Плечи барона поникли, он с явным трудом протянул руку в темноту и несколько раз дернул за невидимый шнурок. Наверху послышался еле уловимый стук деревянной колотушки. Через минуту платформа со скрежетом начала подниматься.

Больше никто не проронил ни слова.

Порциус Гиммель, доктор богословия, сидел у себя в комнате, которую сам он именовал библиотекой, внимательно вчитываясь в лежащую перед ним старинную немецкую рукопись. Делать это было нелегко – широкие поля были вдоль и поперек исчерканы многочисленными комментариями, отчасти наползающими и на сам текст. Вдобавок неизвестные редакторы снабдили оригинал многочисленными правками, из-за которых и вовсе нельзя было разобрать, что к чему. Наконец почтенный доктор сдался, отложил в сторону лупу и с силой надавил на уголки глаз. Проведя мысленную беседу со всеми, кто не умеет обращаться с книгами и не ценит наследия прошлого, он немного успокоился. В сущности, рукопись была бесполезна для его дела, а читал он ее только из любви к самому процессу чтения.

Немного подумав, Гиммель придвинул к себе испещренный пометками лист и с увлечением принялся вырисовывать на нем различные геометрические конфигурации.

Тихо стукнула дверь. Доктор скосил глаза на посетителя, не прерывая своего занятия.

– Я вам не мешаю? – спросила вошедшая Элиза, неслышно перемещаясь к столу и с любопытством глядя на мешанину знаков на листе.

– Нет, фрейлейн.

– Что это вы делаете?

– Всего лишь работу, ради которой меня нанял ваш отец и к которой я, sine dubio*, буду прикован ad vitam** – составляю родословную славного семейства Унгернов фон Зегельс.

– Когда вы так говорите, доктор Порциус, даже я начинаю сомневаться, что наше семейство настолько уж славное. А ведь это совсем не так!

Доктор не ответил.

– Нет, скажите, скажите мне, – настойчиво затеребила его девушка. – Неужели наш род может быть менее почитаем, чем род господина де Мерикура?

– О Мерикурах мне ничего неизвестно, – сухо заметил Гиммель.

Элиза недовольно надула губы. Однако когда почтенный доктор пребывал в таком настроении, приставать к нему было бесполезно – в этом дочери барона успели убедиться на собственном опыте – поэтому, понаблюдав, как бегает по бумаге гусиное перо, девушка быстро заскучала. Подавив зевок, она без особого любопытства огляделась по сторонам, прошлась вдоль полки с книгами, по большей части принадлежавшими самому доктору, привычно понюхала пучки сухих трав, висящие на перекладинах в углу. Потом, наткнувшись на окровавленные тряпки в тазу, брезгливо сморщила нос, подергала маленькие чашечки весов и томительно вздохнула.

Доктор покосился на нее и отложил перо в сторону.

– Ну, фрейлейн, что еще у вас за беда? – спросил он добродушно, смягчая тоном некоторую резкость слов.

Но в этот момент внимание Элизы привлек новый, незамеченный сразу предмет – нечто, стоявшее на низкой деревянной подставке около стола и закрытое куском темной материи. Голубые глаза девушки радостно вспыхнули.

– Ой, вы его все-таки сделали! Это он, правда ведь? Он? Наш святой Грааль?

Доктор мягко перехватил ее нетерпеливо протянутые руки, помедлил немного, поцеловал и отпустил.

– Я бы назвал это просто сосудом, моя госпожа, – сказал он, слегка растягивая по своему обыкновению слова. – На святой Грааль сие мало похоже, и будет еще меньше, когда я его закончу. Зато вы и ваша сестра сможете настаивать в нем серебряную воду.

– Нет, это Грааль, наш Грааль! – упрямо возразила девушка, норовя заглянуть под покрывало. – Я хочу на него посмотреть!

– Помилуйте, фрейлейн, не могу же я показать вам половину работы… Нет, нет, я не для того пожертвовал бронзовым треножником! Когда чаша сия или, если уж вам так угодно, Грааль, будет закончена, я сам преподнесу ее вам на бархатной подушке. А сейчас будьте умницей и идите к себе.

– Нет, я хочу…

– Терпение, моя госпожа, терпение. Patientia virtus est***, – доктор притворно нахмурился, подталкивая девушку к выходу. – Ну же, идите… Пусть ангелы реют над вашей постелью, охраняя ваш сон. Да, именно ангелы… Идите же!

Насупившаяся Элиза с неохотой взялась за дверную ручку, но, помедлив, вдруг улыбнулась и с любопытством взглянула на Гиммеля.

– А вы видели ангелов, доктор Порциус?

– С тех пор, как я в вашем замке, я вижу их каждый день, – заверил тот девушку, возвращая ей улыбку.

Элиза, очаровательно раскрасневшись, хихикнула и выскочила за дверь. Продолжая смеяться, она сбежала вниз по ступенькам, миновала узкий переход и оказалась в закрытой галерее, идущей вдоль южной стороны паласа. Здесь Элиза остановилась и с тихим вздохом прижалась лбом к холодным оконным переплетам. Перед ее затуманившимся взором нарисовался ангельский лик, постепенно приобретающий знакомые, уже ставшие дорогими черты: удлиненный овал, гладкие светлые волосы, ровно спускающиеся на лоб, четко очерченный рот с припухлой нижней губой. Девушка мечтательно улыбнулась, но вместе с тем ей почему-то хотелось плакать, а в груди разливалась томительная истома, от которой тело как будто таяло.

– Матерь Божья, что со мной такое? – испуганно прошептала Элиза, невольно оглядываясь. В дальнем конце галереи ей послышались чьи-то шаги, и, внезапно смутившись оттого, что ее могут застать здесь с пылающим лицом и взволнованно блестящими глазами, она бросилась на женскую половину.

Здесь было гораздо теплей, чем в других частях здания, а в коридоре горели масляные светильники. К покоям дочерей барона и их старой тетки вели три одинаковые двери с бронзовыми фигурными ручками. Уже совсем было собиравшись открыть первую из них, Элиза вдруг передумала, на цыпочках прокралась по коридору и юркнула в последнюю, неслышно прикрыв ее за собой.

– Ты еще не спишь? Я так и думала… – выдохнула она, падая в низкое деревянное кресло с плетеной спинкой.

Ее младшая сестра в полотняной, собранной у горла рубашке и толстой шали, наброшенной на плечи, сидя перед зеркалом, переплетала волосы ко сну. Около кровати суетилась молоденькая служанка-латышка, водя грелкой под одеялом.

– Я собиралась ложиться, – ответила Мартина сестре, прикрывая ладонью зевок. – Завтра иду с девушками в лес за клюквой, вставать надо будет засветло.

При этих словах Элиза выпрямилась, недовольно поджав губы.

– Хороша же ты будешь, ей-богу! Ну никак не могу понять, что за радость благородной девице, ведущей свой род от Генриха Льва и императора Оттона, шастать по лесам и болотам, точно простой крестьянке! К лицу ли это тебе? Опомнись! Ведешь себя так, словно и не дворянская в тебе кровь!

– Что это ты вдруг вспомнила об императоре Оттоне? – насмешливо откликнулась Мартина и тут же обернулась, едва не свалившись со стула. – Ты ходила к доктору Порциусу?!

Элиза закусила губу, потом кивнула и радостно засмеялась, разом отбросив вид оскорбленной добродетели:

– Да, была! Дождалась, пока батюшка покинет трапезную, и проскользнула незаметно. Ох, Тине, представь: он почти готов!

– Наш Святой Грааль! – воскликнула Мартина. – Ты его видела?

– Нет, доктор запретил смотреть, пока он незакончен. Я видела только чуть-чуть, самый краешек, выглядывавший из-под покрывала… Мне кажется, там непременно будет изображен ангел. Что ты смеешься? Представляешь, доктор сказал, что мы сможем настаивать в ней серебряную воду!

Мартина сделала большие глаза и тоже рассмеялась.

– Что ж, об этом мы не читали у Вольфрама фон Эшенбаха, но серебряная вода – это тоже не плохо. Уверена, Парцифаль до такого бы не додумался…

– Тине!

– Я шучу!

– Ну, как ты вообще можешь так говорить?! Ведь когда мы вместе читали "Парцифаля", я видела – у тебя на глазах тоже были слезы. А теперь ты смеешься! Как ты можешь?

– Прости, Лизель… Ты права, я почти плакала, но это от жалости к несчастному королю Анфортасу. Что до Парцифаля, то мне он совсем не понравился. Не хотела бы я, чтобы мой рыцарь был таким… А ты? Лизель, что с тобой?

Элиза резко отвернулась, ее щеки горели. Слова Мартины о рыцаре из романа Эшенбаха причиняли ей странную боль, точно та по неведению жестоко посмеялась над ней самой. Мартина в недоумении тронула сестру за плечо, и Элиза отбросила ее руку. Смотреть на сестру сейчас было выше ее сил.

Томительное молчание прервал ворчливый голос служанки.

– Да будете вы ложиться, наконец? Постель вон стынет. Что же это, мне опять придется идти за углями?

– Сходишь, не развалишься! – прикрикнула на нее Элиза. Вспыхнувшая латышка выдернула грелку из постели и вышла из комнаты, стукнув дверью. – Как ты ее только терпишь! Она просто невыносима, дерзит в лицо, а ты ей потакаешь!

Мартина, пожав плечами, быстро перебежала к кровати и юркнула под одеяло, отбросив шаль к ногам.

– Ничего, – невнятно пробормотала она, зарываясь по самую макушку. – Кристина – хорошая служанка.

– Она осмеливается тебя поучать!

– Ну и что? Я ее не слушаю, а дело свое она знает. Что это ты вдруг на нее взъелась?

Поежившись, Элиза обхватила плечи руками. В комнатах женщин каминов не было – за их стенами проходили дымоходы из нижних залов, дававшие достаточно тепла. Но сейчас девушку вдруг охватил озноб. Жизнь, еще недавно казавшаяся такой яркой и сулящей в будущем одни радости, теперь словно утратила перспективу. Их славный род, их богатый благоустроенный замок, их отец – могущественный ливонский дворянин – все это ровным счетом ничего не значило! Они не жили, нет, они просто прозябали здесь, в этом прибалтийском захолустье, а настоящая жизнь проходила где-то далеко мимо них… Там изящные кавалеры в расшитых золотом камзолах клали головы побежденных в бою чудовищ к ногам своих дам, там бесстрашные рыцари преломляли копья на турнирах во славу любви и чести, там совершались великие подвиги, там из ничего созидались могущественные королевства… И оттого, что она всегда была и будет лишена права участвовать в этом прекрасном действе, Элизе хотелось кричать.

– Я… я подумала о нашем госте, – немного невпопад произнесла она. – Он тебе понравился?

Мартина высунула нос из-под одеяла.

– Понравился? Даже не знаю. По-моему, он настоящий Парцифаль! Тебе так не показалось? Наверное, таким и должен быть настоящий рыцарь… Да, и мессир де Мерикур, конечно, очень красив. И, наверное, он бывал при королевском и императорском дворах. Надо будет его об этом порасспросить, если отец позволит…

– Ты слышала, как он говорил о своем предке, Жульене Сидонском? – тихо спросила Элиза.

– Да, говорил он много.

– Ты видела, как у него горели глаза? Пресвятая дева, мне казалось, что я воочию вижу его самого в доспехах, с крестом на плече под палящим солнцем Палестины!

– Да, да, – скептически выгнула бровь Мартина. – А мне почему-то вспомнилась сказка о гаммельнском крысолове…

Ее сестра недоуменно моргнула.

– Что?

– Ну, ты же знаешь мое отношение к музыке… Никак не могу понять, что же такого в этих звуках, что заставляет бедных животных и детей бежать за ними, позабыв про все на свете?

– Что? – бледнея, повторила Элиза.

– Не сердись, Лизель. Я просто хотела сказать, что такие песни не для меня.

Элиза вскочила, опрокинув кресло.

– Ты!… С тобой просто невозможно разговаривать! – выкрикнула она, бросаясь прочь из комнаты.

Выглянувшая в коридор растревоженная тетушка окликнула ее, но девушка, не останавливаясь, проскочила мимо и побежала, куда глаза глядят.

Постепенно ее возбуждение улеглось, а отнюдь не тепличная атмосфера коридором остудила ее пылающую голову. Вновь оказавшись в галерее, она несколько минут постояла там, заново прокручивая в памяти разговор с сестрой, и в конце концов сделала для себя неутешительный вывод о том, что никто в замке не в силах ее понять. Как ни странно, эта мысль девушку почему-то успокоила. Повернувшись, чтобы снова идти к себе, она увидела выходящего на галерею Жульена.

Элиза вздрогнула, мысли ее смешались. Сама того не осознавая, она шагнула навстречу французу. Поглощенный своими мыслями Жульен не сразу заметил возникшую перед ним девушку – его лицо было хмуро, уголки губ капризно опущены. Поняв, что он здесь не один, молодой человек остановился и поднял повыше факел.

– Мадемуазель фон Зегельс? – удивленно проронил он и вдруг улыбнулся.

Элиза не сводила с него глаз.

– Мессир де Мерикур…

– О, вы – ангел, посланный мне в минуту отчаяния. Я совсем заблудился в этих переходах, брожу здесь, как путник в безлюдном лесу. Где все? Где рыцарь фон Тротта? Только вы одна можете меня спасти!

– Вам и брату Вильгельму приготовили комнаты в угловой башне, – девушка точно задохнулась и еле слышно добавила. – Наверное, доктор Порциус уже отвел его туда… Там тепло и чисто. Слугам дано распоряжение согреть для вас воду…

Пристально глядя на Элизу, Жульен медленно взял ее руку и поднес к губам.

– Моя святая Елизавета… – прошептал он, чувствуя, как дрожат в его ладони горячие девичьи пальчики.

"Барон ответит за все!" – подумал он, торжествуя.

* Без сомнений.

** До конца жизни.

*** Терпение – это добродетель.

Часть 2. Чаша

Санкт-Петербург, наши дни

– Может, все-таки скажешь, что за идея?… Не беги так! Куда мы идем? – тяжело дыша, Вера приостановилась, чтобы вытряхнуть камешек из туфли, и снова поспешила за быстро шагающим темпологом.

– Надо найти место потише, – бросил тот, не оборачиваясь.

– Зачем?

– Чтобы обдумать идею.

Девушка закатила глаза. Нет, иногда с мужчинами просто невозможно разговаривать!

– Годится, – Кирилл принюхался, удовлетворенно кивнул и взлетел вверх по ступенькам, толкая стеклянную дверь. Вера чуть замешкалась, и ее буквально втащили следом.

За дверью оказалось небольшое полупустое кафе.

Вера огляделась. В помещении было сумрачно и прохладно, два окна снаружи затенялись низко опущенными полосатыми тентами. Настенные светильники с матовыми плафонами создавали уютную атмосферу. За буфетной стойкой негромко переговаривались две официантки в бежевых передниках. Умиротворяющее бурчало радио.

Два столика было уже занято: за одним пила чай женщина, лениво листавшая журнал, за другим хихикали две девицы в компании высоких бокалов пива и одного парня с внешностью Гарри Поттера.

Вера с Кириллом сели за столик в углу, и утомленная официантка выложила перед ними меню.

С отвращением поглядев на плотную коричневую папку, девушка вытерла лоб и заказала колу со льдом.

– А мне горячее! – твердо заявил темполог, чем вызвал у обслуживающего персонала секундное замешательство. – И чайник с горячим чаем, самый большой.

– А ты не спечешься? – с сомнением произнесла Вера, когда принявшая заказ официантка удалилась.

– Нет.

– Уверен?

– Вера, на юге пьют горячий чай в сорокоградусную жару и только этим и спасаются. Мне же сейчас необходима сытная мясная пища…

– Это потому, что ты… ну, плохо себя чувствуешь не в своем времени? – понизив голос, сочувственно произнесла девушка.

– Это потому, что я голоден. Вера, не говори глупостей, мы же ничего не если с завтрака!

Официантка принесла им заказ. Кирилл, совершенно не обращая внимания на окружающих, закатал рукав и извлек из-под него знакомые девушке пластины и стилос.

– Ты, что, с ума сошел? – Вера схватила темполога за руку, прижав ее вместе с пластинами к столу.

– Почему?

– Ну, ни при всех же… – она нервно оглянулась.

Наружная дверь распахнулась, пропуская в кафе целое семейство: мать, бабушку и двоих детей с воздушными шарами. Пока взрослые шумно выбирали столик, дети, мальчик и девочка, принялись визгливо выяснять отношения. Один из шаров лопнул. Девочка расплакалась. Мать с бабушкой кинулись ее утешать, одновременно ругая мальчишку, и вскоре расплакался уже он. Трио с пивом, недовольно оглядываясь, постепенно наращивало громкость беседы.

Нет, тихим это место Вера ни за что не назвала бы!

– Что такое? – Кирилл тоже оглянулся. Женщина с журналом расплатилась и пошла к выходу. Трио заказало еще пива, семейство с детьми громко обсуждало меню. – Вера, никому до нас нет дела. Расслабься.

– Ты еще устрой здесь научную лабораторию! Чтоб все публично…

– Ладно! Будь по-твоему! – Кирилл резко дернул МК из-под Вериной ладони, поднялся и решительно повернулся в сторону неприметной двери с надписью WC. – Пойду устрою научную лабораторию в туалете, там точно никто ничего не увидит…

– С ума сошел! – повторно возмутилась Вера и, дернув за рукав, усадила темполога на место. – Господи, ну зачем я с тобой связалась…

Настороженно покосившись в сторону, она сдвинула чайник к краю стола, а рядом поставила сахарницу и салфетницу. Подумав немного, дополнила натюрморт своей сумкой.

– Все? Теперь я могу заняться делом? – насмешливо осведомился ее напарник.

– Давай, – девушка развернулась спиной к залу и расставила локти пошире, окончательно загородив стол.

Кирилл хмыкнул, но комментировать не стал, сосредоточившись на своем МК. После стандартных манипуляций одна из пластин привычно загудела, а над второй раскрылся целый веер разноцветных закладок. Вытянув одну из них стилосом, темполог извлек из браслета скрученный спиралью стержень, раскрутил, сложил пополам и как прищепкой стиснул закладку. Та сделалась прозрачной, а когда стержень был убран – растянулась в объемный куб, по которому тут же забегали длинные ряды цифр.

Вера переводила взгляд с них на напарника, потягивая чай через соломинку. Она уже начала понемногу привыкать к работе этого странного устройства, и висящая в воздухе объемная картинка уже не вызывала у нее прежнего интереса. Куда любопытней было в этот момент лицо темполога: по нему одно за другим проскальзывали разные выражения, в глазах вспыхивали и гасли желтые огоньки, время от времени он даже начинал напряженно сопеть, но, слава Богу, больше не рычал и не дергал себя за волосы. Вера улыбнулась краешком губ – почему-то именно сейчас его лицо ей очень нравилось. А может, оно понравилось ей с самого начала, еще когда они сидели у нее на кухне, и девушка впервые разглядела своего незваного гостя?

Кирилл выпрямился, издав нечто вроде приглушенного мяуканья.

– Есть!

Куб свернулся, превратившись в маленькую светящуюся точку, из которой пучком вырывались лучи. В лучах постепенно обозначились объемные контуры изящно украшенной чаши чуть побольше двадцати сантиметров высотой. Контур уплотнился, потемнел, на нем как на настоящем металле проступили блики и шероховатости, выявился тонкий рисунок чеканки. Лучи погасли, и Кирилл, как ни в чем не бывало, взял чашу обеими руками и водрузил ее на стол, не обращая внимания на округлившиеся Верины глаза.

– Это что такое? – изумленно выдохнула девушка, еле удерживаясь, чтобы не потыкать предмет пальцем.

– Неплохо, да? – Темполог полюбовался своим творением. – Квазимануальное управление, последняя разработка наших кибернетиков. Осязательная голограмма – трехмерная проекция, полностью восстановленная с двухмерного рисунка. Можешь потрогать.

Чаша стояла на столе, отсвечивая позолоченными боками. Полукруглые выпуклости тулова, похожего на полураспустившийся бутон, украшал тончайший рельеф, в котором Вере почудилось нечто восточное. Причудливые арабески сплетались в удивительный узор, чудную игру света и тени. Ножка чаши представляла собой коленопреклоненную фигуру в длинном одеянии – за ее спиной полукругом раскрывались крылья, а нежное лицо с тонкими женскими чертами обрамляли волнистые волосы. И снова как в случае со статуэткой мастерство, даже гениальность исполнения не вызывали сомнений – настолько безукоризненным казался замысел и виртуозной работа.

Затаив дыхание, Вера поднесла руку к голограмме. Никакого металла, разумеется, она не почувствовала, но под пальцами возникло странное ощущение – словно касаешься скользкой пружинящей поверхности. Слегка стиснув руки, девушка смогла даже чуть-чуть приподнять чашу, но потом та выскользнула и встала на место.

Вера быстро огляделась по сторонам – нет, вроде бы никто ничего не заметил.

– Класс! Значит, это и есть то, что мы ищем? – понизив голос, спросила она.

– Возможно. Это чаша курляндского герцога – та, о которой говорил Константин. Ее ли мы ищем, скоро узнаем.

– Но как?

– Очень просто. Теперь, когда у меня есть матрица, можно запустить программу предметного поиска, – Кирилл коснулся чаши стилосом, точно волшебной палочкой уменьшив ее до размеров спичечного коробка. Вокруг чаши-малышки спиралями завертелись узкие световые ленты. – Если мы не ошиблись, если это действительно очередной тайник, он должен находиться где-то очень близко, буквально в нескольких километрах… Ага!

По экрану побежали столбики сравнительных показателей, и загорелась надпись: "78%". Зеленоватая полоса света развернулась, открывая кусок карты города, на котором ярко-красной точкой пульсировал локализированный объект. Изменив масштаб, Кирилл победно ткнул стилосом в схематичные очертания домов.

– Вот оно! Идентичность не полная, но процент впечатляет. Что это за место?

Вера хмурила брови, внимательно вглядываясь в карту.

– Кажется, Московский район… Погоди, погоди! А можно покрупней?

Кирилл молча крутанул стилосом. Крохотные серые прямоугольники домов увеличились в размерах и медленно закружились над столешницей. Среди прочих девушка сразу углядела знакомое бело-розовое здание с округлыми выступами, башенками и крестами.

– Чесменская церковь! – уверенно кивнула она. – Точно! А вот и кладбище рядом… Это где-то в районе улиц Авиационной и Ленсовета.

– Чесменская церковь? – почему-то удивился темполог. – А разве она еще стоит? Хотя… Ее вроде законсервировали?

– Ничего с ней не делали, отреставрировали только, и сейчас она является действующей. Можем потом зайти, если хочешь.

Кирилл неопределенно пожал плечами.

Проследив за его взглядом, Вера обернулась и обнаружила неожиданного слушателя их разговора, точнее, слушательницу – девочка стояла прямо за ее плечом и, мусоля во рту чупа-чупс, с интересом разглядывала объемную движущуюся картинку.

– Какая хорошая девочка, ути-пути! – растянув губы в умильной улыбке, засюсюкал темполог. – Какая красивая! А как тебя зовут?

От избытка сладости в его голосе Веру даже передернуло. Девочка набычилась, делая шаг назад:

– Мне мама не разрешает разговаривать с незнакомыми людьми, – неприветливо произнесла она, после чего развернулась и гордо прошествовала к своему столику.

– Не плохо! – одобрила Вера. – Это, что, тоже игра на каких-то детских инстинктах?

– Инстинкты не делятся на детские и взрослые, они действенны в любом возрасте. Я просто применил одну из базовых психометодик из области детской педагогической практики, по-простому это называется "сделай наоборот" или "эффект от противного". – Темполог выдержал многозначительную паузу, потом, улыбнувшись, признался. – Вообще-то у меня самого племянницы-двойняшки, им сейчас по семь лет… Ты не поверишь, как непросто бывает без научной подготовки общаться с детьми.

– Тогда все ясно. Думаю, нам не стоит рассиживаться, доедай скорей… – девушка перевела взгляд на тарелки и осеклась – каким-то непостижимым образом еда с них уже исчезла. Стоящий рядом чайник тоже оказался пустым.

Вера покачала головой – ничего себе оперативность! – и принялась перерисовывать план на салфетку. Снисходительно улыбающийся темполог попытался заверить ее, что в этом совершенно нет необходимости, у него, мол, фотографическая память, но девушка все-таки сунула салфетку в карман, помня о том, что помимо этого полезного качества, ее компаньон обладает и топографическим кретинизмом, в чем сам же ранее признавался.

Тут же выяснилась одна, не слишком вдохновляющая деталь – расходы на операцию по спасению мира целиком ложатся на Верины плечи, так как ее компаньон, несмотря на всю свою научную подготовку, оказался совершенно несостоятелен по части финансов. Другими словами, денег у него не было. На что он, собственно, рассчитывал, отправляясь без них в чужой мир, девушка решила не выяснять (хотя в какой-то момент очень хотелось). Она подозревала, что ответ бы ей не слишком понравился, но, в конце концов – кто сказал, что расчет темполога не оправдался?

Правда, Кирилл тоже казался смущенным. Он сбивчиво и многословно уверил девушку в том, что все затраты будут ей обязательно компенсированы, в двойном или даже в тройном размере – для этого он готов даже совершить еще один внеплановый скачок по временным векторам. Как только миссия будет завершена, Вере не придется ни о чем жалеть, слово ученого. Со своей стороны он обещает выхлопотать для нее премию от университета…

В общем, Вера сделала для себя один практический вывод – придется экономить!

С этой целью к указанному месту они отправились на метро.

Узнав, что ему предстоит, темполог вдруг занервничал и попытался протестовать, а, оказавшись внизу, тут же заозирался с таким видом, будто его обманом заманили как минимум в хранилище радиоактивных отходов.

– У тебя клаустрофобия? – Вера попыталась взять его под руку, но Кирилл сразу освободился, не переставая оглядываться. – Успокойся, ты привлекаешь к себе внимание.

– Ну и что? – буркнул темполог.

– Ты, что, раньше в метро не ездил?

– Не ездил и не собираюсь!

– Ничего себе! – Девушка удивленно тряхнула головой. – Самый удобный вид общественного транспорта. Или у тебя своя машина?

– Угадала, – сквозь зубы процедил Кирилл.

– И ты с пеленок сидишь за рулем…

– Да при чем тут это?! – не выдержал мужчина, в упор глядя на собеседницу. – Вера, ну о чем ты вообще говоришь? Кому могут нравиться эти вонючие катакомбы? Все современные города уже давно перешли на монорельс и скоростные дорожки!

– Да? – Девушка скептически подняла брови. – Видела я такой монорельс в Москве: здоровенная махина, а тащится с черепашьей скоростью. И трасса у него короткая, всего несколько остановок. То ли дело метро…

– При всем уважении к столь дорогому для тебя виду транспорта хочу заметить, что развитие техники в вашем векторе оставляет желать лучшего. На монорельсе мы бы добрались в два раза быстрее.

– За то на метро удобней! – не сдавалась Вера. – И все спрятано под землей, никому не мешает, глаза не режет, пейзаж не портит. А от твоего монорельса один страх – только вздрагиваешь, когда над головой что-то начинает свистеть и грохотать. И эти наземные трассы тоже, знаешь ли, эстетики городским видам не добавляют! Ты только представь: над Невским – одни сплошные пути…

Кирилл вздохнул.

– Вера, для того, чтобы в полной мере оценить красоту Центра, он должен быть пешеходной зоной. Это же сердце города. И так сейчас везде делают… я имею в виду, у нас. А иначе жить невозможно, ты сама это прекрасно понимаешь. Гарь, грязь, копоть, нескончаемый шум и пробки. Что в этом хорошего?

– Можно подумать, у вас ничего подобного нет!

– Есть, но в гораздо меньшем объеме. Следи-ка лучше за дорогой…

Московский проспект встретил молодых людей теми самыми гарью, копотью и шумом, помноженными на жару, а оттого вдвойне нестерпимыми.

Задыхающаяся Вера провела по лицу влажной салфеткой и попыталась ускорить шаг, чтобы догнать несущегося впереди темполога. Тщетно! Еще на выходе из метро с мужчиной произошла очередная метаморфоза, он вдруг встрепенулся и бросился вперед едва ли не бегом, даже не дав девушке времени свериться с планом.

На перекрестке Кирилл замер, странно сгорбившись, и стал водить головой из стороны в сторону, а потом вдруг пригнулся, почти касаясь руками земли.

"О Господи! – девушку кольнуло неприятное предчувствие. – Неужели опять?…"

Точно подтверждая ее худшие опасения, мужчина коротко рыкнул и бросился направо через сквер, не обращая внимания на шарахающихся во все стороны прохожих. Расстегнутая рубашка реяла за его спиной как боевой стяг. Прижимая сумку покрепче, Вера бежала следом, мысленно вознося молитву о том, чтобы обуреваемого инстинктами темполога никто не принял за пациента психбольницы.

Догнать напарника ей удалось минут через пятнадцать. Издавая негромкие отрывистые звуки, он висел на решетке одного из окон первого этажа массивного серого здания. Окно располагалось примерно на высоте двух метров, изнутри его прикрывали отпущенные жалюзи, но это не значило, что хозяева не пожелают взглянуть, что за странные звуки раздаются снаружи. Шумно выдохнув, Вера в изнеможении прислонилась рядом и подергала Кирилла за рубашку.

– Слезай оттуда!

Тот вздрогнул, метнув на девушку свирепый взгляд, и коротко угрожающе рявкнул.

– Кирилл, я тебя очень прошу, слезай, пожалуйста!

На этот раз ответом было приглушенное рычание.

– Ладно.

Девушка прищурилась, оценивая диспозицию, потом подпрыгнула и всей тяжестью повисла на темпологе, обхватив его за пояс и стягивая вниз. Тот сделал попытку забраться повыше, но его пальцы, скользящие по гладким прутьям, разжались, заставив мужчину соскочить на землю. Одним движением вывернувшись из Вериных объятий, Кирилл отпрянул в сторону и замер в угрожающей позе: голова наклонена, плечи отведены назад, руки плотно прижаты к бокам. Теперь он уже не рычал, а только смешно повякивал, а желтые глаза с черной крапинкой зрачка, не отрываясь, следили за каждым движением девушки.

В этот момент он напомнил девушке Барса, замершего перед тумбочкой с бабушкиными лекарствами. Стараясь двигаться очень медленно, она подняла руку и осторожно потянулась к его голове.

– Хороший… хороший… хороший ко… то есть мальчик, да. И красивый, и умный. И храбрый. Никого не боится. Ведь правда не боится? Вот и хорошо… – продолжая бормотать разную успокоительную нелепицу, Вера тихонько провела ладонью по светлым растрепанным волосам и вздохнула. – Вот так. Вот какой молодец… И совсем не боится. И сейчас он успокоится и станет нормальным человеком, правда? Хороший мальчик…

Темполог, настороженно внимавший ее словам, постепенно расслабился. Когда его поза окончательно утратила первоначальную напряженность, а из горла раздалось блаженное урчание, Вера резко отдернула руку и скомандовала:

– Так, а теперь быстро пришел в себя!

Кирилл заморгал, точно очнувшись от сна.