Текст книги "Королева для нищего (СИ)"

Автор книги: Настя Малиновская

сообщить о нарушении

Текущая страница: 19 (всего у книги 22 страниц)

– Чувствую себя героиней боевика, – почему-то шепотом призналась Вера, кусая губу, силясь сдержать радостный вопль.

– Не отвлекайся, героиня, – Ковалёв сжал своими руками ее руки, наклоняясь к ее уху, – Ноги шире, – и сам раздвинул ее ноги коленом, – Ты должна быть готова к тому, что ты делаешь. Должна осознавать конечную цель.

– Это сложно, убить человека?

– Не сложнее, чем расстаться с записками от Фролова, – Вера закусила губу, почувствовав, как парень прижался сзади, грудью, животом и всем остальным, – Почувствуй оружие в своих руках. Не расслабляй руки, они должны быть в напряжении, потому что отдача. Помнишь? У нас в армейке один так плечо вывихнул.

– Ты убивал когда-нибудь?

Парень замолчал, и Вера почувствовала, как с его лица спала улыбка.

– Разные ситуации были и разные люди попадались. И как бы странно это не звучало, когда есть шанс выбрать, я лучше убью сам, чем убьют меня.

«Где-то мы уже это слышали».

Бандитская философия одна на всех, мать его.

И Вера так четко ощутила мужское присутствие. Витька вдруг оказался правильным, таким конкретным пацаном, который, несмотря на весь свой образ жизни (о котором он тактично продолжал умалчивать, но все было итак написано на лбу) имел представления о том, что вокруг существуют люди, и что надо как-то находить с этими людьми общий язык. Он знал, что такое женщина и вел себя рядом как мужчина. Спокойно, рассудительно. По-взрослому. И если бы пару лет назад, Клинковой кто-нибудь сказал, что Витька станет таким, не балагуром с постоянной ухмылкой на лице, а внимательным, сосредоточенным парнем, готовым прикрыть тылы близких, она бы не поверила.

Сейчас он так сильно напоминал Артёма.

Вера почувствовала в лице Ковалёва какую-то опору, во всех смыслах этого слова. Он не позволял ей покрываться плесенью в одиночестве, горюя над уходящей молодостью, как он сам любил шутить, чтобы она понимала, что он сейчас готов был быть той поддержкой, которая так была нужна Клинковой. Ему и самому была нужна поддержка, хоть он ее и не просил, но Вера видела, что он не находил себе места из-за родителей, которые вдруг решили отмотать время назад, возвращаясь в прежнюю жизнь без участия другой женщины, думал о Марине, с которой так глупо расстался. Было наверно что-то еще, но он старался не подавать виду, стараясь просто, как всегда, отшутиться.

‍​‌‌​​‌‌‌​​‌​‌‌​‌​​​‌​‌‌‌​‌‌​​​‌‌​​‌‌​‌​‌​​​‌​‌‌‍– Готова? Смотри вот сюда, – он ткнул пальцем на мушку, – И смотри вон туда. Выбери, в какую будешь стрелять, – показал на бутылки.

– Которая посередине…

– Значит целься в нее, – захват мужских рук неожиданно ослаб и буквально «сполз» ей на талию, – Медленно сними с предохранителя… Прицелься…

Вера истерзала зубами внутреннюю сторону щеки, слыша как громко бьется собственное сердце.

– Стреляй.

Оглушительный хлопок, после которого дернуло плечо, а за ним и остальное тело, волной, но Ковалёв крепко держал ее, не давая даже сделать шага назад.

Бутылка разлетелась на куски, своими осколками опрокидывая «соседку». Вера завизжала, чувствуя ураган собственных эмоций, и кинулась к Витьке на шею.

– Ты все врал, это лучше чем секс, – шептала ему на ухо, пока тряслись коленки. Он смеялся, поддерживая Клинкову, чтобы она не рухнула от счастья в сугроб под ногами.

– Я не думал, что девчонки увлекаются таким.

– Спасибо, Вить… – эйфория накрыла сама собой, и Вера как-то машинально потянулась к парню, – Это ценный подарок, Ковалёв.

Поцеловала, потому что рвало крышу от эмоций. Он не давил, не требовал, позволяя ей проявить инициативу, но Вера чувствовала теплые, влажные губы и силу мужских рук, сквозь пуховик, кольцом сомкнувшихся на талии…».

– Не опоздаешь? – на кухню вошла Люда, скручивая в рулончик газету. Сзади мелькнул дядя Гриша в одних трусах, быстро скрываясь в ванной.

– Люд… – позвал он.

– Сейчас еще раз получишь, – рявкнула женщина, швыряя газету в мусорное ведро.

«Семейная жизнь».

– Уже убегаю, – Вера кинула беглый взгляд на часы, одним глотком допивая остывший чай.

На работу почти не опоздала, на ходу скидывая пуховик, закатывая рукава водолазки.

– Привет, а где Гюзаль?

Маджид один на кухне раскатывал тесто, слушая новости по радио.

– Ее сегодня не будет.

И все. Ни здрасти, ни до свидания.

«Ну и к черту тебя, чурка проклятая».

Вера больше не злилась, что он делал вид, будто ее не существует. Просто плюнула, тоже стараясь не обращать на него внимание. За время работы в узбечке, она хорошо набила руку и теперь для очередной лепешки посторонняя помощь не требовалась. Делала уже на автомате.

Самовольно позволила себе переключить станцию на приёмнике, найдя очередной «хит» современной эстрады, помыла руки и «приклеилась» к своему островку – рабочему месту.

И день был, как бы ничего, все как всегда, но атмосфера была странная. Это давящее молчание, раньше хотя бы с Гюзаль можно было поговорить, выпить чаю, а сейчас просто вакуум, как рыбка в аквариуме.

Тяжелое мужское дыхание напрягало, и Вера то и дело косилась на Маджида, которые продолжал лепить пахлаву, заодно перемешивая плов в казане.

– Гюзаль вообще не придет?

В ответ какое-то невнятное бормотание и едва заметное пожимание плечами.

Клинкова отвернулась, голыми руками перемешивая сырой фарш. За спиной раздались шаги, а потом тяжелые руки сжали ее плечи. Грузное тело Маджида придавило ее к той поверхности, на которой она готовила.

– Пусти, урод.

Вера завыла, чувствуя, как его руки нагло ползут по телу, больно хватая за грудь. Клинкова билась, пытаясь выкрутиться и хотя бы повернуться к нему лицом.

– М-м-м, – замычал узбек, оттягивая на ней фартук и забираясь под него грубыми движениями. Вера схватила чашку, в которой месила фарш и, изловчившись, ударила его через плечо. Не видела, куда попала, но по возмущенному, грозному возгласу поняла, что все-таки попала.

– Тебе нужно знать свое место, девка, – схватил ее за волосы, прижимая к себе. Вера поддалась обстоятельствам, позволяя себе зареветь. Кожу головы нестерпимо жгло от крепкого захвата и она, не видя ничего перед собой, начала махать руками, надеясь его зацепить. Рывком, Маджид развернул ее лицом к себе, толкая на рабочий стол и срывая несчастный фартук. Следом затрещала водолазка, расползаясь огромной дырой на плече. На пол посыпалась посуда, мешок муки пылью разлетелся по кухне, вызывая надсадный кашель.

– Помогите-е-е…

– Молчать, – рявкнул мужчина, наотмашь оставляя жгучий след на щеке, заодно задевая губы. Вера хваталась за его руки, вонзая свои ногти как можно глубже. Пыталась дотянуться до его лица, но он был выше ростом, а сидя у нее и подавно ничего не вышло, – Я давно на тебя смотрел. Ты как шлюха дворовая, ты позоришь честь женщины.

Глаза заволокло слезами, и Вера уже била наугад. Пиналась, продолжая сбивать тарелки со стола и стоявшие на нем продукты.

Это было невыносимо страшно, казалось, что лучше пусть он убьет ее прямо здесь и перекрутит на начинку для самсы, чем продолжать терпеть рокочущий голос и мерзкие прикосновения, которые, казалось, одним грязным пятном замарали ее тело.

– Я убью тебя, – завыла Клинкова, все-таки мазнув ладонью по его лицу и оставляя пару красных полос на щеке.

– Шлюхи для того и есть, чтобы обслуживать, а ты ведешь себя как одна из них. Ты не достойна.

Когда он сжал ее горло, отшвырнув от себя, следом прижимая ее к стене, Вера захрипела, но забрыкалась еще больше, чувствуя, как не хватает воздуха. Маджид в это время дернул ее за ногу, пододвигая ближе к себе, из-за чего Клинкова больно стукнулась головой об стол, и уже схватился за пуговицу на джинсах.

– Не-е-е-т, помогите… Кто-нибудь.

Никто не услышал, как звякнул колокольчик на входной двери, но Вера отчетливо услышала голоса в зале выдачи.

«Господи, Спаси и Сохрани» – молила Клинкова, а сама рыдала, продолжая отбиваться.

– Эй, что здесь происходит? – мужской голос ударил по перепонкам и Вера заревела еще сильнее, остро осознавая, что ей послали помощь. Она больше не одна. Маджид выпустил из захвата ее горло, поворачиваясь к вошедшему на кухню Зауру, а Клинкова сползла на пол, больно ударяясь коленками, заходясь в каком-то утробном кашле. В глазах потемнело, но она быстро сгруппировалась, и кинулась к выходу, почти на ощупь, поскальзываясь на размазанном по полу фарше.

Выбежала на улицу в чем была, без пуховика, без сумки, на мороз. Люди, проходившие мимо, смотрели на нее с недоумением, измазанную мукой, пахнувшую сырым мясом.

И Вера побежала.

Не оглядываясь, бежала, насколько хватило сил, не чувствуя от холода дрожащего тела. Задавала себе единственный вопрос: что она сделала не так? Как и чем она его спровоцировала? Она всегда была дружелюбной, приветливой, никогда не грубила, даже если очень хотела, даже одеваться старалась скромно, парилась в водолазках да в свитерах, потому что Ленка как-то сказала, что восточные мужчины не приемлют оголенного женского тела вне дома.

«Это не мужчина, это зверье».

Ноги сами принесли в переход метро. В тот самый, где прошлый раз пели девушка с парнем.

Проглатывая эту вселенскую обиду на жизнь и людей, Вера, стуча зубами, молча, подошла к мужчине, садясь рядом с ним прямо на бетон. Он косо на нее поглядел, а потом протянул платок.

Толпа, которая стояла перед поющей парочкой, встретила ее прохладно, пренебрежительно пройдясь по ней взглядом, а потом и вовсе, некоторые сделали шаг в сторону.

– Кто это с тобой так?

Разбитая губа заныла, когда начала оттаивать и Вера с разочарованием смотрела на свежие пятна крови, остававшиеся на светлом платке.

– Извините, я тут вам испачкала, – показала мужчине платок, замечая несколько обломанных ногтей на правой руке.

– Ничего. На-ка вот, выпей, а то окочуришься. Где куртка твоя? – деловито вытащил из-за спины небольшой блестящий термос, налил чай в крышку и протянул девушке.

– Нету… – снова заныла, глотая кипяток, не веря в происходящее. В эту дурацкую несправедливость.

Под внимательным взглядом Павла Егоровича просидела до тех пор, пока мало-мальски не пришла в себя, переваривая случившееся. Слезы накатывали сами собой, но Вера старалась держать себя в руках, потому что нужно было как-то еще добираться до дома. А у нее не было ни копейки, да и как идти, когда на улице «звенит январская вьюга»? Не описать словами, как ее колотило, уже даже не от холода. От страха. От осознания, что она все-таки смогла сбежать. Что было бы, если бы не приехал Заур?

– Ты давай не хнычь, – Павел Егорович снял с себя куртку, накидывая ее на плечи Клинковой, – Вот тебе деньги, иди лови такси, – выгреб из своей шляпы все деньги, расталкивая их по карман собственной куртки, – Давай, поздно уже, домой все равно придется идти.

– Пал Егорыч, да вы не волнуйтесь, – Федя запыхтел, складывая гитару в чехол, – Мы ее с Варей проводим. Куда она в таком виде?

– Да, да, Вер, не переживай, – Варя осмотрела собранные вещи, а потом сложив руки на талии, посмотрела на Веру, – Не плачь, глаза вон какие красные. Вот, еще возьми, на всякий случай, – девушка протянула Клинковой пару мятых купюр из заработанной за день выручки.

Вера шмыгнула носом, чувствуя, как снова задрожал подбородок.

– Бери, бери. Мы еще заработаем.

– Павел Егорович, а как же вы домой пойдете? Без куртки? – Вера опомнилась, когда мужчина встал со своего ящика, поднимая его следом.

– Ты за меня не переживай, Рыжая. О себе лучше подумай, а со стариком ничего не случится.

«Рыжая».

Так резануло по ушам. Вспомнила Артема, его крепкие руки и широкую спину там, в бане. Когда он пришел и вытащил, вырвал из чужих рук. Услышал мольбу и забрал ее под свое крыло. А сегодня его не было. И от этого было так больно и обидно и… И горько. Да, было горько. Наверно так можно было описать чувство, которое она испытывала. Сидя в промерзшем бетонном переходе, грязная, в чужой куртке, как последняя бичовка.

«Где твое плечо, я устала быть сильной?»

Устала вариться в этом дерьме. Устала выживать в этом непонятном всём, когда не знала, каким будет завтра. Хотелось жить.

Хотелось его защиты, чтобы больше ни одна шваль не посмела даже косо посмотреть в ее сторону, не то, что прикоснуться.

Домой пришла почти за полночь. Варя и Федя проводили ее до самой подъездной двери, несмотря на то, что жили совершенно в другом районе.

– Ты не стесняйся, если захочешь попробовать, приходи, мы так уж и быть, не будем стучать на тебя ментам, – Варя улыбнулась, ласково приобнимая Веру за плечи, – Пока.

– Целоваться не будем, – пошутил Федя, улыбнувшись, – Пока.

Они еще раз обернулись, наблюдая как Вера заходит в подъезд, а потом взявшись за руки, скрылись в темноте.

Вера, хватаясь за перила, со стоном, от собственного бессилия поднялась к своей квартире. Поскреблась в дверь, вытирая бегущие из носа сопли, сдерживая новый поток слез. Звонить не стала, бабушка наверняка уже спала.

– Вера, мы уже волноваться нач… – Люда на ходу запахнула домашний халат и даже вышла на площадку, разглядывая Клинкову под светом подъездной лампы, – Лапушка, да кто же тебя так?

– Люд, я так больше не могу-у-у.

– Тихо, тихо, моя девочка. Давай, пойдем.

Люда крепко обхватила Веру под грудью, заводя в квартиру.

– Ну я ж тебе говорил, явится твоя Верка, загуляла, – в темном коридоре появились очертания дяди Гриши, который судя по голосу тоже еще не ложился, вместе с Людой ждал Вериного возвращения.

– Пойдем в комнату, чтобы бабушку не разбудить, – в кромешной тьме, после того как пропала последняя полоска света из подъезда, Люда стянула с Веры сапоги и поволокла ее в комнату, – А ты аптечку принеси. Побыстрее и потише.

Клинкова хлюпнула носом, отдавая уже в своей комнате, снятую чужую куртку женщине.

– Вера-а-а, – Люда ошарашено схватилась за голову, прижимая куртку к себе. В комнату зашел дядя Гриша, хрустя вафлей и сжимая аптечный чемоданчик под подмышкой.

– Верка, это че с тобой? – вдруг стал серьезным, даже жевать перестал.

– Что делать то? В милицию позвонить? Вер, ну не молчи, что случилось?

Люда пораженно прикрыла рот ладонью и Клинкова увидела, как заблестели ее глаза.

– Можно мы не будем разговаривать? – Вера захрипела, не узнавая собственный голос, – Мне нужно в ванну.

– Пойдем, я помогу, – Люда кинула куртку на пол, принимая Верину руку, медленно выходя с ней в коридор, вдогонку шикнула на мужчину, – Не вздумай разбудить бабушку. С ней будем завтра разбираться.

Женщина, еле сдерживая собственные слезы, помогла Вере раздеться, теребя в руках порванную водолазку.

– Не плачь моя девочка.

Гладила ее по голове, позволяя Вере выплакаться, пока другой рукой держала душевую лейку, открыв воду погорячее.

– Почему люди такие жестокие? Почему все это происходит со мной, Люд? Ну что я сделала такого, что меня Боженька так наказывает?

– Ангел мой, ну как тебе помочь? Ну что мне сделать? – Люда присела на корточки перед ванной, через бортик обнимая Веру, – Расскажи, что случилось. Не держи в себе, от этого только хуже будет. Кто тебя обидел?

Говорила, а сама смотрела на эти пятна, кровоподтеки, синяки, которыми была усыпано лицо, шея, грудь. В некоторых местах бедра. Мерзкие отметины от пальцев.

Вера рассказала, снова и снова заходясь в истерике, цепляясь за Люду, как за последний шанс сбежать от реальности. Она до сих пор не верила, что с ней могло случиться подобное.

«Со мной такого не произойдет» – помнишь эту фразу?

В дверь коротко постучали.

– Люд, сорок минут уже сидите. Выходите, давайте, – в голосе Гриши послышались серьезные нотки, которые Вера слышала впервые, за все время. Казалось, что он хмурился, стоя там, за дверью.

– Пойдем моя золотинка.

Уже в комнате, Гриша мерил ее шагами, поглядывая на Веру, которая сидела в халате, закутавшись в одеяло, пока Люда обрабатывала разбитые губы, параллельно размазывая бадягу по синякам.

– Гриш, ты иди спать, я с Верой лягу.

– Точно ничего не надо?

– Нет.

– Толкни, если что-то будет нужно.

Люда поцеловала его на ночь, закрыла дверь и выключила свет, ложась к Вере в кровать.

– Не бросай меня, – шепотом попросила Вера, сжимая руку женщины в своей.

– Никогда, моя девочка.

* * *

Утром проснулась от того, что ныл затылок. Люды рядом не было, зато в коридоре слышался какой-то возмущенный шепот, и недовольное сопение дяди Гриши.

– Люда, что случилось? – судя по голосу, бабушка стояла возле двери в Верину комнату и уже схватилась за ручку.

– Нина Степановна, вы только не переживайте…

– Люда, – бабушка повысила голос и рванула дверь на себя.

Вера закрыла глаза, мысленно готовясь к бабушкиному штурму.

– Мам, не надо. Видишь, она еще спит.

– Не сплю, – девушка открыла глаза, встречаясь взглядом с нависшей над ней Ниной Степановной. Долго смотрели друг на друга, пока женщина не присела на кровать, откидывая одеяло в сторону.

– Вера, что случилось? Кто это сделал?

Клинкова слышала, как задрожал бабушкин голос, пока она, оттянув спальную футболку, смотрела на потемневшие отметины на шее.

– Это не то, что ты думаешь. Домой шла, шпана какая-то налетела, поздно уже было.

– Да как, же так? Ты, поди, через школу шла, там же темень, ни одного фонаря нет, – бабушка продолжала разглядывать синяки на коленках и бедрах, постоянно качая головой, – А с губой что? Вер, скажи мне правду.

– Правду я говорю, – украдкой посмотрела на Люду, которая тяжело вздыхала, положив Грише голову на плечо, – Ударили, потому, что сумку отдавать не хотела. Все равно, черти забрали.

– Они тебя… Ну… – Нина Степановна поправила очки, сидя по всему подбирая слова, – Может в больницу надо? Вер, ты только скажи мне правду. Я сейчас оденусь и побегу заявление писать, ты помнишь, как они выглядели?

– Не надо в милицию, баб. Я живая, со мной все нормально, они ничего такого мне не сделали. К тому же там действительно было темно, я не видела, кто это был.

Вера закусила губу, сдерживаясь от желания поморщиться. Лицо Маджида стояло перед глазами, его потные руки, покрытые порослью черных волос, до сих пор сжимали ее шею и расстегивали джинсы.

– Пуховик тоже они сняли? – дядя Гриша все это время играл желваками, сложив руки на груди, – Надо писать заявление. Сколько их было?

– Что, даже пуховик забрали? – бабушка пораженно ахнула, прикрыв рот ладонью, – Как ты до дома дошла?

– Добрые люди помогли. Давайте закончим на этом. Ни в какую милицию я не пойду, никакое заявления писать не буду. Синяки через неделю пройдут. А сейчас можно я переоденусь?

Выпроводив всех за дверь, Вера снова опустилась на кровать, вытирая уже бегущие по щекам слезы. Это было невыносимо. Это все походила на какую-то насмешку, откуда сверху. Хоть бабушка всегда и говорила, что людям не даются испытания, которые бы им не выдержать, Вере казалось, что это было перебором. Что дальше? Ее собьет машина? Или переедет трамвай? Было бы смешно, если бы не было так грустно.

Она рассматривала себя в зеркало, касаясь пальцами распухшей губы, небольшого синяка на скуле. Следы от мужских пальцев щедро усыпали ее шею, плечи, за которые он хватался, пытаясь удержать ее на месте.

– Вер, там Лена звонит, подойдешь или сказать, что не можешь? – в комнату заглянула Люда.

– Подойду, – накинула халат и подошла к телефону, – Ну че тебе не спиться в такую рань?

– Ой, Клинкова, представляешь, я не беременная, – подруга засмеялась в трубку, параллельно что-то запихивая в рот, – Врач сказала, что я подстыла, поэтому живот тянуло, а то, что тошнило, это мне к другому врачу, ну этот, как его? Ну, ты поняла? Который желудок проверяет, забыла блять.

– Поздравляю, – буркнула Вера, разглядывая облезший лак на ногтях.

– Ты че такая, разбудила что ли? Время почти час дня, даже я столько не сплю. Ну, я с этой работой вообще теперь не сплю…

– Если ты теперь не спишь свои полноценные 12 часов в сутки, это не значит, что ты не спишь вообще. Нормальным людям хватает восьми…

– Если ты не в духе, так и скажи, нехер остальным настроение портить. Отпустит – наберешь, – Самохина бросила трубку, громко чавкнув напоследок. Вера сжала пальцами переносицу, опуская трубку на рычаг.

Что дальше делать, она не представляла.

– Голова болит? – бабушка ласково пригладила рыжие волосы на макушке, а потом поцеловала, – Как ты себя вообще чувствуешь?

– Ты только не переживай, баб. Я, правда, нормально.

– Чаю налить? Люда там какой-то новый купила, с цветами какими-то.

– Я полежу, пойду.

– А ты на работе предупредила, что тебя не будет несколько дней?

– Я там больше не работаю… – Вера поднялась с пуфика, босыми ногами шлепая обратно в комнату.

– Как это? Почему?

– Не дело это, юристу, пирожки лепить, – девушка махнула женщине рукой, закрываясь в своей комнате.

Целый день пролежала на кровати, молча наблюдая за тем, как в комнату поочередно заходили Люда с бабушкой, последняя мимоходом объявила, что собирается сходить в церковь, поставить свечку за здравие. Вере было все равно, пусть делают, что хотят.

‍​‌‌​​‌‌‌​​‌​‌‌​‌​​​‌​‌‌‌​‌‌​​​‌‌​​‌‌​‌​‌​​​‌​‌‌‍К вечеру снова пришла Люда, чтобы сделать компрессы, померить температуру и в очередной раз поинтересоваться, как она себя чувствует.

– Может, покушаешь? Мы с бабушкой голубцов наделали, какао сварили, Гришу разодрало прям на это какао.

Люда сидела на краю кровати, протягивая девушке горячую кружку.

– Терпеть не могу какао, – Вера усмехнулась, делая глоток.

– Может, сходим, прогуляемся? Ты такая бледная, хоть воздухом подышишь…

– Мне вчера знаешь, как воздуха хватило, всю жизнь не забуду.

– Ну, может, хоть завтра со мной на рынок сходишь? Чего дома то сидеть? Только если у тебя что-то болит, ты скажи, я ж не знаю, – Люда снова затараторила, небрежным жестом поправляя волосы. А потом ее взгляд забегал, женщина неожиданно сцепила руки в замок и поджала губы, – А как ты относишься к детям?

– Пока не готова к ним, а что? – Клинкова под одеялом поджала пальцы на ногах, мысленно строя догадки, к чему был задан этот вопрос, – Стой… Люд?

Вера расплылась в улыбке, отставляя кружку на тумбочку, поближе подсаживаясь к женщине.

– Нет, ты не правильно все поняла, – Люда улыбнулась в ответ, поднимая голову и встречаясь с девушкой взглядом, – Мы тут лежали с Гришей, разговаривали… Я уже не смогу, Вер, сама понимаешь, – женщина тяжело вздохнула, вытирая влажные ладони о домашний халат, – Мы думали, может из детского дома мальчишку взять. Вырастим его, как положено, человеком, после нас кто-то останется, а то ведь оба, как сычи…

– Ты шутишь?

– Неа, – Люда снова улыбнулась, качая головой, – Своих у нас уже не будет, а так хоть чужому поможем.

– И Гриша прям согласился? А бабушка?

– Тише ты… Бабушке пока не говорили. Да и вообще это только так, предположение, там знаешь, сколько мороки, с документами со всеми. Могут и не дать…

– Как его зовут?

Люда замолчала, снова опуская глаза в пол. Вера взяла женщину за руку, вынуждая продолжить.

– Захар.

– Гриша уже с ним знаком?

– Нет еще. Я так боюсь его спугнуть, если буду слишком наседать. Мне хочется, чтобы это все само собой произошло, знаешь, чтобы никто никого не заставлял.

– А я могу с ним познакомиться? – Вера вдруг почувствовала какой-то прилив сил, перестав скрывать улыбку, – Люда, это же замечательно, знаешь. Это так… Не знаю как. Ново для меня, что даже слова не могу подобрать. Но нужно как можно скорее сказать бабушке, а, то потом скажет, что узнает все в последнюю очередь.

– Ты действительно так думаешь? – на секунду показалось, что женщина облегченно выдохнула, – Я так переживала, что ты будешь против. Ой, Вер, – Люда соскочила с кровати, – Я пойду тогда. Ой, Вер. Все, пошла. Завтра на рынок со мной пойдешь, все, ложись.

Вера проследила за тем как быстро исчезает полоска света из коридора и переползла обратно на подушку.

Это было странно. В семье никогда не поднимался вопрос о приемных детях, может потому, что усыновлять было некому, ведь бабушка активно готовилась к правнукам от Веры, а может потому, что этот вопрос просто не имел место быть в принципе. Ведь приемные дети… Они не родные… Никто не знал, как отреагирует бабушка на данную новость, но Вера почему-то стала готовиться к худшему. А с другой стороны, ведь родителями будут Люда с Гришей, это будет их ребенок, а не бабушкин. Ее нужно просто поставить в известность.

Если все получится, в их семье появится новый член семьи. Люда не сказала, сколько ему лет, но он явно еще ребенок. К которому нужно будет привыкать, с которым нужно будет находить общий язык. С ним нужно будет учиться жить, меняя какие-то свои распорядки, правила, чтобы подстраиваться под него. Вера с трудом представляла себе, как изменится их жизнь, но в подсознании поняла, что хочет этого.

Всю ночь снилась кошка. Упитанная, с лоснящейся рыжей шкуркой, с хитрым прищуром глаз, все время как будто лукаво улыбаясь. Вера, как сторонний наблюдатель, поначалу подумала, что у нее глюки, но кошка продолжала «улыбаться». А потом появились «сидящие» мужские ноги, на колени которых и запрыгнула кошка, ласково потираясь мордочкой о бедро. Вера напрягалась, как могла, пытаясь увидеть лицо Хозяина, но кроме появившихся мужских рук, гладивших кошку, так больше ничего и не разглядела.

Утром проснулась сама, прислушиваясь к звукам в квартире. Тишина. Судя по времени, все еще спали. В зеркало смотреться не стала, не хотелось. Что нового она там увидит, кроме этого тоскливого взгляда «пожалей меня иначе убью»?

Кутаясь в халат, прошлепала на кухню, ставя чайник на плиту, мимоходом выглядывая в окно. Витька снова возле машины, копается, перебирает какие-то инструменты, тряпочки складывает. Вот что значит, человек нашел свое умиротворение, устряпается в этом масле, в этом мазуте и счастлив. Хотелось бы Вере однажды найти что-то такое, к чему бы лежала душа, чтобы перестать искать, перебирать всевозможные варианты, тихо осесть и заниматься каким-то делом.

Бабушка появилась на кухне, как только закипел чайник.

– Доброе утро, ба.

– Доброе, Верочка. Как ты себя чувствуешь? – Нина Степановна подошла, померила лоб ладонью и подвела девушку поближе к окну, придирчиво разглядывая темное пятно у нее на скуле.

– Нормально. Сегодня пойду с Людой на рынок, прогуляюсь немного.

– Правильно, сходи. Я там еще список напишу, купите, что надо будет. Ой, а пуховика то нет, в чем пойдешь?

– Да теть Марина куртку в прошлом году отдала, ее надену. Ты ж не выкинула ее?

– Да Бог с тобой, – бабушка махнула рукой, доставая из шкафа кружки, – Ты только все равно потеплее одевайся, а то куртка, чего она твоя куртка, даже зад не прикроет.

– Доброе утро, – на кухню вошла еще сонная Люда, неся в руках две кружки, видимо из комнаты, – Что-то вы сегодня рано. Не спится?

– Мне сегодня надо подписи собрать по подъезду, чтобы весной крышу отремонтировали, а то опять протянем. Соловьевых хоть и заливает, в зале на потолке уже грибок появился, а заняться некогда. Сама пойду.

– Вер, ты со мной пойдешь? – Люда налила себе чай, присаживаясь напротив Нины Степановны за столом, – Сегодня хоть и обещали снег, но на улице тепло.

– Пойдет пойдет. Вы только куртку из шифоньера достаньте, посмотрите, можно в ней идти или нет… – бабушка швыркнула чаем, роясь в пиалке с печеньем.

– То-о-чно, Вер. Я и забыла, что у тебя пуховика нет. Надо срочно что-то думать. У меня на квартире дубленка осталась, она конечно не новая, но я старалась носить аккуратно. На рынок сходим, заскочим потом, померяешь, если подойдет, первое время в ней побегаешь, а потом Гриша зарплату получит, купим новый пуховик тебе.

– Кстати, по поводу зарплаты, Вер, что с работой то? Я так вчера и не поняла, – начала Нина Степановна, поглядывая на девушку из-за ободка кружки.

Вера вздохнула.

– Ничего, ба. Я уволилась…

– У тебя какие-то неприятности…

По коридору прошлепали тапки, и на кухне появился заспанный дядя Гриша.

– Бабье царство, похоже, никогда не дремлет, – он усмехнулся, почесывая живот и одновременно зевая.

– Ну чего в трусах то выперся, Гриш? Иди, давай, оденься, – Люда махнула ему рукой, а потом протянула вафлю из корзинки.

– У меня сегодня выходная, так что я буду целый день ходить в трусах и вы мне ничего не сделаете, – хватанул вторую вафлю со стола и гордо задрав бошку, удалился обратно в комнату.

– Смотри-ка какой важный, – Нина Степановна засмеялась, делая очередной глоток.

– Пойдем собираться, надо успеть набрать «серединку», пока не расхватали. Нина Степановна, вам как удобнее, чтобы мы взяли в бидоне или в банке?

– В банке, бидон в холодильник не влезает. Возьмите еще одну, Клара Васильевна вчера просила, чтоб ей самой не тащить, тяжело.

Вера забралась на самый верх шифоньера в зале, балансируя на табуретке и вытаскивая куртку, которую отдала теть Марина. Несмотря на то, что женщине было почти сорок, она всегда выглядела хорошо, в плане одежды. Ее сестра была челночницей и часто таскала шмотье из-за границы, позволяя соседке не щеголять весь сезон в одном и том же. Теть Марина в свою очередь старалась поддерживать себя в хорошей физической форме, поэтому и размер был адекватный, для Веры. Но после рождения второго ребенка, она заметно округлилась и поэтому отдала куртку девушке. Черная, дутая синтепоновая куртка, с серебристыми вставками на рукавах и натуральным мехом чернобурки на капюшоне.

– Ну как?

– В груди великовато, но в целом не так уж и плохо, – Вера покрутилась, демонстрируя куртку Люде.

– Ничего, свитерок потолще наденешь и как будто, так и было. Колготки не забудь.

Странно было ловить себя на мысли, что в голове не было мыслей. Ну вообще ничего. Знаете, когда мозг после пережитого стресса отключается и ты на какое-то время становишься овощем, вроде бы переживаешь внутри, а вроде бы тупо отключаешься от жизни и молча, киснешь в этой пустоте. Как в болоте, когда что-то затягивает в самую трясину, а на поверхности одни булькающие пузырьки. То же самое было сейчас в голове у Веры.

Шла по улице, слушала, как тараторила Люда, рассказывая про Захара, вертела головой по сторонам, как будто первый раз шла этой дорогой, как будто первый раз видела знакомый рынок.

– Так, голуба моя, не щелкай, вставай вот сюда, кто будет лезть, не пускай, они тут все, «ой, я старенькая», «ой, мне стоять тяжело», «ой, меня дома дети ждут», а потом как наберут по три бидона и прут как кобылы, так что внимательнее. Продавщицу зовут Наташа, если я не успею прийти, скажешь, что ты со мной, она тебе все сделает…

– Стой, а ты куда? – Вера дернула Люду за рукав, оглядываясь по сторонам. Перед бочкой с молоком собралась приличная очередь, и тетки уже начали выяснять, кто за кем стоял.

– Я быстренько пробегусь по списку, который дала бабушка, ну там не много, я быстро. Ты главное понаглее, не пускай никого вперед.