Текст книги "Королева для нищего (СИ)"
Автор книги: Настя Малиновская
сообщить о нарушении
Текущая страница: 17 (всего у книги 22 страниц)
– Девушка, купите сувенир, – бабушка, сидевшая возле остановки, сняла пуховые рукавицы, подзывая к своему столику Веру.
– Спасибо, я уже все купила, – Клинкова отвернулась, высматривая автобус. Зараза, руки уже посинели от холода, еще эти баулы.
– Это не просто сувениры, – бабушка подняла в воздух перед собой двух белых голубей, размером, буквально, со спичечный коробок, – Это талисманы, на счастье, которые будут оберегать в трудный час, – Вера вздохнула и все-таки подошла поближе, рассматривая переливающиеся фигурки, – Одну оставляешь себе, а вторую нужно отдать дорогому сердцу человеку и вас всегда будет связывать невидимая ниточка, даже если вы будете далеко друг от друга.
– Дайте три тогда, – Вера вытащила кошелек, намереваясь расплатиться.
– Нельзя дорогая. Эти голубки, как и живые, только парами, а иначе их магия рассеется, – бабушка покачала головой, снова пряча фигурки.
– Нет, нет, подождите. Я возьму…
– А знаешь, кому вторую подаришь?
– Знаю, бабушка. Знаю.
Всю дорогу до дома грела голубей в ладошке, несильно сжимая руку в кармане. Это было странно, но почему-то она поверила в это таинство, боясь в очередной раз сделать что-то не так, чтобы не разрушить его. Гадала, как подарить вторую голубку, чтобы оставить о себе память.
– Ну что опять не поделили? – Вера зашла на кухню, ставя пакеты на стол. Звенящие в них бутылки привлекли внимание Нины Степановны и Люды.
– Кто делает оливье со свежими огурцами? Всю жизнь резали соленые, – бабушка вопила на всю кухню и казалось, что она сейчас вцепится Люде в волосы.
– Нина Степановна, ну у каждой хозяйки свои рецепты, меня мама так учила, вы по-другому готовите. В этом нет ничего страшного.
– Баб, ты че, реально из-за огурцов с ней ругаешься? – Вера присела на табуретку, следя за семейной перепалкой, – Какая вообще разница, какие в салате огурцы?
– Как это «какая разница»?…
– Нина Степановна, давайте сделаем с солеными, только не ругайтесь, пожалуйста, – Люда примирительно подняла руки вверх.
– Правду говорят, что нельзя быть двум женщинам на одной кухне, – Нина Степановна фыркнула, но кажется, осталась довольной, что вырвала пальму первенства. Вера посмотрела на Люду, молчаливо извиняясь и пожимая плечами.
* * *
– Верка, хватит дрыхнуть, вставай, давай, – в комнату зашел дядя Гриша, морда красная, видать только что с улицы, – Помогать надо идти, Люда там кружится на кухне.
Клинкова перевернулась на спину и уставилась еще сонными глазами в потолок. Она не разделяла всеобщего воодушевления по поводу предстоящего праздника, потому что не было настроения. Этот Новый Год пройдет как и все предыдущие, тогда какой смысл вертеться ужом? Да, в этот раз их семья будет в несколько другом составе и Вера была действительно рада, что появилась Люда. За это время, что они жили вместе, она так привыкла к совместным завтракам, к генеральным уборкам уже в четыре руки, которые каждый раз сопровождались такими обычными, будничными разговорами, хоть и для Веры все равно было в новинку. А вечерние посиделки на кухне, за чаем, бабушка конечно, относилась к этому как-то прохладно, и очень редко проводила с ними время, стараясь избегать эту часть семейной жизни, но Вера не могла отказать себе в удовольствии просто посидеть, поделиться, что произошло за день на работе, например. А еще Люда часто заглядывала в комнату, перед сном, и тогда они могли поговорить о своем, о девичьем, без посторонних ушей. Люда могла пожаловаться на Гришу, нет, чаще она конечно хвалила его, говорила, что стала действительно замечать, как он изменился, как изо всех сил ищет работу, помогает по дому. И что характерно, Вера тоже стала замечать это. Он стал мягче, уступчивее, сговорчивее, даже терпеливее. На него теперь легла ответственность, как единственного мужчины в семье, сглаживать острые углы в непростых отношениях между своими женщинами. Вера наблюдала за этим с улыбкой, но чувствовала, что он старался наладить этот хрупкий мир между матерью и любимой женщиной. И действовал он достаточно демократично, потому что могло достаться как и Нине Степановне, если она слишком наседала, так и Люде. Вот так пробухал мужик, а к закату лет выяснилось, что у него все-таки есть потенциал для нормальной жизни. И Вере сразу становилось как-то легче, да, у нее не ладилось в личной жизни, работа тоже оставляла желать лучшего, зато дома было хорошо, и пускай эти бесконечные стычки, возмущенные вопли вечером, после работы, иногда затишье и даже дружелюбные улыбки, но разве не так в обычных семьях?
«Где-то убыло, где-то прибыло».
Из коридора потянуло знакомым запахом и Вера, спрыгнув с кровати, путаясь в одеяле, вылетела в коридор. Дядя Гриша, тяжело пыхтя, протаскивал из коридора в зал настоящую ёлку. Не облезлую, пушистую, с длинными зелеными иголками. А запах, какой стоял. Это тебе не ветки, которые бабушка покупала на остановке.
– Ну? Как тебе? – дядя Гриша приосанился, довольный собой, судя по всему, – Хороша, красавица?
– Замечательная, – Вера как маленькая, закружила вокруг деревца, как будто ни разу не видела вживую, испытывая при этом какой-то щенячий восторг. Неважно, сколько тебе лет, живая ёлка для Нового Года это… Это самое настоящее подтверждение праздника. Ни мандарины, ни Ирония Судьбы, которая прямо сейчас шла по телевизору, только этот запах по квартире, ну и конечно осыпающиеся на ковер иголки, – Где ты ее взял?
– Тебе все расскажи, – мужчина по-доброму усмехнулся, придерживая ствол, – Где взял, там уже нету. Ты давай лучше ведро с водой неси и веник, все вон посыпалось.
А Верка только рада. И веник, и ведро, все принесет. Самое главное то еще впереди – ее ж еще нарядить надо!
– Ты б хоть куртку снял, дровосек, – Люда появилась в пороге комнаты, насмешливо качая головой, – И вообще, нечего Веру отвлекать, сам притащил, сам и занимайся, нам готовить нужно.
– Ты же понимаешь, что тогда она просто останется стоять в углу, без воды и игрушек, – Клинкова засмеялась, продолжая поглядывать на дядю Гришу, – А где бабушка?
– Она к соседке ушла, какой-то новый рецепт узнавать, – Люда многозначительно моргнула обоими глазами и вернулась на кухню.
– Ты, етит твою мать, принесешь ведро или я буду стоять тут до кошачьей пасхи?
– Да иду, иду.
Процесс с установкой ёлки немного затянулся, потому что дяде Гришу вдруг захотелось сделать все честь по чести. Обворачивал ствол какими – то тряпками, потом подкладывал баклушки с разных сторон, зачем-то начал их подпиливать, испортил ведро, пробив внизу дыру. Он столько сил не потратил за все годы своей жизни, сколько за полтора часа с ёлкой.
– Ровно? – Вера висела на стремянке, водрузив на макушку золотой наконечник.
– Ну… – Гриша походил по комнате, с разных ракурсов смотря на сие творение, – Как тебе сказать? Вроде ровно.
– Вы все равно ничего не исправите, это же вам не искусственная, ей веточки не подогнешь, – Нина Степановна, вернувшаяся от Клары Васильевны, исправно следила за махинациями в комнате, – Красиво, Вер, молодец.
Немая сцена, пока Клинкова спускалась по стремянке вниз, все остальные рассматривали главный символ Нового Года.
– Я горжусь тобой, – шепнула Люда прямо на ухо дяде Грише, а потом положила голову ему на плечо. Ох, как он сразу хвост распушил, кому скажешь, не поверят.
– Все валите на меня, Гришка плохой, плохой, а я может и не плохой…
– Просто у тебя велосипеда не было… Видимо, – Клинкова заржала, спотыкаясь об кресло и падая бабушке на колени.
– Ой, Вера, скажешь тоже, – у Нины Степановны от смеха очки с носа съехали.
– Да ладно, не обижайся, мы же любя, – Люда, обняла его за плечи, прижимая к себе, – Ты молодец, правда.
– У меня ж там картошка варится, – Нина Степановна спохватилась, когда услышала, как зашипела вода на плите, – Пусти, Верка.
– Когда еще увидишь тебя в хорошем настроении, – девушка навалилась на Нину Степановну, звонко целуя ее в щеку.
К вечеру, когда, наконец все уселись за стол, шумно обсуждая что год грядущий может готовить, раздался звонок в дверь.
– Мы ждем кого-то еще? – Люда обвела присутствующих пытливым взглядом, ставя бокал, который держала в руке, на стол.
– Может это Клара Васильевна? Я приглашала ее, – Нина Степановна ловко поправляя начес на голове, буквально выпорхнула из-за стола в коридор. Вера сунула в рот вилку с салатом и уставилась в телевизор.
– Вам кого? – приглушенный голос бабушки после того как щелкнул замок на двери.
– Здравствуйте, могу я увидеть Веру? – мужской голос заставил Клинкову подавиться.
– Не спеши, – шепотом посоветовала Люда, несильно постукивая девушку по спине, – Это Артем?
Вера судорожно вытерла рот салфеткой, с ошалелыми глазами выскакивая в коридор. Сахнов стоял на лестничной клетке, возвышаясь над бабушкой, в одной руке сжимая кожаные перчатки, а во второй – небольшой подарочный пакетик.
– Вера, это кто? – Нина Степановна переводила взгляд с мужчины на внучку, вопросительно изгибая брови.
– Иди, это ко мне.
– Вера?…
– Иди я говорю, – девушка подтолкнула женщину в спину, а сама задержала в груди, рвущийся наружу вздох, – Извини за это, бабушка с недоверием относится к посторонним людям, особенно к здоровенным мужикам.
Попыталась выдавить подобие улыбки, подходя к нему ближе.
– Я уже понял, – Ваня усмехнулся в привычной манере, делая шаг в квартиру, – Это тебе, с Новым Годом, Вер.
Клинкова взяла протянутый пакет в руки, заглядывая внутрь. Новая, запечатанная коробочка с духами приятно оттягивала ладонь.
– Вань…
– Это подарок. Просто подарок. Ни к чему не обязывающий, – мужчина шагнул еще ближе, теперь уже нависая над Верой.
– Спасибо, – Вера прервала неловкое молчание, поднимая на него свои глаза, – Может, зайдешь?
– Мужики ждут в ресторане.
Скрипнула межкомнатная дверь и через щелку появился один глаз Нины Степановны.
– Бабушка! – дверь тут же закрылась, вызывая у Сахнова улыбку.
– Пошли, выйдем в подъезд, перекурим.
Вера сунула ноги в стоявшие в коридоре тапочки и выбежала на лестничную площадку, плотно прикрывая за собой дверь. Ваня спустился на один пролет ниже, приваливаясь к перилам и прикрывая рукой горящую зажигалку.
– Ну, как дела? – поправила платье, спускаясь к мужчине, встав рядом. Он скосил глаза на сигарету в зубах, на что получил отрицательный кивок.
– Еще скрываешься, молодежь? – он понимающе улыбнулся, пряча зажигалку и перчатки в кармане зимней дубленки, – Нормально дела. Работу работаем как всегда. Решили поздравляться у Андрея, лень что-то придумывать, суетиться.
– Ясно… А Артем как? – пыталась сохранять спокойствие и невозмутимость, но голос очевидно все равно дрогнул, потому как Ваня фыркнул, выпуская дым через нос.
– Жив, здоров твой Артем. Позавчера в кабаке харю подрихтовали, а так ничего, огурцом.
– Как подрихтовали?…
– Нажрался, цепанул кого-то и понеслась. Обычное дело, Вер, – Ваня улыбнулся, а потом зачем-то сжал ее руку. Вера молчаливо следила за грубыми пальцами, пока они касались ее запястья. Она не знала, как на это реагировать, позволяя ему продолжать, – Ты не переживай, ничего страшного не случилось.
Поняла, что речь шла не о подпорченном лице Исаева.
«Да, это ведь не тебя нахуй послали».
– Давай не будем, Вань. Я знаю, что сама виновата.
– Он выглядит довольно кисло, если тебя это успокоит. Переживать сильно времени нет, но он явно думает, о том, что произошло. И если хочешь знать мое мнение, то в этом виноваты вы оба, а не только ты одна.
Вера помолчала, переваривая услышанное.
– Ладно, Вань…
– Не думаешь, что погорячилась, когда ушла из ресторана? – мужчина перебил ее, делая новую затяжку, – Любовь любовью, а работу никто не отменял.
– Не хочу лишний раз попадаться ему на глаза, – честно призналась Вера, – У меня было много времени, чтобы подумать и мне даже представить стыдно, как все это выглядело со стороны. Там наверно все официантки хорошо перемыли мне кости.
– Ну, как тебе сказать. На самом деле, мало, кто понял, что произошло, а тем, кто, все-таки понял, Андрюша доходчиво объяснил, что лучше сидеть и помалкивать. Не хочешь вернуться и хотя бы поговорить?
– Я налажала, ясно? К Артему я точно не пойду, потому что он дал понять, что ему все это не нужно. Он, оказывается, всю дорогу сомневался, нужны ему эти отношения или нет, а тут видишь, как повезло, все само собой решилось. А насчет Андрея… – Вера опустила глаза, – Ты знаешь, он мне больше не поверит. Я подставила его в очередной раз, и теперь он вряд ли будет со мной разговаривать. И наверно, я уважаю его решение, пусть найдет кого-нибудь повзрослее, поспокойнее, без шила в заднице.
– Сейчас, где работаешь?
– Заур пристроил к своей сестре, пока первое время у нее, а потом видно будет.
– Помощь какая-нибудь нужна? Деньги? – Ваня небрежно отшвырнул от себя тлеющий бычок, а потом затоптал его носком ботинка.
– Нет, спасибо. Все нормально.
– На всякий случай, – он сунул Вере в руки визитку с номером своего телефона, – Не пропадай, Рыжая.
Клинкова кивнула, поджав губы. Сахнов подошел ближе, снова касаясь ее руки. Он хотел большего, явно, но что-то, как будто останавливало, хотя Вера и особо не сопротивлялась. Просто как обычно перехватило дыхание от происходящего.
– Спасибо, что заехал, – Вера прервала мучительное молчание, немного отстраняясь от него. Все понял, улыбнулся, выпуская ее руки из своих.
– Не вешай нос, красотка. Все может измениться в одну секунду, – Ваня подмигнул, делая шаг на нижний пролет ступеней.
– С наступающим, Вань.
– С наступающим, Вер.
Проводила его взглядом, дождалась, пока хлопнет подъездная дверь, и только тогда вернулась в квартиру.
– Может, объяснишь, кто это? – Нина Степановна, сложив руки на груди, стояла посреди коридора и ждала объяснений, – Этот твой? Как только совести хватило заявиться?
– Это Ваня, бабушка. Его друг, – Вера присела на пуфик, отодвигая тапки обратно на обувную полку.
– Какая краля, гонцов присылает. Что ему было нужно? Кажется, решили уже все, нет? – лицо Нины Степановны было сродни грозовой тучи, она хмурилась, щурилась, поджимала губы.
– Если ты не хочешь поссориться в праздник, то советую закончить этот бессмысленный разговор.
– Ох, Верка, вляпалась ты. Теперь будут кататься непонятно кто. Рожа такая же, бандитская.
– А у тебя все рожи бандитские. Кругом потому, что одни бандиты и проститутки, из нормальных то людей только ты, да Клара Васильевна твоя, – Вера снова вспыхнула, подскакивая на ноги, – Не доводи до греха, я тебя прошу. Эта ситуация не стоит того. Человек просто приехал поздравить, подарок, между прочим, подарил, а ты ругаешься.
– Да их подарки…
– Закончили, баб. Мы больше это не обсуждаем, – Вера махнула рукой, оставляя Нину Степановну одну в коридоре.
После двенадцати входная дверь перестала закрываться, соседи бегали туда-сюда, выкрикивали поздравительные тосты, взрывали какие-то хлопушки в коридоре, хвалили красавицу-ёлку. Вера вздохнула, поджимая пальцы на ногах – от сквозняка из подъезда замерзли ноги. Бабушка, после неожиданного знакомства с Сахновым, на удивление, не скалилась, а наоборот расслабилась так, что Вера не успевала замечать, как ей в бокал постоянно подливали новую порцию шампанского. Клинкова стояла посреди этого веселья невидимкой, находясь, будто под вакуумом. Стащила бутерброд со стола, бокал с шампанским и закрылась в своей комнате. В принципе, ничего нового в этом году не произошло, все было как всегда. Прислонилась лбом к холодному окну, наблюдая, как на улице взрываются салюты. Люди высыпали на улицу, радостно хлопая очередному залпу.
В дверь тихонько постучались, и Клинкова откинула с себя тюль.
– Можно? – Люда, с чуть тронутыми румянцем щеками, заглянула в комнату.
– Да, заходи.
Женщина, заговорщицки улыбаясь, потрясла в воздухе бутылкой и парочкой мандаринов, ногой закрывая за собой дверь.
– Наша бабушка разбила тарелку, – Люда умело справилась с пробкой, разливая шампанское по бокалам, – Мне кажется, она весь год держится, чтобы 31-ого сорваться и упиться вусмерть, – перестала улыбаться, серьезно добавив. – Не грусти, Вер, все образуется.
Девушка опустила голову, молчаливо наблюдая, как на поверхность взвиваются пузырьки в бокале.
– Я знаю это, также как и то, что мне нужно взять себя в руки и пережить этот момент. Просто сказать всегда легче, чем сделать…
– А вы че тут сидите то? Там Дубковы пришли, Серега портвейн классный принес, – дядя Гриша бесцеремонно ввалился в комнату, переводя взгляд с Люды на Веру.
– Иди к своим Дубковым, нам поговорить нужно, – женщина махнула рукой, отдавая бокал Клинковой, а сама взялась за чистку мандарина.
– Ну, какие могут быть разговоры, Люд? Праздник на дворе, вы какие-то разговоры… Завтра, что ли нельзя поговорить?
– Говорить нужно всегда, когда чувствуешь, что это необходимо, иначе можно опоздать.
– Люд, ну, в самом деле, – не сдавался дядя Гриша.
– Иди, говорю, а то твои Дубковы завянут. Мы придем скоро, – Люда в очередной раз отмахнулась от него, поворачиваясь к Вере, давая понять, что разговор окончен, – Вот неугомонный, – она улыбнулась, когда за мужчиной закрылась дверь.
– Так может и правда зря ты ушла, он сейчас накидается без присмотра и все…
– Тогда получит по шее, если накидается. Я ему последний раз так сказала: любо он перестает пить, либо я уезжаю, но в этот раз насовсем. Ты знаешь, мне ведь уже не 20, хочется стабильности, семьи нормальной, чтобы мужик был мужиком, на которого положиться можно, а не думать постоянно, как он там, накосячит или не накосячит в очередной раз. Я не нанималась его воспитывать, у него для этого мать есть.
– Жалко, что вы встретились так поздно, он знаешь, сколько крови нашей попил, – Вера сделала глоток, смотря Люде в глаза, – Жизнь прошла, а у него нет ничего за душой. Вообще ничего. Ни ребенка, ни котёнка, даже работы нет.
– Ну, насколько мне известно, с работой у него вопрос решится в ближайшие дни. Он в школу ходил, охранником устраиваться, а там то ли директор, то ли замдиректора, должен будет приехать, чтобы сказать уже точно, берут или не берут. Я вот переживаю, как там сложится у него.
– Если бухать не будет, возьмут, – Вера утвердительно кивнула головой, оборачиваясь на очередной залп салюта за окном.
– Мне так тяжко первое время было, когда Полинку похоронили, – вдруг начала Люда, – Иду по улице, а у самой слезы, знаешь, ничего не вижу, шага сделать не могу. А у нас возле дома еще садик, бегают там на площадке, маленькие грибочки, в шапчонках своих, а я вот так встану, возле забора и смотрю на них, думаю, ну как теперь жить? Одной шибко тяжело, Вер…
– Теперь у тебя вроде как есть мы, – девушка развела руками, сквозь грустную улыбку поджимая губы, – Не подарок конечно, но какие есть.
– Я так рада, Вер, – Люда отставила бокал на тумбочку, обнимая девушку за плечи, – Ты даже не представляешь, как мне дорого это слышать. Понимать, что каждое утро просыпаешься не просто так, а что у тебя еще есть дела на земле, это заставляет жить дальше. Я вряд ли смогу заменить тебе твою маму, но я сделаю все, чтобы ты не чувствовала себя одинокой, по крайней мере дома. И даже если у нас с Гришей не сложится, то знай, что ты всегда сможешь прийти ко мне…
– У меня кое-что есть для тебя, – Вера, стараясь сдержать рвущиеся рыдания наружу, постоянно коря себя, за то, что последнее время стала такой сентиментальной, соскочила с кровати, на которой они сидели. Залезла в тумбочку, доставая оттуда небольшой бархатный пакетик. На ладони появились две голубки, – Вот. Бабушка, у которой я их купила, сказала, что они приносят счастье и оберегают в трудный час. Я хотела купить несколько, но она сказала, что они могут жить только парами, при этом одну голубку нужно отдать человеку, который тебе дорог, а вторую оставить себе и тогда эти голубки навсегда свяжут вас с тем человеком невидимой ниточкой…
– Ты уверена, что хочешь подарить ее мне? – Люда, со стоящими в глазах слезами, приняла от Веры маленький сувенир, рассматривая ее в свете горящей люстры.
– Да. Даже если у вас с Гришей не сложится, – Клинкова с улыбкой перекатывала в ладони вторую фигурку, – Я хочу, чтобы она напоминала тебе обо мне. Ты за это время столько для меня сделала, что я просто не могу по-другому, Люд.
– Ты как будто прощаешься. Не вздумай ничего с собой сделать, – слезы вдруг высохли, и Люда подсобралась, начиная строжиться.
– Оно того не стоит, – девушка хмыкнула, убирая голубку обратно в пакетик, а пакетик подальше в тумбочку.
– Почему не Артему? – женщина продолжала с теплотой рассматривать подарок, изредка поднимая глаза на Веру.
– Не заслужил, – Клинкова попыталась отшутиться, а потом вернулась на кровать, садясь напротив Люды, – Просто делаю так, как велит сердце. Мужчин в жизни может быть много, а семья одна.
– Скучаешь по нему?
Люда нередко задавала вопросы в лоб, стараясь не размениваться на десяток наводящих, юлящих вокруг да около. Она всегда была внимательна к деталям, когда ей что-то рассказывали, поэтому она всегда знала, что спросить.
– Скучаю. Иногда ложусь спать, а перед глазами его бритая бошка, сигарета в зубах как обычно, и этот взгляд «не мешай, я работаю». Сейчас все прокручиваю в голове и понимаю, что он просто шел у меня на поводу, поддерживал эту иллюзию отношений, каждый день, заставляя меня закапываться в это все глубже и глубже. А я не могу по-другому, ну не выходит эта сволочь у меня из головы. Появляется неожиданно в жизни мужик, который напрочь ломает твои четко выстроенные планы, ломает все твои убеждения, стереотипы, о том, как правильно, как должно быть. Дает тебе все, и заботу и ласку и стабильность и ты понимаешь, что принц на белом коне на самом-то деле не одноклассник, который читал стихи и нравился бабушке, а взрослый мужик, который носит под курткой кобуру и глушит водку, как Гриша в свои лучшие годы. А потом исчезает, также неожиданно, как и появился, а ты уже не можешь перестроить себя обратно, не можешь вернуться к той, привычной жизни, потому, что кажется, что он это лучшее, что вообще случалось с тобой. А для него это лишь очередная вспышка, баловство.
– Ты не можешь знать наверняка, что он чувствовал, – Люда ласково сжала Верину ладонь в своей.
– Ничего он не чувствовал, потому что он бесчувственная скотина, – Вера все-таки разрыдалась, пряча лицо на груди у Люды, – Что можно чувствовать к ресторанной певичке, которая крутит задницей перед каждым, кто ее «заказал».
– Перестань, всегда нужно верить в лучшее. Во всяком случае, жизнь не заканчивается, ты молодая девчонка, столько еще всего впереди. Сколько парней ждут твоего внимания, Вер. Потом выйдешь замуж, будешь с улыбкой вспоминать, как рыдала.
– Мне даже смотреть ни на кого не хочется, а ты говоришь «замуж».
– Это сейчас. Просто пока не нашелся тот, кто перебьет это послевкусие после Артема. Тебе нужно быть внимательной и оценивать мужчин объективно. По их поступкам, а не по сравнительной таблице в твоей голове, потому что Артем наверняка лидирует, старайся не старайся, – Люда понимающе улыбнулась, прижимая девушку к себе.
– Ты так меня понимаешь, Люд.
– Потому что я была когда-то такой же, а потом у меня была дочь твоего возраста и мы это все проходили, и первую любовь и первое расставание. Молодость ведь для этого и дается, чтобы совершать ошибки, а потом учиться на них. Никому не помогут чужие советы и предостережения, все нужно испытать на собственной шкуре. А потом просто постараться это пережить. Я так считаю.
– А если абстрагироваться от того, что мы не, так скажем, настоящие мать и дочь. Как бы ты отреагировала на Артема? Вот по-матерински. Он старше меня, возможно, не самый порядочный человек, занимается сомнительными делишками. Ты бы запретила мне с ним быть?
– Я не могу дать тебе четкого ответа лишь потому, что не знакома с ним. Если бы я увидела в его словах, поступках, да даже каких-то незначительных жестах уверенность, что он готов к определенной ответственности в лице моего ребенка, я бы не препятствовала. Ну и конечно надо учитывать то, как ты к этому относишься. Я видела, что ты была счастлива, это ли не показатель?
– Ну а то, что он старше? – не унималась Клинкова.
– Насколько?
– Ну, лет на 20…
– Как мать я должна сказать тебе, что это неправильно, 20 лет, это слишком большая разница, а как женщина, я скажу тебе так – никто не застрахован. Не мы выбираем, кого любить, наше сердце делает это за нас. И если твое сердце выбрало Артема, то так тому и быть.
– И ты бы спокойно отнеслась к тому, что он бы называл тебя не Людмилой Васильевной, а просто Людой?
– Судя по твоим расспросам, кто бы еще кого по отчеству звал, – женщина засмеялась, а потом взяла с тумбочки забытый бокал, – Давай, Вер, за нас. За наше женское счастье.
– Спасибо. За все, – Вера поднесла бокал и, получив молчаливый кивок, выпила до дна.
Решено: новый год – новая жизнь.
Как будет дальше, никто не знает, но Вера решила, что будет стараться и пробовать ради себя самой, лелея в груди надежду, что все обязательно получится.