Текст книги "Королева для нищего (СИ)"
Автор книги: Настя Малиновская
сообщить о нарушении
Текущая страница: 13 (всего у книги 22 страниц)
– Пойдем, Вер, а то твой лысый сейчас взорвется от перегрева, – и Мишка вытянул ее на улицу.
Уже возле машины их встретил тот самый Ярик, но сегодня он был на удивление не таким разговорчивым и постоянно отводил взгляд.
– Привет, – Вера первая поздоровалась с ним.
– Здравствуйте, Вера Николаевна.
– Просто Вера, – попросила девушка, на что получила невнятный кивок белобрысой головы. По мраморным ступенькам крыльца спускался Артем все в том же распахнутом пальто.
– Ярик, девушку домой. Допускаю, что маршрут может измениться, но конечная точка все равно та же, понял? Я на телефоне, если что. Давай, Рыжая, аккуратно, – он слегка подтолкнул ее к раскрытой двери машины.
– Спасибо за все, – ее легкий шепот утонул в его тяжелом вздохе, когда она пробежалась пальцами по пуговицам рубашки, – Я уже жду сегодняшний вечер.
Как ни старалась играть в приличную леди, а в последний момент все равно повисла у него на шее, как школьница, звонко присасываясь к его губам.
– Давай, давай, а то сейчас рабочий настрой мне собьешь, Верка, – почти затолкал ее в салон, закрывая за ней дверь, – Ярик, без фанатизма на дороге.
– Конечно, Артем Александрович, – парень кивнул и закрыл свое окно, выезжая с придомовой дорожки. Из будки возле ворот ему махнул Макс, и машина покинула территорию участка.
– Вера Николаевна, простите за вчерашнее, – парень был сосредоточен, снова избегая Вериного взгляда, в то время как она продолжала пытливо смотреть в зеркало заднего вида.
– Ты вообще о чем?
– Ну я вас вчера… Ну в клубе мы разговаривали, я разговаривал. Я просто не знал, что вы… Ну с шефом, это самое. Ну вы поняли.
– Да, ты достаточно понятно объяснил, – Вера улыбнулась, отворачиваясь к окну и рассматривая проносящиеся мимо усадьбы. Кто бы мог подумать, что она когда-нибудь здесь окажется, и даже будет ночевать в одном из этих роскошных особняков? – Тебе не за что извиняться, перестань. И вот это «Вера Николаевна» тоже, в задницу. Просто Вера.
– Просто Вера, – тихо согласился Ярик и даже, кажется, выдохнул.
А Вера снова отвернулась к окну, потрясенно раскрыв рот.
Удивительно, как всего лишь имя человека одним дает власть, а других заставляет пресмыкаться.
Страшно.
Волнительно.
И абсолютно по-новому.
По пути заехали в ресторан, Вера взяла новое платье, которое еще не надевала, выкружила у Люськи плойку, поклялась, что принесет завтра. И как-то в полнейшем воодушевлении заявилась домой. По пути, конечно, придумывала, чем оправдать свое отсутствие, но когда открыла дверь, забыла все на свете. С удивительным радушием Клинкову прямо с коридора встретила стеклотара. Прислушалась – в одной из комнат невнятное бормотание и отчетливый звон бутылок. Поставила пакеты на пуфик, сняла пальто, замерев на полпути. На крючке висела старая куртка Гриши, и она невольно принюхалась. Так не хотелось вешать рядом обновку, боялась, что провоняет, но не в руках, же таскать, это, же бред.
Никакого женского присутствия, Вера также не уловила, поэтому сразу прошла в комнату Гриши. Он, развалившись на диване, цедил пиво, рядом сидел «очаровательный» дружок, опухший от переизбытка жидкости в организме, перед ними любимая табуретка и килька в томате. Еще один полулежал, привалившись к шифоньеру и тихонько постанывал.
– Явилась, – дядя Гриша расползся в мерзкой улыбке, цокнув языком.
– И тебе привет. Где Люда? Почему ты в таком виде и почему они здесь?
– Где Люда, – фыркнул, – А нет больше твоей Люды. Была, да сплыла твоя Люда.
– Что значит «сплыла»? Дядь Гриш, что-то случилось?
– Ты где шлялась, свинья? Мы же все больницы обзвонили, Людка знакомого участкового на уши подняла, переживали, жрать не жрали. А ты шалава малолетняя, – он икнул от напряженного монолога, покрасневшими глазами гипнотизируя Веру, – Клара Васильевна то нам потом сказала, что мужик тебя тут таскал. Сука, – опять икнул, – Бабки нет, ты во все тяжкие пустилась. А о нас ты подумала? Мы же с Людкой из-за тебя разругались. Неблагодарная ты, неблагода-а-а-рная ты, Верка, – и хлебнул из бутылки.
– Так, а Люда то где?
– Издеваешься, зараза? Нету больше Людки твоей, ушла… Все пройдет, как с белых яблонь дым… М – м-м-м… Я не буду больше молодым.
Первый раз Вера слышала, как Гришка цитировал Есенина. Да если честно, с трудом верилось, что он вообще учился, а тут стихами заговорил. Переживал от разрыва с Людой, очевидно.
– А мириться не пробовал? Ты все-таки мужчина, сделай первый шаг, – предложила Вера и сникла. Она не могла рассказать, где была все эти дни, а значит опровергнуть легенду о распутной жизни было нечем. И получалось так, что Гришка с Людой поссорились из-за ее безответственности.
– Много ты понимаешь. Иди отсюда, пока не отлупил, – дядя Гриша отвернулся и Вера попятилась в коридор, – Трахалась во все ляжки, даже про бабку родную в больнице не вспомнила. Вырастили шалаву, – кинул уже вдогонку.
Ощущение дежавю. Как будто обычный день, обычный пьяный дядя Гриша, сейчас бабушка вернется, и снова будет рассказывать, как соседские дети разбили витрину овощного ларька. И не было никакого ресторана, никакого Артема, ни тем более клуба. Ничего. Еще, кстати, должна позвонить Ленка, спросить, какую главу нужно выучить по ТГП к следующей паре.
И снова это чувство вины, давящее, сидящее комом где-то в горле. Уже даже была готова все бросить и бежать на рынок, ждать там Люду, чтобы все объяснить, чтобы все исправить. Ведь Гриша… Каким бы он не был, жизнь действительно начала налаживаться и у него, наверно, тоже было право на счастье.
Весь оставшийся день провела в думках. Старалась не обращать внимания на пьяное бормотание из соседней комнаты, рассеянно крутилась перед зеркалом, придирчиво рассматривая новое платье. Из-за стресса теперь оно болталось как на вешалке, больше не поддерживало грудь, не обтягивало бедра.
Закусив губу, судорожно принялась накручивать кудри. Параллельно следила за временем – шесть.
– Почему нельзя было сказать, во сколько приедешь, – Вера зашипела, очередной раз обжегшись. Пусть платье болтается, зато все остальное будет идеально – девиз прошедшего дня. Прическа, макияж, она ведь не просто так 15 минут выбирала между темно-коричневыми тенями и болотными. Туфли, которые натирали после пары шагов, надевала со стоном, но красота требовала жертв, как говорила бабушка.
Домашний телефон разорвал тишину, так что Вера дернулась от страха, а потом подорвалась, как сумасшедшая.
– Алло? Слушаю вас
– Клинкова, ну, Слава Богу, – пронзительный Ленкин голос, казалось, прорвал ушную перепонку.
– А-а-а это ты, – Вера расстроено подобрала подол платья, присаживаясь на пуфик возле телефона.
– А кого ты ждала? Мы тебя, между прочим, всем колхозом искали. Гриша прямо домой заявился, представляешь? Где, мол, Верка, уже какой день не появляется? А я ни сном, ни духом, представляешь? Сама думаю, ну с этим со своим, архаровцем, прелести интимной жизни постигаете, – и Самохина засмеялась в трубку, – Баба с ним была, взъерошенная такая. Смешная. Берет на бок, стоит, пыхтит, Верочку спрашивает. А я же, как встала в пороге, так и сказать ничего не могу, как адрес мой узнали? Мать с кухни вышла, как давай орать, что не будем пылесос покупать. Неделю ведь ходили, черти, предлагали, соседи жаловаться начали. А я стою, как давай ржать, думаю, ну какой в пизду пылесос? О-о-ой, Клинкова, ты там сдохла что ли? Где была то?
– Да там долгая история, Лен, – Вера поджала ноги, перехватывая телефонную трубку другой рукой.
– Так я не тороплюсь, давай, Клинкова, поделись успехами на личном фронте с лучшей подругой. Раз у меня своего мужика нет, так хоть про твоего послушаю, – в трубке зашуршало, и Вера с улыбкой представила, как Ленка поудобнее устраивается в прихожей, под вешалкой с одеждой.
– Ну, вообще-то он пригласил меня сегодня на ужин, – похвасталась Клинкова.
– И ты расцвела как майская роза, а? Ой, Верка-а-а. Ну а с другой стороны, ты ведь можешь там себе еще кого-нибудь присмотреть, уверена, там будут мужики не хуже твоего. Они ведь как, кучкуются эти бизнесмены в одном месте, выбирай – не хочу, – и Ленка заржала в трубку, а потом резко замолчала, – Мне мой после того раза так и не позвонил, представляешь?
– Лен, ну че ты? Сама ведь говорила: «не раскисай», ну может еще позвонит, – Вера искоса поглядывала на часы, – К тому же он вроде как до сих пор не вернулся.
– А ты откуда знаешь?
– Просто предположила, че сразу орешь? Если бы вернулся – точно бы позвонил.
– Ой, ладно, Клинкова, все это мелочи жизни, – Ленка шмыгнула носом в трубку, но Вера сделала вид, что не заметила, потому что знала – Самохина не любила, когда ее жалели. Хотя последнее время она была чересчур сентиментальная, – Я тут, прикинь, кого встретила? Ни за что не догадаешься, я если честно, даже обалдела. Лютика, прикинь? В магазине с ним, в очереди стояли. Такой он забавный, конечно. Очки набекрень, все те же вихры на бошке. О-о-ой, – и опять засмеялась, как будто вспоминая что-то.
Лютик – Владислав Викторович Лютаев был преподавателем истории российского государства на втором курсе в институте. Молодой преподаватель, аспирант, был ненамного старше своих студентов, немного неуклюжий, немного рассеянный, но такой милый. Он часто краснел от цепких взглядов студенток, забавно возмущался, когда кто-то спрашивал его о личной жизни и даже начинал заикаться. Но все это отходило на второй план, когда он начинал с упоением вести лекцию, размахивая руками. К середине пары, забывшись, начинал ходить между рядами, общаясь со студентами, сыпя все новыми и новыми фактами из истории. Он горел своим предметом и к слову, студенты с удовольствием ходили к нему на лекции, потому что реально было интересно. А потом, после звонка, он небрежно смахивал мешающие кудри со лба, поправлял очки и снова превращался в худого паренька, который терялся в толпе студентов. Он все время был Лютиком, со своей скромной улыбкой и чуть подрагивающими ладонями, со своим наспех закрытым портфелем из которого то и дело норовили вывалиться очередные контрольные.
– И как он? Работает в универе? – поинтересовалась Вера, снимая туфли. Время неумолимо приближалось к семи, и она поняла – он не приедет.
– Ага, работает, – судя по очередному шуршанию, Ленка достала конфеты и теперь говорила с набитым ртом, – Теперь на полную ставку, препод наш Лютик, полноценный. Засмущался так, когда я подошла, как будто и не заканчивала универ, представляешь. Такой весь прилежный, так захотелось его потискать…
– Ле-е-ен…
– Ну че «Ле-е-ен» то? Физрука тебе нашего хотелось потискать, а Лютика нет?
– Сравнила жопу с пальцем. То физрук, а то Лютик. Он ж худой и длинный, как глиста. Чем-то на нашего Дениску из ресторана похож, непонятно, в чем душа держится, – и девчонки захохотали в голос.
– Ой, Клинкова, нет в тебе романтики. Приголубила мужика, который одной своей рукой твою ляжку целиком обхватит, а этих дохликов кто приласкает? Да дело даже не в этом. Просто жалко мне его как-то стало и я…
– Только не говори мне…
– Предложила ему встретиться где-нибудь, раз уж мы больше не студентка и препод. Хотя ты знаешь, ролевые игры никто не отменял, – Ленка запихнула в рот очередную конфету и громко зачавкала в трубку. В этот момент из комнаты выполз дядя Гриша, уставившись на Веру. Осоловелыми глазами скользил по платью, по скинутым возле туфлям, а потом хмыкнул и снова вернулся в комнату, громко хлопая дверью.
– Ты реально собралась с ним спать? Нахера?
– Я ж не спрашиваю, нахера твоя бабка тесак под подушкой держит, вот и ты не спрашивай, – Ленка фыркнула и продолжила, – Вообще это было спонтанное решение, я не собиралась его никуда звать. Само собой как-то получилось.
– Мозги бы у тебя сами собой получились, и жить стало бы легче.
– А че мне теперь, Колю сидеть ждать до конца жизни?
– Нет, просто тебя бросает из крайности в крайность – то престарелый бандит, то сопля на подтяжках.
– Тебя то кто трахает, Клинкова? Не престарелый бандит? – Ленка обидчиво фыркнула и Вера уловила смену тона, – Ты, как бы тут не выеживалась, как бы не строила из себя монашку, а мы с тобой в одной упряжке, Клинкова. И ты хоть обосрись – ни за что не поверю, что ты бы сейчас своего мужика на какого-нибудь Стасика променяла. Молчишь? То-то же! Нечего других учить, когда у самой рыльце в пушку.
– Ничего ты не понимаешь, Лен…
– Ты, смотрю, много понимаешь, – Самохина помолчала, видимо успокаиваясь, в то время когда у Веры снова заслезились глаза, – Не дуйся, Верка, просто последнее время какая-то лажа кругом, на людей бросаться начала. Вчера папаня пришел, говорит, мол, на следующей неделе поведет меня на работу устраиваться, у них там какая-то МарьИванна в декрет ушла, место помощника бухгалтера освободилось, а я думаю, какой, блять, из меня бухгалтер? Всю жизнь актрисой хотела стать, – Ленка всхлипнула в трубку, – Наорала на него, он аж бедненький побледнел, с обоями слился.
– Лен, ну может тебе обстановку сменить надо? Тебе же предлагали в санаторий в Солнечногорск, поехала бы, мозги проветрила.
– А потом бы приехала и опять все заново. Не-е-е, если и помирать, то на глазах у родичей, пусть видят, до чего единственную дочь довели. Ты там давай, расскажешь потом, где была, че видела. Давай, Клинкова, бери все в свои руки и не давай спуску своему кобелю, – и положила трубку.
– И тебе пока, – прошептала Вера, опуская трубку на рычаг.
А потом с остервенением смывала косметику с лица, собирая черные разводы по раковине. Стащила платье, швырнула туфли куда-то на нижнюю полку шкафа и рухнула на кровать.
Забыл? Передумал? Или случилось что-то?
Вера был из той категории людей, которые до последнего верили в хорошее, оправдывая других. Какое бы дерьмо не случалось, она всегда думала – был ли у человека выбор, причина, объяснение тому поступку, который он совершил?
Может действительно, что-то случилось?
Но самое дибильное в этой ситуации было то, что Вера никак не могла связаться с Артемом. И это состояние непонятного ожидания и собственных додумок сжирало изнутри. Потому что если уж вышла херня – накручивай себя еще больше. Женщина делает это лучше всего на свете.
Вера выключила свет, забираясь под одеяло, утыкаясь носом в подушку.
Было дерьмово, когда с тобой не считались, делая вид, что ты собственно никто и твое мнение никому не нужно. А Вера и становилась никем, тенью, которая постоянно находилась в режиме «чудо случится, нужно только подождать», позволяя Артему вот так себя вести. Хотелось показать характер, не просто детские капризы, а именно твердое, взвешенное решение, чтобы поставить его на место, показать, что она тоже может вот так, кулаком по столу. Но это было настолько далеко от реальности. Вера была уверена – она простит его, как только он появится.
Утром, толком не позавтракав, побежала на рынок, караулить Люду. То, что это была совершенно глупая затея, Вера поняла, как только вышла из дома, но почему-то упорно надеялась, что все получится.
«Наивная простота, Клинкова».
Долго ходила между торговыми рядами, спрашивая про женщину в голубом берете. Никто не видел, никто не знает.
– Ну что высматриваешь? – какая-то бабка злобно фыркнула, когда Вера обходила овощной ларек по третьему кругу, – Сейчас пожалуюсь кому надо и кабзда тебе.
– Человека я ищу, говорила уже, – Вера устало потерла замерзшие руки, оглядываясь по сторонам.
– Ты мне тут зубы не заговаривай, человека она ищет. Я, таких как ты насквозь вижу. Глазками ходишь, стреляешь, где что упадет.
– Сидите над своей картошкой, ну и сидите, – девушка поправила платок на голове, уверенно шагая в сторону прилавка с колготками, – Привязалась.
От собственного бессилия хотелось ныть. Сесть прямо в лужу и ныть, что ничего не получается, никто не хочет помочь. Окончательно продрогнув, Вера вернулась домой.
– Опять шляешься? – дядя Гриша, кажется, проспался, но запах перегара не выветрился до конца.
– Что, мне теперь из дома не выйти?
– Да была бы моя воля, я бы тебя на цепь посадил, чтоб семью не позорила.
– А ты семью не позоришь? – Вера снова чуть не бросилась на мужчину с кулаками, – Да тебя же местные алкаши за своего принимают. Только все начало налаживаться, ты опять все испортил.
– Мы из-за тебя поругались, идиотка малолетняя, – заорал дядя Гриша, – Она же тебя хотела идти искать, по гаражам лазить, на теплотрассу думала ехать, беспокоилась, где же Верочка, а Верочка хер на всех положила и развлекалась все это время. То-то я думаю, кучеряво жить стала наша Верочка, денежки зашелестели.
– Вы не из-за меня поругались, а из-за тебя, – Вера замолчала, переваривая услышанное, а потом продолжила, – Ты не подумал, почему совершенно посторонняя для меня женщина прикладывала все силы, чтобы найти совершенно постороннего для нее ребенка, а родной дядя, с которым я живу в соседних комнатах, сколько себя помню, не ударил палец о палец? Не подумал? И к Ленке наверно приперся, только потому, что Люда заставила. Тебе не интересно узнать реальную причину моего отсутствия? Может меня реально на теплотрассе все эти дни насиловали? Ты все эти годы делал вид, что я чужой тебе человек, девочка по соседству. А мне может все эти годы нужен был отец, плечо, на которое я бы могла опереться, пожаловаться, вдруг что. А у тебя, мало того, что своих детей нет, так еще и чужими разбрасываешься. Ты просто трус, не мужик, вот кто ты. Еще хватает наглости говорить, что вы из-за меня поругались. Да она просто увидела, какой ты человек на самом деле, что с тобой не то, что семью строить, да с тобой даже на одном поле срать не сядут. Ты показал свое истинное лицо, твое отношение к самым близким тебе людям, а Люда сделала выводы и послала тебя, алкаша старого. Потому что кроме бутылки тебе никто не нужен и сдохнешь – никто не вспомнит, потому что ты все для этого сделал, собственными руками. Ты все испортил – и свою жизнь и нашу портишь, и отношения с Людой тоже ты сам испортил.
Мужчина молчал, буравя Веру взглядом и не дождавшись от него хоть каких-то слов, девушка закрылась в своей комнате. Ей давно хотелось высказать ему, что на протяжении стольких лет он своим таким присутствием отравлял им с бабушкой жизнь. Ведь у него ничего не было – ни малейшего просвета в этой беспробудной череде запоев. У него даже штанов своих не было, все бабушка покупала на свои деньги. Он всегда думал, что молоко или хлеб или любимые вафли в корзинке появлялись сами собой, падали с потолка, не бабушка их купила, не Вера, а с потолка падали. Потребительское отношение ко всему. Он никогда не думал, какой обузой висел на их плечах, делал вид, что все так и должно быть. А их личные отношения, Вера давно зареклась себе, что не будет их обсуждать, потому что смысла не было. Он все равно бы не понял.
Услышала, как хлопнула входная дверь.
– Туда тебе и дорога.
Стоило бы навестить бабушку в больнице, но она совершенно не была готова к возможным расспросам. Завтра обязательно сходит, а сейчас хотелось побыть одной. Позлиться на дядю Гришу, на Исаева, который не покидал ее мысли ни на минуту, погоревать об ушедшей Люде, которая, если бы и дала их с Гришей отношениям шанс, могла бы заменить ей мать. И все это вдруг стало таким важным. Сняла розовые очки и поняла, что ее жизнь в принципе нельзя было назвать идеальной, а сейчас появилось еще больше проблем и вопросов, которые вдруг замаячили перед носом. На которые может не всегда обращала внимания, или может, не хотела обращать внимания.
Вера всегда завидовала Ленке, потому, что Ленка мало того, что была единственным ребенком в семье, так и семья была полной. Да, Ленкина мать имела решающее право голоса в семье, потому что отец был мягким и уступчивым человеком, однако они жили вместе и наверняка, даже любили друг друга до сих пор.
Бабушка, какой бы хорошей она не была и как бы она не старалась дать Вере самое лучшее, никогда бы не смогла заменить ей мать. Несмотря на всю любовь, на заботу, Вера постоянно испытывала чувство одиночества. Все самые важные моменты взросления она переживала в этом же одиночестве, потому что было «как-то неудобно» рассказать бабушке про то, что месячные начались или грудь начала расти и нужно с этим что-то делать, хотя бы купить лифчик. А потом, переходный возраст, когда весь мир воспринимался как один сплошной протест. Много было в жизни моментов, когда Вере хотелось, чтобы эти моменты она все-таки разделяла с матерью.
Сейчас пришло и четкое осознание, а может просто решила себе, наконец, признаться, что и с Артемом было то же самое. Не имея в жизни отца, его твердого слова и надежного плеча, Вера увидела это в Артеме. Почувствовала это необходимое внимание, почувствовала себя действительно кому-то нужной. Но на Артема она смотрела отнюдь не только с точки зрения необходимой отцовской любви.
Про таких как он, обычно говорили – сильные мира сего. Он был надежным, уверенным в своих решениях и поступках, он не боялся брать ответственность за других. Он был мужчиной, с которым не страшно. Он был мужчиной, с которым как за каменной стеной. Он был настоящим в ее жизни. И поэтому она так отчаянно за него держалась и качала ему права последнее время и позволяла себе ревновать, потому что он давал ей уверенность в завтрашнем дне. И дело тут совершенно не в деньгах – чувства и отношение не купишь за деньги. Он давал уверенность в завтрашнем дне, просто потому что был. Пусть наездами, короткими встречами, мимолетными поцелуями, но он наблюдал, следил и контролировал все время, Вера это знала. И как бы ее не возмущала ситуация сложившегося треугольника, она чувствовала себя счастливой рядом с ним. Потому что он реально был классным мужиком, с которым можно было и на философские темы за сигареткой поразмышлять и потрахаться, что крышу рвало.
За свое счастье вроде как надо бороться?
Конечно, нельзя было сказать, что бабушке она была не нужна или она ее не любила – любила, только своей любовью, к той, к которой она привыкла, но не той, которой хотела Вера.
Было принято решение выкинуть все мягкие игрушки с подоконника. Их Вере еще Стас в свое время дарил. Стерла все наклейки со стеклянных створок, закрывающих книжные полки. Сорвала несчастную модель со стенки шкафа. Накрыло так, что уже хотела начать срывать обои, но вовремя остановилась – ремонт начнется, как только бабушка вернется из больницы.
Несмотря на обиду на дядю Гришу навела порядок в его комнате, даже подтерла пол. В очередной раз убедилась, что он жил как постоялец, снимавший комнату на время – не было никаких личных вещей, ну кроме трусов в шкафу, ни одной фотографии на полке. Ничего, кроме отвратительного запаха, который видимо уже въелся в старый диван.
В дверь настойчиво позвонили и Вера, поправив вывалившуюся во время мытья пола, грудь из лифчика, пошла открывать. Было ощущение, что кто-то повис на звонке и Вера уже придумывала какими словами обматерить соседских детей, за то, что балуются. Но никаких детей не оказалось. Вместо них на дверном звонке повис пьяный Исаев.
– Здравствуйте, – он игриво улыбнулся, обходя дверь и делая решительный шаг в квартиру, но был остановлен девчачьей ладонью в грудь.
– До свидания, – Вера попыталась вытолкать его в подъезд, но он не сдвинулся даже на миллиметр.
– Что значит «до свидания»? Вер, ты чего?
– Ничего. Иди туда, откуда пришел. Мало того, что хватило совести прийти, так еще и в таком виде, – она снова толкнула его на лестничную клетку, но на этот раз он поддался. Несмотря на состояние, взгляд был сосредоточенным и осознанным. Он громко дышал носом, ловя каждое Верино движение.
– Вер…
– Не смей. И раз уж я сегодня такая уверенная и наконец могу позволить себе сказать все, что думаю, ты тоже получишь, – она злобно сверкнула глазами, снова пихая его в грудь, – Ты просто скотина, Исаев. Самая настоящая скотина. Я вчера прождала тебя целый вечер, как дура, накрасилась, напялила это платье дурацкое, а ты не приехал, не позвонил. Просто испарился. Меня бесит, что ты не воспринимаешь меня всерьез, относишься как к игрушке, захотел – позвал, захотел – нахуй послал. Как ты там говорил? «Как бы хорошо не было, проще послать нахер, чем заморачиваться»? Так вот, может ты не знал, но я тоже могу послать все нахер и не заморачиваться. Я не собираюсь сидеть возле окна и думать, когда ты соизволишь почтить меня своим присутствием. Сегодня, завтра или через неделю. Я знаю, что в моем положении мне трудно конкурировать с женой, но имей хоть каплю уважения. Ведь можно было позвонить или заставить метнуться своего Ярика или кто у тебя там есть, сказать, что все отменяется. Я бы не обиделась, я бы все поняла. Но вот это твое наплевательское отношение ко мне… Я не знаю, Артем, правда. Я устала. Мне последнее время кажется, что я схожу с ума, я думала, что хотя бы у нас все будет нормально. Ты просто мной пользуешься. Я так не хочу. Я не готова быть девочкой на час. Я знаю, что достойна большего, – последние слова прошептала, потому что побоялась собственных слез. Артем молчал, упрямо сверля ее тяжелым взглядом, – Что молчишь? Или опять скажешь, что не по Сеньке шапка? Не на того замахнулась?
А сама замерла, непонятно чего ожидая. Вдруг ударит? Он же явно охринел от такой наглости.
«Ты мой король, я же умница. Все хорошо, все у нас получится».
Тяжело выдохнула, потому что, наконец, сказала, что так давно хотела сказать, но боялась. А сейчас пусть он развернется, уйдет и она больше никогда его не увидит, потому что «кто он и кто она». Вера была уверена, что еще ни одна женщина не позволяла себе в открытую парафинить Исаева и за это, вероятнее всего, ей придется ответить. Своим одиночеством. Потому что он не будет это терпеть, ему «проще послать все нахер и не заморачиваться».
Да, пусть уйдет.
«Хоть бы не ушел, Господи».
Но он продолжал стоять, возвышаясь над ней огромной глыбой, и, сука, молчал.
– Дурак ты, Исаев, – Вера снова оттолкнула его, чтобы закрыть дверь прямо перед носом. Она задыхалась от нахлынувших эмоций. Было страшно, но в то же время так захватывающе «стукнуть кулаком по столу». Прямо как хотела. И пусть не думает, что она безвольная дурочка, которая может петь слезливые песенки и хлопать глазами. У нее тоже есть характер. А если он сейчас начнет выламывать дверь – она позвонит в милицию. Делов то.
Вера привалилась к двери, прислушиваясь. Абсолютная тишина, никаких шорохов.
«Ушел» – сердце так заныло, что хотелось лечь и помереть прямо в коридоре, но вместо этого глянула в глазок. И снова захотелось лечь и помереть в коридоре. Потому что не ушел. Сел на ступеньки, сильнее кутаясь в куртку, прислонился к перилам и прикрыл глаза.
– Дурак, дурак и есть, – прошептала Вера, прикрывая рот ладонью. А у самой улыбка до ушей, хоть завязочки пришей.
Побежала на кухню, поставила вариться куриный бульон. Пока чистила картошку, перерезала почти все пальцы. Искоса глянула на время – четвертый час. Откуда, интересно он такой «красивый»? На улице белый день, а он уже пьяный. Или не «уже», а «еще», может со вчерашнего дня все никак остановиться не может?
Торопилась, как могла. Не садиться же на плиту, в конце концов? Целый час, пока готовила, боролась с желанием постоянно бегать к двери и проверять, сидит или не сидит. Но невероятным усилием все-таки заставила себя оставаться спокойной, немного равнодушной, насколько позволяло выпрыгивающее из груди сердце.
Скинула на тумбу фартук, помыла руки и ломанулась к двери, попутно смотря в глазок.
– Ничего не отморозил себе? – Вера как могла, натянула надменное выражение лица, упираясь рукой в косяк, а второй – в ручку на двери. Исаев тяжело вздохнул, дернув затекшими плечами, – Заходи давай.
Артем посмотрел ей в глаза, прежде чем медленно поднялся и поравнялся с девушкой, застывая в пороге.
– Давай, иначе сейчас опять соседки налетят, скажут, что я проститутка, мужиков домой таскаю, – Вера затянула его в квартиру и, выглянув на лестничную площадку, тихо закрыла за собой дверь. Ну, просто мыльная мелодрама с элементами шпионажа.
Напряженно наблюдала за ним, когда он снимал куртку, слишком медленно вешая ее на вешалку, когда также медленно, заторможено, скидывал обувь, а потом, как будто ждал дальнейших указаний. Стоял и молчал.
– Есть будешь?
– Да, – его голос сел, как будто он заболел, но он тут же прочистив горло, повторил громче, – Да.
«Реально охренел от происходящего».
Вера почувствовала себя хозяйкой положения. Скипетр и держава была в ее руках. Конечно, все понимали, что ненадолго, однако.
– Тогда иди мой руки и за стол.
Он вышел только минут через 10. На нем не было свитера, на плечах висело полотенце, а голова и грудь были влажными от воды. Втянув носом воздух, он присел на табуретку, продолжая вытирать лицо, а потом уставился на Веру, пока она ставила перед ним тарелку с бульоном.
– Там еще картошка жареная, если хочешь, – она кивнула в сторону плиты, вручая ему ложку и кусок хлеба, – Таблетку от головы дать?
– Да.
Она сидела напротив, подперев подбородок кулаком, смотрела на него и прям вот руки чесались шибануть его чем-нибудь тяжелым. Чтоб надолго запомнил.
– Спасибо.
– На здоровье.
Встала возле него, думая, как бы еще съязвить. Не успела.
Накрыло.
И опять это чувство бессилия, только уже от нежности. К этому бесчувственному чурбану, который сидел с виноватым видом и упорно продолжал молчать.
Вера даже опомниться не успела, как коснулась ладонью его бритого затылка, ласково очерчивая сначала одно ухо, потом второе. Артем обхватил ее за талию, вынуждая сесть к нему на колени, а сам уткнулся носом ей в грудь. Девушка прижала его голову к себе, закусывая губы.
– Прости, что не позвонил. Случились неприятности на работе, не до звонков было.
– Угу.
– Не веришь?
– Почему? Верю.
– Я приехал, как только смог…
– Смог надраться?
– Вера… – его голос зазвучал предупреждающе, и он поднял голову, заглядывая девушке в глаза, – Я действительно не мог. Мне было некогда.
– Я ждала тебя, – призналась Вера, ближе прижимаясь к мужскому телу.
– Я знаю, девочка моя. Я знаю.
Целовались так громко, насколько позволяли рамки приличия и неприличия. Большие теплые ладони забрались ей под футболку, и Вера протяжно застонала, заерзав у него на коленях.
– Ты так вкусно пахнешь, – Артем скользнул ладонью в рыжие волосы, вынуждая Веру наклонить голову, чтобы оставить на ее шее очередной поцелуй.
– Ты тоже. Очень…
– Мне надо поспать, Вер. Я вообще никакой, сутки на ногах, – Артем обнял ее за талию, нехотя отстраняя от себя.
– Я вообще-то хочу тебя, если ты не заметил, – девушка обидчиво надула губы, складывая руки на груди.
