Текст книги "Основы английской фразеологии"

Автор книги: Н. Амосова

сообщить о нарушении

Текущая страница: 6 (всего у книги 18 страниц)

окраски); gilded youth 'золотая молодежь' (gilded

'позолоченный'; в данной фраземе переосмысляется как 'богатая и

праздная' молодежь); bosom friend 'закадычный, ближайший друг'

60

(bosom *грудь 'недра', 'душа*); cupboard love 'корыстная

любовь' (cupboard 'буфет'); violent presumption

'предположение, основанное на безусловных уликах (юрид.)' (violent

'насильственный', 'неистовый' и т. д.); a change of heart 'изменение

намерения', и т. п.

Значительно реже встречаются глагольные фраземы с

фразеологически связанным значением грамматически

зависимого члена типа to lose (one's) temper 'потерять выдержку"

(в переменных контекстах temper 'характер', 'темперамент',

'настроение'); to call (smb) names 'ругать, обзывать бранными

словами' (names 'имена, названия'); to have the face (to do

smth) 'иметь наглость (сделать что-либо)' (face 'лицо', 'фасад*

и т. д.); to have no stomach (for smth) 'не иметь желания,

склонности (к 1*ему-либо)' (stomach 'желудок', 'живот'), to suit

(one's) book 'соответствовать (чьим-либо) планам' (book

'книга') и т. п. Это объясняется, по-видимому, тем, что в

большинстве таких случаев переосмысление захватывает все

словосочетание в целом, и это последнее переходит в иной тип

постоянного контекста, а именно, в идиому (об этом типе

фразеологических единиц речь пойдет особо, см. § 2 настоящей главы).

Нередко одно и то же слово в сочетании с различными

указательными минимумами имеет различные значения. Если

каждый из этих указательных минимумов является постоянным

и единственно возможным для реализации данного значения

семантически реализуемого слова, это значение является

фразеологически связанным, и, следовательно, каждое

сочетание данного семантически реализуемого слова с данным

указательным словом представляет собой отдельную фразему.

Так, например, small beer означает 'слабое пиво', small

hours 'ранние (предутренние) часы (суток)', small talk

'светская (не деловая) беседа' (в переменных контекстах small

означает 'малый', 'мелкий', 'маломощный экономически',

'незначительный' и т. п.). Следовательно, перед нами – три

самостоятельные фраземы. Или: to square (one's) shoulders

'распрямить плечи'; to square (one's) elbows 'выставить (согнутые)

локти'; to square an account 'погасить счет' (to square в

переменных сочетаниях имеет значения 'придавать прямоугольную

форму', 'согласовывать (ся)', 'приводить в порядок', 'возводить

в квадрат').

Особенно часто материальное совпадение семантически

реализуемого слова в различных фраземах встречается среди

атрибутивных фразем, в которых одно и то же определение,

называя, казалось бы, один и тот же признак, подразумевает

в действительности различную качественную характеристику

определяемого. Например, прилагательное white 'белый'

способно, включаясь в различные постоянные контексты, выражать

некие более существенные признаки определяемого, по

отношению к которым признак цвета является лишь сопутствующим.

61

Так, white alloy означает 'имитирующий серебро сплав'; white

frost 'мороз со снегом или инеем, изморозь'; white meat 'белое

мясо' (телячье, кроличье, куриное и т. п.; мясо, легкое для

переваривания); white heat 'белое каление', т. е. 'разогрев,

доведенный до предела плавления', и др.

Иногда самый признак цвета, помимо того, что он не

является исчерпывающим и основным в характеристике

определяемого, к тому же указывается не вполне точно. Например, во

фраземе white wine 'белое вино' (т. е. изготовленное из какого-

либо сорта так называемого «белого» винограда)

прилагательное white весьма приблизительно обозначает даже цвет

определяемого (вино имеет не белый, а янтарный или золотистый

цвет); ср.: white herring 'сырая (свежая) селедка' (в отличие от

red herring 'копченая селедка'). *

В иных случаях признак цвета еще больше отступает на

задний план, т. е. еще менее участвует в актуальном

содержании прилагательного в пределах определенной фраземы. Это

может происходить в силу того, что признак цвета еще более

условно характеризует определяемое благодаря

метафорическому или метонимическому переносу значения

прилагательного в данной фраземе. Например, white day 'счастливый день',

white lie 'безобидная ложь', white night 'бессонная ночь', white

witch 'добрая волшебница'; ср.: green table 'карточный стол

grey goose 'дикий гусь".

Те же явления происходят и с другими фразеологически

связанными определительными компонентами фраземы. Ср.:

false acacia 'белая акация', Siberian acacia 'желтая акация',

bearded wheat 'пшеница-арнаутка' и т. п., где один независимый

второстепенный признак условно имплицирует всю

совокупность существенных признаков определяемого.

Подобную же фиксированную аллюзию содержат входящие

в многочисленные фраземы прилагательные, формально

обозначающие признак национальной принадлежности. Например:

German silver 'фальшивое серебро', Russian leather 'юфть'

(толстая пластичная кожа, обработанная особым образом).

Indian file 'построение в затылок', 'колонна по одному', Scotch

broth 'перловый суп' и др.

Одно и то же прилагательное этого рода в различных

постоянных контекстах имеет различное фразеологически

связанное значение. Например, прилагательное Dutch в них никогда не

выражает тот признак, который оно обозначает в переменных

контекстах, а именно: 'голландский', т. е. свойственный или

происходящий из Голландии'. Это прямое значение его

вытеснено в ряде фразем сменившими его фразеологически

связанными значениями и в ряде случаев не является в настоящее

время даже аллюзивной их мотивировкой. Ср., например:

Dutch auction 'аукцион, на котором распродажа

осуществляется путем постепенного снижения объявленной цены', Dutch

62

bargain 'односторонне выгодная сделка', Dutch courage

'храбрость, вызванная опьянением' ('пьяный задор'), Dutch defence

'притворная защита', Dutch feast "пирушка, на которой хозяин

напивается первым', Dutch treat 'угощение вскладчину', и др.

Между всеми этими фразеологически связанными значениями

есть нечто общее, а именно: идея чего-то не настоящего,

поддельного, вызывающая общий им всем отрицательный оттенок

смысла. Однако эта общая идея в каждом отдельном случае

столь неповторимо и специфично конкретизирована, что эта

конкретизация составляет все содержание определения в

каждой из приведенных фразем. Ср. также фраземы с

прилагательным French : French leave 'уход без прощания (официального)',

'тайный уход'; French desease 'венерическая болезнь', French

chop 'отбивная котлета с нарезкой /на внешнем крае', French

horn 'французский рожок' (род медного духового

инструмента), French pancake 'род оладьи, обсыпанной сахаром', French

telephone 'микротелефон', French toast 'поджаренная тартинка',

French window 'окно, доходящее до пола4, и нек. др.

Написание этих прилагательных с прописной буквы даже в

составе фразем – это результат формальной реминисценции их

исходного значения (признака национальной принадлежности),

здесь фактически аннулированного. Любопытно, что в новейшее

время в сочетании French window первый компонент иногда

пишется уже со строчной буквы. Ср.:

William got up and went through the freach wiadows into the

garden... (K. Mansfield, S. S., 88); She stood in the french

window of the drawing-room and looked across the valley to Nun-

spardon. (N. Marsh, S. J., 47).

Нужно, впрочем, сказать, что этот внешний

орфографический симптом внутренних семантических преобразований

фразеологически связанных прилагательных этой группы, в общем,

не характерен для основной массы фразем аналогичного типа.

Не наблюдается он и во фраземах типа «имя собственное +

существительное нарицательное» и вообще во фраземах любого

типа, содержащих имя собственное в качестве одного из

компонентов.

Между тем имя собственное претерпевает еще более

глубокое семантическое перерождение, чем прилагательные с

типовым значением национальной принадлежности. Действительно,

имя собственное, будучи первоначально обозначением

единичного и конкретного лица (т. е., будучи, по выражению А. Гар-

динера, «материализованным», «наполненным плотью» именем

собственным – embodied name),1 фактически теряет в составе

фраземы свою связь с обозначаемым лицом, но не просто

превращается в имя нарицательное, а, выполняя функцию

определительного члена, становится средством качественной харак-

1 А. Н. Gardiner. The Theory of Proper Names. Oxford, 1954, p. 8 ff.

63

теристики определяемого; мотивировка этого фразеологического

сдвига значения может быть в значительной степени условна

или вовсе утеряна, и во всяком случае несущественна. Ср.:

Jackard loom 'жаккардова машина (род ткацкого станка,

обеспечивающего сложное переплетение нитей основы и утка',

Wellington boots 'высокие сапоги', Gladstone bag 'кожаный

саквояж', Achilles's tendon 'ахиллово сухожилие', Hobson's choice

'фиктивный выбор' ( = отсутствие реальной возможности

выбора) , Judas' hair 'рыжие волосы' и т. п.

Итак, фраземы – это единицы постоянного контекста с

фразеологически связанным значением одного из компонентов; они

представляют собой один из типов фразеологических единиц.

Компонент фраземы, служащий указательным минимумом,

имеет обычно лексически связанное значение, если представлен

неоднозначным словом, либо, реже,– свободное значение, если

является словом однозначным. Например, во фраземе common

sense 'здравый смысл' ключевое слово имеет лексически

связанное значение (ибо sense вообще в разных контекстах может

значить и 'чувство', и 'разум', и 'смысл'; во'фраземе же

English elm 'полевой вяз' (Ulmus campestris) слово elm не имеет

контекстуальной обусловленности, ибо является

моносемантическим словом. Тем не менее, в обоих случаях значение

ключевого слова одинаково не имеет исключительной зависимости от

другого компонента данного постоянного контекста:

многозначное ключевое слово способно реализовать данное свое значение

и во множестве переменных контекстов.

Степень сцепления компонентов фраземы может быть

различной. В известных случаях принципиально возможна подмена

одного из*компонентов фраземы местоимением или

словом-заместителем, т. е. словами, выступающими как бы формальными

представителями устраняемого компонента. Поэтому может

создаться впечатление, что контекстуальная связь между

частями фраземы слаба и легко разрывается и что для фразем

вообще характерна свободная разъединимость элементов (или

. их «отделимость»). Между тем это далеко не так.

Разумеется, нужно проследить эту отделимость не в

условиях изоляции фраземы из речи, когда устранение одного из

компонентов фраземы уничтожает ее как таковую, т. е. как

языковую единицу номинации, а в условиях реальной речевой

цепи.

Наблюдения показывают, что подмена одного из

компонентов местоимением that, this, such и т. п. или

словом-заместителем one, that имеет ограничения с трех сторон: со стороны

условий упртребления фраземы, со стороны ее структурного

типа и со стороны лексико-грамматических свойств заменяемого

компонента.

Заменимость компонентов фраземы обнаруживает

следующие закономерности:

64

1. Общее правило: формальная* подстановка компонента

фраземы осуществима только при том условии, что в

предшествующей текстовой или диалогической ситуации

соответствующая фразема дана полностью.

2. Фразеологически связанный компонент фраземы заменим,

если представляет собой ее грамматически зависимый член:

а) препозитивное определение в субстантивных фраземах:

Black frost – such frost;

б) дополнение в глагольных фраземах: to lose one's temper—

to lose it. Например:

A sullen December morning. Black f r'o s t. Such frost reminded

me of my last days at Stanton (N. Mitford, P. L., 149); He used

blank v e r s e in his poem. He considered this kind of verse most

suitable for his poetical extasies (ibid., 163); Maxim loses his

temper once or twice in a year, and when he does – my God – he

does lose it (D. du Maurier, R., 115).

Однако в глагольных фраземах, нормально требующих

переменного распространения, такой подстановки не наблюдалось

(типа to have the face + Infinitive).

3. Фразеологически связанный компонент фраземы не

способен к формальной подстановке, когда представляет собой ее

грамматически ведущий член:

а) определяемое в субстантивных фраземах: far cry нельзя

переоформить как far one; the letter of the law – как that (one)

of the law;

б) стержневой глагольный элемент в глагольных фраземах:

to knit (one's) brows не переоформляется в to do (one's brows).

4. Ключевой элемент фраземы заменим, если представляет

собой ее грамматически ведущий член:

а) дополнение в глагольных фраземах: to knit (one's)

brows – to knit them. Например:

When she knits her brows, everybody begins shaking in his

shoes. She knits them as a wroth queen does when seeing a

sluggish menial (M. Blair, Т., 136);

б) определяемое в субстантивных фраземах, при условии,

что определение выражено прилагательным: a deaf nut – a deaf

one. Например:

I always choose some deaf nuts and offer them to her; one

can easily know a deaf one by sight. (M. Blair, Т., 35).

5. Подстановка ключевого элемента исключается, если:

а) ключевое определение выражено препозитивным

существительным: pipe dream не может быть переоформлено в pipe one;

б) ключевое определяемое выражено существительным

вещественным: broken tea, brown bread.

Все эти ограничения подменяемости вообще соответствуют

структурным закономерностям переменных сочетаний. Так,

формальная подстановка любого компонента наречных и адъектив-

5 Н Н Амосова

65

ных фразем вообще полностью исключается: wide awake, all and

sundry.

Следует сказать, что случаи формальной подстановки

компонентов во фраземах вообще встречаются редко, насколько

можно судить по обследованному материалу.

Нетрудно видеть, чж> это ситуативное переоформление фра-

земы не приводит к ее разложению или, точнее, к превращению

ее в единицу переменного контекста. Подставляемые элементы

не имеют самостоятельного значения и заменяют определенные

конкретные компоненты. Поэтому это переоформление не

контекстуальное, а чисто конструктивное и не противоречит тому

основному признаку постоянного контекста, что семантическая

зависимость между его элементами является особенно тесной.

Достойна внимания та особенность фразем, также отделяющая

их от единиц переменного контекста, что фразеологически

связанное значение одного из их компонентов не может быть

реализовано на основе полностью безречевой непосредственной

ситуации.

Фиксированный характер материального состава

субстантивных фразем проявляется и в том, что в абсолютном

большинстве фразем словоформа фразеологически связанного и

грамматически зависимого члена является заданной и

неизменяемой, так же как и форма связи между компонентами.

Например, Wellington boots, а не Wellington's boots и не boots of

Wellington. В связи с этим фразеологическому сдвигу значения

подвергается не лексема, выполняющая роль грамматически

зависимого члена фраземы, а конкретная ее словоформа.

В этом смысле любопытны субстантивные фраземы, в

которых фразеологически связанный элемент выражен

существительным в родительном падеже. Ср.: dog's life 'тяжелая жизнь

husband's tea 'жидкий чай', angel's visit 'редкое, но приятное

посещение', bachelor's wife 'идеальная жена' (т. е. такая, какая

возможна лишь в мечтах не решающегося на женитьбу

холостяка), fiddler's news 'устарелая новость'. Во многих случаях,

как упоминалось выше, это существительное этимологически

представляет собой имя собственное: Job's news 'печальная

новость', Job's comforter 'горе-утешитель, плохой утешитель',

Danaids' work 'нескончаемый и бесплодный труд', Endymion's

sleep 'долгий сон', Bell's palsy 'паралич лицевого нерва

(паралич Белля)', и т. п.

Здесь везде особенно наглядно фразеологическое

переосмысление словоформы. Семантически реализуемая словоформа

перестает выражать признак принадлежности и начинает нести

в себе качественный признак определяемого. Подобная

перестройка выражаемого признака отмечается и в переменных

сочетаниях. Ср.: the thirty years of his connoisseur's life 'тридцать

лет его жизни в качестве ценителя искусства', my earnest,.

66

mother's prayer 'моя истовая, материнская молитва'.2 Однако в

переменных сочетаниях переосмысления самого слова нет, здесь

только выдвигается качественное значение родительного падежа

как такового, тогда как во фраземах благодаря их

фиксированному, заштампованному характеру происходит фразеологически

обусловленный сдвиг лексического значения данной

словоформы.

Если фразема есть единица постоянного контекста, то

материальная единичность ключевого слова, входящего в ее состав,

является ее релевантным признаком. Поэтому синонимическую

подмену ключевого слова следует признать невозможной без

разрушения данного постоянного контекста. Синонимическая

подмена в этом отношении не тождественна той формальной

подстановке компонентов, о которой говорилось выше.

Во-первых, местоимение или слово-заместитель, заменяющие один из

компонентов фраземы, не несут с собой никакого нового

лексического значения, отличного от значения заменяемого

компонента, тогда как всякий подставляемый синоним представляет

собой слово с самостоятельным лексическим значением.

Во-вторых, формальная подстановка компонента осуществима только

в условиях речевого употребления фраземы, тогда как его

синонимическая подмена наблюдается и во фраземах, взятых в

изолированном из речи состоянии. В-третьих, формальная

подстановка факультативна и ограничена лишь определенными струк-

турно'-семантическими причинами; синонимическая подмена

допустима только в кругу строго предуказанных языковой

традицией конкретных фразем, причем вариации подменяемого

компонента также строго фиксированы. Поэтому формальная

подстановка компонента во фраземе есть явление функционально

обусловленное и относится к сфере речи, а синонимическая

замена его есть явление лексического порядка и относится к сфере

языка.

Вследствие этого, если два разных семантически

реализуемых слова при одном и том же указательном минимуме

получают тождественное фразеологически связанное значение, такие

сочетания следует квалифицировать как две отдельные, хотя и

синонимичные друг другу фраземы. Хотя указательный

минимум в них один и тот же, по отношению к каждому из

семантически реализуемых слов он выступает как единственно

возможный. Ср., например: sleeping partner—dormant partner

'партнер, не участвующий в ведении дела'; to grind (one's) teeth —

to grit (one's) teeth 'скрежетать зубами'; wide awake – broad

awake, и т. п.

В приведенных примерах семантически реализуемые слова

синонимичны друг другу. Однако чаще всего семантически реа-

2 См.: В. Н. Жигадло, И. П. Иванова, Л. Л. И о ф и к.

Современный английский язык. М., 1956, стр. 33,

5*

67

лизуемые слова в синонимичных фраземах не связаны друг с

другом отношением синонимии за пределами данных фразем.

Ср., например: fool's knot – granny's knot 'неумело завязанный

узел'; Christian name – first name 'личное имя' (в отличие от

фамилии); Cadmean victory – Pyrrhic victory 'пиррова победа';

quick balance – Roman balance 'пружинные весы, безмен';

piper's tale – traveller's tale 'недостоверный рассказ'; floating

capital—working capital 'оборотный капитал'; clean broke —

stone broke 'вконец разоренный'; sun's eyelashes – sun's

backstays 'лучи солнца, пробивающиеся из-за тучи', и т. п. и т. д.

Фраземы как единицы постоянного контекста не следует

смешивать с теми «фразеологическими сочетаниями», которые

акад. В. В. Виноградов рассматривает как один из типов

фразеологических единиц.

Поскольку «фразеологические сочетания» В. В. Виноградов

определяет как такие словосочетания, связи одного из

элементов которых замкнуты и ограничены, причем «для такого

ограничения как будто нет оснований в логической или внешней

природе самих обозначаемых предметов, действий и явлений»,3 ясно,

что эти словосочетания не соответствуют понятию единицы

постоянного контекста как соединения определенного семантически

реализуемого слова с единственно возможным указательным

минимумом. Признак постоянного контекста во

«фразеологических сочетаниях» В. В. Виноградова отсутствует, ибо

указательный элемент в них допускает более или менее широкие

вариации. Именно поэтому фраземы нельзя рассматривать как некую

разновидность «фразеологических сочетаний», ибо эти

последние вообще не являются единицами постоянного контекста.

Отделяя одну языковую единицу от другой или

противопоставляя их друг другу, нельзя ограничиться выяснением

языковой сущности одной из них, не определив языковую сущность

другой. Поэтому следует определить контекстуальную природу

и «фразеологических сочетаний».

Мы обратимся к английскому языковому материалу,

во-первых, потому, что анализировали именно английские фраземы

и сопоставлять их должны с английскими же

«фразеологическими сочетаниями»; во-вторых, потому, что концепция

«фразеологических сочетаний» как подвида фразеологических единиц

принята во всех отечественных исследованиях английской

фразеологии.

Подходя к «фразеологическим сочетаниям» с мерилом

контекстологического анализа, мы должны обратить внимание на

их противоречивый, двойственный характер.

з В. В. Виноградов Основные понятия русской фразеологии. Труды

юбил. научной сессии ЛГУ. Л., 1946, стр. 60; Его ж е. Об основных типах

фразеологических единиц в русском языке. Сб. «А. А. Шахматов». М., Изд.

АН СССР, 1947, стр. 362; Его же. Русский язык. М., Учпедгиз, 1947, стр. 27.

68

Как и единицы переменного контекста, они допускают

вариации ключевых слов в пределах определенного указательного

набора. Например, глагол to pay реализует значение 'оказывать,

осуществлять' при ключевых словах, обозначающих процесс

или совокупность действий относительно другого лица,

связанные с определенными нормами общежития: to pay a visit, call,

homage, compliments, respects, deference, (one's) devoirs, court,

(one's) addresses (to smb). Ср. также: to pay attention (heed).

Если бы круг этих ключевых слов включал в себя любое

слово с указанным типовым значением, перед нами был бы

обычный ряд переменных сочетаний. Но этого нет. Нельзя

сказать: to pay * commemoration,* seeing-off,* mourning,*

celebration,* welcome,* greetings,* condolences,* reception и т. д. и т. п.

Таким образом, здесь имеется ограничение указательного

набора, идущее не по линии семантической, а по линии

определенного стилистического узуса. Следовательно, налицо элемент

языковой традиции, регулирующей реальную сочетаемость

семантически реализуемого слова. Это свойство, напоминающее

соответствующее свойство постоянного контекста.

Следовательно, с контекстологической точки зрения,

значение семантически реализуемого слова не является в подобных

случаях фразеологически связанным, поскольку указательный

минимум, для него необходимый, не является постоянным. Но

значение это нельзя признать и обычным лексически

связанным, поскольку состав ключевых слов при нем лимитируется не

особенностями их дезигнатов, а определенной стилистической

традицией. Наконец, некоторые из подобных сочетаний

отличаются известной морфологической скованностью (например,

to pay addresses, но не an address, и нек. др.). Морфологические

ограничения в ключевых словах переменного контекста, если

они и встречаются, бывают вызваны только грамматическими

или семантическими факторами (например, принадлежностью

слова к одному из семантико-грамматических подклассов).

Формула таких сочетаний не допускает максимальной

схематизации.

Получается некий переходный тип контекстуальной

связанности значения, а следовательно, и особый, также переходный,

тип контекста, так сказать, «полупостоянный» контекст.

Поскольку в таком контексте указательный минимум является ни

«классически» переменным, ни, тем более, постоянным, а лишь

традиционно (или узуально) лимитированным, этот

переходный тип контекста можно терминологически обозначить как

«узуально ограниченный» контекст, а значение семантически

реализуемого слова, в него входящего, – узуально связанным

значением.

Мы воздерживаемся от применения термина

«фразеологические сочетания» по отношению как к фраземам, так и к

единицам узуально ограниченного контекста по следующим

69

соображениям. Во-первых, он не представляется нам

достаточно точным, ибо подходит по своему составу к любой

разновидности фразеологических единиц (которые в конце концов

все являются «сочетаниями» слов). Во-вторых, в общепринятом

использовании термин этот не дифференцирует единицы

постоянного и узуально ограниченного контекста. Нам же

представляется существенной эта дифференциация, ибо между теми

и другими пролегает граница фразеологического фонда языка.

Единицы узуально ограниченного контекста, как упоминалось

выше, имеют некоторые черты, отличающие их от переменного

контекста, но не совпадают по своей характеристике с

единицами постоянного контекста. Их можно назвать своего рода

«фразеолоидами».4

Сочетания, представляющие собой единицы узуально

ограниченного контекста, могут составлять ряды различного

количественного состава, объем которых зависит от величины

указательного набора к данному семантически реализуемому слову.

Так например, сочетания to break the news, io break the

matter (в трехчленных конструкциях с предложным

дополнением) составляют весь ряд с данным значением глагола to break

'сообщить'. Трехэлементный ряд составляют сочетания violent

death, violent means, violent measures 'насильственный', и т. п.

Единицы узуально ограниченного контекста стоят у границ

фразеологического фонда языка и обнаруживают различную

степень близости к нему. Чем более ограничена в них

вариантность указательного минимума, тем эта степень близости

к фраземам выше.

Сочетания эти, несомненно, связаны прямой связью с фразе-

мами. Они, по-видимому, составляют один из тех источников,

откуда берут свое начало фраземы. Фразема может возникать из

этого источника тогда, когда способность данного семантически

реализуемого слова в данном его значении к сочетанию с рядом

слов по тем или иным причинам сокращается до единицы. С

другой стороны, фраземы также, нужно думать, служат источником

появления «фразеолоидов». Это происходит тогда, когда

расширение сочетаемости семантически реализуемого слрва в той или

иной фраземе превращает эту последнюю в единицу узуально

ограниченного контекста, а может быть, с дальнейшим раз-

движением пределов сочетаемости, – ив единицы переменного

контекста (таков, вероятно, путь семантического развития

многих слов). Из-за этого фраземы, действительно, обнаруживают

4 Различие между единичной и ограниченной сочетаемостью отмечается

в двух работах по английской фразеологии. См/ 3. И. Анисимова. Лекси-

ко-фразеологические варианты прилагательных во фразеологических

единицах (на материале англ. языка). Уч. зап 1 МГП.ИИЯ, т. X, 1956, стр. 23;

В. Л. Д а ш е в с к а я. Фразеологические сочетания типа «переходный глагол

и существительное» в современном английском языке. Канд. дисс. М., 1955,

стр. 83.

70

известную «текучесть». Но текучесть эту не следует

преувеличивать. В любом синхроническом срезе языка в нем можно найти

значительное количество отстоявшихся фразем, многие из

которых переходят из одного среза в другой, не меняя своего

фразеологического качества. Но это – иной аспект

контекстологического исследования, не имеющий прямого отношения к нашей

теме в ее хронологических границах.

Исходя из того положения, что релевантным признаком

фразем, отделяющим их от единиц узуально ограниченного

контекста, является материальная единичность указательного

минимума, синонимические замены указательного минимума

следует признать невозможными без разрушения данного

постоянного контекста. Таким образом, сочетания типа Dutch

comfort – Dutch consolation 'слабое утешение'; Canterbury-

tale – Canterbury story 'длинный и нудный рассказ', где

ключевые слова являются синонимами, а также сочетания типа city

Arab – street Arab 'уличный мальчишка'; Sisyphean task—

Sisyphean labour 'сизифов труд4, Cesarean operation – Cesarean

section 'кесарево сечение', где ключевые слова не синонимичны

друг другу вне данной связи, представляют собой две

синонимичные между собой единицы узуально ограниченного

контекста. В них изменяемо ключевое слово, определяющее своим

присутствием одно и то же значение семантически

реализуемого слова, но изменяемость его узуально ограничена. В

обычном, не синонимическом ряду «фразеолоидов» наблюдается

такое же положение с той разницей, что содержание каждого

из сочетаний, входящих в этот ряд, не повторяет содержание

других сочетаний.

Отметим это контекстуальное различие. При вариантности

ключевого слова и константности значения одного и того же

семантически реализуемого слова получаем синонимические

единицы узуально ограниченного контекста. При вариантности

семантически реализуемых слов, выражающих одно и то же

значение, и константности ключевого слова, получаем

синонимические фраземы (см. стр. 67). Ни в одном из таких случаев нет

–оснований считать помянутые вариации «лексическими

структурными вариантами» одной и той же единицы контекста,5

если один из опорных элементов контекста оказывается

совершенно измененным.

Мы оставим сейчас без рассмотрения ряд вопросов,

связанных со спецификой строения и форм употребления фразем. Эти

вопросы целесообразно сделать предметом обсуждения в

специальных разделах настоящей работы. Здесь мы ограничимся

приведенной выше общей характеристикой фразем как единиц

постоянного контекста в их отличии от единиц переменного кон-

5 См.: А. В. Кунин. Некоторые вопросы английской фразеологии.

Англорусский фразеологический словарь. М., 1955, стр. 1446 и ел.

71

текста. Добавим к ней лишь одно краткое замечание: фраземьг

всегда имеют двучленное строение. Увеличение числа

компонентов меняет тип единицы постоянного контекста.

Фраземы представляют собой существенную часть

фразеологического фонда английского языка, один из типов единиц

постоянного контекста. Более сложную картину постоянного

контекста представляют единицы, которые мы назовем

идиомами, к рассмотрению которых и перейдем.

§ 2. ИДИОМЫ

Постоянный контекст в том его внутреннем строении, в

каком он представлен во фраземах, есть сочетание ясно

вычленяемых элементов семантически реализуемого слова и

указательного минимума. Контекстуальные функции каждого из этих

элементов легко опознаваемы и определимы. Но возьмем

словосочетание a mare's nest.

Существительное mare 'кобыла' однозначно и,

следовательно, не зависит от указательного минимума. Существительное