Текст книги "Основы английской фразеологии"

Автор книги: Н. Амосова

сообщить о нарушении

Текущая страница: 3 (всего у книги 18 страниц)

25

^причастием I, герундием и отглагольным существительным.

Такое положение является весьма типичным для

морфологического строя английского языка. С ним связан и особый

характер английского словосочетания и предложения.9

В результате исследования вопроса о роли омонимии в

современном английском языке Ю. П. Костюченко делает вывод,

что грамматическая омонимия стала «органическим свойством»

грамматического строя этого языка.10 Следует уточнить, что под

грамматической омонимией автор понимает совпадение

словарных форм слов, принадлежащих к разным лексико-грамматиче-

ским разрядам, и не учитывает омонимию других форм разных

парадигматических рядов (типа works – 3-е лицо ед. числа

наст. вр. глагола и множ. число общего падежа

существительного) и наличие омоформ в едином парадигматическом ряду

(типа I, you, they work). Поэтому количественные подсчеты

грамматической омонимии, произведенные указанным автором

на материале английских словарей среднего объема (60 000

слов), не дают всей полноты картины.

Но в английском языке весьма распространена не только

морфологическая или грамматическая омонимия, но и

лексическая полисемия и омонимия, т. е. совмещение в одном звуковом

или буквенном комплексе в пределах одного и того же лексико-

грамматического разряда Двух и более лексических значений.

Например, глагол blind имеет лексические значения 'ослеплять',

'затемнять', 'омрачать', 'блиндировать', 'диафрагмировать';

существительное blind – значения 'ставень', 'наглазник',

'отговорка, предлог' и нек. др.; прилагательное blind – 'слепой',

'безрассудный', 'сплошной' и т. д. Возможно, что переосмысление

слов как средство обогащения словарного состава языка в

известной мере интенсифицировалось в английском языке

прецедентом большого количества омоформ, грамматических и

лексических омонимов и сложившейся речевой практики

контекстуальной обусловленности значений форм и слов. Б. Трнка

высказал даже предположение, что в языках аналитических и

синтетических «психологический ход» понимания речи относительно

.неодинаков. Более тесная связь в английском языке значения

звукового комплекса, составляющего одно слово, с другими

членами предложения, чем, например, в чешском языке,

приводит, по мнению Трнка, к тому, что говорящий по-английски лег-

9 См.: В. Н. Ярцева. К вопросу об историческом развитии системы

языка. Сб. «Вопросы теории и истории языка». М., АН СССР, 1952, стр. 73;

Ее же. Пути развития словосочетания. Уч. зап. ЛГУ, № 156, серия филол

наук, вып. 15, 1952, стр. 29; Е е ж е. Слова-заместители в современном

английском языке. Уч. зап. ЛГУ, № 97, серия филол. наук, вып. 14, 1949, стр. 100,

Р. С. Гинзбург, С. С. Хидек.ель. О работе над свободным

словосочетанием (на материале англ. языка). Иностранные языки в школе, 1958, № 3*,

стр. 16. -~7

10 См.: Ю. П. Костюченко. Количество и место омонимов в

современном английском языке, лвтореф. канд. дисс. Харьков, 1954, стр. 5.

26

ко ассоциирует одни и те же звукосочетания с различными

значениями соответственно .их связи с другими словами в

предложении.11 При этом Трнка утверждает, что чем теснее языковой

элемент включается в сочетание, тем большее число значений

он способен иметь; чем теснее связи слова в предложении, тем

больше проникает омонимия и в морфологическую структуру

языка.12

Так или иначе, семантическая несамостоятельность

значительного количества слов и форм в английском языке,

несомненно, связана с общими особенностями английской языковой

структуры.

Говоря о зависимости слова от контекста, мы не хотим тем

самым утверждать, что слово в изолированном состоянии, т. е.

в языке, а не в речи, лишено содержания, которое возникает в

нем лишь тогда, когда слово становится элементом речи. Речь

может идти лишь об относительной зависимости слова. С.

Ульман безосновательно и принципиально ошибочно

гипертрофирует роль контекста в семантическом насыщении слова. Если

стать на его точку зрения, можно прийти к заключению, что

слово как элемент языка есть чистая форма, т. е.,

следовательно, не есть слово, а лишь условное звукосочетание,

приобретающее смысл только в речи, и к тому же смысл этот целиком

зависит от условий речи В действительности изолированное

слово в семантическом плане представляет собой систему

социально закрепленных семантических потенций, и

контекстуальные или ситуационные указания только актуализируют одно из

его значений.

Контекстологический анализ имеет особое значение в

исследовании английской лексики, а поскольку фразеологические

единицы представляют собой определенные лексические

образования, то он должен быть применен и к фразеологическому

•фонду английского языка. Именно имея в виду основное

направление настоящего исследования, необходимо уточнить наше

»понимание контекста и его отличия от речевой ситуации.

Уточнение понятия контекста следует начинать с

вычленения из речевого целого, элементом которого является данное

семантически реализуемое слово, того необходимого

указательного минимума, который делает возможным реализацию

данного значения этого слова.

Возьмем несколько отрывков, где семантически реализуемым

словом является существительное body, которое, как известно,

может иметь значение 'тело, т. е. плоть', 'тело, т. е. труп',

'туловище', 'организация, орган', 'группа, корпорация', 'отряд',

'кузов', 'основная часть' и др.

11 См.: В. Т г n k а. Bemerkungen zur Homonymie. «Travaux du Cercle

Linguistique de Prague», № 4. Prague, 1931, S 154. "

12 Там же, стр. 155.

11

.. .he saw a red-haired rangy man in his shirt sleeves, violently-

attacking the dismembered body о f а с а г with a hammer (A. Cro-

nin, C, 153).

Указательным минимумом, необходимым для реализации в

слове body значения 'кузов', служит здесь только предложное

определение of a car в силу лексического значения его

знаменательного члена ('автомобиль'). Все остальные элементы

предложения в этом отношении нейтральны, в том числе и

определительное причастие dismembered 'расчлененный, разобранный на

части', ибо оно не препятствовало бы значению 'труп' в

определяемом существительном. Соединение указательного

минимума с семантически реализуемым словом и составляет

контекст. В приведенном отрывке это сочетание body of the car.

Ср.:

I hold this slow and daily tampering with the mysteries of the

brain to be immeasurably worse than any torture of the

body (Ch. Dickens, A. N., 101). Контекст – torture of the body

'мучение тела', т. е. 'физическая пытка'.

Yes, she was sick of the hospital, the foul smells, the lice, the'

aching, unwashed bodies (M. Mitchell, G. W. W., 302).

Контекст– aching bodies 'страдающие тела', т. е. 'физические

страдания людей'. Unwashed —нейтрально.

... said one very stout gentleman, whose body and legs

looked like half a gigantic roll of flannel, elevated on a couple of

inflated pillow-cases (Ch. Dickens, P. P., 112). Контекст – body

and legs 'туловище и ноги'.

""""* Таким образом, под контекстом условимся понимать

сочетание семантически реализуемого слова (т. е. слова, относительно

^реализации значения которого контекст вычленяется) с

указательным минимумом (т. е. элементом речевой цепи, несущим

требуемое семантическое указание).

Указательный минимум может быть одноэлементным или

миогоэлементным. Об этом подробнее мы поговорим, когда

будем рассматривать типы контекста. Но различия в

количественном составе указательного минимума не меняют того факта,

что в пределы контекста может вовсе не включаться (и в

большинстве случаев не включается) все предложение,

содержащее указательные элементы. Поэтому при определении

контекста необходимо исключать из него избыточные элементы

речевой цепи, включающей семантически реализуемое слово.

Однако даже в английской речи, с характерной для нее

связанностью грамматических и лексических значений слов, могут

встретиться случаи, когда сама фактура речевого целого

оказывается не в состоянии служить проявителем значения

многозначного слова. Это бывает тогда, когда все слова,

непосредственно или косвенно связанные с данным словом, могут

связываться в том же значении и с другими значениями этого слова,

или если они вообще тематически нейтральны, т. е. не способны

28

–по своему содержанию дать четкие контуры речевой сферы

многозначного слова.

Например: «this table is out of place here». Указательное

местоимение «this» определяет слово «table» как

существительное. Но лексическое значение этого последнего остается

нереализованным: возможность по1 крайней мере двоякой

интерпретации указывает на отсутствие достаточных оснований для

исключения неактуального значения. Предложение может

значить, например и 'эта таблица здесь неуместна' и 'этот стол

здесь неуместен ( = не на месте)'. Мы можем сказать, что в

этом случае налицо – нейтральный контекст; точнее было бы,

впрочем, сказать, что здесь вообще нет контекста.

При отсутствии контекста на помощь приходит речевая

ситуация.

Речевая ситуация может выступать в двух основных формах.

Прежде всего она может быть реальной обстановкой данного

речевого акта (ср. «бытовой контекст» А. А. Реформатского).

Если предложение «this table is out of place here» применяется,

например, при расстановке мебели или оценке стиля

меблировки и т. п., слово table реализует значение 'стол'. Если это же

предложение употребить при обсуждении какой-либо статьи,

проекта, доклада и т. п., слово table может получить значение

'таблица'. В обоих случаях речевая ситуация выступает в

наиболее непосредственном виде.

Однако она может иметь и форму сообщения о ситуации.

Так, упомянутые выше ситуации могли бы быть представлены

в виде их описания в устном или письменном повествовании.

Это описание, подменив собой реальную ситуацию, дало бы

тождественный семантический результат в слове table.

Но сообщение отличается от реальной ситуации не только

тем, что оно есть лишь ее изображение или отражение, и

потому является, по . сути дела, фиктивной ситуацией. Самое

важное его отличие с точки зрения лингвистики заключается

в том, что сообщение есть тоже речь, как и контекст есть

определенный отрезок речи. В этом отношении сообщение о

ситуации в силу своей речевой природы сближается с контекстом.

Это сближение кажется особенно очевидным в тех случаях,

когда предшествующее употреблению данного семантически

реализуемого слова изложение не содержит никакого описания

речевой ситуации, но самим своим содержанием, системой своих

опорных понятий или образов, конкретизирует речевую сферу

данного слова и тем способствует реализации определенного его

значения. Так, например, встречаясь в грамматике Несфильда ]3

впервые на стр. 46, слово object (в сочетании Form of the object

и ниже – Position of the object) подготовлено к реализации тер-

13 Y. С. Nesf i eld. English Grammar, Past and Present. London, 1698,

p. 46.

29

минологического значения 'дополнение' и вытеснению других

значений ('предмет', 'цель') всем предшествующим текстом

книги в целом и предыдущими ее параграфами, в частности

посвященными глаголу. Здесь нет изображения бытовой ситуации.

Здесь сам текст играет роль речевой ситуации.

Сходство контекста и сообщаемой или текстовой ситуации

приводит иногда к тому, что первый случай называют «узким

контекстом», а второй – «широким контекстом». Приложение

одного и того же термина «контекст» к принципиально

различным явлениям само по себе неудачно, но если бы эти различия

были в достаточной мере учтены и оговорены, с этой

терминологической условностью можно было бы примириться. Однако«

обычно эти выражения достаточной дифференциации

лингвистических понятий под собой не имеют.

Различие между «широким контекстом» (т. е., по нашей

терминологии, речевой ситуацией или текстом) и «узким

контекстом» (т. е. собственно контекстом) есть различие сущностное.

«Узкий контекст» есть конструктивный фактор, «широкий

контекст» – ситуативный фактор.

Р. А. Будагов отмечает особую форму «широкого контекста»,

а именно: диалогическую речь.14 Это очень важное наблюдение,,

помогающее нам внести еще одно уточнение в понятие речевой

ситуации. Действительно, ситуативным фоном, компенсирующим

недостаточность контекстуального указания, может служить,

содержание диалога в целом или непосредственно

предшествующей реплики. Указание в этих условиях может быть

суммарным, т. е. исходить из общей понятийной сферы диалога.

Например:

– I have looked through your work, and have formed a

general idea about your design, which seems well grounded as a whole.

But I find there many unnecessary things which only spoil the

whole effect. You'd better cross them out before publishing your

paper.

– Which things do you mean?

– For instance, this table is out of place here. It adds

nothing substantial to your principal inferences.

Но указание может быть и конкретно словесным. В одной

из предшествующих реплик семантически реализуемое слово*

может быть употреблено в достаточном контексте, и потому в

дальнейшем может реализовать свое значение и без

контекстуального указания. Например:

– All the results of my calculations are represented in a table-

of optimal values.

– To my mind, this table is оut of place here, as it

interrupts your general argumentation and distracts the reader's«

attention.

14 P. А. Б у д а г о в. Введение в науку о языке. М., Учпедгиз, 1958, стр. 17..

Ю

Таким образом, можно наметить несколько основных форм

речевой ситуации: внеязыковую ситуацию, диалогическую речь,

,т. е. реальную ситуацию; сообщаемую ситуацию, понятийную1

сферу изложения, т. е. текст.

Сложные и многообразные связи и столкновения ситуаций

и контекста, ситуации и значения слова могут быть объектом

специального исследования.15 Мы ограничимся сказанным

выше, ибо для непосредственных целей работы этого

достаточно. Контекстуальные связи как таковые для этих целей более

важны. Однако, прежде чем перейти к их рассмотрению,

необходимо уточнить два принципиальных вопроса.

Первый из них касается понятия «свободного» и

«связанного» значения слова.

Описывая различные типы лексических значений слова в

одной из своих семасиологических работ, акад. В. В.

Виноградов писал: «Основные номинативные значения слов... очень

устойчивы. Эти значения можно назвать свободными, хотя их

свобода обусловлена социально-исторически и

предметно-логически. Функционирование этих значений слов обычно не

ограничено и не связано узкими рамками тесных фразеологических

сочетаний. В основном круг употребления номинативного

значения слова, круг его связей соответствует связям и отношениям

самих предметов процессов и явлений действительного мира

(например, пить воду, квас, вино, чай, сидр, виноградный сок

и т. п.)».16 И несколько ниже: «У слова может быть несколько-

свободных значений, в которых непосредственно отражаются

разные предметы и явления действительности (ср.: шапка

'головной убор' и 'заголовок крупным шрифтом, общий для

нескольких статей')».17

В этих замечаниях акад. В. В. Виноградова есть и неясные,

и спорные моменты.

Прежде всего, не уточнено, с какой точки зрения значение-

слова признается «свободным». Общий ход рассуждений автора

показывает, что значение определяется как «свободное» с точки

зрения широты сочетаемости данного слова в данном значении.

Но если речь идет о комбинаторной валентности слова при

данном его значении, значит речь идет о контекстуальных

связях слова, о степени его контекстуальной зависимости.

Признавая же то или иное значение слова свободным, мы тем самым

признаем независимость его от контекстуальных условий. Акад.

В– В. Виноградов, несомненно, прав, утверждая, что широта

сочетаемости данной семантической единицы связана в конеч-

См. интересные наблюдения в этой области в книге акад. В. В. Вино-

г££Д0Я,а <<(^ языке художественной литературы» (М., ГИХЛ, 1959, стр. 108 ел.,.

162, 171 ел., 234 и др.).

«J?,; ?• Виноградов. Основные типы лексических значений слова.

ВЯ, 1953, № 5, стр. 12.

17 Там же.

?Л

ном счете с реальными (впрочем, иногда и воображаемыми)

отношениями в самой окружающей внеязыковой

действительности. Однако раз вопрос ставится именно относительно

сочетаемости слова в данном значении, то определять степень его

независимости следует под тем же углом зрения, т. е. по

отношению к языковой материи речевого целого, а не к внеязыко-

бым факторам. Если быть действительно последовательными и

сохранять на протяжении одного рассуждения именно этот угол

зрения, предопределенный указанием самого автора на

отсутствие «узких рамок тесных фразеологических сочетаний», то

«свобода» слова должна расшифровываться как широта его

сочетаемости с другими словами, а широта сочетаемости – либо как

независимость семантически реализуемого слова от какого-либо

указательного минимума, либо как сложная его дистрибуция.

Свободным можно было бы считать только такое значение,

которое оставалось бы равным самому себе в любых условиях

употребления содержащего его слова; да и то лишь в том

случае, если отвлечься от двух моментов: во-первых, от роли

словесных связей в актуализации слова, и, во-вторых, от тех

естественных, т. е. имеющих внеязыковые причины, ограничений

сочетаемости, о котррых упоминает акад. В. В. Виноградов и

которые с контекстологической точки зрения могут быть

определены как количество слов, способных к сочетанию с данным

словОхМ. Нетрудно видеть, что только безусловно однозначные

слова, при условии употребления их в общепринятом значении,

могут обладать семантической свободой. В любой словесной

связи, например, инсулин будет значить 'гормон поджелудочной

железы'; кронглас – 'оптическое стекло, не содержащее свинца';

пикнометр – 'прибор для определения плотности вещества'.

Однако В. В. Виноградов, как можно видеть и в

приведенной цитате, утверждает, что слово может обладать несколькими

свободными номинативными значениями (т. е. прямыми,

лишенными характеризующей экспрессивности), причем одно из них

является основным значением, а другие – значениями

«номинативно-производными».18 Контекстологический анализ,

напротив, показывает, что совмещение в слове хотя бы двух значений

автоматически превращает каждое из них в несвободное,

контекстуально связанное. Различия в их контекстуальной

связанности– это лишь количественные и качественные различия

в сочетаемости. Сосуществование в слове свободного и

несвободного значений невозможно. Признавать такое

сосуществование– значит, определяя свободное значение,

оперировать исключительно внеязыковыми категориями, а определяя

несвободное значение – языковыми категориями одновременно

двух планов: и сочетаемостью слова, и типом его содержания

18 В. В. Виноградов. Основные типы лексических значений слова,

стр. 12.

32

или этимологических связей с основным его значением. Для

английского языка эти положения акад. В. В. Виноградова

неприменимы. Думается, что и для русского языка их нельзя

признать плодотворными.

Второй вопрос, который следует поставить прежде, чем

перейти к анализу типов контекста, это возрос о том, что

понимать под фразеологическими связями слова.

В отечественной лингвистической литературе последнего

десятилетия это выражение приобрело широкую

употребительность. Понятие, в нем заключенное, нередко выступает

тождественным понятию контекстуальных связей слова.19 В

упомянутой выше статье акад. В. В. Виноградова приводится

двучленное противопоставление свободного и фразеологически

связанного значения. Он пишет: «... многие слова или отдельные

значения многих слов, преимущественно переносного или

синонимического характера, ограничены в своих связях... Вокруг

многозначного слова группируется несколько фразеологических

серий. Большая часть значений слов фразеологически связана.

Иметь разные значения для слова чаще всего значит входить

в разные виды семантически ограниченных фразеологических

связей».20 Получается, что всякое значение, если оно не

свободное, есть значение фразеологически связанное; всякая словесная

связь, обнаруживающая семантическую зависимость одного

слова от другого, есть связь фразеологическая.

Не стоило бы спорить против самой этой терминологии,

если бы столь широкое, обобщающее ее применение не

означало недифференцированный подход к принципиально

различным типам взаимодействия слов в речи. Сочетание слов,

имеющих между собой контекстуальную, т. е., по данной

терминологии, «фразеологическую» связь, должно быть, естественно,

признано за сочетание фразеологического порядка. Поскольку

контекстуальная, она же «фразеологическая» связь слов —

наиболее типичная, регулярно проявляющаяся семантическая

зависимость слова в потоке речи, то, следовательно, речь предстает

в виде цепи фразеологических сочетаний, особенно речь

английская, для которой контекст, как отмечено выше, имеет особую

важность. Но тогда фразеология из науки о специфически

устойчивых сочетаниях слов как элементах языка

перерождается в науку о контекстуальных группах слов как элементах речи,

или даже шире – в науку о комбинаторной валентности слов,

т. е. в контекстологию в широком смысле слова.

19 См., например: Л. И. Р а з и н к о в а. Материалы по составлению

фразеологического словаря современного английского языка, Уч. зап. 1 МГПИИЯ,

т. IX. М., 1956; И. В. А р н о л ь д. Лексикология современного английского

языка. М., Изд. лит. на иностр. яз., 1959, стр. 63.

20 В. В. Виноградов. Основные типы лексических значений слова,

стр. 17.

3 Н. Н. Амосова

33

Дело, конечно, не в терминах. Можно науку такого широкого,

профиля назвать фразеологией, а учение об устойчивых

сочетаниях– идиоматикой и включить его в эту широкую

фразеологию. Можно общее учение о контексте назвать контекстологией,

а его специализированный раздел – фразеологией. Не это'

важно. Важно, что в одном ряду сочетаний мы будем иметь

дело d переменным контекстом, в котором указательный

минимум допускает большее или меньшее количество вариаций

в пределах одного и того же семантического результата; в

другом ряду сочетаний – с контекстом постоянным, обладающим

многими свойствами и особенностями, не существующими в

контексте переменном. Качественное различие между этими двумя

рядами явлений таково, что требует и терминологической

дифференциации.

Поэтому следует особо оговорить, что здесь и далее

контекстуальной связанностью слова мы будем называть

семантическую обусловленность слова в переменном контексте,

фразеологической же связанностью – его семантическую

обусловленность в постоянном, действительно стабильном, а не просто

часто регистрируемом контексте. Фразеология, таким образом,

определяется как учение о единицах постоянного контекста.

Для того чтобы наше понимание различия между

постоянным и переменным контекстом, разграничивающее предмет

общей контекстологии и фразеологии, было достаточно

прояснено, необходимо рассмотреть не только постоянный контекст

в его деталях и разновидностях, но и основные вопросы,

связанные с переменным контекстом. Общая характеристика этого<

последнего должна послужить, так сказать, предисловием

к фразеологии.

§ 2. ТИПЫ ПЕРЕМЕННОГО КОНТЕКСТА

Принципиально возможно аналитическое различение двух:

основных типов переменного контекста, отличающихся друг от .

друга характером указательного минимума: лексического.

и синтаксического контекста. Под лексическим контекстом .

понимается контекст, содержащий такой указательный

минимум, который способствует реализации значения слова

посредством самой семантики составляющего этот указательный ■.

минимум слова или комплекса слов, независимо от характера их .

синтаксической связи с семантически реализуемым словом.

Наоборот, синтаксическим контекстом должен быть признан

такой контекст, указательным минимумом в котором служит

сама по себе синтаксическая конструкция, элементом которой

является семантически реализуемое слово, независимо от

лексических значений входящих в эту конструкцию слов.

Переменный характер лексического и синтаксического

контекста определяется прежде всего подменяемостью слов, входя74

34;

щих в указательный минимум любого из указанных типов. При

чистом лексическом контексте его переменный характер

поддерживается также возможностью вариаций синтаксического

отношения указательного минимума к семантически

реализуемому слову. Но основным релевантным« признаком переменного

контекста и в этом случае остается вариантность лексического

состава указательного минимума.

Лексический контекст в его чистом виде можно видеть

в ряде случаев употребления прилагательного blind. Возьмем

их в качестве иллюстрации. Напомним, что здесь и далее мы

будем обращать внимание лишь на лексическое значение

семантически реализуемого слова.

Значение 'слепой', т. е, 'незрячий', безусловно реализуется

в прилагательном blind при сочетании его с существительными,

обозначающими одушевленное существо, орган зрения или его

функцию. Например: blind cat, horse, mole, worm, cub, bitch

и т. п., с одной стороны; blind eyes, orbs; blind look, gaze

и т. п. – с другой. Синтаксические связи между указательным

(«ключевым») и семантически реализуемым словом

контекстуально безразличны (ср. the mole is blind и т. п.). В

определенных условиях (о которых скажем далее) ключевым словом

для этого значения может служить существительное,

обозначающее лицо или совокупность лиц (man, woman, child, girl,

boy, musician и т. п.; family, group и т. п.).

Значение blind 'слепой', т. е. 'мешающий соображать,

лишающий разума', также является лексически связанным

и актуализируется при указательном минимуме с типовым

значением наименования эмоции: blind fury, love, passion, rage,

panic, hatred, fear, adoralion и т. п. и т. д.

Значение 'необдуманный, неразумный, безрассудный'

реализуется в прилагательном blind в контекстуальном сочетании

с существительными, обозначающими действия, процессы,

поступки (blind battle, escape, attack, haste, choice, purchase,

struggle и. т. п.); значение 'действующий механически' – с

существительными с типовым значением 'побудительной причины,

действия или явления' (force, goad, stimulus, impulse,

necessity и др.).

Прилагательное blind может иметь также значение

'закрытый с одного конца4. Оно появляется в сочетании с

существительными, обозначающими предметы, нормально имеющие два

противоположно расположенных отверстия. Например: blind

tube 'закрытая с одного конца труба', blind pipe 'трубка с одним

запаянным концом', blind alley (в прямом значении) 'тупик'

(букв, 'закрытый с одного конца проход'), blind valley

'закрытая долина', blind drift 'тупиковый штрек в шахте', blind pass

'закрытый проход' и т. п. Сочетаясь с наименованиями

предметов, обычно имеющих просветы или нормально представляющих

собой отверстие, blind означает 'глухой', т. е. 'не имеющий отвер-

3*

35

стия Например: blind arch 'фальшивая арка', blind door

'заложенная дверь', blind wall 'глухая стена' (без проемов), blind hole

'яма' (в отличие от сквозного отверстия, т. е. дыры,

обозначаемого тем же существительным hole), blind window 'фальшивое

окно', blind storey 'этаж, не имеющий окон со стороны фасада',

blind balustrade 'сплошная балюстрада', blind hedge 'сплошная

изгородь' и т. п.

С ключевыми словами разнообразных значений, не

входящими в перечисленные выше и какие-либо иные

контекстуальные наборы к прилагательному blind, это последнее получает

значение 'крытый, потайной, не выходящий на поверхность'. Все

эти ключевые слова обозначают предметы, нормально открытые

с наружной или верхней стороны. Например: blind ditch 'крытая

канава', blind stitch 'потайной шов', blind rock 'подводный (т. е.

покрытый водой) риф', blind sap 'крытая сапа', blind lock

'потайной замок', blind lode 'рудная жила, не выходящая на

поверхность', blind bond 'потайная перемычка' и т. д. я т. п.

В прилагательном blind имеется и значение 'еле видный,

плохо различаемый зрением'. Например: blind handwriting

'неразборчивый почерк', blind type, blind print 'нечеткий шрифт',

blind path (track, road, way) 'еле видная тропинка (дорога

и т. п.)', blind joint 'неясная слоистость' (геол.) и т. п.

Как можно видеть, контекстуальный набор, допустимый

в пределах одного значения данного семантически реализуемого

слова, может представлять собой идеографическую группу,

определенный семантический подкласс слов (например,

названия эмоций для значения 'мешающий рассуждать'), или

сочетание двух и более идеографических групп (например,

одушевленные существительные, наименования органа зрения и его

функции для значения 'незрячий, лишенный способности видеть').

В этих случаях контекстуальный набор может быть подведен

под некое лингвистическое определение в силу присущего его

элементам типового или нескольких типовых значений.

В других случаях контекстуальный набор строится из слов,

не сводимых к какой-либо идеографической группе и не

имеющих общего для них всех типового значения (например, см.

контекстуальный набор для значения 'закрытый с одного конца',

'крытый', 'сплошной' и др.). В этих случаях фактором

формирования данного набора служит произвольно выделяемый не

основной качественный признак самих обозначаемых; поэтому

такой контекстуальный набор не может быть подведен под

какое-либо лингвистическое определение. Тем не менее, с точки

зрения контекстологического анализа в любом из этих случаев

контекстуальный набор может быть определен в своем составе

(либо в виде контекстуальной формулы, либо в виде перечня) и

обнаруживать, во-первых, лексическую связанность значения

семантически реализуемого слова, а во-вторых, переменный

характер лексического указательного минимума.

36

Во всех приведенных выше случаях лексический

указательный минимум является одночленным, так как состоит из одного

ключевого слова, достаточного для реализации данного

значения семантически реализуемого слова blind. Синтаксическая

связь этого последнего с ключевым словом дана

непосредственно, без помощи каких-либо дополнительных элементов, эту

связь осуществляющих, и может варьироваться.

В иных условиях, а именно тогда, когда семантически

реализуемое прилагательное blind не является определением по

отношению к ключевому слову или объектным предикативным

членом (типа I found Mother blind), синтаксическое сцепление

одного с другим может осложняться включением связующих

элементов. Если семантически реализуемое прилагательное

выступает в роли предикатива, ключевое слово является по

отношению к нему подлежащим, и связь между ними нормально

осуществляется с помощью связочного глагола. Например:

The hedges were getting too blind for hunting (OED, I,

920).

Подсобный элемент появляется и тогда, когда указательный